Алмаз раздора. До и после Шерлока Холмса [сборник]

УСПЕТЬ К СРОКУ

— Ах, дорогая моя, ты только посмотри, какой прелестный облегающий лиф! Вон на том платье от Луизы Квинз со вставками из полосок шифона.

— Ну а как тебе вот эта юбка из темно-розового шелка, обшитая парчой а-ля Помпадур и отороченная лионскими кружевами!

— Знаешь, Элис, больше всего мне понравилось вон то серое, из атласного фуляра, со стоячим кружевным воротником. Такое миленькое и как раз моего размера. Я ходила и специально узнавала.

— Так почему же ты его не купила?

— Дорогая моя! Пятнадцать гиней! Это же ужас какой-то! Если бы оно стоило десять, я бы, пожалуй, и взяла его.

Этот диалог происходил между двумя хорошо одетыми дамами, стоявшими у огромной витрины магазина на Бонд-стрит. Они зачарованно смотрели на стройные манекены, одетые в строгие, великолепно скроенные и прекрасно пошитые юбки, жакеты и вечерние платья неброских цветов и оттенков, что было последним криком моды. Дамы то и дело вскрикивали от восхищения, хватая друг друга за руки, обсуждая достоинства выставленных перед ними нарядов. Чуть позади них стояла простенько одетая женщина средних лет с печальным морщинистым лицом. Весь вид ее говорил о том, что жизнь — не увеселительная прогулка. Она критическим взглядом рассматривала выставленные одеяния и с полуулыбкой слушала разговор разодетых дам, но после последней реплики она сосредоточенно посмотрела на говорившую и робко коснулась ее руки, чтобы привлечь к себе внимание.

— Прошу прощения, мадам, — начала она. — Если вам будет угодно, я сошью вам такое же.

Одна из дам удивленно обернулась.

— Как вы сказали, милочка?

— В точности такое же платье, что вам понравилось, я смогу сшить за десять фунтов.

— И вправду сможете?

— Да, мадам. Прошу извинения, что заговорила с вами, но я случайно услышала ваш разговор. Я уверена, что вы останетесь довольны. Я была старшей швеей у мадам Давус в ее бытность придворной портнихой.

Дама вопросительно посмотрела на свою спутницу.

— Что ты на это скажешь, Луиза?

— Ну, дорогая моя, если тебе так хочется… В конце концов, ты можешь не платить, если тебе, конечно же, что-то не понравится.

— Как вас зовут, милочка?

— Миссис Рейби.

— Ну что ж, миссис Рейби, вы должны целиком и полностью понимать, что мне нужно в точности такое же платье, как в витрине, такого же материала, покроя и шитья.

— Да, мадам.

— Оно должно быть готово в понедельник к десяти утра.

— Хорошо, мадам.

— Ваша цена составляет десять фунтов, включая накладные расходы.

— Именно так, мадам, десять фунтов.

— Значит, вы обещаете, что сошьете именно такое платье и я получу его в понедельник в десять утра?

— Да, обещаю, мадам.

— Ну — с, тогда можете зайти нынче днем и снять мерки. Меня зовут миссис Клайв, мой адрес — Палас Гарденз, дом семьдесят три.

Она сухо кивнула и вновь повернулась к своей спутнице, а портниха, еще раз пристально оглядев красовавшееся в витрине платье, поспешила по своим делам.

Ей предстояло хлопотливое утро. Саму ткань надо было купить в одной лавке, подкладку — в другой, тесьму, пуговицы и прочую фурнитуру — в третьей. Все они располагались на окраине Сити, где цены не такие астрономические, как в Вест-Энде. Наконец, нагруженная множеством свертков, портниха вскочила в омнибус, который довез ее до Бромптона, где на двери стоявшего на тихой улочке дома висела скромная медная табличка: «Миссис Рейби, портниха». Именно там и располагалась ее швейная мастерская.

Прямо в передней помощница строчила на ручной машинке, заделывая шов по краю платья. Вокруг нее в беспорядке лежали куски тканей, серые полосы подкладок и клубки тесьмы.

— Это чье, Анна? — спросила миссис Рейби.

— Это для миссис Саммертон, — ответила помощница, рыжеволосая веснушчатая девушка с широким лицом и милой улыбкой.

— Ага, значит, тут нужна особая внимательность. Она ведь такая привередливая. Спереди прямой крой, а сзади вшитый клин и крой по диагонали.

— Да, я знаю, миссис Рейби. Все идет как надо.

— У меня новый заказ, платье из фуляра, должно быть готово к понедельнику. Вот все материалы, к вечеру я получу мерки. Заказ очень срочный, так что занимаемся только им. Мистер Рейби дома?

— Да, он вернулся полтора часа назад.

— Где он?

— В задней комнате.

Миссис Рейби закрыла дверь и прошла в другое помещение. У стола в углу комнаты сидел небольшого роста мужчина со смуглым лицом и черной бородой. Он склонился над коробкой с красками и небольшим овальным кусочком слоновой кости, где он начал выписывать фон. Его изможденное лицо с впалыми щеками выражало крайнее неудовольствие и раздражение. В петлице кургузого пиджачка красовалась огромная синяя лента.

— Все без толку, Хелен, — пробурчал он. — Я не могу ничего нарисовать, пока не получу заказ.

Владислав Чахорский. Собираясь на бал

— Но как же ты сможешь получить заказ, если ты не показываешь людям свою работу? Нарисуй меня, Джон, и повесь миниатюру в рамке на входной двери.

— Я хочу написать что-нибудь приятное и красивое, — раздраженно парировал он.

Она весело рассмеялась.

— Тогда нарисуй меня такой, какой ты меня запомнил в нашу первую встречу, — предложила она.

— С тех пор ты сильно изменилась.

— Даже если это и так, тебе, Джон, неплохо бы знать, что именно так меня изменило. Все эти двадцать лет жизнь не очень-то меня баловала.

— Ну, я не знаю, что еще надо сделать. Я вот нацепил эту ленту, чтобы угодить тебе.

— Ах, Джон, дорогой, ты бросил пить, и да хранит тебя Господь.

— Вот уже полгода ни капли.

— И разве тебе стало не лучше жить в здравии и счастье? Я всегда знала, что будет именно так, если ты уйдешь из конторы и от этих клерков. Теперь ты не мелкий служащий, ты — художник.

— Да, но сидя в конторе, я зарабатывал деньги, а как художник не заработал ни пенса. Не знаю, выиграл я или проиграл.

— Ах, дорогой, я лучше стану жить впроголодь, лишь бы ты не пил. Кроме того, я достаточно зарабатываю, чтобы продержаться, пока ты не найдешь пару — тройку клиентов.

— Лентяи, сиднем сидят и не пошевелятся!

— Верно, сиднем сидят. Но тебе надо самому идти к ним, иначе они никогда не придут к тебе. Вот, к примеру, сегодня я услышала разговор двух дам на улице, присоединилась к нему и в результате получила работу на десять фунтов.

— Правда?

— Да, нынче утром. Все расходы составят фунтов пять — шесть, так что четыре фунта чистой прибыли.

Она достала из кармана ключ, открыла ящик приставного стола, достала оттуда жестяную коробочку, которую отперла другим ключом.

— Здесь у нас пятнадцать фунтов, — сказала она, высыпав на ладонь горстку золотых монет. — Как только их станет двадцать, думаю, мы сможем нанять еще одну помощницу.

Ее муж с завистью посмотрел на деньги.

— Как же несправедливо, что ты прячешь деньги, а у меня в карманах нет даже полкроны, — с горечью промолвил он.

— Джон, я не хочу, чтобы ты ходил с пустыми карманами, но шести пенсов тебе вполне достаточно. Деньги только вводят тебя в искушение.

— Ну, в любом случае главой семьи должен быть я. Отдай-ка мне ключ, и я стану главным казначеем.

— Нет-нет, Джон. Все это заработала я, я и буду распоряжаться деньгами. Что нужно — я тебе куплю, но к своим сбережениям я тебя не допущу.

— Ничего себе дела! — рявкнул он, вернувшись к своей росписи.

Хелен тем временем тщательно заперла свои сокровища и вернулась в мастерскую. Едва за ней закрылась дверь, как Джон вскочил на ноги, ринулся к столику и пару раз яростно дернул за ручку ящика. Однако замок не поддавался, так что он подавленно вернулся на свое место, проклиная жизнь, жену, краски и миниатюры.

Во второй половине дня миссис Рейби съездила на Палас Гарденз, сняла с заказчицы мерки и со всей силой и решительностью принялась за работу. Был четверг, так что у нее оставалось всего два с половиной дня. Но она обещала успеть к сроку и привыкла держать слово, чего бы то ни стоило. В субботу утром — первая примерка, а в понедельник к десяти утра полностью готовое платье должно быть доставлено заказчице. Хелен принялась кроить и сшивать, мастерить стоячий воротник и приделывать его на живую нитку, метать петли и равнять кайму. Работа заканчивалась за полночь и возобновлялась на рассвете, пока к концу второго дня дюжина разрозненных кусков материи не сошлась, словно мозаика, в единое целое. Все эти квадраты, треугольники, длинные полосы спереди и по бокам — все, что мужскому глазу представлялось бы никчемными обрезками, превратилось в изящное, изысканное платье, которого только может пожелать женская душа, пусть и сметанное на живую нитку, но уже приобретшее свою окончательную форму. В таком виде Хелен отвезла его на Палас Гарденз, провела первую примерку и вернулась домой, чтобы закончить работу. К полуночи платье было готово, и все воскресенье оно провисело в мастерской на плечиках — распялках, поражая своей красотой и элегантностью. Хозяйка дома, исполненная гордости, то и дело забегала в швейную, чтобы в который раз полюбоваться своим творением, уговаривая мужа посмотреть на ее шедевр и разделить ее восхищение.

Джон почти с самого начала их совместной жизни оказался горе — помощником. Работая клерком в фирме по оптовой торговле какао, он многие годы получал около трех фунтов в неделю, но из этих трех дай Бог один доставался его жене, которая вечно высчитывала, экономила, работала по дому и вела хозяйство с тем упорством и терпением, на которые способна лишь истинно преданная и любящая женщина. В конце концов она открыла свою маленькую швейную мастерскую и сделалась независимой от него, точнее сказать, сделала его зависимым от себя. Многолетнее, тщательно скрываемое пьянство Джона однажды закончилось буйным приступом белой горячки, который не остался без внимания владельцев фирмы и привел к его мгновенному и позорному увольнению. Однако в глазах его жены оно не явилось каким-то несчастьем или катастрофой. Она давным-давно решила, что на его слабохарактерную натуру никак нельзя повлиять до тех пор, пока его всюду окружают искушения. Теперь, наконец, он оказался в полной ее власти. Необходимо было найти ему какое-нибудь занятие, которое удерживало бы его под ее влиянием и контролем. Во всех его невзгодах она всегда винила других, а не его. Ее глаза словно не видели жалкую, опустившуюся развалину, они помнили лишь темноволосого застенчивого парня, двадцать лет назад сказавшего, что любит ее больше жизни. Если она сможет оградить его от дурного влияния, все будет просто замечательно. Она обратила весь свой ум и волю, чтобы добиться этого. У Джона давно замечалась склонность к искусству, так что она купила ему краски, бумагу, холсты и все остальное, что нужно художнику. Она умоляла его и ругалась с ним, пока он не стал носить синюю ленту, и целых полгода она ограждала его от опасностей, противостоя всему дурному и поощряя то немногое, что казалось благим, подобно заботливому садовнику, ухаживающему за больным растением. И теперь, похоже, ее старания оказались вознаграждены. Ее муж отказался от своего пагубного пристрастия. Она накопила небольшую сумму и вскоре увеличит свои сбережения. Возможно, она наймет вторую помощницу и даже потратит несколько фунтов на рекламу. Когда в воскресенье вечером она в последний раз зашла в мастерскую, держа лампу в нывшей от работы руке, чтобы полюбоваться на дивный оттенок ткани и изящные линии платья, ей казалось, что долгая, изнурительная борьба подходит к концу и что после длительного ненастья все же выглянет солнце.

Неизвестный художник. За шитьем у окна

В ту ночь она спала как убитая, поскольку работала почти без отдыха, пока не закончила платье. Когда она проснулась, часы показывали почти восемь. Мужа рядом не было. Его одежда и башмаки тоже куда-то исчезли. Она улыбнулась, подумав, что проспала все на свете. Затем она встала, оделась, второпях натянула уличное платье, готовясь выйти сразу после завтрака, чтобы не опоздать на условленную встречу с заказчицей. Спускаясь по лестнице, она заметила, что дверь в мастерскую открыта. С упавшим сердцем она вошла внутрь и не поверила своим глазам — платье пропало.

Миссис Рейби бессильно опустилась на картонную коробку и уронила голову на руки. Вот это удар, внезапный, вероломный, неожиданный! Однако практичность очень скоро возобладала, так что без толку было сидеть и стенать. Она обошла весь дом. Мужа, как она и думала, нигде не оказалось. Она написала короткую записку помощнице, положила ее на столе в швейной, затем вышла из дома, оставив дверь на щеколде, и отправилась на поиски, казавшиеся бессмысленными и безнадежными.

Прямо за углом, на Бромптон Роуд, помещался небольшой ломбард. Именно туда она и поспешила. Грузный рыжебородый мужчина, сидевший в углу и читавший утреннюю газету, поднял на нее глаза.

— Чем могу быть полезен, мэм?

— Не могли бы вы сказать, сэр, заходил ли кто-нибудь нынче утром, чтобы заложить серое платье?

Владелец ломбарда позвал помощника, молодого человека с одутловатым лицом, который появился из-за рядов вешалок с одеждой и груд самых разнообразных предметов, возвышавшихся до самого потолка.

— Алек, по — моему, приходил тут один с серым платьем, а? — спросил он.

— Да, сэр! Это тот, о котором вы сказали, что дело тут пахнет полицией.

— Ах, да, конечно. Небольшого роста, смуглый, с черной бородкой?

— Он самый, сэр.

— Пришел он в четверть восьмого, мы только открылись. Я еще не спустился со второго этажа, но вот мой помощник рассказал, что платье было очень хорошее и совсем новое, однако мужчина вел себя как-то подозрительно.

— Так значит, вы его не взяли?

— Нет.

— А не знаете, куда он пошел?

— Понятия не имею.

Рыжебородый здоровяк вернулся к своей газете, а Хелен выбежала на улицу, чтобы продолжить поиски. Куда идти: направо или налево? Увидев невдалеке тусклый свет золоченых фонарей, она приняла решение и вскоре оказалась в еще одном ломбарде. Там ничего не знали ни о ее муже, ни о платье.

За дверью она в нерешительности остановилась. Потом она подумала, что если бы ее муж повернул в эту сторону, он бы непременно зашел сюда. Значит, надо идти в противоположном направлении. Зайдя в первый же ломбард после перекрестка, она прямо перед собой увидела висевшее на плечиках серое фуляровое платье. Из ее груди вырвался крик радости. Не было еще и девяти, так что она успевала на встречу с заказчицей.

— Это же мое платье! — ахнула она.

Процентщик с любопытством посмотрел на нее.

— Его принес сегодня утром темноволосый мужчина небольшого роста.

— Да, сэр, это мой муж. Сколько он за него получил?

— Три фунта, пять шиллингов.

Хелен вспомнила, что перед выходом из дома брала с собой какие-то деньги. Она быстро положила на прилавок четыре соверена.

— Я покупаю платье. Заверните поскорее.

— А где квитанция?

— Какая квитанция? Нет у меня никакой квитанции.

— Тогда я не смогу продать вам платье.

— Но почему? Это мое платье, вот вам деньги. В чем же дело?

— Мне очень жаль, мадам. Но я обязан соблюдать закон. Предположим, я возьму деньги и отдам вам платье. А потом сюда явится ваш муж с квитанцией и потребует назад свой залог, что тогда? Он вполне может назначить свою цену, и мне придется ему заплатить.

— Даю вам слово, что он не придет. Умоляю вас, пожалуйста, продайте мне платье. Я обещала в десять быть у заказчицы.

— Говорю же вам, что не могу. Прошу прощения, но разговор окончен, — заявил процентщик, отвернувшись.

Какой страшный удар судьбы! Платья можно было коснуться рукой, но купить — никак невозможно. И процентщика не в чем винить — все по закону.

Хелен поняла, что надо действовать как то иначе. Что же оставалось? Найти мужа. Но откуда ей знать, в каком из бесчисленных пабов он наверстывает все упущенное за полгода трезвости? Она ходила туда — сюда по тротуару, лихорадочно размышляя. Что подумает о ней та дама? Она же обещала, а по ее понятиям слово надо держать, чего бы это ни стоило. Неужели нет никакого выхода? И вдруг ее словно осенило. Она со всех ног помчалась домой, влетела в дальнюю комнату, открыла ящик стола, высыпала все свои скромные сбережения в кошелек и выбежала на улицу, чтобы успеть на омнибус, идущий в центр.

Хелен вышла на Бонд-стрит и поспешила к той самой витрине, рядом с которой она договаривалась об этом злополучном заказе. Слава Богу, платье стояло на прежнем месте — значит, его еще не продали. Она вспомнила слова той дамы, что все размеры совпадали точь-в-точь. Спустя пять минут все ее накопления перекочевали в кассу торговой фирмы, а она с огромной картонной коробкой в руках что было мочи неслась в сторону Палас Гарденз.

— Дорогая Элис, — едко заметила ее подруга Луиза, нарочно приехавшая пораньше, чтобы в пух и прах раскритиковать обновку, — ты же видишь, что никогда нельзя доверять людям низкого звания. Она сказала, что прибудет в десять, а сейчас уже пять минут одиннадцатого. Они и понятия не имеют, что такое обещание и данное слово.

— Да, по — моему, ты права. Однако она обязательно явится, поскольку я ей ничего не заплатила. Ага, я слышу на лестнице ее шаги, так что она опоздала всего чуть — чуть.

Платье аккуратно распаковали, и миссис Элис Клайв сразу же его надела. Ее подруга и портниха ходили вокруг нее, наклонив головы, чтобы рассмотреть наряд со всех сторон.

— Ну-с, дорогая, и как оно тебе? По-моему, очень удобное, да и сидит отменно, особенно на плечах.

— О да, мне кажется, очень хорошо. Хотя, мне думается, фуляр не совсем той же выделки, что мы видели в магазине.

— Смею вас заверить, мадам, что качество ткани в точности такое же.

— Однако, миссис Рейби, вы же не станете отрицать, что кружева несколько грубоваты.

— Нет, мадам, они совершенно те же.

Дама — критик неопределенно пожала плечами.

— По крайней мере, не подлежит никакому сомнению, что крой и пошив куда менее изящны и изысканны. Своим глазам я пока еще верю.

— Ну, в конце концов, за такие деньги не так уж и дорого, — заметила ее подруга.

— Это целиком и полностью дело вкуса, — возразила Луиза. — Честно скажу тебе, что лично я лучше бы заплатила пятнадцать гиней за то платье, чем десять за это.

— Ну, хорошо, хорошо. Самое главное — что я довольна, — поставила точку миссис Клайв и отдала десять фунтов усталой женщине, молчаливо стоявшей перед ней.

Пути женщин столь же неисповедимы, что и пути Господни, и найдется ли когда-нибудь кто-то, кто сможет постичь, осознать и объяснить причины, движущие поступками прекрасной половины человечества? Хелен возвращалась домой, донельзя измотанная, ноги ее буквально гудели от усталости. Она впустую потратила столько сил, нервов и времени, она понесла огромные денежные убытки, все ее надежды рухнули, и надо было начинать практически с нуля. На углу Бромптон Роуд она заметила стайку хохочущих и громко свистящих мальчишек. Подойдя поближе, она заметила жуткую фигуру, ползущую на четвереньках, без шляпы, с обсыпанными пылью волосами, чумазым лицом и пустым, слабоумным взглядом налитых кровью глаз. Не прошло и секунды, как она остановила кэб.

— Это мой муж, — сказала она. — Ему плохо. Полисмен, помогите мне усадить его в повозку. Мы живем тут неподалеку.

Совместными усилиями его кое-как поместили на сиденье. Хелен устроилась рядом, поддерживая его руками. Его пальто было все в пыли, а сам он мямлил и бормотал что-то нечленораздельное. Когда кэб немного отъехал, она прижала его голову к груди, гладя его всклокоченные волосы, и начала тихо, чуть нараспев говорить с ним, словно мать с грудным ребенком.

— Над тобой смеялись, да? — спрашивала она, глотая слезы. — Над тобой издевались, тебя обзывали? Ну ничего, мы скоро с женушкой вернемся домой, ляжем спать в кроватку и больше никогда — никогда не станем шалить.

О, эта слепая, ангельская и никем непостижимая женская любовь! Какого еще божественного чуда ждут мужчины, пребывая здесь, на грешной земле?..