Апокалипсис Нонетот, или Первый среди сиквелов

Глава 22 Нонетот

— Вы издеваетесь? — рычала я в мобильный комментофон двадцать минут спустя.

Я стояла снаружи у парадного входа в Норленд-парк. Солнце неторопливо спускалось по небосклону от полуденной жары к редкостной красоте предвечерней поры, вышедшей из-под пера Остин. Теплая сельская местность полнилась побрякиванием конской сбруи в полях, веселым жужжанием пчел в живых изгородях и щебетом юных барышень, сплетничающих и обсуждающих изящные способы заманить в ловушку богатеньких мужей.

— Ладно, — раздраженно бросила я, — просто пришлите его как можно скорее. — И захлопнула «раскладушку».

— Проблемы? — спросила Четверг-5, сидя по-турецки на теплой траве и плетя венки из ромашек.

— Эти придурки из трансжанрового такси, — отозвалась я. — Опять извиняются. Мол, из-за дорожной аварии в «Великом Гэтсби» глухие пробки и наша машина прибудет не раньше чем через час.

— А мы не можем прыгнуть прямо туда, куда нам надо? — Она осеклась и с минутку подумала. — А куда нам надо?

— В Фортепианный отдел. Но мы кое-кого ждем.

— Кого?

— Мы ждем, — я еще не решила, как подать новость, — курсанта на повторную практику.

— Еще одного? — переспросила Четверг-5, сперва немного надулась, но скоро отошла. — Если б я знала, испекла бы приветственный пирог.

— По-моему, она из другого теста, — пробормотала я, когда звук раздираемого целлофана ознаменовал прибытие обсуждаемой персоны.

Она, похоже, немного запыхалась, и мы втроем несколько секунд молча таращились друг на друга, пока оба курсанта не произнесли одновременно:

— А она-то что здесь делает?

— Послушайте, — сказала я обеим, — я понимаю, положение неловкое и даже странное, по моему мнению, и если кому-либо из вас это не нравится, можете отправляться прямиком в свою книжку.

Новая ученица злобно зыркнула на меня, потом на Четверг-5, потом снова на меня, а затем с принужденной улыбкой произнесла:

— В таком случае мне, вероятно, следует представиться и сказать, какая невероятная честь получить направление в ученицы к великой Четверг Нонетот.

— Побереги дыхание… и сарказм заодно, — огрызнулась я.

Я люблю принимать вызов, но тут, на мой взгляд, было на один-два вызова больше, чем надо. Поскольку это, разумеется, была еще одна Четверг Нонетот, та, что фигурировала в первых четырех книгах цикла — жестоких и полных убийств и необоснованного секса.

— Да уж, дым коромыслом, — негромко произнесла она, оглядывая нас обеих. — Если день начинается таким образом, то дальше может быть только лучше.

Мы с Четверг-5 уставились на вновь прибывшую с завороженным любопытством. В отличие от Четверг-5, которая всегда одевалась в приобретенный на взаимовыгодной основе хлопок и шерсть, эта Четверг предпочитала агрессивную черную кожу — кожаные брюки, жакет и длинный плащ, волочащийся по полу. Кожи было так много, что Четверг-1–4 поскрипывала при ходьбе. Волосы у нее были той же длины, что и у нас, но туже стянуты в хвост на затылке, а глаза скрывались за стеклами маленьких черных очков. На поясе висели два пистолета-автомата рукоятями внутрь, чтобы выхватывать их крест-накрест — бог знает зачем. За исключением этого и несмотря на то что она жила в книгах, действие которых разворачивалось между 1985 и 1988 годом, она выглядела в точности как я — даже с проблесками седины, которые меня, как я все еще притворялась, не волновали.

Но она не была мной. На самом деле она походила на меня меньше, чем версия, говорящая с цветами, если такое возможно. Я читала эти книги, и хотя она пыталась действовать по правилам, методы ее были в лучшем случае сомнительны, а мотивы — подозрительны. В Четверг-5 были в основном мысли и очень мало действия; в Четверг-1–4 было в основном действие и очень мало мысли. Авторы цикла пожертвовали описанием характера ради фабулы и юмором ради плотности действия и скорости. Вся атмосфера испарилась, и книги превратились в череду жестоких эпизодов, разбавленных романтическими интерлюдиями, и когда я говорю «романтическими», то делаю большую натяжку. Самый знаменитый момент — это ее знойный роман с Эдвардом Рочестером и откровенная потасовка с Джен Эйр. Я думала, хуже быть не может, пока не оказалось, что миссис Фэйрфакс — ниндзя-убийца, а Берту Рочестер похитили инопланетяне. И все это только в первой книге. Дальше все притягивалось за уши еще больше. К четвертой книге мне уже казалось, что изначальный вариант порвали волки, а потом его сляпали наугад перед самой публикацией. Я глубоко вздохнула, мысленно прокляла командора Брэдшоу и сказала:

— Четверг… познакомься с Четверг.

— Привет! — бодро сказала Четверг-5, примирительно протягивая руку. — Я так рада познакомиться с тобой, и с прошедшим тебя днем рождения!

Четверг-1–4 взглянула на протянутую руку Четверг-5 и вскинула бровь.

— Я имела несчастье читать «Великое фиаско Сэмюэла Пеписа», — недружелюбно произнесла она. — Если убрать из названия «Сэмюэла Пеписа», будет выглядеть честнее. Большего ушата дерьма мне видеть не доводилось. Я все ждала, когда же начнется стрельба, а ее так и не случилось — просто кучи обниманий, витаминов и людей, рассказывающих, как они друг друга любят.

— В объятиях нет ничего дурного, — возразила Четверг-5, защищаясь. — Может, если бы ты попробовала…

Она протянула руки, но в ответ прозвучало грубое:

— Только тронь меня своими воняющими мюсли лапами, и я тебе нос сломаю!

— Ну!.. — Четверг-5 негодующе фыркнула. — Я почти жалею, что поздравила тебя с днём рождения, и очень рада, что не испекла для тебя пирог.

— Это меня убивает!

— Слушайте, — рявкнула я, не дожидаясь, пока дойдет до рукоприкладства, — я не собираюсь просить вас поладить, я приказываю вам поладить. Ясно?

Четверг-1–4 равнодушно пожала плечами.

— Итак, — начала я, обращаясь к Четверг-1–4,— если хочешь стажироваться у меня, существуют три правила. Правило первое: ты делаешь в точности то, что я тебе говорю. Правило второе: ты говоришь, только когда к тебе обращаются. Правило третье: я называю тебя «Четверг-один-четыре», или «Чет-один-четыре», или «Хренверг», или… да как угодно. Ты же обращаешься ко мне «мэм». Если я зову тебя, являешься бегом. Правило четвертое: выкинешь какой-нибудь фокус — отправишься домой.

— По-моему, ты сказала, что существуют только три правила?

— Последнее я придумала на ходу. У тебя с этим какие-то проблемы?

— Полагаю, нет.

— Хорошо. Начнем сначала. Сколько часов теории у тебя было?

— Шесть недель. Сдала выпускные в прошлый вторник и пришла третьей.

— Неплохо.

— А сколько народу было в классе? — уточнила Четверг-5, все еще страдающая от заявления, что ее руки пахнут мюсли, не говоря уже об угрозе сломать нос.

Четверг-1–4 сердито глянула на нее и пробурчала:

— Трое, и на два процента выше минимального проходного балла, прежде чем ты спросишь. Но на стрельбище я набрала девяносто девять процентов. Пистолет, винтовка, станковый пулемет, гранатомет — назови любое.

Вот по этой главной причине я и не любила книги про Четверг Нонетот: слишком, слишком много оружия и горы трупов, каким позавидовал бы киношный Рэмбо. Четверг-1–4 вынула из кобуры агрессивного вида автоматический пистолет и показала нам обеим.

— Девятимиллиметровый «глок», — гордо сказала она. — Шестнадцать патронов в обойме и один в стволе. Конкретная останавливающая сила. Я ношу два, на всякий случай.

— Всего два? — съязвила я.

— Нет, раз уж ты спрашиваешь. — Она откинула полу кожаного плаща, чтобы продемонстрировать мне большой блестящий револьвер, заткнутый сзади за пояс штанов. — А у тебя что? «Беретта»? «Браунинг»? «Вальтер»?

— Ничего, — ответила я. — Ворвись в комнату с оружием, и кто-нибудь в итоге погибнет.

— А разве не так полагается?

— В твоих книгах — возможно. Но если кто-то погибает в процессе выполнения задания, задание считается проваленным. Без вариантов.

— Прибегать к дипломатии и пользоваться своей головой, — храбро вставила Четверг-5,— лучше, чем размахивать оружием.

— Да что ты об этом знаешь, мисс высшая фальшивность?

— Незачем оскорблять меня все время, — ответила та, явно расстроенная, — и потом, я не уверена, что есть такое слово «фальшивность».

— Слушай сюда, хренбургер, — насмешливо скривила губы кожаная Четверг, — я буду оскорблять тебя все время. Во-первых, потому что это прикольно, а во-вторых, потому… нет, мне не нужна вторая причина.

— Господи, — печально покачала я головой, чувствуя, что у меня кончается всякое терпение, — ты все еще бунтуешь.

— Бунтую? — огрызнулась она. — Возможно. Но поскольку я — в основном ты, полагаю, в этом есть отчасти и твоя вина.

— Заруби себе на носу, — сказала я, подходя ближе. — Общего у тебя со мной только имя и лицо. Можешь поливать «Великое фиаско Сэмюэла Пеписа» сколько угодно, но это, по крайней мере, не перманентная оргия насилия и бессмысленного секса из комиксов.

— Ах, извините! Да это никак критика? Или ты так думаешь, потому что тебе хочется так думать? Потому что я на днях смотрела цифры и я по-прежнему продаюсь нарасхват? — Она обернулась к Четверг из «Пеписа». — А ты сколько книг продала за последние пять лет?

Это было острое, но строго риторическое замечание. Нераспроданный тираж «Великого фиаско Сэмюэла Пеписа» уценили меньше чем через полгода после выхода в свет.

— Ты не ненавидишь меня, — сказала Четверг-1–4 Четверг-5,— ты втайне мечтаешь быть как я. Если хочешь кого-нибудь ненавидеть, ненавидь вот ее.

Эта реплика адресовалась мне.

— Да почему же это? — Четверг-5 едва не плакала.

Скрипя кожаными доспехами, Четверг-1–4 подошла к ней ближе и понизила голос:

— Потому что это она настояла, что твоя книга должна быть полна слюнявых семейных ценностей: домашний дронт, садоводство, муж, двое прелестных детишек…

— Трое.

— Неважно. Меня приглашали в пятую книгу, но я только взглянула на сценарий и велела им засунуть его понятно куда. — Она ткнула в мою сторону пальцем в перчатке. — Ее личное тщеславие обрекло тебя на медленную смерть нечитаемой, нерецензируемой, необсуждаемой и непечатаемой. Настоящая Четверг такая же целеустремленная, как и я, — даже в крайнем тщеславии переписать себя под видом маленькой мисс Сладкая Овсянка Обними-Дерево, исключительно чтобы защитить собственное хрупкое тщеславие, статус знаменитости Z-класса и непоследовательное общественное мнение. У нас с ней больше общего, чем она думает.

Она умолкла с победной улыбкой на лице. Вторая Четверг взирала на меня со слезами на глазах. Я сама кипела от возмущения, потому что сказанное было правдой. Единственная причина, по которой я вообще приняла Четверг-5, заключалась в том, что я чувствовала себя в ответе за нее. Не просто потому, что она действительно была невыносимой тряпкой, но еще и потому, что ее не читали.

— О нет! — Четверг-5 громко всхлипнула. — У меня все чакры напрочь разбалансировались… Можно, я возьму отгул на остаток дня?

— Хорошая мысль, — неприятно хохотнула Четверг-1–4.— Почему бы не отправиться помедитировать? В конце концов, это лучше, чем весь день ничего не делать.

Четверг-5 испустила очередной возмущенный вопль. Я сказала ей, что она может идти, и она исчезла с еле слышным хлопком.

— Слушай, — заговорила я, тоже подходя ближе и понижая голос, — ты можешь тут выделываться хоть весь день, изводя других персонажей, — это не важно. Важно то, что Совет жанров в своей заблудившейся мудрости считает тебя подходящей для беллетриции. Пять предыдущих наставников с этим не согласны. Не согласна и я. По-моему, ты гадина. Но дело не во мне. Дело в тебе. Это тебе, чтобы поступить в беллетрицию, надо научиться выживать во враждебной и постоянно меняющейся текстовой среде. Нам с тобой придется провести вместе следующие несколько дней, хотим мы того или нет, а написанная мной характеристика — единственное, что имеет значение для окончательного зачисления тебя в беллетрицию, так что тебе придется очень-очень постараться меня не злить.

— Ах! — покровительственно хмыкнула она. — Какие речи! Послушай, сестренка, может, сегодня ты и большая шишка в беллетриции, но на твоем месте я бы проявила здравый смысл и дипломатию. Однажды я займу место Глашатая и присматривать буду только за своими друзьями. Ну, станешь ты другом или нет?

— Боже правый, — тихонько произнесла я. — Чеширский Кот был прав: ты действительно совершенно несносна. Это твое последнее слово?

— Последнее.

— Тогда можешь валить обратно в свое подарочное издание прямо сейчас. Дай мне свой бедж.

На мгновение она встревожилась. Ее всепоглощающее высокомерие не допускало и мысли, что ее могут и впрямь выгнать. Но, верная себе, вместо того чтобы хотя бы попытаться помириться, она пустилась в дальнейшие угрозы:

— Комиссии по отбору курсантов при Совете жанров это не понравится.

— И фиг с ними. Твой бедж.

Она уставилась на меня с растущим замешательством.

— Ты выгоняешь… меня?

— Только что выгнала. Отдай мне свой бедж, или я арестую тебя.

Она вынула щиток беллетрицейского курсанта из кармана и шлепнула его мне в раскрытую ладонь. Без него или без подорожной она считалась де-юре книгобежцем и подлежала стиранию на месте.

— Удачного дня, — сказала я. — Не буду говорить, что было очень приятно, потому что не было.

И я пошла прочь, вынимая на ходу мобильник.

— Привет, Брэдшоу! Я только что выгнала Четверг-один-четыре. Поражаюсь, как кто-то сумел продержаться с ней больше десяти минут, — я не смогла.^{1}

— Да, уже. Скажи Жлобсворту, что мы сделали все, что могли.^{2}

— Жаль. Критику по этому поводу я переживу. Это серьезное…

— Погоди, погоди! — завопила Четверг, стиснув голову в нечеловеческом усилии взять себя в руки. — Это был мой последний шанс, так?

— Да.

Она терла виски.

— Я могу это сделать. Из… Из… ви-и-и…

— Ты можешь сказать это.

— Не могу.

— Постарайся.

Лицо у нее перекосилось, и она выдавила это слово:

— Извини. Я буду твоей ученицей. Беллетриции нужны такие люди, как я, и ради этого я готова прогнуться под твою властную посредственность.

С минуту я смотрела на нее.

— Расплывчатые извинения принимаются.

Я отошла, чтобы Четверг-1–4 меня не слышала, и снова заговорила в комментофон.

— Брэдшоу, насколько отчаянно нам нужно подлизаться к Жлобсворту именно сейчас?^{3}

Я велела Брэдшоу положиться на меня, он рассыпался в благодарностях, пожелал мне удачи и отключился. Я захлопнула мобильник и убрала его в сумку.

— Хорошо. — Я швырнула Четверг-1–4 ее бедж. — Первое твое задание — вернуть сюда Четверг-пять, сбалансировались там у нее чакры или нет, и извиниться перед ней.

С мгновение Четверг-1–4 таращилась на меня, затем набрала номер на собственном мобильнике. Я отвернулась и зашагала по усыпанной гравием подъездной дорожке, пытаясь расслабиться. Ну и начало!

Я села на декоративного льва у подножия парадной лестницы и издали наблюдала появление Четверг-5. После кратчайшей перебранки они пожали друг другу руки. Затем последовала пауза, еще несколько реплик на повышенных тонах, и наконец — невероятно! — стоя прямо, как палка, Четверг-1–4 позволила себя обнять. Я улыбнулась про себя, встала и пошла обратно, туда, где стояла эта парочка. Четверг-5 оптимистично сияла, Четверг-1–4 с каменным выражением лица думала.

— Разобрались между собой?

Обе кивнули.

— Хорошо. — Я взглянула на часы. — У нас есть еще несколько часов, прежде чем мы посетим заседание Совета жанров по политическому управлению, но перед этим…

— Мы идем на заседание Совета жанров?! — Глаза у Четверг-5 сделались как блюдца.

— Да… но только в том смысле «мы», что вы стоите позади и ничего не говорите.

— Bay! А что там будут обсуждать?

— Политику Книгомирья. Типа следует ли поставлять персонажей в видеоигры для придания им дополнительной глубины. Это особенно актуально, поскольку издание нынче не требует от книг оставаться исключительно книгами. Говорят, Гарри Поттер в кои-то веки появится. А теперь нам надо…

— Мы что, взаправду увидим Гарри Поттера? — прошелестела Четверг-5.

При упоминании о юном волшебнике ее глаза подернулись мечтательной дымкой. Четверг-1–4 демонстративно обратила взор к небесам и скрестила руки на груди, ожидая, пока мы приступим к работе.

Я вздохнула.

— Это зависит от того, обратишь ты внимание или нет. Теперь к заданию на вторую половину дня: сменить персонал, который разбирается с текущей фортепианной проблемой Книгомирья. А для этого нам надо отправиться в Главное текстораспределительное управление.