Алехин

ВОСХОЖДЕНИЕ С ПРЕПЯТСТВИЯМИ

Испытание славой… Наверное, всем, кому выпадал большой успех, приносивший широкую популярность, довелось проходить через это. Общее внимание, поздравления со стороны даже незнакомых людей, безусловно, волнуют, льстят тщеславию. Невольно появляются мысли о какой-то своей исключительности, забывается, что в достижении успеха была и доля удачи.

Сейчас, конечно, трудно утвердительно говорить о том, что подобные чувства испытывал Саша Алехин по возвращении в родную Москву. Но шумные ликования гимназии, где он сразу возвысился в глазах не только товарищей, но и преподавателей, сердечные рукопожатия с радостными возгласами в Московском шахматном кружке волновали. Наиболее близкие товарищи горели желанием прийти в комнату Александра Алехина в Никольском переулке, чтобы воочию увидеть и даже потрогать большую, с двумя ручками, прекрасную вазу, пожалованную царем. Она возвышалась на столе рядом с расставленными шахматными фигурами и часами. Позднее вазу переставили на подзеркальник. Она будет постоянно находиться здесь вплоть до переезда Алехиных в другой дом.

Привлекало внимание гостей и красивое свидетельство, удостоверяющее, что ваза является призом Имени Их Императорских Величеств. Ну и, разумеется, всем хотелось услышать от Саши подробности о Международном Шахматном Конгрессе в память М. И. Чигорина.

С большим интересом встречались отзывы шахматных авторитетов, выступавших в печати по итогам состязаний.

Много позже, в 1956 году, маэстро и журналист Савелий Тартаковер, проживавший в 1909 году в Австрии и разделивший тогда в Санкт-Петербургском международном турнире 11–12-е места, писал: «…уже тогда, как участник и победитель Всероссийского состязания, Алехин выказал ту волю к победе, ту целеустремленность, которая характеризовала его всю жизнь и которую отнюдь не следует смешивать с простым честолюбием…» Вполне вероятно, что нечто подобное Александр и тогда слышал от старших коллег.

В общем, было отчего закружиться голове шестнадцатилетнего гимназиста. Он уверовал в пробивную силу инициативы, в свое редкое комбинационное зрение, и то, что почти в любой ситуации можно найти спасение, и в какой-то мере ослабил самокритичность. К тому же он вновь забыл о том, что между соревнованиями необходим отдых.

Вскоре после возвращения из Санкт-Петербурга, уже в конце марта 1909 года, Александр включается в весенний турнир Московского шахматного кружка. Он проходил с ноября 1908 года в помещении Политехнического общества в Малом Харитоньевском переулке. Но игра не шла, соперники не робели и против Алехина стояли накрепко. В итоге Саша вынужден был довольствоваться пятым местом с 6½ очками из 10 партий. Его обошли хорошо знакомые партнеры-первокатегорники: 1-й приз завоевал А. Гончаров, 2-й — В. Розанов, 3-й — Н. Целиков и на 4-м месте был П. Селезнев.

Свою неудачу Алехин перенес стойко. 14 мая 1909 года, когда Московский шахматный кружок заканчивал сезон, в консультационной партии, играя вместе с А. Селезневым черными фигурами, он одержал победу над Д. Павловым и В. Розановым.

Удивительно, что в это же время Саша вознамерился возобновить заочную игру и записался сразу в два турнира по переписке: XVII турнир журнала «Шахматное обозрение» и II турнир, организованный князем Ф. Шаховским. Правда, довольно скоро он осознал опрометчивость этого решения и выбыл из заочных соревнований. Не потому, что назревал скверный результат, — из турнира журнала «Шахматное обозрение» он, например, вышел, имея 7 побед и 1 ничью без поражений, но в связи с отсутствием времени на столь длительное соревнование.

1909 год знаменателен для Александра Алехина дебютом в шахматной журналистике. Он начинает активно сотрудничать в журнале «Шахматное обозрение», который в 1909–1910 годах являлся единственным шахматным изданием в России. Редактором-издателем журнала был известный общественный деятель, шахматный журналист и композитор Павел Павлович Бобров. Его неиссякаемой энергии можно было позавидовать, — он успевал повсюду: будучи секретарем Московского шахматного кружка, выступал одним из инициаторов проведения крупных турниров и организаций гастролей ведущих шахматистов, подготовил три шахматных литературных сборника, издавал журнал и вел шахматные отделы в ряде периодических изданий. И, что не менее важно, — П. П. Бобров способствовал выдвижению многих талантливых шахматистов. В то время ему было 47 лет, и он сразу же увидел в лице молодого мастера глубокого аналитика, обладающего литературными способностями.

Уже в № 79–82 журнала «Шахматное обозрение» (январь — апрель 1909 года) были опубликованы примечания А. А. Алехина к семи партиям из Всероссийского турнира любителей. В четырех из них комментатор играл сам. Примечания к проигранной им партии с Д. Данюшевским он написал вместе с партнером.

В № 83–86 (май — август 1909 года) печатаются комментарии А. А. Алехина еще к пяти партиям. Его аналитические примечания к партиям публикуются и в последующих номерах «Шахматного обозрения».

Одновременно с этим Александр прокомментировал 14 партий Всероссийского турнира любителей для готовившегося к печати сборника «Международный Шахматный Конгресс в память М. И. Чигорина». Это прекрасно исполненное в полиграфическом плане фундаментальное издание, пожалуй, и по сей день является непревзойденным.

Примечательно, что среди партий, к которым написал примечания Алехин, есть две — с П. Романовским и Д. Данюшевским, в которых он потерпел поражение. Уже тогда он не видел ничего зазорного в публикации проигранных им партий. Редкая самокритичность, стремление к объективности всегда были присущи Александру Алехину в шахматном анализе.

Летом 1909 года, после окончания занятий в гимназии, Саша отдыхал вместе с домочадцами в подмосковной усадьбе Прохоровых, находившейся в Покровском-Глебове, на берегу реки Химки (ныне на этом месте один из каскадов прудов Химкинского водохранилища). А тогда тут начинался красивый смешанный лес с аллеями и родником неподалеку, который и сейчас дарит людям прозрачную, особого вкуса воду. Длинный деревянный рубленый дом Прохоровых стоял на берегу Химок. В центральной части здания было три этажа, да еще наверху крытая обширная терраса с обзором во все стороны. От этой доминанты, как крылья, направо и налево, здание постепенно снижало высоту постройки — сначала до двух этажей, затем одного. Крыша в ряде мест завершалась конусообразными небольшими башенками, а окна в доме были широкими, распахнутыми навстречу очаровательной природе. На этой подмосковной даче жила летом не только многочисленная родня Прохоровых. Сюда нередко приезжали отдыхать специалисты Трехгорной мануфактуры, а в воскресные и праздничные дни — дети из приюта. Детвору привозили с Пресни на подводах, накрытых поверх сена толстыми одеялами. Здесь они гуляли, купались, играли, получали подарки.

Но вот 20 июля 1909 года сюда пришла скорбная весть — на семидесятом году жизни скончалась Анна Александровна Прохорова, вдова основателя «Товарищества Прохоровской Трехгорной Мануфактуры», бабушка Александра Алехина. Это была тяжелая утрата для всех родных и близких, — властная, но и душевная женщина была как бы стержнем всей семьи и всего фабричного дела. Ее последние дни жизни прошли в имении Алехиных «Красная долина», находившемся в Землянском уезде Воронежской губернии. В последний путь на кладбище Новодевичьего монастыря ее провожала огромная толпа. Для Саши Алехина смерть бабушки была большим горем, — она всегда относилась к нему с нежностью, добротой.

На семейном совете было решено отправить Сашу в Крым, с тем чтобы он там, сменив обстановку, отвлекся от тяжких мыслей. В конце августа Алехин выехал в Севастополь. Любовался морем, вживался в неторопливый ритм южного города. И тут, естественно, нашлись любители шахматной игры. Состоялся небольшой турнир при трех участниках. Александр выиграл все партии, — и у П. А. Омелянского, и у В. Е. Карпова. Как потом шутили товарищи Алехина, то была первая его гастроль.

Когда Александр вернулся в Москву, то узнал, что Московский шахматный кружок вновь перекочевал в другое помещение. Теперь его приютило «Собрание служащих в кредитных учреждениях Москвы», арендующее здание театрального типа на Малой Бронной улице, дом № 4. (Ныне этот дом вошел в ансамбль перестроенного в советские годы здания Московского драматического театра на Малой Бронной.) Владелец здания московский купец М. С. Романов имел рядом с ним, на углу Тверского бульвара, еще один большой жилой дом, где квартировали врачи, артисты, музыканты, чиновники.

Старший брат Саши — Алексей — был избран кандидатом в члены комитета Московского шахматного кружка. Помимо соревнований кружка, он без устали играл в турнирах по переписке и взял подряд четыре первых приза. Так что при встрече братьям было о чем поговорить, а заодно и показать какие-то партии или фрагменты из них.

17 ноября 1909 года они оба включились в турнир, в котором участвовало 12 членов кружка. Первый приз взял Александр Алехин, на втором месте был Василий Розанов.

Вслед за этим соревнованием последовал традиционный «зимний» турнир Московского шахматного кружка при 9 участниках. Первый приз вновь завоевал Александр Алехин, одержавший 7 побед и проигравший лишь одну партию второму призеру П. Урасову. Очень неудачно выступил Алексей, сумевший сделать только 4 ничьи. Любопытно, что братья принципиально отказались играть партию между собой. В связи с этим каждому из них поставили в таблице результатов по минусу, что было равноценно потере очка для обоих.

За свою жизнь Александр Алехин немало сил отдал популяризации шахматной игры в самых разных странах: выступал с лекциями, давал сеансы одновременной игры. А начало было положено 19 февраля 1910 года в Московском шахматном кружке, где Александр провел свой первый сеанс одновременной игры. Вот как об этом сообщалось в № 91–92 журнала «Шахматное обозрение»:

«Наш молодой маэстро впервые пробовал свои силы в подобного рода игре, и первый же опыт оказался блестящим. К сожалению, по недостатку места (большие залы Собрания в этот вечер были все заняты), сеанс проходил в маленькой комнате, где с трудом удалось поместить 22 партии (желающих играть было больше). Из них г. Алехин после 3 часов 25 минут игры выиграл 15 при 1 проигранной (г. Острогскому) и 6 ничьих (с г.г. Кадэ, Мигриным, Бакастовым, Поповым, Випрехтом и Перфильевым)…» Далее в журнале приводились две партии из сеанса. Сообщение заканчивалось словами: «Ставка в каждой партии была по 1 рублю. Весь выигрыш г. Алехина поступил в фонд на сооружение памятника М. И. Чигорину».

В этом же номере «Шахматного обозрения» читаем: «Тула. 11, 23 и 24 февраля в местном шахматном кружке состоялись гастроли молодого московского маэстро А. А. Алехина…» — и далее сообщаются итоги поездки. За три дня пребывания в Туле Алехин дал два сеанса одновременной игры: на 23 и 24 досках, победив, в общей сложности, в 40 партиях при 2 проигрышах, а также провел сеанс одновременных консультационных партий, где против него, игравшего черными фигурами, за каждой доской было пр 3–4 человека, и, кроме того, еще сыграл отдельно партию с одним из лучших шахматистов города К. Василевским, в которой тоже взял верх.

Как вспоминал одноклассник Алехина Павел Попов, Александр в старших классах часто приглашал его в шахматный кружок на Малой Бронной к концу сеанса одновременной игры, с тем чтобы затем пойти вместе в ресторан поужинать. Но после сеанса Алехин обычно бывал рассеян, забывал заказывать еду и находился все еще в мире шахмат, анализируя некоторые партии. Разговор на отвлеченную тему завязывался не сразу.

17 мая 1910 года в Московском шахматном кружке подвели итоги сразу двух состязаний: третьего турнира-гандикапа, начатого еще в конце февраля, и турнира с нумерацией игроков (по биллиардной системе) — на равных, начатого на исходе марта. Первые призы, с большим отрывом от других участников, получил Александр Алехин. В турнире-гандикапе за ним были: 2-м — В. Острогский, 3-м — Б. Блюменфельд, а в другом соревновании: 2-м — Д. Павлов, 3-м — Л. Геника.

Известность Александра Алехина росла. Одно из свидетельств этого — краткая информация из № 93–95 (март — май 1910 года) журнала «Шахматное обозрение»: «При частной гимназии П. Н. Страхова (Спасская-Садовая, д. Кудряшова) недавно открылся шахматный кружок имени нашего молодого маэстро А. А. Алехина».

А в это время, в мае, семнадцатилетний маэстро, солидно названный на страницах журнала с двумя инициалами — А. А., сам сидел за партой и сдавал выпускные экзамены в Поливановской гимназии. Оценивая его знания, преподаватели были единодушны и ставили, как правило, высокие оценки.

Впрочем, сейчас у нас есть возможность ознакомиться с окончательными оценками успеваемости гимназиста Александра Алехина. Перед вами копия подлинного документа, найденного автором книги в конце 1994 года в Государственном историческом архиве Москвы.

Как видно из приведенного документа, Саша Алехин, получивший высокие оценки почти по всем предметам, особенно неуверенно чувствовал себя в математике и физике.

Казалось, теперь Александру Алехину следовало бы сделать следующий, давно намеченный шаг — подавать документы на поступление в Императорское Санкт-Петербургское училище правоведения. Это привилегированное учебное заведение готовило высококвалифицированные кадры для службы не только в юридических, но и в правительственных учреждениях. Там можно было рассчитывать и на дипломатическую карьеру, о желательности которой Саша не раз говорил с товарищами.

Однако документы в Санкт-Петербург летом 1910 года не отправляются, и поступление Алехина в престижное училище временно откладывается.

Вначале у автора книги было предположение, что Алехину, видимо, тогда потребовалось время на подготовку к продолжению учебы и получению профессии. Вероятно, юноша подолгу сидел дома в окружении научной литературы и усердно пополнял свои знания…

Это предположение оказалось верным. Но только Саша Алехин подошел более основательно к решению стоявшей перед ним проблемы. Не ограничиваясь самостоятельными занятиями, он поступил на юридический факультет Московского университета, куда был зачислен 3 августа 1910 года. С этой страницей биографии Алехина читатели сейчас знакомятся впервые, ибо прежде этот факт не был известен.

В конце сентября 1994 года перед автором книги в Государственном архиве России лежала папка розового цвета с текстом, набранным в типографии:

«№ 47

1910 года

Дело канцелярии по студенческим делам Императорского Московского Университета».

А ниже от руки, с сохранением ныне упраздненной буквы ъ в конце слова, было написано:

«Алехинъ

Александръ Александровичъ»

В папке содержатся 10 листов и снимок Александра Алехина 1910 года, ранее неизвестный. Судя по всему, он тогда тщательно готовился к встрече с фотографом. Это просматривается в аккуратно уложенной прическе и редко надеваемом пенсне со шнурком, выходном костюме, сорочке с воротником стойкой и галстуке бантом. На лице юноши не видно никаких эмоций, оно как бы застыло в тот миг, когда щелкнул затвор фотоаппарата. Подобные снимки типичны для важных дат и событий, обрекавших позирующих перед объективом на скованность.

Так было и на сей раз. Семнадцатилетний юноша мысленно уже совершал, наверное, волнующий, ответственный шаг во взрослую жизнь.

Приведу из папки самый первый документ, написанный Алехиным черными чернилами, с присущим ему размашистым почерком:

В нижней части Прошения фиолетовыми чернилами зафиксировано решение вопроса: «Зачисляется студентом юридического факультета. Ректор Макаров. 3 августа 1910 г.»

Пребывание Александра Алехина в Московском университете было кратким, оно продолжалось лишь семь месяцев. Так, видимо, и было задумано им, с учетом срока подачи документов в Санкт-Петербургское училище правоведения. 15 февраля 1911 года он был отчислен из университета в связи со следующим прошением:

16 февраля Александр расписался внизу этого прошения в получении своих документов, которые вскоре представил в Училище правоведения. Вынужденная пауза не обернулась потерей времени, а была заполнена двумя семестрами занятий на юридическом факультете Московского университета.

В июле 1910 года он выехал в Гамбург для участия в международном турнире мастеров, проводимом в рамках 17-го Конгресса Германского шахматного союза. Состязание длилось с 18 июля по 6 августа при участии 17 ведущих шахматистов мира. Настрой почти у всех был боевой, очки набирались в напряженной борьбе. Первый приз завоевал К. Шлехтер — 11½ очков из 16, второй — О. Дурас — 11, третий А. Нимцович — 10½ очков. Вплотную за ними, с небольшими разрывами в пол-очка — очко расположились остальные шесть призеров. Александр Алехин разделил с Дуз-Хотимирским 7–8-й призы, набрав 8½ очков. На его счету было 5 побед, 4 поражения и 7 ничьих. Он подтвердил звание мастера и по отзывам партнеров и журналистов показал себя с хорошей стороны. После возвращения в Москву Александр приступил к занятиям в университете.

Зарубежные выступления Алехин возобновил в июне 1911 года поездкой в Германию, где он, будучи в Кельне, эффектно выиграл партию у соотечественника Сергея Фреймана, выступавшего там в турнире, а в Мюнхене одержал победу в партии против группы консультантов.

С 21 августа по 24 сентября Алехин играл в одном из самых крупных турниров в истории шахмат. Он состоялся в Карлсбаде и собрал 26 участников, треть из которых прибыла из России. Первый приз, завоеванный Р. Тейхманом, был наиболее значительным успехом в шахматной карьере победителя турнира. Он набрал 18 очков из 25 и на очко опередил разделивших II–III призы К. Шлехтера и А. Рубинштейна.

Алехин вместе с О. Дурасом, Л. Леонгардтом и С. Тартаковером, имея одинаковый результат 13½ очков, разделил VIII–XI призы. Ему удалось выиграть 11 партий при 9 поражениях, — итог, заслуживающий, пожалуй, удовлетворительной оценки. Алехин еще был молод, и ему не хватало опыта участия в международных соревнованиях. Тем не менее, наблюдая за игрой и восхищаясь его комбинациями, второй призер турнира Карл Шлехтер произнес: «Это — будущий чемпион мира!»

Осенью 1911 года у Александра Алехина возобновилась студенческая жизнь. Вероятно, он волновался, когда, миновав торжественную колоннаду, впервые входил в огромный парадный вестибюль здания, построенного в XVIII веке выдающимся архитектором Джакомо Кваренги для прославленного русского полководца Михаила Богдановича Барклая-де-Толли. С 1835 года здесь, на набережной Волхонки, 6, размещалось Императорское Санкт-Петербургское училище правоведения. Это высшее учебное заведение имело устойчивую репутацию образцового преподавания. Выпускники училища нередко выдвигались на очень ответственные государственные посты. Так, по сведениям на 1915 год, из 2227 правоведов, подготовленных в стенах этого училища, 6 (в разные годы, разумеется) были статс-секретарями Императора, 1 — вице-председателем и 22 — членами Государственного Совета, 1 — председателем Совета Министров, 66 — сенаторами, 12 — губернаторами. Многие возглавляли судебные инстанции, занимались совершенствованием законодательства России, некоторые становились дипломатами. Были среди выпускников Санкт-Петербургского училища правоведения выдающиеся деятели культуры: композиторы П. И. Чайковский и А. Н. Серов, художественный и музыкальный критик В. В. Стасов, поэты А. Н. Апухтин и А. М. Жемчужников.

И это неудивительно, — ведь программа обучения училища способствовала разностороннему развитию личности воспитанников. Помимо значительного количества предметов, относившихся к юриспруденции (церковное, римское, гражданское, уголовное и государственное право, история русского права, энциклопедия законоведения, судебная медицина и т. п.), будущие правоведы занимались также рисованием, пением, музыкой, танцами, фехтованием, гимнастикой, боксом.

Программа обучения была рассчитана на четыре года, причем нумерация классов (курсов) велась не так, как сейчас принято, а в обратном порядке — начиналась с 4-го класса и завершалась 1-м, выпускным. Успеваемость и прилежание выпускников оценивались по 12-балльной системе. Примечательно, что на протяжении всего обучения воспитанникам дважды в год проставлялись отдельные оценки за нравственность, исполнительность, внешний порядок. Эти оценки затем сводились в средний и окончательный показатель, характеризующий уровень поведения каждого из них.

Основная масса воспитанников обучалась за казенный счет на условиях полного пансиона, то есть проживала и питалась там же, в здании училища. Но наряду с этим была еще и группа своекоштных воспитанников. Они вносили ежегодно за учебу 800 рублей, а жили и питались вне стен училища, на частных квартирах. В их числе был и Александр Алехин, получавший материальную поддержку от родителей. Своекоштные воспитанники имели, разумеется, больше независимости и могли заниматься другими, интересовавшими их делами.

«Будущему правоведу, — как писал в своих воспоминаниях гроссмейстер Григорий Левенфиш, — не полагалось ездить в трамвае, а следовало обзавестись собственным выездом. На старших курсах правоведы содержали обычно какую-либо француженку из многочисленных столичных варьете для улучшения французского прононса.

Но Алехин не интересовался ни выездами, ни француженками. Его страсть — шахматы — доминировала над всеми другими интересами в жизни…

Будущие правоведы свободно владели французским, немецким и английским. Впоследствии знание иностранных языков очень пригодилось Алехину…»

Как известно, студенческие годы — особая пора в становлении личности. В это время приобретаются не только профессиональные знания, но и полнее раскрываются дарования, формируется мировоззрение. Интересно проследить, как протекал, развивался этот процесс у Александра Алехина.

Учеба у него спорилась. Присущие Алехину уже тогда широкие знания и незаурядные способности, хорошо развитое умение логически и аналитически мыслить позволяли успешно осваивать преподаваемые в училище предметы. Его курсовые работы (кроме одной) получали наивысшую оценку — 12 баллов.

Эти курсовые работы Александра Алехина, представляющие, несомненно, большой интерес, чудом уцелели до наших дней. Автору книги удалось их найти в Санкт-Петербургском архиве. Читая страницы, заполненные характерным летящим почерком Алехина, и вдумываясь в глубокие для тогдашнего юноши рассуждения, испытываешь немалое волнение. Подумать только, около девяноста лет минуло с той поры, когда он, крутя по привычке прядь волос, излагал вот на этих самых, чуть пожелтевших от времени листах свои мысли!

Так, в третьем классе Алехин написал сочинение по истории философии права «Взгляд Вл. Соловьева на отношение между нравственностью и правом». На 22 страницах большого, удлиненного формата он обстоятельно проанализировал труд «Право и нравственность», подверг критике отдельные положения и высказал свое довольно зрелое суждение. Оценивая эту работу, профессор, действительный статский советник В. С. Серебренников отметил на полях последовательность, логичность мышления воспитанника и, чувствуется, с большим удовлетворением дважды — цифрами и прописью — написал в конце изложения «12».

В сочинении по гражданскому праву во втором классе на тему «Находка и клад» Алехин на 18 с половиной страницах такого же формата проследил разногласия в законодательствах России и зарубежных стран в определении этих понятий, изложил свой взгляд на исследуемый вопрос и высказал довольно интересное мнение по размерам вознаграждения. 15 декабря 1912 года преподаватель, действительный статский советник В. И. Адамович, оценил работу высшим баллом.

И только однажды Алехин получил 7 баллов за выполненное им задание по русскому действующему праву. Знакомство с этой работой, написанной на 14 страницах торопливым почерком, показывает, что она поверхностна, не раскрывает темы и совершенно не характерна для пытливого воспитанника, имевшего стабильно высокую успеваемость. Это обстоятельство тогда, видимо, настолько обескуражило преподавателя, что, выставив оценку, он даже не захотел или забыл расписаться. Не исключено, что по этой причине она вообще не была принята во внимание руководством училища при определении успеваемости Алехина в выпускном классе.

Но чем все-таки было обусловлено такое отношение Александра к выполнению этой работы? Ответ дает дата, проставленная самим Алехиным в конце сочинения, — 2 февраля 1914 года. Это был тот период, когда он всецело находился в плену шахмат и все его мысли были прикованы к ним. Шла череда серьезнейших состязаний: 17 января 1914 года окончился длившийся почти месяц Всероссийский турнир мастеров, затем последовал нервозный матч с Ароном Нимцовичем, а впереди было участие в международном турнире гроссмейстеров, с которым молодой маэстро связывал большие надежды. Можно ли было в такой напряженной ситуации, требовавшей мобилизации всех сил, написать сочинение на совершенно отвлеченную от шахмат тему?

Интересная деталь — Александр Алехин почему-то никогда не подписывал свои курсовые работы и не проставлял на них даты. А вот на самой последней, вымученной, явно неудачной, он впервые сделал и то и другое…

Училище правоведения Алехин заканчивал, можно сказать, в стрессовой ситуации. Сроки сдачи выпускных экзаменов совпали со временем напряженных встреч за шахматной доской с ведущими гроссмейстерами мира. Поразительно, как юноша сумел не только совместить эти два дела, требовавшие огромной сосредоточенности, но и с достоинством вышел из этого тяжелейшего положения.

16 мая 1914 года Александр Алехин закончил училище с чином IX класса (титулярный советник, а по военному табелю — штабс-капитан) и был причислен к Министерству юстиции. А неделей раньше — 9 мая — он блистательно завершил свое выступление в Санкт-Петербургском турнире, где занял третье место после Эм. Ласкера и X. Р. Капабланки и стал гроссмейстером.

Шахматная Россия ликовала, — в лице Алехина теперь видели не только преемника идей М. И. Чигорина, но и очевидного в скором будущем претендента на мировое первенство.

Однако выступления Александра Алехина в шахматных соревнованиях и, в более широком плане, его участии в шахматной жизни России в 1911–1914 годах, разумеется, требуют более обстоятельного рассказа.

В годы своего обучения в Училище правоведения Алехин активно сотрудничал в самой патриотической газете тех лет «Новое время». В ней публиковались его комментарии к наиболее интересным партиям, заметки о проводимых состязаниях. Он и здесь продолжал традиции Чигорина, пропагандируя его взгляды на шахматное искусство.

В студенческие годы Александр Алехин постоянно изыскивал возможности для глубокой работы над шахматами, играл тренировочные партии с сильными партнерами.

Примечательно, что именно в студенческую пору он быстро прогрессирует в шахматной игре, совершенствует свой яркий атакующий стиль. Обладая даром интуиции и острым комбинационным зрением, он все глубже проникает в динамику позиций, находит нестандартные конкретные планы и всегда стремится к полнокровной игре.

В период учебы в училище Алехину удалось выступить (в основном во время каникул) в нескольких международных и отечественных соревнованиях. Их перечень открывал турнир в Стокгольме, состоявшийся в июне 1912 года при 11 участниках, из которых половину составляли шведы. Александр был в ударе и, набрав 8½ очков, легко взял первый приз. В его пассиве были лишь один проигрыш и одна ничья.

В августовском номере журнала «Нива» по этому поводу была помещена такая информация: «Стокгольм. Во время Олимпийских игр здесь состоялся небольшой международный турнир, закончившийся победой А. А. Алехина. Как ни относительно значение этого успеха (единственный соперник Алехина — Шпильман — играл неудачно), однако он должен быть горячо приветствуем как первый международный триумф молодого маэстро».

После довольно легкой победы в Скандинавии и сеанса одновременной игры в Лондоне против сильнейших английских любителей, у которых он при 4 ничьих выиграл 10 партий, Алехин, возможно, предполагал, что у него не будет особых проблем в российских состязаниях. Однако на Всероссийском турнире маэстро, состоявшемся в Вильне с 19 августа по 12 сентября 1912 года, ему пришлось нелегко. Все одиннадцать участников состязания являлись международными мастерами и имели немалый опыт выступлений. И Алехина постигла неудача — он сумел набрать лишь 8½ очков из 18 (турнир проводился в два круга) и разделил с Г. Левенфишем VI–VII призы. У него оказался отрицательный баланс очков: 7 побед и 8 поражений. К лучшим своим партиям он отнес две победы над вторым призером состязания О. Бернштейном и по одному выигрышу у А. Нимцовича и Г. Левенфиша. А возглавляли турнирную таблицу в тот раз А. Рубинштейн — 12 очков, О. Бернштейн — 11½ и С. Левитский — 11 очков.

Из Вильны Александр отправился в Москву повидать родных и обсудить со старшим братом Алексеем перспективы издания ежемесячного шахматного журнала. Идея эта давно витала в воздухе, после прекращения в мае 1910 года выпуска журнала «Шахматное обозрение» в России не стало периодического шахматного издания.

А необходимость в нем была большая, — следовало продолжать популяризацию шахмат, помогать любителям в освоении игры, а ведущим шахматистам в совершенствовании своего мастерства, сплачивать шахматные кружки. Двадцатичетырехлетний Алексей Александрович настолько зажегся этой мыслью, что практически все уже подготовил для начала издательской деятельности: подобрал помещение для редакции на Садово-Спасской улице в доме № 19, договорился с типографией, составил макет журнала и даже ориентировочно определил содержание первого номера. Тираж наметили небывалый для того времени — тысячу экземпляров! Название журналу решили дать такое же, какое имел в 1885–1887 годах чигоринский журнал — «Шахматный вестник». Тем самым как бы подчеркивалась преемственность традиций отечественной шахматной школы.

Горячо одобряя замысел брата, Александр обещал всячески помогать ему в издании журнала и присылать свои материалы. Первый номер журнала «Шахматный вестник» сразу выдвинулся в число лучших шахматных изданий мира. В нем содержалась широкая информация, оперативно освещалась шахматная жизнь, на высоком уровне комментировались партии. Журнал предпринимал попытки к созданию Всероссийского шахматного союза. Особенно активно сотрудничал в работе редакции К. И. Исаков. Он организовывал, собирал и редактировал материалы, вел переговоры с авторами и типографией. Выпуск журнала смогла прервать в 1916 году, на № 19–20, только Первая мировая война.

Будучи в Москве, Александр Алехин, конечно, посетил шахматный кружок, переехавший в собственное помещение (Сивцев Вражек, 11), где дал два сеанса одновременной игры, а также сыграл несколько легких партий.

Увидевший его там впервые, Харлампий Карпович Баранов, один из энтузиастов шахмат, впоследствии профессор, так передавал свои впечатления: «Бросалась в глаза его удивительная подвижность, как-то не вязавшаяся с высокой статной фигурой. Уже в те годы во всех его движениях чувствовались нервозность, непоседливость. Он с поражающей быстротой показывал многочисленные варианты, анализируя позицию, стоящую на доске…»

Приехав в Санкт-Петербург на Васильевский остров, где он жил на 3-й линии, дом 26, квартира 24, Александр Алехин снова оказался в уютной домашней среде. Квартира принадлежала его родственнику — Владимиру Александровичу Беклемишеву, известному скульптору, профессору и ректору Санкт-Петербургской Академии художеств, очень тепло относившемуся к юноше. Он предоставил племяннику одну из лучших комнат на все годы учебы и окружил его вниманием и заботой.

Глава семьи — Владимир Александрович — незадолго до приезда Саши потерял супругу — Екатерину Ивановну (урожденную Прохорову, сестру матери Александра Алехина), тоже видного скульптора. Супруги Беклемишевы создали немало прекрасных работ, выполненных в бронзе и мраморе, часть из которых уже в то время экспонировалась в музеях. Среди них — произведения В. А. Беклемишева — «Как хороши, как свежи были розы», выполненное из бронзы в 1892 году, и портрет русского живописца-пейзажиста А. И. Куинджи, высеченный из мрамора в 1909 году, неизменно привлекающие внимание посетителей Русского музея в Санкт-Петербурге.

Владимир Александрович с увлечением рассказывал Саше о своих новых замыслах, знакомил с эскизами. Много интересного почерпнул Александр от участия в беседах с приходившими к Беклемишевым художниками, писателями, актерами…

Возобновив занятия в училище правоведения, Алехин вечерами нередко заглядывал в Санкт-Петербургское Шахматное Собрание, благо оно теперь было совсем рядом, на Литейном проспекте, 10. Как-то осенью они с Евг. А. Зноско-Боровским провели альтернативный сеанс на 38 досках. Сеансеры выиграли 23 и проиграли 10 партий.

«Шахматный клуб работал четыре раза в неделю с шести часов вечера до двенадцати часов ночи, — вспоминал в 1961 году гроссмейстер Григорий Яковлевич Левенфиш, получивший звание мастера в 1912 году. — Вплоть до 1914 года я был постоянным партнером Алехина. Много десятков легких партий мы сыграли с ним. Такого интересного партнера, как Алехин, я не встречал за всю свою жизнь. Играл Алехин с большим нервным напряжением, беспрерывно курил, все время дергал прядь волос, ерзал на стуле. Но это напряжение удивительным образом стимулировало работу мозга. Богатство идей в творчестве Алехина общеизвестно. В легких, неответственных партиях оно проявлялось, мне кажется, еще ярче. Исключительную изобретательность Алехин показывал при ведении атаки… На мой взгляд, Алехин является феноменом, единственным в истории шахмат.

Перевес в наших встречах был на стороне Алехина. Малейшее ослабление моего внимания влекло за собой тактическую выдумку моего партнера, и исход партии не вызывал сомнений. Алехин обладал феноменальной шахматной памятью. Он мог восстановить полностью партию, игранную много лет назад. Но не менее удивляла его рассеянность. Много раз он оставлял в клубе ценный портсигар с застежкой из крупного изумруда. Через два дня мы приходили в клуб, садились за доску. Появлялся официант и как ни в чем не бывало вручал Алехину портсигар. Алехин вежливо благодарил».

Уже в ту пору у Александра Алехина появилось множество поклонников, восхищавшихся его талантом. Среди них особенно выделялся Николай Мешков, сын преуспевающего купца из Старого Оскола. Неистово полюбивший шахматы, Николай боготворил Алехина. А познакомились они еще в 1904 году в имении Александра Ивановича Алехина «Красная долина», находившемся в Землянском уезде Воронежской губернии, а ныне Касторненском районе Курской области. Туда семья Алехиных приезжала на отдых почти каждое лето.

В тот год к владельцу поместья прибыл купец Сергей Мешков, арендовавший у Алехина земли под сахарную свеклу. С ним находился и сын его — Николай. Он был одногодком с Алексеем Алехиным. Вскоре выяснилось, что тот и другой, а также младший брат Алексея — Александр имеют общее увлечение — шахматы.

Поначалу Николай больше общался с Алексеем, и не только за шахматной доской, где постоянно проигрывал, но и в удалых молодежных развлечениях: вихрем на тройке вороных носились по улицам Старого Оскола, заезжали в Касторное, посещали уездные балы.

А когда Николай Мешков и Алексей Алехин поступили в Варшавский университет, где Алексей вел шахматный кружок и проводил турниры, Николай стал упрашивать его о курсе индивидуальных занятий с ним за солидную оплату.

— Я за это не возьмусь, — категорически возразил Алексей Алехин. — Поезжайте в Петербург, там мой младший брат Александр учится в Училище правоведения. Он — настоящий гений в шахматах. Я дам вам, господин Мешков, рекомендательную записку.

Вскоре после этого разговора Николай Мешков оформил свой перевод из Варшавского в Петербургский университет и, прибыв в столицу, тут же встретился с Александром Алехиным. Регулярных занятий шахматами тот не обещал, но выказал удовлетворение столь большому стремлению к совершенствованию знаний шахматной игры.

У них сложились дружеские отношения, которые, видимо, еще больше окрепли после того, как Александр Алехин добился отмены решения Старооскольского суда, наложившего крупный штраф на отца Николая — купца Сергея Мешкова за нарушение и незнание законов по вопросам купеческих сделок с банками. Александр запросил копию судебного дела, досконально изучил его и опроверг выводы решения. Так, находясь еще на студенческой скамье, Александр Алехин проявил глубину своего знания юриспруденции.

Об этом Николай Сергеевич Мешков, вернувшийся с фронта Великой Отечественной войны в звании капитана и назначенный на должность директора Старооскольского краеведческого музея, рассказал историку Николаю Никифоровичу Белых, автору 9-томного романа «Перекресток дорог», а тот, отвечая на запрос, — автору этой книги.

В начале ноября 1912 года в одинокой студенческой жизни Александра произошли приятные изменения. Его отец Александр Иванович Алехин, предводитель дворянства Воронежской губернии с 1904 года, был избран вместе с еще одиннадцатью представителями этой губернии депутатом 4-й Государственной Думы и прибыл в столицу на первую сессию. По своим политическим убеждениям он придерживался умеренных взглядов и принадлежал к центристской, наиболее многочисленной части членов Думы — фракции Союза 17 октября. В составе 4-й Государственной Думы он находился почти до самого последнего дня ее деятельности, до мая 1917 года. Избрание членом Государственной Думы было, разумеется, очень почетно, но в жизнь 56-летнего Александра Ивановича Алехина, солидного, мудрого и чрезмерно занятого человека, оно внесло много новых забот. Теперь ему, и так редко бывавшему с семьей, приходилось часто выезжать из Москвы не только в Воронеж, но и в Санкт-Петербург. Не оставляло его еще и другое занятие — для души. Ведь он, как уже говорилось, закончил в молодости историко-филологический факультет Московского университета. Повышенный исследовательский интерес к истории жил в нем.

При встрече с сыном Александр Иванович рассказывал о поездке воронежской делегации с его участием в 1912 году на Бородинские торжества, как и за три до этого на празднование 200-летия Полтавской битвы, об издании в Москве на его средства сборника «Воронежское дворянство в Отечественную войну». Александр Иванович Алехин купил во Франции много подлинных документов, относящихся к войне 1813–1814 годов, и передал их в собственность Воронежской архивной комиссии. Думается, что рассказ отца вызвал живейший интерес у Александра. К истории и литературе его всегда влекло.

Отныне они стали чаще встречаться, обычно в Таврическом дворце, где остановился Александр Иванович. Наносили совместные визиты родственникам, жившим в Санкт-Петербурге Случались и поездки в театр. Александр был большим поклонником и драматических, и музыкальных спектаклей.

Примерно в это время Алехин, посещая Санкт-Петербургское Шахматное Собрание, познакомился с композитором Сергеем Прокофьевым, поэтом из журнала «Сатирикон» Петром Потемкиным и будущим театральным режиссером Константином Раушем. Вспоминая в 1969 году о прошлом, 84-летний Константин Михайлович рассказывал: «Часто Алехин и Прокофьев приходили ко мне на квартиру. Мы устраивали четверные турниры. В пылу сражения мои талантливые товарищи в полной мере показывали свой темперамент. А после шахматных баталий Прокофьев садился за рояль, играл Листа, Шопена — он их особенно любил».

В рождественские каникулы Александр Алехин совершил гастрольную поездку, — сначала в Казань, где в местном шахматном клубе с 21 по 23 декабря 1912 года дал два сеанса одновременной игры — на 20 и 30 досках, выиграв 35 партий при 5 поражениях, и, кроме того, сеанс из 4 консультационных партий, окончившихся его победой. Из Казани Александр приехал в Москву, где 17 и 19 января 1913 года совместно с Б. Блюменфельдом выиграл консультационную партию против О. Бернштейна и А. Селезнева.

В спортивной, творческой биографии Алехина 1913 год занимает особое место. Именно тогда в его игре появилась стабильность высоких результатов.

Интересный поединок начался у Александра Алехина 15 февраля 1913 года в Санкт-Петербурге. Ему в матче до семи выигранных партий противостоял талантливый самобытный мастер Степан Левитский, которого за оригинальную, творчески яркую игру Чигорин назвал «шахматной надеждой России». Поводом для матча, вероятно, явился третий приз Левитского во Всероссийском турнире мастеров в Вильно, где Алехин с Левенфишем разделили только 6–7-е места. При этом Алехин обе партии Левитскому проиграл.

Условия поединка были необычны. Меценат Н. С. Терещенко, вице-председатель Санкт-Петербургского Шахматного Собрания, пожертвовал на проведение матча немалую сумму — тысячу рублей, и пожелал, чтобы все партии игрались открытыми дебютами, за исключением испанской партии и дебюта четырех коней.

Борьба в матче шла остро, бескомпромиссно, без ничьих. Алехину удалось на старте выиграть подряд три партии, но Левитский тут же сократил просвет до одного очка. Интригующая ситуация… Однако на финише Алехин снова побеждает в трех партиях подряд и выигрывает столь своеобразный матч со счетом 7:3.

Спустя месяц после матча Алехина с Левитским в Санкт-Петербург вновь приехал совершавший гастрольную поездку по России чехословацкий маэстро О. Дурас. С его участием с 4 по 9 апреля 1913 года был проведен небольшой четверной турнир. Первый приз поделили А. Алехин и Г. Левенфиш, набравшие по 2 очка из 3, а гость вместе с Е. Зноско-Боровским, имея по 1 очку, разделили 3–4-е места.

Семья Алехиных в Москве временно распалась: Александр Иванович и Александр жили в Санкт-Петербурге, Анисья Ивановна лечилась на курорте за рубежом, Алексей вплотную занимался изданием журнала «Шахматный вестник» и, как говорится, спал и дневал в редакции, а Варвара вся была поглощена съемками в киностудии. Большая квартира в доме Кузнецовой в Никольском переулке зачастую пустовала, и в 1913 году было решено от нее отказаться. Стали постепенно перебираться на новое жилье. А в квартиру № 2, где жили Алехины, въезжали Морозовы. Осматривая комнаты, как вспоминала потом Мария Николаевна Морозова, она обнаружила в задней комнате мезонина лежавший на кровати мундир правоведа. Это Александр Алехин не успел его, видимо, сразу забрать, торопился, как всегда, в Московский шахматный кружок. 24 апреля, во время кратковременного визита в Москву, он организовал тут консультационную партию и выиграл ее черными фигурами у Выгодчикова и Острогского.

А вскоре последовал новый выезд Алехина за рубеж. С 28 июля по 7 августа 1913 года в голландском городе Шевенингене он играл в небольшом международном турнире. Прошел всю дистанцию уверенно и, набрав 11½ очков из 13, получил первый приз. В его графе на таблице целый ряд единиц — 11 побед и лишь 1 ничья и 1 проигрыш — в последнем туре Д. Яновскому, занявшему второе место с 11 очками.

Однако победа Алехина в этом турнире была встречена сдержанно. Так, например, Е. А. Зноско-Боровский, ведущий тогда шахматный отдел в приложении к журналу «Нива», писал в октябрьском номере:

«Шевенинген… Можно порадоваться за А. А. Алехина, так уверенно идущего от успеха к успеху, и пожелать ему поскорее сменить несколько дешевые лавры, добываемые в смешанных турнирах, на более трудно достижимые, но куда более почетные — в серьезных состязаниях…»

А тем временем Александр совершил гастрольную поездку по Европе. В Берлине он выиграл в известном шахматном кафе «Керкау» показательную партию у победителя карлсбадского турнира 1911 года Р. Тейхмана. В Париже провел в кафе «Режанс» сеанс одновременной игры на 16 досках, выиграв 15 партий при одном поражении. После этого начал матч из трех показательных партий с чемпионом Берлина 1909 года Эдуардом Ласкером, только что получившим в Шевенингене звание мастера. Первая партия игралась в кафе «Режанс», вторая — в кафе «Континенталь», а третья за проливом Ла-Манш — в лондонском шахматном клубе «Сити чесс клабс». Силы оказались явно неравны — русский мастер победил с сухим счетом 3:0.

В конце 1913 года в Санкт-Петербург приехал в качестве дипломатического сотрудника кубинского посольства Хосе Рауль Капабланка-и-Граупера. Ему было тогда всего 25 лет и своей обаятельной внешностью, манерами он производил неотразимое впечатление, особенно, конечно, на представительниц прекрасного пола. Уже в то время шахматные успехи Капабланки были велики, и в нем видели очевидного претендента на мировое первенство.

Находясь в России, кубинец выступил с сеансами одновременной игры в Москве, Киеве, Риге, Либаве и других городах. Состоялись его встречи с некоторыми видными русскими шахматистами. Он играл по две партии: у Ф. Дуз-Хотимирского и Алексея Алехина обе выиграл, а с Е. Зноско-Боровским имел ничейный счет 1:1.

Впервые Капабланка и Александр Алехин встретились за шахматной доской в Петербурге, в ноябре 1913 года. Тогда они сыграли две тренировочные партии, завершившиеся победой кубинца. Это ни в коей мере не помешало установлению между молодыми людьми дружеских отношений. Они часто бывали вместе в гостях, музеях, театрах, играли блиц-партии.

Вспоминая о своих впечатлениях от знакомства с Александром Алехиным, Хосе Рауль Капабланка писал в 1927 году в статье «Развитие шахматного дарования Алехина»: «Я впервые встретился с Алехиным в 1913 году в Петербурге. В то время Алехину был всего 21 год. Но уже тогда он выказал замечательное знание дебютов. В настоящее время я сомневаюсь, найдется ли другой такой знаток в этой области. В 1914 году в Петербург приехал брат Алехина. Мы трое стали хорошими друзьями.

Мне кажется, что общение со мною до некоторой степени способствовало развитию и оформлению игры Алехина. Тогда он был очень слаб в эндшпиле. Теперь он очень силен в этой стадии игры. Тогда он был слабоват в позиционной оценке в миттельшпиле. Ныне в этом отношении он один из сильнейших. Вообще в то время он был лишь талантливым «зеленым юнцом» в шахматах. А теперь ни у кого из маэстро нет, пожалуй, такой законченности во всех стадиях игры, как у Алехина. Он прогрессировал с тех пор настолько, что ныне может считаться достойным претендентом на мировое первенство».

Однако мы несколько забежали вперед. Вернемся к большим шахматным событиям 1913 и 1914 годов.

В ознаменование своего десятилетнего юбилея Санкт-Петербургское Шахматное Собрание решило провести целую серию соревнований: Всероссийский турнир любителей и параллельно с ним турнир высших учебных заведений, победителям которых присваивалось звание маэстро и предоставлялось право участия в следующем этапе — Всероссийском турнире мастеров, за которым следовал международный турнир. К чести организаторов, эта обширная праздничная и в то же время спортивно-творческая программа была полностью выполнена.

Конечно, наибольший интерес вызывали два последних этапа юбилейных торжеств.

Всероссийский турнир мастеров проходил в зале Санкт-Петербургского Шахматного Собрания на Литейном проспекте, 10, в период с 22 декабря 1913 года по 17 января 1914 года при восемнадцати участниках.

Путь к первому месту, дающему право участия в международном турнире, потребовал от Александра Алехина, помимо других качеств, проявления большой силы воли. Уже на старте турнира его постигла неудача. Получив преимущество в партии с М. Ловцким, он на 42-м ходу делает, по самокритичному признанию, «удивительно плохой ход, сразу лишающий белых каких-либо надежд на выигрыш». Мало того, вслед за этим Алехин допускает в цейтноте целую серию слабых ходов, приводящих его вскоре к поражению.

Как воспринял молодой маэстро такое обескураживающее начало своего выступления в соревновании? Что за этим последовало? Какие мысли, выводы явились ему в те горькие часы?

Алехин тщательно анализирует партию, проигранную, как потом выяснилось, четвертому призеру турнира, приходит к оценке: «Исключая очень плохой эндшпиль, довольно интересная партия» и отправляет ее текст в Москву своему брату Алексею для публикации в журнале «Шахматный вестник». 15 января 1914 года партия появляется с примечаниями Александра Алехина во втором номере журнала. Именно с этой неудавшейся партии, а не с победной начал Алехин публичный отчет о своем выступлении во Всероссийском турнире мастеров. Характерный штрих!

О высокой психологической устойчивости Алехина уже в то время и о правильности сделанных им тогда выводов убедительно свидетельствовали последующие турнирные результаты. Он выигрывает подряд семь партий и среди них у А. Флямберга, занявшего в итоговой таблице третье место, и у Г. Левенфиша, взявшего пятый приз. Затем следует ничья с А. Смородским (6–7-й призы) и вновь две победы, в том числе над главным соперником — А. Нимцовичем. 9½ очков из 10!

Столь редкостную скорость трудно, конечно, выдержать на протяжении всей турнирной дистанции. Исподволь накапливается усталость, затормаживается восприятие позиции. И вот Алехин — кто бы мог предположить — проигрывает в 12-м туре Б. Грегори, занявшему последнее место в таблице.

К лидеру приближаются Флямберг — 9 и Нимцович — 8 очков. А до финиша еще пять долгих трудных туров… «Надо найти силы для нового рывка вперед, максимально собраться, отрешиться от всего, не имеющего отношения к шахматам», — внушает себе Алехин.

Он снова предельно сосредоточен и пытливо ищет скрытые ресурсы атаки в каждой позиции. Следует серия из трех побед. Но преследователи не отстают, идут по пятам.

И здесь происходит непредвиденное. В предпоследнем туре он, имея лишнюю фигуру, совершенно неожиданно проигрывает Ефиму Боголюбову, над которым в будущих соревнованиях будет почти постоянно брать верх.

Ситуация в борьбе за первое место крайне обостряется. Вперед вырывается с 13 очками Флямберг. Алехин и нагнавший его Нимцович отстают на половину очка. Все должен решить последний тур.

17 января 1914 года зал был переполнен. Все с большим интересом следили за партиями лидирующей в турнире тройки, ждали развязки. Ставка была велика: победитель получал право участия в международном турнире, который начнется в Санкт-Петербурге через два с половиной месяца. А там целое созвездие имен во главе с чемпионом мира Эм. Ласкером, X. Р. Капабланкой. Претенденты на участие в таком представительном соревновании не могли не испытывать огромного волнения в часы последнего тура.

Испытание выдержали двое: Алехин черными фигурами выиграл у С. Алапина и Нимцович — белыми у Левенфиша. Флямберг проиграл.

У Всероссийского турнира мастеров оказалось два победителя — Александр Алехин и Арон Нимцович.

А по условиям в международном турнире предоставлялось место только единоличному победителю. Для его выявления пришлось организовывать дополнительное соревнование — матч из четырех партий. Нимцович всегда отличался повышенной нервозностью, но на этот раз страсти накалились сверх всякой меры. Естественно, что игра в такой обстановке не способствовала творчеству. И хотя Алехин, выиграв первую партию, поместил ее в сборник лучших своих поединков, в ней все же чувствуются отзвуки чрезмерной накаленности матча. Во второй партии Нимцович отквитался и предложил тут же признать матч оконченным вничью. Устроители соревнований решили не искушать судьбу и допустить обоих победителей Всероссийского турнира мастеров к участию в международном турнире.

До начала главного события юбилейных торжеств Санкт-Петербургского Шахматного Собрания — международного турнира оставалось около трех месяцев. Некоторые из приехавших на это состязание зарубежных гроссмейстеров уже гастролировали по городам России, а Александр Алехин разрывался на части. Надо было посещать занятия в Училище правоведения, готовиться к выпускным экзаменам и в то же время спешно вести подготовку к встрече с именитыми маэстро.

В феврале 1914 года Александру Алехину доставили на дом конверт с иностранными почтовыми марками. В нем лежало приглашение приехать на шахматные гастроли в Буэнос-Айрес. Это было, конечно, очень заманчиво, но в то время Алехин не мог принять столь лестное предложение и ответил учтивым отказом.

Ему хотелось ускорить свое знакомство со знаменитостями, вступить с ними в полезное общение, и он решил хотя бы на несколько дней вырваться в родную Москву вслед за зарубежными маэстро.

Уже 15 марта 1914 года Алехин играл показательную партию с Ласкером в Московском Охотничьем клубе на улице Воздвиженка, 8.

«Барьеров вокруг игравших не было, — вспоминал X. К. Баранов, — но публика не подходила близко к столику и держалась дисциплинированно. Демонстрационных досок тогда тоже не было, и многие держали в руках карманные шахматы. Ходы передавались в публике шепотом, из уст в уста. Но когда Алехин пожертвовал слона, зал зашумел и замолк только под взглядом Алехина.

Сравнивая партнеров, можно было сказать — лед и пламень. Пожилой Ласкер с вечной сигарой, хладнокровный и выдержанный, был полной противоположностью своему юному противнику, беспрерывно вертевшему клок волос и нередко вскакивавшему после сделанного хода. Нам не нужен был комментатор: на его выразительном лице отражались все душевные переживания. Он был в хорошем настроении, и зрители были уверены, что его позиция хороша. После окончания партии быстро замелькали над доской тонкие руки Алехина, показывавшего бесчисленные варианты.

Следует отметить, что несколько лет спустя Алехин выработал иную, выдержанную манеру держаться во время партии. Популярность его росла стремительно…»

К этим интересным воспоминаниям современника Алехина добавим лишь, что та показательная партия с Ласкером завершилась вничью.

Вскоре, 18 марта 1914 года, в Москве состоялся альтернативный сеанс Ласкера, Алехина и Бернштейна на 21 доске. Сеансеры выиграли 14 и проиграли 2 партии, на остальных досках были зафиксированы ничьи. На сеансе присутствовало множество зрителей, и о нем широко рассказывалось в газетах.

На другой день Алехин провел сеанс одновременной игры вслепую на 7 досках. К удивлению публики он довольно скоро выиграл 5 партий, в одной была ничья.

21 марта 1914 года Ласкер и Алехин, выполняя данное ими после окончания показательной партии обещание любителям шахмат из Серпухова, приехали в этот подмосковный город. Чемпион мира провел сеанс одновременной игры на 38 досках, а Алехин, после завершения этого сеанса, играл одновременно семь партий вслепую.

В Серпухове до сих пор вспоминают анекдотический случай о даме, услышавшей о только что состоявшемся сеансе, проведенном Алехиным, не глядя на доску. Говорят, она возмущенно воскликнула: «Как вам не стыдно говорить, что Алехин слепой! Час назад он взглянул на меня своими лучистыми глазами и даже улыбнулся!»

Вернувшись в Санкт-Петербург к своим многочисленным делам, Алехин заинтересованно следил за подготовкой совещания русских шахматистов по вопросу создания давно ожидаемого Всероссийского Шахматного Союза. Идею основать его выдвинул еще в 1885 году Михаил Иванович Чигорин, писавший в журнале «Шахматный вестник», что такой союз мог бы поочередно в разных городах проводить ежегодные конгрессы и турниры, тем самым сплачивая шахматистов. И вот 10 апреля 1914 года, по инициативе Санкт-Петербургского общества любителей шахматной игры, наконец такая организация появилась. Первоначально во Всероссийском Шахматном Союзе насчитывалось 85 индивидуальных и 738 коллективных (групповых) членов, образовавших 27 местных отделений. Председателем союза был избран П. П. Сабуров. Была намечена обширная программа деятельности Всероссийского Шахматного Союза, но начавшаяся вскоре Первая мировая война сорвала все планы…

Санкт-Петербургский международный турнир, организованный на пожертвования меценатов и средства, полученные от подписных листов и продажи входных билетов, что принесло в общей сложности около 20 тысяч рублей, обещал быть важным и крупным событием. Его победитель (если бы им оказался не Эмануил Ласкер) получал преимущественное право на матч с чемпионом мира. Для того чтобы в отборе претендента максимально сократить элемент случайности, решено было проводить состязание в два этапа, — сначала турнир в один круг с участием 11 гроссмейстеров и маэстро, а затем — турнир в два круга между пятью победителями первого этапа. Окончательный итог выступления этой пятерки участников определялся суммой очков, набранных ими в обоих турнирах. Вот такая сложная и, по замыслу организаторов, оптимально объективная система выявления сильнейших ожидала участников международного турнира.

Многих заинтриговало предстоявшее соперничество Ласкера с Капабланкой — ведь до этого они никогда не встречались. Турнир вызвал такой шахматный энтузиазм, какого Россия еще не знала. Среди зрителей встречались даже любители шахмат с Дальнего Востока, проделавшие до Санкт-Петербурга путь больший, чем многие зарубежные участники состязания. И их ожидания оправдались — турнир вылился в исключительную по напряженности борьбу.

Отборочный этап турнира проводился с 8 по 23 апреля 1914 года и, в известной степени, принес сенсацию. Первое место, с отрывом в полтора очка, занял гениальный кубинец Хосе Рауль Капабланка — 8 очков. На втором-третьем местах были представители Германии — чемпион мира Эмануил Ласкер и Зигберт Тарраш. Четвертое-пятое места, имея по 6 очков из 10, разделили Александр Алехин и Фрэнк Маршалл (США). Они и вышли в финальный турнир.

За чертой остались О. Бернштейн, А. Рубинштейн, А. Нимцович (все Россия), Б. Блэкберн (Англия), Д. Яновский (Франция) и И. Гунсберг (Англия).

С 27 апреля по 9 мая 1914 года за шахматными столиками, при огромном стечении публики, встречались победители отборочного этапа. Играли, разумеется, не все в один день — кто-то, оказавшийся пятым, отдыхал.

В финале резко усилился наступательный порыв у Ласкера. Стремясь наверстать упущенное, он играл каждую партию с большим напряжением. Но и Капабланка не отставал… Все решила третья партия между ними — после двух предыдущих ничьих с кубинцем Ласкеру удалось ее выиграть. В итоге финальный турнир дал Ласкеру 7 очков, что с 6½ из отборочного принесло первый приз. Его главный соперник Капабланка набрал в финале 5 очков и, приплюсовав к ним 8 из отборочного, получил второй приз. Только на половину очка его результат оказался хуже, чем у чемпиона мира.

А главным героем турнира, пожалуй, все же стал студент Александр Алехин. Набрав в финале 4 очка, которые были прибавлены к 6 очкам из отборочного, он с 10 очками завоевал третий приз и звание гроссмейстера. Он сумел превзойти целую группу известных шахматистов и оставил в тени А. Рубинштейна, в котором многие видели претендента на мировое первенство.

В газете «Вечернее время» 14 мая, после завершения турнира, писали:

«Итак, на шахматном небосклоне засияли новым блеском две звезды первой величины — (имеются в виду, разумеется, Ласкер и Капабланка. — Ю. Ш.) — и в этом историческое значение турнира. И другая заслуга его в том, что рядом с этими двумя он сделал еще одного игрока, о котором больше всего радуется Россия. Речь идет, конечно, об Алехине. Вот кто может сказать, что он сам добился своего высокого места. В турнир его приняли лишь после победы во всероссийском; не ждали, что он пройдет в группу победителей; предупреждали его поклонников, что в ней он может сыграть неудачно, — и вот, в опровержение всего этого, Алехин берет III приз! В его лице Россия приобретает очень грозную силу, которую без страха можно благословлять в дальнейшие, все труднейшие, все опаснейшие бои…»

С восторгом об Александре Алехине говорилось и в иностранной прессе. Рудольф Шпильман назвал его в «Последних известиях Мюнхена» молодой надеждой России: «Он обладает огромным запасом идей и от него можно ожидать много прекрасного».

«Дойчес Вохеншах» утверждал: «Большая одаренность Алехина уже давно вне сомнения, но то, что он сразу занял место среди победителей, — о подобном никто не мог мечтать и это заслуженная честь молодого мастера».

А Георг Марко сказал, что Алехин был «третьим в союзе сильнейших», что его стиль игры оправдал себя, и, показав «когти льва», он сражался с неукротимой смелостью.

После того как Александр Алехин в мае 1914 года блистательно сдал одновременно два серьезнейших экзамена — в Училище правоведения и в международном турнире, ему, казалось бы, нужен был длительный отдых. Однако приглашение Германского Шахматного Союза звало на очередной, 19-й Конгресс, проводимый в Мангейме. Туда уже выехала большая группа русских шахматных мастеров и любителей. Алехин не торопился и прибыл на турнир 7-го, а по новому стилю 20 июля 1914 года, буквально за два часа до начала соревнования.

Отвечая на вопрос Петра Романовского, почему он столь долго держал в неведении турнирный комитет, Алехин сказал, что ему необходимо было выяснить, будет ли участвовать в турнире Капабланка. «Дело в том, — весьма непосредственно пояснил он свою мысль, — что я готов был играть лишь в случае неучастия Капабланки. Через несколько лет собираюсь с ним играть матч на звание чемпиона мира и поэтому весьма важно создать вокруг этого вопроса определенное общественное мнение. Сегодня я играю слабее Капабланки, и при его участии он бы взял первый приз, а становиться ниже Капабланки сейчас совершенно не в моих интересах».

«Но ведь чемпион-то мира Ласкер, а не Капабланка», — возразил Романовский. — «Но скоро им будет Капабланка», — ответил Алехин.

Этот дальновидный прогноз свидетельствовал о глубокой стратегии Александра Алехина в борьбе за мировое первенство, об умении предвидеть развитие событий.

Программой Конгресса в Мангейме предусматривалось проведение нескольких состязаний, главным из которых являлся международный турнир, собравший 18 ведущих маэстро из ряда стран.

Окрыленный недавними победами в Санкт-Петербурге, Александр Алехин играл уверенно и постоянно находился в лидирующей группе, хотя дважды спотыкался — ничья во втором туре с Клюгером и проигрыш черными в шестом туре Яновскому. Но уже в девятом туре он вырвался вперед. После одиннадцатого тура у него было 9½ очков из 11, а у преследовавших его Видмара и Шпильмана — 8½ и 8 соответственно. Далее шли на 4–6-х местах Брейер, Маршалл и Рети, на 7-м — Яновский, и на 8–9-м — Боголюбов и Тарраш. Эти места так и остались зафиксированы в турнирной таблице, хотя до завершения турнира оставалось шесть туров.

19 июля, а по новому стилю 1 августа 1914 года Германия объявила войну России. Все турниры в Мангейме были прерваны, а призы вручены тем, кто имел к тому времени лучшие результаты. Вручение первого приза в международном турнире маэстро Александру Алехину в сумме 1100 немецких марок было воспринято всеми участниками как вполне заслуженное вознаграждение.

В связи с началом войны все русские участники Конгресса Германского Шахматного Союза были интернированы. Сначала их доставили в полицейский участок в Мангейме, затем перевели в военную тюрьму в Людвигсхавен, а потом, 4 августа, — в гражданскую тюрьму в Раштатт.

В Раштаттс Александр Алехин находился в одной камере с Е. Боголюбовым, А. Рабиновичем и С. Вайнштейном. Вспоминая впоследствии дни заключения, Алехин рассказывал: «Жизнь в тюрьме была довольно однообразной, не было ни книг, ни газет, ни, конечно же, шахматной доски. Мы с Боголюбовым часами играли в шахматы вслепую. Наши баталии были прерваны, когда я на четыре дня был посажен в одиночную камеру за то, что во время общей прогулки (в обязательном гусином строю) отважился один раз улыбнуться…» Видимо, надзиратель истолковал это как грубое нарушение тюремного режима.

Говоря об отсутствии шахмат в камере, Алехин не упомянул о том, что в Мангейм он приехал, имея при себе небольшие дорожные шахматы с темно-багровыми и белыми фигурками, выточенными из слоновой кости. Но они были отобраны у него немцами при аресте. Лишь при освобождении из тюрьмы шахматы вернули Алехину, который оставил их Александру Селезневу, будущему шахматному мастеру и известному композитору, продолжавшему томиться под арестом. Только в 1924 году тот смог вернуться на Родину.

Три года Селезнев прожил в Москве, а затем переехал в Донбасс. Там на одном из турниров он встретил Алексея Алехина, секретаря Украинской шахматно-шашечной секции. Рассказал ему о судьбе дорожных шахмат младшего брата и попросил дать совет, как с ними поступить. Решили написать Александру Алехину в Париж. Ответ пришел скоро. Чемпион мира пожелал подарить шахматы лучшему шахматисту из рабочих.

В 1929 году их обладателем стал 20-летний Григорий Шер из котельно-мостового цеха Донецкого металлургического комбината, занявший первое место в турнире рабочих Донбасса. Какова дальнейшая судьба дорожных шахмат Александра Алехина, неизвестно.

Однако вернемся в 1914 год к русским шахматистам — невольным узникам тюрьмы в Раштатте.

Во второй половине августа всех русских шахматистов перевели из тюрьмы в гостиницу в Баден-Бадене. Здесь их пути разошлись — одним, получившим освобождение от военной службы по состоянию здоровья, удалось кружным путем вернуться в Россию, а другие оставались в Германии на положении интернированных до полутора лет.

Александр Алехин был признан немецкой медицинской комиссией не подлежащим призыву в русскую армию и 14 сентября получил право покинуть Германию. Спустя три дня после его освобождения были отпущены Ф. Богатырчук и П. Сабуров.

В поисках путей возвращения в Россию Алехин выехал в швейцарский город Базель.

Знал ли в тот момент Александр, что совсем недалеко от Мангейма тогда находились в Висбадене, на положении интернированных его родители — Александр Иванович и Анисья Ивановна Алехины? Летом 1914 года они прибыли туда на отдых и для курса лечения, назначенного матери Саши. Начавшаяся война нарушила все планы, Алехиным были запрещены передвижения по Германии. К Александру Ивановичу, как члену Государственной Думы России, тамошние власти отнеслись особенно неприязненно. И только через продолжительное время им удастся переехать в Базель. Там 28 декабря 1915 года и скончалась от тяжелой женской болезни 46-летняя Анисья Ивановна.

А тем временем Александр Алехин направился из Базеля в Геную, где находился сборный пункт для подданных России, оказавшихся в Европе отрезанными от родины. Теплилась надежда добраться оттуда морем до Одессы. В ожидании парохода Алехин в Генуе встречался за шахматами с итальянцами и соотечественниками.

Одним из его партнеров стал киевлянин Федор Богатырчук, занявший в Мангейме в турнире любителей «А» шестое место. Они сыграли тогда множество партий. Вспоминая об этом впоследствии, международный мастер, доктор медицинских наук Федор Парфеньевич Богатырчук писал в книге, изданной в Сан-Франциско в 1978 году:

«Только тот, кто играл с этим гениальным шахматистом, знает, какой он был маг и волшебник на 64 полях шахматной доски. Фигуры в его руках превращались в живые существа, преподносившие противникам совершенные неожиданности. И при этом сюрпризы сваливались на голову врага, как гром среди ясного неба в любой стадии игры, даже когда на доске оставалось считанное число фигур. Генуэзское сидение, несомненно, дало для моего шахматного развития больше, чем последующие годы игры с рядовыми противниками.

Между тем парохода все не было, и те, кто имел средства, уезжали более дорогим северным маршрутом. Так уехали Сабуров и Алехин».

Их путь в Петроград лежал через Лондон, Стокгольм. В столице Швеции Алехин 20 октября дал сеанс одновременной игры на 24 досках: в 18 партиях он победил и в двух проиграл.

В конце октября Алехин и Сабуров вернулись в Петроград. Вскоре Александр был уже в Москве.

И вот 5 ноября 1914 года он появился среди публики. К тому времени Московский шахматный кружок покинул помещения Охотничьего клуба, оборудованные под лазарет, и перебрался в небольшой зал Коммерческого училища Плестерера, находившегося на Арбатской площади напротив храма Бориса и Глеба.

В тот день в небольшом зале кружка было шумно, а за шахматными досками уже сидели 33 счастливчика, успевшие заблаговременно попасть в заветный список участников сеанса одновременной игры с маэстро. Вот несколько выдержек из интересных воспоминаний Владимира Ильича Нейштадта, ставшего впоследствии литератором и переводчиком, а в то время шестнадцатилетнего гимназиста, участника этого сеанса.

«Гул разговоров все нарастал, играли «блиц», громко стуча фигурами, — и вдруг наступила тишина. Вошел Алехин. И тут же тишина сменилась взрывом аплодисментов. Алехин был уже тогда любимцем Москвы, и хотя он в 1910 году переселился в Петербург (для продолжения образования), москвичи считали его земляком.

Алехин несколько смущенно поклонился и сказал слегка охрипшим голосом:

— Кажется, я не опоздал? Извините, я немного нездоров, вот хриплю даже, и голова болит, но играть, конечно, буду. Давайте начнем.

И через минуту-другую он пошел с молниеносной быстротой двигать фигуры по доскам. Вернее, он их не двигал, а как-то швырял, но они удивительно точно прилипали к нужному полю. При этом я сразу обратил внимание, как хищно его рука с полусогнутыми пальцами нацеливалась на фигуру. Было вообще что-то ястребиное во всей его повадке. Иногда, задумавшись на несколько секунд, он держат нацеленную руку на весу, причем двигал и снимал фигуры то правой, то левой рукой, особенно если следовала серия ходов.

Но было видно, что он нездоров и только большим усилием воли перемогает свое нездоровье. Иногда, он морщась, прикладывал руку к виску, потирая лоб…»

Давая сеанс, Алехин не понукал, не торопил игравших, давал им возможность переменить сделанный ход, а после окончания сеанса охотно анализировал наиболее интересные позиции.

Результаты того сеанса были весьма скромными для Алехина, если не сказать больше. Но он был явно нездоров, и к тому же, как вспоминал В. И. Нейштадт, «в числе его противников была чуть ли не вся первая категория Москвы. Деньги, полученные за сеанс, Алехин отдал в пользу раненых солдат. Руководители шахматного кружка выразили ему за это благодарность. Алехин отмахнулся от благодарности…»

А потом случилось довольно редкое явление — четыре дня с 7 по 10 ноября в Московском шахматном кружке длилась консультационная партия А. Алехина и В. Ненарокова против О. Бернштейна и Б. Блюменфельда. Такого упорства от них никто не ожидал. Победили все-таки белые, руководимые Алехиным и Ненароковым.

Затем 15 ноября Алехин побывал в Серпухове, где в сеансе одновременной игры на 38 досках взял верх в 32 и проиграл 4 партии.

Будучи в Москве, Александр, естественно, не раз посещал редакцию журнала «Шахматный вестник», переехавшую в октябре 1913 года с Садово-Спасской улицы, 19 в Гранатный переулок, 2. Говорили с братом Алексеем, как преодолеть возникшие сложности в издании, что следует публиковать полнее.

Навешал Алехин и других родственников, знакомых.

Приехав в Петроград, Александр явился в министерство, к которому был причислен, но никаких конкретных заданий не получил. Возобновил работу над анализом шахматных партий из недавно состоявшихся соревнований. 7 декабря дат сеанс одновременной игры в Петроградском Шахматном Собрании, по-прежнему находившемся на Литейном проспекте, 10. Результат оказался отменным — в двадцати партиях выиграл и лишь одну проиграл. Деньги, поступившие от сеанса, по просьбе Алехина, были направлены в пользу русских шахматистов, томившихся в немецком плену. На следующий день он снова выступил с сеансом на 30 досках в шахматном кружке Политехнического института. Студенты оказали больше сопротивления и, проиграв сеансеру 22 поединка, сумели в 6 партиях вынудить его сдаться. Сбор от сеанса, по инициативе Алехина, был передан в пользу их же студента — П. Романовского, также пока находившегося в плену.

В январе 1915 года в Петрограде состоялась консультационная партия. Белыми фигурами играли Е. Зноско-Боровский и Б. Коялович, а черными — А. Алехин и Н. Терещенко. Встреча закончилась победой черных и была опубликована с примечаниями Александра во втором номере журнала «Шахматный вестник». Комментируя партии, Алехин неустанно подчеркивал необходимость конкретной оценки позиций. Об этом гроссмейстер говорил и 22 февраля участникам матча между студентами Института гражданских инженеров и Политехнического института при присуждении двух неоконченных партий состязания.

Вскоре после этого Александр Алехин переехал в Москву и поселился вместе с отцом и братом Алексеем в квартире, снятой ими в Гусятниковом переулке, в доме № 11. Она была намного роскошнее арбатской, в Никольском переулке. Тут, по воспоминаниям Н. П. Целикова, шахматиста первой категории, он много играл консультационных партий против Александра Алехина. Сражения за шахматной доской происходили в большом салоне и длились с 9–10 часов вечера до 4 часов ночи. Лакей в белых перчатках приносил на серебряном подносе чай с пирожными, почту.

Продолжавшаяся война побуждала Алехина искать пути личного участия в грозных событиях. Мы уже знаем, что от службы в армии он был освобожден по состоянию здоровья. Следовало найти другие формы своей причастности к фронту.

В Москве Александр побывал на Пресне, в Большом Трехгорном переулке, где один из двух особняков Прохоровых — более обширный, двухэтажный — занимал тогда лазарет для раненых воинов. Прохоровы помогали госпиталю необходимым оборудованием, бельем, медикаментами, продуктами питания, оказывали лично посильную помощь в организации лечения. Это не могло не произвести большого впечатления на Александра. Возможно, тогда же он узнал, что осенью 1914 года его престарелый дед — Иван Ефимович Алехин и невестка его младшего сына Константина — Анна Константиновна Алехина, проживавшие в Воронежской губернии, награждены нагрудными знаками Красного Креста. Это было поощрение их помощи действующей армии.

У Александра созревает решение, и он становится сотрудником Комитета по оказанию помощи одеждой и всем необходимым больным и раненым воинам, увольняемым на родину. Такие комитеты действовали повсеместно в рамках Всероссийского Союза городов — Земгора. Эта общероссийская военно-общественная организация помогала в мобилизации кустарной промышленности для снабжения армии вооружением и снаряжением. Она занималась оборудованием госпиталей, санитарных поездов, пунктов питания, заготовкой медикаментов, белья и обучением медицинского персонала, оказывала помощь беженцам. Земгор помогал государству переносить тягости войны, и его деятельность имела, несомненно, огромное патриотическое значение.

Александр Алехин, надо полагать, трудился в Земгоре добросовестно, и его первый период работы там (о втором периоде речь будет идти позже) получил одобрение. Автор книги ознакомился с большим количеством документов о деятельности Всероссийского Союза городов. В «Правительственном вестнике» № 128 от 15 (28) июня 1916 года, на второй странице, помещен «Список лиц, награжденных Высочайше установленным 24-го июня 1899 года Знаком Красного Креста на 10 апреля 1916 года» прочитал. Среди прочих имен там значится:

«Сотрудник Комитета по оказанию помощи одеждою и всем необходимым больных и раненых воинов, увольняемых на родину, Титулярный советник Александр Алехин…»

В свободное от присутственных часов в Комитете время Александр, конечно, стремился, хотя бы изредка попасть в Московский шахматный кружок. Там старший брат Алексей взял очередной первый приз в турнире-гандикапе, но был третьим в турнире первокатегорников. Его избрали в состав нового комитета кружка, который возглавил князь Ф. М. Урусов, родственник известных русских шахматистов конца прошлого века — братьев Дмитрия и Сергея Семеновичей Урусовых. Летом Московский шахматный кружок оставил помещение Коммерческого училища Плестерера и переехал на Арбат, 25 в помещение Лиги равноправия женщин.

Здесь 5 августа 1915 года Александр Алехин дал сеанс одновременной игры с контролем времени четырем первокатегорникам. У В. Стрита и Н. Целикова он выиграл, а в партиях с Е. Левашовым и В. Розановым были зафиксированы ничьи.

Затем Алехин выбрал время для того, чтобы провести в кружке 2 октября сеанс одновременной игры на 32 досках, из которых в 23 он победил, а в 5 проиграл. А через три недели, 24 октября, он дал сеанс в Серпухове на 18 досках, где выиграл 16 партий и две свел вничью.

В сеансах одновременной игры Алехин видел не только средство популяризации шахмат, форму общения с любителями, но и известную тренировку для самого сеансера:

«Сеансы для шахматного мастера представляют вполне. определенную ценность, — писал гроссмейстер. — В смысле дебютной теории и техники они являются полезной подготовкой к серьезным индивидуальным соревнованиям.

Даже среди слабых шахматистов встречаются такие, которые в нужную минуту находят правильный план, хитрую защиту, необычайный маневр, наводят этим мастера на новые идеи…. Своими ошибками они дают ему случай поупражняться в остром использовании промахов противников…»

Небезынтересно отметить присущие Александру Алехину как сеансеру особенности. Он как-то выделялся благожелательным отношением к любителям, принимавшим участие в таких мероприятиях; не ограничивал число досок, как некоторые другие («30! — и ни одной больше, иначе сеанс проводить не буду»), готов был играть не только белыми, но и черными фигурами.

Примечательным событием стал турнир, начатый 9 октября в Московском шахматном кружке при участии Александра Алехина. В нем играли, по существу, почти все сильнейшие шахматисты Белокаменной, как называли тогда нередко Москву. Алехин был вне конкуренции, — из 11 партий он в 10 одержал победы и лишь в одной довольствовался ничьей. 10½ очков из 11! За ним был В. Ненароков, отставший на два очка, потом — П. Иорданский — 8 очков, Н. Зубарев и Г. Рабинович по 7 очков и лишь шестым Н. Григорьев, набравший 5½ очков.

Гроссмейстеру был вручен специальный приз за эффектную победу в партии против Н. Зубарева, окончание которой приведено в заключительной части книги.

Турнир внес большое оживление в затихшую было шахматную жизнь Москвы и привлек значительное число зрителей. Результаты каждого тура оперативно сообщались в московской газете «Утро России».

А для Алехиных и Прохоровых 1915 год закончился тяжелыми утратами. 19 ноября на 56-м году жизни скончался Николай Иванович Прохоров, дядя Александра Алехина, много сделавший для совершенствования и процветания «Товарищества Прохоровской Трехгорной Мануфактуры». За большие заслуги в развитии текстильной промышленности в России Николай Иванович со всей семьей был Высочайшим указом возведен в дворянство в сентябре 1912 года. Такой чести редко кто удостаивался из купцов-промышленников. Тогда же, в 1912 году, приезжавший в Россию премьер-министр Франции Раймон Пуанкаре посетил предприятие Прохоровых и вручил Николаю Ивановичу наивысшую награду — орден Почетного легиона.

А когда грянула мировая война, Н. И. Прохоров, нисколько не задумываясь, отдал свой особняк на Пресне для оборудования там госпиталя.

Это благодаря Николаю Ивановичу и его супруге Татьяне Григорьевне подмосковная дача в Покровском-Глебове была всегда гостеприимна, в том числе и для детей из фабричного приюта, называвших эту дачу «Татьяно-Николино», по именам супругов. Он и погребен был неподалеку от фабрики, которой отдал всю жизнь — на Ваганьковском кладбище.

Большим горем в сердцах Алехиных и Прохоровых отозвалась кончина 28 декабря 1915 года в возрасте всего лишь 46 лет долго и тяжело болевшей Анисьи Ивановны Алехиной. Мать троих, тогда уже взрослых детей, в том числе будущего чемпиона мира по шахматам Александра, скончалась в швейцарском городе Базеле, где проходила курс лечения. Божественная литургия, а после нее панихида по почившей были совершены 31 декабря 1915 года в церкви при доме Воронежского губернского дворянства.

Скорбные события, естественно, изменили планы, вызвали перерыв в делах. И только после встречи с отцом, вернувшимся из Германии, где он пробыл свыше года в качестве военнопленного, Александр Алехин принял приглашение Одесского шахматного общества и совершил весной 1916 года гастрольную поездку в Одессу, а затем в Киев. 8 апреля одесские энтузиасты шахмат встречали гроссмейстера. Первым его выступлением был сеанс одновременной игры 12 апреля в Литературно-артистическом клубе на Греческой, 48. Алехин из 20 партий выиграл 17 и проиграл лишь одну. Сбор от сеанса был направлен Алехиным, как обычно, в пользу шахматистов, находившихся в немецком плену. Через день гроссмейстер в том же клубе демонстрировал свое искусство игры вслепую на восьми досках. Несмотря на упорное сопротивление участников сеанса, Алехин в 7 партиях одержал победу и только в одной ему пришлось признать свое поражение. 19 апреля он выиграл черными фигурами у объединившихся Н. Лорана и В. Владимирова, а 22 апреля совместно с П. Листом провел альтернативный сеанс, где из 15 партий в 11 они выиграли и в одной проиграли. Насыщенную программу гастролей завершила 25 апреля партия с Б. Берлинским, которому Алехин, играя черными, давал вперед ход и пешку f7. Щедрая фора, полученная Берлинским, его не спасла, — пришлось все же капитулировать. Заключительный вечер прошел в исключительно теплой и торжественной обстановке. Одесситы — большие ценители шахмат — устроили Алехину сердечные проводы.

На другой день гроссмейстер покинул Одессу и выехал в Киев. «Его приезд, — вспоминал Ф. Богатырчук, — всегда был событием для киевских шахматистов, и все мы окунались с головой в грезы волшебного шахматного мира». Начало выступлениям тут было положено сеансом одновременной игры в Киевском шахматном обществе на Большой Васильевской, 25. Сражение шло на 20 досках. Алехин выиграл 17 партий и 3 проиграл. Затем было сыграно три показательные партии с киевским маэстро А. Эвенсоном. В двух партиях победил Алехин, в одной — киевлянин. Сенсационно закончился 4 мая сеанс Александра Алехина вслепую в Литературно-артистическом клубе, где он победил всех восьмерых соперников. Завершились киевские гастроли 10 мая сеансом одновременной игры на 20 досках.

Назавтра поезд унес Алехина в родную Москву. Здесь он вернулся к исполнению обязанностей сотрудника Комитета Земгора и, конечно же, при любой возможности бывал в Московском шахматном кружке. В июне 1916 года он одновременно провел две партии белыми фигурами против сильнейших шахматистов кружка. В одной партии ему противостояли К. Исаков и Н. Целиков, сумевшие получить лучшую позицию. Лишенный рокировки и застрявший в центре доски белый король был открыт для атак, и партнеры предвкушали скорую победу. Но оказалось, что Алехин все предвидел и с помощью заранее предусмотренной комбинации с жертвой ладьи форсировал вечный шах. В другой партии соперниками Алехина выступали В. Розанов и С. Симеон. Тут белые уже на 17-м ходу пожертвовали слона на h7 с шахом, затем на 19-м ходу коня на f6 опять же с шахом, и черным ничего не оставалось, как на 22-м ходу признать свое поражение.

Вскоре после этого Александр Алехин изъявил желание в Комитете Земгора добровольно поехать на Галицийский фронт в качестве уполномоченного (начальника) летучего отряда Красного Креста. Там он самоотверженно оказывал помощь раненым, часто под неприятельским артиллерийским и пулеметным огнем. Его мужество было отмечено двумя Георгиевскими медалями. А когда Алехин вынес с поля боя раненого офицера, ему вручили орден Святого Станислава. Девиз этого знака отличия гласил: «Награждая поощряю», — он давал очередные привилегии.

Во время спасения раненых воинов Алехин, безусловно, подвергал опасности и свою собственную жизнь. Он был дважды контужен разорвавшимися поблизости снарядами, и после второй, тяжелой контузии в спину его поместили в госпиталь в городе Тарнополе. Постепенно выздоравливая, Алехин все чаще просил администрацию госпиталя приглашать в палату местных шахматистов и играл с ними вслепую. В один из сентябрьских дней 1916 года он, не глядя на доску, одновременно вел игру с пятью партнерами и у всех выиграл. В числе этих побед была и эффектная, знаменитая партия с «Фельдтом» (Л. Штольненбергером), облетевшая весь мир. Комбинация Алехина в этой партии производит огромное впечатление. Поражаешься возможностям человеческого ума… Окончание партии приведено в заключительной части книги.

Почувствовав себя на пути к выздоровлению, Александр Алехин покинул госпиталь и вернулся в Москву. Волнующих встреч и тут, конечно, было множество. Состоялись разговоры и за шахматной доской, хотя, разумеется, война снизила уровень шахматной жизни.

Тем не менее 13 сентября 1916 года маэстро Александр Алехин был приглашен в Московский шахматный кружок для проведения сеанса одновременной игры. Небезынтересно, что кружок только что переехал в новое помещение, а именно — в большой зал мужской гимназии П. Н. Страхова на Садово-Спасской, 6 — той самой гимназии, где в 1910 году возник первый шахматный кружок имени А. А. Алехина. Сеанс был приурочен к открытию шахматного сезона и собрал много публики. Игра шла на 37 досках и окончилась победой Алехина в 28 партиях при 3 проигрышах.

В начале октября Александра Алехина ждали в Одессе. Перед отъездом туда между братьями состоялся трудный, безрадостный разговор по поводу детища Алексея Алехина — журнала «Шахматный вестник», в котором Александр охотно сотрудничал. Беда состояла в том, что материальное положение журнала с началом войны резко ухудшилось. И после горьких раздумий было принято тяжелое, но вынужденное решение — издание журнала прекратить выпуском последнего сдвоенного номера 19–20 за 1916 год. Так Россия лишилась последнего шахматного журнала, выходившего в предреволюционное время.

В Одессе Алехин 4 октября 1916 года провел в зале городской думы сеанс одновременной игры вслепую на 9 досках. Результат везде был одинаков — сеансер победил всех. А сбор от этого мероприятия направили в фонд «Одесса — Сербии». Кроме того, была сыграна серия легких партий с Б. Берлинским.

После столь короткой гастрольной поездки Алехин вернулся в Москву. Здесь, в Московском шахматном кружке, 25 ноября и 2 декабря 1916 года состоялась партия Алехина с А. Рабиновичем, завершившаяся ничьей на 46-м ходу; 4 декабря, уже в Петрограде, — партия вслепую с А. Велиховым, выигранная маэстро.

Вскоре Алехин снова в Москве, где 8 февраля 1917 года очень изобретательно выигрывает в 28 ходов у А. Рабиновича. Эта партия с комментариями победителя была опубликована 18 марта 1917 года в приложении к газете «Новое время». Она, наверное, была последней, сыгранной Александром Алехиным в то смутное время, которое ощущалось в жизни всей России.

Почти повсеместно ухудшалось экономическое положение, нарастало забастовочное движение, обострялась политическая ситуация, ослабевали функции власти… В феврале 1917 года в России свершилась революция. Император Николай II отрекся от престола. 2 (18) марта было сформировано Временное правительство, председателем которого стал князь Г. Е. Львов.

Такой поворот политических событий воспринимался в России неоднозначно — кто-то скорбел о конце монархии, другие ждали социальных перемен, большей свободы, независимости.

В газете «Воронежский телеграф» № 58 от 14 марта 1917 года на третьей странице помещен отчет о последнем заседании очередной сессии Воронежского губернского земского собрания, на которой была оглашена телеграмма от князя Г. Е. Львова о происшедшем государственном перевороте и принят текст ответной телеграммы о признании власти Временного комитета Государственной Думы и выражении надежды на осуществление мер, необходимых для блага, спокойствия и процветания нашей родины — России. А ниже приведена краткая, но горячая речь председателя собрания губернского предводителя дворянства Александра Ивановича Алехина:

«Г.г. гласные, прежде чем закончить наши занятия, позвольте вам высказать то, что у меня на душе и что, надеюсь, найдет отклик в душе каждого из вас. Совершилось великое дело, пала старая власть, и на ее месте временно возникла новая, которая в свою очередь в непродолжительном будущем должна будет уступить место постоянной, организованной уже согласно свободно выраженной воле самого народа. Открылась новая глава в истории свободной России. В сознании этого великого государственного момента, в сознании той тяжелой ответственности, которая отныне падает на каждого русского гражданина за судьбы нашего отечества, напряжемте все силы своего ума и воли, всю нашу душевную энергию на непрестанную работу, столь необходимую для мирного возрождения свободной России. Пусть же отныне нашей путеводной звездой будет величие и благо дорогой нам всем родины. Да здравствует же единая, свободная Россия! Ура великому русскому народу!..»

Проникновенные, от сердца идущие патриотические слова Александра Ивановича Алехина близко воспринимаются и как бы соотносятся с нынешним временем.

Что же касается его сына Александра Алехина, то царящая в обществе неопределенность вызывала в его душе сильное смятение, свидетельством чему, может быть, служит такой случай. 28 апреля в Петрограде он общался со своим ровесником и уже тогда известным композитором Сергеем Прокофьевым. Того отличала одна необычная черта: он нередко просил друзей и просто знакомых написать в специально заведенный им альбом свое мнение о… Солнце. Есть в этом альбоме и размашистая запись Александра Алехина: «В серые пасмурные дни тоскую, мечтаю о Нем, когда вижу Его, ищу пятен. С мучительным наслаждением переживал дни затмения и опять ждал Его, чтобы не думать о Нем»…

Новым тяжелым испытанием стала для Алехина смерть отца. 30 мая, а затем и 31 мая 1917 года в № 112, 113 газета «Воронежский телеграф» сообщила в траурной рамке:

«Член Государственной Думы Воронежский Губернский Предводитель Дворянства Александр Иванович Алехин после продолжительной и тяжелой болезни тихо скончался 28 мая. Панихида в 12 часов дня и в 8 часов вечера в квартире покойного. Отпевание в среду, в церкви при доме Дворянства».

А 2 июня 1917 года в № 115 газеты «Воронежский телеграф» был напечатан большой некролог, рассказывающий о жизни и неутомимой деятельности Александра Ивановича Алехина, скончавшегося на 61-м году.

Похороны Александра Ивановича Алехина состоялись 3 июня 1917 года в Москве на Новодевичьем кладбище. К тому времени здесь закончили сооружение семейной усыпальницы Прохоровых — часовни, строившейся с 1911 по 1916 год недалеко от входа в собор иконы Смоленской Богоматери. Сюда были перезахоронены Иван Яковлевич и Анна Александровна, их старшая дочь Любовь Ивановна и некоторые другие родные. Тут погребли и малолетнюю Асю Алехину, скончавшуюся 4 августа 1900 года, к которой спустя 17 лет присоединился ее отец — Александр Иванович. Красивая ажурная с позолоченным завершением часовня Прохоровых сохранилась до наших дней, и сюда приходят многие помянуть Прохоровых и Алехиных.

Потерю отца, безусловно, тяжко перенесли все трое его детей. И поэтому, естественно, что младший из них, 24-летний Александр стал тогда еще более беспокойным и отошел временно даже от своего любимого занятия — шахматной игры.

В какой-то степени его настроение усугублялось, вероятно, еще и отчислением из правового отдела Министерства иностранных дел, где он состоял до Февральской революции.

Отсюда следует, что биографию и творческую, спортивную деятельность гениального шахматиста нельзя рассматривать обособленно от семьи и среды, в которой он жил, от горестных событий, сотрясавших их устои. Это вроде бы каждому понятно, но как часто мы забываем о тесной взаимосвязи происходивших явлений…