Ангельский огонь

26

Спустя два дня, холодным январским вечером Анжелика в приподнятом настроении подъезжала к театру, где должен состояться концерт Дженни Линд.

Она читала газетные заметки о «шведской малиновке», как называли Линд щелкоперы, и ее сенсационном турне по Соединенным Штатам. Ее гонорар за поездку в Америку поражал воображение — 187 500 долларов авансом. И она пользовалась сногсшибательным успехом с момента ее дебюта в Нью-Йорке.

Приезд Линд в Новый Орлеан всколыхнул местных театралов и любителей оперы. Похоже, галантерейщики сколотили состояние только на продаже манишек и галстуков. С момента, когда пароход с Линд на борту пришвартовался у причала, толпа поклонников следовала за ней повсюду. Даже когда она уединялась в апартаментах отеля, под дверью дежурили самые восторженные обожатели.

Ролан настоял на том, чтобы они не смешивались с толпой из-за боязни, что Анжелику могут толкнуть. Он напомнил жене, что они встретятся с Линд и Барнумом на приеме. Хотя вчера Анжелика дулась за то, что Ролан не дал ей возможности взглянуть на заморское чудо, сегодня, прочитав в газетах о том, что пару горячих голов задавили в момент истерически восторженной встречи, она поняла, что муж был прав.

Карета тем временем остановилась под газовым фонарем, кучер слез с козел и помог господам выбраться. Галантно предложив жене руку, Ролан повел ее по мраморным ступеням портала. Внутри роскошного фойе взгляду Анжелики предстало море блестяще разодетой, оживленной в ожидании зрелища изысканной публики.

— Мы договорились обождать Жака здесь, — напомнил Ролан жене.

Она кивнула.

К ним приблизился служитель, чтобы принять у вновь прибывших пальто. Ролан помог Анжелике, затем снял свое и вместе со шляпой передал негру. Анжелика нашла, что сегодня ее муж выглядит весьма импозантно в этом черном фраке, белой кружевной сорочке, отороченной кружевами, с белым же шелковым галстуком. Сама она блистала в золотистого цвета платье с выразительным декольте, начинающемся от плеч. Наряд дополнял рубиновый гарнитур, подаренный Роланом на Новый год. Прическа изящно оттеняла свежесть кожи. Украсив локоны вплетенными белыми камелиями, она не надела шляпы. Ролан, придирчиво осмотрев жену, одобрительно покачал головой.

— Полагаю, мы пришли раньше назначенного, — отметил он. — Хотя, наверное, Жак и Жан-Пьер отправились к Миро за дамами.

— Ну разве не прекрасно, что Жаку удалось уговорить Бланш приехать в Новый Орлеан?

— О да. Я знал об этом от него вчера, когда мы столкнулись на бирже. Интересно, как он добился такого успеха?

— Я просто поражена, как ему удалось вытащить твою сестру с плантации? — призналась Анжелика. — Я много раз пыталась убедить Бланш приехать сюда, но — безрезультатно.

— Мужская половина рода Делакруа умеет убеждать, — засмеялся Ролан.

— Да, это не вызывает сомнения, — начала было она, но, услышав знакомый голос, обернулась.

— Дорогая! Кого я вижу?

Глаза Анжелики засветились радостью. Она была удивлена, когда стройная, красивая женщина направилась в ее сторону. И вдруг она узнала черты этого прекрасного классического, любимого ею лица.

— Мадам Сантони!

Женщина средних лет в сером шелковом платье и темной шали в блестках тепло обняла ее.

— О, Анжелика! — воскликнула мадам, со слезами на глазах разглядывая свою бывшую ученицу и любимицу. — Какой чудесный сюрприз! Ты так хорошо выглядишь, моя дорогая. — Она тепло посмотрела на Ролана. — А это, должно быть, твой муж, ведь это о нем ты писала?

— Да, мадам, — ответила Анжелика с улыбкой, — мадам Белла Сантони Ривальди — это мой муж, Ролан Делакруа.

— Очарован, мадам, — сказал Ролан и галантно поцеловал протянутую ему руку в перчатке.

— Очень приятно с вами познакомиться, мсье Делакруа, — произнесла мадам.

— О, а где же Антонио?

Из глубины зала к ним приближался элегантный седеющий джентльмен в вечернем наряде.

— Антонио, посмотри, кого я встретила! Нашу дорогую Анжелику и ее мужа.

Высокий симпатичный итальянец подошел к ним и грациозно раскланялся. После того как все были представлены друг другу, Анжелика обратилась к своей наставнице:

— Мадам, это такой приятный сюрприз — встретить вас здесь, в Новом Орлеане.

— Этот концерт мы с Антонио не пропустили бы ни за что на свет. Купили билеты много недель тому назад — и вовремя; говорят, все места распродали почти молниеносно.

— Моя жена рассказывала мне о вашем таланте певицы и преподавательницы вокала, — вставил Ролан.

Мадам улыбнулась Анжелике.

— Твой супруг — великий обольститель. К тому же, он весьма красив.

Анжелика покраснела, улыбаясь Ролану.

— Да, он такой, — затем вернулась к интересовавшей ее теме: — А вам раньше доводилось слышать пение мисс Линд, мадам?

— Да, конечно. Много лет назад я видела Дженни Линд в роли Люси в королевском театре в Стокгольме. Но это было задолго до того, как она училась у Гарсия в Париже. Интересно посмотреть, чего она достигла. — Мадам повернулась к Ролану. — А у вашей жены, — добавила она, кивая в сторону Анжелики, — действительно голос певицы мирового класса.

Ролан с гордостью улыбнулся.

— Анжелика поет очень хорошо, — сказал он мадам. — Однако я никогда не буду настолько самоотверженным, чтобы разделить ее с миром.

— Вы, креолы, — страстный народ, да и собственники, — отмахнулась мадам от Ролана.

— А что, мы, итальянцы, не в этой категории? — это уже Антонио решил показать свои права собственника и обнял за талию жену.

Все засмеялись, но внутренне Анжелика почувствовала себя неуютно. Всю свою сознательную жизнь она знала, что Бог наделил ее талантом, однако она никогда не хотела использовать его в поисках материальных выгод. Мадам всегда поддерживала эту позицию, призывая ее петь только в церкви, как это и подобает девушкам благородного воспитания. Однако Анжелика также знала, что Ролан никогда не спрашивал ее, хотела ли она петь в концертах. Это лишний раз доказывало, что он рассматривает ее как свою безраздельную собственность.

Следовало признать, что она получала немалое удовольствие от чтения заметок о карьере Дженни Линд. Только подумать — выступать во всей Европе, бывать на приемах у принцесс и королей, быть любимой самим Гансом Андерсоном… дружить с такими великими композиторами, как Мендельсон и Шопен… Все это были соблазны, которые раньше и в голову не приходили Анжелике. А теперь — теперь стоило только осмотреться в фойе, заполненном любителями оперы, и подумать, что все они, затаив дыхание, жаждут услышать прекрасный голос…

А что, если бы это был ее голос?

Но эти мысли улетучились, когда громкий мужской голос объявил:

— А вот и они!!

Анжелика повернулась и увидела приближающихся Жака и Бланш — та выглядела неплохо в своем бархатном пурпурном платье, хотя черная шляпа с вуалью, на ее взгляд, была явно не к месту. Анжелика знала, что Бланш носила вуаль, чтобы скрыть родимое пятно, но ей хотелось, чтобы по крайней мере сегодня несчастная выглядела естественно. Она была уверена, что уж сегодня-то никто не стал бы на нее глазеть и ухмыляться. Анжелика вздохнула. Во всяком случае, Бланш приехала.

За Бланш и Жаком двигался Жан-Пьер, сопровождавший милую блондинку в золотистом платье; семейство Миро замыкало шествие. Ролан и Анжелика, обрадованные приездом золовки, обняли Бланш. Жан-Пьер представил свою даму: «Жоржетт Дюпре, подруга Эмили…» А затем настал черед Анжелики знакомить всех с мадам и ее мужем.

Жак был в восторге, когда Анжелика представила его мадам.

— Неужели Бог послал мне встречу с великой Беллой Сантони из Римской оперы?

— Да, мсье, — ответила мадам со скромной улыбкой.

— Я слышал, как вы пели донну Анну в Риме много лет назад. Вы очаровали меня. Я понятия не имел, что вы живете в этой стране.

— Мадам была моей учительницей пения в Сент-Джеймсе, — вставила Анжелика.

— О, я совсем не удивлен, — сказал Жак. Склонив голову в сторону Анжелики, добавил: — Я еще не слышал, как она поет, но Жан-Пьер сказал мне, что это потрясает!

— Да, это так, — с гордостью подтвердила мадам.

— Конечно, вы присоединитесь к нам в ложе и, надеюсь, удостоите честью посетить прием, который мы с сыном устраиваем в честь мисс Линд и господина Барнума сегодня после концерта? — больше утверждая, чем спрашивая, произнес Жак.

— В действительности у нас с Антонио уже есть билеты и мы не хотели бы утруждать… — мадам в растерянности посмотрела на мужа.

— Я настаиваю, — Жак даже отмахнулся.

Мадам умоляюще посмотрела на мужа, и Антонио кивнул Жаку.

— Мы сочли бы за честь, синьор.

Всей группой они двинулись наверх к роскошной личной ложе Жака, из которой открывался прекрасный вид на сцену. Анжелика была в восторге, заняв место слева от мадам и справа от Ролана.

— Все еще не могу поверить, что мы все вместе, здесь, — шепнула она своей учительнице.

Анжелика посмотрела по сторонам. Все вокруг было роскошно и вместе с тем элегантно, начиная с обитых бархатом кресел и кончая громадной хрустальной люстрой. Зал замыкали четыре яруса лож и вместительная галерка. В партере практически все места уже были заняты. В оркестровой яме под сценой музыканты настраивали инструменты.

— Никак не могу поверить, что судьба позволила еще раз увидеться с тобой, — ответила мадам. — Прошлым летом… О! Это был такой кошмар — твои родители так внезапно умерли… Затем приехал дядя и забрал тебя. Скажи, ты продолжаешь видеться с дядей Жилем?

Анжелика покачала головой.

— Со дня свадьбы — нет. Мой муж… — она запнулась, но видя, что Ролан беседует с Жаком, добавила: — Ролану не нравится мой дядя.

— То же самое можно сказать об Антонио и обо мне, — кивнула мадам с пониманием. — Мы бы очень хотели, чтобы ты жила у нас — но что мы могли сделать, когда Жиль отказал? Он твой родственник.

Анжелика кивнула.

— Да, мадам. Я прекрасно понимаю.

— А сейчас ты счастлива?

— О да.

Мадам улыбнулась, сжимая руку Анжелики.

— Это главное. Скажи мне, ты навестишь нас в Сент-Джеймсе?

— С большим удовольствием. Я попрошу Ролана, чтобы он привез меня — возможно, весной. Я очень хотела побывать на могиле родителей.

— Конечно, дорогая. И не волнуйся — в день Всех Святых я прибралась на могилах, принесла свечи и цветы так, как ты просила в письме. Я сделала бы это в любом случае — надеюсь, ты это знаешь.

Анжелика улыбнулась, смахнув слезы признательности.

— Да, конечно, мадам.

На сцену вышли хористы, чтобы занять свои места. Зрители замолкли в ожидании.

— Вскоре появится Линд, — прошептала мадам. Она посмотрела в сторону кулис, из-за которых в этот момент вышел на сцену худой лысеющий человечек, вооруженный дирижерской палочкой. Поклонившись аплодирующей публике, он спустился в оркестровую яму. — Это ее дирижер, Жюль Бенедикт.

Когда тот начал разбирать что-то с музыкантами, Анжелика спросила:

— А что, действительно, Линд поет настолько хорошо, насколько говорят?

— Говорят, она расцвела после уроков Гарсиа — знаменитого европейского учителя, который занимался с ней в Париже, — мадам нахмурилась. — Но ей следовало знать, что столь интенсивная концертная деятельность не идет на пользу. Вообще-то мадемуазель — из бедной семьи, и ей пришлось много петь, прежде чем она смогла позволить себе частные уроки. Говорят, что ко времени, когда она попала в Париж, ей было далеко за двадцать, и ходили слухи, что она постоянно вредит голосу, слишком много работая.

— И вы не слышали с тех пор, как она поет?

— Нет. Но у нее сегодня будет серьезное испытание. Уверена, ты прекрасно знаешь, что креолы — высокие ценители и знатоки вокала.

— Да, я знаю, — согласилась Анжелика. — Мы с Роланом слушали тут плохую оперу на прошлой неделе, так креолы буквально освистали баритона.

— Я думаю, к Линд у них будет несколько иное отношение, — засмеялась мадам.

— Я тоже на это надеюсь. Но, знаете ли, я была достаточно шокирована, когда прочитала, сколько пришлось господину Барнуму заплатить ей, чтобы она приехала сюда.

— Но газеты забывают напечатать цифры о благотворительных концертах, которые дает Дженни Линд. Мне говорили, что она религиозна и много жертвует бедным.

Анжелика согласно кивнула и повернулась к мужу. Он улыбнулся и взял ее за руку, когда оркестр заиграл драматичную, энергичную увертюру из «Женитьбы Фигаро». Анжелика была в восторге от звучания скрипок. После того как увертюра закончилась и аплодисменты затихли, публика издала общее «Ах», встретившее появившуюся на сцене высокую блондинку в длинном белом платье.

— Это Дженни Линд? — спросила Анжелика шепотом у мадам, когда новая волна аплодисментов прокатилась по театру.

— Да, она.

— Но она кажется настолько…

— Обычной?

— Да.

— Говорят, она так выглядит, пока не запоет.

Анжелика повернулась, чтобы внимательно посмотреть на шведскую знаменитость. У Дженни Линд было простое, но приятное лицо; ее заплетенные в косы русые волосы уложены кольцом вокруг головы. Она стояла неподвижно, как статуя, лицо ее было каменно спокойным. Она просто ждала, когда затихнут аплодисменты. Наконец кивнула дирижеру. Когда зазвучали первые звуки Каста Дивы из «Нормы», Анжелика повернулась к Ролану с горящими глазами. Он подмигнул в ответ. Уже первые звуки великой арии заворожили благодарную аудиторию. Анжелика думала, что никогда не слышала более совершенного голоса, — от его силы по спине бежали мурашки. У певицы был широкий диапазон, значительно шире трех актав, а мелодии сопрано были просто восхитительны. Как и предупреждала мадам, Линд полностью преображалась, когда пела. Она становилась прекрасной. Во время всей арии, даже когда подключался хор, зрители, казалось, затаили дыхание, загипнотизированные ее голосом, ее лучезарной улыбкой, плавными грациозными движениями. Когда исполнительница закончила номер, она была вознаграждена громом аплодисментов. На сцену полетели роскошные букеты.

Анжелика сквозь шум услышала шепот мадам.

— Подумать только, и это всего лишь первая ария! Кажется, Дженни Линд покорила Новый Орлеан!

Наблюдая за улыбающейся Линд, которая поклонилась и собрала букеты, Анжелика спросила:

— Что вы думаете о ее голосе сейчас?

— Должна сказать, он прекрасен, — ответила мадам. — Есть небольшие огрехи, которые не удалось удалить даже Гарсия. Но это последствия ее ранних непрофессиональных выступлений. А вот ее трели и каденции просто потрясающи…

— Согласна, — ответила Анжелика.

Мадам задумчиво посмотрела на свою бывшую ученицу и продолжала:

— Но ты вовсе не хуже, — нет, отнюдь не хуже, дорогая.

— О, мадам, я не могу согласиться…

— На самом деле, дорогая, я думаю, ты — просто лучше.

Анжелика собралась было ответить, но оркестр заиграл мелодию Мендельсона «На крыльях песни».

На протяжении всего концерта «шведская малиновка» держала зрителей в оцепенении.