Алёшенька (детективная повесть)

— Там самое смешное, Паша, что кот разбивает кота.

— Как это?

— Это самое удивительное, потому что после этого радиоактивный Пётр вдруг выбежал из дома и больше не появлялся.

Алешенька сидел, как обычно, на столе, «махал» ногой в разные стороны и делился с Мироненко результатами похода к вдове убитого:

— Маша, её зовут Маша, красивая. Рассказывает, что им подарили большого японского кота на свадьбу. В Японии есть примета, и поэтому у них всех там такие коты. У нас – если кот идет в одну сторону – то сказка, в другую – песня, а у них, наоборот: если он поднимает одну руку, то приходит удача, а если другую – то деньги. Ты бы чего выбрал?

Паша зачесал лоб:

— Я бы, наверное, деньги.

— А я бы сначала уточнил, сколько денег, и что включает в себя понятие «удача», потому, что я не понимаю, — сказал Алёшенька, разводя руками, и продолжал: — но этот кот не принес им ни удачи, ни денег. Ничего! Они его поставили сначала на пол, но с ним стал играться котенок. Настоящий! Животный! И они поставили его на стол. Но кот забрался на стол. Тогда они поставили скульптуру на шкаф. И вот, когда они уже собирались уезжать в медовый месяц…

— В свадебное путешествие…

— Да, спасибо, в путешествие, и тогда Маша заболела, и легла на кровать и она видит, как кошка крадется по шторам, а оттуда прыгает на шкаф и сбивает японского кота, и он падает вниз, и разбивается что есть силы об пол! И она кричит сначала на кошку: «Рица!» потому что кошку зовут «Рица», а потом зовет: «Петя!» Прибежал труп…

— Муж?

— Да, спасибо, муж. И он стал собирать осколки, и встал, и сгреб их в сторону, и даже не убрал в ведро, что показалось мне странно. И муж говорит ей: «Маша, мне надо срочно уехать». Берет куртку, ключи от машины и уходит. И всё.

Оба задумались.

В огромной квартире на трехспальной кровати валетом лежали Артур и Диана, накрытые розовой шелковой простыней с голубыми китайскими маками, она что-то строчила в своём телефоне, он – в своём. Артур перевернулся на живот и поцеловал большой палец на её ноге.

— Мне в голову пришло, что я первый человек на Земле, что трахаю девушку, которая спала с инопланетянином. У нас, выходит, одна микрофлора.

— А может, и не первый?

Оба засмеялись.

— А почему он «Петрович»? — спросил Артур, — «Инопланетянинов» – я понимаю, «Алёшенька» немного понимаю тоже, но вот почему Петрович?

Диана лениво зевнула, не отрываясь от телефона:

— Потому, что Порошенко.

— В смысле?

— Потому, что паспорт ему вручал украинский президент.

— А до этого без паспорта?

— Без. Мыкался при старой власти. Как неприкаянный.

— Вроде, как его названный сынок, получается?

Диана кивнула, и перевернулась на живот. Артур подкрался сзади, приподнял простыню, глянул и стал пристраиваться. Послюнявил пальцы, смочил там, вставил, вошел; она не вылезала из телефона. Артур принялся методично двигаться, а Диана – негромко стонать, но ничто, казалось, не могло отвлечь её от такой важной теперь переписки.

— Алексей Петрович, я давно хотел спросить, а что значит «кидать грязь в стену»?

Алёшенька, вздрогнул, будто задумавшись о чем-то, словно узрел Диану, лежавшую на чужой кровати в пятидесяти километрах от управления угрозыска, в доме Артура Махметова, и тихонько рассмеялся:

— Это значит, Паша, что когда кидаешь грязь, то на стене что-то остается, а что-то отлипает. Если долго кидать, то случайным образом проявится рисунок. Очень удобно медитировать, когда не знаешь, на каком конце подойти.

— С конца.

— Ну, или так. Поэтому я всех тут научил кидать грязь в стену управления. А Вий признал кидание незаконным.

В коридоре послышались крики:

— Где эта чебурашка?! — орал на весь угрозыск Курицын.

— По мою душу, — зашептал с тоской Алёшенька, сполз со стола, и побрел к подоконнику.

— Ты чего это тут делаешь? Тебя, кажется, в подвал отправили?

— Я все уже сделал, и вот пришел к рыбке. Подкормить.

— Как все? Там двадцать томов надо было собрать и сшить!

— Я все сделал.

— Да быть не может!

— Может.

— Ты со мной не спорь. И банку бери с собой.

— Нельзя, карасю там холодно.

— Да какая разница? Все равно съешь.

Алёшенька ничего на это не сказал, рыбу брать не стал, и поплелся за старшим лейтенантом Курицыным в подвал показывать ему выполненную работу.

— Мироненко будьте добры.

— У аппарата.

Паша стоял у подоконника и кормил карася из майонезной баночки какой-то приправой: Алёшенька попросил его присмотреть за аквариумом.

— Привет, Паша.

— А, здорово.

— Слушай, ну, вроде, поймали.

— Да ты что!?

— Ну да.

— Говори быстрее.

— Паша, ну, это не телефонный разговор. Дуй сюда, на Шмидта.

От Еврейской до улицы лейтенанта Шмидта, где проживал погибший военный курсант, было пятнадцать минут пешком.

— Хорошо, скоро буду.

— Отбой.

Сергей, училищный товарищ, встретил его перед домом, который было теперь не перепутать: перед подъездом скопилось множество машин: пожарные, лаборатория радиационной опасности, военной прокуратуры, автопогрузчик, на который загоняли внедорожник, даже телевидение. Кажется, в эту часть Одессы прибыло половина военного начальства города.

— Что это у вас тут? Пожар?

— Пойдем, кофе попьем. Только, Паша, между нами?

— Что ты! Нем, как могила. Только Алёшенька и я.

— Тут даже ваш Вий засветился.

— Да что, наконец, случилось?

— Короче, у тестя его в машине свинцовый контейнер нашли, где ампула хранилась. В багажнике лежал. Мы решили квартиру проверить, не фонит ли? И вдруг – фон от автомобиля. Чье? Пана генерала-майора.

— Вот это поворот!

Тестем покойного курсанта Петра Чистякова был Сергей Иванович Гёдзь, начальник пехотного юнкерского училища, его прямой начальник.

Едва Мироненко вошел в управление, как навстречу ему выскочил Костик:

— Айда, скорее в подвал! Там Алёшенька с ума спятил!

— Что?!

Оба побежали вниз. Перед дверьми уже собрался народ, человек десять. Старший оперуполномоченный Инопланетянинов прыгал по столу, а прыгал он много лучше людей. Тоненькие ножки Алёшеньки сгибались, как на шарнирах, он приседал, и вдруг выстреливал под самый потолок, на два метра, не меньше, отчего его ушанка вытерла всю побелку. Блаженная улыбка блуждала на тонких, жабьих устах его. Очки у Алёшеньки были сняты, и все увидали такое странное зрелище, как закатанные под верхнее око кошачьи зрачки его.

— Мне нужен мой лазерный меч! — Завопил старший оперуполномоченный и захохотал. — Мои верные лотофаги, ведите моего коня!

Никто не спешил снимать его со стола. Потому, что всякого, кто приближался, Алёшенька, пугал, вытягивая в его направлении свои маленькие зеленые ручки:

— Ша, фуцманюги! Не подходить! Всех заколдую!

— Так, — сказал Паша, — кажется, ясно, — и стал всё кругом обследовать.

Вдруг в дверях появилась Галя. Следом за ней маячил майор Загоруйко:

— Что тут у вас происходит?

Увидав эксперта-лаборанта, Алёшенька бросил скакать, и стал как вкопанный.

— Мутабор, — только и промолвил он. Глаза Алёшеньки замигали с такой скоростью, словно собрались выкатиться из орбит, выскочить в коридор, подняться по ступенькам, покинуть управление угрозыска, и запрыгать по Еврейской улице к парку им. Тараса Шевченко.

— Сволочь! — заорал вдруг Мироненко, вынимая из мусорного бака кусок газеты, и обнюхивая его, — он его салом накормил, тварь!

На Алёшеньку, который прекратил совсем валять дурака, и смотрел во все глаза на Галю, резко накинули одеяло, легонько скрутили и понесли в его кабинет. Эксперт-лаборант шла рядом, бережно придерживая пострадавшего. Присутствие её удивительно благотворно действовало на организм Алёшеньки. Он что-то шептал на непонятном никому языке, и держался за рукав Галиной кофты, уцепившись за него намертво. Сзади товарищи несли его испачканную ушанку.

— Где эта гадина? — кричал Паша. Попадись ему сейчас под руку Курицын, Мироненко, конечно, дал бы ему в морду, и загремел бы на гауптвахту за нарушение субординации. Но пана старшего лейтенанта, на его счастье, нигде не было видать. Часть депутации двинулась к кабинету Виктора Фёдоровича, но Оксана сказала, что шефа сегодня не будет.

— Хорошо, — сказал Мироненко зло, — я тогда Загоруйко рапорт подам.

— Так, надо доказать, Паша, — что это Володькино сало.

— Бля буду, докажу, — все магазины в округе опрошу.

— Брось!

— А, вот, нет. На принцип пойду. Больше он туда не пойдет, будет здесь в кабинете работать.

Спустя полчаса Алёшенька пришел в себя. Пришлось отпаивать старшего оперуполномоченного молоком. От того он был уже слегка подшофе. Сказать, что с ним приключилось, он не мог: ничего не помнил. Паша ни во что его пока не посвятил, решил, что завтра расскажет.

— Ну, давайте, что ли…

Все трое чокнулись с Алёшенькой молоком.

— Ты особо-то не налегай.

Галя вдруг и говорит:

— А знаешь что, друг любезный? А приходи-ка ты ко мне завтра на вареники с вишней.

— Правда?

— Правда, ты же мне вроде теперь, как брат нареченный: жизнь спас. Так что, с меня – борщ и вареники.

— Хорошо, — молвил Алёшенька, и глупо улыбнулся.

В кабинет заглянул Костик.

— Ну, чего, везем пострадавшего?

Было уже полседьмого вечера. Алёшеньку, хоть он и сопротивлялся, стали собирать, чтобы везти домой на машине. Отпускать его в таком состоянии никто не хотел.

— Минуточку, — Алёшенька подошел к трехлитровой банке, где плавал карась, встал так, чтобы никто не видел, чего он делает, сунул внутрь ладошку, ловко ухватил рыбку всеми четырьмя пальцами за хвост, вынул и положил себе в рот, — пардон.

Паша вздохнул:

— Все никак не привыкну, — и принялся писать рапорт на имя подполковника Гонюковича В.Ф. о нарушении старшим лейтенантом Владимиром Владимировичем Курицыным инструкции И-193 от 24 января о недопустимости хранения и употреблении сала в помещениях уголовного розыска города Одессы.