Алмаз раздора. До и после Шерлока Холмса [сборник]

ДОМИК НА ОТШИБЕ

Джон Рантер, некогда владевший пабом «Битва при Детингене» в Саутгемптоне, был не из тех людей, с кем хотелось бы дружить, а уж враждовать — тем более. В свои пятьдесят два года он оставался высоким и сильным, имел внушительный вид, но. угрюмый и замкнутый характер, и даже всепобеждающее время не смогло смягчить его строптивый нрав и умерить его пыл. Возможно, что невзгоды, постоянно преследовавшие его, возникали из-за природной грубости и жестокости, однако причиной всех несчастий и неудач всегда являлись его вспыльчивость и раздражительность. Еще в юные годы он напрочь разругался с родителями и ушел из дома. Благодаря своему упорству достигнув скромного положения в обществе, он влюбился в первую попавшуюся красотку. В результате женился на робкой, бесхарактерной женщине, которая стала ему скорее обузой, чем помощницей. Плодом этого брачного союза явился единственный сын, но Джон Рантер как- то раз избил парнишку до полусмерти за какой-то мелкий проступок, после чего тот сбежал, поступил юнгой на корабль и ушел в море. Ходили слухи, что он утонул во время гибели судна «Королева Запада». После этого жизнь содержателя паба дала трещину. Его несдержанность и вспышки ярости отпугивали посетителей, так что они все реже стали «участвовать» в «Битве при Детингене», пока, наконец, Рантеру не пришлось продать свое заведение. Вырученной суммы хватило на то, чтобы купить небольшой дом рядом с дорогой, связывающей Портсмут и Саутгемптон, в пяти километрах от последнего, обосноваться там вместе с женой и начать жить, отгородившись от окружающего мира и ненавидя всех и вся.

Странные вещи говорили об этом одиноко стоящем домике с голыми кирпичными стенами и низко свисающей по краям соломенной крышей, из‑под которой на проезжавших злобно взирали ромбовидные окна. Кучера в придорожных тавернах рассказывали о темнолицем, седоватом мужчине, который якобы целый день сидел в саду, примыкавшем к самой дороге, и о каком-то бледном грустном лице, время от времени смотрящем на них из‑за приоткрытой двери. Без пристального внимания также не остались слышавшиеся изнутри громкая перебранка, глухие удары и жалобные женские крики. Как бы ни устали лошади, их все равно хлестали кнутом и пускали крупной рысью, если в сумерках кому-то случалось оказаться у низких деревянных ворот этого пользовавшегося дурной славой дома.

Однажды погожим осенним вечером Джон Рантер стоял, опершись локтями об эти самые ворота, и задумчиво посасывал свою черную глиняную трубку. Он размышлял о том, как ему следует жить дальше. То ли продолжать повседневное обыденное существование, то ли собрать остатки средств и попытаться изменить свою судьбу к лучшему? Сейчас он жил хоть и непритязательно, но, по крайней мере, спокойно. Вполне возможно, что он мог потерять все, ввязавшись в какое-нибудь рискованное предприятие. Однако, с другой стороны, Джон чувствовал, что еще не утратил былой энергии и задора и вполне смог бы заняться чем-то новым. Он подумал, что будь жив его сын, который пятнадцать лет тому назад сбежал из дома, он стал бы ему хорошим помощником в любом начинании. Его отчего-то охватили грустные воспоминания и какая-то смутная, щемящая сердце тоска по прежним благополучным временам. Так он стоял, предаваясь своим размышлениям, как вдруг на фоне заходящего солнца увидел одетого в длинное серое пальто мужчину, шагавшего по дороге со стороны Саутгемптона.

Джордж Иннеcс. Пейзаж с фермой

Мимо дома Джона Рантера проходило и проезжало множество всякого люда, но этот человек почему-то сразу приковал к себе внимание хозяина. Был он высокий, атлетического сложения, с пшеничными усами и загорелым обветренным лицом. Шляпу он носил необычного фасона — из мягкого фетра, с широкими, загнутыми вниз полями. Возможно, именно эта шляпа, а быть может, и серое пальто заставили бывшего кабатчика поближе приглядеться к незнакомцу. На плече у него висел большой черный мешок на широком кожаном ремне — с такими букмекеры обычно появляются на скачках. Поначалу у Рантера сложилось впечатление, что перед ним как раз и есть представитель скакового или игрового сообщества.

Когда молодой человек приблизился к воротам, он сбавил шаг и в нерешительности оглянулся. Затем он остановился и обратился к Джону, говоря каким-то странным голосом, в котором прозвучали металлические нотки.

— Послушайте, дружище, — начал он, — по-моему, мне придется топать всю ночь, если я вознамерился к утру попасть в Портсмут.

— По-моему, придется, — угрюмо ответил Рантер, передразнивая незнакомца, — вы ведь только-только вышли.

— Ну вот ведь незадача! — огорчился путник. — Я бы, конечно, остановился на каком-нибудь постоялом дворе в Саутгемптоне, если б мог. Подумать только, провести первую ночь на родине в каком-то портовом клоповнике!

— А что бы вам и вправду не переночевать в номерах? — поинтересовался Джон Рантер.

Незнакомец хитро подмигнул ему.

— От трактирщика до вора — один шаг, — назидательно сообщил он. — В любом случае здесь не Калифорния, хотя… Люди-то везде одинаковы. Когда у меня с собой что-то ценное, я за милю обхожу гостиницы и всякие прочие ночлежки.

«Ага, так у тебя, значит, имеется при себе что-то ценное?» — насторожился старый мизантроп, тотчас же придав своему лицу как можно более приятное выражение и украдкой посмотрев на черный кожаный мешок.

— Тут дело вот какое, — доверительно продолжил молодой человек. — Я работал на приисках, сперва в Неваде, потом в Калифорнии, и напал на жилу, причем очень богатую, говорю я вам. Когда я решил, что обеспечил себя на всю жизнь, то отправился домой на посудине «Мэри Роуз», что ходит из Сан-Франциско в Саутгемптон. Пришвартовалась она сегодня в три, но эти вымогатели на таможне мариновали нас аж до пяти, прежде чем мы сошли на берег. Я сразу решил добираться до Портсмута, где у меня имеются друзья-приятели, но перед выходом как-то не рассчитал пути, а это, оказывается, совсем не близко. К тому же мешок этот не так-то легко на себе переть.

— А что, ваши друзья в Портсмуте ждут вас? — спросил Рантер.

Незнакомец поставил мешок на землю и расхохотался с такой силой, что ему пришлось прислониться к воротам, чтобы не упасть.

— В том-то вся и штука! — воскликнул он. — Они не знают, что я уехал из Штатов.

— А, так это шутка такая, вроде розыгрыша?

— Именно что. Вот сидят они, значит, завтракают или там обедают, это уж как получится, и тут заявляюсь я с этим вот самым мешком, открываю его и… Дзинь-ля-ля — высыпаю все на стол! — он снова расхохотался, отчетливо представив себе эту сцену.

— А все — это что? — поинтересовался Джон.

— Ну, это… Монетки золотые, доллары то есть.

— Вы что же, хотите сказать, что носите все добытое золото с собой? Это же целое состояние! — поразился Рантер.

— Все состояние золотом? Нет, босс, не так. Оно в основном в банкнотах и облигациях, и упаковал я их, как надо. Отдельно я отложил всего-то восемьсот долларов, чтобы устроить им это представление. Но что-то мне кажется, что ночью туда добираться без толку, так что придется все-таки ночевать в номерах.

— Не делайте этого, — с серьезным видом предостерег его бывший кабатчик. — Тут в гостиницах да номерах полно негодяев, и не счесть моряков, которые поутру просыпались с пустыми карманами. Вам лучше всего найти честного, добропорядочного человека и попроситься к нему на ночлег.

— Э-э, прошу прощения, я тут, кажется, маленько заплутал, — смутился золотоискатель. — Если вы покажете мне дорогу туда, где можно надежно пришвартоваться, буду вам премного благодарен.

— Ну, если речь об этом, — ответил Джон Рантер, — то у нас есть свободная комната, и мы будем очень рады, если вы у нас переночуете. Мы с женой люди простые, но что касается теплой спальни и горячего ужина — то милости просим.

— Вот спасибо! Лучше и не скажешь, — просиял путник и пошел вместе с хозяином по узкой, усыпанной гравием дорожке.

На землю уже опускалась ночь, и в соседнем лесу мрачно прокричала сова.

За тридцать лет миссис Рантер превратилась из некогда миловидной девушки в унылую седую старуху с поблекшим лицом и несмелым взглядом забитого существа. Она сдержанно поприветствовала гостя, улыбнувшись ему грустной, вымученной улыбкой, и начала жарить ломтики бекона, которые срезала с огромного свиного бока, свисавшего со стропила прямо в закопченной кухне. Молодой человек положил свой мешок под стул, затем уселся прямо над ним, достал трубку и раскурил ее. Рантер последовал его примеру, то и дело украдкой поглядывая на незнакомца из-под густых бровей.

— Вы бы пальто-то сняли, — сказал он как бы между прочим.

— Нет, я останусь в нем, если вы не возражаете, — ответил гость. — Я никогда его не снимаю.

— Как угодно, — согласился Джон, попыхивая трубкой. — Я подумал, вам будет жарко у огня. Однако, говорят, в Калифорнии всегда жара, так что, возможно, здесь, в Англии, вам и прохладно.

Ответа не последовало, и они оба молча смотрели на ломтики свинины, шипевшие и брызгавшие каплями жира на сковороде.

— Вы на каком судне приплыли? — наконец спросил хозяин.

— На «Мэри Роуз», — ответил гость. — Это трехмачтовая шхуна, и пришла она с грузом кожи и прочего товара. С виду она неказиста, но в море ходит отменно. У мыса Горн мы попали в такой шторм, что не всякая посудина его выдержала бы. Три дня мы шли только на топселе с двойным рифом, и то еле проскочили. Я не мешаю, миссис?

— Нет-нет — торопливо ответила хозяйка. Все это время гость пристально всматривался в ее лицо.

— Думаю, что шкипер и все ребята будут гадать, что же со мной сталось, — продолжал он. — Я так спешил, что не успел с ними и словом перемолвиться. В любом случае все мои пожитки остались на борту, так что они поймут, что я не провалился сквозь землю.

— А вы с кем-нибудь говорили после того, как сошли на берег? — небрежно спросил Рантер.

— Нет.

— А почему вы не забрали свой багаж, если хотели отправиться в Портсмут?

— Дружище, вы никогда не сходили на берег после долгого плавания, иначе бы вы меня не спрашивали. Знали бы вы, какое это удовольствие — размять, наконец, ноги и как следует пройтись пешком. Я бы шел себе и шел, если б не стемнело.

— В кровати вам будет гораздо удобней, — заметил Рантер. — А вот и ужин поспел, так что приступим. В кувшине — пиво, в бутылке — виски, и вы совершите большую ошибку, если не угоститесь.

Все трое сели за стол и прекрасно поужинали. Открытое, улыбающееся лицо и юношеская непосредственность гостя произвели на хозяйку дома такое впечатление, что от ее изможденного вида не осталось и следа; пару раз она даже робко попыталась вступить в разговор. Возвращавшийся домой местный почтальон в изумлении остановился, заметив в окне яркий свет и услышав звонкий смех, далеко разносившийся в ночной тишине.

Если бы кто-нибудь удосужился внимательно понаблюдать за сидевшими за столом, он бы без труда заметил, какой живейший интерес Джон Рантер проявлял к серому пальто своего гостя. Он не только пристально рассматривал сей предмет верхней одежды, но и дважды под пустяковым предлогом проходил совсем рядом с молодым человеком, каждый раз как бы случайно касаясь пальто рукой. Ни незнакомец, ни хозяйка, казалось, не обратили ни малейшего внимания на несколько странное поведение бывшего кабатчика.

После ужина оба мужчины снова подсели ближе к огню, а пожилая женщина стала убирать со стола. Путешественник принялся рассказывать о сказочных богатствах Калифорнии и о той великой свободной стране, где он провел лучшие годы жизни. Он говорил о состояниях, которые сколачивались на золотых приисках, и о золотых жилах, которые мог разрабатывать любой, кому посчастливится их найти. Рантер молча слушал, пока его глаза снова не вспыхнули.

— А сколько может стоить туда доехать? — спросил он.

— О, для начала вполне хватит ста фунтов или около того, — ответил молодой человек в сером пальто. — Это не очень‑то и много.

— Я вот никак в толк не возьму, — продолжал золотоискатель, — зачем торчать в Англии, когда там деньги валяются прямо под ногами. А теперь, дружище, прошу меня простить, но я привык ложиться рано и вставать с петухами. Буду признателен, если хозяйка покажет мне мою комнату.

В.Хаймбах. Мужчина со свечой

— Еще виски? Нет? Ну, так спокойной ночи. Лиззи, проводи мистера…

— Мистера Гудолла, — подсказал гость.

— Проводи мистера Гудолла в его комнату. Желаю вам спокойного сна.

— Я всегда сплю крепко, — сказал молодой человек в сером пальто и поклонился.

Затем он взял свой мешок и тяжело затопал по деревянной лестнице, в то время как пожилая хозяйка шла с фонарем впереди него, с трудом преодолевая каждую ступеньку.

Когда гость поднялся наверх, Джон Рантер засунул руки в карманы, вытянул ноги и мрачно уставился в огонь, наморщив лоб и задумчиво надув губы. Мысли вихрем проносились у него в голове, и он был так поглощен ими, что не заметил, как его жена вернулась в кухню, и даже не услышал, как она заговорила с ним. Гость отправился спать в половине одиннадцатого, настала полночь, а Джон Рантер все еще сидел в прежней позе, глядя на почти потухшие угли. Он пришел в себя, только когда жена спросила его, собирается ли он идти спать.

— Нет, Лиззи, — ответил он гораздо более благожелательным тоном, чем обычно. — Мы с тобой нынче немножко пополуночничаем.

— Хорошо, Джон, — согласилась бедная женщина, радостно улыбнувшись. Вот уже много лет он не удостаивал ее разговором.

— Этот наверху в порядке?

— Кто? Ах, мистер Гудолл? Да, я отвела его в спальню.

— Ты думаешь, он спит?

— По-моему, да, Джон. Он там уже почти полтора часа.

— Ключ в двери торчит?

— Нет, дорогой. Однако какие у тебя странные вопросы.

Джон Рантер на некоторое время умолк.

— Лиззи, — наконец произнес он, взяв кочергу и начав нервно вертеть ее в руках, — никто на всем белом свете не знает, что этот человек пришел сюда нынче вечером. Если он не выйдет отсюда, никто не узнает, что с ним сталось, и никто не подумает разыскивать его.

Его жена ничего не ответила, но побледнела так, что даже губы побелели.

— У него в мешке восемьсот долларов, Лиззи, что больше полутораста фунтов на наши деньги. Но это не все. Под подкладку его серого пальто зашиты золотые самородки. Вот почему он отказался его снимать. Я видел выпирающие кругляши, и мне удалось их даже потрогать. Этих денег, милая моя, хватит, чтобы мы с тобой уехали в ту страну, где он все это добыл.

— Ради Бога, Джон! — вскричала его жена, падая ему в ноги и сжав его колени своими слабыми руками. — Ради меня, ради нашего мальчика, который годится в ровесники этому молодому парню, — забудь об этом! Мы уже старые, Джон, и, в богатстве или в бедности, через несколько лет все равно перейдем в мир иной. Не обагряй напоследок рук своих кровью! Пощади его! Мы не безгрешны, но ведь это же смертный грех!

Но Джон Рантер, казалось, не слышал слов жены и продолжал смотреть в огонь с суровой решительностью на лице. Когда Лиззи посмотрела ему в глаза, ей показалось, что она увидела там то, чего не видела никогда в жизни, — злобный, жуткий и свирепый взгляд хищного зверя.

— Это наш единственный шанс, — произнес он, — другого такого не будет. Многие не задумываясь воспользовались бы им! К тому же, Лиззи, на карту поставлена моя жизнь или его. Ты помнишь, что сказал мне доктор Казинс, когда мы ездили в Портси. Я подвержен апоплексии, и переживания, волнения или нервное перенапряжение могут в любой момент вызвать удар. В нашей нищенской жизни всего этого хватает с лихвой. Если бы у нас были деньги, мы бы смогли начать все заново, и все стало бы просто замечательно. Говорю тебе, женщина, что я решусь! — И он сжал кочергу своей огромной рукой.

— Ты не решишься, Джон, и не сделаешь этого.

— Сделаю, да еще как! Пусти меня!

Он собрался силой оттолкнуть ее, когда заметил, что она в глубоком обмороке. Подняв ее на руки, он перенес жену в дальний угол. Затем он вернулся, снова взял кочергу и взвесил ее в руке. Она вдруг показалась ему слишком легкой, поэтому он отправился в чулан, пошарил в темноте и вернулся с небольшим топориком. Он помахал им вверх- вниз, и тут взгляд его упал на нож, которым его жена разделывала ломти бекона. Он провел пальцем по острию. Как бритва. «Удобней и надежней!» — пробормотал он, затем подошел к буфету и залпом выпил стакан неразбавленного виски, после чего скинул башмаки и начал бесшумно подниматься по старой лестнице.

Из кухни до небольшой площадки вели двенадцать ступенек, а оттуда еще восемь отделяли его от спальни гостя. Первую дюжину ступеней Джон Рантер одолевал целую вечность. Доски прогнили, перила расшатались, так что все скрипело под каждым его тяжелым шагом. Сперва он пробовал ступень правой ногой, затем медленно переносил на нее свой немалый вес. Потом он осторожно поднимал левую ногу и, затаив дыхание, прислушивался к малейшим звукам, которые могли донестись сверху, после чего ставил на ступеньку вторую ногу. Ничего не нарушало тишины, кроме монотонного тиканья часов на кухне да совиных криков где-то вдали. Было что‑то ужасное в этой темной фигуре, которая в тусклом, мерцающем свете кралась вверх по старой обветшалой лестнице — двигаясь, останавливаясь, выжидая. С каждым шагом — выше и выше.

Дойдя до небольшой площадки, он увидел дверь, ведущую в спальню золотоискателя. У Рантера отвисла челюсть. Через узкую щель в приоткрытой двери пробивался золотистый лучик света. Значит, гость еще не спал? Джон изо всех сил прислушался, но из комнаты не доносилось ни звука. Он еще долго стоял, напрягая слух, но все было тихо.

Джон Миллес. Серая леди

«Если он не спит, — подумал Джон, — он бы ворочался, и я бы все равно хоть что-нибудь, да услышал».

Он начал бесшумно преодолевать оставшиеся восемь ступенек, пока не оказался прямо перед дверью спальни. Внутри по — прежнему царило молчание. Несомненно, гость по своей американской привычке оставил свет на ночь. В разговоре он упомянул, что спит очень крепко. Рантер забеспокоился, что, если он как можно быстрее не покончит с этим делом, его жена придет в себя и поднимет шум. Сжав нож в правой руке, левой он еще немного приоткрыл дверь и просунул голову внутрь. Ему в висок тотчас же уперлось холодное дуло револьвера.

— Входи, Джон Рантер, — произнес гость спокойным голосом, — но сперва брось оружие, иначе мне придется выстрелить. Ты в моих руках.

И вправду, гость дверью зажал голову бывшего кабатчика так, что тот не мог двинуться ни вперед, ни назад. Рантер застонал от ярости и бессилия и с грохотом уронил нож на пол.

— Я не замышлял ничего плохого, — прохрипел он, протискиваясь в комнату.

— Я жду тебя почти два часа, — сказал человек в сером пальто, на всякий случай не опуская револьвера.

Он был одет так же, как за ужином, а злосчастный мешок лежал на неразобранной кровати.

— Я знал, что ты придешь.

— Как… Почему? — выдавил из себя Джон.

— Потому что я знаю, кто ты таков. Потому что я увидел взгляд убийцы в твоих глазах, когда ты стоял со мной у ворот. Потому что я заметил, как ты ощупывал мое пальто, ища там самородки. Вот поэтому я и ждал тебя.

— У тебя нет никаких доказательств против меня, — огрызнулся Рантер.

— Они мне не нужны. Я мог бы пристрелить тебя прямо здесь, и закон бы меня оправдал. Посмотри на мешок на кровати. Я тебе сказал, что там деньги. Как ты думаешь, зачем я привез их в Англию? Они предназначались тебе — да, тебе. И это мое пальто, что стоит пятьсот долларов — тоже для тебя. Ага! Ты, кажется, начинаешь понимать, какую ошибку ты в свое время совершил.

Джон Рантер пошатнулся и прислонился к стене, его лицо словно перекосило на одну сторону.

— Джек! — с трудом выдохнул он. — Джек!

— Да, Джек Рантер, твой сын. Вот кто я.

Молодой человек засучил рукав и показал синюю татуировку на руке.

— Ты разве не помнишь, как Волосатик Пит наколол мне буквы «Д. Р.», когда я был еще мальчишкой? Ну что, узнал меня? Я сколотил немалое состояние и вернулся, искренне надеясь, что ты мне поможешь распорядиться им. Я заехал в «Битву при Детингене», и там мне сказали, где тебя найти. Когда я увидел тебя у ворот, я решил, что надо испытать вас с мамой и понять, остались ли вы такими, как и прежде. Я приехал, чтобы сделать тебя счастливым, а ты попытался убить меня. Я не стану тебя наказывать, я просто уеду, и ты больше никогда не увидишь ни меня, ни моих денег.

Когда Джек Рантер говорил эти слова, лицо его отца исказилось судорогами и конвульсиями. Наконец, он сделал шаг вперед, поднял руки над головой и с хриплым ревом рухнул на пол. Его глаза остекленели, дыхание сделалось сиплым, на посиневших губах выступила пена. Не требовалось особых медицинских познаний, чтобы понять — он умирает. Его сын наклонился над ним и ослабил ему ворот и пояс.

— Последний вопрос, — произнес он глубоко искренним тоном. — Мама как-то участвовала во всем этом?

Джон Рантер, несомненно, понял смысл сказанного, потому что покачал головой, и после этого акта вышнего правосудия его черная душа покинула сей грешный мир. Советы и опасения врача оказались верными — нервное напряжение и взрыв эмоций резко ускорили наступление исподволь назревавшего апоплексического удара. Сын бережно перенес его на кровать и прочитал над ним заупокойную молитву.

— Возможно, это и к лучшему, что все случилось именно так, — грустно сказал он и вышел из комнаты, чтобы разыскать свою мать, чтобы в меру сил утешить и поддержать ее в обрушившемся на нее несчастье.

Молодой Джон Рантер вернулся в Америку и благодаря своей энергии, предприимчивости и таланту вскоре сделался одним из богатейших людей в Соединенных Штатах. Теперь он окончательно обосновался там и никоим образом не задумывается о возвращении на родину. В его роскошной резиденции живет пожилая женщина с седыми волосами и грустным лицом, все желания которой неукоснительно выполняются, и все домочадцы и слуги относятся к ней с глубочайшим почтением. Это старая миссис Рантер, и ее сын надеется, что со сменой обстановки, с течением времени и благодаря общению с новыми людьми она все-таки сможет забыть тот ужасный вечер, когда молодой человек в сером пальто появился в одиноко стоящем домике, расположенном в графстве Гемпшир.