Апокалипсис Нонетот, или Первый среди сиквелов

Глава 28 Скромное обаяние Той Стороны

Запас глупости отодвинули на второе место беспорядки в Манчестере, устроенные воинствующим крылом нет-выборного движения. Толпа била окна, переворачивала машины, и по меньшей мере дюжина человек были арестованы. Страна руководствовалась концепцией выбора, и растущая часть граждан, считавших, что в условиях ограниченного выбора им жилось проще, сплотилась в так называемых нет-выборцев и потребовала права не иметь выбора. Премьер-министр Редмонд Почтаар осудил насилие, но пояснил, что предпочтение выбору перед «просто лучшими услугами» оказала как раз предыдущая администрация, и таким образом это само по себе являлось нет-выборным принципом для нынешнего правительства. Член парламента Альфредо Траффиконе быстро сориентировался и заявил, что каждый гражданин имеет неотчуждаемое право выбирать, хочет он иметь выбор или нет. Нет-выборцы предложили провести референдум, чтобы решить вопрос раз и навсегда, и у оппозиционной фракции выбора не было иного варианта, как только согласиться с этим. Еще больше настораживало, что воинствующее крыло, известное только как «НЕВАРИАНТ», выражало готовность пойти дальше и требовало, чтобы в бюллетенях для голосования стоял лишь один вариант — нет-выборный.

Было полдевятого, и девочки уже ушли в школу.

— Дженни опять не съела свой тост, — сказала я, ставя тарелку с нетронутым содержимым рядом с раковиной. — Эта девчонка вообще ничего не ест.

— Оставь под дверью у Пятницы, — посоветовал Лондэн. — Он может съесть его на обед, когда встанет — если встанет.

В дверь позвонили, и я выглянула в окно гостиной, гадая, кто это может быть, потом открыла и обнаружила… Пятницу. Другого Пятницу.

— Привет! — сказала я весело. — Зайдешь?

— Я немного спешу, — ответил он. — Просто хотел узнать, подумала ли ты о моем вчерашнем предложении насчет замены. Привет, пап!

Лондэн присоединился к нам в дверях.

— Привет, сынок.

— Это, — сказала я светским тоном, — Пятница, о котором я тебе говорила… тот, которого нам полагалось иметь.

— К вашим услугам, — вежливо сказал Пятница. — И твой ответ? Извини, что давлю на тебя, но путешествия во времени еще предстоит изобрести, и нам приходится очень тщательно взвешивать варианты.

Мы с Лондэном переглянулись. Мы уже приняли решение.

— Ответ «нет», Душистый Горошек. Мы оставим себе нашего Пятницу.

У Пятницы вытянулось лицо и резко изменилась манера общения.

— Это так типично для тебя. Вот он я, уважаемый член Хроностражи, а ты по-прежнему обращаешься со мной как с ребенком!

— Пятница…

— Почему вы оба такие глупые? На кон поставлена история мира, а вы только и можете, что беспокоиться о своем ленивом мешке с дерьмом вместо сына!

— Будешь так разговаривать с матерью, отправишься к себе в комнату.

— Он уже у себя в комнате, Лонд.

— Верно. Ладно… ты меня понял.

Пятница надулся, гневно зыркнул на нас обоих, сказал мне, чтобы я больше не называла его Душистым Горошком, и ушел, захлопнув за собой садовую калитку. Я повернулась к Лондэну.

— Мы правильно поступаем?

— Пятница просил нас отговорить его от вступления в Хроностражу, и именно этим мы и занимаемся.

Я прищурилась, силясь припомнить.

— Правда? Когда?

— На нашем свадебном приеме. Когда Лавуазье заявился, разыскивая твоего отца.

— Черт, — сказала я, внезапно вспоминая.

Лавуазье я не любила больше других оперативников Хроностражи, а в тот раз с ним был напарник — парень лет двадцати пяти со смутно знакомым лицом. Только несколько лет спустя мы сообразили. Это был Пятница собственной персоной, и его совет звучал недвусмысленно: «Если у вас когда-нибудь будет сын, который захочет стать Хроностражем, постарайтесь его отговорить». Возможно, он не просто жаловался. Возможно, это было… предупреждение.

Лондэн положил руку мне на талию и сказал:

— Думаю, надо последовать его лучшему совету и посмотреть, куда это нас приведет.

— А Конец Времен?

— Разве твой отец не говорил, что мир всегда в пяти минутах от полного уничтожения? Кроме того, это же только в пятницу вечером. Само рассосется.

Я села на трамвай до работы и так глубоко задумалась, что проехала свою остановку и мне пришлось топать пешком от самого МайкроТеха. Без Путеводителя я была надежно приклеена к реальному миру, но вместо ожидаемого ощущения глубокой потери я испытывала нечто более похожее на облегчение. В последний свой день в качестве ПБЗС я зарубила все шансы на книжную интерактивность и превентивный удар по Торопыге Глушаку и дышащему на ладан Бульварному роману, и единственным беспокоившим меня «хвостом» была необходимость разобраться с этой мохнорылой дрянью Четверг-1–4. Это если ее не стерли на месте за незаконную прогулку на Ту Сторону. Ну, надежда есть всегда. Беллетриция обходилась без меня столетиями и, несомненно, продолжит в том же духе. Имелся еще один большой плюс: теперь я лгала Лондэну гораздо меньше. Ладно, я по-прежнему делала кое-какую ТИПА-работу, но, по крайней мере, могла снизить свое вранье с «возмутительного» до более приемлемого «чудовищного». Совершенно неожиданно я почувствовала себя по-настоящему счастливой, а такое со мной случалось не часто. Если бы не крупные проблемы с перерасходами в «Акме» и вероятностью опустошительного хроноклизма в ближайшие три дня, все было бы прекрасно.

— Ты выглядишь счастливой, — сказал Безотказэн, когда я вошла в офис «Акме».

— А разве я не всегда такая?

— Нет, — сказал он, — практически никогда.

— Ну, это новая я. Ты заметил, как птицы пели сегодня утром?

— Они всегда так поют.

— А… небо тоже всегда такое синее?

— Да. Могу я спросить, что стало причиной столь внезапной перемены?

— Книгомирье. Я больше туда не хожу. Все кончено.

— Ну-у, — протянул Безотказэн, — это великолепная новость!

— Правда же? Больше времени на Лондэна и ребят.

— Нет… — Безотказэн тщательно подбирал слова. — Я имел в виду, это великолепная новость для «Акме»: мы наконец сможем избавиться от задолженностей.

— По подпольной ТИПА-работе?

— По коврам.

— Ты хочешь сказать, что можно извлекать прибыль, торгуя коврами? — Я никогда особенно не задумывалась об этом.

— Ты видела журналы заказов? Они набиты битком. Работы больше, чем мы в состоянии выполнить. Всем нужны ковровые покрытия, Чет, а если ты сможешь посвятить часть своего времени выполнению этих заказов, тогда нам не понадобится дополнительная наличность от твоей нелегальной сырной деятельности.

Он протянул мне планшет.

— Всем этим клиентам надо позвонить и обращаться с ними как можно лучше.

— В смысле?

— Улыбайся, болтай, снимай мерки, а я сделаю все остальное.

— Тогда ты и езжай.

— Нет. Большое преимущество «Акме» в том, что Четверг Нонетот — знаменитость класса Z-4 Четверг Нонетот — приходит и разговаривает с вами о ваших половых нуждах. Именно так мы удерживаемся на плаву. Именно так мы можем поддержать всех бывших ТИПА-служащих.

— Да ладно, — усомнилась я, — бывшие знаменитости не занимаются розничной торговлей.

— После катастрофы с фильмом «Дело Джен» Лола Вавум открыла сеть оптовой торговли строительными товарами.

— Она-то да.

Я взяла планшет и уставилась на список. Он был длинный. Бизнес таки двигался. Но внимание Безотказэна внезапно переключилось на что-то другое.

— Это тот, о ком я думаю? — спросил он, глядя в сторону входной двери.

Я проследила за его взглядом. Возле стенда с линолеумом на мягкой подкладке стоял человек в длинном черном пальто. Заметив, что мы на него смотрим, он сунул руку в карман и показал какой-то жетон.

— Черт, — еле слышно выругалась я. — Скользом.

— Может, ему ковер понадобился, — произнес Безотказэн с изрядной долей неуместного оптимизма.

Полковник Скользом был нашим наказанием из ТИПА-1, отдела, осуществлявшего полицейские функции в отношении всех остальных отделов. Скользом прекрасно приспособился к роспуску конторы. Раньше он отравлял жизнь ТИПА-агентам, которых считал коррумпированными, теперь он отравлял жизнь бывшим ТИПА-агентам, которых считал коррумпированными. В прошлом мы с ним не раз скрещивали шпаги, но с момента роспуска — нет. То, что он ни разу не появлялся в «Коврах Акме», мы считали показателем высокого уровня нашей скрытности и секретности. Опять же, возможно, мы себя обманывали. Он мог все о нас знать, но не считать прищучивание мятежных агентов стоящим усилий, особенно при том, что мы действительно предлагали услуги, которые никто больше предлагать не хотел.

Я быстро пошла в переднюю часть магазина.

— Доброе утро, мисс Нонетот, — поздоровался Скользом, с плохо скрытой насмешкой взглянув на мое имя, вышитое на пиджаке над логотипом компании. — Из литературных детективов ТИПА-27 в ковроукладчики? Какое падение, вы не находите?

— Зависит от точки зрения, — весело ответила я. — Всем нужны ковры, но не всем нужно ТИПА. Это визит вежливости?

— Моя жена прочла все ваши книги.

— Это не мои книги, — запальчиво ответила я. — Я не имею к их содержанию никакого отношения, по крайней мере к первым четырем.

— Эти-то ей и понравились больше всего. Насилие, секс, смерть…

— Вы проделали весь этот путь, чтобы сообщить мнение вашей жены о моих книгах?

— Нет, это была дружелюбная часть типа «разбить лед».

— Не работает. Могу ли я заинтересовать вас каким-нибудь напольным покрытием?

— Аксминстер.

— Уж с этим-то мы точно можем вам помочь, — профессионально ответила я. — Гостиная или спальня? У нас есть несколько очень устойчивых к истиранию, шерсть с акрилом, по крайне привлекательным ценам. А на этой неделе у нас акция на подложку и бесплатную укладку.

— Я имел в виду багряный аксминстер, — медленно произнес Скользом, пристально глядя на меня.

Сердце у меня екнуло, но я это удачно скрыла. Багряный аксминстер был, разумеется, вовсе не ковер, хотя, возможно, я и нашла бы такой оттенок аксминстера, если бы поискала. Нет, он имел в виду полуэкзотический сыр, один из тех, которыми я торговала всего-то пару дней назад. Скользом показал мне жетон. Он был из СНУ — Сыронадзорного управления.

— Так вы не за коврами?

— Я знаю, вы склонны к сырной контрабанде, Нонетот. В восемьдесят шестом под «испано-сюизой» обнаружили кусок крапчатого райдера, и с тех пор вас дважды арестовывали за хранение. Второй раз вас поймали с шестью килограммами полосатого дьюрама. Вам повезло, что вас оштрафовали только за хранение, а не за торговлю без лицензии.

— Вы пришли поговорить о моих прошлых прегрешениях?

— Нет. Я пришел к вам за информацией. Хотя сырная контрабанда и незаконна, она не считается особенно важной. СНУ всегда был маленьким отделом, более заинтересованным в собирании пошлины, нежели в отрывании голов безобидным любителям сыра. Все переменилось.

— Да ну?

— Боюсь, что так, — мрачно ответил Скользом. — На рынке появился новый сыр. Нечто настолько мощное, что голова потребителя исчезает в огненном шаре.

— Это синоним для «реально мощный», да?

— Нет, — ответил Скользом с убийственной серьезностью. — Голова жертвы действительно исчезает в шаре огня. Это убийца, Нонетот, и он вызывает привыкание. Это явно лучший и самый мощный сыр из когда-либо созданных.

Это внушало беспокойство. Я никогда не относилась к сырной контрабанде иначе как к безобидному развлечению, источнику наличности для «Акме» и добыванию того, что и так должно быть законно. Если добытый мною сыр кого-то убил, я готова ответить. Имейте в виду, я пробовала большую часть из того, что продавала, и это был в конечном итоге всего лишь сыр. Ладно, от вкуса особенно мощного сыра можно было потерять сознание или язык мог онеметь на неделю, но никогда никого не убивало — до сего момента.

— У этого сыра есть название? — спросила я, прикидывая, не было ли в макинллет веди марв испорченного куска.

— У него есть только код: Х-14. По слухам, он такой мощный, что его приходится приковывать цепями к полу. Нам удалось добыть пол-унции. Лаборант по ошибке уронил его, и вот результат. — Он показал мне фотографию дымящихся развалин. — Это остатки нашей центральной сыроаналитической лаборатории.

Он убрал фотографию и уставился на меня.

Разумеется, я видела некоторое количество Х-14. Он был прикован к полу в кузове Прайсова грузовичка в ночь сырного торга. Оуэн отклонил просьбу хотя бы показать мне его. Я имела с ним дело каждый месяц уже больше восьми лет и никогда не думала, что он из тех, кто сознательно втюхивает нечто опасное. Он был вроде меня: просто любил сыр. Я не стану стучать на него, пока не соберу побольше информации.

— Я ничего не знаю, — сказала я, помолчав, — но могу выяснить.

Казалось, Скользома это устроило. Он протянул мне визитку и сказал каменным голосом:

— Буду ждать вашего звонка.

Развернулся, вышел из магазина к ожидавшему его «рейнджроверу» и укатил.

— У нас неприятности? — спросил Безотказэн, когда я вернулась.

— Нет, — задумчиво ответила я, — неприятности у меня.

— Вот облегчение-то, — выдохнул он.

Я набрала побольше воздуха и задумалась на минутку. Связи с Социалистической Республикой Уэльс не существовало — когда мне требовалось поговорить с Прайсом, приходилось пользоваться коротковолновым передатчиком в условленное время. С этим я ничего не могла поделать в ближайшие сорок восемь часов.

— Итак, — продолжал Безотказэн, вручая мне планшет со списком людей, ожидающих заказов, — как насчет интермедии «знаменитость от „Акме“ укладывает ковры»?

— Как насчет ТИПА-работы? — спросила я. — Как там дела?

— Брек до сих пор возится с диатримами, а ему еще предстоит выследить минимум полдюжины выдающихся химер. У Кола на очереди несколько кусак, и поговаривают об очередной Персонификации высшего зла в Рединге.

Положение становилось отчаянным. Я любила «Акме», но только как великолепное прикрытие и на деле никогда не занималась чем-то имеющим отношение к коврам.

— А мы? Бывшие литтективы?

— По-прежнему ничего, Четверг.

— Как насчет миссис Мотыгги из Старого города? Она, небось, все еще хочет, чтобы мы нашли ее первоиздания?

— Нет, — ответил Безотказэн, — она вчера звонила и сказала, что продает свои книги и заменяет их кабельным телевидением — она хочет смотреть «Самые смешные несчастные случаи с цепными пилами в Англии».

— А мне только что было так хорошо.

— Взгляни правде в глаза, — печально сказал Безотказэн. — Книгам конец. Никто больше не хочет тратить на них время.

— Я тебе не верю, — возразила я, неисправимая оптимистка. — Спорим, если мы отправимся в универмаг «Книгастика!», нам расскажут, что книги по-прежнему расходятся, как горячие пирожки, среди закоренелых приверженцев повествования. На самом деле я спорю на твою жестянку с печеньем, которую ты прячешь у себя под столом, о чем, по-твоему, никто не знает.

— А если ты проспоришь?

— Тогда я проведу день, укладывая ковры и раздувая щеки в качестве знаменитости — продавщицы «Ковров Акме».

На том и порешили. «Акме» располагался в торговом центре на двадцать с чем-то точек, но, вопреки обыкновению, ковры были выставлены только в одной нашей — мы всегда подозревали, что к распугиванию конкурентов приложил руку Кол, но нам не удалось его на этом поймать. Между нами и «Книгастикой!» помещалось три спортивных магазина, торговавших абсолютно одинаковыми товарами по абсолютно одинаковым ценам, поскольку это были три филиала одного и того же магазина, с одними и теми же продавцами. Два дисконтных магазина электротоваров действительно конкурировали, но при этом неким странным образом ухитрялись продавать товары по одинаковой цене, хотя в данном контексте продажа на самом деле означала предложение «краткосрочного обладания на дистанции между магазином и помойкой».

— Хм, — протянула я, когда мы остановились на входе в «Книгастику!» и уставились на стенды в торговом зале, щедро забитые CD, DVD, компьютерными играми, комплектующими и специализированными журналами. — Уверена, когда я последний раз сюда заглядывала, книга здесь была. Извините!

Продавщица остановилась и бессмысленно уставилась на нас.

— Я хотела узнать, есть ли у вас какие-нибудь книги?

— Какие-нибудь что?

— Книги. Ну, знаете… примерно такого размера и набитые словами, выстроенными в особом порядке, чтобы создавать эффект реальности.

— Вы имеете в виду DVD?

— Нет, я имею в виду книги. Они несколько старомодны.

— А! — воскликнула она. — То, что вы имеете в виду, — это видеокассеты.

— Нет, то, что я имею в виду, — это книги.

Мы исчерпали запас ее познаний, поэтому она перешла в режим «по умолчанию»:

— Вам надо поговорить с администратором. Она в кофейне.

— В которой? — спросила я, озираясь.

Кофеен оказалось три, а это был еще не самый крупный филиал «Книгастики!».

— Вон в той.

Мы поблагодарили ее и двинулись мимо подарочных изданий забытых телесериалов шестидесятых годов, которые казались лучше и безопаснее, окутанные розоватым флером воспоминаний.

— Все так неправильно, — сказала я, начиная подозревать, что могу проиграть спор. — Меньше чем пять лет назад это место было полностью занято книгами, и ничем больше. Что за чертовщина?!

Мы добрались до кофейни, но не могли отыскать администратора, пока не заметили, что внутри уже существующей кофейни отгорожена еще одна небольшая кофеенка под названием то ли «Х-пресс», то ли «На ходу», то ли «Больше прибыли».

— Четверг Нонетот, — представилась я администратору по имени Заря.

— Безумно приятно, — ответила она. — Я так любила ваши книги, особенно те, в которых про убийства и беспричинный секс.

— В жизни я не такая, — возразила я. — Мы с моим другом Безотказэном хотели спросить, много ли книг вы продали в последнее время, а если нет, есть ли они у вас или знаете ли вы, что это такое?

— Уверена, несколько штук у нас где-то осталось, — сказала она и походкой деловой женщины повела нас через большую часть магазина.

Мы шли мимо компьютерных комплектующих, канцелярских принадлежностей, шоколада, глобусов с подсветкой и хорошеньких подарочных коробочек и наконец обнаружили единственную полку с давно позабытыми томиками в мягких обложках, полкой ниже подарочных изданий «Крепость и бодрость навынос. Том 1–8» и «Лучшее из маленького и большого», что, по словам Безотказэна, являлось оксюмороном.

— Вот! — сказала Заря, смахивая пыль и паутину. — Полагаю, у нас имеется полное собрание всех когда-либо опубликованных книг?

— Почти, — ответила я. — Спасибо за помощь.

Вот так я и оказалась в фургоне «Акме» вместе с Колом, которого Безотказэн принудил честно отработать день на ниве ковроукладки в обмен на недельную стирку для них с Бетти. Я не была в дороге с Колом уже много лет, ни на предмет стремной дряни, с которой мы разбирались время от времени, ни на предмет связанной с коврами работы, поэтому он был особенно разговорчив. Пока мы ехали на нашу первую укладку, он рассказывал мне о самом последнем задании:

— А я ему и говорю: «Йо, Дракула! Ты пришел посмотреть на затмение вместе с нами?» Видела бы ты его рожу! Он оказался в гробу быстрее, чем из гуся дерьмо, а когда услышал, как мы хохочем, вылез обратно и сказал, сложив руки на груди: «Полагаю, вам это кажется смешным?» А я сказал, что, по-моему, это действительно было смешно, может, самое смешное, что я видел за много лет, особенно потому, что он споткнулся и упал в гроб вперед головой, и вот тогда он распсиховался и попытался меня укусить, так что я вогнал заостренный кол ему в сердце и отсек голову от тела. — Он засмеялся и помотал головой. — Боже, мы едва не лопнули со смеху.

— Мое веселье закончилось бы на стадии заостренного кола, — призналась я, — но мне нравится идея Дракулы, падающего лицом вниз.

— Да он часто так делал. Неуклюжий как черт. А эта фишка с укусом в шею? Он целился в грудь и промахнулся, а теперь прикидывается, будто целился так с самого начала. Стоп. Это не дом восемь?

Это был он. Мы припарковались, вылезли из машины и постучали в дверь.

— Майор? — обратился Кол к очень пожилому мужчине с добрым лицом, ответившему на стук.

Хозяин был невысок и строен и в добром здравии. Его снежно-белые волосы были безукоризненно расчесаны, верхнюю губу украшали карандашные усики, а одет он был в блейзер с вышитой на груди эмблемой полка.

— Да?

— Доброе утро. Мы из «Ковров Акме».

— Великолепно! — сказал майор Оззорнейк, хромая в дом и показывая нам комнату, в которой отсутствовало какое бы то ни было напольное покрытие. — Это пойдет сюда.

— Точно! — сказал Кол. Насколько я уловила, он пребывал в шкодливом настроении. — Моя коллега начнет ковроукладочные операции, тогда как я ознакомлюсь с ассортиментом чая и печенья. Четверг, ковер!

Я вздохнула и обвела взглядом комнату, украшенную полосатыми зелеными обоями и заключенными в рамки изображениями достойных упоминания военных достижений майора — похоже, он был очень грозным солдатом. Стыдно было, что он живет в таком жалком домишке в одном из наиболее запущенных районов Суиндона. С другой стороны, он хотя бы получает новый ковер. Я сходила в фургон и принесла ящик с инструментами, пылесос, зажимы и строительный пистолет и как раз надевала наколенники, когда в комнату вернулись Кол и Оззорнейк.

— Печенье «Апельсиновое»! — воскликнул майор, ставя поднос на подоконник. — Мистер Стокер сказал, что у вас аллергия на все шоколадсодержащее.

— Очень мило с вашей стороны терпеть причудливый и несколько неуважительный юмор моего напарника, — сказала я. — Спасибо.

— Ну, — ласково сказал он, — тогда я вас оставлю.

И потрусил прочь. Как только он вышел, Кол наклонился ко мне и шепнул:

— Видела?!

— Что видела?

Он приоткрыл дверь буквально на волосок и указал на майора, хромавшего по коридору в кухню.

— Его ноги.

Я взглянула, и волосы у меня на загривке встали дыбом. У майора Оззорнейка были причины хромать: из-под низа брючин виднелись копыта.

— Точно, — ответил Кол на мой взгляд. — Раздвоенные.

— Майор Оззорнейк — дьявол?!

— Не-а! — отозвался Кол, хихикая, будто я сморозила глупость. — Будь это Мефистофель, ты бы уж точно узнала об этом. Во-первых, было бы не продохнуть от серной вони и гнили, и мы оказались бы по колено в отлетевших душах проклятых, корчащихся в вечных муках, тогда как их тела раз за разом пронзают зазубренные копья мучителей. А во-вторых, мы бы ни за что не получили «Апельсиновое»; скорее всего, «К чаю» или это, на котором написано «Вкусное», но которое таковым не является.

— Ага, я его тоже ненавижу. Но послушай, если не Сатана, тогда кто?

Кол старательно прикрыл дверь.

— Мелкий бес или младший демон, посланный ускорить падение человечества в вечную реку с отбросами, то есть во чрево ада. Посмотрим, не сумеем ли мы управиться с этим парнем. Глянь в задний дворик и скажи, не видишь ли ты там чего-либо необычного.

Я выглянула в окно, а Кол оглядел комнату.

— Вижу старый ковер, сложенный под навесом для автомобиля, — доложила я, — и почти новехонькую стиральную машину.

— Как выглядит ковер?

— В прекрасном состоянии.

— Совпадает. Взгляни сюда.

Он указал на старую жестянку из-под печенья «Хантли и Палмер», стоявшую на каминной полке. Крышка была наполовину сдвинута, и внутри отчетливо виднелась пачка банкнот.

— Бинго! — воскликнул Кол, извлекая толстую пачку, целиком состоящую из пятидесятифунтовых банкнот — целое состояние. — Это мелкий демон Раум, если не ошибаюсь. Он обрекает людей на вечное проклятье через грех воровства.

— Да ладно! — фыркнула я, настроенная скептично. — Если бы к Люциферу попадали все, кто когда-нибудь что-нибудь стянул, у него было бы больше душ, чем он способен осилить.

— Ты права, — согласился Кол, — параметры греха слегка размылись с годами. Воровство, достойное проклятья, должно быть коварным, трусливым и вызывающим отвращение — например, воровство у очаровательного и беззащитного пенсионера — ветерана войны. Поэтому Раум засовывает настоящего майора Оззорнейка куда-нибудь в шкаф, учитывая его размеры, и оставляет бабло на виду, пока какой-нибудь несчастный олух не попытает счастья. Тот считает себя везунчиком, гуляет несколько ночей напролет и забывает обо всем до Судного дня. А потом — та-дам! У него вынимают глаза ложкой. И еще раз. И еще… и еще…

— Я… уловила. Значит, этот Раум большая шишка?

— Не-а, мелкая рыбешка, — ответил Кол, убирая деньги на место. — Первый круг, десятый престол. Чуть ниже — и он оказался бы во второй иерархии и торчал бы в аду, а не ошивался здесь, пожиная души для Люцифера и пытаясь организовать падение человека.

— А их тут вообще много? — спросила я. — В смысле, демонов, болтающихся в округе и готовых нас искушать?

Кол пожал плечами.

— В Суиндоне? Нет. И станет еще меньше, если я сумею управиться с этим.

Он достал мобильник и набрал номер, затем указал на пол.

— Лучше закрепи эти зажимы, если мы хотим закончить к обеду. Шучу. Ковер ему не нужен, мы здесь только для искушения — помнишь все это барахло на заднем дворе? Але, Бетти? Это папа. У меня в работе пять-пять с десятипрестольником по имени Раум. Не поглядишь в справочнике Уитли, как его изгнать? Спасибо. — Он умолк на секунду, взглянул на меня и добавил: — Может, это был вовсе не Феликс-восемь. Может, это был… Феликс-девять. В конце концов, единственным связующим фактором между Феликсами всегда было только лицо, правильно?

— Дельная мысль, — отозвалась я, удивляясь, как Кол ухитряется оставаться настолько спокойным насчет всей этой заварухи с демоном, что способен в то же время думать о проблеме Феликса.

— Бетти? — произнес Кол в мобильник. — Я на проводе… Холодная сталь? Не проблема. Ты сделала уроки?.. Давай-ка начинай. Еще одно: Безотказэн сказал, что постирает нам, поэтому сними все занавески… Я тоже тебя люблю. Пока.

Он отключился и оглядел комнату на предмет чего-нибудь сделанного из стали. Взял строительный пистолет, пробормотал: «Черт, оцинкованный», — затем порылся в ящике с инструментами. Лучшее, что ему удалось обнаружить, был длинный шуруповерт, но от него пришлось отказаться, поскольку он был хромированный.

— А нельзя просто уйти и разобраться с Раумом потом?

— Не получится, — сказал он, выглядывая в окно в поисках чего-нибудь стального в зоне досягаемости, но ничего не обнаружилось. — Либо мы разберемся с этим клоуном сейчас, либо никогда.

Он приоткрыл дверь и заглянул в щелку.

— Прекрасно, он в гостиной. План таков: ты отвлекаешь его внимание, а я иду на кухню и нахожу что-нибудь стальное, после чего отправляю его обратно во второй круг.

— Что, если ты ошибаешься? — спросила я. — Может, у него какое-нибудь редкое… не знаю… генетическое нарушение, из-за которого у него растут копыта.

Кол пригвоздил меня взглядом.

— Ты когда-нибудь слышала о таком?

— Нет.

— Тогда давай покончим с этим. Надеюсь, там есть сечка для капусты, старинный утюг или еще что-нибудь: со взбивалкой для яиц это будет очень грязная работа.

Кол проскользнул на кухню, а я пошла к двери в гостиную, где майор Оззорнейк смотрел телевизор. Он восседал на диванчике в цветочек с чашкой чая в руке и ломтиком фруктового торта на столике рядом.

— Приветствую, барышня, — дружелюбно сказал он. — Уже закончили?

— Нет, — ответила я, стараясь казаться беззаботной, — но мы собираемся воспользоваться строительным пистолетом, а от него может быть некоторый шум.

— О, это совсем не страшно, — ответил он. — Я, знаете ли, при Тобруке был.

— Правда? И каково там было?

— Шумно, моя дорогая девочка, и выпить по-человечески негде.

— Значит, строительный пистолет — это ничего?

— Воспоминания молодости, дорогая. Стреляйте.

Кол еще не вернулся, поэтому я продолжила:

— Хорошо. Прекрасно. Э-э… а вы не «Ослепленного»[67] смотрите?

— Да, — ответил он, — вариант с Бренданом Фрезером — такой красавчик, но очень смешной.

— Я как-то видела его, — сказала я, чтобы потянуть время, — на обеде в честь фильма «Дело Джен». Он там играл…

— Четверг!

Это был Кол, он звал меня из кухни. Я улыбнулась и сказала майору:

— Извините, я на минутку.

Оззорнейк вежливо кивнул, и я направилась в кухню, которая, как ни странно, оказалась пуста. Кола нигде не было видно. Там было две двери, и к единственному другому выходу, черному ходу, была прислонена швабра. Я уже собиралась открыть холодильник и поискать его там, когда услышала голос.

— Я здесь, наверху.

Я подняла глаза. Кол был пришит к потолку примерно тридцатью ножами, ножницами и другими острыми предметами, воткнутыми по периметру его одежды, отчего он казался жертвой чрезмерно увлекшегося циркового метателя ножей.

— Что ты делаешь? — прошипела я. — Нам надо разбираться с Раумом.

— Что я делаю? Ах, просто любуюсь видом… Нет, чем, по-твоему, я занят?!

«Четверг, — тихо произнес Кол, — думаю, он нас раскусил».

Я пожала плечами.

— Четверг, — тихо произнес Кол, — думаю, он нас раскусил.

Я обернулась к двери и подскочила от испуга, потому что майор Оззорнейк прокрался в кухню так, что я не заметила. Но это был не субтильный пожилой джентльмен, которого я видела несколько секунд назад; у этого Оззорнейка изо лба торчали два больших рога, глаза были желтые, как у кота, а одет он был в набедренную повязку. Он был строен, мускулист, ярко-красная кожа блестела примерно как у уток, висящих в витрине китайского ресторана. К тому же он сильно пах канализацией.

— Ну-ну, — произнес Раум скрипучим голосом, словно встряхнули жестянку ржавых гвоздей, — Четверг Нонетот. Какой сюрприз! — Он взглянул наверх. — И мистер Стокер, я полагаю. Поверьте, вы очень непопулярны там, откуда я родом!

Я замахнулась на него, но он оказался слишком проворен, и мгновением позже меня впечатало в потолок с такой силой, что штукатурка потрескалась. Я не упала обратно. Меня держало, но не ножами или ножницами, а нездешней силой, да такой, словно небольшой тюлень на грудь уселся.

— Две незапятнанные души, — грустно проворчал Раум. — Для его инфернального величества — бесполезные.

— Предупреждаю, — сказал Кол, мастерски изображая неуместный оптимизм, — сдавайся, и я постараюсь обойтись с тобой помягче.

— МОЛЧАТЬ! — взревел Раум так громко, что два кухонных окна треснули, и разразился утробным демоническим смехом. — Просто чтобы утро не прошло совсем уж впустую, я готов предложить сделку: либо вы оба умираете исключительно мучительной смертью и я отказываюсь от всяческих прав на ваши души, либо один предается мне — и я отпускаю второго!

— Как насчет партии в шахматы? — предложил Кол.

— Э, нет! — усмехнулся Раум, погрозив пальцем. — На это мы больше не попадемся. Ну и кто же это будет?

— Можешь забрать меня, — сказал Кол.

— Нет! — крикнула я, но Раум только рассмеялся.

Он смеялся долго и громко. И еще. Потом еще. Он смеялся так долго, что мы с Колом переглянулись. А Раум все хохотал. От его хохота звенели тарелки и чашки на буфете, дребезжали стаканы, стоявшие вверх дном на сушилке. Еще смех, громче, дольше, сильнее… И вдруг совершенно без предупреждения он разлетелся на миллион крохотных клочков, заполнивших маленькую кухоньку, словно красный туман. Я отклеилась от потолка и рухнула на пол, встретив по пути кухонный стол, который, по счастью, оказался пуст и не слишком крепок. Я слегка обалдела, но, поднявшись, увидела… настоящего майора Оззорнейка, стоявшего там, где только что находился Раум, и все еще сжимающего стальной штык, отправивший демона обратно в ад.

— Хха! — сказал маленький престарелый джентльмен, грозно сверкая глазами. — Холодная сталь в боку им не по вкусу!

Подбородок его покрывала дневная щетина, а одет он был в рваную пижаму, перепачканную землей.

— С вами все в порядке?

— Он думал, что сможет держать меня взаперти в садовом сарае, — решительно ответил пенсионер, — но это же всего пятнадцать ярдов на северо-северо-восток под патио до клумбы с геранью.

— Вы сделали подкоп?

— Да, и успел бы раньше, будь у меня десертная ложка вместо этого.

Он продемонстрировал мне истертую и погнутую чайную ложку.

— Или лопата? — рискнула я.

— Хха! — презрительно фыркнул он. — Лопаты для неудачников. — Он поднял глаза и заметил Кола. — Говорю вам, сэр, слезайте с моего потолка сию же минуту!

— Ничего другого мне так сильно не хотелось бы.

Итак, мы сняли Кола и как смогли объяснили бойкому девяностолетнему старичку, кто такой Раум. Тот понял нас без малейшего труда.

— Боже правый, парень! — воскликнул он наконец. — Ты хочешь сказать, что я убил демона? Это очко в мою пользу, и никакой ошибки.

— К сожалению, нет, — ответил Кол. — Вы просто отослали его во второй круг. Он не появится на земле лет десять-двадцать, вдобавок ему изрядно влетит от Темного.

— Это лучше, чем он заслуживает, — проворчал майор, проверяя коробку с печеньем. — Этот вонючка сожрал все мое «Апельсиновое».

— Кол, — позвала я, указывая на ежедневник, который обнаружила на конторке, — мы не единственные, кому было назначено на сегодняшнее утро.

Они с майором наклонились посмотреть, и мое наблюдение подтвердилось. Это утро было первым из трех дней уловления душ, запланированных Раумом для суиндонских мастеров по вызову, и мы были третьими потенциальными проклятыми. Первого, электрика, Раум вычеркнул и приписал: «Тошнотворно любезен». Следующий должен был установить новую стиральную машину, и рядом с названием фирмы «Уэссекские кухни» Раум поставил три галочки. Я порылась в бумагах на конторке и нашла квитанцию: работу выполнил некто Ганс Поллотенс.

— Проклятье! — выдохнул Кол. — Ненавижу, когда Сатана получает душу. Не поймите меня неправильно, некоторые люди заслуживают вечных мук, но проклятие без возможности прощения — это как пожизненный приговор без права на досрочное освобождение.

Я кивнула, соглашаясь. Сколь бы отвратительно ни было преступление, вечное проклятие — это уже чересчур.

— От всего этого пораженческого вздора меня тошнит до печенок, — проворчал майор Оззорнейк. — Никто не отправится в ад за мой счет. Что, если мы вернем деньги?

Кол щелкнул пальцами.

— Оззорнейк, вы гений! Мистер Поллотенс не присоединится к легиону проклятых, пока реально не воспользуется своим неправедным приобретением. Четверг, звони в «Уэссекские кухни» и выясняй, где он. Нам надо добраться до него раньше, чем он потратит хоть пенни.

Спустя десять минут мы на большой скорости неслись в «Жирного монаха», популярную едальню в средневековом стиле неподалеку от заново отстроенного собора Святого Звлкикса. Я пыталась дозвониться Поллотенсу на мобильник, но тот был выключен, и когда я объяснила, что из дома майора Оззорнейка пропала существенная сумма, директор «Уэссекских кухонь» пришел в ужас и пообещал встретиться с нами на месте.

Ресторан был набит битком, поскольку собор Святого Звлкикса был только что выдвинут на звание первого места типа «загляните, если хотите, но заметьте, никто вас не принуждает» для молитвы/созерцания/медитации ВСБ, и множество последователей/адептов/отдаленно заинтересованных представителей единой унифицированной веры обедали и обсуждали способы наилучшего использования новой мультиверы для ошеломляющего добра.

Как только мы открыли дверь, Кол гаркнул своим самым повелительным тоном: «Ганс Поллотенс!» — и в наступившей тишине мужчина в темно-синем комбинезоне помахал нам из-за деревянной тарелки с хлебом и мясной подливкой.

— Проблемы? — спросил он, когда мы подошли.

— Могут возникнуть, — отозвался Кол. — Вы заплатили за еду из денег, которые стянули у майора Оззорнейка?

— Какого хрена! — воскликнул тот, поднимаясь.

Кол с легкостью усадил его обратно.

— Послушайте, — негромко сказал он, — мы не из полиции, и нам плевать на деньги и на вас тоже, но нам не плевать на вашу душу. А теперь скажите нам: вы потратили хоть каплю наличных или нет?

— Скажите, как мило! — прорычал Поллотенс. — Пропадают деньги, поэтому вы обвиняете рабочего человека.

— Поллотенс? — произнес мятый и неопрятный человек в мятом и неопрятном костюме, только что подошедший к нам. — Это правда, что они говорят?

— Вы кто?

— Мистер Зарания Сбросс из «Уэссекских кухонь», — сказал неопрятный человек, протягивая нам визитку. — Должен сказать, я шокирован и просто в ужасе от поведения нашего служащего. Сколько он украл?

— Послушайте, вы… — начал Поллотенс, зверевший с каждой секундой, отчего мистер Сбросс зажмурился и спрятался за Кола. — Я не ворую у людей. Ни у клиентов, ни у пенсионеров, ни у вас, ни у кого!

— Вам должно быть стыдно! — наполовину высунулся из-за Кола Сбросс. — Вы уволены, и не рассчитывайте на рекомендации.

— Откуда мы знаем, что это не вы их взяли? — спросил Поллотенс.

— Я?! — задохнулся Сбросс. — Да как вы смеете!

— Сегодня утром вы заявились с неожиданной проверкой моей работы, а вы скользкий кусок дерьма. Я говорю, что украли вы!

— Возмутительное обвинение! — взвыл Сбросс, угрожающе тыча пальцем в его сторону. — Вы больше ни одной стиральной машины в этом городе не поставите, более того, я почту своим долгом, нет, удовольствием проследить, чтобы вас посадили за это гнусное преступление. Тысячу фунтов! У ветерана войны! Вы заслуживаете всего, что вам причитается!

На миг воцарилась тишина.

— Мистер Сбросс, — сказал Кол, — мы ни разу не упомянули, сколько пропало. Как я говорил присутствующему здесь мистеру Поллотенсу, нам плевать на деньги, мы здесь, чтобы спасти душу от мук вечного проклятия. Это была дьявольская ловушка, подстроенная одним из подручных Сатаны. Если вы забрали деньги, но еще не потратили их, просто опустите их в ближайший ящик для пожертвований, и ваша душа чиста. Если же вы потратили хоть сколько-то наличных, то вам уже никто и ничто не поможет.

Я обернулась к Поллотенсу.

— Простите, что несправедливо обвинили вас, сэр. Если вам нужна работа, звоните мне в «Ковры Акме» в любое время.

И мы вышли, по пути оттолкнув Сбросса. Его трясущаяся рука опустилась на спинку стула. Он побледнел и взмок, дрожа от страха, естественного для человека, обрекшего себя на вечный адский огонь и знающего это.

Мы перестелили майору Оззорнейку весь дом лучшими коврами, какие у нас были. Мы также сходили для него в магазин, постирали и купили две дюжины упаковок апельсинового печенья. После этого мы втроем сидели и болтали полвечера, попивая чай и рассказывая байки. Мы расстались лучшими друзьями и оставили наши телефоны у него на холодильнике, чтобы он мог с нами связаться, если ему что-нибудь понадобится. Я даже предложила позвонить Полли, если ему захочется пообщаться.

— Никогда не думала, что укладывание ковров может быть таким веселым занятием, — сказала я, когда мы наконец уехали.

— Я тоже, — отозвался Кол. — Как ты думаешь, Безотказэн взбесится, что мы выполнили этот заказ бесплатно и он занял у нас весь день?

— Не-а, — улыбнулась я в ответ. — Уверена, он будет в восторге.