Алладин и Демоны Глубин

Глава девятая МЁРТВОЕ МОРЕ

Корабль легко рассекал бурные волны. Небо было тёмным, и только у самого горизонта предрассветный сумрак разгоняли отсветы восходящего солнца.

Ветер трепал волосы Алладина, весело швырял в лицо солёные брызги. Юноша радовался. Ему нравилось, что он вновь оказался в море, ведёт корабль, ориентируясь по звёздам, слушает шум волн и пение ветра.

Карлик ещё спал, а вот Олаф уже выбрался на палубу, чтобы сменить Алладина. Некоторое время рыжебородый северянин стоял возле юноши, наблюдая за его действиями. Потом одобрительно хмыкнул и сказал, что у Алладина есть все задатки настоящего моряка.

– Вот только за курсом ты следишь не слишком внимательно, – добавил Олаф, взглянув на исчезающие в небесах звёзды. – Идёшь прямиком на Мёртвое море, а нам нужно обойти его. Бери немного вправо.

«Искатель» чуть заметно накренился, ложась на нужный курс.

– Что это за Мёртвое море? – поинтересовался Алладин.

– Такое место в океане, – нехотя ответил Олаф. – Нехорошее место, гиблое. Мореходы его избегают.

Кормчий нахмурился и посмотрел на обвисший парус. Потом послюнявил палец и поднял его над головой.

– Ветер стихает, – с досадой произнёс он, – а течение несёт нас как раз в Мёртвое море. А если наступит штиль? Знаешь, что такое полный штиль?

– Как не знать! – подбоченился Алладин. – Плавали, знаем...

– Что такое полный штиль посреди Мёртвого моря – этого, брат, ни один человек не знает. Никто ещё отсюда не вернулся и не рассказал...

– Будет пугать парнишку! – произнёс Гаолон. Карлик захлопнул за собой дверь в каюту и сладко зевнул. Он ещё не вполне отошел ото сна. – Небо ясное, море спокойное. Наловим рыбы, как-нибудь продержимся. Не может же штиль длиться вечно. Когда-нибудь он кончается.

– Вот именно, когда-нибудь... – проворчал Олаф. – Когда-нибудь, знаешь, всё кончится.

– Согласись, что штиль – это всё-таки лучше, чем буря, – заметил Гаолон.

– Конечно, – сказал кормчий. – Если ты не боишься умереть от голода и жажды.

– Но ведь Карог приказал нагрузить корабль припасами, – насторожился Гаолон.

– Да у них ничего не было. Остров только начал возрождаться. Тиссы отдали нам последнее. Кроме того, мы отплыли в спешке, иначе бы они послали гонцов за провизией во все концы острова.

– Наши дела совсем плохи? – карлик окончательно проснулся. Взгляд его был строг и решителен.

– Пресной воды хватит, а вот пищи в обрез. – Олаф почесал затылок и усмехнулся. – В избытке только тюлений жир, но его, брат, ложками особо не похлебаешь...

– Как всё странно получается, – задумался Гаолон. – Пищи у нас почти нет, а тут, как по заказу, полный штиль. Да ещё на краю Мёртвого моря...

– Это мы сейчас на краю, – сказал Олаф, – а к полудню будем аккурат в самой середине. Паренёк наш случайно отклонился от курса, а тут ветер стих. Вот течение нас и несёт в самое пекло...

– За этими случайностями чувствуется тонкий расчёт Элатона, – нахмурился карлик. – Смерть от истощения – худшая из смертей.

– Это точно, – согласился Олаф. – Помнишь, как нас прижало в пещере старой ведьмы? – Кормчий хохотнул и хлопнул Алладина по плечу. – Шесть лет назад мы с Гаолоном сунулись в логово одной колдуньи. Нужно было отобрать у неё вон тот шар, что красуется на посохе.

– Зачем?

– Шар был не простой, магический, со значением, – сказал Олаф. – Он указывал направление, где нам тебя искать. Это, согласись, значительно упростило нашу задачу.

– И ведьма отдала вам шар?

– Отдала! – улыбнулся кормчий. – Кто же такие вещи отдаёт?! Мы гонялись за ней по всему подземелью, пока Гаолон не загнал её в тупик. До сих пор не понимаю, как это у него получилось...

Карлик неопределённо пожал плечами и отвернулся.

– Не хочет говорить, ну и ладно, – Олаф сел на бочонок с вином и продолжил свой рассказ:

– С колдуньей мы быстро управились. Куиран подсказал один способ. Сложнее было выбраться из пещеры. Куда ни глянь – везде темно. Бредём на ощупь час, другой... Никакого просвета. Во все стороны тянутся туннели, от них отходят боковые проходы, ответвления, которые соединяются с другими туннелями, и так до бесконечности. Хорошо, что шар этот вдруг загорелся, а то хоть плачь. Кажется, целую вечность мы так блуждали. Во рту ни крошки. Ну, думаю, нужно могилу копать, пока силы есть. Оглядываюсь, а Гаолона нет. Как сквозь землю провалился. Я с этим шаром туда, сюда, кричу, зову – а в ответ только эхо. А потом он является, говорит, что нашёл выход. Поначалу я не поверил, а зря. Вывел он меня на поверхность. Как ему это удалось?..

Карлик по-прежнему молчал.

– А потом мы узнали, что прошло четыре дня, – закончил рассказ Олаф. – Четыре дня мы блуждали по лабиринтам без воды и пищи! От меня одна борода осталась. Я так похудел, что даже тени не отбрасывал. А о Гаолоне и не говорю: любой призрак по сравнению с ним выглядел упитанным богатырём. Но мы выжили, не погибли...

– Не судьба нам погибнуть, – улыбнулся Гаолон. – Знаешь, это как в истории про бродягу, который сорвался с вершины самой высокой горы и полетел в глубокую пропасть, но не разбился. А почему?

– Почему? – заинтересовался Олаф.

– Потому что не судьба! – авторитетно заявил карлик.

Олаф задумчиво поскреб бороду и поинтересовался, судьба им или не судьба погибнуть в Мёртвом море. Гаолон обозвал кормчего олухом и стал ему втолковывать, что простые смертные не могут предвидеть будущее. В этом и заключается великая радость и загадка жизни, что мы не знаем час своей смерти.

– А волшебники? – упорствовал Олаф. – Теперь-то я вспоминаю, как уверенно посылал нас в опасное плавание белый маг Куиран. Уже тогда он знал, что мы отыщем парнишку!

– Волшебники – это совсем другое дело, – возразил карлик. – Они уже не люди, вернее, не совсем люди. Занятия магией изменяют их тело. Помнишь, как наш хозяин порезал себе палец, когда возился с ржавым замком?

– Ну?

– Ты заметил, что у Куирана кровь не красная, как у людей, а оранжевая? Порез затянулся за несколько минут. Вот тебе и волшебники! Но ты прав: некоторые из них заглядывают в будущее. Только это отнимает уйму сил и не приносит ровным счётом никакой радости. Скажи, ты когда-нибудь видел жизнерадостного волшебника?

– Нужно подумать, – наморщил лоб Олаф.

– Тут и думать нечего, – махнул рукой Гаолон. – Все они выглядят совершенно одинаково, словно братья-близнецы: худые, сгорбленные, дряхлые и, как правило, страдают склерозом. Этот склероз меня нисколько не удивляет. Вполне очевидно, что они хотят поскорее забыть то, что увидели в будущем.

– Хорошенькое же нас ждёт будущее, если волшебники сами так упорно стараются о нём не думать, – пробормотал Олаф. – По этому поводу нужно выпить немного вина.

– Знаю я твоё немного! Выпей лучше воды.

– Нет, именно вина. Я, может быть, тоже хочу побыстрее забыть о том, что ты нарассказывал...

Олаф выбил пробку из бочонка и нацедил полную кружку вина.

– Что это за дрянь?

Жидкость в кружке вскипела розовой пеной, багровыми ручейками потекла по стенкам и попала Олафу на руку. Над палубой распространился запах гнили. Стеклянный шар на посохе Гаолона вдруг вспыхнул и замерцал всполохами оранжевого пламени.

– Опасность! – закричал карлик. – Нам угрожает опасность! К оружию!

Глиняная кружка выпала из рук кормчего и разбилась на мелкие осколки. Рыжебородый великан выбежал с мечом в руке на корму, Гаолон занял пост на баке, а Алладин остался стоять посреди корабля. В одной руке он сжимал лук, подаренный Оаху, в другой – длинный отточенный кинжал, старый дамасский клинок, который он купил перед отплытием у соседа – оружейника Джашида.

Нащупав кинжал, юноша почувствовал, что в его жилах снова закипает кровь и ему нечего бояться опасности. Может, прав был Джашид, когда говорил, что в мире не существует опасности, пока в руке сверкает дамасская сталь, и удача улыбается только сильным и решительным людям.

Сколько юноша ни вглядывался вдаль, всё было тихо и мирно: ни чёрного пиратского флага, ни воинственного рёва скилосонов, ни бушующих валов. Море безмятежно катило свои волны из ниоткуда в никуда, и, казалось, никакая опасность кораблю не угрожает.

На небе не было ни облачка. Яркая бездонная синева, густая над головой и прозрачная над линией горизонта, была пронизана солнечными лучами, покоем и тишиной.

– Похоже, ложная тревога, – пробормотал Олаф.

– Посох не может ошибиться? – спросил юноша. – Вдруг Гаолон просто неправильно истолковал его свечение. Наверное, посох посылал нам добрый знак. Ветер поднимается. Скоро можно будет плыть дальше.

– Кто его знает, – откликнулся кормчий. – Всё может быть... Ох, проклятье... Как рука болит!

Алладин хотел перейти к другому борту, но замер на месте и пронзительно закричал, подзывая своих друзей. Тёмно-красное вино из разбитой кружки растеклось по палубе. Лужицы вспучивались бордовыми пузырями, шипели и клокотали. Они быстро уменьшались в размерах, впитываясь в дерево.

Вскоре все лужицы высохли, оставив после себя бурый налёт, над которым курились жёлтые струйки дыма. В этих местах доски потемнели и обуглились, словно от жара.

– Эта дрянь разъедает палубу! Нужно скорее смыть её водой!

Однако не успел Алладин поднять ведро, как зловещее шипение прекратилось, а жёлтые струйки дыма развеялись под лёгкими порывами ветерка. Видно, багровой жидкости было слишком мало, чтобы прожечь толстые доски палубы.

– Давай-ка выбросим этот бочонок за борт, – предложил Алладин, засовывая кинжал за пояс. – Вряд ли кто-нибудь из нас захочет пить. Не знаю, чем он наполнен, но только не вином, это уж точно! Олаф, подсоби нам!

Но кормчий сидел, прислонившись к борту, и стонал. Меч лежал рядом с ним. Олаф прижимал правую руку к груди и раскачивался из стороны в сторону, баюкая её, словно ребёнка. Лицо его было бледным. Он явно ничего не слышал.

– Олаф, что с тобой? – Гаолон подбежал к северянину. Посох в его руке продолжал сиять ослепительным пламенем опасности. – Ты ранен?

– Рука... – пробормотал Олаф. – Обожгло, как кипятком.

Кормчий поднял на друга потемневшие от боли глаза и вытянул руку. Вся кисть почернела, вздулась, из нарывов сочился гной. Нарывы лопались, и обнажались розовые переплетения сухожилий и кости. Мелкие коричневые язвы появились на запястье, поползли выше, к локтю.

Гаолон поднял меч Олафа и посмотрел на Алладина.

– Держи его за руку, – сказал он. – Нужно отрубить кисть, иначе зараза охватит все тело. – Карлик посмотрел в мутные глаза северянина. – Прости, брат, но другого выхода нет.

– Я сам, – прошептал Олаф. – Оставьте меч, а сами идите. Нужно выбросить бочонок с этой дрянью за борт.

Карлик помедлил, затем молча протянул меч кормчему и кивнул Алладину.

Бочонок с шумным плеском ушёл под воду. В тот же момент прозрачные волны словно вскипели. Огромное пятно начало расползаться вокруг корабля, окрашивая воду мутным багрянцем. Пятно разбухало, стелилось по поверхности моря всё шире, гасило волны. Красное, с розовыми прожилками пены, оно походило на кровоточащую рану.

– Что это? – прошептал Алладин.

– Отплавались! – Гаолон ударил посохом по бурому пятну на палубе. – Эта гадость была известна мне только понаслышке, а вот теперь и самому довелось увидеть. Жаль, что рассказать будет некому... – Гаолон повернулся к Алладину. – Белый маг Куиран называет её кровью змеиной водоросли. Она превращает поверхность моря в камень. Порой отдельные стебли этого растения прибивало к берегам его острова после шторма. Прикосновение к стеблю становится смертельным.

– Они так ядовиты?

Гаолон пожал плечами.

– Никто толком не знает. Но стоит коснуться водоросли рукой, сразу появляется рубец, потом язвы и нарывы распространяются по всему телу, и человек разлагается заживо. Хорошо ещё, что водоросли не растут на мелководье и не выносят солнечного света. Их плантации находятся на глубине, в садах Демонов Глубин.

– Значит, вино в бочонке было отравлено соком этих водорослей... Интересно было бы узнать, кто приложил к этому руку?

– Кто бы ни приложил, теперь он мёртв, – сказал карлик. – Яд этих растений действует мгновенно.

– Но мы вылили отраву в море. Почему же твой посох продолжает светиться? Что нам угрожает на палубе корабля?

– Куиран говорил, что под действием яда поверхность моря затвердевает. Очень скоро «Искатель» окажется вмурованным в каменную корку. Годами мы будем дрейфовать вокруг Мёртвого моря... Впрочем, о каких годах я говорю! У нас пищи и воды всего на несколько дней. – Гаолон тяжело вздохнул. – Кажется, на этот раз Демоны Глубин нас крепко прижали.

– Как-нибудь выпутаемся, – попробовал улыбнуться Алладин.

Улыбка получилась жалкая. Юноша был в смятении. Впервые он столкнулся с врагом, которого нельзя поразить ни стрелой, ни кинжалом, нельзя обмануть или перехитрить, от которого нигде нельзя спрятаться.

На гладкой, как зеркало, поверхности моря мерцала и переливалась розовыми отсветами маслянистая плёнка. В ней отражались корпус корабля, мачта, склонившийся над бортом Алладин, огромное небо над его головой. Все отражения были окрашены в цвет крови и смерти.

А потом из глубин океана начали медленно подниматься медузы. Маленькие, диаметром не больше десяти сантиметров, и большие, похожие на купола дворцовых башен в Багдаде, они лениво шевелили своими щупальцами и неподвижно замирали у поверхности воды.

Их гребные пластины останавливали своё биение, и только ротовые лопасти продолжали жадно сокращаться, впитывая ядовитый сок глубинных водорослей.

И тут началось самое настоящее колдовство. Прозрачные студенистые тела медуз постепенно тускнели, наливаясь тёмным багрянцем. Их полусферические колокола начали расплываться, подобно размокшим комьям глины, терять чёткость очертаний, слипаться с соседними, затвердевать, становясь похожими на округлые мраморные плиты.

Море вскипало розовыми пузырями, вспучивалось, покрывалось трещинами, из которых вырывались клубы жёлтого удушливого дыма. Снизу поднимались всё новые медузы. Они спешили заполнить своими телами просветы в застывающей тверди.

Вскоре каменные челюсти сомкнулись вокруг «Искателя». Деревянная обшивка бортов прогнулась и затрещала под напором каменных пластов. Корабль вздрогнул, накренился и замер. Его корпус был намертво вмурован в багровые, испещрённые фиолетовыми прожилками камни.

Алладин бессильно наблюдал за происходящими превращениями. Да и что он мог сделать? Юноша отстранённо смотрел на багровый ландшафт плавучего острова и высчитывал, сколько дней сможет продержаться без воды и пищи. Оказалось, что чуть меньше недели.

Алладин вздохнул и отвернулся. Ему очень не хотелось умирать.