Арабелла

Глава I

Комната для занятий девочек в доме приходского священника в Хейтраме была тесновата. Но в холодные январские дни ее обитательницы совсем не ощущали этого недостатка — в семье не скупились на уголь. Высокий камин, за решеткой которого спокойно играли небольшие языки пламени, служил хорошим источником тепла, и лишь одна из находившихся в комнате четырех хорошеньких дочерей преподобного Генри Талланта — младшая, Элизабет — вынуждена была закутать голову и шею старой кашемировой шалью: у бедняжки разболелось ухо. Она лежала, свернувшись калачиком, на потертом диване и время от времени издавала тихие, жалобные стоны, на что ее сестры, впрочем, не обращали никакого внимания. Бетси росла болезненным ребенком. Возможно, климат Йоркшира пагубно влиял на ее организм. Зимой она часто болела, и все в доме, кроме матери, давно уже привыкли к слабому здоровью девочки.

Судя по огромному количеству белья, которое было навалено на столе, стоящем в центре этой маленькой, но уютной комнаты, девочек отправили сюда подшивать рубахи. Однако только одна из них — старшая — была занята порученным делом. В кресле у камина сидела мисс Маргарет Таллант, крепкая на вид пятнадцатилетняя девушка, с томом переплетенных журналов «Дамский музей». Заткнув уши пальцами, отключившись от всего, она читала захватывающий роман с продолжением. А за столом, напротив мисс Арабеллы, расположилась мисс София с другим томом тех же журналов. Бросив шитье, она увлеченно читала вслух.

— Знаешь, Белла, — сказала София, на мгновение оторвавшись от книги, — это просто невероятно. Только послушай, что они здесь пишут: «Мы познакомили наших читательниц с новинками моды. Но просим рассматривать это не как попытку попрать существующие нормы приличия, а как желание поднять ваше настроение и взглянуть на моду с несколько иной точки зрения. Экономия во всем — вот девиз сегодняшних дней». А теперь взгляни на эту картинку — шикарный халатик… Да еще тут сказано, что в России теперь носят лифы из голубого атласа, усыпанные бриллиантами. Ничего себе!

Белла покорно подняла глаза и, опустив на колени недошитый рукав рубахи, бросила критический взгляд на изображение шикарной модели, помещенное в разделе «Новости моды». Потом она вздохнула и, снова склонив свою темноволосую голову над работой, обреченно сказала:

— Ну что ж, если они так представляют себе экономию, значит, я, конечно же, не смогу поехать в Лондон, даже если крестная пригласит меня. А она не пригласит… я знаю.

— Ты должна поехать! И поедешь! — решительно заявила София. — Только подумай, что это может значить для всех нас!

— Да, но не могу же я поехать, как оборванка, — возразила Арабелла. — А если я должна «усыпать лиф бриллиантами»… В общем, сама понимаешь.

— Ерунда! Это же высокая мода. Да и бриллианты, наверное, не настоящие. К тому же это старый номер журнала. Я знаю, я читала, что дорогие украшения уже давно не носят с утренними туалетами. Так что вполне возможно… Где же этот том? Маргарет, он у тебя! Дай-ка мне его! Тебе вообще еще слишком рано интересоваться этим.

Маргарет тотчас вцепилась в книгу руками, чтобы сестра не могла забрать ее.

— А я и не интересуюсь. Я читаю роман.

— Вот и плохо. Ты же знаешь, что папа не хочет, чтобы мы читали романы.

— Если уж на то пошло, — резко ответила Маргарет, — он не меньше расстроится, если узнает, что вы не нашли для чтения ничего лучшего, чем «Новости последней моды».

Сестры посмотрели друг на друга.

— Мегги, дорогая, — сказала София, криво улыбнувшись, — дай мне, пожалуйста, книгу! На одну минутку.

— Я дам. Когда дочитаю до конца «Жизнеописание Августа Уолдстейна», — ответила Маргарет. — И только на одну минутку. Поняла?

— Подождите, — вдруг сказала Арабелла, бросив работу, и начала перелистывать том, оставленный Софией на столе. — Я тут кое-что читала по этому поводу. Сейчас… «Способ сохранения молока»… «Белый лак для ногтей»… Это не то… А… вот! Послушай, Мегги! «Женщина, которая в юности слишком увлекалась романами, вряд ли станет достойной половиной здравомыслящего мужчины и не сможет на должном уровне вести хозяйство». Вот так! — Она нарочито строго поджала губы, но глаза ее улыбались, придавая лицу особое очарование.

— Но ведь наша мама смогла стать достойной половиной здравомыслящего мужчины! — с возмущением воскликнула Маргарет. — Хотя и читала романы. А «Странник» или рассказы миссис Эджуорт даже папе не кажутся предосудительными.

— Да, но ему не понравилось, когда он узнал, что Белла читает «Венгерских братьев» и «Детей аббатства», — сказала София и, улучив момент, выхватила из рук сестры том переплетенных журналов. — Он сказал, что в таких книгах полно всякой ерунды, и никакой поучительности.

— Роман, который я читаю, очень даже поучительный, — сердито заявила Маргарет. — Посмотри, что там написано — в конце страницы: «Альберт! Порядочность — вот что главное в человеке!» Я уверена, что папа не запретил бы мне это читать.

Арабелла задумчиво потерла кончик носа.

— Я уверена, он сказал бы, что это просто красивые слова, — сказала она и добавила:

— Отдай ты ей эту книгу, София!

— Отдам, когда найду то, что меня интересует. И вообще, это мне пришла в голову такая замечательная мысль — попросить у миссис Кэтэрхэм эти журналы. Так что… А… вот, нашла. Ну да, здесь сказано, что с утренними туалетами теперь носят только самые простые украшения. Правда, это журнал трехлетней давности, — с сомнением в голосе добавила она. — Но я думаю, что мода не меняется так быстро.

И тут раздался голос Бетси, которая осторожно поднялась и села на диване.

— Но ведь у Беллы вообще нет никаких украшений.

Это замечание, с детской непосредственностью прозвучавшее из уст девятилетней девочки, привело всех в некоторое замешательство.

— У меня есть золотой медальон на цепочке, в котором хранятся папины и мамины локоны, — смущенно сказала Арабелла.

— Если бы у тебя еще были диадема, пояс да браслет… — проговорила София. — Здесь вот как раз модель с такими украшениями.

Сестры взглянули на нее с удивлением.

— Какой еще пояс?

София тряхнула головой.

— Не знаю, — призналась она.

— Но у Беллы все равно этого ничего нет, — снова раздался с дивана голос горе-утешительницы.

— Неужели из-за такого пустяка можно отказаться от поездки в Лондон? Нет, это непростительно! — заявила София.

— А я и не отказываюсь! — с обидой в голосе воскликнула Арабелла. — Просто не уверена, что леди Бридлингтон пригласит меня. Да и почему она должна делать это? Только потому, что она моя крестная? Но я ее никогда не видела.

— Но ведь она прислала тебе на именины такую замечательную шаль, — с надеждой проговорила Маргарет.

— И кроме того, она лучшая мамина подруга, — добавила София.

— Но мама не виделась с ней уже много лет.

— А больше она ничего не прислала Белле, даже на конфирмацию, — снова вставила замечание Бетси, осторожно спуская шаль на плечи.

— Если у тебя уже не болит ухо, — сказала София, с раздражением глядя на младшую сестру, — тогда закончи этот шов вместо меня. А я хочу нарисовать эскиз нового волана.

— Мама сказала, чтобы я спокойно посидела у камина, — заявила Бетси, устраиваясь поудобнее. — А в этих старых книжках есть акростихи?

— Нет. Но даже если бы они там были, я никогда не дала бы их такой невоспитанной девочке, как ты, Бетси, — мрачно сказала София.

Бетси захныкала, выдавливая из себя слезы. Но так как ни Маргарет, снова погрузившаяся в чтение романа, ни Белла с Софией, увлеченно рассматривающие в журнале модель бархатной накидки, щедро отделанной горностаем, не обращали на нее никакого внимания, девочка вскоре затихла, лишь изредка шмыгая носом и с обидой глядя на старших сестер.

Они сидели за столом обнявшись, склонив над книгой свои очаровательные темноволосые головки. Обе были очень просто одеты — в голубые кашемировые платья с глухим воротником и длинными узкими рукавами; из украшений — только ленты. Правда, все дети приходского священника отличались природной красотой и не нуждались в дополнительном украшении своей внешности. Хотя Арабелла, бесспорно, была гордостью семьи Генри Талланта, многие в округе считали, что шестнадцатилетняя София, пока еще по-детски пухленькая, очень скоро сможет соперничать по красоте со старшей сестрой. У обеих были огромные, темные, выразительные глаза, небольшие прямые носики и четко очерченные губы, а цвету их лиц, к которым никогда не прикасалось ни одно из косметических средств, в изобилии рекламируемых в популярных журналах, могла бы позавидовать не одна девушка. София была выше ростом и более крепкого телосложения. А Арабелла покоряла своих воздыхателей прекрасной и стройной фигурой и производила впечатление очень хрупкой девушки. Один романтически настроенный молодой человек сравнивал ее с осенним листом, сорванным с дерева порывом ветра; другой посвятил ей довольно плохонькие стихи, где называл свою возлюбленную Новой Титанией. Случилось так, что Гарри обнаружил излияния пылкого влюбленного и показал их Бертраму. С тех пор братья в шутку стали называть сестру только этим именем, пока отец со свойственной ему сдержанностью не сказал, что шутка эта слишком затянулась.

Бетси, однако, обиженная на сестер, смотрела на них без всякого восхищения. Она сидела на диване и думала о том, куда бы ей сейчас пойти: к старой ли доброй нянюшке или в детскую — поиграть с маленьким Джаком. И тут дверь распахнулась и в комнату влетел крепкий мальчик одиннадцати лет, с копной вьющихся волос, в нанковых брюках и рубашке с оборками. Он громко крикнул:

— Привет! Там такое… такое!.. Мама пошла к папе в кабинет, но я все знаю!

— Что случилось? — воскликнула София.

— Не скажу, — ответил Гарри, достал из кармана кусок бечевки и начал завязывать на ней какой-то узел. — Посмотри, что у меня получается, Мегги. Я уже знаю шесть основных узлов. И если дядя Джеймс не уговорит капитана Болтона взять меня с собой, это будет самая большая несправедливость на свете.

— Но ведь ты пришел не для того, чтобы сообщить нам об этом, — сказала Арабелла. — Так что там произошло?

— Наверняка это очередная шутка Гарри, — предположила Маргарет.

— А вот и нет! — возразил мальчик. — Джозеф Экклес ездил на Уайт-Харт и привез с собой почту. — Сестры насторожились, и Гарри понял, что попал в точку. Он весело хихикнул. — Ага! Интересно? Там было письмо из Лондона. Отправлено и оплачено каким-то господином. Я видел!

Книга выскользнула из рук Маргарет и упала на пол. София замерла, не в силах вымолвить ни слова. А Арабелла вскочила со стула и взволнованно спросила:

— Гарри! Это письмо… это письмо от моей крестной?

— Письмо от крестной? — удивился мальчик.

— Если оно пришло из Лондона, то это наверняка от леди Бридлингтон, — заявила София. — Арабелла, мне кажется, наши мечты начинают сбываться.

— Боюсь, что это невозможно, — едва слышно произнесла Арабелла. — Наверное, она написала, что не может пригласить меня.

— Чепуха! — решительно возразила практичная София. — Зачем тогда мама понесла письмо папе? Нет, лично мне кажется, что все уже решено. Ты едешь в Лондон на светский сезон!

— О! Если бы это было так! — дрожа от волнения, сказала Арабелла.

Гарри, который уже бросил свои узлы и теперь пытался встать на голову, вдруг потерял равновесие и упал на пол, свалив стул и зацепив шкатулку Софии и шляпку, которую расписывала Маргарет перед тем, как углубиться в чтение. Однако ни одна из сестер не сделала ему замечания, не посмеялась над его неловкостью. Он встал и насмешливо заявил, что только девчонки могут поднимать такую суматоху из-за обычной поездки в Лондон.

— Скукотища! Интересно, что ты собираешься там делать?

— О Гарри! Какой же ты глупый! Балы! Театры! Ассамблеи! — задыхаясь, произнесла Арабелла.

— Я думаю, ты поедешь туда, чтобы подыскать подходящую партию, — сказала Бетси. — Так говорила мама. Я слышала.

— А вот слышать это тебе совсем не обязательно, — резко заметила София.

— Что такое подходящая партия? — спросил Гарри, катая по полу катушки с нитками, которые выпали из шкатулки.

— О Господи! Не знаю!

— Я знаю, — снова раздался голос Бетси. — Это удачное замужество. А потом Белла пригласит к себе в Лондон Софию, Мегги и меня, и мы все найдем себе богатых мужей.

— Что я, конечно же, не сделаю, мисс, — заявила Арабелла. — И позвольте вам заметить, вас никто никуда не пригласит, пока вы не научитесь себя вести.

— Но так сказала мама, — захныкала Бетси. — И не думайте, что я ничего не понимаю в таких вещах, потому что…

— Бетси, — резко прервала ее София, — если ты не хочешь, чтобы я рассказала папе о твоем ужасном поведении, отправляйся в детскую. Там твое место!

Угроза подействовала, и Бетси, обозвав сестер «противными кошками», нарочито медленно вышла из комнаты, волоча за собой шаль.

— Она очень слабенькая, — сказала Арабелла виноватым тоном.

— Зато не по годам развитая, — возразила София. — Лучше бы ей позаботиться о своем умственном развитии, чем думать о таких вещах. Но, Белла, если бы тебе действительно посчастливилось удачно выйти замуж! И если леди Бридлингтон вывезет тебя в свет, это обязательно случится, потому что ты, — она с восхищением посмотрела на старшую сестру, — самая прелестная девушка на свете.

— Ага! — подтвердил Гарри, довольный возможностью поучаствовать в разговоре старших сестер.

— Да, — согласилась и Маргарет. — Но ведь ей нужны бриллиантовые пуговицы, диадема, ну и все то, о чем ты говорила. Не знаю, как она обойдется без всего этого.

В комнате наступила гнетущая тишина. Первой пришла в себя София.

— Что-нибудь придумаем, — уверенно сказала она.

Никто не ответил ей. Арабелла и Маргарет, по-видимому, без особой надежды раздумывали над словами сестры. А Гарри нашел ножницы и теперь с удовольствием резал на маленькие кусочки нитку для штопки. Тягостную тишину нарушил вошедший в комнату молодой человек лет восемнадцати. Красивый, чем-то похожий на свою старшую сестру, хотя немного светлее нее. Судя по высокому воротнику его рубашки и замысловато уложенным каштановым кудрям, он был если не щеголем, то большим модником. Местный портной не мог, конечно, сравниться с признанными мастерами, но в работе со своим постоянным клиентом он готов был выложиться до конца. Впрочем, в этом ему немало помогала идеальная фигура заказчика. Любая вещь смотрелась на нем превосходно. Но особенно мистер Бертрам Таллант гордился своими стройными, красивыми ногами. Сейчас они были облачены в брюки из оленьей кожи. А в ящике одного из его шкафов хранилась пара желтых панталон, в которых он до сих пор не осмеливался показаться перед отцом. Но изредка примеряя их, молодой франт чувствовал себя настоящим знатоком моды. Его высокие сапоги с отворотами были начищены до блеска. Очевидно, их обладатель приложил для этого немало сил и выдумки, поскольку родители, к сожалению, не имели возможности обеспечить своего второго сына высококачественной ваксой. Воротник его рубашки был так туго накрахмален заботливыми руками сестер, что молодой человек с трудом мог поворачивать голову. Так же, как и его старший брат Джеймс, который теперь, перед посвящением в духовный сан, учился в Оксфорде, Бертрам получил образование в Харроу. Сейчас он жил дома и занимался под руководством отца, готовясь к вступительным экзаменам в Оксфордский университет, которые должен был пройти во время пасхальных каникул. Правда, к такой перспективе Бертрам отнесся без особого энтузиазма — все его помыслы были направлены на получение чина корнета в гусарском полку. Однако его отцу это стоило бы не меньше восьмисот фунтов. Да к тому же долгая война с Бонапартом подходила к концу. Это означало, что быстрое продвижение по службе для тех, кто не имеет достаточно больших средств, теперь вряд ли возможно. И мистер Таллант не без основания решил, что гражданская служба сына будет для него менее обременительной, чем военная карьера. Он хотел, чтобы Бертрам, заняв высокое положение, стал гордостью его большого семейства. Правда, иногда ему приходилось сомневаться — есть ли у его легкомысленного отпрыска необходимые качества для такой службы. Но он старался успокоить себя тем, что Бертрам еще молод, а учеба в Оксфорде, где он сам провел три студенческих года, конечно же окажет положительное воздействие на его характер.

Будущий кандидат в члены парламента вошел в комнату, возвестив о себе подобием охотничьего крика, и тут же заявил, что «среди присутствующих есть кое-кто, кому почему-то жутко везет».

Арабелла, сложив на груди руки, умоляюще взглянула на брата.

— Бертрам, неужели это правда? Прошу, не мучай меня! Пожалуйста!

— Похоже, вы уже в курсе. Но кто вам рассказал?

— Гарри, конечно, — ответила София. — В этом доме дети знают все.

Бертрам нахмурился и, покачав головой, начал засучивать рукава.

— Насколько я понимаю, он вам здесь мешает. Выставить его отсюда? — спросил он.

— Ах вот как! — шутливо крикнул Гарри и, вскочив на ноги, встал перед Бертрамом в боевую позу.

— Только не здесь, пожалуйста! — воскликнули сестры в один голос.

По опыту зная, что их просьба скорее всего останется без внимания, девочки вскочили и стали убирать с «поля боя» свои вещи, что оказалось не лишним, поскольку комната была маленькая, да к тому же здесь хранилось огромное количество разных женских мелочей. Братья поборолись минуту или две, но потом Гарри, хотя и крепкий парень, начал уступать, и вскоре старший брат вытолкнул его из комнаты, закрыв за ним дверь и удерживая ее спиной. Побежденный, несколько раз ударив в поцарапанную дверную панель и пообещав отомстить обидчику, гордо удалился, громко насвистывая, что получалось у него очень искусно, благодаря отсутствию одного из передних зубов. Только после этого Бертрам отступил от двери и поправил галстук.

— Итак, ты едешь, — сообщил он Арабелле. — Жаль, что у меня нет богатой крестной. Старушка миссис Кэн не нашла ничего лучшего, чем дать мне какую-то дурацкую книгу «Христианский утешитель» или что-то в этом роде. От этой книги можно озвереть.

— Да, не очень-то умно с ее стороны, — согласилась Маргарет. — Ведь если ты показался ей любителем подобной литературы, она могла бы предположить, что такие книги можно найти и у отца.

— Да, но отец знает, что у меня нет к этому склонностей, и — надо отдать ему должное — не настаивает, — сказал Бертрам. — Он может быть слишком строгим, иногда старомодным, но понимает, что нельзя навязывать человеку то, что ему не интересно.

— Да, конечно, — нетерпеливо прервала брата Арабелла. — Но знает ли папа об этом письме? Разрешит ли он мне поехать?

— Мне кажется, ему не очень нравится эта затея, но он сказал, что не будет стоять на твоем пути. Он уверен — ты будешь вести себя в обществе достойно, не поддашься разным соблазнам, не проявишь легкомыслия. Да и я не сомневаюсь, — добавил Бертрам с доброй улыбкой, — что ты не ударишь в грязь лицом перед всеми этими вельможами. Так что все будет хорошо.

— Да, наверное, — сказала Арабелла. — Но расскажи мне, пожалуйста, все. Что пишет леди Бридлингтон?

— Господи! Да я не знаю. Когда в комнату вошла мама, я сидел над учебниками — пытался хоть как-то разобраться с этими греками — и слушал ее вполуха. Да она сама все расскажет. Ведь мама послала меня к тебе сказать, чтобы ты пришла к ней.

— Господи! Что ж ты не сказал об этом сразу? — воскликнула Арабелла, запихивая недошитую рубаху в сумку для рукоделия, и выбежала из комнаты.

Дом Генри Талланта, хотя и состоял всего из двух этажей, был огромный и старомодный. Чтобы добраться до комнаты матери, Арабелле пришлось миновать несколько застеленных потертыми половиками коридоров, где постоянно гуляли сквозняки.

Вообще, состояние Генри Талланта было достаточно большим и приносило в год около трехсот фунтов дохода. Но потребности многочисленной семьи были таковы, что о новых половиках в коридорах только мечтали. Лишних средств не было. Мистер Таллант, сын землевладельца, женился на прекрасной мисс Тил, хотя многие считали, что девушка поступила опрометчиво, предпочтя всем остальным простого юношу, пусть даже и очень симпатичного. Злые языки говорили, что она вышла замуж, чтобы досадить своей семье и что при желании могла бы соблазнить и баронета. Но мисс Тил влюбилась в Генри Талланта с первого взгляда. И поскольку жених был благородного происхождения, а ее родителям приходилось думать об остальных дочерях на выданье, ей предоставили возможность самой решить свою судьбу. И она не ошиблась в выборе. Во всяком случае, никто никогда не слышал от нее жалоб. Единственным поводом для расстройства была излишняя доброта мужа, который с готовностью помогал любому бродяге или нищему, встретившемуся на его пути. Конечно, ей хотелось, чтобы достаток семьи был больше. Тогда можно было бы оборудовать в доме новую, современную уборную и купить плиту на кухню, или поставить во всех комнатах восковые свечи, как у мужа ее сестры, который запросто мог позволить себе такую роскошь. Но она была умная женщина и понимала, что тот, почти забытый баронет, не принес бы ей такого счастья, как Генри. И пусть на кухне дымит печь, а в уборную надо идти на улицу в любую погоду! Миссис Таллант покорно согласилась с его решением дать образование сыновьям — судьба дочерей, считал Генри, решится сама собой. Но, экономя во всем, чтобы обеспечить достойное содержание Джеймса и Бертрама в Харроу, она ни на минуту не переставала думать о будущем своей старшей, самой красивой дочери. Сама она в молодости не выезжала дальше Йорка и Скарборо, хотя и не особенно жалела об этом. Но Арабелла, решила она, не должна быть лишена такой возможности. Вероятно, эта мысль пришла к ней сразу после рождения дочери, когда она предложила своей школьной подруге, Арабелле Хаверхил, которая сделала прекрасную партию, стать крестной матерью малышки. И конечно, решение послать дочь к леди Бридлингтон, чтобы та вывела девушку в свет, было хорошо продуманным. Долгие годы переписки, пусть и не очень частой, но достаточно регулярной, с ее старинной подругой убедили миссис Таллант в том, что роскошная жизнь совсем не изменила характер когда-то пухленькой, всегда добродушной и веселой мисс Хаверхил. Самой леди Бридлингтон не посчастливилось иметь дочерей, у нее был только один ребенок — сын, на семь или восемь лет старше Арабеллы. Но в этом было особое преимущество. Женщина, которая растит дочерей, какой бы доброй она ни была, вряд ли с большим удовольствием примет под свое крыло еще одну молодую особу, которой нужно найти хорошего мужа. А вот вдова, живущая в прекрасных условиях, знающая толк во всех светских развлечениях и у которой нет дочерей на выданье, должна бы с радостью воспользоваться возможностью сопровождать свою крестницу на балах, раутах и ассамблеях, которые сама часто посещает. Миссис Таллант не могла представить себе обратного. И она не ошиблась. Леди Бридлингтон, исписав несколько листов первоклассной бумаги своим размашистым почерком, удивлялась в письме, почему ей самой не пришла в голову эта замечательная мысль. Она одинока, и единственное ее желание — окружить себя молодежью. «У меня нет дочери, о которой я мечтала всю жизнь», — писала она, уверяя, что полюбит дочку своей дорогой Софии с первого взгляда и будет с большим нетерпением ждать ее приезда. Генри Таллант считал леди Бридлингтон пустой и легкомысленной женщиной. Но миссис Таллант знала, что ее подруга, несмотря на легкость, с которой относилась к жизни, обладает практичностью и житейской мудростью. София может не беспокоиться, писала она, крестная сделает все, чтобы подыскать Арабелле хорошую партию, и у нее уже есть на примете несколько достойных холостяков, намекала леди Бридлингтон.

Арабелла, вбежав в комнату, застала мать, сидящей с задумчивой улыбкой на лице.

— Мама!

— Арабелла! Входи скорее, дитя мое, и закрой дверь. Я получила письмо от твоей крестной, очень хорошее письмо! Я знаю… знаю, что могу положиться на нее!

— Значит, это правда? Я еду? — выдохнула Арабелла.

— Да! И она умоляет, чтобы я отправила тебя как можно скорее. Ее сын, похоже, собирается на Континент, и крестная боится, что она умрет со скуки одна в своем огромном доме. Я-то уж знаю, что это такое! Она встретит тебя, как родную дочь. И еще! Хотя я никогда не просила ее об этом… Но, Арабелла, дорогая, она пишет, что может представить тебя на одном из официальных приемов!

Эта ошеломляющая перспектива лишила Арабеллу дара речи. Она только смотрела на мать, пока та с упоением перечисляла все открывающиеся перед дочерью возможности.

— О большем я мечтать не могла! И я уверена — она выполнит все обещания. У нее столько связей! Концерты! Театры! Все светские приемы — обеды, ассамблеи, балы! Ты даже не представляешь, что это значит!

— Но, мама, — наконец промолвила Арабелла, — как мы все это устроим? Ведь это большие расходы! А я не могу, не могу… поехать в Лондон без нарядов.

— Конечно, не можешь, — согласилась миссис Таллант с улыбкой. — Кто же едет без нарядов?

— Да, мама. Но ты же знаешь, что я имею в виду. У меня только два бальных платья. Да и надеть их можно разве что на ассамблею в Харрогите и на наши вечеринки. Но для Лондона — я знаю точно, мама, — они не годятся. София взяла у миссис Кэтэрхэм все подшивки «Дамского музея». Я видела, какие там наряды. Все должно быть усыпано бриллиантами, отделано горностаем или игольным кружевом!

— Моя дорогая Арабелла! Не надо отчаиваться. Все уже продумано, уверяю тебя. Ведь эта идея пришла мне очень давно. — Она взглянула на изумленное лицо дочери и рассмеялась. — Неужели ты думаешь, что я пошлю тебя в общество одетой как попало? Надеюсь, не такая уж я бестолковая. Я начала готовиться к этому дню много лет назад.

— Мама!

— Ты же знаешь, у меня есть немного денег, — объяснила миссис Таллант. — Твой отец сразу сказал, чтобы я использовала их по своему усмотрению, потому что он знал, что я люблю всякие безделушки, и не хотел, чтобы его жена была ограничена в чем-то после замужества. Но я, конечно, очень скоро поняла, что глупо тратить деньги на всякую ерунду, и решила потратить их на своих детей. Уроки рисования для Маргарет, учитель музыки для Софии, новое пальто для нашего дорогого Бертрама… и эти желтые панталоны, которые он все еще не решился показать отцу. Господи! Ну что за глупый ребенок! Думает, что папа ничего не знает! Ну и, конечно, лечение бедняжки Бетси… В этом году пришлось три раза обращаться к доктору. В общем, расходов много. Но кое-что я специально приберегла для тебя.

— Нет, мама! Нет! — воскликнула Арабелла с отчаянием. — Я, пожалуй, вообще не поеду в Лондон, раз тебе приходится нести такие ужасные расходы.

— Моя дорогая, ты просто еще очень плохо разбираешься в жизни, — спокойно ответила миссис Таллант. — Я считаю, что вкладываю свои деньги в очень хорошее дело, и рассчитываю на достойную отдачу. — Она помолчала немного, а потом четко сказала:

— Надеюсь не нужно напоминать тебе, что твой отец — святой человек. Да, не думаю, что есть еще на свете второй такой муж и отец. Но он совершенно лишен практичности. А без этого невозможно жить, когда у тебя восемь детей и всех надо устроить. С Джеймсом, правда, беспокойств особых нет. У Гарри тоже должно быть все в порядке — спасибо его дяде, который привил ему любовь к морю. А вот Бертрам меня волнует. Волнуете меня и вы, мои дочери. Разве я могу здесь найти вам подходящих мужей? Конечно, папа не любит таких разговоров. Но ведь ты, Арабелла, разумная девочка. С тобой я могу говорить откровенно. Если бы мне только удалось удачно пристроить тебя! Потом ты уже смогла бы ввести в общество своих сестер. А если тебе посчастливится выйти замуж за человека с положением, ты могла бы помочь Бертраму получить военный чин. Я, конечно, не имею в виду то, что твой будущий муж заплатит за его назначение, но, может, у него окажутся связи в конногвардейском полку или еще где-нибудь.

Арабелла кивнула. Для нее не было новостью то, что она, как старшая сестра, должна выйти замуж первой и как можно удачнее. Она знала, что это ее обязанность.

— Мама! Я постараюсь не разочаровать тебя, — серьезно сказала она.