Ангел Габриеля

8

Элли все время проводила у постели Габриеля. Единственный раз она покинула его для того, чтобы сходить домой: принять душ и сделать инъекцию гормональных препаратов. Она словно онемела от горя и от постигшего ее потрясения. Она не могла ни о чем думать, она просто существовала. Она не задавалась вопросом, какой толк лечиться от бесплодия, когда Габ лежит в коме, и никто из ее друзей не посмел ее об этом спросить. Она просто продолжала цепляться за то, что ей казалось самым важным: гормональные инъекции, обещавшие жизнь будущую, и Габа, воплощавшего жизнь настоящую. Больше ей ничего не было нужно: она не ела, не спала, не думала и ни с кем не разговаривала. Она просто кололась лекарствами, которые должны были увеличить ее способность к овуляции, и ждала, когда к Габриелю вернется сознание.

На третий день врачи явились к ней и сказали, что, по их мнению, надежды практически не осталось. Операция продлилась почти семь часов. Череп был проломлен, произошел отек мозга. И, что самое неприятное, после операции отек усилился. Зрительный нерв левого глаза поврежден, левая скуловая кость раздроблена и глазница тоже. Почечная лоханка разорвана на пять частей, бедро сломано, в печень проник острый обломок кости и вызвал кровотечение. Имелись и другие повреждения, но и от этих у Элли голова пошла кругом.

Он все еще дышал, хотя и с помощью аппарата искусственного дыхания, и его сердце по-прежнему билось. Поэтому она решила ждать. Да, ждать, пока не придумает, что делать дальше. Ждать, пока ей не придется принять какое-либо решение. Она кивала, когда врачи рассказывали ей о состоянии Габриеля, и, кажется, понимала все сказанные ей слова по отдельности, но это не значило, что она понимает заключенный в них смысл. Врачам и прежде приходилось встречаться с такого рода реакцией со стороны опечаленных родственников, и они знали, что ей еще предстоит все понять. Они не раз видели людей, которые не могли принять страшную правду, даже когда эта правда была для всех более чем очевидной.

Однако данный случай оказался все-таки особенным. Когда врач-консультант и его интерн уже подошли к двери, чтобы выйти, Элли сказала:

— Мне нужна его сперма.

— Прошу прощения?

— Мне нужно, чтобы вы дали мне его сперму.

Консультант, человек с тонкими чертами лица и самым острым подбородком, который Элли когда-либо доводилось видеть, и интерн, круглолицый индиец, намного моложе врача-консультанта и явно более потрясенный сказанным, переглянулись. По меньшей мере один из них был слегка раздражен тем, что ему пришлось задержаться в палате.

— Что вы имеете в виду? — спросил врач-консультант.

— Мы с ним проходим лечение от бесплодия и готовимся к ЭКО.

— Очень печально это слышать, — сказал врач-консультант, — потому что вы должны понять: ваш друг находится в таком состоянии, которое не позволяет ему участвовать в данном процессе.

— Я уже две недели колю себя в задницу и четыре недели глотаю таблетки, — заявила Элли. — Через два дня у меня возьмут яйцеклетки, и тогда мне без промедления понадобится его сперма, чтобы у нас появился ребенок. Мне нужно, чтобы вы дали мне его сперму.

Она и сама сумела сообразить, что ее вид — опустошенная, бледная женщина на грани обморока — может не убедить собеседника передумать.

Врач-консультант присел рядом с Элли.

— Мы не можем этого сделать, — сказал он.

— Нет, можете.

— Нет, не можем. У нас нет его разрешения.

— Нет, есть. — Тут ее голос задрожал. — Он лечится от бесплодия. Он подписал все необходимые для этого документы. Куда уж яснее? Какого еще разрешения с его стороны вам не хватает?

— Он должен дать нам разрешение на внедрение в его тело для того, чтобы взять сперму, а этого разрешения он не давал. — Врач-консультант говорил мягко, хорошо понимая, что находящаяся перед ним усталая женщина, полная горя и накачанная гормонами, крепится из последних сил и едва ли может за себя отвечать.

— Черт возьми, да ваши трубки воткнуты у него во все отверстия, что это как не внедрение в его тело?

— Эти трубки поддерживают его жизнь.

— Он уже подписался на курсовое лечение, которое предусматривает введение его сперматозоидов в мои яйцеклетки в лабораторных условиях. — Она чувствовала, как здравый смысл буквально сочится из нее. — Он дал на это свое согласие.

— Да, но нам-то он не давал разрешения на забор его спермы.

— Однако, сэр, это будет не совсем без его разрешения, — вставил интерн.

Но врач-консультант проигнорировал замечание интерна — который, возможно, только сейчас понял, что обречен до конца дней работать с доктором-ретроградом, способным превратить его существование в ад, — и продолжил:

— Думаю, вам следует поговорить с адвокатом, если вы решите настаивать на своем. Я, разумеется, не могу взять сперму без юридического основания.

Элли почувствовала, как ее дыхание участилось:

— У меня нет на это времени. Вы сами только сейчас предупредили меня, что он может никогда не очнуться, а у меня возьмут яйцеклетки уже послезавтра. И они пропадут зря, если вы не дадите мне сперму.

Доктор-консультант отвернулся и посмотрел в сторону.

— Мне жаль, — сказал он, — однако тут я не в силах чем-либо вам помочь. Я, конечно, могу поговорить с главным врачом, чтобы уточнить, насколько это законно, но я уверен, что и он согласится со мной.

— Ну, так хоть попытайтесь, — попросила Элли. — А я, со своей стороны, постараюсь сделать то же самое. — При этом Элли хорошо понимала, что ничего подобного не предпримет. У нее попросту нет времени. Придется искать другой выход.

— Мне жаль, — повторил доктор. После чего он и смущенный интерн вышли из палаты.

И тут она впервые заплакала. Она крепилась, когда полицейские пришли к ней, чтобы сообщить о случившемся, терпела, когда приехала в больницу и увидела, что жизнь любимого человека поддерживается лишь с помощью медицинской аппаратуры, но тут не смогла удержаться. Потом рыдание перешло в крик, родившийся где-то внизу живота и улетевший высоко в небо, но Габриель не услышал ее.