В жизни есть три вещи, благодаря которым даже самые худшие проблемы кажутся чуточку легче. Первая из них — чашка чая: крупнолистовой ассам с ноткой лапсанга и налитый до того, как слишком сильно потемнеет, а потом чуть-чуть молока и крошечную толику сахара. Успокаивающий, утешающий и почти несравненный. Второе, естественно, отмокнуть в горячей ванне. Третье — Пуччини. В ванне с чашкой горячего чая и Пуччини… Блаженство.
Лучшая чайная 1920-х годов называлась «Парагон» и располагалась в безопасной и неприметной фоновой ткани «Летней молнии» Вудхауса. Слева и справа от резных деревянных дверей помещались стеклянные витрины, где были выставлены самые роскошные домашние пирожные и печенье. За ними находились правильные чайные комнаты, с кабинками и столами из темного дерева, безупречно сочетавшимися со стеновыми панелями. Сами стены были украшены лепными рельефами с изображением персонажей греческой мифологии, упражняющихся в верховой езде и атлетическом мастерстве. Позади находились две дополнительные частные чайные комнаты, одна — светлого дерева, а вторая — отделанная изящной резьбой самого милого свойства. Излишне говорить, что здесь обитали наиболее многочисленные персонажи произведений Вудхауса. То есть чайная была полна болтливых и самоуверенных тетушек.
За столиком, который мы обычно резервировали для себя на чай с пирожными в три тридцать пополудни, сидели два агента беллетриции. Первый был высок и облачен в угольно-черный сюртук с высоким воротником, наглухо застегнутым доверху. У него было бледное лицо, высокие скулы и маленькая, очень аккуратная эспаньолка. Он сидел, скрестив руки на груди и озирая всех прочих посетителей чайной с надменным высокомерием, повелительно вскинув брови. Это и впрямь был тиран из тиранов, безжалостный вождь, истребивший миллиарды в бесконечном и слабо мотивированном стремлении к безусловному подчинению всех живых существ в известной Галактике. Вторая, разумеется, была шестифутовая ежиха, облаченная во множество нижних юбок, передник и чепец, с плетеной корзинкой предназначенного в стирку белья. Ни до, ни после не складывалось более знаменитого альянса в беллетриции — то были миссис Ухти-Тухти и император Зарк. Ежиха происходила из книг Беатрис Поттер, а император — из низкопробного научно-фантастического сериала.
— Добрый день, Четверг, — нараспев произнес император при виде меня, и на его надменном лице попыталась мелькнуть улыбка.
— Привет, император. Как нынче дела в галактическом доминировании?
— Тяжкая работа, — ответил он со вздохом. — Честно говоря, я из прихоти вторгаюсь в мирные цивилизации, разрушаю их города и вообще устраиваю гору неприятностей, а они потом абсолютно ни с того ни с сего ополчаются на меня.
— Как безрассудно с их стороны, — заметила я, подмигивая миссис Ухти-Тухти.
— Именно, — продолжал Зарк с печальным видом, не замечая иронии. — Не то чтобы я предал мечу их всех — я великодушно решил оставить несколько сотен тысяч в качестве рабов, чтобы построили восьмисотфутовую статую меня, победно шагающего по искалеченным телам погибших.
— Может, потому они тебя и не любят, — пробормотала я.
— Ой? — переспросил он с искренней озабоченностью. — По-твоему, статуя выйдет слишком маленькая?
— Нет, из-за «победно шагающего по искалеченным телам погибших». Люди, как правило, не любят, когда их тычет носом в их несчастье персона, которая оные несчастья и вызвала.
Император Зарк фыркнул.
— В том-то и проблема с подданными, — сказал он наконец. — Никакого чувства юмора.
И, погрузившись в мрачное молчание, извлек из-за пазухи старую школьную тетрадку, лизнул огрызок карандаша и начал писать.
Я села рядом с ним.
— Что это?
— Моя речь. Таргоиды милостиво признали меня Богом-Императором их звездной системы, и, мне кажется, было бы мило с моей стороны сказать несколько слов — вроде как поблагодарить их за доброту, но приправить скромность завуалированными угрозами массового уничтожения, если они переступят черту.
— Как начинается твоя речь?
Зарк прочел из записок:
— «Дорогие никчемные рабы, я сожалею о вашей бесполезности». Ну, как тебе?
— Определенно сразу к главному, — признала я. — Как продвигается дело Холмса?
— Мы пытались проникнуть в рассказы все утро, — сказал Зарк, откладывая на минутку скромную приветственную речь и орудуя ложкой в пироге, поставленном перед ним, — но безрезультатно. Слышал, тебя отстранили. В чем дело?
Я рассказала ему про пианино в «Эмме», и он негромко присвистнул.
— Заковыристо. Но я бы не парился. Я видел, как Брэдшоу расписывал дежурства на следующую неделю, и ты там есть. Одну минутку. — Он помахал тщательно наманикюренной рукой официантке и сказал: — Сахар мне на стол, девочка моя, или я предам смерти тебя, твою семью и всех твоих потомков.
Официантка вежливо присела, начисто игнорируя его манеру изъясняться, и сказала:
— Если вы меня убьете, ваше императорское величество, то у меня не будет никаких потомков, правда же?
— Ну да, я, очевидно, имел в виду ныне живущих, девочка.
— А, тогда все в порядке, — сказала она и, еще раз изящно присев, удалилась.
— У меня вечные нелады с этой официанткой, — пробурчал Зарк, когда та ушла. — Вам не кажется, что она… смеялась надо мной?
— Нет-нет, — заверила его миссис Ухти-Тухти, пряча улыбку. — По-моему, ты ее запугал.
— Никому не приходило в голову отвести вымыслопроводы Шерлока Холмса с Той Стороны. При удачной постановке текстуального сита мы смогли бы отрикошетить цикл на литшифровалку в ГТУ и переписать конец с Холмсом и Ватсоном из «Семипроцентного раствора».[64] Так он продержится достаточно долго, чтобы мы успели подобрать постоянный ответ.
— Но куда именно поместить сито? — спросил Зарк (не такой уж глупый вопрос).
— Чем на самом деле является текстуальное сито? — осведомилась миссис Ухти-Тухти.
— Его так до конца и не объяснили, — ответила я.
Официантка вернулась с сахаром.
— Спасибо, — ласково поблагодарил император Зарк. — Я решил… пощадить твою семью.
— Ваше величество слишком щедры, — отозвалась официантка, посмеиваясь над ним. — Возможно, вы могли бы немного попытать одного из нас — например, моего младшего брата.
— Нет, решение принято. Вы пощажены. Теперь удались, или я… О нет. Так ты меня не подловишь. Иди, или я никогда не стану пытать твою семью.
Официантка снова присела, поблагодарила его и ушла.
— Бойкая, а? — сказал Зарк, глядя ей вслед. — Как считаете, может, мне стоит сделать ее своей женой?
— Ты подумываешь жениться? — От удивления Ухти-Тухти едва не спалила утюгом воротничок.
— По-моему, самое время, — ответил он. — Истреблять мирные цивилизации по прихоти гораздо веселее с кем-нибудь за компанию.
— А мама твоя об этом знает? — спросила я, прекрасно сознавая власть, которой обладала в его книгах вдовствующая императрица Заркина IV.
Император Зарк мог быть воплощением ужаса в бесчисленных звездных системах, но жил он с мамой, и, если слухи правдивы, она по-прежнему настаивала на том, чтобы лично купать его.
— Ну, она пока не в курсе, — ответил он, защищаясь, — но я достаточно взрослый, чтобы принимать собственные решения, знаешь ли.
Мы с миссис Ухти-Тухти понимающе переглянулись. В императорском дворце ничего не происходило без согласия императрицы.
Зарк пожевал с минутку, поморщился и проглотил с выражением крайнего отвращения на лице. Затем обратился к миссис Ухти-Тухти:
— По-моему, ты ешь мой пирог.
— Правда? — небрежно отозвалась она. — Теперь, когда ты упомянул об этом, припоминаю, что слизняки были какие-то странные на вкус.
Они поменялись пирогами и продолжили трапезу.
— Мисс Нонетот?
Я подняла голову. Рядом со столиком стояла уверенная женщина средних лет. Лучистые морщинки вокруг глаз и седеющие каштановые волосы, шрам от ветрянки над левой бровью и асимметричные ямочки на щеках… Я вскинула бровь. Она была хорошо выписанным персонажем, но я не узнала ее — по крайней мере, не сразу.
— Чем могу быть полезна? — спросила я.
— Я ищу беллетрицейского агента по имени Четверг Нонетот.
— Это я.
Наша гостья с видимым облегчением улыбнулась.
— Приятно познакомиться. Меня зовут доктор Темперанс Бреннан.[65]
Конечно, я знала, кто она такая: героиня собственного жанра — судебный антрополог.
— Очень приятно с вами познакомиться, — сказала я, вставая, чтобы пожать ей руку. — Не желаете ли присоединиться к нам?
— Спасибо, с удовольствием.
— Это император Зарк, а эта, с иголками, миссис Ухти-Тухти, — представила я обоих.
— Привет, — сказал Зарк, в процессе рукопожатия оценивая ее с матримониальной точки зрения. — Как вы смотрите на власть над жизнью и смертью миллиарда безбожных дикарей?
Темперанс приостановилась и вскинула бровь.
— Монреаля мне вполне хватает.
Она пожала лапу миссис Ухти-Тухти и обменялась с нею несколькими любезностями насчет правильного метода стирки льняных изделий. Я заказала ей кофе, и после светского обсуждения потусторонних продаж наших книг (причем ее оказались впечатляюще большими по сравнению с моими) она призналась, что это не просто визит вежливости.
— Меня прикрывает дублерша, поэтому перейду сразу к делу, — сказала она, с явным профессиональным интересом разглядывая высокие скулы Зарка. — Кто-то пытается меня убить.
— У нас с вами много общего, доктор Бреннан, — ответила я. — Когда это произошло?
— Зовите меня Темпе. Читали про мое последнее приключение?
— «Могильные тайны»? Конечно.
— Незадолго до конца меня похищают, напоив «микки финном».[66] Я разговорами прокладываю себе путь на волю, и плохой парень убивает сам себя.
— И?
— Тридцать два прочтения назад меня отравили по-настоящему, и я едва не провалилась. Меня еле хватило оставаться в сознании достаточно долго, чтобы книга не пошла под откос. У меня повествование от первого лица, и все держится на мне.
— Н-да, — пробормотала я, — от первого лица — та еще каторга. В Главное текстораспределительное докладывали?
Она откинула с лица волосы.
— Естественно. Но поскольку я не прервала повествование, то это не было зарегистрировано как текстовая аномалия, так что, по мнению ГТУ, никакого преступления нет. Знаете, что они мне сказали? «Вот умрете, тогда приходите, — тогда мы сможем что-нибудь сделать».
Я хмыкнула и забарабанила пальцами по столу.
— Кто, по-вашему, за этим стоит?
Она пожала плечами.
— Из книги — никто. Мы все в очень хороших отношениях.
— Какие-нибудь скелеты в шкафу? Извините за выражение.
— Множество. В криминальном романе всегда приходится разбираться как минимум с одним серьезным злодеем на книжку, а иногда и больше.
— Это с сюжетной точки зрения, — подчеркнула я. — Но если вы гибнете, то все остальные персонажи в ваших книгах мгновенно становятся не нужны и над ними нависает угроза стирания, так что у ваших бывших врагов одна из самых веских причин сохранять вам жизнь.
Доктор Бреннан задумчиво хмыкнула.
— С этой стороны я проблему не рассматривала.
— Наиболее вероятно, что персона, желающая вас убить, не из вашей книги. Есть соображения?
— Я за пределами своих книг никого не знаю… кроме Кэти и Керри, разумеется.
— Это не они. Оставьте это мне, — сказала я после минутной паузы, — и я посмотрю, что можно сделать. Просто держите глаза и уши открытыми, хорошо?
Доктор Бреннан улыбнулась и поблагодарила меня, снова пожала мне руку, попрощалась с Зарком и миссис Ухти-Тухти и ушла, бормоча, что ей надо сменить подменявшую ее неквалифицированную и откровенно ленивую дублершу.
— Что это вообще было? — спросил Зарк.
— Понятия не имею, — ответила я. — Немного обескураживает, что люди несут свои проблемы мне. Порой хочется, чтобы была еще одна Четверг для подобных разбирательств.
— Я думал, так и есть.
— Даже не шути на эту тему, император.
Воздух треснул, и внезапно рядом с нами возник командор Брэдшоу. У Зарка и Ухти-Тухти вдруг сделался виноватый вид, а ежиха-прачка безуспешно попыталась спрятать глажку.
— Так и думал, что застану вас здесь, — сказал Брэдшоу, подрагивая усами, как бывало в сильном раздражении. — Это, часом, не совместительство, а, агент Ухти-Тухти?
— Ни в коем разе, — возразила она. — Я провожу в беллетриции столько времени, что едва успеваю справляться с глажкой для собственной книги!
— Очень хорошо, — протянул Брэдшоу и обернулся ко мне. — У меня есть для тебя работа.
— Я думала, меня отстранили.
Он протянул мне мой жетон.
— Тебя не отстраняли уже минимум неделю, и я подумал, что ты можешь решить, будто впала в немилость. Дисциплинарные бумаги случайно пожрали улитки. Какая незадача!
Я улыбнулась.
— Что стряслось?
— Дело величайшей деликатности. Возникло несколько мелких текстовых неувязок в… книгах про Четверг.
— В которых? — спросила я, вдруг обеспокоившись, не приняла ли Четверг-5 свой провал близко к сердцу.
— В первых четырех. Поскольку ты прекрасно их знаешь и никто больше не желает прикасаться к ним или к ней даже багром, я подумал, что ты можешь захотеть проверить.
— Какого рода неувязки?
— Мелкие, — сказал Брэдшоу, протягивая мне лист бумаги. — Ничего такого, что ты заметила бы По Ту Сторону, не будучи преданным фанатом. Думаю, это может быть ранняя стадия распада.
Он не имел в виду распад в потустороннем смысле. В Книгомирье распад означает внутренний коллапс поведенческой логики персонажа — правил, которые делают героя предсказуемым и понятным. Некоторые, типа Люси Дин, коллапсируют спонтанно и с раздражающей регулярностью; другие медленно разрушаются изнутри, обычно в результате неразрешимых противоречий в характере. В любом случае единственное решение — замена полностью обученным генератом. Разумеется, могло ничего и не быть и очень возможно, что Четверг-1–4 просто злилась на увольнение и изливала свою хандру на коллег по циклу.
— Я проверю ее.
— Хорошо, — сказал Брэдшоу, оборачиваясь к Зарку и Ухти-Тухти. — А вас двоих я хочу к восемнадцати ноль-ноль видеть полностью снаряженными и готовыми попытаться проникнуть в «Союз рыжих» через «Дезинтеграционную машину».
Брэдшоу взглянул на свой планшет и исчез. Мы все встали.
— Хочешь, мы пойдем с тобой? — спросил Зарк. — Строго говоря, в твоей проверке Четверг-один-четыре содержится нарушение типа «конфликт интересов».
— Я справлюсь, — ответила я.
Парочка пожелала мне удачи и, подобно Брэдшоу, растворилась в воздухе.