Апокалипсис Нонетот, или Первый среди сиквелов

Глава 14 Хроностража

Региональный офис Хроностражи помещался в старом здании ТИПА, где я служила в литтективах. Это было большое, типично немецкое, «без глупостей», сооружение, явно знававшее лучшие дни. Мы с Лондэном вошли в бывший главный конференц-зал, Пятница шаркал следом, засунув руки по локоть в карманы и покачивая головой в такт ритму из плеера. Разумеется, поскольку это была Хроностража, список присутствующих, составленный по анкетам, которые мы заполнили в конце вечера, уже имелся, и это вполне работало, пока стоявшая перед нами пара с прыщеватым дитятей не обнаружила, что их нет в списке.

— Ой, — извиняющимся тоном воскликнула девушка за регистрационной стойкой. — Похоже, вы не остались до конца семинара, поэтому мы не смогли включить вас в регистрационный процесс. Вам придется прийти на следующую презентацию через шесть месяцев.

Отец семейства почесал в затылке, начал что-то говорить, передумал и отбыл, препираясь с женой.

— Мистер и миссис Парк-Лейн-Нонетот и их сын Пятница, — сказала я девушке.

Та отчаянно заморгала, взглянула на Пятницу, застенчиво улыбнулась, а потом встала и совершенно неприлично затараторила:

— Мистер Нонетот… Пятница… как поживаете? Я мечтала снова познакомиться с вами впервые. Можно, я пожму вам руку и поздравлю с…

Она осеклась, сообразив, что забежала чуть-чуть вперед и выставляет себя идиоткой, поэтому смущенно закашлялась, машинально расправила юбку и снова села.

— Извините. Добро пожаловать на презентацию. Вот ваш бедж и информационный пакет. Если вы соблаговолите пройти внутрь, мистер Искривленс скоро к вам присоединится.

Мы послушно заняли свои места, и Пятница сгорбился, всем своим видом показывая: «Мне все до фени». Я велела ему сесть прямо, и это ему не понравилось, тем не менее он послушался.

— Что мы здесь делаем? — спросил он утомленно. — И почему Временная промышленность? Как насчет сантехники или чего-нибудь еще?

— Потому что твой дедушка служил в Хроностраже.

— Ага, — пробурчал он, — и посмотри, что с ним стало.

Мы с Лондэном переглянулись. Пятница был прав. Кончить тем, что вовсе не родиться на свет, не самый замечательный финал многообещающей карьеры.

— Итак! — произнес моложавый человек в бледно-голубом мундире Хроностражи, до сих пор помогавший выпровождать из комнаты предыдущую группу. — Я капитан Темпор Искривленс, руководитель отдела по набору персонала Хроностражи. Я приглашаю вас всех на профконференцию и надеюсь, что этот короткий разговор каким-то образом приблизит вас к пониманию того, чем мы занимались. Занимаемся. Будем заниматься. Как бы то ни было, у меня двойственная цель: во-вторых, продемонстрировать присутствующим здесь молодым людям, что карьера во Временной промышленности открывает по-настоящему захватывающие перспективы, и, во-первых, приподнять завесу над темпоральной отраслью и развеять несколько расхожих мифов и неверных толкований. Как я собираюсь сказать, сказал или сказал бы, меня зовут Темпор Искривленс, и я умер шестнадцатого марта три тысячи двести девяносто первого года. Мне двадцать три года по личному времени, семьсот двадцать шесть по истекшему рабочему времени, и вы встречаете меня двадцать семь процентов моей жизни.

Он улыбнулся, не понимая, что его речь практически бессмысленна. Я-то привычная, но остальные слушатели, судя по тому, как они чесали в затылке и переглядывались, явно нет. Темпор взял в руки твердый жезл из желтого пластика длиной фута три и толщиной два дюйма, закругленный с обоих концов.

— Кто-нибудь знает, что это такое? — спросил он.

Ответом ему была тишина, поэтому он передал объект ближайшему семейству и велел им передавать его дальше.

— Любой, кто догадается, получит приз.

Первое семейство пожало плечами и передало предмет нам, Пятница бросил на него самый поверхностный взгляд и передал дальше.

— Да, сэр? — отозвался Темпор, указывая на человека в переднем ряду, рядом с которым сидели болезненно тощая супруга и двое близнецов, по виду зубрилки.

— Я? — смущенно переспросил мужчина.

— Да. Насколько я понимаю, у вас есть вопрос? Извините, мне следовало объяснить. Для экономии времени я решил спросить вас прежде, чем вы на самом деле подняли руку.

— Во как! — Мужчина пожал плечами. — Я все гадал: коль скоро нам сказали, что это единственный день открытых дверей за шесть месяцев, откуда же взялась предыдущая партия, выходившая из дверей, и почему они с таким любопытством на нас смотрели?

— Ну так это же вы сами, дорогие мои! Дабы не тратить ваше драгоценное время, эта встреча не занимает времени вовсе. Вы уходите ровно в тот же момент, когда и приходите, только через другую дверь, чтобы не столкнуться с самими собой.

Как только он это произнес, по маленькой группе прокатился щебет понимания и удивления. Я в прошлом имела дело с Хроностражей, поэтому дешевые салонные трюки подобного типа меня не впечатляли, но для многих присутствующих, с чьей точки зрения время неизменно, это было нечто новое и восхитительное. Искривленс вел это представление уже много лет и знал, как завладеть вниманием аудитории.

— Время — странная штука, — сказал Темпор, — очень странная. Оно страннее почти всего, о чем можно подумать. То, что вы считаете обычной поступью времени — следствие, весьма необычно поспевающее за причиной, и так далее, — в действительности полезная иллюзия, вызываемая у вас законами физики, настолько милосердными, что мы считаем их на самом деле придуманными Чем-то Ужасно Дружелюбным. Если бы не время, все происходило бы одновременно и существование сделалось бы утомительно неистовым и закончилось бы очень быстро. Но прежде чем мы углубимся во все это, поднимите руки те, кто действительно обдумывает карьеру во времени.

Поднялось очень много рук, но Пятницыной среди них не оказалось. Я заметила, что Искривленс пристально смотрел в нашу сторону, задавая вопрос, и непреклонность Пятницы его расстроила.

— Да, мисс, у вас вопрос?

Он указал на юную девушку с обеспеченными по виду родителями, сидевшими в заднем ряду.

— Откуда вы знали, что я собираюсь задать вопрос?

— Таков был ваш вопрос, верно?

— Э… да.

— Потому что вы его уже задали?

— Я не задавала.

— На самом деле задавали. Все, что составляет так называемое настоящее, в действительности далекое прошлое. Истинное настоящее лежит в том, что вы рассматриваете как очень отдаленное будущее. Все это происходило давным-давно и записано в Стандартной Исторической Линии, поэтому мы знаем, что произойдет, и способны увидеть, когда происходит то, чему не положено. Вы, и я, и все в этой комнате на деле древняя история, но, если это угнетает вас, позвольте заверить: это и есть самые настоящие старые добрые времена. Да, мэм?

Сидевшая рядом с нами женщина, разумеется, еще не подняла руку, но явно подумывала об этом.

— Так как же это возможно — перемещаться сквозь время?

— Сила, что толкает поток времени вперед, — это прошлое, пытающееся догнать будущее, дабы достичь равновесия. Представьте себе это в виде волны: там, где прошлое начинает перехлестывать через будущее, и есть настоящее. В этот момент темпоральной нестабильности образуется воронка — «труба» на жаргоне серферов, — проходящая перпендикулярно стреле времени, но ведущая ко всему, что когда-либо случилось или случится. Разумеется, это очень упрощенно, но при наличии определенных навыков, тренировки, реально хорошего снаряжения и доли таланта можно научиться ездить на трубе, когда она прокатывается сквозь ткань пространства-времени. Да, сэр?

Парнишка в переднем ряду задавал вопрос следующим.

— Как можно скользить по временной волне, находящейся через миллиарды лет в будущем?

— Потому что она не там. Она везде, одновременно. Время — оно как река, с истоком, руслом и устьем, существующими в одно и то же время.

Пятница повернулся ко мне и сказал весьма отчетливым шепотом:

— Долго еще?

— Молчи и слушай внимательно.

Он возвел очи к небу, демонстративно вздохнул и ссутулился еще больше. Искривленс продолжал вещать:

— Временная промышленность принимает сотрудников вне зависимости от пола, расы и так далее, у нас есть свой профсоюз, «Объединенные труженики времени», а схема оплаты предусматривает надбавки за сверхурочные и премии. Рабочая неделя сорок часов, но в каждом часе всего пятьдесят две минуты. Отпуск в любом времени по выбору является служебной льготой и предоставляется спустя десять лет выслуги. А также, дабы сделать профессию реально привлекательной, мы дарим каждому новобранцу плеер и ваучеры на покупку десяти CD его любимой…

Он умолк, потому что Пятница поднял руку. Мы заметили, что прочие представители Хроностражи вытаращились на нашего отпрыска в тупом изумлении. Причина оставалась не вполне очевидной, пока до меня внезапно не дошло: Искривленс не знал, что Пятница собирается задать вопрос.

— Вы… хотите что-то спросить?

— Хочу. Вопрос таков: скажите мне, о чем я собираюсь спросить?

Искривленс нервно хохотнул и обвел аудиторию неуверенным взглядом. Потом брякнул наудачу:

— Вы… хотите спросить, где туалет?

— Нет. Я хотел узнать, являются ли все наши действия предопределенными.

Искривленс издал еще один пронзительный нервный смешок. Пятница обладал врожденным даром, и они все это знали. Беда в том, что, по-моему, Пятница тоже об этом знал, но не придавал этому значения.

— Хорошее замечание, и, как вы только что продемонстрировали, это совсем не так. Ваш вопрос является так называемым свободным радикалом, аномальным событием, существующим независимо от Стандартной Исторической Линии, или СИЛ. В целом СИЛ следует повиноваться, но время также обладает досадной склонностью к непредсказуемым изгибам. Как реки, время начинается и заканчивается в относительно постоянных местах. Определенные события склонны оставаться неизменными, наподобие заторов и порогов. Однако на плоской темпоральной равнине поток времени может блуждать весьма ощутимо, и, когда он движется в опасную сторону, наша задача — изменить что-то в событийном прошлом, дабы вернуть поток времени обратно в русло. Это как навигация в открытом море, только корабль остается неподвижным, а вы направляете шторм.

Искривленс снова улыбнулся.

— Но я забегаю вперед. Предупреждение апокалипсиса — всего лишь одна из наших компетенций. На спонтанно открывающиеся пятна плохого времени надо накладывать заплатки, хронокражи — настоящий бич седьмого тысячелетия, а восстановление полностью стертых в результате темпорального шторма Средних веков требует изрядных усилий, и…

Он прервал свою речь, потому что Пятница необъяснимо снова поднял руку.

— Почему вы не рассказываете нам о другой стороне медали? — мрачным голосом спросил мой сын из-за завесы волос. — О сращении времени, о течах в гравитационных костюмах, из-за которых курсанты становятся толщиной в молекулу?

— Вот поэтому-то мы здесь, — объяснил Искривленс, пытаясь свести все к шутке, — чтобы прояснить неверно истолкованные мелочи, которые вы могли слышать. Я не стану убеждать вас, что аварий не бывает, но, как и в любой отрасли, мы очень серьезно относимся к технике безопасности.

— Сынок, — сказала я, кладя ладонь ему на плечо, — послушай сначала, что он скажет.

Пятница повернулся ко мне и развел в стороны свои длинные волосы, так что я увидела его глаза. Они были умные, ясные и испуганные.

— Мам, ты рассказывала мне о несчастных случаях — о папином устранении и о Филберте Орешеке. Почему ты хочешь, чтобы я работал на контору, оставляющую своих работников умирать, не существовать или стареть раньше времени?

Он встал и направился к выходу, а мы последовали за ним, в то время как Искривленс пытался продолжать речь, хотя и явно разваливающуюся. Но когда мы хотели выйти, дорогу нам заступил оперативник Хроностражи.

— Думаю, вам следует остаться и дослушать презентацию, — сказал он, обращаясь к Пятнице, но тот посоветовал ему заткнуться.

Хроностраж обиделся и попытался его схватить, но я оказалась проворнее, поймала стража за запястье, рывком развернула его и уложила на пол с заломленной рукой.

— Ма-а-ам! — прорычал Пятница, более смущенный, нежели взбешенный. — Обязательно надо было? Люди же смотрят!

— Простите, — сказала я, отпуская стража.

Искривленс извинился перед публикой и подошел к нам выяснить, что происходит.

— Если мы хотим уйти, мы уходим, — прогремел Лондэн.

— Конечно! — согласился Искривленс, движением головы велев стражу убраться. — Вы можете уйти, когда захотите.

Он взглянул на меня: он знал, как важно официально ввести Пятницу в ряды Хроностражи, и знал, что я тоже об этом знаю.

— Но прежде чем вы уйдете, я хочу, чтобы ты, Пятница, знал: мы были бы очень рады, если бы ты поступил во Временную промышленность. Никаких минимальных академических успеваемостей, никаких вступительных экзаменов. Это безоговорочное предложение — первое в нашей практике.

— А что заставляет вас думать, что я сделаю какие-то успехи в этой области?

— Ты способен задавать вопросы, не записанные в СИЛ. Думаешь, кто-нибудь еще так может?

Сын пожал плечами.

— Я не заинтересован.

— Я просто прошу тебя остаться и послушать, что мы хотим сказать.

— Я не заинтересован! — ответил Пятница более убедительно.

— Послушай… — Искривленс воровато оглянулся и понизил голос: — Это неофициально, но я перекинулся парой слов с Уэйном Скунсом, и он согласился дать тебе сыграть гитарное соло во второй теме на «Надуем Долли».

— Поздно, — ответил Пятница, — он уже записан.

Искривленс уставился на него.

— Да — тобой.

— Я никогда ничего подобного не делал!

— Не делал, но мог бы. А поскольку такая вероятность существует, ты это сделал. Станешь ли ты действительно это делать, зависит от тебя, но в любом случае в этом ты можешь на нас рассчитывать. Это в любом случае твое соло. Твое имя уже стоит в аннотации на вкладыше.

Пятница посмотрел на Искривленса, потом на меня. Я знала, как он любит «Урановую козу», и Искривленс тоже знал. В конце концов, в его распоряжении имелось личное дело Пятницы за все годы службы. Но Пятница не был заинтересован. Он не любил, когда его подталкивали, улещивали, запугивали или подкупали. Я не могла его винить — сама подобное ненавидела, а он все-таки мой сын.

— Думаете, меня можно купить? — бросил он наконец и вышел, ни сказав больше ни слова.

— Я догоню вас, — крикнула я им с Лондэном вслед.

Когда распашные двери с грохотом захлопнулись за ними, Искривленс обратился ко мне:

— Надо ли подчеркивать, как важно, чтобы Пятница как можно скорее поступил в Хроностражу? Он должен был подписать контракт еще три года назад и сейчас уже рассекать в потоке времени.

— Возможно, вам придется подождать еще немного, Темпор.

— В том-то и дело, — отозвался он, — что времени у нас мало.

— Я думала, в вашем распоряжении все время, сколько его есть.

Он взял меня под руку и отвел в уголок.

— Четверг… Можно называть вас Четверг?.. Мы столкнулись с серьезным кризисом во Временной промышленности, и, насколько я знаю, руководство Пятницы в нескольких триллионах кризис-циклов отсюда — единственное, на что мы можем рассчитывать. Его грубость на этом конце времени означает, что его рабочий стол на другом конце пуст.

— Но во времени всегда кризис, Темпор.

— Не такой. Это не кризис во времени — это кризис самого времени. Мы раздвигали границы времени вперед на протяжении триллионов и триллионов лет и чуть больше чем через четыре дня достигнем… Конца Времен.

— И это плохо, да?

Темпор рассмеялся.

— Разумеется, нет! Время должно где-то заканчиваться. Но проблема с самим механизмом, контролирующим то, как мы носились вокруг «здесь и сейчас» большую часть вечности.

— Что за проблема?

Он посмотрел направо и налево и понизил голос:

— Путешествия во времени еще не изобрели! А когда вся многомерная Вселенная, превратившись в гигантский шар перегретого газа, сожмется в точку размером с одну триллионную триллионной нейтрона, маловероятно, что изобретут вообще.

— Погодите, погодите… — сказала я, пытаясь уместить в голове последний кусок информации. — Во всей этой затее с путешествиями во времени очень мало логики, но у вас должны быть машины, обеспечивающие вам возможность перемещаться сквозь время.

— Конечно, но мы понятия не имеем, как они работают, кто их построил и когда. У нас вся отрасль работала на том, что мы называем «ретродефицитной технологией». Мы использовали технологию сейчас, исходя из предположения, что она будет изобретена в будущем. То же самое мы делали с гравиметро в пятидесятых и с микрочипами десять лет назад — ни то ни другое не будет изобретено на протяжении более десяти тысяч лет, но нам удобнее иметь их сейчас.

— Дайте разобраться, — медленно произнесла я. — Вы используете технологию, которой у вас нет, так же как я делаю перерасход по своей кредитной карте.

— Правильно. Мы прочесали все до последней секунды на случай, если оно было изобретено, а мы не заметили. Ничего. Ноль. Nada. Rien.[33]

Плечи его поникли, он запустил пятерню в волосы.

— Послушайте, если Пятница не займет снова свое место во главе Хроностражи и не использует свои поразительные умения, чтобы как-то нас спасти, тогда вся наша работа окажется несделанной, как только мы достигнем Времени Ноль.

— Думаю, я уловила. Тогда почему Пятница не следует своей обычной карьере?

— Понятия не имею. В детстве он всегда был подвижным и любознательным ребенком. Что же случилось?

Я пожала плечами.

— Нынче все ребята таковы. Это современное явление, вызванное избытком телевидения, видеоигр и заразой мгновенного удовлетворения потребностей. Или так, или ребята точно такие же, как раньше, а это я становлюсь на старости лет сварливой и нетерпимой. Послушайте, я сделаю, что смогу.

Искривленс поблагодарил меня, и я вышла наружу, к Лондэну и Пятнице.

— Я не хочу работать во Временной промышленности, мам. Я просто нарушу какое-нибудь тупое правило, и в итоге меня устранят.

— Мое устранение было совершенно безболезненным, — ударился в воспоминания Лондэн. — На самом деле, если бы твоя мама мне о нем не рассказала, я бы и не знал, что оно имело место.

— От этого не легче, папа, — проворчал Пятница. — Тебя восстановили, а как насчет дедушки? Никто не может сказать, существует он или нет, — даже он сам.

Я положила ему руку на плечо. На сей раз он не отстранился.

— Я знаю, Душистый Горошек. И если ты не хочешь поступать туда, никто не станет тебя заставлять.

Он помолчал немного, потом сказал:

— Обязательно называть меня Душистым Горошком? Мне шестнадцать лет.

Мы с Лондэном переглянулись и сели на трамвай в сторону дома. Верный своему слову, Темпор выпустил нас за несколько минут до того, как мы вошли, и, в молчании трясясь по рельсам на пути домой, мы миновали самих себя, ехавших на презентацию.

— Знаешь, что за желтую дубину он нам показывал? — сказал Пятница, глядя в окно.

— Ну?

— Это было полсекунды бильярдного шара.