Алый осколок (СИ)

Глава 26

— Чисти!

Громогласное рявканье над ухом вернуло Теолрина к суровой реальности.

— Быстрее чисти, безрукий ты увалень!

Теолрин стиснул зубы, выдохнул и последовал совету своего надсмотрщика.

Три дня назад, когда трактирщик только-только рассказал им о возможности попасть во дворец герцога, Теолрин представлял себе разные способы попасть сюда: от предложенной Джейл прямолинейной попытки заявить себя иностранным вельможей до перелезания через ограду под покровом ночи. Однако ни в одном из этих способов он не должен был, раздери его демоны, устроиться во дворцовую кухню, еще и младшим посудомойщиком! Таких унижений за полдня работы ему давно не доводилось испытывать: и посуду он моет неправильно, и воды расходует слишком много, а теперь еще и слишком медленно чистит долбанный железный казан, ко дну и стенкам которого что-то пригорело. Однако ему приходилось смиряться со всем этим — трактирщик достаточно убедительно разъяснил, что это самый безопасный способ проникнуть во дворец, поскольку для подобных мероприятий нужно гораздо больше помощников, чем обычно, и их не брезгуют брать со стороны, особенно за такую смешную оплату.

Джейл и Клэйв тоже были где-то здесь, выполняя черную работу в соседних помещениях, пусть и Клэйва удалось устроить сюда с огромным трудом: в самом деле, мало кто захочет принимать на работу мужчину с бесполезной левой рукой. Однако, видимо, трактирщик обладал здесь какими-то связями, так что сегодня все трое заступили с раннего утра на смену. День только-только начинал клониться к закату (и гости, соответственно, только-только начинали приезжать во дворец), но Теолрин уже чувствовал себя выжатым от и до. Мышцы ныли от постоянных тасканий тяжелой кухонной утвари, а многочисленные порезы на обеих ладонях болели при соприкосновении с водой и раствором золы, что вроде как должен помогать смывать жир и пригорания посуды; радовало разве что то, что левая ступня перестала болеть при каждом шаге — и то исключительно потому, что предыдущие двое суток он (как и Клэйв с Джейл) безвылазно сидел в комнате на втором этаже трактира, в глубине души опасаясь, что в любой момент к ним пожалуют стражники или даже инквизиторы. Однако ни те, ни другие их так и не побеспокоили.

Теолрин принялся елозить металлической губкой по дну казана, пытаясь соскрести с него вонючие черные пригарки, когда над ухом снова раздался ор:

— Ты что, нахрен, совсем кретин?! — Барвэйс, здешний начальник, встал рядом с ним, закрыв своей тушей свет потолочной лампы. — Какого хрена ты делаешь?!

Теолрин сделал глубокий вдох.

— Чищу? — скорее вопросительно, чем утвердительно, произнес он.

— Жопу себе так почисти, придурок! Ты же все дно соскребешь!

Со всех сторон в их сторону посыпались многочисленные любопытные взгляды. Работники кухни отрывались от овощей и мяса, мисок и протирания позолоченных кубков, лишь бы немного скрасить рабочий день, наблюдая, как гнобят кого-то другого. Им всем тоже доставалось время от времени, но не столько, сколько Теолрину. Возможных причин этого Теолрин видел две: либо Барвэйс не хочет сильно портить отношения с постоянными работниками… ну, либо же он и в самом деле не умеет чистить казаны и мыть посуду. Однако Теолрин очень надеялся, что все дело в первом варианте.

— А как еще мне чистить? — возмутился Теолрин. Запасы его терпения давно пошли к концу, так что сейчас он использовал последние резервы. Однако, похоже, и они истощились. — Может, вы мне покажете?!

Лицо Барвэйса побагровело от злости.

— Ты, — прошипел он, наклонившись к Теолрину и активно брызжа слюной, — мелкий никчемный говнюк. Слушай меня внимательно. Ты сейчас же закроешь свое хлебало и начнешь работать — так, чтобы через пять минут этот казан сиял, как алмаз на короне его величества! Потому что если этого не произойдет, то я почищу его твоей вшивой головой, ты меня понял?

В комнате — чуть ли не впервые за полдня — воцарилась тишина, разве что струя воды из ближайшей трубы продолжала журчать, соприкасаясь с немытым стеклянным тазом. Теолрин помолчал, облизнув кончиком языка нижнюю губу и посмотрев Барвэйсу глаза-в-глаза. Должно быть, еще было слишком рано, но…

— Знаешь, Барвэйс, — произнес Теолрин, отставив в сторону казан с губкой и широко улыбнувшись. — А пошел-ка ты нахер.

И, немного понаблюдав за тем, как у надсмотрщика отвисает челюсть и снова багровеют щеки, Теолрин направился к выходу. Идя словно аристократ с дорогой обновкой, он ловил на себе восхищенные взгляды. Должно быть, все, кто сейчас стоял у тазов, мисок и котлов, восторженно думали: «Кто этот храбрец, что так легко взял и плюнул на свои обязанности посреди рабочего дня?» В самом деле, мало у кого хватает уверенности в себе, чтобы взять и просто уйти. По крайней мере, работая стеклосборщиком, Теолрин так на это и не решился — пусть и собирался на нечто подобное неоднократно.

Однако, как он уже усвоил, между намерениями и их исполнениями лежит не просто яма, но огромная пропасть.

— Эй! — прилетело ему в спину. — А ну вернись!

— И не подумаю, — подернул плечами Теолрин. На его лице по-прежнему сияла лучезарнейшая из улыбок.

Улыбка свободы.

— Ты не получишь ни стекломонеты за сегодня!

— Можешь засунуть мои стекломонеты себе в жопу, а потом посрать ими, — предложил Теолрин, открыв ведущую в другие кухонные помещения дверь.

Барвэйс начал было что-то отвечать, но Теолрин уже захлопнул за собой дверь.

«Ну, — мысленно выдохнул он, — пора».

На самом деле до условленного «пора» оставалось еще около часа: они с Джейл и Клэйвом договорились слинять со своих работ после первого вечернего колокола. И главная проблема была в том, что Теолрин не знал, куда именно отправили его товарищей, в то время как различных комнат и подсобок здесь было так много, что заблудиться было проще простого; кроме того, его постоянные хождения по кухонным помещениям рано или поздно могут вызвать подозрения, а это — последнее, чего хотелось бы Теолрину сегодня. Что ж, придется немного побродить в одиночестве. В принципе, Теолрин был совсем не против.

Протерев покрытые слоем жира и раствора из золы ладони о склизскую поверхность фартука, Теолрин бодрым шагом направился вперед, мимо одной из местных кухонь, расположенной, как и все хозяйственные помещения, в боковом крыле дворца. Вокруг него носились кухарки и повара, звенели, нарезая овощи и мясо, стеклянные ножи, дымились гигантские котлы, а с потолка свисали здоровенные туши выпотрошенных свиней, коров и куриц. Здесь царил такой хаос, что Теолрин не мог понять, как кому-то удается в нем поддерживать порядок или хотя бы его подобие. От разнообразия резких запахов (а, может, и от шума) у него закружилась голова.

Чуть прихрамывая на левую ногу, он все же добрался до двери, ведущей в коридор, соединяющий кухонные помещения с остальной частью крыла, и вынырнул наружу. Затем первым делом подошел к ближайшему окну и, распахнув ставни так широко, как только мог, сделал несколько глубоких вдохов. Из окна открывался вид на утопающий в зелени дворцовый сад, огороженный высокими серыми стенами. Теолрин видел аккуратно подстриженные кипарисы, на верхушках которых застыли пятна склоняющегося к закату солнца (что просвечивало даже сквозь толщу накрывавшего город купола), видел терновые кусты и какие-то пышные кустарники с листьями золотисто-желтого и ярко-красного, словно обагренного пролитой кровью, цветов. По вымощенным мелкой галькой дорожкам, вдоль растений и гигантских фонарей с разноцветными сферическими колпаками, уже прохаживались первые гости: перепутать их со слугами было попросту невозможно, и дело было даже не в масках.

Теолрину прежде не доводилось видеть столь роскошных нарядов: женщины носили яркие платья с пышными юбками, полупрозрачные шали на шее и плечах, белые или голубые перчатки на обеих руках, а их прически, переплетенные кольцами и лентами, были столь вычурными, что Теолрину даже сложно было предположить, как именно возможно создать на голове такое «нечто». Мужчины же носили цветные туники, украшенные витиеватыми узорами, пестрые камзолы с золоченой вышивкой, жилеты и роскошные плащи на заклепках из желтого, оранжевого, а то и фиолетового стекла. По сравнению с этим лоском то, что они втроем подготовили для себя, выглядело жалкой пародией; Теолрин на полном серьезе начал волноваться, не выдадут ли они себя одной лишь одеждой.

«Сколько стоит один такой наряд? — мысленно спросил он самого себя, приглядевшись к мужчине в черном камзоле с фиолетовыми пуговицами и накрахмаленным воротничком, что шел, ведя под руку какую-то женщину. — Должно быть, примерно как мой годовой заработок. — Теолрин невольно взглянул на свои ладони, полные отметин о годах переборки стекол. — Может, все это недовольство еретиков очень даже обоснованно? Не слишком ли велика пропасть между такими, как они, и такими, как мы?»

Последние двое суток — пока они сидели в своей комнате, готовили наряды и поглядывали в окно, ожидая увидеть там инквизиторский отряд — Теолрин много думал о том, что услышал от проповедника на площади, а впоследствии от трактирщика. И чем дольше он размышлял надо всем этим, тем больше услышанное казалось ему правильным. Пожалуй, ему самому тоже хотелось перемен. Почему нет? Насколько ему было известно, уже на протяжении столетий жизнь в странах Таола не меняется… по крайней мере, к лучшему. Если оно так и пойдет, то что будет дальше? Какое будущее будет ждать его потомков… если, конечно, они у него когда-нибудь появятся?

Впрочем, с окончательным решением он пока не торопился.

Наглядевшись на сад, Теолрин решил, что пора потихоньку приступать к делу: будет совсем некстати, если кто-то увидит его здесь без наряда и сочтет бездельничающим слугой или кем-то навроде. Восстановив в голове хитросплетения местных коридоров и лестниц, Теолрин направился в путь.

Пронести вещи с собой оказалось делом непростым, но возможным — благо, прислугу (из-за ее огромного числа) не сильно обыскивали с утра на входе. Сложнее было успеть все спрятать, причем так, чтобы это не нашел никто посторонний. Эту миссию взяла на себя Джейл, еще до их разделения по помещениям заявив, что ее тошнит, и отпросившись в уборную — где она, собственно, и должна была убрать все в укромное место.

Проблема (как выяснил Теолрин, спустившись этажом ниже) оказалась в том, что в этом дворце за каким-то хреном уборную для прислуги разделили на две: мужскую и женскую. Видимо, какие-то аристократические заморочки, как иначе? В Дар-на-Гелиоте Теолрину не доводилось видеть ничего подобного. Какая, в конце концов, разница, кто будет справлять перед тобой нужду в выгребную яму?

Впрочем, глядя на служанок и кухарок, стоявших перед закрытой дверью уборной с хмурым видом, Теолрину резко расхотелось проверять этот аргумент вживую. Что-то подсказывало ему, что эти дамочки скорее откажутся справлять нужду, чем пропустят его в свою уборную.

Оставалось только встать в стороне и ждать, когда очередь иссякнет.

Однако время шло, а очередь отнюдь не собиралась иссякать, даже наоборот.

Сцепив руки за спиной, Теолрин нервно переминался с ноги на ногу и то и дело оглядывался по сторонам. Конечно, можно еще подождать и дождаться Джейл, но… кто знает, сколько времени это займет? Что, если сюда придет патруль стражников и начнет допытываться, почему он здесь ошивается без дела? Или кто-то из них и вовсе вспомнит листовку, на которой было изображено подобие его лица. Нет уж, нужно срочно что-то придумывать.

Теолрин вспомнилась ночь в Дар-на-Гелиоте: та самая роковая ночь, когда был убит бедняга Сайнли, а они сами лишь чудом сумели выбраться из города. Он вспомнил, как, несмотря на нервы, от которых дрожали конечности и гулко стучало сердце, он сумел найти в себе силы, волю и уверенность, чтобы выйти к перегородившим улицу людям Бороды и не только заверить их в том, что он один из своих, но и заставить их убраться на другой конец города. Действительно, во многих случаях уверенность в себе — это ключ к успеху.

А если это не просто уверенность, а беспардонная наглость — то еще лучше.

Решившись, он ломанулся обратно на верхний этаж, к складским помещениям. Войдя вовнутрь, растолкал там парочку подростков, пытающихся поднять ящик с канделябрами, и направился в дальний угол. Там быстренько прибрал к рукам метлу, ведро с водой и пару тряпок, после чего столь же быстрым темпом поспешил обратно. Должно быть, видок у него сейчас со стороны был тот еще.

Вернувшись на этаж с уборной, он приблизился к двери, помеченной треугольником, и, когда оттуда вышла служанка, выбросил вперед руку с метлой, так, что та загородила проход слегка опешившей женщине.

— Время уборки! — заорал Теолрин, потрясая ведром так яро, что даже немного раслескал воду. — Посторонитесь!

— Но это женская уборная… — начала было женщина, что стояла первой в очереди, но Теолрин успел вклиниться между ее словами:

— А по-вашему, женская уборная чище, чем мужская? Может, хотите сами там убраться?! — С этими словами он протянул ей ведро с водой и тряпками.

Женщина тут же отшагнула назад.

— Вот, то-то и оно! — хмыкнул Теолрин, после чего с видом победителя проник внутрь уборной.

Здесь оказалось и впрямь грязновато, а резкий запах неприятно ударил в голову. Теолрин отставил метлу и ведро в ближайший угол и огляделся. Уборная как уборная: куча панелей из полупрозрачного стекла и громадная дырка в полу. Ничего особенного — по крайней мере, на первый взгляд. Однако Джейл убедила его, что найдет, где спрятать вещи, так что Теолрин принялся искать, проверяя прочность каждой панели.

Наконец, ему повезло: одна из половых панелей, чуть покрошившись, отошла в сторону, обнажив тайник с мешком. Теолрин проворно выудил оттуда свои вещи и, сжав их под мышкой, вернул мешок на место и закрепил панель. Затем забрал метлу с ведром и тряпками и с гордо поднятой головой вышел в коридор.

— Да тут же повсюду грязь! — донеслось до него, не успел он сделать пары шагов от очереди. — Вы вообще здесь убирались?

Теолрин с шумом выдохнул. Затем развернулся, стремительно подошел к двери, из которой выглядывала посетительница, и поставил к ее ногам ведро с метлой.

— Хотите, чтобы было чисто? — произнес Теолрин, продолжая левой рукой сжимать вещи. — Так наведите чистоту сами! — И, сказав это, он с гордостью удалился, игнорируя ругань, что летела ему вслед.

Остановился он лишь когда добрался до лестничного пролета, в котором его никто не видел. Там Теолрин, наконец, разложил на перилах вещи, в которых ему предстояло провести сегодняшний вечер; вещи, что должны были превратить простого стеклосборщика в утонченного аристократа, равного среди равных. Длинные черные брюки, сшитые по последнему крою через знакомую трактирщика, блестящие лакированные туфли (пусть и изрядно поношенные), белая льняная туника с двумя алыми крестообразными лентами от плечей к поясу, плащ небесного цвета из тонкого, почти прозрачного материала, с двумя застежками в виде перекрещенных клинков, черные перчатки, что должны спрятать правду о его прошлом, сокрытую в изрезанных ладонях, и, конечно же, маска. Почти такая же, которую носят жрецы и инквизиторы, закрывающая не только переднюю часть лица, но и уши с частью затылка. Она была серебристого цвета, с прорезями для глаз и рта, а в районе ушей удлинялась в сторону, словно крылья птицы.

Почему-то губы Теолрина раздвинулись в азартной усмешке, когда он взял ее в руки.

«Что ж, — подумал он, приподнимая ее к падающим из окна последним лучам солнечного света, — пора начинать игру».