Антиабсурд, или Книга для тех, кто не любит читать

Нечестный человек

Жил-был нечестный человек. Он ненавидел свою работу, но делал ее аккуратно и уважал начальство. Он изменял своей жене тайком, редко, но постоянно, а жене об этом не говорил. Он терпеть не мог свою тещу, в глаза же говорил ей добрые и хорошие слова. А вот своих детей, сына и дочь, он любил, но этого как раз не показывал, наоборот, держал марку строгого и справедливого отца. Короче, он во всем был нечестен, кроме мелочей: например, никогда не пытался проехать без билета или пройти без очереди. Ну, и уж не вор был, естественно, что его не оправдывает, потому что не быть вором не такая уж заслуга даже и в наше время.

Естественно, на почве душевного двоедушия он стал нервным, раздражительным и в результате больным. Все у него всегда болело: сердце, спина, суставы, руки и ноги. И он пришел к врачу широкого профиля, чтобы тот ему помог. Тот сказал: перестаньте врать. Все ваши болезни от бесконечного двуличия и проистекающего оттуда невроза. Здоровым человек может быть только в естественном состоянии, а не в вечном процессе вечной лжи себе и другим.

Делать нечего, пришлось нечестному человеку становиться честным. Он стал делать свою работу неаккуратно и плевать на начальство. Он признался жене в своих изменах. Он наговорил теще гадостей от чистого сердца. А детям, наоборот, наговорил ласковых слов. И везде стремился или пролезть без очереди или проехать без билета, так как понял, что это ему нравится, следовательно, это честно по отношению к себе. Он даже перестал читать по вечерам книги, потому что раньше ему казалось, что он любит читать по вечерам книги, но теперь показалось, что это нечестно и на самом деле он не любит читать книги, а любит смотреть по телевизору что попало.

Результат? Ну, во-первых, его чуть не выгнали с работы, а начальство понизило его в должности. Жена плакала и рыдала. Теща слегла. Дети смотрели на него испуганно, сын в Интернете искал психиатрические справочники. Его три раза оштрафовали за безбилетный проезд и два раза ударили за то, что лез без очереди.

Но стало ли ему лучше, вот вопрос?!

Нет, ему не стало лучше, вот ответ! Больше того, ему стало хуже. Сердце совсем разболелось, спина отваливалась, руки и ноги немели. Просто ложись и помирай.

Но он был еще полон вялых жизненных сил, он не хотел помирать. Поэтому он, не спросив даже врача широкого профиля, сам сообразил, что делать. Он стал опять нечестным. Начал аккуратно делать свою работу и уважать начальство. И его повысили вместе с окладом. Сказал жене, что он все наврал. И она перестала рыдать, она радостно ругалась за дурацкие шутки и сварила суп. Он принес теще дорогих лекарств и наболтал любезностей, и она тут же встала стирать белье. Он начал опять по вечерам лживо читать книги, тоже нам, профессор! Он перестал общаться с детьми и те с облегчением привычно хамили ему, не считая нужным вести себя иначе с угрюмым и невнимательным отцом.

В общем, он стал опять врать напропалую, направо и налево, с утра и до вечера.

И очень быстро начал поправляться. И скоро пришел в норму, то есть в свою норму: сердце, спина, руки и ноги болели, но не так, чтобы упасть. Выпил чего-нибудь — и вроде легче.

И он понял, что быть нечестным — его естественное состояние. И больным быть — его естественное состояние, поэтому нечего зря мучить себя и других, а надо жить, как на роду написано.

Влюбленный человек

Жил-был влюбленный человек. То есть сначала он не был влюбленным, потому что не был влюблен. А потом влюбился и стал, само собой, влюбленным. Он пришел от этого в восторг и затосковал. Пришел в восторг потому, что очень уж высокое чувство. А затосковал потому, что женщина, в которую он влюбился, была красива, недоступна, умна, богата, да еще и замужем. Никаких шансов.

Он мечтал о ней днем и ночью, он писал стихи и рассказы, он жил тайной загадочной жизнью, чувствуя себя все более несчастным и прекрасным.

И однажды он не выдержал.

Чему быть, тому не миновать. Лучше смерть от обидного слова, чем жизнь в бесплодных изнурительных мечаньях!

Он пришел к этой красивой, недоступной, умной, богатой и замужней женщине и сказал:

— Здравствуй, я люблю тебя!

— Здравствуй, а я тебя тоже! — ответила она и засмущалась прямо как девочка.

— Вот дура-то! — сказал влюбленный человек. — Ну? И что мне теперь делать?

Пьяный человек

Жил-был пьяный человек. Конечно, он не всегда был пьяным. В этом-то и трагедия. Ему хотелось всегда быть пьяным, но не позволяли обстоятельства жизни и здоровье. Другие на это не обращают внимания, они бывают пьяными время от времени и их это вполне устраивает. Но наш человек был максималист. Он страдал оттого, что не может все время быть пьяным. При этом он заметил, что даже последние алкоголики, знакомые бомжи, которых он видит у метро, и те не всегда бывают пьяными.

Вы спросите, а зачем ему понадобилось всегда быть пьяным?

А затем, что ему это очень нравилось. Ему ничто другое так не нравилось, ему нравилось только это. Он только в это время и жил. А кому понравится чувствовать себя живым не как все, то есть более или менее постоянно, а только время от времени?

И конечно, всем очень интересно, какой же он нашел выход, каков финал у этой истории?

А не нашел он выхода, нет финала у этой истории. Так он и мучится до сих пор: хочет быть все время пьяным, а не может.

Веселый человек

Жил был веселый человек. Ему палец покажешь, а он смеется. И все его очень любили, хоть и не уважали. За что уважать человека, который все время смеется, не понимая трагедий и значительности жизни? Он похож на придурка, не правда ли? И даже когда он печалился, он оставался внутренне веселым.

Но, повторяем, он зато доставлял много удовольствия другим людям. Благодаря его веселости, они лучше ощущали свой ум и серьезное отношение к жизни.

И даже своей смертью он доставил всем удовольствие, потому что всем было приятно говорить: «Надо же, какой был веселый человек, а все-таки умер!» Это всех как-то очень утешало.

Человек, любивший разврат (только для тех, кому исполнилось 18 лет)

Жил-был человек, любивший разврат. То есть он любил, говоря просто, е. разных женщин. И высоких, и низких, и полных, и худых, и молодых, и не очень. Нет, но красивых все-таки, все-таки не по-собачьи, а эстетические запросы у него тоже были.

Вот е. он женщин, е., но живет-то он в России, поэтому не может просто е., чтобы не задуматься. Там бы, на Западе, он е. бы себе и е., не зная сомнений. Гордился бы даже этим. Нет, у нас, где человек даже старушку не может топором пристукнуть без философии, просто е. не получается. Человек все время думал: почему же я так неистово е.? Может, я бросаю вызов морали общества? Но в обществе давно никакой морали нет и вызов бросать нечему. Может, во мне действует механизм саморазрушения? Нет, я себя люблю и разрушаться вовсе не намерен. Контрацептивы применяю, хоть и с отвращением. Может, подумал этот человек, бывший мужчиной, я в глубине души считаю себя женщиной, потому что только она может быть такой безоглядной и безразборной б.?

Короче, продолжает е. во все лопатки, но полного удовольствия не получает. Тогда набрел на чисто русскую мысль: чтобы понять суть явления, надо явление довести до края. И без того е., как проклятый, а начну так, что небу жарко станет, вот тогда меня и осенит, зачем же я это делаю.

И начал он е. просто уже неприлично. И с двумя сразу, и с тремя, и в парах, меняясь, и со старухами, и с девочками, и с мужчинами, и себя давал е., пытливо прислушиваясь не столько к телесным, столько к душевным ощущениям.

Вы подумаете, что я вас опять обману? Опять расскажу историю, у которой нет вывода и финала? Дескать, так и съе. человек до смерти, а ничего не понял.

А вот и нет, понял. Но то, что он понял, до того было элементарно, что просто стыдно об этом говорить.

Нет, серьезно.

Даже не знаю.

Нет, просто смешно.

Ну, хорошо, я скажу.

Но мне стыдно, честное слово.

Итак, что он понял? Он понял, что таким е-м он уродился.

Все.

Человек идеала

Жил-был человек, который искал идеал. Вернее, это была женщина, поэтому правильнее сказать: жила-была.

Итак, жила-была человек, которая искала идеал. Она очень хотела выйти замуж. И ей, бывало, кто-то нравился. Но она думала: «Да, он мне нравится, но просто нравится, он не идеал, я выйду за него замуж, но вдруг после этого встречу идеал? Я же почувствую себя несчастной!»

И она жила и не выходила замуж, хотя ей по-прежнему многие нравились.

И однажды этот человек шла по улице и увидела ясно свой идеал. «Вот это да! — подумала она. — Надо же!» — потому что уже не надеялась его встретить.

И она подскочила к нему с восклицанием:

— Вы мой идеал!

Эту историю мне рассказывал сосед по нарам в вытрезвителе. Он не закончил ее, потому что его позвали на шмон и допрос. И он почему-то не вернулся. Почему-то ходили слухи, что его убили при шмоне и допросе за его гордость и заносчивость.

Поэтому я не знаю, чем кончилась история. Почему-то мне тоже в ней грезится какое-то убийство или еще что-то в этом духе. Какая-то, в общем, кровь. Почему — непонятно...

Человек без ничего

Жил-был человек без ничего. Вы скажете: так не бывает, у каждого человека что-то есть; даже когда он только что родился, у него уже есть мама.

Но речь ведь не о том, что мы с вами считаем, а о том, что человек считает сам о себе!

Так вот, этот человек считал, что у него ничего нет.

Соберутся друзья, начинаются разговоры о том, о сем, и этот наш человек вдруг говорит: «А у меня ничего нет!»

Перестань, не гневи Бога! — возмущаются друзья. — У тебя есть то-то, то-то и то-то! Загибают пальцы, перечисляют, доказывают.

— А, бросьте! — машет в ответ человек. — Это все пустяки. Повторяю: ничего у меня нет!

И всем вдруг начинает казаться, что он прав. Всем начинает казаться, что все перечисленное в самом деле пустяки. И то, что у них есть, тоже пустяки, на самом деле у них тоже ничего нет!

Но однажды человек без ничего нарвался на одного писателя. Писатель был происхождением из провинции, легко догадаться, из какого города, и был очень умным. И он, услышав жалобы человека без ничего, что у него ничего нет, а потом восклицания друзей, что у него есть то-то и т-то, а потом его ответ, что это пустяки, закричал разъяренно:

— Кончай всем головы морочить! Ничего — это ничего! А пустяки — это пустяки! Прекрати всех злить и говорить, что у тебя нет ничего! Говори: у меня есть пустяки!

Тут друзья страшно обрадовались, что нашелся на зануду наконец дельный человек, который его урезонил. Но, как выяснилось, не урезонил. Потому что человек без ничего ответил:

— Вы, наверное, как все, думаете, что ничего — это то, чего нет? Ничего — это то, что есть. И вот его-то у меня и нет! Понятно?

Никто не понял, включая писателя. Но все догадались и смутились.

Человек без критериев

Жил-был человек без критериев. Он однажды проснулся и обнаружил, что все его критерии куда-то исчезли. Если бы он потерял память на вещи, как персонажи одной хорошей книги, тогда понятно. Эти персонажи сделали надписи. На столе: «стол». На стуле — «стул». На доме: «дом». И так далее. А на чем ставить надписи относительно того, что хорошо, а что плохо, что прекрасно, а что безобразно? А ведь без критериев хуже, чем без паспорта; даже из дома не выйдешь. Например, тебе мама с коляской с младенцем загораживает вход в лифт, а ты опаздываешь. Тебе, естественно, хочется маму оттолкнуть, а младенца вышвырнуть вместе с коляской. Но, имея критерии, ты этого не сделаешь. Критерии тебе подскажут, что положено или терпеливо подождать, не вмешиваясь, или помочь маме войти и вкатить коляску с младенцем.

Но наш-то человек это начисто забыл! Поэтому он заперся и, обложившись словарями и классическими книгами, долго писал в толстой тетради, что делать хорошо, а что делать плохо. Ориентировался на ключевые слова. Например: «Старуха. Помочь перейти дорогу. Уступить место. Не ударить по голове, когда она полчаса считает копейки у кассы перед тобой». Или про ту же маму с младенцем: «Мама с младенцем. Помочь войти. Вкатить коляску.»

Так он сидел и писал недели три. И наконец все написал.

И довольный вышел из дома. А было это восьмого апреля две тысячи третьего года; весна была, как вы помните, затяжной и холодной. Впрочем, как всегда. И на пруду, мимо которого шел человек, был еще лед, но подтаявший, рыхлый. А перед прудом, гуляя, стояла мама с коляской с младенцем. Стояла как бы в раздумье. Человек без критериев, улыбнувшись, полез в карман, достал тетрадь, быстро нашел ключевые слова и поступил соответственно: маме помог войти, а коляску вкатил. Мама и коляска с младенцем, естественно, стали тонуть. Человек без критериев хоть и был без критериев, но не без ума же! Он понял, что сделал что-то не то. И стал лихорадочно листать тетрадь, ища ключевые слова «пруд», «весна», «лед», «тонуть»... Но, поскольку был человек городской, то этих слов в тетради не оказалось. Так он и стоял, листая тетрадь, а мама с коляской с младенцем утонули.

Человек еще одного числа

Жил-был очень странный человек, которого я назвал бы человеком еще одного числа.

Всегда ему казалось, что не хватает. Даже в элементарных ситуациях. Берет он, например, на рынке, три кило картошки. Говорит: «Мне три кило картошки». Продавец взвешивает ему три кило картошки, и тут человек говорит: «Нет, четыре». К счастью, он на этом и останавливался, иначе легко понять, чем бы все это кончалось. Тоннами картошки, тысячами выпитых рюмок и миллионами неприятностей.

Или в духовной сфере. Приезжает он в другой город. Идет в музей. Смотрит картины. Обошел десять залов, его уже тошнит, он готов уйти. Но всегда мысленно говорит: «Нет, еще один». И с отвращением осматривает одиннадцатый зал.

Досадно, но, в отличие от предыдущих рассказов, этот не содержит ни драмы, ни парадокса, это всего лишь житейский пустячный анекдот о человеке еще одного числа. Без смысла и сверхзадачи.

Это рассказ обо мне.

Я написал восемь рассказов.

Но мне показалось, что нужен еще девятый.

Не потому, что цифра девять мне нравится больше, чем восемь. Хотя, в общем-то, больше, потому что нечетная. Нечетные цифры мне нравятся тем, что не делятся на два. То есть всегда есть надежда, что не будет путаницы и уравниловки, а где-то будет больше. Желательно там, где надо.

Но в данном случае не это сыграло роль. Просто сколько бы чего ни было, мне всегда надо добавить. Почему? Не знаю. Просто, я же говорю: человек еще одного числа.

Ну, и тому подобное.

8 апреля 2003 г.