Александра Федоровна. Последняя русская императрица

* * *

В сопровождении возбужденной толпы, проявлявшей к нему самое глубокое уважение, Николай подошел к своему вагону императорского поезда в Могилеве, чтобы ехать домой, в Царское Село. Его сопровождали четверо депутатов Думы.

Царский поезд прибыл по расписанию и встал на запасном пути царско-сельского вокзала в 11.30. На платформе представители Думы передали своего заключенного новому только что назначенному, коменданту дворца. Как только царя увезли, члены его свиты в страхе разбежались кто куда, чтобы себя не компрометировать. Последние царские офицеры, незаметно выглядывая из окошек своих купе на перрон, на котором уже не было представителей революции, спешно спускались по лесенке.

Платформа быстро опустела. Только князь Василий Долгоруков, зять графа Бенкендорфа, решил сопровождать бывшего государя и оставаться с ним до конца, чтобы там ни произошло.

Когда Николай ехал по дороге, по обочинам которой стояли часовые, те ему не отдавали чести. Наконец, автомобиль подъехал к подъезду дворца, и Николай с князем Долгоруким вышли из машины. Они по лестнице поднялись в вестибюль, битком набитый незнакомыми людьми, в основном солдатами, которые пришли специально, чтобы поглазеть на бывшего царя. Некоторые из них курили, а кое-кто даже не думал снять головной убор к присутствии царя. По привычке, проходя через толпу, Николай то и дело в знак приветствия, дотрагивался до околышка своей фуражки, но никто на его жест не отвечал. Он обменялся рукопожатием с Бенкендорфом, и, не сказав ни единого слова, прошел в личные покои. Императрица, дежурившая у окна, видела, как подъехал автомобиль. Дверь распахнулась, и лакей гораздо более звонким от волнения голосом провозгласил: «Его величество император!»

Радостная Александра побежала ему навстречу. Они вошли в детскую и, наконец, оказались одни, одни! Они долго прижимали друг друга к груди, ничего не говоря, и слезы омывали следы поцелуев. Она заговорила первой:

— Ники, любовь моя единственная, только одно твое присутствие здесь, рядом со мной, мне куда дороже любой империи в мире. Наконец-то мы снова вместе! Наконец ты рядом, и мы можем смотреть в глаза друг другу.

Впервые я могу смотреть на тебя, испытывая всю силу своей любви к тебе, как покорная женщина, как твоя жена. Да, твоя жена, которая сейчас любит тебя еще сильнее.

И Николай, который до этой минуты был человеком озабоченным, но стойким, вдруг проявляя слабость, уронил свою голову ей на грудь и зарыдал, зарыдал, словно ребенок. Он долго не мог успокоиться, но когда взял себя в руки, стал неистово покрывать поцелуями руки своей жены и затем, упав перед ней на колени, сдавленным голосом, словно робкий юноша, проговорил:

— Прости меня, моя любимая. Прости мою душу грешную!