Александр глубоко удручен дипломатическими промахами и военным разгромом. Растерянный, сбитый с толку, он на перепутье. Неустойчивость его настроений делается почти болезненной. Он ведет себя импульсивно, то воодушевляясь, то впадая в уныние, внезапно переходя от искренности к лукавству, от эгоистических расчетов к великодушным порывам, то обретая мужество, то вновь поддаваясь страхам, то бросаясь в водоворот светских развлечений, то в одиночестве погружаясь в серьезные размышления. Позже Наполеон скажет Меттерниху: «Невозможно быть умнее императора Александра, но в его характере есть какой-то изъян, и я затрудняюсь определить – какой».
Царь, подавленный позором Аустерлица, одновременно нерешительный и упрямый, энергичный и колеблющийся, уговаривает короля Пруссии набраться терпения и посылает в Англию Павла Строганова для переговоров с Чарльзом Фоксом, преемником Вильяма Питта, умершего, как говорили, с горя после разгрома коалиции. Царь предпринимает реорганизацию армии, решает возобновить переговоры с Наполеоном и добиться почетного мира. В Париж посылают П. Я. Убри под предлогом подготовить обмен пленными, а на самом деле для того, чтобы обсудить условия соглашения между двумя империями. Царь наделяет своего эмиссара полными полномочиями с одной оговоркой: сохранить вдоль русских границ защитную зону, чтобы обезопасить русскую территорию от вторжения. Прибыв в Париж, Убри заболевает и, едва оправившись, ведет многочасовые переговоры, с трудом выдерживая натиск то Талейрана, то генерала Кларка, то самого Наполеона. Убри в невыгодном положении, слишком уж много преимуществ у его овеянных ореолом побед собеседников. Наполеон, только что подписавший акт о создании Рейнского союза германских государств, упразднявший Священную римскую империю германской нации и распространявший его протекторат на часть Германии, находит притязания России чрезмерными. Запуганный Убри счастлив уже, что может подписать с Наполеоном договор, представлявшийся ему приемлемым компромиссом: французские войска уходят из Германии, Ионические острова и Рагузская республика получают независимость, на острове Корфу остается русский гарнизон; Франция взамен сохраняет за собой Далмацию, что приближает ее к портам Оттоманской империи, и получает бухту Каттаро,[24] незадолго до этого захваченную русскими. Главное же, растерявшийся представитель Александра лишает Россию ее неаполитанского союзника: он соглашается, чтобы старший брат Наполеона Жозеф, провозглашенный королем Неаполя, стал также королем Сицилии, куда бежали изгнанные из Неаполя король Фердинанд и его жена Мария-Каролина. Неаполитанские Бурбоны будут вознаграждены за счет Испании. Подписав документ, Удри тотчас в этом раскаивается, осознав свою ошибку. «Я должен думать о том, как оправдаться в Петербурге за то, что нарушил инструкции, – пишет он Строганову. – Сегодня я отправляюсь туда, чтобы представить договор и ответить за него головой».
Его беспокойство не напрасно. Русский двор счел договор неприемлемым. Павел Строганов пишет: «Невозможно называться русским и не умереть от стыда, читая этот необыкновенный документ», – и продолжает: «Пришло время решать, позволим ли мы превратить Россию во французскую провинцию вроде Пруссии, Австрии и др. или же сохраним кое-что от былого блеска». А Румянцев восклицает: «Если мы и при Петре Великом, и при Екатерине II умели сносить раны минутных неудач военных, уничижения никогда и нигде сносить мы не умели». Из сановников только генерал Кутузов и адмирал Чичагов осмеливаются напомнить, что армия, прежде чем снова вступить в военные действия, нуждается в отдыхе и пополнении. Остальные наперебой расхваливают боевые качества русского солдата, рвущегося в бой, чтобы отомстить за честь родины. У Александра голова идет кругом от всех этих разговоров, и, прибегнув к дипломатической увертке, он отказывается ратифицировать подписанный Убри договор под предлогом, что тот превысил данные ему инструкции. Убри дезавуирован и без шума отправлен в ссылку в свое поместье. Мир с Францией откладывается.
Тем временем между Александром и его ближайшим другом и соратником Адамом Чарторыйским возрастают разногласия по основным вопросам внешней политики, и Чарторыйский просит царя заменить его на посту министра иностранных дел. «Князь Адам стеснен императором во всех своих действиях, – пишет Новосильцев. – Император хочет только полумер; князь при каждом удобном случае просит назначить другого на его место и позволить ему уехать… но император не хочет слышать об этом». А Чарторыйский со своей стороны так анализирует ситуацию в письме к Павлу Строганову: «Император все тот же: страх и слабость достигли предела. Мы всего боимся, мы неспособны сделать выбор; ему не осмеливаются давать советы из опасений, что он им не последует. Император хочет сохранить нас на наших постах, чтобы избавить себя от затруднений, которые вызывают перемены, но действовать хочет только по-своему… Эта смесь слабости, неуверенности, страха, несправедливости, нелепости огорчает и доводит до отчаяния».
Наконец царь после многих дружеских попыток удержать Чарторыйского возле себя принимает его отставку и заменяет его прибалтийским бароном Будбергом. Первый враг Чарторыйского, ускоривший его падение, – вдовствующая императрица Мария Федоровна. Переложив «на этого поляка» ответственность за «несчастья прошлой осени», она предостерегает Александра и против слепой дружбы с Пруссией. «Не устану вам напоминать, что приверженность вашего деда (Петра III. – А. Т.) к берлинскому двору стала причиной его гибели, а привязанность вашего отца (Павла I. – А. Т.) к тому же самому двору была пагубна для него, и ваша, дорогой Александр, дружба с прусским двором до сих пор не складывалась, – пишет она сыну. – Заклинаю вас быть предельно внимательным и не допустить, чтобы кто-нибудь мог вас упрекнуть в том, что вы жертвуете ради Пруссии интересами и славой вашей родины».
Александр уступает настояниям матери и меняет министра иностранных дел, но оставляет без внимания ее нападки на его политику по отношению к Пруссии. После встречи с королевой Луизой он чувствует себя морально обязанным покровительствовать этой несчастной стране. По условиям секретной декларации, которой в июле 1806 года обменялись Александр и Фридрих-Вильгельм III, царь гарантирует оружием независимость и территориальную целостность Пруссии, а король Пруссии обязуется не помогать Франции в случае ее войны с Россией, хотя Пруссия уже связана с Францией договором, направленным против России. Фридрих-Вильгельм III воображает, что ведет хитрую двойную игру: в Петербурге не сомневаются в его непоколебимой преданности царю, а в Париже полагают, что ему выгоднее держать сторону Наполеона, тем более что Наполеон обещает ему Ганновер в награду за покорность. Но тут Наполеон, желая задобрить английскую сторону, нарушает обещание и отдает злополучный Ганновер Англии. Взбешенный Фридрих-Вильгельм III разрывает союз с Францией и обращается к России за военной поддержкой в соответствии с их тайной договоренностью. «Заклинаю вас, государь, – пишет он Александру 8 августа 1806 года, – сообщите, могу ли я надеяться, что ваши войска, находящиеся поблизости, придут мне на помощь, и вправе ли я рассчитывать на них в случае нападения».
Александр, рыцарски верный клятве, игнорирует как уговоры матери, так и советы друзей. Поражение под Аустерлицем не убедило его в военном гении Наполеона. Он верит в исключительные качества русского солдата и не боится вновь померяться силами с императором французов. 1 октября 1806 года Фридрих-Вильгельм III, заручившись поддержкой царя, предъявляет Парижу ультиматум, требуя вывода французских войск из Германии и согласия Франции на образование Северогерманской конфедерации, членами которой стали бы не вошедшие в Рейнский союз германские государства. В ответ Наполеон приказывает своим войскам без промедления выступать. Восьми дней хватило французам, чтобы на полях сражений под Заалфельдом, Йеной и Ауэрштадтом буквально раздавить хвастливую прусскую армию и превратить ее во всеобщее посмешище. 27 октября Наполеон триумфально вступает в Берлин. Король и королева Пруссии, изгнанные из столицы, с несколькими верными людьми спасаются от завоевателя бегством и укрываются в Мемеле, на восточной границе Пруссии.
Тем временем Россия, еще не принявшая участия в военных действиях, готовится в них вмешаться. Одна из ее армий занята в войне с Персией, другая – в войне с Турцией, которую Наполеон искусно втянул в конфликт с Россией. Александр объявляет войну с Францией национальной, создает военное ополчение в 612 тысяч ратников, призывает все сословия жертвовать армии деньги, провиант, рекрутов. В армии не хватает оружия: один солдат из пяти вооружен ружьем, остальные – пиками и копьями. На мануфактурах Англии и Вены заказывают 160 тысяч ружей. Священный Синод, дабы подстегнуть всеобщее воодушевление, предписывает во всех церквах России после воскресных и праздничных служб провозглашать анафему Наполеону как исконному врагу веры Христовой, отрекшемуся от христианства, проповедующему Коран, поклоняющемуся идолам и мечтающему объединить евреев и объявить себя мессией. Эти огненные слова пока что не находят отклика у народа. Все, что происходит за пределами России, кажется ему нереальным. До тех пор пока он не увидит врага на своих полях, в своих деревнях, он не сможет возненавидеть его и даже не поверит в его действительное существование.
Александру предстоит назначить главнокомандующего армией. Ни за что на свете не остановит он свой выбор на Кутузове, неудобном свидетеле его промахов под Аустерлицем. В окружении императора предлагают 69-летнего маршала Каменского. Старик, ужаснувшись ответственности, которую император намерен взвалить на его плечи, энергично протестует, но вынужден подчиниться царской воле. Он приезжает из своего поместья в Петербург, где его встречают как спасителя отечества. Императрица Елизавета 3 декабря 1806 года родила дочь, названную, как и мать, Елизаветой. В рождении ребенка усматривают доброе предзнаменование грядущих событий. Елизавета пишет матери: «Я чувствую себя хорошо, милая мама, как и крошка Элиза, которая умоляет вас простить ее за то, что она не мальчик». Преодолевая недомогание, императрица лично принимает генералиссимуса перед его отъездом в армию и взволнованно произносит, что вся нация видит в нем защитника и спасителя России.
Каменский, желая прослыть оригиналом, во всем подражает Суворову, доходя до юродства. В ноябре и декабре 1806 года стотысячная русская армия пересекает границу и вступает на территорию Пруссии. На этот раз Александр воздерживается от появления на театре военных действий. Что до Каменского, то он, прибыв в Вильно, впадает в панику и пишет императору, умоляя освободить его от командования: «Я лишился почти последнего зрения: ни одного города на карте сам отыскать не могу… Боль в глазах и в голове; неспособен я долго верхом ездить, пожалуйте мне, если можно, наставника, друга верного, сына отечества, чтобы сдать ему команду и жить при нем в армии. Истинно чувствую себя неспособным к командованию столь обширным войском».
14 декабря, в три часа утра, в разгар метели Каменский, разбитый старческими недугами и страхом, посылает за Беннигсеном и велит ему вести армию обратно в Россию, потом влезает в коляску, бросает лагерь и мчится в свое поместье. Беннигсен не повинуется его приказу и принимает бой с французами при Пултуске. Дело оборачивается в его пользу, и Александр после долгих колебаний, пересилив антипатию к сыгравшему главную роль в убийстве Павла I человеку, передает ему верховное командование. По меткому словечку ле Местра, Беннигсен – командир убийц, а не армий.
Тем не менее царь жалует новому главнокомандующему орден Св. Георгия и посылает ему несколько собственноручно написанных строчек: «С особенным удовольствием изъявляю вам мою благодарность за Пултусское сражение. Высокие выказанные вами в сей день дарования дают вам новое право на мою доверенность». В прошлое царствование Беннигсену сверх того были бы пожалованы новые земли и крепостные. Улучшение нравов, скажут одни. Неблагодарность по отношению к преданному слуге престола, скажут другие.
8 февраля 1807 года Беннигсен начинает наступление возле деревни Эйлау в Восточной Пруссии. «Не сражение, а бойня», – оценит его Наполеон. С русской стороны число убитых и раненых достигает 26 тысяч. Оба противника считают себя победителями, но Беннигсен вечером приказывает войскам отойти к Кенигсбергу, и поле сражения остается за Наполеоном. Это не мешает Александру поздравить своего главнокомандующего: «Вам генерал, выпала слава победы над непобедимым», – и наградить его орденом Св. Андрея Первозванного, хотя тот продолжает отступать в глубь страны сквозь снег и туман.
В конце февраля императорская гвардия покидает столицу под радостные крики жителей. «В Петербурге, – сообщает Александр Беннигсену, – останется Преображенский полк нести стражу во дворце и эскадрон казаков патрулировать улицы». В течение трех дней старый граф Штединг наблюдает из окон шведского посольства, находящегося на Исаакиевской площади, «великолепные полки, составляющие элиту армии и поражающие красотой выправки». Император, императрица, великий князь Константин провожают войска, проходящие мимо с развернутыми знаменами. У городских застав приготовлены подводы для пехотинцев, чтобы домчать их до места постоя. Пополнив армию Беннигсена, они разместятся на зимних квартирах и будут готовиться к решающей схватке с врагом.
Вскоре Александр тоже уезжает в армию. Проезжая Митаву, он наносит визит графу Лилльскому, то есть будущему Людовику XVIII, любезно болтает с ним, находит его ничтожным и пустым человеком, лишенным качеств, необходимых государю, но обещает возвести его на трон Франции. Потом спешит в Паллаген, пограничную крепость на Балтийском море, куда выехал ему навстречу король Пруссии, и вместе с ним едет в Мемель, где ждет прибытия очаровательной королевы Луизы, судьба которой так его волнует. Луиза и ее супруг удручены обрушившимися на них несчастьями. «Климат здесь ужасный, – пишет она в одном из писем, – кругом только снег и лед. Нигде ни одного цветочка, ни одной фиалки. Но в моем сердце весна, в нем жива надежда на Бога». И, встретившись с прекрасным Александром, вздыхает: «Ах, мой кузен!», с бесконечной печалью и грацией протягивая ему руку. Кроме него, говорит она, у нее нет поддержки в мире. Он отвечает, что приехал не только как союзник, но и как друг, и что Россия готова на любые жертвы во имя связывающей их дружбы. И, когда мимо них проходят церемониальным маршем полки, восклицает, обращаясь к королю Пруссии: «Никто из нас не погибнет по отдельности. Мы погибнем вместе, или не погибнет ни один из нас!» «Император все тот же в высшей степени любезный человек, полный доброты и дружелюбия, – записывает в дневнике графиня Фосс. – Он обнял меня с непосредственностью, которая придает ему особое очарование, и наговорил много идущих от сердца слов. Да, ему нет равного в мире». На следующий день она добавляет: «Император так же красив, предупредителен и сердечен, как раньше. Разве что стал более непринужденным в обращении и больше ухаживает за молодыми дамами, но он по-прежнему очень милый и приятный человек».
В то время как Александр очаровывает «молодых дам» из окружения королевы Луизы, представители России и Пруссии в штаб-квартире Беннигсена в Бартенштейне подписывают новую конвенцию о союзе, предусматривающую восстановление Пруссии, упразднение Рейнского союза и возврат Франции в границы, установленные по Рейну. Ни Англия, ни Австрия не присоединяются к договору. И в русской армии немало офицеров, не одобряющих приверженность царя прусскому государю. Даже великий князь Константин горячо убеждает брата вступить с Наполеоном в переговоры о мире и показать себя «добрым русским». Но Александр не поддается уговорам. Он с нетерпением ждет весны, чтобы возобновить военные действия.
И вот 14 июня 1807 года происходит сражение у Фридланда. Несмотря на численное превосходство, войска Беннигсена, «победителя непобедимого», сметены мощными и точными атаками французов. Русские, сражаясь, отступают и теряют треть армии. Известие о разгроме достигает Александра 16 июня в штаб-квартире в Олите, расположенной в глубоком тылу. Молодой офицер Денис Давыдов,[25] адъютант генерала князя Багратиона, прибывает в Олиту 18 июня и находит штаб в состоянии панической растерянности. «Я прискакал на главную квартиру, – вспоминает он. – Толпы разного рода людей составляли ее. Тут были англичане, шведы, пруссаки, французы-роялисты, русские военные и гражданские чиновники, разночинцы, чуждые службы и военной, и гражданской, тунеядцы и интриганы, – словом, это был рынок политических и военных спекулянтов, обанкротившихся в своих надеждах, планах и замыслах… Все было в тревоге, как за полчаса до светопреставления. Один Беннигсен был неизменен. Он страдал, это видно было, но страдал скорбию безмолвною».
Ни один даже самый воинственный из советников царя не отваживается заговорить о продолжении войны. Причин много: армия дезорганизована, провиантская часть расстроена, наскоро обученные новобранцы не могут заменить ветеранов и многих офицеров, павших в боях. Англия, разочарованная разгромом коалиции, не выполняет обещаний: не посылает корпуса высадки в 10–15 тысяч человек и высокомерно отказывает в новых кредитах в 6 миллионов ливров, что ставит русскую казну в крайне трудное положение. «Каждый добрый русский, – пишет Чарторыйский, – должен быть потрясен прискорбной истиной, что Россия оказалась почти в таком же положении, в каком находилась Пруссия в октябре прошлого года… И просвещенный политик, и решительный военный равно задаются вопросом: почему бы не прибегнуть к переговорам, вместо того чтобы напрягать все силы в борьбе, опасность которой очевидна». Великий князь Константин пишет брату: «Государь, если вы не хотите заключить мир с Францией, то дайте каждому солдату пистолет и прикажите им всем застрелиться. Вы добьетесь того же результата, какой вам даст новая и – последняя битва, которая неминуемо откроет ворота в вашу империю испытанным в боях и по-прежнему непобедимым французским войскам».
Рассудив, что исчерпал все свои возможности спасти Пруссию, Александр соглашается, что единственный выход – переговоры о мире.
22 июня 1807 года Александр посылает своего адъютанта князя Лобанова в Тильзит договориться с французами о перемирии и навести на мысль о личной встрече Александра и Наполеона. Император французов принимает русского посла в высшей степени ласково, подписывает условия перемирия, приглашает его к обеду и, подняв бокал шампанского, провозглашает тост за здоровье царя, справляется о здоровье царицы Елизаветы и, заметив, как увлажнились глаза гостя, восклицает, повернувшись к генералу Дюроку: «Смотрите, Дюрок, смотрите, как русские любят своего государя!»
Александр утверждает условия перемирия, и встреча между двумя императорами назначается на 11 часов утра 25 июня 1807 года на пограничной реке Неман. По приказу Наполеона, страстного любителя театральных эффектов, посреди реки на двух лодках устанавливают плот, на котором сооружают два великолепных, обтянутых белым полотном павильона. Больший из них, предназначенный для встречи двух государей, украшен написанными зеленой краской вензелями: огромной буквой «А» на фронтоне, обращенном к русской стороне, такой же величины буквой «N» на фронтоне, обращенном к Тильзиту. Об инициалах короля Пруссии нарочно забыли, возбудив его досаду. Прибыв на берег реки в колясках, царь, Фридрих-Вильгельм III, великий князь Константин и их эскорт останавливаются в полуразрушенной усадьбе, где ожидают прибытия Наполеона. Александр облачен в темно-зеленый мундир Преображенского полка, отделанный красными лацканами и золотыми петлицами, с аксельбантом на правом плече, перетянутый в талии шарфом; на нем белые лосины и короткие ботфорты, на руках белые перчатки; голову покрывает высокая треуголка с черно-белым плюмажем. Русые волосы напудрены, через плечо – голубая Андреевская лента, на боку – шпага. Он сохраняет внешнее спокойствие, но сердце его тревожно сжимается при мысли, что он вот-вот окажется лицом к лицу с легендарным человеком, только что преподавшим ему суровый урок. Как ему держаться, как найти верный тон и преодолеть чувство приниженности перед «корсиканским людоедом»? Безоговорочно признавая полководческий гений своего будущего собеседника, он все же не отчаивается и надеется поладить с ним. Прежде всего Наполеон, рассуждает Александр, вовсе не стремится к владычеству над всем миром. Он просто хочет, чтобы Россия признала его верховную власть на юге и в центре Европы. Взамен он, вероятно, согласится предоставить царю свободу действий на востоке. В общем, речь пойдет о том, чтобы разделить сферы влияния на Европейском континенте, установить границу между империями Запада и Востока и обеспечить безопасность России, присоединив к ней Дунайские княжества и восстановив, хотя бы частично, Прусское королевство. Александр уверен в правильности своих предположений, потому что сознает: его противник заинтересован в сотрудничестве, чтобы завершить умиротворение центральной Европы и противопоставить эффективный блок Англии. В остающиеся до исторической встречи минуты Александр всей душой хочет верить, что Наполеон нуждается в нем так же, как он сам нуждается в Наполеоне… Вбежавший адъютант кричит: «Едет, Ваше Величество, едет!»
Александр берет шляпу и перчатки и не торопясь выходит из комнаты. На другом берегу он замечает всадника, несущегося во весь опор впереди блестящей свиты между двумя рядами гвардейцев, встречающих его так восторженно, что гул приветствий слышен на русском берегу. Оба императора одновременно садятся каждый в свою лодку. Советники и адъютанты сопровождают их. Король Пруссии не приглашен и, точно наказанный, остается на правом берегу Немана. Устремив взгляд на павильон, где решается судьба его монархии, он спускается к реке, заставляет лошадь войти в воду по грудь и застывает в этой позе, неподвижный и подавленный.
Лодки медленно скользят по воде. Гребцы, одетые в белые рубахи, налегают на весла. Наполеон первым вступает на плот и быстрыми шагами идет навстречу Александру. Александр видит коренастого, несколько тучного человека, с энергичным лицом, выступающим подбородком и стальным блеском в глазах. На императоре французов гвардейский мундир, украшенный только красной ленточкой ордена Почетного легиона. Его легендарная треуголка надвинута на лоб. Он протягивает руку. Александр ее пожимает. Они обнимаются. «Я так же, как и вы, ненавижу англичан и готов вас поддерживать во всем, что вы предпримете против них», – первым говорит Александр. «В таком случае, – отвечает Наполеон, – мы сможем договориться, и мир будет заключен». Без сомнения, Александр поражен корсиканским акцентом своего недавнего врага. Император России, учившийся у Лагарпа, не может не признаться себе, что говорит по-французски чище и изящнее, чем властелин Франции.
Немного спустя они вдвоем входят в павильон. С самого начала беседы Александр убеждается, что его предположения были верными: Наполеон искренне желает мира, чтобы укрепить свою власть в Европе и окончательно сокрушить Англию. Он разоблачает союзников России, восхищается отвагой и стойкостью русских в сражениях и предлагает разделить мир между двумя империями. Вслушиваясь в его речи, Александр угадывает в нем натуру суровую, мужественную, практичный ум и веру в свою счастливую звезду. В его присутствии, по контрасту, Александр сам себе кажется слишком мягким, деликатным, уклончивым. Да, он, принц, рожденный у ступеней трона, выросший под крылышком Екатерины Великой, не имеет ничего общего с этим плебеем и, однако, не в силах сопротивляться чарам, которые испытывает на нем его собеседник, быстрыми шагами расхаживающий взад и вперед по палатке. Проведя два часа в дружеской беседе, императоры выходят рука об руку. Александр провожает Наполеона до лодки. На следующий день тот же плот принимает не только двух императоров, но и прусского короля, не теряющего надежды вернуть кусок своей территории.
Для продолжения переговоров Наполеон предлагает переехать в Тильзит, объявив его нейтральным городом. Маленький городок, затерянный среди полей, разделяется на две части. В день прибытия Александра Наполеон дает пароль «Александр, Россия, Величие». На следующий день пароль выбирает Александр, это слова: «Наполеон, Франция, Отвага». С русской стороны охрану царя несет отряд гвардейцев-гусар и батальон Преображенского полка. Командует батальоном Михаил Воронцов, сын графа Семена, бывшего посла России в Англии. Он, как и отец, ненавидит французов и притворяется больным, не желая присутствовать на встрече императоров. Другие русские офицеры не испытывают подобных чувств. Каждый день они завтракают с французскими адъютантами у маршала Бертье. Все офицеры русской армии свободно владеют французским, и братание происходит легко. В Тильзит запрещен въезд военным, не приписанным к главной квартире, и многие русские офицеры переодеваются в штатское и тайком отправляются в город, чтобы увидеть Наполеона.
Каждое утро генерал Дюрок посылает справиться о здоровье Александра, а граф Николай Толстой узнает новости о Наполеоне. Потом оба государя проводят смотр войск и совершают прогулки верхом в сопровождении прусского короля, обременительного и тяготившего их спутника. Обедают почти всегда у французского императора, на золотой посуде, под охраной выстроившихся в два ряда гренадеров. В присутствии прусского короля Александр и Наполеон ведут себя сдержанно, избегая касаться важных вопросов. Наполеон презирает этого нежеланного гостя и не упускает случая кольнуть его. Разглядывая его прусский мундир, он иронически спрашивает: «Как вы умудряетесь застегивать столько пуговиц?»
Как только Фридрих-Вильгельм III удаляется, серьезная беседа возобновляется и продолжается далеко за полночь с глазу на глаз. «Я буду вашим секретарем, а вы моим», – говорит Наполеон Александру. Императоры неплохо ладят друг с другом и, обмениваясь пышными фразами, видоизменяют карту Европы. Выработать детали соглашения Наполеон поручает ловкому, изобретательному Талейрану. Александр – князю Лобанову и князю Куракину, равно не подходящим для выполнения такой тонкой задачи. В процессе работы договор все больше отходит от первоначальной концепции. Талейран неощутимо ведет свою игру. Надеясь смягчить непреклонность Наполеона, Фридрих-Вильгельм III решает прибегнуть к чарам своей супруги и вызывает королеву Луизу в Берлин. Она прибывает, бросается к ногам императора французов и взывает о милости к Пруссии: «Разве вы не оставите нам Магдебург и Вестфалию?» Наполеон поднимает ее и отвечает: «Вы слишком многого просите, но я обещаю подумать об этом, – и с подчеркнутой любезностью добавляет: – Какое чудесное платье! Что это за ткань, мадам, креп или итальянский газ?» Вечером за обедом она снова пытается покорить его остроумными речами и обольстительными улыбками, но Наполеон остается невозмутимым и ограничивается тем, что задает ей шутливые вопросы: «Зачем вы носите этот тюрбан? Хотите сделать приятное императору Александру? Он ведь воюет с турками». Позже он пишет Жозефине: «Прусская королева в самом деле очаровательна; она кокетничает со мной, но не ревнуй; все это скользит по мне, как по клеенке. Ухаживания за ней обошлись бы мне слишком дорого». А графу Николаю Толстому заявляет: «Я не сделаю ради прекрасных глаз прусской королевы того, что не могу предоставить дружбе вашего императора». Перед Александром он высказывается еще более резко: «Подлый король, подлая нация, подлая армия, держава, которая всех обманывала и которая не заслуживает существования. Тем, что она вообще сохранилась, она обязана только вам».
Оскорбленная в своем тщеславии женщины и государыни, королева Луиза страшится этого «монстра», этого «исчадия революции». Она считает его самодовольным и жестоким, на редкость безобразным с его обрюзгшим лицом, смуглой кожей, обвисшим животом и короткими ногами. И этот карлик держит в своих руках судьбу ее родины и ее собственную судьбу! Плача и стеная, Луиза идет от одного императора к другому. Александр ее утешает и, возведя очи к небу и понизив голос, говорит: «Верьте в будущее. Уповайте на Бога!»
Пока идет работа над текстом договора, Александр старается получше узнать и понять того, кто теперь называет его своим другом. Он так характеризует его Чарторыйскому: «Этот человек посреди самых сильных потрясений сохраняет спокойную и холодную голову: все его вспышки гнева заранее рассчитаны и предназначены для устрашения собеседников. Он любит повторять, что ко всякому делу можно найти подход и нет таких трудностей, которые нельзя было бы преодолеть». Проницательность и ясность ума всегда соединены у Александра с двуличием. Все его выражения симпатии к Наполеону и восхищение им не что иное, как игра. Тильзит – сцена, где он изображает некий персонаж и успешно дурачит публику. На самом же деле он, скрытный и мстительный, не прощает Талейрану письма, написанного по указанию Первого консула в ответ на протест России после казни герцога Энгиенского, письма, в котором царю в недвусмысленных выражениях вменяли в вину отцеубийство. И он уверяет генерала Савари: «Ни к кому я не чувствовал такого предубеждения, как к нему, но после беседы, длившейся три четверти часа, оно рассеялось как сон. И никогда я не вспомню об этом чувстве, так глубоко тронуло меня все, что он мне сказал». В другой раз, говоря о Наполеоне, он восклицает: «Жаль, что я не увиделся с ним раньше!.. Завеса разорвана, и время заблуждений миновало». Но свои истинные чувства он открывает в письмах любимой сестре Екатерине: «Бог нас хранил: вместо жертв мы выходим из борьбы не без блеска. Но что скажете вы об этих событиях? Я провожу целые дни с Бонапартом, целые часы наедине с ним!» И матери: «К счастью, у Бонапарта при всем его гении есть уязвимое место – тщеславие, и я решил пожертвовать моим самолюбием во имя спасения империи». Он идет дальше и пишет прусскому королю: «Наберитесь терпения. Мы вернем то, что утратили. Он сломает себе шею. Несмотря на все мои знаки дружбы и мои внешние поступки, в глубине души я ваш друг, и я надеюсь доказать вам это на деле».
Наполеон, однако, верит в искренность царя. «Друг мой, – сообщает он Жозефине, – я только что виделся с императором Александром; я им крайне доволен, он гораздо умнее, чем обычно считают». А также: «Он – герой романа. У него манеры самого любезного из парижан». Чуть позже, уточняя свое суждение, он заключает, что Александр – натура впечатлительная, изменчивая, что он падок на лесть, неопытен и руководствуется больше велениями сердца, чем доводами рассудка, но что Франция может многого ждать от союза с этим быстро загорающимся и легко поддающимся влиянию монархом – монархом, рожденным мечтать, а не действовать.
Таким образом, каждый из государей полагает, что, демонстрируя показную сердечность, сумел одурачить другого. Для Наполеона Тильзит – уверенность в свободе действий против Англии; для Александра – почетное средство выиграть время. Оба они делают вид, что Тильзитский договор – залог длительного мира, но в действительности ни тот, ни другой в это не верит.
Договор «о мире и дружбе» подписан 7 июля 1807 года. Он дополнен семью секретными статьями и тайным договором о наступательном и оборонительном союзе между Францией и Россией.
Несмотря на усилия Александра и вздохи королевы Луизы, Пруссия – барьер, необходимый для безопасности западных русских границ – была сведена к четырем провинциям (Померания, Бранденбург, Старая Пруссия, Силезия). Из остальных ее земель было создано новое Вестфальское королевство, во главе которого Наполеон поставил своего младшего брата Жерома. Из отнятых у Пруссии польских земель было образовано Великое герцогство Варшавское, временно отданное королю Саксонии. По секретным статьям договора, Россия возвращала Франции порт Каттаро и Ионические острова, но получала Белостокский округ. Более того, Александр, уступив Наполеону запад Европы, добился свободы действий на Балтике, в восточной части Балкан, в районе Дегруа и в Малой Азии. Посредничество Франции в Константинополе должно было содействовать установлению мира между Россией и Турцией, а посредничество России в Лондоне – восстановлению мира между Францией и Англией. Если бы эта миссия не удалась, Россия обязывалась действовать заодно с Францией и присоединиться к континентальной блокаде. Если бы сорвалось посредничество Франции, она должна была выступить на стороне России против Оттоманской империи.
Совершенно очевидно, что соглашения содержали немало расплывчатых формулировок. Наполеон, обещая России поддержку против Порты, вовсе не намерен был уступать царю Константинополь. «Константинополь, – говорил он, – центр и столица всемирной империи». Остался открытым и вопрос о Дунайских княжествах. Наконец, решение польской проблемы было неблагоприятно для русских, так как Великое герцогство Варшавское во главе с саксонским королем вскоре вошло в Рейнский союз, и, таким образом, огромная наполеоновская империя приобрела общую с Россией границу: случилось то, чего Александр желал бы любой ценой избежать.
Как бы то ни было, в момент подписания договора оба императора казались удовлетворенными своим детищем. Александр поручает князю Куракину поднести Наполеону знаки отличия пяти орденов Андрея Первозванного, предназначенных для него самого и четырех лиц его окружения. В свою очередь Наполеон через Дюрока передает царю знаки пяти орденов Почетного легиона. Немного спустя Александр, украшенный орденом Почетного легиона, а Наполеон – Андреевской лентой, проводят смотр своей личной гвардии. Перед батальоном Преображенского полка, стоявшего навытяжку, Наполеон спрашивает у царя: «Ваше Величество позволит мне наградить орденом Почетного легиона храбрейшего из отличившихся в этой кампании?» Растроганный Александр советуется с командиром полка, который вызывает из рядов гренадера Лазарева. И вот, к изумлению Лазарева, император французов отцепляет от своего мундира крест и прикрепляет к его груди. Белая ухоженная рука слегка касается ткани мундира. «Помни этот день, – произносит Наполеон, – день, когда твой государь и я стали друзьями». Александр не остается в долгу: он приказывает наградить русским орденом храбрейшего из французских солдат. Оба государя обнимаются под восторженные крики войск. Александр обещает Наполеону посетить его в Париже. Наконец, они расстаются. Из лодки, удаляющейся от берега под сильными ударами весел, император России следит, как исчезает из виду массивный силуэт наблюдающего за его отъездом императора французов.