Алло, милиция? Часть 3

Глава 3

Задуманное и кажущееся несложным зачастую наталкивается на такие препятствия, что впору опустить руки.

Например, немалые усилия потребовались для выяснения: где хранятся копии план-схемы подвального этажа. Они размножились как кролики — у проектировщиков здания, в горархитектуре, в службе эксплуатации зданий… Оформив их выемкой по делу о краже в магазине «Счастье», тут же «раскрытой» по горячим следам, потому что продавцы сами задержали вора, Егор вырвал и уничтожил листы с изображением бомбоубежища. Правда, сей объект стратегической значимости наверняка где-то отражён в архивах Белорусского военного округа и штаба гражданской обороны, но туда простой лейтенант не вхож. Как, с другой стороны, и те, кто вздумает копать под «Счастье».

Идея с бомбоубежищем никак не вдохновила ни Кабушкину, ни Рублёвскую.

— Егор! — строго выговаривала ему старшая из торговок. — Твоя схема не сработает. Товар по накладным не приходуется сразу в магазин. Он должен поступить на склад Промторга № 2 в центре города, у меня там хорошая знакомая, но не настолько, чтоб привлекать к нашим операциям. Одно дело — пара австрийских сапог по госцене, а перегрузить фуру с грузинскими номерами… К тому же джинсы по входной цене в сто двадцать рублей и с польскими лейблами «Монтана» сразу попадут в разряд дефицитов. Дефицит распределяет лично директор торга. Он — еврей. Такой, что я рядом с ним — коренная русская.

Элеонора старалась не встревать. Всем видом показывала, словно в фильме «День радио», я — за тебя, Егор, и даже затебее всех. Но по умолчанию принимала правоту Валентины.

Они совещались в директорском кабинете в «Верасе», где ещё год назад заседал диктатор и самодержец Бекетов. Он покинул его навсегда, расклёванный воронами на асфальте под Смоленском. Теперь уютное гнёздышко предстояло покинуть следующему поколению, подчистив хвосты. Кабушкина к этому оказалась морально не готова, хоть и предупреждалась заранее.

— Очень рад, что доверился вам, дорогая Валентина. Месяцы дружбы укрепили доверие. Но теперь ситуация меняется. Во-первых, КГБ снимает прикрытие с наших маленьких шалостей. ОБХСС, не Цыбин, конечно, а город и даже республика, все они точат на «Верас» зуб. Скоро здесь станет горячо. Нам нужна схема, создающая новый уровень легальности.

— Пока ты меня не убедил.

— Если не смогу убедить, реализую её с Элеонорой и другими людьми. Придётся тяжелее. Больше никого не буду так уважать за честность и профессионализм. Кстати, не прикажете сварить нам кофе?

Кабушкина распорядилась. Секретарша работала такая, что Бекетов не подпустил бы её к «Верасу» даже в качестве уборщицы снега. Зато — племянница дядюшки Эфраима. Кофе, кстати, варить умела.

— Продолжай.

— Охотно. Первое. Артель инвалидов Грузинской ССР, назовём их так, подписывает хоздоговор с Промторгом. В целях развёртывания межреспубликанской кооперации и расширения социалистического соревнования по снабжению советских граждан качественным барахлом означенные сыновья и дочери гор высылают нам фуру одежды с согласованной регулярностью.

— Фуру? — ахнула Кабушкина.

— В договоре будет указано, что на базе «Счастья» образуется салон-выставка достижений народного хозяйства Грузии. То есть часть товара непременно передаётся нам, ваш особо одарённый директор получит мзду один раз и немножко в процессе. Заодно припугну, если начнёт козлить. Водитель везёт две накладные. Одна — только для ГАИ на постах, если приколупаются. Восемьдесят процентов товара выгружается на наш тайный склад, двадцать — на склад Промторга по второй накладной.

— А если ОБХСС посадит своего на пост ГАИ, и тот сфотает транспортную накладную? — вмешалась Элеонора.

— Ох, такие эти грузины… Представляешь? Водитель спихнул товар налево, нам привёз лишь пятую часть. Ну, ищи-свищи этого джигита в горах, мы же не при делах.

— Разгрузка целой фуры на рампе «Счастья» — очень заметная вещь. Заметут, — не сдавалась Кабушкина.

— Именно, девочки мои мозговитые! Оттого столько надежд на вашу еврейскую родню, объединённую национальным инстинктом выживания. Знаете анекдот? Распяли фашисты старого ребе и удивляются, что же дед не кричит. Неужели не больно? Больно, только когда смеюсь, отвечает еврей. Понимаю, юмор отсутствует. Но суть вы поняли. Валентина Ивановна, есть ли у вас надёжные родственники где-то за городом, в сторону Московского шоссе? Способные смеяться с гвоздями в руках? Чтоб у них выгрузить левую часть товара, а в бомбоубежище «Счастья» таскать малыми порциями, не привлекая внимания. Ещё. Нужна мелкооптовая точка для фарцовщиков. Не на складе, но и недалеко. Чтоб служить перевалкой для джинсов и кожи в Прибалтику, — он перевёл дух. — Главная проблема — в привлечении двух десятков человек, осведомлённых о разных элементах схемы. Прорабатываем вариант провала каждого из них, три-четыре линии обороны. А главное — дедлайн. Не слышали такого слова? Предельный срок. Если всё хорошо, работаем три года, потом закрываем лавку и разбегаемся. А то и раньше. На троих нужно заработать не менее семисот-восьмисот тысяч. Риск того стоит.

Кабушкина, ещё ни на что не подписавшаяся, почему-то упёрлась в последнее — в срок ликвидации предприятия.

— Всё элементарно. У меня талант пророка. Помните, в конце зимы я обозначил срок наших махинаций в «Верасе» — до декабря. Плюс-минус месяц.

— Ты знал дату смерти Брежнева? — ухмыльнулась Валентина.

— Более того, я знал, что наступит андроповщина. Не просто приход нового Генерального секретаря, а всевластие КГБ. Руки по швам, шагом марш. Простые коррупционные схемы разлетятся как карточный домик под ветром. А мы шиковали здесь благодаря гэбешной крыше, сливая им компру на жирных партийных столоначальников и их жёнушек, падких на барахло. Близится время если не отстрела, то массового смещения подобной публики. Коль под шумок нагрянут менты, не отмажу ни я, ни контора глубинного бурения.

— Моя роль? — поинтересовалась Элеонора, предвкушавшая роль директора всего магазина, но теперь уловившая, что это — самое опасное место в схеме, и Кабушкина там первой попадёт под раздачу. — У меня нет стойких родственников на Московском шоссе.

— Возглавишь салон для новобрачных. Там просто. Нужны левые талоны из ЗАГСа. Отовариваешь «своих», набрасывая двадцать-тридцать рублей, и несёшь добычу в наш с Валентиной общак. Заодно наблюдаешь за ней.

— То есть её роль техническая… А значит, Егор, мы с тобой делим общий куш не пополам, а две трети — вам, мне лишь треть. Да, очень большая треть, сотни тысяч, но и ответственность…

— Валечка Ивановна! Вы совершенно правы, я пристроил Элеонору, фактически — уже члена моей семьи, на тёплое место. Но и у вас такая же возможность. Что, кстати, с роднёй и загородной недвижимостью?

— Есть. Перед Колодищами. Большой дом с асфальтовым подъездом, гаражи. Родной брат моего дедушки, инвалид войны… Не хотела его вовлекать.

— Во что вовлекать? Уважаемый воин сдал внаём свой гараж грузинам и не проследил, что они туда сложили? Не героин, заметим, не взрывчатку и не автоматы с патронами. Плод честного труда таких же инвалидов войны, только с Кавказа.

— Валя! — Элеонора положила ей руку на запястье. — У Егора, спору нет, котелок варит. Но без твоего опыта мне лезть одной страшно. Соглашусь на левак в салоне «Счастье», и не больше. На свободе лучше. Ребёночка хочу.

— Ну ты и… Умеешь еврейской мамочке на самое чувствительное место надавить. Егор! Я пока ни с чем не согласилась. Пробелы в твоём плане видны невооружённым глазом. Надо всё подготовить на берегу. Поплывём, будет поздно.

— Знаю, дорогая. Я вообще слишком много знаю наперёд. Эля, подкинь меня на Комсомольскую.

«Жигуль» припарковался и погасил фары ниже здания КГБ — у кинотеатра «Победа». Прихватив толстый пакет с очередным подношением, лейтенант тронулся в сторону проспекта, высматривая знакомую «волгу». Увидев, открыл дверцу и нырнул на переднее пассажирское сиденье.

— Рад вас видеть в добром здравии, Виктор Васильевич. От нашего стола вашему.

Именно из-за этих конвертов Сазонов не перевесил связь с агентом «Вундеркинд» ни на кого из сотрудников. Даже Аркадию не полагалось знать лишнее.

— Последний раз? Операция «Верас» свёрнута.

— Предпоследний. Мои девочки переходят в «Счастье» в декабре. Спасибо за помощь в торге.

— Знал бы ты… Там такой жук заседает! Со связями и в горкоме, и в ЦК. Но подобрел, когда ему предложили «Верас». Не знает, что лафа скоро кончится.

— Для многих это будет неожиданностью. Скоро Андропов скинет Щёлокова, поменяет его на Федорчука. Из ваших. Ментов начнут дразнить «федорчукчами». Вот тогда и начнётся свистопляска. Я вам пакетик с информацией приготовил. От областных управлений потребуют, чтоб вы выявляли безобразия в ментуре. Тут — букет.

— Про Дашкевича?

— Не только. Про саму систему очковтирательства и укрывательства. Я же не мог по телефону.

— Молодец. Изучу. Кстати, за тот сигнал отдельное спасибо. Чергинцу мы вежливо подсказали, кого вместо Дашкевича двигать на своё кресло. Человека, которому я доверяю, потому что могу в любой момент посадить лет на пятнадцать.

— Неужели?

— Папаныч ещё не знает. Согласится, ровно по той же причине. Но ты не лезь к нему с пророчествами. Я и то привыкнуть не могу… к твоим федорчукчам.

Егор усмехнулся.

— На сегодня прогнозов хватит. Напомню старый: торопитесь. Андропов на год или полтора, потом умрёт. Какое-то время всевластие КГБ продержится по инерции, затем начнутся реформы, и вся структура СССР пойдёт трещать по швам. Успейте нахватать максимально и вовремя свалить, сохранив активы и связи.

— Советский Союз рухнет? И совсем скоро?

— Не скажу. Вдруг вы меня арестуете как диссидента.

— Прибью сначала.

— Ладно. Коммунистическая партия Советского Союза будет запрещена и распущена осенью 1991 года. Вы ничем и никак не предотвратите развитие событий, оно уже взяло старт и набирает ход. Главное, успейте вовремя сориентироваться, пока вас не затянет хаос. Девять лет, не забывайте. И писец великому-могучему. Спокойных снов, Виктор Васильевич!

Он вернулся в «жигули», менее просторные, но более уютные благодаря водительнице, чей ароматный запах напитал салон. Смешно сказать, но за полгода привык дерматиновым покрытиям сидений и грубому пластику панелей. Ямы в асфальте, нестриженные газоны, облезлые фасады зданий и прочие приметы «развитого социализма», столь ранившие москвича 2020-х годов, как-то примелькались и не раздражали. Егор жил прошлым, которое стало вдруг настоящим.

И это его настоящее крутило неудобный тонкий руль, неплохо справляясь с гололёдом на скользкой и нечищеной дороге Сельхозпосёлка. А в профиль выглядело — его сокурсницы студентки-москвички сдохли бы от злости, увидев Элеонору. Жаль, к 2022 году она превратится в бабушку, годы неумолимы.

— Что ты сказала Кабушкиной про ребёнка?

— Правду.

Руль предательски дёрнулся в её руках, и Егор предпочёл отложить продолжение до дома.

За ужином она сама продолжила.

— Да, хочу ребёнка. От тебя, а не вообще.

— Я — действительно мужчина твоей жизни? Когда вижу нас обоих в зеркале, думаю порой: на кой ляд ей сдался? Вот наиграется и бросит… С тобой же в люди выйти трудно, все кобели слюни пускают и думают только — как этого сельского увальня оттереть и самим около тебя место занять.

— Напрашиваешься на комплимент? Считай, что напросился только на лишний ломтик красной рыбки, — она тотчас исполнила угрозу, подкинув на его тарелку ещё кусок.

— И всё же? Нет, ты не думай. Я не из тех, кто поматросил и бросил. Но порой рядом с тобой робею больше, чем с полковником МВД или КГБ.

— Можно подумать, у них есть женщины-полковники, и ты с ними спишь… Нет, конечно, ты прав. Ко мне лезли и лезут мужики гораздо фешенебельнее тебя. Чуть постарше, состоявшиеся. До такой степени желающие трахнуть, что готовы жениться.

— Что же ты медлишь? Раз такой конкурс претендентов.

Егор говорил шутливо, стараясь не показать, как сжалось горло.

— Потому что запала на тебя. Ещё тогда, во время фейерверка. Ревновала к Инге. Хотя, конечно, ужас, что Бекетов её… Он не объявится?

— Не чувствую его среди живых. Уверен — нет. Эля, продолжай. Мне интереснее о нас с тобой, чем о том уроде.

— А я почувствовала, что ты — мой. С кем бы ни был. С кем бы ни была я. И когда ко мне из «Песняров» подкатывали, практически — по твоей наводке, и бедолага Давидович слюни распускал: дай хотя бы разок, из сострадания, и другие… Из-за тебя у меня получилось, наверно, самое долгое воздержание с шестнадцати лет. А ещё твои чёртовы гастроли, когда грызла подушку в одиночестве. Видишь — не зря.

— Почему?

— Ты меня понимаешь. Принимаешь как есть. Не обращаешь внимание на то, что у меня было до тебя. И с самого начала отнёсся по-человечески. Хорошо так, тепло. Не пытался сразу задрать юбку. Правда, когда уже стоило бы, долго медлил. Неужели — правда стеснялся?

— Отчасти. Я же говорил, что и сейчас не уверен.

— Не уверен — в чём?

Она протянула руку через стол и крепко вцепилась в кисть Егора. Коготки в вишнёвом лаке больно укололи кожу.

Это момент истины, догадался он. Элеонора не напирала. Не призывала к обязательствам. Не ставила условия жениться и заводить детей. Плодитесь и размножайтесь, как в Библии… Но коль сам переспросил в машине про ребёнка, то спустил лавину с горы.

Теперь никакие уклончивые реплики не спасут. Если сказать: вернёмся к разговору о детях через полгода, ей впору паковать вещи и съезжать.

— Эля! Я — только за. Думал только, ещё немного поживём для себя, накопим денег, дождёмся, когда управление торговли выделит тебе квартиру. Фактически, мы уже — муж и жена. Так что не могу просить тебя выйти за меня замуж. Только обсуждать, будем ли регистрировать брак и когда.

— Фу-у-у!!! — она отпрянула, оставив на руке парня красные следы ногтей. — Что, это вся романтика?! А где предложение руки и сердца, дорогое кольцо с бриллиантом, пупс на капоте белой «волги» с цветными лентами, ресторан, мой наречённый в чёрном костюме, чтоб вся промторговля Минска сдохла от злости и зависти, а ментура взвыла в голос — какую крутую бабу простой летёха оторвал? Понимаю, это мещанская мишура и пережиток прошлого. Но — хочу, хочу, хочу!

Момент истины прошёл зенит и движение продолжалось в правильном направлении.

— Целая программа, дарлинг. Реализуем её по пунктам, с некоторыми интервалами. Кольца у меня нет, поэтому только пункт первый: королева Рублёвская, ты согласна выйти за меня замуж?

По столь важному поводу Егор не поленился выйти из-за стола и опустился на одно колено. Хорошо, что будущая невеста не знает, с чем ассоциируется Рублёвское шоссе у москвичей следующего столетия. Иначе дразнила бы сыщиком с Рублёвки.

— Ой, не знаю. Сама тебя чуть ли не силой заставила. Не дождалась, пока сам догадаешься.

— Неправда, родная. Я первый в машине заикнулся про ребёнка. Но если ты не готова с ответом, лучше доедать рыбку…

— Стой!

Элеонора поднялась со стула в «царственную позу», возвышаясь перед претендентом на каблуках домашних босоножек, и выставила вперёд ногу — так, чтоб выглянувшая из халата коленка оказалась перед Егором, всё также пребывающем в преклонённой позе. Естественно, он чмокнул коленку.

— Говори, моя госпожа.

— Именем меня, повелеваю… Хрен с ней, с квартирой. Заработаем и купим квартиру в Гаграх. Согласная я. Веди меня в ЗАГС.

Егор тоже встал.

— Тут проблемка. Раз впереди — первая брачная ночь, выходит, до неё — ни-ни?

— Дело ответственное, — нахмурила лобик невеста. — На самотёк не пустишь. Надо репетировать, вносить улучшения… Начинай!

Кто знает, какой самый сладостный поцелуй для мужчины? Наверно, когда самая нежная часть его тела находится внутри организма обожаемой женщины.

Она старалась, заполучив то, что хотела.

Только потом вернулись к столу — пить чай.

— Скажи, как тебе это удаётся? Предвидеть? Узнавать всякое. Про будущее. Андроповщина надолго?

— Столько вопросов… — Егор смачно откусил кекс, чувствуя, как после вспышки страсти недавно кормленный организм снова ждёт углеводов. — Отвечу на самый простой. Последний. Нет, недолго. Генсек насквозь больной. «Лебединое озеро» заиграет в пределах полутора лет.

— И что тогда?

— Ничего. Энтузиазм по закручиванию гаек поутихнет. А вот потом к власти прорвётся очень инициативная личность и лихо разнесёт в клочья созданное поколениями. Берлинская стена рухнет, ГДР войдёт в состав ФРГ, Польша вступит в НАТО. Советский Союз будет похож на блок почтовых марок, потяни за края — и порвётся по перфорации. Дырочки — это границы союзных республик. Прибалтийские тоже вступят в НАТО. Но это потом. Самое страшное — бардак конца восьмидесятых и начала девяностых, бандитский беспредел. После восемьдесят пятого проще будет съехать. Накопленные рубли будем менять на золото, скупать валюту.

— Дорого! Шесть рублей за доллар просят, — вставила Элеонора.

— Ты права. Доллары не очень. Тем более, и они подешевеют в разы.

— А рубли?

— В миллионы раз.

— Если бы не твои прежние предсказания, ни за что бы не поверила. Мама рассказывала, что при Хрущёве деньги меняли один к десяти, а цены потом вернулись к старым цифрам. Но миллион…

— Миллионы. В Белоруссии. На Украине ещё хуже. Да и в России не фонтан. Поэтому придётся на время уехать. Как в той песне:

— Прикинемся евреями, — продолжил он, оборвав пение до следующей строчки «как могу тебя взять я далече», чтоб Эля не подумала, будто её бросит в СССР. — Вот обрежу болт — и айда в Израиль. Кабушкина поможет. Захотим — вернёмся, когда устаканится.

— Но болт уже обратно не пришьёшь…

— Так не весь же.

Когда легли спать и на всякий случай повторили репетицию, Элеонора уснула первая, уткнувшись ему в плечо, удовлетворённая и умиротворённая. Егор ещё долго лежал в темноте, ощущая тонкие пальцы у себя на груди.

Кстати это или некстати?

Организация глубоко криминального бизнеса в «Счастье» требует огромного вложения сил и времени. А их дико не хватает из-за службы в РОВД. Свадьба тоже отнимет неслабо. С дорогим кольцом и пупсом на капоте.

Ребёнок… Конечно — желанный. Но уже не будет сексапильной подруги, обещающей бурные утехи, едва успел скинуть куртку или шинель. Чадо заберёт себе львиную долю внимания матери.

Но поскольку не найти в стенке Ленинской библиотеки той волшебной щелки, за которой — возврат в 2020-е годы, и здесь застрял навсегда, семья и дети — неизбежность. Можно некоторое время тянуть, но Элеонора не станет ждать долго. А терять её не хочется.

Её больше, чем Настю и Ингу, шокировал своей «инородностью». Ошарашил «провидчеством», чего не позволял себе с прежними подругами. Ничего не поломалось. Воспринимает своего парня таким как есть. С любыми мухами в голове. Это дорогого стоит.

Значит — свадьба. Опять-таки, родственники. У Эли родители и брат обретаются где-то на Украине, отец — бывший военный и, естественно, тяжело пьющий, как многие армейские пенсионеры, дочь с ними не особо контачит, но на свадьбу не пригласить — свинство. Хуже того, сестра самого Егора живёт в Речице, и эту сестру он ни разу в жизни не видел. Только на фото от прежнего владельца тела. Не писал ей, не получал ничего в ответ… Идеальный родственник! Но тоже надо приглашать.

На регистрацию брака мент обязан писать рапорт, испрашивать благословения у начальства. Элю начнут проверять — на судимость, на административную ответственность. Штрафы за проезд на красный не в счёт. К тому же кадровики МВД прохлопали отца-рецидивиста Евстигнеева. Если тот вдруг объявится, что — тоже на свадьбу звать?! Споёт гостям «Мурку» или что ещё из репертуара зоны.

Музыканты… Круто попросить бы Мулявина! Но Пенкина вряд ли согласится отпустить их сыграть за так. А на коммерческую сумму гонорара лучшему ансамблю Беларуси не потянуть. Так что — мотель. Сам поднимется на сцену и вдарит «Облади», как в первый ужин с Элеонорой.

Конечно, спешить не надо. Где-то в первом полугодии восемьдесят третьего. Невеста поймёт. Ей нужно было принципиальное решение.

Всё-таки это приятные хлопоты. Никого не нужно раскатывать катком по асфальту на съедение воронам, ломать горло ударом карате или выбрасывать в окно.

Да здравствует спокойная семейная жизнь!

Если такая существует в природе. И соответствует характеру Егора.