Александр Великий. Армия, походы, враги

4 ВОЗВЫШЕНИЕ МАКЕДОНИИ

Македония оказывалась по большей части в стороне от постоянных войн и грызни государств Греции по причине географического положения и стратегического значения, делавших ее как бы аутсайдером Греко-персидской политики. Рассматриваемая нами страна представляла собой результат объединения Верхней и Нижней Македонии, что произошло окончательно при царе Филиппе II, к образованию добавились новые города с новыми — то есть натурализованными — гражданами. Но в целом страна не отличалась высокой степенью урбанизации, и население ее представляло собой в основном пастухов-скотоводов. Происхождение македонского государства в период античности окутано туманом, поскольку, по мнению классических греческих писателей и мыслителей, жители Македонии являлись наполовину варварами, обитавшими где-то на задворках цивилизованного мира. Согласно традиции, аргеадская ветвь царей сложилась в 8-м веке, однако о ней было мало что известно до упоминания Геродотом в контексте Греко-персидских войн. Точная схема правил вступления на престол македонских царей тоже не вполне ясна, хотя перераспределение власти на самом верху происходило не без внутренних интриг и скрытого или явного иностранного вмешательства, включая и убийства царей и претендентов, при этом между Александром I и Филиппом II — то есть в период продолжительностью менее столетия — на троне побывало не менее 13 монархов.

В ходе Греко-персидских войн Македония являлась вассальным царством Персидской империи, а ее царь, Александр I Филэллин, действовал преимущественно в собственных интересах, даже невзирая на прозвище, означающее буквально «греколюб». Он, в частности, отговорил командование греческих экспедиционных войск от занятия долины Темпе, отделявшей Македонию от Фессалии, поскольку не хотел, чтобы большое войско Ксеркса застряло в Македонии, истощая небогатые ресурсы царства. Позднее он советовал афинянам признать реальность и подчиниться персидской мощи, покорившись Ксерксу, чего те, как известно, предпочли не делать.

Сын Александра, Пердикка II, правивший в стране во время Пелопоннесской войны, занимал этакую колеблющуюся позицию между поддержкой Спарты и Афин, в соответствии с угрозой, которую представляло для него и его царства в этом непростом и неровном конфликте то или другое государство в тот или иной момент. К концу века сын Пердикки, Архелай II, занялся укреплением царства.

368―365 Филипп, сын Аминты III, будущий царь Македонии, проживает в Фивах в качестве заложника

360/359 Пердикка III погибает в сражении; приход к власти Филиппа II, выступающего поначалу в качестве регента при Аминте IV

359―336 Правление Филиппа II Македонского

356 Рождение Александра Великого

352 Победа Филиппа II над фокийцами в битве на Поле Крокусов

346 Филократов мир; Филипп становится хозяином севера Греции

338 Битва при Херонее; Филипп подчиняет себе всю Грецию

337 Образование Коринфской лиги с Филиппом II во главе

336 Смерть Филиппа II; восхождение на трон Александра III Великого

Аргей II 393―392

Аминта III (повторно) 392―370

Александр II 370―368

Птолемей I 368―365

Пердикка III 365―360/359

Аминта IV 359―356

Филипп II 359―336

Александр III Великий 336―323

В частности, в попытке импортировать греческую культуру с юга, в Македонии были проложены новые дороги. И в самом деле, в каком-то смысле задуманное ему удалось, — скажем, драматург Эврипид умер в Македонии, где и написал мрачную трагедию «Вакханки». Но Архелай не успел воплотить в жизнь всех начинаний, поскольку, как и многие правители Македонии, пал от удара кинжала убийцы.

По смерти Архелая последовал период восшествия на трон и коротких правлений одного за другим ряда царей до тех пор, пока Аминта III не восстановил до некоторой степени стабильность. Вместе с тем царство жило под постоянной угрозой, возникавшей то со стороны иллирийцев на западе, то вследствие роста имперских (или, по крайней мере, гегемонистских) амбиций афинян и фиванцев. От царицы Эвридики Аминта имел трех сыновей — будущих царей. Александр II просидел на троне недолго (370―368 гг.), после чего погиб от рук убийцы. Зять Аминты, Птолемей Алорит, выступал затем как регент при малолетнем Пердикке III, но в 365 г. он тоже был убит. Пердикка стал полновластным властителем и хозяином на троне, но царству продолжали грозить с запада иллирийцы, и в 360/359 гг. они уничтожили македонское войско. Пердикка и с ним еще 4000 человек остались лежать мертвыми на поле битвы, тогда как на престоле вновь очутился ребенок.

И вот тут в свои 23 года на первый план вышел уцелевший сын Аминты III, Филипп II, по всей вероятности, поначалу назначенный регентом при малолетнем племяннике, Аминте IV.

^{В 382 г. спартанцы отправили союзнический контингент в помощь царю Македонии Аминте, дабы облегчить тому задачу освобождения земель, отторгнутых у него олинфийцами. Хотя Македония всегда особенно славилась именно конницей, в какой-то момент ближе к концу 5-го или в начале 4-го века кто-то из македонских царей сколотил войско из гоплитов. Слева мы видим сидящего на коне спартанца. Македонский гоплит в центре экипирован весьма сходным со спартанцами и их союзниками образом. Позади критский стрелок-наемник, служащий спартанцам. (Энгус МакБрайд © Издательский дом «Оспри».)}

Дабы вывести Македонию из шаткого положения и обеспечить себе твердые позиции в будущем, Филиппу приходилось укреплять власть короны. Достижение целей требовало как применения дипломатии и новаторских подходов в военной области, так и создания сильного и боеспособного войска. В период царствования братьев Филипп жил в качестве заложника в Фивах, где наблюдал за военными инновациями и в том числе реформами фиванской пехоты, подумывая, как видно, и о том, как бы воспользоваться чужими находками для македонской армии. Опыт дал Филиппу знания, и ему хватило способностей их задействовать для отвращения угрозы со стороны Иллирии. И в самом деле, фактически именно он разрешил кризис при помощи умелого сочетания военных действий и дипломатии, а то и откровенного двуличия, а потому, отодвинув от трона Аминту IV, в 359 г. Филипп сам сделался царем.

Дипломатия Филиппа и реформы в войске привели к повышению статуса прежде презираемой соседями Македонии. Историк-современник Феопомп Хиосский уверял даже, что «прежде Европа не рождала такого человека, как Филипп», и поистине громадные достижения его не следует недооценивать, пусть даже все деяния этого царя неминуемо остаются в тени свершений его сына.

Парменион (около 400—330 гг.) сражался в рядах македонской армии сначала при Филиппе II, а затем при Александре. Он происходил из семьи вельможи и считался наиболее надежным военачальником Филиппа, в том числе одержал видную победу над иллирийцами в 356 г. В 346 г. он отправился послом в Афины; поездка завершилась в итоге Филократовым миром. Вместе с Ат-талом и Аминтой в 336 г. он повел передовые македонские войска в Малую Азию.

После отзыва Пармениона в Македонию в связи с гибелью Филиппа старый полководец быстро принял сторону Александра и помог ему утвердиться на троне, преспокойно покончив с Атталом. Служба новому царю принесла Пармениону и его семье щедрые награды. Он выступал в роли заместителя командующего при Александре во всех основных битвах последнего на территории Персии, в ходе которых отвечал за левое крыло македонского войска, а его сыновья, Филота и Никанор, тоже занимали высокие командные должности.

Парменион продолжал оставаться правой рукой Александра до 330 г., когда получил задание охранять захваченные сокровища Персии в Экбатанах. В том же году он был заочно приговорен к смерти как лицо, замешанное в мнимом или подлинном заговоре Филоты против Александра. Веских доказательств участия Пармениона в заговоре, судя по всему, так и не нашли, однако он представлял собой потенциальную угрозу честолюбивым притязаниям Александра, тогда как измена — подлинная или предполагаемая — представлялась вполне удобным поводом для его устранения.

Занимаясь реорганизацией армии, Филипп принял во внимание достижения фиванцев. В частности, он явно не упустил из виду тактическое новаторство двух великих фиванских военных командиров, Эпаминонда и Пелопида, включая и опробованный ими в боях фиванский «уступ». Удлинив левые крайние колонны традиционного боевого построения гоплитов и применив координированные кавалерийские атаки во фланг противнику, Эпаминонд сумел привести беотийцев к победе над Спартой и ее пелопоннесскими союзниками в решающих сражениях при Левктрах в 371 г. и при Мантинее в 362 г., фактически покончив со спартанским господством в Греции. Инновации послужили катализатором процессов перемен в военном деле в 4-м столетии. Теперь победу на поле битвы добывали не одни лишь только традиционные армии выносливых и тяжеловооруженных классических гоплитов, сталкивающихся лоб в лоб на равнине. Переосмысление значения и природы применения тяжелой пехоты, верная оценка места и роли легковооруженных вспомогательных войск и — что всего важнее — умение грамотно включить кавалерию в процесс боевых действий — вот что становилось залогом успеха на полях сражений в новые времена.

Новшества Филиппа в военной области дали немедленный выигрыш с долговременными результатами. Диодор Сицилийский писал об этом следующее:

Совершенно очевидно, коль скоро Филипп не мог выставить в поле сколь-либо крупное войско из местных македонских гоплитов после катастрофы, постигшей его брата в войне с Иллирией, оставалось либо положиться на наемников, что Македония в тогдашнем ее политическом и экономическом положении едва ли могла себе позволить, либо снабдить собственных солдат каким-то козырем — вооружением или тактикой, а лучше и тем и другим, — дававшим бы им преимущество над врагами. Одно лишь тесное построение не есть объяснение успеха, к тому же у Филиппа почти не было времени для обучения изрядно деморализованных неудачами воинов новым приемам до первого сражения. Кроме того, приписывать оглушительный и, как кажется, мгновенный успех Филиппа одной лишь удачно примененной фиванской тактике значит заведомо все упрощать. Единственным обоснованным объяснением будет то, что Филипп с самого начала пробовал экспериментировать с новыми приемами и оружием.

Филипп хорошо знал устройство греческой фаланги и технику боя гоплитов. Он решил принять переработанную фалангу, чтобы сделать ее приемлемой для македонских пехотинцев. В отличие от многих греческих государств к югу от горы Олимп и реки Пеней, Македония не страдала от нехватки резервов живой силы.

Чего ей недоставало, так это скорее крупных городских центров и значительного слоя представителей среднего класса, из среды которых представлялось бы возможным черпать гоплитов, способных оплатить собственное снаряжение. Как бы там ни было, македонские солдаты являлись пастухами и могли позволить себе в случае чего передать заботу о животных старикам, подросткам и женщинам. Имея такой «пул» из не привыкших к городской неге и выросших на вольных просторах скотоводов, Филипп получал возможность набирать немало «профессиональных» солдат для продолжительной службы в войсках, только ему предстояло найти способ вооружить их. Для этого он избрал новое для македонцев оружие — длинное и тяжелое боевое копье, называемое «сарисса» (мн.ч. сариссай). Позаимствовав кое-какие находки у афинского полководца Ификрата, действовавшего в тех краях в ходе недавней кампании, Филипп снабдил воинов легкими доспехами. Поскольку избранное оружие требовало двух рук, чтобы действовать им, похожий на огромную пуговицу щит диаметром 60 см подвешивался на шею ремнем; при необходимости манипулировать щитом можно было за счет движений предплечьем.

Нельзя исключать, что введение сариссы Филиппу подсказал пример фракийцев, применявших в 4-м веке очень длинные копья. Филипп знал о них не понаслышке, так как сам получил глубокую рану в бедро от копья трибала, сделавшего македонца хромым и стоившего жизни коню Филиппа. Македонская сарисса состояла из кизилового древка 3—4 см в диаметре и длиной 4,5—5,5 м. Древко имело составную структуру — две половины его приходилось соединять между собой бронзовой втулкой. Данная деталь являлась весьма важным узлом оружия, поскольку добавляла прочности, помогала улучшить равновесие и уменьшить прогиб. Кроме того, втулка позволяла разбирать оружие и нести на марше в сильно укороченном виде. Должно быть, это также упрощало ремонт и замену частей копья. Место хвата двуручной сариссы, снаряженной железным листовидным наконечником и бронзовым подтоком — и тот и другой 40—50 см в длину, — весившей 6—7 кг, располагалось примерно в 1,8 м от тыльной стороны древка. Следовательно, оружие выступало почти на 4 м впереди македонского фалангита, давая ему преимущество в бою перед греческим гоплитом. При построении в фалангу острия копий опущенных сариссай первых трех или четырех шеренг находились перед строем, тогда как воины в следующих рядах держали их сариссай вертикально или наклоненными в качестве средства противодействия или прикрытия от метательных снарядов противника. Ощетинившийся железом фронт такого строя резко поднимал наступательную мощь фаланги. При Филиппе обычная глубина построения составляла десять рядов, что находило отражение в терминологии — колонны назывались «декадами» (что означало отряд, или «отделение», изначально из десяти человек).

Дабы оказаться тактически успешной, македонской фаланге требовались стойкие, упорные, дисциплинированные и хорошо выученные солдаты. Филипп вполне осознавал это и добивался целей за счет тренировок и сплачивания людей. Полнен говорит о том, что Филипп закалял воинов, заставляя их проходить по 300 стадий (свыше 50 км) за один день, причем в шлемах и в поножах, при этом неся с собой щиты, сариссы и паек («Военные хитрости», 4.2.10). И в самом деле, Филипп искал способа повысить подвижность войска, в том числе ограничивая количество слуг для пехотинцев одним на десяток —-или, как можно предполагать, одним на «декаду» — и приказывая солдатам таскать с собой запас зерна на 30 суток. Любая роскошь или тяга к комфорту вызывали неодобрение. Полиен упоминает о некоем тарентском офицере (хотя, как можно предполагать, командире в кавалерии), которого лишили командования только за пристрастие к приему теплых ванн («Военныехитрости», 4.2.1).

Устраивались и настоящие тактические маневры, поскольку ни упорядоченный ложный отход Филиппа под Херонеей, ни ослепительный парад Александра перед лицом иллирийцев под Пелием не были бы возможными без постоянных тренировок. Сариссу в лучшем случае можно считать неудобным и сложным для применения оружием, а стоило им перепутаться, как несчастье уже стояло на пороге. Словом, даже в довольно свободных порядках стройное движение с такими копьями требовало немалой подготовки и развития соответствующих навыков. Пусть первопроходцами в использовании плотных рядов копейщиков в фаланге и оставались греки, однако вершин результативности и мастерства при использовании данного рода построения достигли македонские воины под командованием Филиппа и Александра. Без преувеличения, это был звездный час фаланги.

Квинт Курций Руф так описывает македонскую фалангу в «Истории Александра Македонского», написанной в 1-м веке н.э.:

Первое сражение, которое дал Филипп иллирийцам, происходило около Лихнидосского озера в 359/358 гг. Диодор Сицилийский, опираясь на свидетельства автора середины 4-го века Феопомпа, утверждает, что Филипп возглавлял левое крыло, «которое состояло из цвета македонян» (16.4.5). Можно предположить указание Диодором на «пезгетайрой» («пеших товарищей» — свиты, или отборной стражи Филиппа). Филипп «приказал кавалерии («гетайрой», или гетайрам) пустить коней вскачь, обойти варваров и ударить им во фланг, тогда как сам всей мощью обрушился на неприятеля с фронта» (16.4.5).

Изначально ядром македонских вооруженных сил служила кавалерия, особенно представители нобилитета, образовывавшие ядро гвардии царя и выступавшие верхом на битву вместе с господином. Они назывались царскими «гетайрой», то есть его «товарищами», или свитой из особо приближенных. Из изначальных 600 человек «товарищеской» конницы Филипп создал крупное формирование тяжеловооруженной кавалерии. Благородные семейства из всех уголков греческого мира получали уделы, нарезанные от земель, отторгнутых у врагов царя, а к концу его правления число таких людей выросло многократно. Филипп наделил их доспехами — кирасами, или панцирями и шлемами фригийского типа, — и развил тактический строй, созданный Ясоном Ферским, стремясь предоставить коннице верховенствующую роль в сражении.

Основополагающей частью в кавалерии являлась ила (эскадрон) из 200 человек, возглавляемая илархом и разделенная на четыре тетрархии из 49 человек каждая под командованием тетрарха. Тактическое построение тетрархии называлось «клином», Филипп ввел его, позаимствовав у фракийцев, которые в свою очередь переняли прием у скифов. Клин строился с тетрархом во главе, при этом старшие из воинов скакали в середине и по оконечностям линии из 13 человек в основании. Рядом с илархом, по всей вероятности, находился горнист для подачи звуками трубы сигналов четырем «взводным» командирам и адъютант (гиперет) для облегчения задач иларха по управлению действиями эскадрона. Четыре клина эскадрона строились на поле битвы в линию с определенными интервалами между ними, необходимыми для маневра части и предотвращения столкновения в атаке. При наличии конницы, способной к таким тактическим передвижениям, пехоте подвижность столь остро не требовалась. Уже в ранних битвах против иллирийского царя Бардилла конница применялась во взаимодействии с пехотой, что говорит о способности Филиппа разумно использовать в сражении разные «рода войск».

После реорганизации и переподготовки войска Филипп смог наконец уделить должное внимание происходящему в крайне тревожных приграничных горных регионах. Разгромив Бардилла за счет впечатляющего флангового маневра кавалерии, Филипп обратился к западному пограничью, где обеспечил стабильность путем брака с дочерью царя молосцев — наиболее значительного из племен в горах Эпира. Именно союз с этой женщиной, Олимпиадой, принес Филиппу в 356 г. второго сына, Александра.

Когда обстановка на севере и на западе стабилизировалась, Филипп обратился к восточному направлению, где македонянам приходилось постоянно находиться начеку, дабы всегда оставаться в готовности дать отпор грозному и опасному соседу — Фракии.

Антипатр (около 399—319 гг.) являлся одним из наиболее доверенных людей и наиболее хорошо зарекомендовавших себя военачальников Филиппа II. Он представлял царя в Афинах в 346 и 338 гг., а также управлял Македонией, пока Александр сражался на севере в 335 г. В период нахождения Александра в Азии Антипатр служил регентом Македонии и стратегом Европы, он подавлял мятеж во Фракии, а потом громил Агиса III Спартанского, который разжег войну на Пелопоннесе.

Отношения Антипатра с Александром, однако, испортились, и в 324 г. на смену ему отправили Кратера, но кончина Александра помешала выполнению царской воли. Смерть завоевателя стала причиной Ламийской войны, в ходе которой греческая коалиция едва не одолела Македонию. Когда новости о династических сварах с участием Пердикки достигли Македонии, Антипатр объявил войну и с Кратером вторгся в Малую Азию. После гибели Пердикки Антипатр возложил на себя регентство и привез наследников Александра в Македонию. Смерть Антипатра вызвала гражданскую войну, поскольку он передал регентство Полиперхону, а не собственному сыну Кассандру.

^{Украшенный золотом колчан с изображением сцены боя, как считается, принадлежал царю Филиппу II. Найден в царских гробницах в Вергине и хранится теперь в Археологическом музее Салоник.}

Кроме того, внимание царя притягивали богатые греческие города-государства в Халкидике и вокруг нее. Амфипол, «сидевший верхом» на реке Стримон на пути к Геллеспонту, являлся афинской колонией, основанной в 437 г. Районы ее, расположенные вглубь от прибрежной полосы, изобиловали строевым лесом и граничили с горой Пангеон (иначе Пангей) — богатым источником золота и серебра. В 357 г. Филипп осадил город, который и пал через считаные недели, к ужасу афинян, расценивавших его как государство-сателлит. Прочие греческие образования в Халкидике и вокруг Салоникийского залива пали перед Филиппом в нескольких кампаниях либо за счет интриг и предательства, либо не выстояв перед силой македонского оружия: Потидея (356 г.), Пидна (356 г.), Криниды (355 г.), Мефона (354 г.) и, наконец, Олинф (348 г.).

До того момента Филипп ограничивался сдерживанием противника на балканских границах и «поеданием» тех греческих государств в северном Эгейском регионе, которые Афины или какие-то другие греческие города юга не могли или не желали поддержать. Хотя военные успехи Филиппа были, вне сомнения, заметными и даже впечатляющими, все же наличие у него имперских амбиций пока еще не проявилось сколь-нибудь заметно. Конечно же, богатство и могущество македонского государства все росли, но Филипп обычно довольствовался заключением и поддержанием оборонительных союзов с потенциально беспокойными соседями или же попросту подкупал их, не скупясь на взятки. Конечно, для достижения столь незначительных целей ему хватало силы или угрозы ее применения, но Филипп, как отмечает Диодор Сицилийский, являлся трезвомыслящим и жестким манипулятором в дипломатических процессах, в которых македонские цари участвовали всегда также и путем заключения политических союзов через брачные альянсы (16.95.1-4). Не следует отметать в сторону и сбрасывать со счетов данный аспект внешней политики Филиппа, как и готовность македонцев допускать полигамию, если та служила политическим целям. Один древний автор как-то заметил, что «Филипп брал себе новую жену с каждым новым походом, который предпринимал» (Сатир, цитируемый в «Пире мудрецов» Афинея [13—557с-е]). Хотя подобное высказывание есть не что иное, как преувеличение, браки с женщинами из Иллирии, Элимиотии, Молоссии, Фракии, Фер и Лариссы в Фессалии помогли Филиппу обеспечить жизненно важные пограничные регионы без необходимости прибегать к постоянным, истощающим ресурсы и изматывающим людей военным предприятиям.

В середине 350-х Афины погрузились в Союзническую войну, растрачивая силы и энергию на восстановление контроля над партнерами по альянсу, в то время как Филипп, под прикрытием оказания помощи одной из сторон конфликта между городами-государствами на острове Эвбея, потихоньку присвоил себе право вмешиваться в дела стран южного региона континентальной Греции. Затем — в ходе Третьей священной войны 356-346 гг. — он сумел представить себя как реального игрока на политическом поле. Десятилетний конфликт еще больше ослабил и без того измотанную войнами Грецию. В 356 г. возник спор из-за давления, оказываемого фокийцами на священных жриц в Дельфах. Опасаясь, как бы более могущественные Фивы не покончили с их влиянием в Дельфах, фокийцы захватили святилище и собрали с дельфийцев средства для сколачивания крупного наемного войска. Потом они пошли дальше — разграбили храмовые сокровищницы и переплавили бронзовые и металлические статуи с целью поддержать собственные военные начинания. Возмущенные святотатством, Фивы призвали на войну против Фокиды беотийских союзников и среди прочих локрийцев и фессалийцев, фокийцы же в свой черед обратились за помощью к Афинам, Спарте и некоторым из союзников последней на Пелопоннесе. Пока на протяжении следующих трех лет воюющие стороны сталкивались между собой в спорадических и нерешительных схватках, Филипп продолжал душить города по Салоникийскому заливу — захватил и разграбил Мефону, а затем взял Пагасу.

Как бы там ни было, Филиппу удалось вмешаться в дела южных греков с большим основанием после того, как Фессалийская лига пригласила его оказать содействие в наставлении на путь истинный мятежного города Феры. После успешного начала в действиях против фокийцев, которые пришли на выручку Ферам, Филипп понес два серьезных поражения в битвах от всего фокийского войска под началом Ономарха. Не смущенный такими проигрышами, Филипп собрал македонскую армию и при поддержке фессалийской кавалерии сокрушил войска фокийцев и их союзников в сражении на Поле Крокусов в 352 г., которое закончилось резней «грабителей храма» и увенчалось распятием их вожака Ономарха. Воодушевленный таким успехом, Филипп решил проверить обороноспособность стран, расположенных далее на юг в Центральной Греции. Уже начавшие осознавать угрозу Афины поспешили блокировать Фермопилы, после чего Филипп почел за благо отступить.

Тем не менее прежде чем уйти, Филипп достиг немало целей. Успехи его в Фессалии привели к назначению македонца главой лиги. Кроме того, когда в 346 г. в итоге капитулировала Фокида, два голоса, принадлежавшие ей на Амфиктионском совете, занимавшемся вопросами управления святилища в Дельфах, отошли Филиппу, который выдвинул себя в воины-защитники святилища и мстителя его осквернителям. Между тем Южная Греция, истощенная так и не приведшей к решительному концу войной, обремененная расходами на ее оплату, ослабла еще больше.

Ранние года Александра освещены в основном разного рода сказками и небылицами, созданными позднее в свете его дальнейшей судьбы и небывалых свершений. Можно встретить истории о матери Александра до его рождения и о бывших ей будто бы знамениях, равно и о том, как он подростком укротил норовистого коня Буцефала и расспрашивал персидских послов о дорогах и ресурсах империи. Как бы там ни было, подлинных фактов о его детстве встречается мало.

Александр родился от жены Филиппа Олимпиады 356 г., судя по всему, 20 июля или где-то близко к этой дате. Мы можем делать предположения о большом влиянии Олимпиады на маленького Александра.

Олимпиаду историки рисуют разными мазками. По всей вероятности, она была жесткой и своевольной, однако злоба и ненависть ее находят оправдания, поскольку Филипп оставил ее ради молодой жены, вполне способной родить другого наследника и соперника ее драгоценному сыну.

Плутарх пишет, что Александр имел светлую кожу и наилучшим образом был изображен скульптором Лисиппом. В Пелле Александр рос под присмотром учителей и в возрасте десяти лет умел декламировать стихи, вести споры и играть на лире перед гостями отца. Поэзия и музыка продолжали оставаться страстью Александра и в его взрослой жизни. Как и положено македонскому юноше, он часто отправлялся на охоту и любил скакать на коне — Буцефале. Буцефала Александр получил в возрасте 12 лет, тот оставался его боевым конем на протяжении всего времени до тех пор, пока не умер от старости в Индии. Став постарше, Александр начал позволять себе устраивать попойки и гульбища, каковые продолжались и тогда, когда он уже вступил на царский престол. Тема пьянства его звучит своеобразным лейтмотивом в историях, оно же и служит объяснением ранней смерти завоевателя. Александр рос и мужал, окруженный царскими «пажами», многие из которых впоследствии сделались его верными командирами. Помимо навыков военного свойства, каковые приобретали юноши при дворе, они обучались литературе, чтению стихов и сочинений Геродота. Птолемей позднее написал хронику, а у Гефестиона хранились два тома писем, написанных ему философами. Молодые люди эти были отлично натренированы для участия в войне, разносторонне обучены, готовы к дерзким и отважным деяниям и, среди прочего, весьма и весьма честолюбивы.

Филипп назначил философа Аристотеля, ученика Платона, наставлять Александра и его друзей в Миезе. На протяжении двух лет Аристотель учил Александра и писал памфлеты на темы царствования и о прочих предметах. Если верить рассказам древних историков, Александр то и дело перечитывал «Илиаду» и еще в ранние годы принял решение жить в соответствии с идеалами Гомера, как его герой Ахиллес. Почти наверняка Александр читал и «Анабазис» Ксенофонта, который, возможно, и подтолкнул его к мысли идти дальше и дальше на восток. (Архив [предметов] искусства/Музео Национале романо [Рим]/Альфредо Дальи Орти.)

В Афинах ярый противник Филиппа оратор Демосфен разразился в адрес македонца рядом гневных речей, известных как «филиппики», но Филипп, сделав приобретения на юге в конце Священной войны, решил не увеличивать враждебность афинян к себе. В 346 г. он заключил непростой мир с Афинами и вновь возвратился к делам на севере, где сокрушил противодействие фракийцев и расширил собственные владения до Геллеспонта и Пропонтиды (Мраморного моря). К тому моменту в городах-государствах Греции осознали, что самую большую опасность для их независимости представляет Македония.В 348 г. процветающий город Олинф обратился к афинянам за помощью против осадившего его Филиппа, но вместо настоящей поддержки получил лишь какие-то крохи.

^{Деревянная гравюра 19-го столетия, изображающая Аристотеля в обществе его ученика Александра при дворе Филиппа II.}

^{В момент вступления на трон Александр был еще очень молодым человеком, но полученного образования — как академического, так и военного — похоже, оказалось достаточно для того, чтобы снабдить его знаниями и навыками, позволявшими юному царю идти от одного великого свершения к другому.}

Когда же город наконец пал, разъяренный Филипп приказал срыть его до основания, а население продать в рабство. Перинф и Византий он взял в осаду в 341 г., когда же Филипп перехватил афинские корабли с зерном в Геллеспонте, в Афинах забили в тревожные колокола. Маршрут поставок зерна из районов на побережье Черного моря служил кровеносной артерией, питавшей афинское население, и стерпеть подобные поползновения город никак не мог. Фивы, отделенные от прочих беотийцев кознями Филиппа, тоже ощутили потенциальную опасность Македонии, уже стоявшей у самых ворот и вот-вот готовой постучаться в них. Они получили обнадеживающие вести из Персидской империи, которая, опасаясь вмешательства Филиппа в дела региона, прилегающего к Анатолии с северо-запада, вернулась к прежней дипломатической стратегии в Греции и выразила готовность помочь прочим грекам против недавно выдвинувшейся на передний план силы.

К 338 г. чаяния противников Македонии стали овеществляться и получать выражение в материальной форме. Хотя, как и прежде, Филипп предпринимал немало усилий для ослабления беспокойства афинян и других греков, становилось очевидным, что на сей раз конфронтации с Фивами и Афинами ему избежать не удастся. Филипп, теперь уже в сопровождении 18-летнего сына, Александра, двинул войско на юг в Фокнду и захватил город Элатея на беотийской границе, что давало ему возможность обойти стратегически важный Фермопильский перевал. Дорога на Фивы и Афины лежала открытой. В безумной организационной лихорадке афиняне отправили в Фивы посольство во главе с Демосфеном, которое действовало вполне успешно и заключило союз с ними против Македонии. И вот все афинское войско соединилось с фиванцами и сохранившими верность им беотийскими союзниками около городка Херонея.

В начале августа Филипп с македонской армией из 30 000 пехотинцев и примерно 2000 всадников встретился с ними на равнине близ Херонеи. Филипп принял командование правым крылом, тогда как Александру вместе с другими македонскими военачальниками отвел место слева. Александр, по всей вероятности, возглавлял кавалерию, развернутую против фиванского Священного отряда. Как наиболее эффективное боевое формирование в тогдашнем греческом мире, Священный отряд занимал традиционно наиболее престижную позицию на самой оконечности правого фланга греческих боевых порядков. Если верить Полиену, Филипп велел своей фаланге слева отступить с целью спровоцировать афинян на атаку {«Военные хитрости», 4.2.2). В результате этого в греческой линии образовалась брешь, в которую и устремился Александр с конницей, отрезая Священный отряд от остальных, что позволило ему полностью уничтожить противника. Затем в атаку перешел сам Филипп, чтобы в итоге перебить свыше 1000 афинян и взять в плен 2000. На фоне численности афинского контингента, состоявшего, вероятно, из 6000 гоплитов, потери можно назвать сокрушительными. Фиванцы со своими союзниками тоже понесли сильный урон, а Священный отряд так больше никогда и не возродился. Итогом столкновения старта решительная победа македонян — триумфальное торжество новой македонской фаланги над традиционной тактикой гоплитов. Уже в том сражении проявились зачатки того, что скоро обещало получиться из Александра. Будучи еще совсем юнцом, он командовал начатым как раз вовремя решительным кавалерийским броском на расстроенные порядки противника. Применение молотом обрушиваемой на врага конной лавы стало тактическим приемом, принесшим ему вскоре великие победы в сражениях на территории Персии. Александр уже тогда показал себя как способный командир: он изъявил готовность отбросить при надобности традиционные методы ведения битвы и не только принял на вооружение новую тактику, но прекрасным образом воплотил ее в жизнь, находясь сам буквально, что называется, на острие событий.

Сокрушив сопротивление греческих сил под Херонеей, Филипп пошел дальше, стремясь установить собственное господство во всей Греции и объединить всю ее вместе с Македонией в борьбе против Персии. Он создал Коринфскую лигу, приступившую к началу обсуждения дел в 337 г. Делегаты от всех государств Греции, за исключением Спарты, избрали Филиппа военным лидером лиги, закладывая основы для панэллинистской экспедиции против Персии.

Идея всеобщего эллинского похода против Персии витала в воздухе уже на протяжении нескольких десятилетий, и мы не знаем, выдвинул ли Филипп собственный план вторжения в Персию и какие цели на самом деле преследовал он в тот момент. В 346 г. ритор Исократ издал опус «Филипп» — открытое письмо с призывом к Филиппу возглавить кампанию против Персии. Как бы там ни было, трудно сказать, до какой степени оно подействовало на македонского царя и подействовало ли вообще. Есть предположение, что Филипп очертил планы действий в отношении Персии еще в 348 г., хотя подобное сомнительно — в действительности на протяжении десятилетия, с 348 по 338 г., Филиппу вполне хватало дел и в Греции, чтобы собираться куда-нибудь еще за ее пределы. Более вероятно, что всерьез он обратил внимание на Персию только после битвы при Херонее. Если верить Диодору Сицилийскому (16.89.2), за короткое время до встречи участников совета Коринфской лиги Филипп начал распространять в Греции слух о его намерении напасть на Персию, «дабы покарать их (персов) за осквернение храмов» в ходе Греко-персидских войн.

Причина мягкости Филиппа в отношении Афин после Херонеи объясняется стремлением склонить их к участию в экспедиции против Персии. В особенности же его интересовал афинский флот, поскольку македонская военная флотилия не могла идти ни в какое сравнение с могущественными персидскими эскадрами, действовавшими в Эгейском море.

Достославная судьба сына неминуемо затмевает деяния Филиппа II, поскольку они видимо проигрывают в сравнении. Александр, однако, осознавал, что отец обеспечил фланги Македонии, обезопасив ее от вторжения племен с севера, и подчинил себе вечно бурлящее греческое море. Чтобы достигнуть этого, царю приходилось водить войско в постоянные походы, он даже потерял глаз во время осады Мефоны в 354 г. Став старше, Александр сопровождал отца в кампаниях и сражался под Херонеей.

Арриан пишет, как, обращаясь к мятежным солдатам в Опиде в 324 г., Александр поминал заслуги свои и отца, говоря о том, сколько тот сделал для македонцев:

В любом случае он на деле не воспользовался флотом или, фактически, вообще какими-то военными силами греческих союзников в этом походе. Любая концепция панэллинистской кампании, совершенно очевидно, служила оправданием у македонской гегемонии в Греции. Древний историк Полибий утверждал, что Азия подверглась нападению по причине убеждения в ее слабости Филиппа и Александра, желавших еще больше показать величие собственной военной машины, удовлетворить страсть к завоеваниям и утолить ненасытный аппетит к новым подвигам (3.6).

Несмотря на явно имперские замашки, развившиеся у Филиппа, точные его намерения в плане дальнейших территориальных приобретений не вполне ясны. Вероятно, он удовлетворился бы — по крайней мере, на начальном этапе — одним лишь освобождением Малой Азии. Подобные планы вполне соответствовали практике Филиппа в прошлом. Со времени преодоления им внутреннего противодействия в стране и обеспечения границ Македонии от вторжений варваров Филипп расширял собственные владения медленно и осторожно, потратив на это приличный по протяженности отрезок почти в 20 лет. В отличие от Александра, демонстрировавшего стойкую тенденцию сначала побеждать и подчинять, а потом упрочивать позиции в завоеванных землях, Филипп приобретал территории систематически, никогда не перенапрягая сил македонского войска и страны в целом.

Когда бы и в какой бы форме ни были полностью сформулированы планы вторжения Филиппа, к 336 г. они начали материализовываться. В том году он отправил авангард из 10 000 солдат под командованием двух старых и испытанных полководцев, Пармениона и Аттала, на «освобождение» городов запада Малой Азии, сделав тем самым первый шаг на пути полномасштабного вторжения. Контингент этот позволил македонцам взять под контроль территорию от Геллеспонта до Эфеса прежде, чем в 335 г. они откатились назад под ударами 5-тысячного соединения наемников под началом Мемнона Родосского. Мемнону удалось даже заставить македонцев очистить Эфес, Магнесию на Сипиле и Лампсак, однако он потерпел неудачу в попытке овладеть Кизиком. Несмотря на сомнительные успехи передового отряда на начальном этапе, факт оставался фактом — ему удалось обеспечить жизненно важный плацдарм в Азии, который македонцы будут удерживать до 334 г.

Невзирая на усилия Филиппа на поприще строительства стабильной и защищенной со всех сторон Македонии, насильственная смерть его и неожиданное устранение с поста долго и созидательно правившего царя создали опасность крушения государства. Македонские цари — по крайней мере, со времен распространения сильного персидского влияния в регионе (после 513 г.) — обычно демонстрировали склонность к полигамии, и вовсе не являвшийся в данном случае исключением Филипп в октябре 337 г. женился в седьмой раз. Большинство невест Филиппа были иностранками, но на сей раз избранницей царя стала юная македонская аристократка по имени Клеопатра. Такой брак обещал народу наследника-македонца, о чем и высказывался на свадьбе дядя невесты, Аттал. По сему поводу Афиней говорил следующее:

Легко понять состояние Александра, оскорбленного замечанием Аттала. После дикой перебранки, последовавшей за этим высказыванием, он с матерью отправился в изгнание в Эпир — в дом предков Олимпиады. Дипломатические усилия привели к тому, что сыну разрешили вернуться и примириться с отцом, однако Олимпиада осталась в Эпире.

В 336 г. Филипп выдавал одну из дочерей за брата Олимпиады, Александра, царя Эпира. Во время празднования Филипп пал, сраженный кинжалом собственного телохранителя Павсания. Официальная версия случившегося утверждала, что мотивом для убийства царя Павсанию послужило нежелание Филиппа восстановить справедливость в деле, связанном с оскорблением, нанесенным Павсанию Атталом. Подробности всего этого темного эпизода не поддаются расследованию должным образом, а потому теории заговора — древние и современные — продолжают жить своей полнокровной жизнью. Были или не были причастны к случившемуся Александр и Олимпиада? Каковыми мотивами они могли руководствоваться? Все это покрыто мраком, хотя поведение Олимпиады, если оно действительно таково, каким описывается, и выгоды, которые принесла ей смерть фактически бывшего мужа, невольно превращают ее в одного из возможных подозреваемых.