Аксум

Глава 8 Штурм

— Очередные! — проорал я команду, внимательно наблюдая, как один из отрядов верблюжьих всадников, отстрелявшись, подался назад. И хоть у каждого из воинов имелся полный колчан самых разнообразных стрел, они имели свойство быстро заканчиваться.

Следующий отряд занял место предыдущего и продолжил стрелять. Запас стрел в обозе имелся, колчаны наполнялись, и очередной отряд готовился к бою. Вражеское войско под ураганом стрел начало таять. Лучники, стреляющие со стен города, не справлялись и несли большие потери. Но также несли потери и мои дромадарии. Хотя по ним попасть оказалось гораздо сложнее, потому что они находились в непрерывном движении. Такой тактики здесь пока не использовали, да на окраине мира это и не требовалось.

Но так дальше продолжаться не могло, сейчас аксумцы либо побегут, либо атакуют, другого не дано, и они атаковали. Из-за рядов пеших воинов вырвались такие же дромадарии, как и у меня, и бросились в атаку.

— Трубы!

Отнятые в своё время у подземников и сделанные по их образу и подобию, трубы с жуткими протяжными звуками тут же завыли на разный лад, пророчествуя гибель и ужас всем, кто против нас. Даже меня внезапно пробрал некий холодок ужаса. «Надо было ночью их испробовать, — мелькнула запоздалая мысль, — но ничего, они и сейчас лишними не станут».

Тут же мои верблюжьи лучники стали сворачивать карусель смерти и уходить в сторону, оставляя пехоту и пеших лучников с пращниками.

— К оружию! — отдал я очередную команду и, тронув верблюда коленями, поскакал к стоящему невдалеке отборному отряду дромадариев. Наш удар станет сокрушительным и решающим, но сначала пусть случится минута триумфа у моих противников. Ведь пехоте тоже нужна практика борьбы с конницей, а что может стать лучшей практикой, чем атака вражеских дромадариев⁈ И мои воины выстоят, я верю в них.

Неизвестно почему, в голову пришла нелепая трактовка битвы высокопарной речью в пафосе восточных оборотов: «Победоносным войскам нашим всегда покровительствуют конные полки небесных сил, а потому действия неприятелей на ратном поле имеют против нас такую же силу, как звезды небесные против восходящего солнца. Пламенный меч наш, устремленный к поражению неприятеля, — есть молния, все сожигающая. От пыли, несущейся никем непобедимой конницы нашей, место сражения померкло так, что если бы открытый дикарями огонь не освещал его, то стрелы, лишающие жизни, не находили бы пути пронзать сердца неприятельские. Пять часов длился бой, и воюющие не различали белого и черного. Наконец, на закате солнца, разрушилось и основание неприятельских войск, несчастное же знамя неприятеля — низверглось.»

А? Каково? Или какого⁈ Гм…

Хмыкнув, я разогнался и, возглавив отряд воинов, обернулся к противнику, который в этот момент подобрался вплотную к моим копейщикам и с диким хрустом вломился в их ряды.

Немыслимый шум поднялся до небес, распугав дикое зверьё на многие километры вокруг. Трубы взвыли ещё более кошмарными звуками, словно прогнозируя близкую смерть всему живому, и не умолкали до той поры, пока я не бросил в их сторону: «Хватит!»

Ближайший ко мне воин-посыльный, тут же хлестнул верблюда и поскакал к оркестрантам затыкать трубы, они сразу замолкли, прервавшись на полу ноте, и наступила тишина, что ещё больше обозначила дикие звуки жестокой сечи.

Крики, лязг железа и бронзы, треск разрубаемых деревянных щитов, стоны и дикое мычание верблюдов заполонили всё пространство вокруг, обнажив печальное нутро любой смертоносной битвы живых с живыми. Только люди умеют так убивать, звери, несмотря на свою дикость и неразумность, гораздо менее плотоядны и жестоки.

Изрядно потрёпанные царские всадники пытались продавить наш строй, но с каждой минутой их потуги становились всё более беспомощными. Теряя людей от стрел и копий, они сначала остановились, не в силах продвигаться дальше, а затем дрогнули, собираясь отступить. Этим моментом я и воспользовался.

— В атаку! — просто сказал я, надев шлем и застегнув на себе чёрный кожаный плащ. Хлестнув верблюда, направил его в самую гущу схватки, высмотрев для себя достойную цель. Вслед за мной, растекаясь широким фронтом, поскакали и мои воины.

Наклонив пику и закрывшись щитом, я скакал впереди, красуясь перед всеми, кто меня видел. Белый, прекрасно изготовленный шлем с пышным плюмажем из перьев страуса, большой прочный щит, длинный кожаный плащ, развевавшийся за моей спиной и длинное копьё с наконечником, сделанным из железа. Всё это вместе создавало очень нехарактерный образ для данной местности и приковывало к себе взгляды всех присутствующих, а ещё на мне прекрасно сидела очень красивая, хоть и не железная, броня.

В общем, я выглядел, как вождь, являлся им и готовился доказать это любому, думаю, что это смогли почувствовать все, меня сейчас наблюдавшие. Разогнавшись, я начал придерживать верблюда, дабы мои воины смогли догнать меня, а то и перегнать, лезть дуриком под стрелы я не собирался. Позёрство — это хорошо, но в меру.

Меня нагнали и обогнали воины и, не останавливаясь, ударили в левый фланг всадников аксумского царства. Уставшие атаковать и уже почти развернувшие верблюдов, наши враги оказались застигнуты врасплох этой атакой и почти сразу же обратились в бегство. Каждый мой воин метнул по дротику в них и схватился в жестокой схватке.

Мне достался всадник в богатом убранстве, точнее, я сам к нему целенаправленно ехал, чтобы он от меня не ушёл. Направив на него верблюда, я мимоходом проткнул одного воина, бросившегося на его защиту, и напал на военачальника Аксума.

Этот дородный воин, годами далеко за тридцать, не испугался, а наоборот, обрадовался и ударил меня копьём. Приняв удар на щит, я с размаху ударил в ответ и пробил его щит. Вывернув копьё, я заставил врага пошатнуться в седле и, резко отпустив копьё, выхватил кинжал и изо всех сил метнул ему в лицо.

Удар пришёлся точно в цель. Военачальник откинулся назад, и я добил его ударом хопеша, после чего, победно подняв окровавленный топор, закричал: «Халла! Возьмите же город!»

Мои дромадарии и без криков поняли, что сражение вступило в свою завершающую фазу, а до победы остался всего лишь один шаг. Они яростно ринулись в атаку на пехоту Аксума, преследуя оставшихся в живых всадников.

Битва закипела с новой силой, но её ход уже становился вполне ясен. Аксумские дромадарии смяли ряды своей пехоты, которая уже и сама собиралась отступить, а тут просто побежала. Всё же, некоторые воины не стали убегать, а сражались до конца, пав смертью храбрых, но таких оказалось очень немного, и довольно скоро вся аксумская армия, потеряв своего военачальника, стала разбегаться, стремясь успеть скрыться за воротами.

Но на верблюдах двигаться возможно намного быстрее, и мои войска ворвались в город на плечах бегущих воинов. Ворота были взяты, осталось теперь только их удержать. Всё это время лучники со стен нашпиговывали стрелами атакующих, в ответ вернулась карусель смерти от моих лучников и нанесла им существенные потери, заставив прятаться, а не стрелять.

Бой закипел у ворот. Всадники прорвались и стали растекаться по улицам, а к воротам уже подоспела пехота, что вступила в бой с остатками войска Аксума, сюда же подъехал и я. Через полчаса ворота и стены перешли под наш контроль, и мне стоило большего труда удержать моих воинов от бессмысленных убийств проигравших воинов и горожан. Они боялись меня и тех воинов, что следовали за мной, как личная гвардия. Поэтому большинство из сдавшихся в плен остались живы, а город не сожгли, хотя спонтанные грабежи и начались.

Оставался не взятым лишь дворец, где укрылся царь Аксума, как оказалось, там он находился вместе со своей дочерью. Я приказал окружить дворец со всех сторон, но не атаковать. Царя защищали отборные воины личной гвардии, и бой обещал стать жарким и кровопролитным. Мои войска понесли существенные потери, хоть и намного меньшие, чем аксумцы, но напрасные жертвы мне не нужны. Те, кто прошёл со мною саванну, ценны и необходимы.

Однако, пора уже и царя за бороду схватить и попробовать с ним разговаривать, возможно, договоримся. Есть у меня пара мыслей, что с ним делать дальше и как поступить, но всё зависит от него.

В это время прекрасная Кассиопея, заламывая руки, молилась Афродите, прося её о защите и помощи. Сейчас она находилась в комнате учёного грека Фобоса. Вообще, первоначально его звали совсем иначе, но он предпочитал, чтобы его именовали именно так. Возможно, тому виной являлось его лицо, изуродованное былыми шрамами, как будто от огня, или его нелюдимый нрав, что имел своё объяснение, но он требовал, чтобы его называли только Фобосом.

Сейчас он оказался прикован к постели болезнью и практически не вставал, лёжа выслушивая информацию о происходящих вокруг событиях.

— Мы проиграли?- спросил он у Кассиопеи.

— Я не знаю, но мы окружены и заперты во дворце, только личная гвардия отца держит укрепления.

— Плохо дело, они долго не продержатся.

— Почему?

— Потому что они оказались во дворце, как лев в клетке. Город, судя по всему, взят штурмом, а мы обречены.

— Но мы же живы, они не посмеют нас убить, я дочь царя!

— Они дикари, им всё равно. Они пришли, чтобы разграбить и уйти обратно в свои бесплодные степи.

— Нет, их вождь, его зовут Егэр, он пришлый, он хочет захватить наше царство.

— Кто тебе это сказал, Кассиопея?

— Отец.

— Он уверен в этом?

— Скорее да, чем нет, — колеблясь, ответила девушка.

— Может и так, всё равно, болезнь сломила меня, и мне осталось недолго жить, но тебя жаль, моя девочка, и я хочу помочь тебе спастись. Скажи мне, этот вождь, он молод?

— Да.

— Ты видела его?

— Издалека, с городской стены.

— А есть ли у него жена и дети?

— Я не слышала об этом.

— Гм, скорее всего, он не имеет ни жены, ни детей, просто пользуется рабынями или наложницами. Что же, это неплохой вариант, чтобы попытаться спасти тебе жизнь.

— Мне жизнь? Ты, Фобос, предлагаешь мне стать его наложницей⁈

— Нет, я предлагаю, пока осталось ещё время, договориться с ним и предложить ему тебя в жёны. Ты молода, красива, у тебя есть положение, ты дочь царя. Если он женится на тебе, то станет формально царём, даже без захвата царства, а если он оставит жизнь твоему отцу, то для тебя практически ничего не изменится. Тебе нужно срочно позвать ко мне своего отца, я хочу убедить его сделать этот шаг и попытаться договориться, пока ещё есть такая возможность. Если они начнут штурм дворца, то окажется уже поздно.

Девушка вскочила. Она прекрасно понимала, чем ей грозит попадание в плен. Лучше об этом даже не думать, а если задуматься, то можно сойти с ума, а ведь всё казалось так хорошо с утра, и вот, что принёс вечер. Развернувшись, она побежала искать отца и нашла его довольно быстро, возле главного входа, где он стоял в окружении своих воинов и мрачно смотрел сквозь узкие окна холла.

На площади перед дворцом толпились чужие воины, смеялись и перекрикивались, но не нападали, лишь изредка кто-нибудь натягивал лук и стрелял в окно стрелой без наконечника, не с целью убить, а чтобы показать, что ничего ещё не закончилось. А в том, что затворники ещё живы, виноват их вождь, что приказал пока не штурмовать дворец.

Ахмек-тэре это уже давно понял и теперь размышлял, с чем связана подобная проволочка. Несомненно, если бы Егэр собирался убить его, то уже давно начал штурм дворца, но он этого не сделал, чего-то выжидая. Понять бы ещё, чего. Неожиданно сзади возникла его насмерть перепуганная дочь, тем не менее, старающаяся держать лицо.

— Отец! Фобос просит тебя прийти к нему, он хочет поговорить с тобой о нашем будущем, если оно ещё возможно.

— О нашем будущем? Оно будет горьким и коротким, моя девочка, но мы умрём, как воины, а не как гиены.

— Отец, он хочет предложить тебе совет, который сможет нас всех спасти.

— Совет⁈ — царь хотел было ругнуться и отослать дочь, но в последний момент передумал. В конце концов, почему бы не выслушать пару слов от старого грека, это уже ничего не изменит.

— Идём! — коротко бросил он дочери и пошёл вперёд. Идти до комнаты, где лежал старый мудрец, оказалось недалеко, и они довольно скоро зашли в помещение.

— Ты просил меня прийти к тебе, Фобос.

— Да, мой царь, просил.

— Говори!

Грек немного приподнялся на деревянном ложе и с великим трудом сел, свесив голые ноги вниз, и также повесил голову, не в силах держать её прямо. Собравшись с силами, он спросил.

— Дикари не атакуют дворец?

— Нет, чего-то выжидают.

— А чего, как ты думаешь, мой царь?

— Не знаю.

— Я, мой царь, позволю себе предположить, что их вождь задумал переговоры с тобой, с целью чего-то выгадать. Он же молод?

— Да.

— Ты видел его?

— Да, как тебя сейчас.

— Как меня сейчас? — озадаченно спросил старец.

— Да, он приходил ко мне во дворец за наградой.

— За что?

— Он спас мою дочь, когда путешествовал с купцом, который её вёз, а она заболела дорогой. Он не местный дикарь, род его живёт где-то далеко в стране, что граничит с Финикией.

— Вот как! — покачал головой старик, а Кассиопея вне себя от удивления распахнула свои большие чёрные глаза и неотрывно смотрела на отца. Она просто не в силах оказалась произнести ни слова, узнав такую неожиданную для неё информацию.

— Тогда получается, он пришёл за ней?

— Нет, он ушёл в отряде, который организовал и отправил Хим, и там пропал. Из того отряда, насколько я понял, никто не выжил, кроме него. Хим отправился морем в ту сторону, не получив вовремя от них никаких известий. Он вернулся, но я его не увидел, только прискакал от него гонец и сказал, что их поход провалился, а те сокровища, что они искали, достались неизвестно кому.

— Гм, ну я теперь знаю, кому они достались, Ахмек. Этому вождю и достались. И теперь он пришёл забрать себе и всё остальное. А Хим еле унёс ноги и, насколько я знаю, он сам в поход не ходил, а пришёл туда последним, чтобы всё забрать себе и увезти финикийцам. Я слышал об этом деле, оно с самого начала не понравилось мне, но Хим есть Хим, его не переубедить ни за что. У него имелась и своя выгода, не думаю, что те, кто нашёл сокровища, остались бы в живых после встречи с ним, но получилось совсем наоборот, хагр, — старик стал кашлять, долго и натужно. Он уже давно так долго не говорил и поэтому отвык. В горле пересохло, а язык стал таким жёстким, что можно им подавиться.

— Ты многое знаешь, Фобос, даже то, чего я тебе никогда не рассказывал.

— Имеющий уши, да услышит, имеющий глаза, да увидит, имеющий язык, да прикусит его, мой царь, — и старик в подтверждение своих собственных слов вновь закашлялся.

— Я многое знаю, но никогда не пользовался этими знаниями тебе во вред, мой царь. Я много где побывал и многое повидал в своей жизни и оказался вынужден бежать на край мира, спасая свою никчёмную шкуру, пока не осел у тебя во дворце, за что и благодарен тебе. Я учил Кассиопею и помогал ей, я не предал тогда, не предам и сейчас. Если этот воин уже один раз видел Кассиопею и спас её, то дай ему шанс спасти её и во второй раз. Предложи её ему в жёны, этим ты спасёшь и её, и себя.

Царь вспыхнул, но тут же успокоился, что-то подобное он и предполагал, но не думал об этом пока всерьёз.

— Зачем это ему, он может убить меня, а Кассиопею превратить в наложницу?

— Может, но тогда он не получит легитимности власти. А дочь твоя ему как раз её и обеспечит.

— Гм, не верю я этому, это ты так хочешь, а он три года жил среди дикарей и станет брать всё для себя сам, не договариваясь.

— Он создал за три года армию, что смогла разгромить твою в первом же сражении, мой царь, и он до сих пор не напал на твой дворец, давая тебе шанс спастись. Его воины грабят город и тем самым успокаиваются. Если они пойдут на штурм дворца и многие из них лягут здесь, то даже вождь не сможет обуздать их кровожадность. Поэтому, у тебя есть шанс с ним договориться, и тебе стоит первому предложить ему переговоры и принять все его условия. Это спасёт жизнь и тебе, и твоей дочери, и всему царству.

— В твоих словах есть зерно истины, Фобос. Ну, что же, мне надо подумать, и я приму решение, пока есть на то воля богов.

— Подумай, мой царь, но не тяни с решением, время медленно утекает сквозь пальцы жизни, склоняя чашу весов в сторону царства Аида. Решайся! И ты сказал, что он вылечил твою дочь, так он ещё и лекарь?

— Да, наверное, я решу, — отрывисто бросил Ахмек-тэре и, развернувшись, быстро вышел, оставив дочь наедине со стариком.