Алмаз раздора. До и после Шерлока Холмса [сборник]

ТРАГЕДИЯ НА «ФЛАУЭРИ ЛЭНД»

Паровой буксир, деловито пыхтя, вел за собой похожий на барк клипер с высокими мачтами. Глядя на его блестящие, свежевыкрашенные борта, острый стремительный нос и изящно срезанный кормовой подзор, оставалось лишь любоваться этим быстрым, великолепно снаряженным кораблем, отправлявшимся в далекое океанское плавание. Однако те, кто знали о нем чуть больше, могли бы прочесть негодующую проповедь о том, что моряк — англичанин становится вымирающим видом. В этом смысле «Флауэри Лэнд» снискал себе в лондонском порту сомнительную славу. Кого там только не было — китайцы, французы, норвежцы, испанцы, турки. Они усердно мыли палубы и задраивали люки, но дюжий первый помощник капитана буквально рвал на себе волосы, когда узнал, что едва ли кто из экипажа мог понять команду, отданную по — английски.

Капитан Джон Смит пригласил своего младшего брата Джорджа в это плавание в качестве пассажира и своего спутника, надеясь, что свежий морской воздух и смена обстановки поправят его пошатнувшееся здоровье. Они сидели под тентом за бутылкой шампанского, когда по вызову явился первый помощник, глаза которого еще горели после недавней вспышки гнева.

— Ну-с, мистер Карсуэлл, — произнес капитан, — смею вам заметить, что нам придется идти долгих шесть месяцев, прежде чем мы увидим маяки Сингапура. Думаю, вы согласитесь выпить стаканчик за знакомство и благополучное плавание.

Капитан слыл веселым, добродушным человеком, и его красноватое обветренное лицо светилось благодушием. После этих слов гнев помощника несколько поутих, и он залпом опрокинул предложенный ему бокал шампанского.

— Как вам корабль, мистер Карсуэлл? — спросил капитан.

— С кораблем-то все в порядке, сэр.

— И с грузом тоже, — добавил Джон Смит. — Мы везем почти полторы тысячи ящиков шампанского плюс ткань в тюках. А что команда, мистер Карсуэлл?

Но тот лишь сокрушенно покачал головой.

— С них надо драть три шкуры, именно так, сэр. С тех пор как мы вышли из гавани, я только тем и занимаюсь, что подгоняю и подхлестываю их. Подумать только, кроме нас с вами и Тафира, второго помощника, на судне, по-моему, вообще нет ни одного англичанина. Стюард, повар и рассыльный — китайцы, плотник-норвежец. Ах да, еще Эрли, это наш юнга. Так вот он — еще один англичанин. Есть француз, финн, турок, испанец, грек и негр. Что до остальных, то я не знаю, кто они, потому что таких лиц я в жизни никогда не видел.

— Они с Филиппинских островов, наполовину испанцы, наполовину малайцы, — пояснил капитан. — Мы зовем их манильцами, потому что они все оттуда. Вы сами, мистер Карсуэлл, убедитесь, что они неплохие моряки. Я ручаюсь, что работники они тоже хорошие.

— Ну что ж, увидим, — ответил дюжий помощник капитана, зловеще сжимая огромный красный кулак.

Карсуэлл железной рукой принялся наводить порядок на корабле, полном, по его мнению, «разношерстного сброда». Тафир, второй помощник, молодой человек с мягким характером, хороший моряк и приятный собеседник, едва ли мог сладить с разболтанной и недисциплинированной командой. Карсуэллу пришлось делать все самому. С остальными он управлялся без труда, но вот манильцы представляли собой серьезную опасность. Таких бывалый моряк раньше и не встречал — людей с приплюснутыми носами, раскосыми недобрыми глазами, низкими лбами и жидкими черными волосами, словно у индейцев. Лица их отличались каким-то нездоровым кофейным оттенком, и все они обладали большой физической силой. На борту манильцев было шестеро — Леон, Бланко, Дюранно, Сантос, Лопес и Марсолино, причем только Леон немного говорил по-английски и выступал в роли переводчика для всех остальных. Манильцев поставили на вахту Карсуэлла вместе с Ватто, молодым симпатичным левантинцем, и испанцем Карлосом. Более дисциплинированные матросы несли вахту с Тафиром. И вот, ясным июльским днем отдыхающие на кентских пляжах любовались проходившим мимо Гудвинса красавцем-клипером. Видели они его в последний раз, ибо вновь он предстанет перед взором человеческим совсем ненадолго и далеко-далеко от берегов доброй старой Англии.

С виду манильцы подчинялись установленной дисциплине, но их нахмуренные брови и постоянные косые взгляды словно бы говорили начальству, что доверять им нельзя. С полубака неслись постоянные жалобы на пищу и воду, и надо сказать, что зачастую они были вполне обоснованы. Однако первый помощник капитана отличался крутым нравом и решительностью, так что жалобщики не добились от него никаких поблажек, не говоря уже о сочувствии. Как-то раз один из них, испанец Карлос, остался лежать на койке, сказавшись больным, но Карсуэлл буквально вытащил его на палубу и привязал к фальшборту. Несколько минут спустя на палубе появился Джордж Смит и тотчас же рассказал капитану об этом происшествии. Капитан сразу поднялся наверх и, осмотрев матроса, заявил, что тот действительно болен, после чего приказал ему вернуться в кубрик, назначив какое-то лекарство. Подобный инцидент никак не способствовал укреплению дисциплины, и уж тем более поднятию авторитета старшего помощника. Немногим позднее тот же самый испанец затеял драку с Бланко, самым сильным и жестоким из манильцев. При этом у одного в руках был нож, а у другого гандшпуг, деревянная палка, использующаяся как рычаг для подъема и переноса тяжестей. Двое помощников бросились их разнимать, при этом Карсуэлл сбил испанца с ног ударом своего могучего кулака. Тем временем клипер благополучно миновал бурный Бискайский залив и достиг широты мыса Бланко у африканского побережья. Ветра дули несильные, так что к десятому сентября, через полтора месяца плавания, судно смогло достичь лишь места с координатами девятнадцать градусов южной широты и тридцать шесть градусов восточной долготы. Именно в ту ночь дотоле тлевшие угольки недовольства вспыхнули убийственным пламенем.

Сэмюэл Уолтерс. Клипер близ Ливерпуля

Вахта Карсуэлла длилась с часу ночи до четырех утра, и в это ночное время он оставался один на один со свирепыми матросами, которых постоянно пытался подчинить себе. Никакой укротитель тигров и представить себе не мог той неминуемой смертельной опасности, ежеминутно подстерегавшей Карсуэлла за каждой черной тенью на залитой мертвенно-бледным лунным светом палубе. Каждую ночь он рисковал жизнью, но всякий раз все кончалось благополучно. Эта кажущаяся обыденность, возможно, сделала его чересчур беспечным, но в ту ночь ему не удалось избежать своей трагической судьбы. Пробили шесть склянок, или три часа, на востоке только-только занялась заря, когда двое мулатов, Бланко и Дюран — но, неслышно сзади подкрались к Карсуэллу и обрушили на него жестокие удары гандшпугов. Юнга Эрли, который, разумеется, ничего не знал о заговоре, находился на полубаке. Сквозь шелест паруса над головой и плеск воды о борт он вдруг услыхал грохот и крики о помощи. Он бросился на корму и увидел, как Дюранно с какой- то безумной настойчивостью продолжал бить Карсуэлла по голове. Когда он попытался вмешаться, мулат свирепо рявкнул, чтобы тот живо вернулся назад в рубку, и Эрли подчинился. В рубке спали плотник — норвежец и француз по фамилии Кандеро; оба они не водили дружбу с бунтовщиками. Эрли поведал им, что случилось, причем его рассказ сопровождался воплями Карсуэлла, доносившимися откуда-то снаружи. Плотник выбежал из рубки и увидел беднягу с изуродованным до неузнаваемости лицом и сломанной рукой.

— Кто это? — крикнул Карсуэлл, услышав приближающиеся шаги.

— Это я, плотник.

— Ради Бога, перенесите меня в каюту!

Плотник нагнулся, чтобы поднять помощника капитана, но в этот момент Марсолино, один из заговорщиков, с силой ударил его по затылку, и тот упал на палубу. Удар был неопасным, но норвежец рассудил, что от этого дела лучше держаться подальше, и отправился обратно в рубку. Тем временем Бланко, самый сильный из бунтовщиков, с помощью другого негодяя подняли Карсуэлла, все еще взывавшего о помощи, и перебросили его через фальшборт прямо в море. Это была первая, но отнюдь не последняя жертва.

Внизу раздававшиеся с палубы дикие крики сразу услышал брат капитана Джордж Смит, отправившийся на корабле, как он полагал, в увеселительное путешествие. Он взбежал по сходному трапу, но не успел он оказаться на палубе, как ему тотчас же размозжили голову ударами гандшпугов. Бунтовщики заметили в нем единственное достоинство — он весил так мало, что один человек вполне мог перебросить его труп за борт. К тому времени проснулся капитан, который ринулся из своего салона в кубрик. Там его уже поджидали Леон, Ватто и Лопес, которые мгновенно закололи его ножами. Оставался только Тафир, второй помощник, но его приключения заслуживают более подробного описания, поскольку в конечном счете закончились они благополучно.

Он проснулся на заре от грохота и ударов, доносившихся с трапа и с палубы. Подобные звуки в столь ранний час значили для опытного моряка только одно — на судне разразился бунт, и это самое ужасное, что может произойти в открытом море. Сердце его упало, он быстро вскочил с койки и бросился к трапу. Путь ему преградило распростертое тело Джорджа Смита, на голову которого все еще обрушивались удары. Стараясь пробраться наверх, Тафир получил сильный толчок, сбросивший его вниз. Сбитый с толку, он поспешил в кубрик и увернул сильно чадившую лампу. Наверное, тот, кто ее зажигал, очень волновался в предвкушении кровавого пира. Потом он заметил сплошь исколотое ножами тело капитана, лежавшее на ковре в пропитанной кровью пижаме. Придя в неописуемый ужас от всего увиденного, он бегом вернулся в свою каюту и запер дверь, беспомощно дрожа от дурных предчувствий и гадая, что же бунтовщики предпримут дальше. Возможно, он не отличался стойким характером, но всего случившегося с лихвой хватило бы, чтобы вселить страх в самых отважных. В рассветный час после внезапного удара далеко не всякий сможет собраться с силами, к тому же увидев тех, с кем он накануне ужинал, лежащими в луже крови, Тафир, похоже, совершенно лишился присутствия духа. Дрожа и плача от собственного бессилия, он напряженно ждал звука шагов, которые явились бы для него предвестниками смерти.

Наконец, они пришли. По меньшей мере шестеро мужчин тяжело ступали по скрепленным медными уголками ступеням трапа. В дверь тяжело забухали и приказали ему выйти. Он знал, что хлипкий замок его не спасет, так что он повернул ключ и сделал шаг вперед. Увиденное им могло потрясти куда более смелого человека. Убийцы стояли прямо перед ним — Леон, Карлос, Сантос, Бланко, Дюранно и Ватто. Сами по себе отвратительные при свете дня, в тусклом утреннем свете, да еще вооруженные окровавленными ножами и дубинками, они являли собой настолько ужасающее зрелище, которое могло породить лишь горячечное воображение автора романов о восставших из мертвых, вампирах и прочей нечисти. Манильцы молча стояли у двери, образуя полукруг, и их дикие монголоидные лица были обращены к нему.

— Что вы хотите со мной сделать?! — в отчаянии вскричал Тафир. — Вы хотите меня убить?

Говоря это, он все время цеплялся взглядом за Леона, поскольку тот сделался главарем потому, что единственный из всей шайки говорил по — английски.

— Нет, — ответил Леон. — Мы не будем тебя убивать. Но мы убили капитана и его помощника. Кроме тебя, никто ничего не знает о навигации. Ты должен привести корабль туда, где мы сможем безопасно высадиться на землю.

Дрожащий от страха Тафир, не верящий своим ушам, что ему удалось избежать гибели, тотчас же принял это предложение.

— И куда мне надо привести корабль? — еле слышно спросил он.

Темнолицые зашептались между собой по-испански, и, наконец, Карлос ответил на ломаном английском.

— Приведи к Рио де ла-Плата, — прокаркал он. — Хороший страна! Много испанский!

Итак, новый курс стал известен.

Затем, словно повинуясь внезапно охватившему их отвращению, бездушные негодяи взялись за швабры и вымыли капитанский салон, кубрик и все каюты. Тело капитана обмотали веревками и вытащили на палубу. Тафир, надо отдать ему должное, всячески пытался вмешаться, чтобы придать хоть какую-то толику приличия этим, с позволения сказать, похоронам.

— Туда ему и дорога! — радостно крикнул левантинец Ватто, услышав всплеск рухнувшего в воду тела. — Теперь уж он нас никогда не отругает!

После этого всех собрали в кают-компании, за исключением француза Кандеро, стоявшего у штурвала. Всем непричастным к бунту и бесчинствам пришлось разыгрывать одобрение всего происходящего, дабы спасти свои собственные жизни. Вещи капитана разложили на столе и разделили на семнадцать частей. Ватто настаивал, чтобы поделили на восьмерых, тех, кто участвовал в бунте, однако Леон, проявив изворотливость и сообразительность, категорически заявил, что в «деле» участвовали все, и поэтому каждый должен получить свою долю добычи. Разделу подлежали деньги и одежда, а также большой ящик с обувью, которой капитан время от времени приторговывал в портах. Очень скоро все щеголяли в новой обувке. Денег набралось примерно по десять фунтов на каждого, часы же решили пока не трогать, а продать, когда окажутся на берегу, и поровну поделить выручку. Потом бунтовщики с комфортом устроились в капитанском салоне, судно изменило курс, направляясь теперь в Южную Америку, и началась вторая часть трагического плавания клипера «Флауэри Лэнд».

Трюмы были вскрыты, и в мгновение ока все палубы оказались уставленными ящиками с шампанским, которым упивались все без разбору. То и дело слышались залпы хлопавших бутылочных пробок, а воздух наполнился густым, приторным и тошнотворным винным запахом. Номинально капитаном сделался второй помощник, но он не обладал никакой властью над вконец разложившимся экипажем. Денно и нощно он подвергался угрозам и оскорблениям, и только вмешательство Леона, а также твердая уверенность в том, что без Тафира они никогда не доплывут до большой земли, и спасало его от неминуемой гибели. Под влиянием винных паров негодяи-бунтовщики то и дело размахивали ножами перед его лицом. Со всеми другими членами экипажа, не принимавшими участия в бесчинствах, обращались так же. Сантос и Ватто пришли к плотнику-норвежцу, чтобы поострее направить ножи на его точильном камне, громогласно заявляя при этом, что скоро они перережут ему глотку. Ватто, тот самый симпатяга, хвастался, что убил уже шестнадцать человек. Он без всякой причины ударил ножом в руку безобидного китайца-стюарда. Сантос сказал рулевому Кандеро:

— Через пару дней я тебя прикончу.

— Так убей же меня сейчас! — с достоинством воскликнул француз.

— Этим ножом, — злобно проворчал негодяй, — я сделаю с тобой то же, что и с капитаном.

Как оказалось, что девять честных людей не предприняли ни малейшей попытки объединиться против восьми негодяев. Поскольку все они были разных национальностей и говорили на разных языках, то совсем неудивительно, что они не смогли противостоять вооруженным и хорошо организованным бандитам.

И тут произошел случай, нарушивший их долгое однообразное плавание. На горизонте сперва показались какие-то паруса, а чуть позже и сам корабль. Незнакомое судно шло поперечным курсом, и Тафир попросил разрешения подойти к нему, поскольку сомневался, верно ли он определил широту.

— Можешь подойти, — грозно ответил Леон. — Но если ты хоть слово о нас скажешь, тебе не жить.

Встречный корабль сбавил ход, видя, что другой хочет что-то сообщить. Они пошли параллельными курсами, качаясь на океанских волнах в сотне метров друг от друга.

— Мы «Френд» из Ливерпуля! — прокричали с незнакомого корабля. — А вы кто?

— А мы «Луиза», семь дней, как вышли из Дьеппа, идем в Вальпараисо! — отвечал несчастный Тафир, повторяя то, что нашептывали ему бандиты.

Он спросил, на какой они широте, ему ответили, и судна разошлись. С тоской в глазах вконец измученный Тафир смотрел на сиявшие чистотой палубы и подтянутого помощника капитана ливерпульского корабля, а тот, в свою очередь, с удивлением и подозрением взирал на вопиющий беспорядок, царивший на «Флауэри Лэнд». Скоро встречный корабль исчез за горизонтом, и несчастный клипер вновь оказался в одиночестве на бескрайних просторах океана.

Аугустус Бейрд. Пираты в открытом море

Эта встреча едва не стоила младшему помощнику жизни. Леону потребовалось все его влияние и красноречие, чтобы убедить своих безграмотных, но донельзя подозрительных сообщников, что их не предали. Но Тафира преследовали куда более мрачные мысли. Он совершенно ясно понимал, что как только они высадятся на землю, он станет не нужен, и поэтому бунтовщики, скорее всего, просто прикончат его. Это означало смертный приговор, и с каждым днем он становился все ближе. Наконец, вечером второго октября впередсмотрящий заметил землю. Корабль тут же изменил курс, и в предрассветной дымке на востоке показались неясные очертания южноамериканского берега. Выйдя на палубу, второй помощник увидел бандитов, собравшихся тесным кружков на полубаке. По их взглядам и жестам Тафир сразу понял, что они обсуждают его дальнейшую судьбу. Леон вновь проявил некое подобие милосердия.

— Если хотите убить плотника и помощника — пожалуйста. Я же этого не сделаю.

Мнения резко разделились, и измученному, беззащитному помощнику оставалось только ждать, словно овце среди забойщиков.

— Что они со мной сделают?! — вскричал он, обращаясь к Леону. Ответа не последовало.

— Они хотят меня убить? — спросил он у Марсолино.

— Я нет, а вот Бланко хочет, — зловеще просипел тот.

Но, к счастью, бунтовщиков занимали более насущные заботы. Сперва они свернули паруса, а затем спустили на воду шлюпки. Поскольку Тафир утратил свои даже чисто формальные командные полномочия, то воцарился полнейший хаос. кто-то сел в шлюпки, а кто-то остался на палубе. Второй помощник оказался в шлюпке вместе с Ватто, словенцем Павлом, юнгой Эрли и поваром-китайцем. Они отошли от корабля метров на сто, но вернулись по приказу Бланко и Леона. Это наглядно показывает, как честные люди совершенно теряют присутствие духа: их было четверо против одного, но они покорно вернулись, когда им приказали. Повара-китайца подняли на борт, остальным же разрешили плыть за кормой. Бедняга стюард спустился в другую шлюпку, но Дюранно столкнул его за борт. Он еще долго плыл за ними, умоляя спасти его, но Леон и Дюранно бросали в него пустыми бутылками, пока одна из них не попала несчастному в голову и тот не пошел на дно. Эти двое отвели мальчишку-рассыльного, китайца Кассапа, в каюту. Кандеро слышал, как тот вскричал: «Убейте меня скорее!» То были его последние слова.

Тем временем другие бандиты отвели плотника в трюм и приказали ему затопить корабль. Тот просверлил четыре отверстия на носу и четыре на корме, и внутрь сразу хлынула вода. Команда попрыгала в шлюпки — одну большую, другую поменьше, соединенные канатным тросом. Они вели себя настолько беспечно и безрассудно, что оставались вблизи корабля, когда тот начал погружаться. Их бы наверняка затянуло вместе с тонущим клипером, если бы Тафир буквально не умолил их как можно дальше отойти от борта. Повара-китайца так и бросили на корабле, он взбирался все выше и выше на мачту, пока его отчаянно размахивавшая руками фигурка не исчезла в морской пучине вместе с несчастным «Флауэри Лэнд». Затем шлюпки, доверху набитые награбленным, медленно двинулись в сторону берега.

Четвертого октября примерно в четыре часа пополудни шлюпки достигли южноамериканского берега. Место было пустынное, так что они отправились прочь от места высадки, неся на плечах узлы и идя вразвалку, словно заправские моряки. По легенде, их американский сухогруз, шедший из Перу в Бордо, потерпел крушение, наскочив на рифы в ста милях от берега.

Капитан и начальствующий состав находились в другой шлюпке, которую отнесло во время шторма. Пять долгих дней их мотало по морю. К вечеру они дошли до крестьянского хутора и рассказали хозяину свою историю. Услышав ее, он поверил и принял их очень тепло. На следующий день он отвез их в ближайший городок под названием Роча. Ночью Кандеро и второй помощник смогли незаметно ускользнуть с хутора, и в течение суток все стало известно властям. Бунтовщики и бандиты оказались в руках полиции.

Из двадцати человек, вышедших из Лондона на «Флауэри Лэнд», шестеро погибли насильственной смертью. Осталось четырнадцать, восемь из которых подняли бунт, и шестерым пришлось свидетельствовать против них. Остается только восхищаться решимостью и непреклонностью британского правосудия, поскольку через несколько месяцев вся разношерстная команда, включавшая словенца, негра, манильцев, норвежца, турка и француза, была доставлена с берегов далекой Аргентины в Верховный уголовный суд, расположенный в центре Лондона.

Процесс вызвал живейший интерес не столько фактом бунта на корабле, сколько совершенными там чудовищными преступлениями. Гибель офицеров произвела на публику и на присяжных куда меньшее впечатление, чем бессмысленное и хладнокровное убийство безобидного китайца. Главная трудность следствия состояла в определении степени вины каждого человека и установлении тех, кто действительно принимал деятельное участие в творившихся бесчинствах. Второй помощник Тафир, юнга Эрли, француз Кандеро, плотник Андерсон — все они дали исчерпывающие показания, изобличавшие тех или иных бунтовщиков. После тщательно проведенного расследования пятеро из них — Леон, Бланко, Ватто, Дюранно и Лопес — были приговорены к смертной казни. Все они являлись манильцами, за исключением Ватто, уроженца Леванта. Самому старшему из них едва минуло двадцать пять лет. Приговор они выслушали с поразительным равнодушием, и прямо перед его оглашением Леон и Ватто громко расхохотались, поскольку Дюранно забыл заготовленное им последнее слово. Один из приговоренных к тюремному заключению тотчас же испросил позволения, чтобы башмаки Бланко перешли к нему.

Приговор был приведен в исполнение в Ньюгейте двадцать второго февраля. Пять пеньковых веревок взметнулись ввысь и на мгновение отрывисто дернулись, тем самым поставив жирную точку в трагедии, случившейся на клипере «Флауэри Лэнд».