ANTICASUAL. Уволена, блин

13. Новая жизнь?

Сделка проходит гладко-гладко. Игорь — просто лучший. Все бумаги у него в порядке, делает абсолютно все, что обещал, и вовремя, и вообще ведет себя порядочно. Кроме того, он веселый и остроумный. Такое ощущение, что мы не продажей-покупкой бизнеса занимаемся, а тусуемся и отдыхаем. Смеемся не останавливаясь. Даже мой задумчивый юрист вовлекся в это безумие.

Я, кстати, привыкла считать, что остроумные люди наделены высоким интеллектом. Поэтому Игорь мне нравится все больше и больше, но об этом я не думаю. Вернее, запрещаю себе думать. Бизнес, блин. Не место, не время. Когда же оно наступит, это время и место?

Даже глазки не построить. Впрочем, я их и строить-то не умею.

Ну и ладно. Я принимаю решение обидеться на несправедливое устройство мира. Ненадолго.

Впрочем, тут же на меня сваливается нечеловеческий объем работы и думать о всяких романтических глупостях становится недосуг.

Начинается новая жизнь, полная невзгод, опасностей и прочих прелестей жизни.

Персонал, что достался мне от Игоря, недоверчиво наблюдает за моими и ресторанными эволюциями. Есть пара героических кадров, которые доверились процессу и работают в полную мощь, со всеми остальными постоянно происходят разнообразные ротации и прочие пертурбации. Особенно меня волнуют официанты. Их мы меняем чуть ли не семь раз в неделю. Что с ними происходит, я не понимаю?! Неужели трудно улыбаться людям и вовремя менять пепельницы?! Бред какой-то.

Дольше всех задерживается Алексей. Не потому, что он хорошо работает. У него есть плюсы. Ответственный, например. Очень веселый, позитивный и остроумный. Весь персонал его любит за шутки и живую энергию. Все это ярко проявляется вне зала. Однако стоит ему выйти в зал, выражение его лица меняется кардинально. Становится недовольным, неприступным и даже слегка презрительным. Он подходит к столику, максимально выпрямляет спину и поднимает голову, после чего высокомерно произносит усталым голосом:

— Слушаю вас.

Кошмар! Не говоря уже о том, что встречать и провожать гостей он считает ниже своего достоинства.

Пришлось уволить и его.

Лучше всего дела обстоят с мытьем посуды. Ее моет киргизская девушка Гуля. Она очень послушный сотрудник. Делает все, что ей скажут, плюс ищет работу самостоятельно. Целыми днями моет посуду. В перерывах красит ногти. Иногда попадает в милицию за нарушение паспортного режима, где у нее забирают деньги. Однажды денег не оказалось, и у нее забрали золотую цепочку. Поэтому ходить по улице она боится и из подвала без повода носа не высовывает. При этом она самый счастливый человек из моих знакомых. У нее всегда хорошее настроение. Моя посуду, она мурлыкает песенки. Когда замечает, что я стою и слушаю ее вокальные упражнения, сильно смущается и начинает извиняться. Примерно раз в месяц она плачет, то ли от тоски по родине, то ли еще от чего, а потом опять поет и веселится. От женихов у Гули отбоя нет. В отличие от меня и многих моих знакомых модных девушек.

На втором месте по полезности стоит бар. В баре стоит Юра, переживающий от своей худобы. Переживания не мешают ему периодически заводить поклонниц, которые начинают каждый день торчать у барной стойки. Пока Юра на базе, — я более-менее спокойна. Алкоголь и газировку привезут вовремя, гости упадут под стойку довольные и счастливые от виски и взаимопонимания. Тут вдруг Алена еще пришла. Аленкина.

— Хочу, — говорит, — у вас барменом работать.

— Эт-то еще зачем? — изумляемся мы с Юрой.

Действительно, дела у Алены идут, заказов навалом, все из хороших журналов.

— Прикалывает, — медленно и спокойно произносит Алена. — К тому же много лет назад я была барменом. В Еке, в крутом клубе. Могу сказать — отличным барменом. Что-то вот вспомнилось.

От растерянности я беру ее на работу, и в ресторан тут же перемещается екатеринбургская творческая тусовка. Стилисты, художники, фотографы, рекламщики и прочие сумасшедшие персонажи. Один другого живописнее и талантливее.

Алена подходит к вопросу основательно — читает «Библию бармена» и драит бар. В результате мы становимся близкими подругами, и я с удивлением выясняю, что Алена дико умная. С виду и не скажешь. Такого чувства юмора у девушек я еще не встречала. Его не бывает по определению. Алена — исключение, которое позволяет осознать и осмыслить это правило со всей отчетливостью и грустью.

Я знакомлю их с Нелли, и они тут же становятся подругами. Нелли у нас коллекционер звезд, и они просто не могли пройти в этой жизни друг мимо друга.

Перетряхиваю поставщиков. Это значит — сижу в ресторане и почти круглые сутки выслушиваю соблазнительные, заманчивые, невероятные по своей финансовой привлекательности предложения представителей разных компаний. Все они стремительно дают скидки (исключительно из уважения ко мне лично), обещают всевозможные льготные режимы и т. д. Если серьезно, то они отличные. Мне нравится, как они работают, и хочется заключить договора со всеми сразу. Останавливает тот факт, что столько товаров мне не нужно.

Но как продают! Вот бы мне их всех в официанты.

В общем, весь июль и август я тружусь как пчелка, вникаю в тонкости своей новой работы и через пару месяцев я уже нежно люблю свой маленький ресторанчик.

К сентябрю сделали ремонт. Мы с Нелли придумали ярко-оранжевый теплый и уютный интерьер. Поскольку сумма инвестиций была крайне ограниченной, то делали все сами. Я обзвонила друзей, они приехали в воскресенье, взяли в руки кисточки, валики, лопатки, прочую строительную чушь, и в понедельник утром привычный бизнес-ланчевый народ останавливался на пороге в шоке. Все преобразилось кардинальным образом.

Туалет покрасил Гоша. Выглядело это героически! Он молча обнажил торс, надел на голову бумажную пилотку, взял в руки кисть и уединился в сортире. Настоящий художник! Интересно, как это отражает его жизнь?

Туалет, в противовес шоколадно-оранжевому залу, приобрел небесно-морской окрас. Причем, поскольку менять плитку все-таки дорого, то было принято смелое решение — покрасить ее в разные оттенки моря. Получилось круто!

В финале, нанюхавшись «Тиккурилы», мы вытащили на улицу стол и сели пить чай на дороге, шокируя соседей.

В общем, мы прикалывались как могли, хулиганили, и получилось очень красиво, с душой.

Потом мы поменяли название, меню, концепцию, все остальное, и ресторанчик трансформировался в новое заведение. Маленькое уютное кафе. Совершенно другое место. Так мы его и назвали: «Другое место». По-моему, гениально!

Постепенно, поэтапно я сталкиваюсь с объективными трудностями. Первая из них — мало места. Я не могу пригласить дорогого повара с именем, т. к. им не интересен масштаб происходящего. Я не могу организовывать хорошие развлекательные программы, т. к. их не окупить моим количеством посадочных мест. И еще куча всяких других проблем. Никак не могу наладить хорошее обслуживание. Провалы в менеджменте, потому что наняла не того менеджера.

Если абстрагироваться от всего вышеперечисленного и посмотреть правде в глаза, то причина только одна, и она субъективная — мне не хватает опыта, знаний. Профессионализма. Оказывается, ресторанный бизнес все-таки достаточно сложный. Похоже, в этом знакомый народ был прав.

Я барахтаюсь в своем новом деле как щенок, брошенный в воду, а знакомый народ терпеливо ждет результата. Им интересно — утону я или выплыву. Леха, мой партнер, оказался просто фантастическим человеком. Он поддерживает изо всех сил, не перестает верить в меня и только грустно вздыхает, когда приходит очередной день покрытия убытков. Я сама должна всем, кому только можно. В одном месте занимаю, в другое отдаю. Это, безусловно, пагубный путь, и долго так продолжаться не может. Да и Лехино терпение, я думаю, не безгранично.

Антон Горохов — один из моих екатеринбургских друзей, владелец рекламного агентства «GOROHOV & К» — но не в смысле компания, а в смысле Курьян Лена — разрабатывает мне отличный фирменный стиль. Приносит огромную серую папку с завязками и достает оттуда такого же размера гладкие листы, на которых напечатаны разработанные носители — визитки, меню, флаеры, карточки и прочие нужные вещи. Я даже дышать перестаю на некоторое время, — выглядит это нечеловечески красиво.

Мы тут же принимаем работу, печатаем все, что можно, и начинаем рекламную кампанию.

Как только она заканчивается, у нас тут же отсуживают наше великолепное название.

Прорыдавшись, выбрасываем напечатанные материалы и придумываем новое имя своему детищу. Чтобы сохранить хотя бы лого, состоящее из букв «ДМ», решили назваться «Диким Морем». Почему — не спрашивайте, но обсуждалось множество названий, вплоть до «Дикого Мурзика».

Горохов вместе с К. назвал нас идиотами и бесплатно нарисовал растопыренного осьминога, слегка похожего на Медузу горгону. В качестве нового логотипа. После чего я немедленно решила коллекционировать осьминогов. Мне кажется, что коллекционирование осьминогов — это то, чего мне не хватает для полного счастья.

Наверно, по фэн-шуй полезно собирать свои логотипы. Надо у Нелли спросить, она заморочена всякими чакрами, фэн-шуями и икебанами.

Может, это будет способствовать успеху в делах?

Иногда мне становится очень страшно. Вдруг утону.

Периодически я параною, но не очень долго. Долго нельзя, на мне лежит огромная ответственность перед кредиторами, партнерами, сотрудниками… Я не могу их кинуть. Я очень правильная девочка. Девочка-припевочка. Поэтому я опять сжимаю зубки и тупо работаю. Осваиваю просторы ресторанного бизнеса. И уверена в успехе. По-другому быть не может. Мне надо выжить.

Глупая я все-таки женщина.

Нельзя, что ли, просто пожить, как это делают женщины умные? Работать до шести вечера, по вечерам гулять с любимым, ходить в кино, флиртовать с начальством. Не знаю, чем там они еще занимаются? Впрочем, все вышенаписанное чистейшей воды кокетство. Я привыкла пробивать стены и героически преодолевать трудности. Ну и ладно. Я не теряю надежды все-таки поумнеть впоследствии.

По крайней мере, одно я поняла за последние полгода — президентом гигантской корпорации я никогда не буду. Не хочу. Даже и не уговаривайте.

И вообще, я отравилась свободой.

Пять месяцев я искала свой ресторан. Была бесполезным элементом общества, так как ничего не производила сама и не создавала новых рабочих мест для других. Я переживала и волновалась. У меня хронически не было денег на еду и бензин.

Зато я никому ничем не была обязана. Я была полностью безответственным типом. Или типицей. Или типихой. И это было счастье.

Я тусовалась с любимыми друзьями, не пропускала их дней рождений и вообще вела богемно-творческий образ жизни. Было крайне весело.

Правда, надо признать, что я зависела от своего желудка, так что долго так продолжаться не могло. Тем более что я люблю путешествия, экстремальные виды спорта, красивые шмотки и вкусную еду.

Пришлось мне продать свою свободу за деньги. Если следовать весьма распространенной теории, что деньги — это свобода, то я продала одну свободу за другую свободу.

Хотя дело, конечно, не только в деньгах.

Вот такие умные мысли посещают мой воспаленный мозг по редким выходным. В рабочие дни думать о всяких глупостях недосуг.

Пока я колбашусь в ресторане, в личной жизни моей и моих друзей-подруг тоже происходят всякие пертурбации.

Катя снимает квартиру вместе с тем парнем, который ей вроде еще недавно был не сильно нужен, и заводит совместное хозяйство. Не могу сказать, что меня это сильно трогает.

Нелли решает сделать усилие воли и разорвать отношения с Гошей. Просит меня пару месяцев не разговаривать о нем, чтобы она смогла забыть. Мне ее очень жалко. Плачет, маленькая моя. Все равно так лучше. Ну что это за отношения? Он считает себя совершенно свободным, может не звонить и не писать неделями, появляется только тогда, когда считает нужным. Я его не осуждаю, более того, мне кажется, что он себя вел всегда очень честно и лишнего не обещал. Жениться так уж точно. Более того, всегда держал Нельку на расстоянии. Конечно, она ему нравится, прикольная, добрая, необычная, но любви там, наверное, не было. Я не претендую на истину, может, он просто такой закрытый, волк-одиночка, не показывает своих чувств, но вообще-то меня редко обманывают мои ощущения. Жалко, что так все. Или не жалко. Все-таки Вселенная редко совершает ошибки, и значит, так должно быть. Скорей бы Нелька это пережила только. Ей-то от моих рассуждений метафизических не легче.

Со мной тоже все не слава богу в личной жизни. Дима приезжал, поздравлял с открытием ресторана, извинялся за происшедшую ссору, правда через Нелли, но для него и это прорыв. Все это не имеет большого значения. С ним закончено. Никого другого в поле зрения нет. Наверное, в первый раз я совсем-совсем одна. Раньше всегда кто-нибудь был. Мой парень, условно мой парень, но все-таки был человек, с которым можно было поговорить, о котором можно было думать, заботиться.

Мне плохо. Я хочу любви. Большой. Сумасшедшей. Взаимной. Где мой инопланетянин?! Я не могу больше так жить. Днем и вечером я работаю. Работа мое спасение. Опять, уже в который раз я в нее убегаю от своих проблем.

Но ночью, когда я еду с работы, и утром, на обратном пути, я плачу. Я стою на светофоре, смотрю на мужчин в соседних машинах и думаю: «Почему вы не видите меня? Что со мной не так?» Мне хочется, чтобы они повернулись, увидели слезы в моих глазах и поняли, что рядом с ними маленький хрупкий человек, который ждет свою судьбу и не может дождаться. Чтобы один из них, самый замечательный — сильный, мужественный, умный и нежный, понял меня, полюбил, пожалел и остался со мной на всю жизнь. Если кто-то из них, стоя на светофоре, поворачивается в мою сторону, я отвожу взгляд. Не хочу, чтобы они видели слезы в моих глазах. Не верю ни во что.

Однажды утром, стоя под душем, я вспоминаю про бога. Я прошу его помочь мне. Взамен обещаю никогда не зазнаваться, не делать подлостей, не считать себя лучше других. Это в первый раз со мной. Наверное, я в первый раз всерьез не знаю, что мне делать, и не верю в свои собственные силы. Может, так надо, бог его знает.

Пристаю к партнеру и другим друзьям с вопросом, что со мной не так. Никто не знает.

Гоша пишет однажды: «Хватит параноить!» Завязывается переписка.

— Не могу, мне плохо.

— Что случилось, ресурсы закончились? Пиши официальное письмо.

— В жопу письмо. Хочу любить и быть любимой.

— М-да. Похоже, ты попала под разлагающее воздействие землян. Я подниму этот вопрос на ежегодном совете.

— Ага. Скажи им, чтобы или забрали меня отсюда, или прислали кого-нибудь, с кем я могу на одном языке разговаривать. А то я весь их совет разнесу.

— Спокойно, мать. Время на подготовку нужно. Поиск, маскировка, переброска.

— Вот и отлично. Пусть ищут и перебрасывают. Маскировать сильно не обязательно. Предпочитаю грубые формы.

— Заметано.

Я веселюсь, мне становится полегче. Подруги мне говорят примерно то же. Чего ты паникуешь, просто ты еще не встретила своего, того самого. Приводят примеры чудесных лав стори. Фу. Надоело даже слушать, не помогают мне чужие примеры.

Работа вот только помогает. В начале сентября у меня день рождения, который хочу совместить с презентацией заведения для друзей. Для меня день рождения — главный праздник. Так меня с детства приучили. Это было святое. Мы скорее Новый год бы не справили, чем день рождения кого-нибудь из нашей семьи. И действительно, ведь если бы не это событие много лет назад, то меня бы не было на свете. Может, кому-то на это плевать, и в планетарном масштабе это не трагедия, но лично мне бы очень не хотелось, чтобы меня не родили.

Поэтому готовлюсь. Надоели мне столы, тосты и хвалебные речи. Хочу сделать праздник для друзей. Будет фуршет, стриптиз, танцы с огнями и дискотека. Вот за что я благодарна больше всего своей бывшей работе, так это за то количество друзей, которое у меня есть. Я думаю, что это мое самое главное жизненное богатство. Я жить без них не могу и не хочу. Как только их в кафе поместить? Непонятно. Ладно, все продвинутые, сядут друг другу на коленки.

В день рождения с утра звонит Нелли.

— Поздравляю тебя, моя дорогая. — Говорит кучу приятных слов.

— Спасибо большущее, скажи, как ты? Настроение?

— Я сегодня самый счастливый человек.

— Да ладно! Рассказывай.

— Я беременна.

Я падаю в моральный обморок и некоторое время там лежу. Нелли терпеливо ждет, пока я приду в себя.

— Гоша знает?

— Знает.

— И?

— В шоке.

Ну и новость. Ну что ж, ребенок — это главнее всего. Молодец, Нелли. Естественно, никакие способы избавления от ребенка не обсуждаются. Если Гоша не будет помогать, поможем мы. У Нелли много настоящих подруг. Не пропадем. Нелли будет лучшей мамой в мире.

Я плавно погружаюсь в грусть. Мне завидно, я хочу ребенка. Всегда хотела. Уму непостижимо, сколько я для этого усилий приложила, когда была замужем. Все-таки бог, если он есть, весьма странная личность. Чем, интересно, он руководствуется в своих действиях?

Ну почему я должна была узнать об этом сегодня, в день рождения? Мне надо гостей встречать, а не плакать.

День рождения прошел отлично. Все пришли в сумасшедших нарядах. Нелли с ошеломленным Гошей пришли одетые чертями, сидели рядышком и периодически синхронно вертели хвостатыми задами.

Я купила белоснежное вечернее платье, расшитое черными блестящими стразами, и белоснежные туфли на каблуках. Выглядела я во всем этом сногсшибательно. Довершила наряд коричневая замшевая кобура «Мисс Сиксти», которую принес и подарил мне мой друг Антон.

Девочки, танцующие с огнем, всех зачаровали, восхитили, потом примчались парни-стриптизеры, ловко разделись сами и раздели половину девчонок на глазах у изумленных мужей.

Серега Ли долго ругал наши микрофоны, но все-таки спел. Лично для меня. Сбылась одна из моих мечт.

Я все-таки, как это, в общем, и бывает в день рождения любого вменяемого человека, выслушала о себе огромное множество прекрасных, удивительной красоты слов. Очередной раз изумилась. Никогда не могу поверить, что это все про меня. Иногда, после очередной именинной феерии я лежу в постели, свернувшись калачиком и плачу. Мне кажется, что это все огромное надувательство, что я каким-то образом умудрилась всех обмануть, обвести вокруг пальца. Что очень скоро они это поймут и сильно разочаруются во мне. В этом же году праздник растянулся до утра, я устала и, не успев попараноить, уснула.

В общем, жизнь удалась. Частично.

Мои ненормальные друзья Алена и Виктор подарили мне прыжок с парашюта. С парашютом то есть. И через неделю после дня рождения мне пришлось это сделать. Добровольно выпрыгнуть из летящего самолета.

А поскольку выпрыгнула я непосредственно в тучу с градом, то теперь похожа на девушку, съевшую ведро клубники. Девушка в мелкий горошек… Это могло бы быть красивым, если бы не выглядело так странно — миллион крошечных синячков на руках, ногах, шее. А на лице их нет, лицо закрыл руками мой инструктор. Сама я не догадалась это сделать, почему, не помню. Может быть, я думала, что так и должно быть. Или что мне все это кажется с перепугу.

Но, скорее всего, я ничего не думала. Мои мозги остались где-то там, в самолете. Унеслись дальше, параллельно поверхности земли, на высоте четырех тысяч метров. А я, безмозглая, начала свое падение в сторону родной планеты. Со скоростью двести километров в час. По формуле E = mc², если я не ошибаюсь.

Вообще-то раньше прыгать я не имела ни малейших намерений. Никогда. У меня была весьма категоричная позиция, и все уговоры меня моими друзьями я зарубала на корню. Во-первых, мне на всю жизнь хватило трех прыжков с тарзанки. Во-вторых, я высоты боюсь с детства. Даже на балконы, которые расположены выше второго этажа, стараюсь не выходить.

Поэтому это была с их стороны невыносимая хитрость. Я вежливо попыталась от подарка отказаться, однако пьяные персонажи навалились на меня с таким горячим энтузиазмом, что я неосторожно пообещала поехать вместе со всеми в неведомые Борки. Буквально в следующие выходные. Обещая, я думала: вдруг забудут.

Не забыли, заразы, и ближе к выходным мой маленький красивенький телефончик раскалился от звонков невменяемых, но горячо любимых друзей, которые уже частично добрались до этих самых Борков и даже успели попрыгать с неба.

В звонках содержались эмоциональные призывы к яркой и страстной жизни, настойчивые требования выполнить обещание, грубые манипуляции, связанные с потерей уважения ко мне лично, и прочий словесный мусор.

Я лихорадочно пыталась придумать повод не ехать. Моих друзей на мякине не проведешь. Какой-нибудь двухсторонний бронхит или, хуже того, загруженность по работе веским обоснованием для отказа не являются. Продвинутые все больно. Они знают, что все проблемы решаемы, а болеем мы от хитрости. Чтобы с парашюта не прыгать, например. То есть с парашютом.

В день моего гипотетического отъезда количество звонков достигло апогея. Причем голоса в трубке становились час от часу все более веселыми. Думаю, что это связано в первую очередь с увеличением содержания алкоголя в их крови.

И в субботу, в десять часов вечера, так и не придумав качественной отговорки, я выехала в неведомые мне Борки. Заручившись, впрочем, горячими заверениями, что у меня по-прежнему остается выбор и что программа моего пребывания легко может ограничиться шашлыками, купанием в Волге и поглощением продукции пивоваренных заводов.

Свобода выбора придала мне некоторую легкость, и я, уже в ночи, быстренько доехала до места назначения.

Меня жестоко обманули. Не было у меня никакого выбора. Я поняла это через десять минут после приезда. Там, в Борках, все пронизано небом и парашютами. Там дух, контекст. Там все дышат, думают, едят, пьют, разговаривают, живут только с одной целью — дожить до завтра и выпрыгнуть из гудящего самолета в небо. Там каждый кусочек мяса на мангале мечтает о том, чтобы его съел парашютист. Там машинки самых разных марок терпеливо ждут своих летучих водителей, повязав в знак понимания на зеркала голубые ленточки с надписью «Только небо»… Там гаишники не штрафуют, узнав, что я еду прыгать в первый раз. Там незнакомые люди из соседней, дружественной шашлычной компании, узнав, что я новичок, улыбаются и показывают мне большие пальцы. Там симпатичный инструктор, шагающий в темноте мимо нашего стола, подсаживается ко мне, начинающей уже осознавать степень своего попадания, и, глядя в мои круглые и несчастные от страха глаза, с нечеловеческой теплотой говорит:

— Ничего не бойся. Завтра ты попадешь в мои надежные руки.

Подумав немного и приглядевшись ко мне, многозначительно добавляет:

— Хотя лучше бы сегодня.

В общем, потусовавшись, я поняла, что назад дороги нет, и, поплавав с друзьями в Волге, от горя легла спать. В аэродромной гостинице.

Не помню, что я видела во сне. Наверное, свой собственный ужас, в виде каких-нибудь дурацких ехидных мурашек с зубами.

Утром солнце светило нам в полную силу, а в баре сварили гречневую кашу на молоке. Как в детстве. Я старательно обращала внимание на разные несущественные детали, стараясь не думать о всяких там самолетах-парашютах. На отколотую плитку в душе. На шоколадки в баре. На ковровые дорожки в коридоре. На травку, растущую у подъезда гостиницы. Такая внимательная стала. Хотя обычно я вообще ничего не вижу, кроме людей. Да и то не всех. На то, что окружающие одеты в летные комбинезоны, я предпочла внимания не обращать.

Поев, повеселев и смирившись с действительностью, я вместе с друзьями отправилась на летное поле, где тут же и попала в обещанные руки вчерашнего симпатичного ночного инструктора по имени Володя. Володя стремительно подтащил меня к другому инструктору, не менее симпатичному, со словами:

— Вот тебе новенький «перворазник», для тандема. — И строго поглядев на меня, добавил: — Я нашел тебе лучшего тандемщика!

Тандемщиком оказался активно анонсируемый накануне Володей инструктор, по имени опять же Дима, в руках которого с этого момента и оказалась моя драгоценная жизнь. От страха я тут же привязалась к нему как собачонка. Был бы у меня хвост, я бы им завиляла.

— Жди! — многозначительно сказал мне мой Дима. — Сейчас у меня во-он тот парень, — он абстрактно махнул рукой в сторону, — а потом ты!

Я жалобно проследила за его рукой и отползла на здоровенный резиновый матрас, который тем временем надули и бросили на траву мои друзья.

Там я, нарушая законы мироздания, расфокусировала свой взгляд и стала одним глазом смотреть на небо, самолеты и людей, падающих с того и другого одновременно, а вторым глазом наблюдать за Димой.

На матрасе мы долго лежали, болтали и разглядывали летящих по небу личностей. Виктор, Мадина, Сема и разные другие персонажи периодически исчезали с матраса, словно под землю проваливались, и появлялись через двадцать-тридцать минут с прямо противоположной земле стороны, счастливые и удовлетворенные жизнью.

Дима мой тем временем полез целоваться к какой-то девушке, что меня несколько возмутило. Нормально, нет? Мне с ним в тандеме с четырех километров прыгать, а он с девушками целуется.

В общем, жизнь моя протекала нескучно. Несмотря на страх, мне было весело. А чего грустить? Солнце светит. Красивые парашюты-крылья в небе играют всеми красками, народ на поле дружелюбен чрезвычайно, собака какая-то дурацкая бегает и жизнерадостно жрет все, вплоть до арбузных корок. Вообще по контексту очень похоже на горнолыжную базу. Тусовка, атмосфера, бар, общность интересов. Так же все друг друга знают. Только здесь, мне кажется, еще больше солидарности. И меньше пьют. Наверное, оттого, что вид спорта более экстремальный.

Через несколько часов ко мне подошел мой Дима-инструктор в рыжей майке, дал мокрый синий комбинезон и сказал:

— Надевай и подходи ко мне на «манифест».

Манифестом называется домик, где все подписывают бумагу о том, что они прыгают с неба сами, добровольно, осознавая всю степень опасности, и в случае своей нечаянной гибели, претензий клубу предъявлять не будут.

Я задрожала всем телом, надела комбинезон и пошла подписывать этот страшный документ.

Дима мой выдал мне смешные очочки и шлемик, мы пошли на поле, легли на расстеленный баннер, и я стала старательно изгибаться, как червяк, по примеру моего инструктора. Изгибаться таким образом мне надлежало в воздухе, после выпрыгивания из самолета.

Действие это называлось инструктаж.

Вообще, все вдруг завертелось со скоростью света. Или это у меня в голове все смешалось, и время начало течь произвольно, а не так, как ему предписано стрелками часов. Поэтому дальнейшее слито в моей голове в один моноблок, из которого я с трудом выделяю разные фрагменты.

Например, такой фрагмент.

Мы стоим шеренгой на поле, я, мой инструктор Дима, мой оператор Алексей, мой друг Виктор (с ударением на втором слоге) и еще человек двадцать парашютистов, которых я вижу весьма смутно. Вдоль шеренги к нашему краю двигается вчерашний ночной инструктор, останавливаясь возле каждого на несколько секунд. Дима выдает мне очередной инструктаж.

— Когда инструктор остановится напротив тебя, ты должна очень громко произнести свое имя и фамилию и слова «к прыжку готова». Поняла?

Я молча киваю. Я вообще последние полчаса непривычно мало разговариваю, только улыбаюсь. Иногда смеюсь. По привычке.

Инструктор добирается до Димы, и тот орет на все поле:

— Дюмин Дмитрий к прыжку готов!

Володя довольно кивает, осматривает амуницию и делает шаг вправо, после чего оказывается напротив меня.

Димка толкает меня локтем в бок и говорит:

— Громче.

Я уже набираю воздуха в легкие, и тут до меня доходит, что, кроме него, никто, собственно, не орал. Разводят, негодяи! Тут меня опять разбирает смех. Орать я отказываюсь.

Володя строго сводит брови и спрашивает:

— Курсант, к прыжку готова?

— Готова.

— Тогда контрольный вопрос. Сколько пуль в револьвере у майора Штейна?

— Шесть, — отвечаю я, не задумываясь.

— Ответ правильный, к прыжку готова, — резюмирует Володя, и мы всей шеренгой топаем в самолет.

Посидев несколько минут в этом гудящем самолете, мы выходим и идем в другой.

В новом самолете все усаживаются на пол, как картошка. Дима пристегивает меня к себе, и мы вдвоем садимся на единственное нормальное место, размером с полтабуретки.

Смотреть сверху на всех остальных прикольно. Скайдайверы сели правильными рядками, между ног друг у друга, лицом к выходу, и на полу нет ни одного свободного сантиметра.

Впрочем, выходом называть эту дыру, наверное, некорректно, так как люди через нее не выходят, а вылетают. Тогда это вылет. Или выпад. В зависимости от мировоззрения.

Мы взлетаем. В иллюминаторе появляются облака. Мне становится все страшнее, и в какой-то момент начинает просто колбасить. До сих пор я храбрилась. Смеялась, шутила, была просто маленьким героем. А сейчас все слетело, как шелуха. Мне очень-очень страшно. Я повернулась к Диме и говорю:

— Дима, я очень-очень боюсь.

Голос дрожит.

— Наташка, ничего не бойся. Я все сделаю правильно. Ты крепко пристегнута, все будет хорошо, малыш.

Он говорит еще какие-то теплые слова, и на несколько минут мне становится немного легче.

Через некоторое время все началось сначала, и я расплакалась. Сижу реву. Ну зачем, думаю, я опять ввязалась в какую-то авантюру. Себя жалко. Страшно. Не прыгать не могу. У меня характер, будь он неладен.

Тут народ самолетный увидел мои слезы. Сидят, смеются, большие пальцы показывают, поддерживают всякими невербальными методами. Вербальными, наверное, тоже, только не слышно. Шумно, моторы гудят. Видно только, что все губами шевелят. Как рыбы. Воздушные рыбы. Девушка, сидящая около моей левой ноги, сумела все-таки сквозь шум со мной поболтать. Я отвлеклась, и мне опять стало легче.

А затем вдруг открылась дверь выпада-вылета и народ начал стремительно исчезать.

Мы с Димкой подошли к двери, посмотрели на облака и выпрыгнули. Сразу. Я предпочла не тормозить.

Этот миг я никогда не забуду. Все мои внутренности сместились куда-то в другую реальность и исчезли. Никаких кишок, желудков и глупых мыслей не осталось в этом мире. Остались только гибкое тело и чистые ощущения. Да еще Дима в качестве ангела-хранителя. Впрочем, его не видно. Я вспомнила Димкины инструкции, и все сделала правильно.

Через некоторое время я поняла, что меня пронизывают миллионы острых маленьких предметов. Еще через некоторое время я догадалась, что мне больно. В следующий промежуток времени откуда-то появились руки в перчатках и закрыли мне лицо, оставив свободными только глаза в очках. Потом я обнаружила напротив своего лица лицо оператора. Он строил мне рожи, надувал щеки воздушным потоком и махал руками. Смешно. Мы все летели целую вечность. Потом мы с Димой остановились, а оператор наш стремительно улетел вниз.

Оказывается, это открылся наш замечательный парашют. Стало тихо, и появилась возможность разговаривать. В этот момент я вдруг обнаружила, что почти все это время орала и мне стало смешно.

Еще одну полноценную вечность мы спускались вниз на парашюте. Вся земля была перед нами как на ладошке, и меня это очень тронуло. Маленькая, беззащитная и очень красивая. Я повернулась к своему инструктору и сказала:

— Может быть, я инопланетянка, не знаю точно, но я очень люблю эту планету.

Вероятно, он подумал, что я с приветом. Не исключено, впрочем, что он об этом еще раньше подумал.

Ну что я могу поделать.

Мы увидели леса, поля, реки, маленькие, словно игрушечные, самолетики и машинки.

Потом, немного позже мы пролетели над Аленкой, которая махала нам руками, и приземлились на поле.

Дима меня отстегнул и показал пальцем на оператора, который ждал нас с камерой наизготовку.

— Что тебе больше понравилось, свободное падение или с парашютом? — спросил кто-то из них.

Я не стала отвечать, просто стояла и молча улыбалась.

— Просто лучшая на планете пассажирка, — сказал Дима оператору.

Я обрадовалась, но опять промолчала. Может быть, он это всем говорит, я не знаю. Не важно. Я поверила.

Затем я немножко покричала, попрыгала, поцеловала обоих парней, упала на траву и начала потихоньку приходить в себя. Жаль. Не в себе лучше. Веселее. Правда, полноценным членом общества вряд ли кто-нибудь сочтет.

Потом я посмотрела на себя в записи, обрадовалась, что такая симпатичная, сняла комбинезон, получила из рук своего инструктора диплом, прижала его к сердцу (не инструктора, к сожалению, диплом), обнаружила на себе множество горошинок от града, всем похвасталась ими, поела с друзьями в баре, проделала еще множество всяких телодвижений.

Все было вроде бы таким же, как утром, но совершенно иным. Все мои действия были наполнены новым смыслом. И сама я была немного другая. В глаза словно фильтр какой-то инсталлировался, и я все видела сквозь призму произошедшего события.

Я прыгнула с парашюта!!! Тьфу. С парашютом то есть.

Это серьезная перемена в жизни.

Между прочим, через десять минут после прыжка мне пришла в голову мысль, что я хочу прыгнуть еще. И с тех пор она ее не покидала.

Когда я ехала домой, скайдайвер — случайный попутчик Вася — привязал на зеркало моей машинки голубую ленточку с надписью «Только небо».

Значит, теперь я тоже скайдайвер.