При характеристике источников, которыми пользуются при изучении истории арабских стран периода господства Омейядов (660–750), прежде всего следует иметь в виду, что арабоязычная историография создалась в IX–X веках, в правление династии Аббасидов. Особые религиозно-политические претензии этой династии получили свое выражение и в исторических трудах. Историки проявляли предвзятое, тенденциозное отношение к Омейядам, как к светским государям, охранявшим и поддерживавшим традиции джахилийи, и противопоставляли им Аббасидов как «богом благословенную династию». Также следует иметь в виду, что интересующие нас историки жили и писали свои труды в Ираке и оказывали предпочтение материалам проаббасид-ского (и, следовательно, антиомейядского) предания.
Наиболее обильные и разнообразные сведения содержатся в «Истории» ат-Табари и двух сочинениях ал-Белазури — «Футух ал-булдан» («Завоевание стран») и «Ан-саб ал-ашраф» («Родословия знатных»). В дополнение к ним следует привлекать сообщения, содержащиеся в сочинениях ал-Масуди.
Большое значение как исторический источник имеют произведения арабоязычной географической литературы. Особую ценность эта литература приобретает благодаря содержащимся в ней материалам по экономической истории арабских стран в эпоху Средневековья. Исчерпывающие сведения об этой литературе содержатся в труде И. Ю. Крачковского «Арабская географическая литература»{90}.
Очень большой (но не исчерпывающий) материал из арабоязычных источников собран Л. Каэтани в «Летописи ислама»{91}. Этот материал расположен по годам мусульманской эры и снабжен ценными библиографическими и историческими примечаниями.
Для изучения периода Омейядов большое значение сохраняет труд Н. А. Медникова «Палестина от завоевания ее арабами до крестовых походов по арабским источникам». В нем в русском переводе даны относящиеся к Сирии, Ливану и Палестине (Израилю и Иордании) сообщения арабоязычных историков и географов. Переводам предшествует обстоятельное и ценное источниковедческое исследование.
Сравнительно с арабоязычными источниками о периоде Омейядов исторические произведения на других языках представляют гораздо меньший и сравнительно незначительный интерес. Византийские, армянские, сирийские и западноевропейские писатели дают об этом периоде скудные и далеко не всегда достоверные сведения.
Девяностолетнее господство династии Омейядов вполне можно выделить в особый исторический период. Такое выделение основывается не только на том политическом факте, что (как полагал немецкий востоковед Ю. Вельхаузен, автор наиболее крупной и содержательной монографии по истории Омейядского халифата) Омейяды олицетворяли господство арабов в завоеванных ими странах, составивших обширный Халифат, и что с падением этой династии прекратилась арабская гегемония над различными покоренными народами в Азии, Африке и Европе. Гораздо важнее те социально-экономические изменения, которые происходили в Халифате в период господства Омейядов и привели к торжеству феодальных отношений у всех народов Халифата, в том числе и у арабов. В течение этого периода под влиянием феодальных отношений в завоеванных странах происходил процесс превращения рабовладельческой арабской родовой аристократии в господствующий класс феодалов. Таким образом, время военно-политического господства Омейядов мы имеем основания рассматривать как переходный период в истории многонационального общества средневековых арабских стран.
Собственно говоря, первым Омейядом был халиф Осман, а его преемником стал Муавия ибн Абу Суфиан, который в 660 году в Иерусалиме был провозглашен халифом преданными ему сиро-арабскими племенами. Следовательно, 660 годом и надлежит датировать начало династии Омейядов. Более года в Халифате шла борьба за верховную власть двух халифов — Али и Муавии. Если не делать уступки мусульманской правоверной традиции, нет никаких исторических оснований считать начальной датой династии Омейядов 661 год, в котором был убит четвертый «праведный» халиф Али.
Омейядский халиф Муавия по сравнению со своими политическими противниками располагал гораздо более солидной экономической базой и более надежными военными силами. Еще в правление халифа Омара он стал полновластным и несменяемым наместником богатой и цивилизованной Сирии. Более двадцати лет занимая это место, он стал признанным главой арабской родовой аристократии в Сирии, сумел наладить хорошие отношения с ее населением и обеспечить себе его поддержку.
Омейядских халифов обычно разделяют на две родственные ветви. Одну из них составляли Суфианиды, называвшиеся так по кунье (составной части имени) отца Муавии I. Это Муавия (660–680), его сын Иазид I (680–683) и его внук Муавия II, умерший от чумы в 683 году, через несколько месяцев после вступления на престол. Вторая ветвь, сменившая Суфианидов на халифском престоле, известна как Мерваниды, по имени Мервана, четвертого халифа династии Омейядов.
Муавия еще в бытность наместником Сирии обеспечил себе, своим родственникам и соратникам солидную материальную базу. Путем земельных захватов он стал крупнейшим землевладельцем. Ко времени арабских завоеваний в Сирии — этой стране развитого ирригационного земледелия — наблюдалось сокращение культурных площадей и частичный упадок сельскохозяйственного производства как вследствие разрушительных ирано-византийских войн, так и вследствие фискальной политики императора Ираклия. Частичное разрушение государственной и общинных систем искусственного орошения, бегство и гибель земледельцев в ряде районов сократили численность сельских жителей. Возделанные земли, на которые перестала регулярно поступать питавшая их влага, превратились в пустоши. Эти бесхозные земли сделались первым объектом захватов арабской родовой аристократии. Новые владельцы направляли на них многие тысячи пленников и заложников, обращенных в рабство в ходе завоеваний за пределами Сирии. С помощью и под руководством сирийских инженеров, мелиораторов, гидрологов и агрономов заброшенные земли снова превращались в нивы, сады, огороды и виноградники.
Земельные владения византийского императора и его сановников, ставшие бесхозными после арабского завоевания, также, как мы уже знаем, сделались объектом захватнических поползновений новых господ Сирии. Муавия создал себе весьма обширный домен и стал одним из крупнейших землевладельцев и рабовладельцев в Халифате. У него остались также фамильные земельные владения в Хиджазе. В этих владениях насчитывалось, по неполным данным, 4000 рабов.
Об основном источнике рабовладения арабской родовой аристократии того времени можно судить по следующему показательному примеру. Когда в 70-х годах VII века (то есть в правление халифа Муавии I) арабы взяли Бухару, их военачальник Сайд ибн Осман, эмир Хорасана, присвоил себе много пленных и несколько заложников из местных землевладельцев. Эту живую добычу он приказал отправить в Хорасан, а оттуда — под Медину, где ему принадлежали земельные владения. В Медине, как сообщает Нершахи (историк Бухары, X век), Сайд приказал своим гулямам отобрать у богатых заложников находившиеся при них золото, серебро, дорогие одежды и оружие, выдать им одежду из грубой ткани и заставить их обрабатывать землю. Эти бухарские землевладельцы жаловались, что завоеватели обратили их в рабство и поручили им очень тяжелую работу.
Вооруженной опорой династии Омейядов служили сироарабские племена. Согласно принятым у них родословиям, они переселились в Сирию, Палестину, Заиорданье и Ирак в IV–V веках из Южной Аравии. Под влиянием местного арамейского населения они восприняли некоторые элементы местной культуры и обратились в христианство. В течение двух-трех столетий, предшествовавших возникновению ислама, они устанавливали все более тесные контакты с византийской и иранской администрацией и военным командованием и накануне арабского вторжения входили в состав вспомогательных вооруженных сил Ирана и Византии.
Сиро-арабские племена принадлежали к двум основным группам арабских племен — кельбитам (по-арабски — бену-кельб; другое название — йемениты) и кайситам (бену-кайс; другое название — низариты). Между этими двумя группами еще со времен джахилийи шла почти непрерывная борьба за политическое преобладание, иногда выражавшаяся в кровавых междоусобных столкновениях.
Во всех провинциях Халифата эта борьба вызывалась не только старыми, неразрешенными спорами, неудовлетворенными претензиями и кровными счетами, но и различными политическими программами. Кайситы как носители старых бедуинских традиций и военно-политических навыков ограничивали цели своего господства захватом добычи и сбором дани с покоренного населения; они не разрушали ни производства, ни культуры этого населения и относились к нему с полным безразличием. Кельбиты же, не отказываясь ни от добычи, ни от дани, выступали сторонниками сотрудничества с покоренными народами и усваивали элементы их культуры.
Омейяды, как один из родов племени курейш генеалогически принадлежали к кайситам. Но по политическим соображениям, учитывая реальное соотношение сил в Сирии, они опирались на кельбитов. Чтобы установить с ними родственные отношения, Муавия женился на Меймуне, принадлежавшей к одному из кельбитских племен. Она заняла положение его главной жены и стала матерью Йазида, будущего халифа. Йазид впоследствии женился тоже на кельбитке.
Сирийские кельбитские племена были гвардией Суфианидов. Муавия приказывал выдавать им повышенное жалованье, не скупился на подарки их предводителям, устраивал им угощения и завещал своему сыну не отягощать их гарнизонной службой, а также предоставлять им отпуска, чтобы они побольше времени проводили в кочевьях со своими женами и способствовали численному росту своего потомства.
Омейяды как типичные представители арабской родовой аристократии не вмешивались в общественное производство покоренного населения. Они вполне удовлетворялись поступавшими в свою казну податями и таможенными сборами, получая помимо этих поступлений большие доходы от своих земельных владений. Правда, иногда они проявляли интерес к состоянию системы искусственного орошения, но только ради повышения налоговых поступлений в казну. Прочие заботы они всецело предоставили коренному населению.
При арабском господстве особенно возросло общественное значение сирийского христианского духовенства. С падением византийского господства в Сирии прекратились преследования инославных христиан, противников грековизантийского православия. Это, несомненно, улучшило положение различных местных церквей — монофизитов, несториан, маронитов и др. Кроме того, христианское духовенство сохранило судебные функции, выступало сборщиком податей со своей паствы и гарантом ее платежеспособности (а это усиливало его влияние и приносило ему доходы), ведало школами. Можно сказать, что в Сирии оно служило опорой господства Омейядов, и не случайно монастырям арабо-мусульманские власти предоставляли значительные податные льготы. Тут, правда, следует иметь в виду, что в то время многие христиане считали ислам не особой религией, а одной из христианских сект.
Омейяды пользовались популярностью среди сирийского коренного населения. Это объясняется тем, что уже в правление Муавии, который избрал Дамаск своей резиденцией и сделал столицей Халифата, Сирия стала пользоваться преимуществами престольной провинции. Она была опоясана кордоном таможен, которые охраняли сирийские ремесла от конкуренции продукции ремесленников, ввозимой из других провинций Халифата. В то же время сирийские изделия находили сбыт в Ираке и Иране, доступ в которые открылся после ликвидации ирано-византийской границы.
Тем не менее говорить о всестороннем процветании в Сирии, как А. Ламменс, нет никаких оснований. Известно, что уже при Суфианидах сирийское население периодически страдало от голода, который наряду с эпидемиями приводил к массовой гибели людей, особенно в городах. Причины периодически наступавших голодных лет еще не выяснены. Но хорошо известно, что аппарат выкачивания податей действовал бесперебойно, причем ни уровень производства, ни экономическое положение населения в расчет не принимались.
Способы эксплуатации земледельческого населения Сирии при Суфианидах оставались такими же, как и в период завоеваний. Наплыв рабов, поступавших с театров военных действий, предоставлял дополнительные возможности для обогащения арабской аристократии, но, видимо, не способствовал быстрому развитию сельскохозяйственного производства.
Служба в войске была обязанностью и привилегией арабов — не только мусульман, но и христиан. За эту службу они получали из халифской казны денежное жалованье и материальное довольствие, вполне обеспечивавшие их существование. Для содержания большого войска из кочевых племен и флота на складах собирались обильные запасы, создававшиеся за счет натуральных податей. К ремеслам арабы относились с пренебрежением, считая их занятием рабов. Все отрасли ремесленного производства оставались в руках зиммиев, как собирательно называлось немусульманское население. Зиммии же занимались торговлей, ростовщичеством и другими денежными операциями, а также поставляли служащих в государственный аппарат и в фискальные учреждения. Делопроизводство по-прежнему велось на греческом языке.
Арабы еще не имели своей интеллигенции. Людьми свободных профессий и интеллектуального труда — архитекторами, врачами, секретарями, специалистами по землепользованию и ирригации — были исключительно выходцы из коренного населения. Наряду с христианами среди них были иудеи, тоже пользовавшиеся свободой вероисповедания. Это были евреи, отдаленные предки которых поселились в Сирии во время диаспоры. Большинство их занималось различными ремеслами, а некоторая часть — торговлей.
Сирийцы, принявшие ислам и оказавшиеся в положении мавали, обслуживали арабскую аристократию. Грамотный маула, пользовавшийся доверием своего патрона, мог не без выгоды служить у него в качестве секретаря, казначея, домоуправителя, управляющего имением.
Большую роль в производстве — и не только в ирригационном земледелии — играли рабы. Много рабов было занято ремеслами. Широкое распространение получило оброчное рабство в условиях которого раб жил и работал вне дома своего владельца и лишь регулярно вносил ему денежный оброк (дариба).
Положение рабов и крестьян, видимо, не ухудшилось по сравнению с тем, в каком они находились при византийском господстве. Во всяком случае, до нас не дошли сведения о каких-либо их восстаниях в Сирии при Суфианидах. Поэтому, вероятно, и хариджиты, весьма активно действовавшие в то время в Ираке и Иране, не обрели массовой поддержки среди крестьянства и городского плебса в суфианидской Сирии. Халифы чувствовали себя здесь достаточно прочно. Они располагали вполне надежными и боеспособными вооруженными силами, какими были преданные им кельбитские племена. Кроме того, Суфианидов поддерживали местные землевладельцы, богатое купечество, греко-сирийская интеллигенция, верхний слой ремесленников и христианское духовенство.
При Суфианидах арабские племена продолжали завоевательные действия в Закавказье, Средней Азии и Восточном Иране. Арабские вооруженные силы, находившиеся в Сирии, были нацелены на борьбу с соседней Византией. Малая Азия превратилась в арену постоянных арабских набегов, имевших грабительский характер. Почти каждое лето арабские подвижные отряды предпринимали более или менее глубокие вторжения в Малую Азию не только в поисках добычи, но и с целью овладеть ближними подступами к Константинополю. Муавия I в качестве основной задачи своей внешней политики ставил захват этого великолепного города.
В 668 году арабы впервые появились на азиатском берегу Босфора. Зимние холода при отсутствии теплой одежды, острый недостаток продовольствия, чума и дизентерия опустошали арабский лагерь. Тем не менее, когда из Сирии были направлены свежие подкрепления под командованием Йазида, сына халифа, арабы приступили к осаде византийской столицы. Но взять Константинополь, бывший в то время первоклассной крепостью, они, не имея осадной техники, не смогли. Летом 669 года осада была снята. В 673 году арабы предприняли второй, гораздо лучше подготовленный поход на Константинополь. На этот раз сухопутное войско сопровождал сирийский военный флот, и византийская столица была блокирована с суши и моря. Осада затянулась на целых пять лет и была снята только после того, как византийцам удалось разгромить арабский флот.
Муавия хорошо понимал, сколь необходим флот в разгорающейся борьбе в Византией. При полном господстве византийцев в Восточном Средиземноморье оно находилось под постоянной угрозой с моря, и эту угрозу можно было отвести, только построив свои корабли. Кроме того, создание флота отвечало интересам сирийско-арабского купечества, занимавшегося морской торговлей с Западной Европой. Однако строительству флота в Сирии решительно противодействовал халиф Омар, который, как говорили, считал недопустимым доверять души мусульман плавающим мокрым доскам. Поэтому создавать флот начали лишь при халифе Османе, когда Муавия стал безраздельным хозяином Сирии. Кораблестроителями были опытные в этом деле жители ливанского побережья, потомки древних финикийцев. Материалом им служил ливанский кедр. Из них же под командованием местных капитанов комплектовались экипажи.
С появлением флота возможности арабов в осуществлении своей завоевательной политики значительно расширились. Арабский десант, высаженный с сирийских кораблей, захватил Кипр. Во время второго похода на Константинополь сирийскому флоту удалось проникнуть до Босфора и Золотого Рога. В дальнейшем он держал византийские корабли на почтительном удалении от берегов Сирии и Египта.
При Муавии I Халифат не был единым государством с централизованным управлением. Военачальники и наместники областей действовали совершенно бесконтрольно. Правда, эти представители родовой аристократии арабских племен, назначаемые халифом на высокие посты, исправно присылали в Дамаск пятую часть военной добычи и податей. Из остававшихся четырех пятых большую часть они, конечно, присваивали себе. Египет был отдан в полное распоряжение Амра ибн ал-Аса, которому приписывали такое циничное заявление: «Я не намерен держать за рога корову, чтобы ее доил другой». С Ираком же дамасскому халифу пришлось вести настоящую войну. Действовавшие там шииты и хариджиты не признавали его власти. Шииты, опиравшиеся на арабские племена, поддерживавшие Али, признавали своим верховным руководителем — имамом — его сына Хасана, мать которого Фатима была дочерью пророка Мухаммеда. Муавию они считали узурпатором, преступным захватчиком верховной власти. В свою очередь Муавия не признавал халифом Али и предписал проклинать его в мечетях.
Европейские востоковеды нередко характеризуют шиитов как мусульманских «легитимистов», так как они рассматривали в качестве законных государей только прямых потомков пророка. Но похотливый ханжа Хасан, хотя и был прямым потомком Мухаммеда, явно не подходил на роль имама — он не проявлял ни желания, ни способностей вести борьбу с халифом. Муавии без труда удалось устранить его с политической арены, гарантировав ему достаточно большие поступления с савафи в Ираке. После этого Хасан с удовольствием ушел в «частную жизнь».
Хариджиты нашли широкую социальную базу в Ираке и Иране (их поддерживали не только мусульмане, но и многие иноверцы) и вели со всеми, кто не желал принять их принципов, непримиримую борьбу. Они не признавали авторитета ни дамасского халифа, ни шиитского имама и при этом выбрали своим орудием покушения. Вероятно, по этой причине Муавия за свое двадцатилетнее халифство ни разу не посетил Ирак.
Наместники Муавии в Ираке и Иране проводили такую же политику, какую он проводил в Сирии. Они пытались привлечь на сторону Омейядов коренное население, особенно мавали, и делали все, чтобы усилить военную дисциплину в арабских племенах, на которых опирались в борьбе с хариджитами. Наместником Муавии в Ираке был Зийад ибн-абихи, выходец из таифского племени сакиф, с которым мекканский род омейя еще в доисламские времена состоял в тесных экономических и политических отношениях. Отец Зийада не был точно известен, но людская молва приписывала отцовство Зийада знаменитому Абу Суфиану, отцу Муавии. Оценив выдающиеся ум и характер этого человека, удачно выполнявшего поручения халифа Али, Муавия официально признал его своим братом. Этим актом он превратил Зийада в одного из своих наиболее преданных и исполнительных сторонников. Зийад был назначен наместником в Басру, затем под его управление были отданы также Куфа и все восточные страны Халифата. Пользуясь полной самостоятельностью в управлении и безграничным доверием Муавии, он стал фактически соправителем дамасского халифа.
Скрытая оппозиция Омейядам гнездилась в мусульманских священных городах — в Мекке и особенно в Медине. Эти города стали пристанищем для сподвижников Мухаммеда и его ближайшего потомства, которые были оттеснены от участия в политической жизни. С перемещением столицы Халифата в Дамаск, при экономическом и политическом преобладании завоеванных стран в обширном государстве, Хиджаз сохранил только религиозное значение. Еще оставшиеся в живых мухаджиры и ансары, не имея иных занятий, предавались делам благочестия в надежде на вкушение райских наслаждений. Свой невольный досуг они заполняли выполнением религиозных обрядов, чтением Корана и собиранием материалов о жизни и деятельности пророка. Последнее занятие приобретало все больший социально-политический смысл и значение. Наиболее предпочитаемыми поставщиками преданий о жизни Мухаммеда, облекаемых в отдельные рассказы (хадисы), выступали его вдовы, соратники и современники. Первоначально эти предания, впоследствии составившие объемистые сборники сунны, хранились (как в свое время Коран и произведения доисламской поэзии) в памяти людей. Собиратели и знатоки хадисов сообщали их своим ученикам путем устной передачи, и лишь через некоторое время немногие грамотные ученики стали их записывать.
Соратники Мухаммеда и их преемники проявляли определенно выраженную тенденцию выдавать себя за безусловно правоверных мусульман, хранителей истинного вероучения, строго следующих жизненным правилам, установленным пророком. Они противопоставляли себя Омейядам, усвоившим в культурной Сирии такой образ жизни и такие взгляды, которые в глазах мединских правоверов делали их сомнительными мусульманами. Эта неприязнь к Омейядам отразилась, конечно, и в начальной сунне. Ее создатели считали себя людьми незаслуженно обойденными и таким образом выковывали идеологическое оружие против Омейядов, дабы применить его при подходящем случае.
После смерти Муавии в 680 году халифом стал его сын Йазид, который еще при жизни отца был объявлен наследником престола. Чтобы добиться этого, Муавии пришлось пустить в ход угрозы и обещания. Тем не менее мединская оппозиция не желала считаться с его волей. Она не признавала наследственной передачи власти и факта установления новой династии. Но для сирийских арабов, мнение которых в данном случае было особенно веским, передача верховной власти по наследству не представляла ничего необычного. Ведь до ислама они подчинялись своим маликам из династии Гассанидов.
Халиф Йазид I, будучи питомцем арабо-сирийской культуры, с презрением относился к правоверным жителям мусульманских священных городов и пренебрегал предписаниями Корана. Его воспитателем был ал-Ахтал, выдающийся арабский поэт, происходивший из христианского племени таглиб. Сам Йазид также был поэтом, любил псовую и соколиную охоту, ценил музыку, пение и танцы. Он пил вино и один, и в веселой компании своих многочисленных собутыльников, ценил комфорт и жил в роскоши, подобно какому-нибудь византийскому вельможе. О пустыне и бедуинских кочевьях он, как и все члены его рода, вспоминал только во время очередной эпидемии чумы. Эта повальная болезнь не проникала на пастбища кочевников, и поэтому в «черные» месяцы и годы омейядские халифы и эмиры покидали Дамаск и искали спасения от смерти в Сирийской пустыне.
Вступление Йазида на халифский престол правоверные жители священных городов встретили глухим недовольством. Конечно, оно было вызвано не нарушением весьма условного принципа выборности халифов. Основная причина ропота заключалась в том, что с установлением наследственной власти Омейядов «сподвижники» пророка и их многочисленные потомки окончательно теряли надежду на получение высоких должностей и крупных доходов. Неудивительно, что среда этих правоверов начала порождать претендентов на верховную власть, готовых добиться ее вооруженным путем.
Первым выступил Хусейн, второй сын Али и Фатимы, внук Мухаммеда. После смерти своего старшего брата Хасана, умершего в 669 году, он, видимо, полагал бессмысленным открыто выражать претензии на верховную власть и мирно проживал в Медине, по соседству, как он говорил, с дорогой ему могилой деда-пророка. Но получив известие о смерти Муавии и не желая присягать его преемнику, он переселился в Мекку, под покровительство «дома Аллаха», то есть Каабы. Там его посетили представители шиитов из Куфы, которые обещали поднять восстание против Йазида, если Хусейн прибудет в их город. Родственник Хусейна Муслим ибн Акил, посланный им в Куфу, получил много обнадеживающих заверений от ее жителей. Однако когда воодушевленный полученными сведениями Хусейн направился в Куфу, уже в дороге пришло известие, что его посланец схвачен и казнен людьми, которых послал омейядский наместник Убайдуллах, сын Зийада, нареченного брата Муавии.
Но обратного пути уже не было. При Хусейне был отряд, состоявший из родственников и личных приверженцев, численность которого не превышала 300 человек. Он продолжил движение и встретился в местечке Кербела с войском Убай-дуллаха ибн Зийада. Состоявшиеся переговоры ни к чему не привели, и 10 октября 680 года отряд Хусейна был целиком истреблен. Голову Хусейна доставили вначале к Убайдуллаху ибн Зийаду, а затем в Дамаск к халифу Йазиду.
Шииты считают павшего в этом безнадежном сражении Хусейна великомучеником, а месяц мухаррам, в котором оно произошло, ежегодно отмечается ими как время траура, поста и скорби.
Мединские «сподвижники» пророка сочли смерть Муавии весьма подходящим случаем, чтобы освободиться от господства Омейядов. На своем собрании в мединской главной мечети они отказались признать Йазида законным халифом. Йазид в ответ немедленно направил в Хиджаз сирийские карательные отряды, в составе которых выступило ополчение из племени таглиб. При командире этого ополчения несли хоругвь с изображением св. Сергия, считавшегося патроном племени{92}. Мединцы выступили из своего города навстречу приближавшемуся противнику и потерпели поражение в «битве в харре».
Подчинив Медину, сирийское войско двинулось на Мекку, где засел Абдуллах ибн аз-Зубайр, сын того аз-Зубайра, который в свое время совместно с Аишей неудачно выступал против Али, претендуя на обладание верховной властью в Халифате. Абдуллах унаследовал претензии своего отца. В Мекке, объявленной, согласно Корану, территорией «харам», он рассчитывал обрести полную безопасность. Но для сирийского войска представления и предписания мусульманской священной книги имели весьма относительное значение. Мекка была окружена сирийцами и подвергнута обстрелу из камнеметательных орудий, установленных на окружавших город холмах. Священный город и его жители сильно пострадали от этого обстрела и сопутствующих ему пожаров; огонь не пощадил и Каабу. Но казавшееся неминуемым падение Мекки было отсрочено благодаря событиям в Сирии.
В 683 году умер халиф Йазид, и сирийское войско, так и не взяв Мекку, ушло восвояси, чтобы принять участие в событиях, развертывавшихся в Сирии. В Дамаске после смерти Йазида халифом был провозглашен его сын Муавия, человек молодой (ему едва исполнилось двадцать лет), болезненный и нерешительный, проявлявший полную беспомощность в делах государственного управления. Кайситы, дислоцированные в Сирии, отказались приносить ему присягу и угрожали признать объявившего себя халифом Абдуллаха ибн аз-Зубайра, на сторону которого склонялись также арабские племена, находившиеся в Иране, Средней Азии и Закавказье. Аналогичные вести приходили из Ирака. По сути, однозначную поддержку Муавии II оказывали только сирийские кельбиты, полностью связавшие свою судьбу с династией Омейядов.
В 683 или 684 году Муавия II, ничем себя не проявивший, умер от чумы. После его смерти войско, вернувшееся из Аравии, выдвинуло кандидатуру Мервана ибн ал-Хакама, который и был провозглашен халифом в Джабии на собрании сторонников Омейядов. Этому событию сопутствовали столкновения между кельбитами и кайситами. Решающее сражение состоялось на равнине Мардж Рахит, к северо-востоку от Дамаска, в котором кельбиты нанесли своим противникам сокрушительное поражение и тем самым сохранили за собой прежние привилегии.
Халиф Мерван, основатель династии Мерванидов, являвшихся младшей линией Омейядов, получил плохую известность еще в правление халифа Османа, при котором он был фактическим правителем государства. При Муавии I и Йазиде он занимал положение их наместника в Хиджазе, будучи главой и представителем членов рода омейя в этой стране. Вместе со своими сородичами он бежал из Хиджаза в Сирию, когда в Медине вспыхнуло восстание против Йазида. Став халифом, он женился на одной из вдов Йазида, чтобы установить родство со старшей линией династии. Приблизительно через год, по некоторым сведениям, эта новая жена задушила его, когда он отказался объявить ее сына наследником престола; по другим данным, он умер от чумы.
После него правили халифы Абд ал-Малик (685–705) и Валид I (705–715). При них произошли крупные завоевания и были проведены важные реформы.
При вступлении Абд ал-Малика на халифский престол под властью Омейядов находились только Сирия и Египет. Даже в самом Дамаске было неспокойно. Здесь вспыхнуло восстание рабов, которые, как пишет Масуди, выступили совместно с «подонками» местного населения и «злоумышленниками». Свою лепту в общее смятение вносили бедуины из кайситов, предпринимающие грабительские налеты в районах Химса, Баальбека и Бекаа.
Население Западной и Центральной Аравии, Ирака и зависевших от него восточных областей Халифата подчинялось власти мекканского халифа Абдуллаха ибн аз-Зубайра. В европейской научной литературе его иногда называют «антихалифом», но на самом деле, как и в последний год правления Али, одновременно правили два халифа (один в Дамаске, другой в Мекке), и их приверженцы вели ожесточенную междоусобную войну.
В это время войска византийского императора Юстиниана II, действовавшие в Киликии, создавали непосредственную угрозу Северной Сирии, а подстрекаемые византийским военным командованием мардаиты — горцы-христиане неизвестного происхождения, которых арабы называли джараджима, — предприняли набег на Внутреннюю Сирию.
Халиф Муавия I укрощал пыл воинственных горцев с помощью золота, которое платил их предводителям. Но его преемники не сумели найти к мардаитам подхода, и те стали для арабов сущим бедствием. Пользуясь содействием византийского военного командования, которое снабжало их золотом и оружием, а иногда присылало к ним военных инструкторов, мардаиты наносили арабам удар за ударом. Они также охотно предоставляли убежище всем тем, кто бежал в ливанские горы от податных тягот и преследований завоевателей из равнинных областей Сирии. Поэтому на переговорах с византийцами послы дамасского халифа особенно настойчиво добивались отказа византийского правительства от союза с мардаитами.
Враждебные отношения с Византией привязывали лучшие омейядские войска к северной границе. Чтобы избавиться от византийской угрозы и получить свободу рук, Абд ал-Малик сделал византийскому императору незначительные территориальные уступки и обязался платить ему дань. Улучшение отношений с Византией вызвало ослабление активности мардаитов. Позже, в начале VIII века, часть мардаитов переселилась в византийские пределы, а остальные слились с ливанскими христианами-маронитами.
В Ираке, на обладание которым претендовал Абдуллах ибн аз-Зубайр, наместником был его брат Мусаб. Однако его власть нельзя было назвать полной. Наиболее боеспособные части Мусаба ибн аз-Зубайра были целиком поглощены борьбой с хариджитами, которые продолжали действовать с присущим им упорством и свирепостью. Они не признавали авторитета ни того, ни другого халифа, ни кого-либо из шиитских имамов. Особенно жуткую известность среди мирного населения приобрели своими кровавыми набегами оголтелые фанатики азракиты, составлявшие самую крайнюю ветвь хариджитов. Своей задачей они видели истребление всех инаковерующих, не делая при этом исключения даже для детей, поскольку, как говорили они, плохое дерево не приносит хорошего плода. Отряды азракитов вызывали страх и ненависть в Южном Ираке и в соседнем Хузистане. В известном смысле хариджиты сыграли на руку Абд ал-Малику, так как, измотав Мусаба, облегчили ему завоевание Ирака.
Иракские шииты тоже проявляли значительную активность, хотя и не были так непримиримы, как азракиты. Крупного, но преходящего успеха они достигли в Куфе. Успех заключался в том, что ал-Мухтар ас-Сакафи, назначенный мекканским халифом на должность правителя Куфы, вдруг объявил себя сторонником Мухаммеда ибн ал-Ханафии (одного из сыновей халифа Али), а самого ал-Ханафию мессией (махди), который ликвидирует неравенство и угнетение. Отказавшись подчиняться Абдуллаху ибн аз-Зубайру, Мухтар обещал многочисленным мавали, то есть ограниченным в правах неомусульманам, предоставить полное экономическое и общественное равноправие. Благодаря этому его силы настолько возросли, что он смог оттеснить войска наместника мекканского халифа на юг, в район Басры. Но время шло, а никаких заметных изменений не происходило, и мавали начали отходить от Мухтара. В конце концов рядом с ним осталось совсем немного людей, которые были перебиты людьми Абдуллаха ибн аз-Зубайра.
Правда, и аз-Зубайру не довелось долго владеть Куфой, в которую уже в 691 году вступило войско Абд ал-Малика. Таким образом, Ирак перешел под власть Омейядов.
В следующем году возобновились военные действия в Хиджазе. Пребывая в Мекке, Абдуллах ибн аз-Зубайр и после потери Ирака продолжал считать себя халифом и требовал, чтобы мусульманские паломники по прибытии в «святую землю ислама» приносили ему присягу. Чтобы лишить своего конкурента возможности вести пропаганду среди мусульман вне Аравии, Абд ал-Малик предписал им совершать паломничество вместо Мекки в Иерусалим.
Против Мекки он направил войско под командованием Хаджжаджа ибн-Йусуфа, набранное из сирийских и египетских арабов. После пятинедельной осады оно взяло Мекку штурмом. Аз-Зубайр, видя полную невозможность сопротивления, когда враги ворвались в город, обратился за советом к своей матери — дочери халифа Абу Бакра и сестре Аиши. Несмотря на весьма преклонный возраст (ей было около 100 лет), она вполне сохранила умственные способности; предание утверждает, что у нее были целы все зубы и седина еще не затронула ее волос. Старуха посоветовала сыну драться до последнего, что он и сделал, погибнув прямо у Каабы. По приказу Хаджжаджа голова мекканского халифа была послана Абд ал-Малику в Дамаск, а тело распято.
Для окончательного подчинения Ирака власти омейядского халифа необходимо было искоренить хариджитскую крамолу и подавить шиитскую оппозицию. Эта богатая страна развитого ирригационного земледелия имела исключительное экономическое значение. Очень выгодным было также ее географическое положение. Через Ирак открывался доступ в Иран и в сопредельные с ним страны, где арабы продолжали вести завоевания и откуда в Сирию поступали обильная добыча и подати. Халиф Абд ал-Малик назначил наместником в Ирак Хаджжаджа, который был безраздельно предан его династии и в аравийской кампании против аз-Зубайра проявил незаурядную энергию при полном пренебрежении к общепринятым предрассудкам и условностям.
Новый наместник прибыл в Ирак в 694 году и до самой смерти в 714 году оставался полноправным правителем восточных областей Халифата (подобно Зийаду ибн-абихи при Муавии I).
Хаджжадж ибн Иусуф был уроженцем Таифа, он происходил из племени сакиф. По преданию, в молодости он занимался преподаванием арабской грамматики в своем родном городе, а затем был зачислен в войско, где сделал блестящую карьеру. Интереса к филологии он не утратил до конца жизни. Уже будучи всесильным наместником Ирака, он в сотрудничестве с таифскими грамотеями занимался редактированием Корана. Ему приписывают проведение важной реформы в арабской письменности — введение диакритических точек и надстрочных и подстрочных знаков. Он был также большим любителем, ценителем и собирателем арабского фольклора.
Его первое публичное выступление в Куфе многие тогдашние арабы считали выдающимся образцом ораторского искусства. Прибыв в Куфу в сопровождении 2000 сирийских (кельбитских) воинов, он сразу направился в мечеть, где в ожидании нового наместника собрались представители местного населения. Мечети в Средние века служили не только местом богослужения, но и своего рода форумами, на которых оглашались распоряжения и предписания властей. Поднявшись на мимбар (кафедру), он выступил со своеобразной декларацией, пересыпая свою речь стихами, как было принято у арабских ораторов того времени. Он заявил, что жителей Куфы как нечестивцев и смутьянов он обдерет как липку, скрутит и будет бить их, как бьют палками ветви, пока не осыплются листья, будет ударять по ним, как ударяют по кремню, высекая огонь, будет бить их, как бьют бродячего верблюда, попавшего в чужое стадо. Себя же он определил как мужа, которого не сдавишь, как давят под прессом фиги, и которого не испугаешь, громыхая пустыми бурдюками. Он имел в виду обыкновение бедуинов подгонять пугливого верблюда, ударяя рукой по высохшему пустому бурдюку.
В ответ на громкий ропот и гневные выкрики своих слушателей он заявил, что заранее видит, как течет кровь по тюрбанам и бородам многих из них.
Правление Хаджжаджа в Ираке было проявлением ничем не сдерживаемого кровавого террора. «Хаджжадж — это не случайность, — писал А. Ю. Якубовский, — или Хаджжадж с его суровой, жестокой рукой, или Ирак, который в любой момент может опрокинуть Омейядов с их политикой»{93}. Иногда казни совершались круглосуточно, так как не хватало палачей, чтобы в течение дня отрубить головы всем приговоренным к смерти. Современники подсчитали, что за двадцать лет правления Хаджжаджа от рук палачей погибло не менее 130 тыс. мужчин и женщин. Тюрьмы были переполнены, и в день его смерти в них томилось 50 тыс. мужчин и 30 тыс. женщин{94}. Особенно сурово расправлялся этот беспощадный правитель с хариджитами, с полным основанием считая их самыми заклятыми врагами Омейядов. Военные экспедиции, снаряжавшиеся против хариджитов (особенно против азракитов), и кровавые расправы с ними вызвали уход этих непримиримых сектантов из Ирака в другие страны — в Иран, Аравию и Северную Африку. Хариджиты, оставшиеся в Ираке (преимущественно это были горожане), стали воздерживаться от вооруженных выступлений, ограничивая свою деятельность религиозной пропагандой. К концу VII века азракиты сошли с политической арены, а среди хариджитов образовалась умеренная подсекта ибадитов, приверженцы которой не беспокоили иракского наместника непрестанными восстаниями.
Хаджжадж и его администрация своей основной задачей ставили перекачивание богатых ресурсов Ирака в Сирию. В Ирак посылались значительные контингенты сирийских войск, которые принимали наиболее активное участие в подавлении восстаний иракского населения. По распоряжению Хаджжаджа здесь была построена крепость Васит («Срединный»), где постоянно были расквартированы сирийские войска. Такое название крепость получила потому, что она находилась приблизительно на одинаковом расстоянии от Куфы и Басры.
Стремление увеличить доходы, поступавшие из Ирака в Сирию, побудило Хаджжаджа издать распоряжение о прокладке новых и восстановлении заброшенных каналов, возведении дамб и осушении болот. Помимо местной рабочей силы на осушке болот и очистке солончаков применялся труд чернокожих рабов — зинджей, ввозившихся из Восточной Африки. Чтобы сдержать приток сельских жителей в города, где они увеличивали численность потенциальных повстанцев, и в целях борьбы с бродяжничеством особые отряды ловили крестьян, покинувших свои деревни, клеймили их и отправляли на место прежнего жительства. Клеймению иногда подвергали также крестьян, проживавших в своих деревнях, чтобы предупредить их возможное бегство. Такие меры проводились в целях обеспечения сельского хозяйства рабочей силой и сохранения наибольшего числа плательщиков податей, выполнявших сверх того трудовые повинности. Земледельцам было запрещено продавать своих буйволов, этот наиболее распространенный живой инвентарь.
Ту же цель — увеличить поступления в халифскую казну — преследовала налоговая политика Хаджжаджа. Согласно приписываемому ему «закону 700 года», иракские мусульмане-неарабы перестали пользоваться освобождением от уплаты подушной подати (джизьи). Это вызвало крайнее недовольство многочисленных мавали, проживавших главным образом в Куфе и Басре. Сельское население этот закон затронул меньше, так как большинство крестьян при Омейядах продолжало исповедовать свои прежние религии (большей частью зороастризм).
Недовольство населения двух крупнейших иракских городов бурно проявилось уже в следующем, 701 году, когда произошло восстание войска Ибн ал-Ашаса. Этот военачальник был послан в Афганистан во главе красиво обмундированного «павлиньего войска». Это войско, сформированное в Куфе и Басре, ответило активным недовольством на требование Хаджжаджа форсировать боевые действия в трудных условиях горной местности. Во главе со своим командиром оно повернуло обратно в Ирак, разбило высланные халифом подкрепления и подошло к Басре, население которой приняло его с распростертыми объятиями. Правда, затем у восставших начались неудачи. Прибывшие из Сирии новые войска отбросили их в направлении Куфы. Над жителями Басры Хаджжадж учинил жестокую расправу. По слухам, он единовременно казнил около 11 тыс. человек. Что касается «павлиньего войска» ал-Ашаса, то оно, несмотря на отчаянное сопротивление, было затем еще дважды разбито и рассеялось.
С именем Абд ал-Малика обычно связывают проведение реформ, которые выразились во введении арабского языка в канцелярское делопроизводство и чеканке монет с арабскими надписями. До этого делопроизводство в фискально-податных учреждениях велось на местных (греческом, персидском и коптском) языках финансовыми служащими из покоренного населения.
Введение арабского языка как орудия административно-финансового управления знаменовало стремление арабской аристократии возглавить аппарат государственного управления. Введение делопроизводства и отчетности на ее родном языке предоставляло ей полную возможность контролировать деятельность финансового ведомства. Это реформа была осуществлена в правление Абд ал-Малика и Валида!. Она не привело к смене личного состава служащих, так как арабы не стали сидеть в канцеляриях. Но среди ближайших потомков покоренного населения уже имелось немало писцов, вполне освоивших язык и письменность завоевателей. Для сирийских арабов этот язык был родным, и уже при Муавии I встречались сирийцы, преподававшие арабский язык и словесность детям арабов-завоевателей.
Другим мероприятием являлось введение единой денежной системы во всем обширном Халифате. Находившиеся в обращении византийские золотые и иранские серебряные монеты были заменены арабскими деньгами — золотыми динарами и серебряными дирхемами. На этих монетах после мусульманской формулы веры указывалось, при каком халифе и в каком городе они отчеканены. Монетные дворы были не только в столице, но и в других крупных городах, служивших резиденциями арабских наместников.
Введение новой денежной системы свидетельствовало о развитии торгово-экономических отношений между отдельными странами Халифата. В то же время это отражало стремление правившей династии к централизации и упорядочению налогово-податного аппарата. Правда, централизация в Омейядском халифате могла быть только относительной.
Вправление Абд ал-Малика начался второй крупный этап арабских завоеваний. Еще при Суфианидах арабские завоеватели проникли в Тунис (за которым еще сохранялось старое римское название Африка, принявшее у арабов форму Ифрикия) и в 670 году основали укрепленный лагерь Кай-руан. Упорно сопротивлявшиеся берберы оттеснили арабов и в 685 году взяли и разрушили этот важный опорный пункт. Еще ранее, в 683 году, погиб попавший в засаду арабский военачальник Окба ибн Нафи, под командованием которого арабская кавалерия предприняла глубокий рейд в Магрибе. Впрочем, вполне возможно, что этот «поход Окбы» является сказанием, не имеющим отношения к происходившим событиям.
Реальное завоевание Северной Африки происходило в конце VII и начале VIII века, уже после того как сирийские войска дамасского халифа одержали победу над сторонниками Ибн аз-Зубайра и восстановили господство Омейядов в Ираке. Берберы оказывали упорное сопротивление завоевателям. Впоследствии оно было персонифицировано в образе берберской предводительницы Кахины. Можно полагать, что эта представительница родовой знати (возможно, выступавшая в роли ведуньи-предсказательницы; арабы называли ее «кахина» — жрица) возглавила сопротивление берберов-кочевников. По ее распоряжению кочевники вытаптывали посевы, вырубали деревья и заваливали колодцы, чтобы создать пустынную зону как защиту от арабского нашествия. Возможно, это было сделано по совету византийцев, которые пытались (правда, безуспешно) применить такой же прием в Северной Сирии. Все это, однако, дало обратный эффект: не остановило арабских бедуинов, привыкших преодолевать обширные пустынные пространства, но настроило оседлых берберов против их кочевых соотечественников и превратило их в союзников завоевателей.
В самом конце VII века (точную хронологию восстановить невозможно) арабские войска снова появились в Ифрикии, взяли Карфаген и приступили к восстановлению Кайруана. В первые годы VIII века в Северную Африку прибыл арабский военачальник Муса ибн Нусейр, ставший первым наместником халифа в областях, которые в арабской географии получили название Магриб, что значит «страны Запада».
Под командованием Мусы ибн Нусейра арабские войска около 709 года вышли на побережье Атлантического океана. Это «завоевание» представляло собой ряд крупных набегов, сопровождавшихся приведением к непрочному повиновению отдельных берберских племен. Берберов арабские завоеватели насильно (а следовательно, только формально) обращали в ислам. Такая политика спешного распространения ислама вызывалась стремлением использовать новообращенных в качестве вооруженной силы для завоеваний в Европе.
Весной 711 года Муса ибн Нусейр направил на Пиренейский полуостров своего маула (возможно, бербера по происхождению) Тарика, выделив под его командование 300 арабов и 7000 берберов. Предполагалось, что этот отряд, высадившись на полуострове, произведет глубокую разведку на территории Вестготского (Визиготского) королевства. Но вследствие военной слабости вестготов и расшатавших их государство социальных и религиозных противоречий разведка превратилась в крупное завоевание. В следующем году на Пиренейском полуострове, который арабы стали называть Андалус, высадилось арабское войско под командованием самого Ибн Нусейра. Оно завершило завоевание Андалуса, установив арабское господство на большей части полуострова, вплоть до горной цепи, проходящей к северу от Толедо. По некоторым сведениям, войска Ибн Нусейра, пройдя через Пиренеи, даже совершили набег на некоторые пункты в Южной Галлии.
Одновременно с обширными завоеваниями на Западе арабы вели активные военные действия в Средней Азии и на Среднем Востоке. Хорасан, взятый ими к 644 году, мог служить удобным плацдармом для вторжений в Мавераннахр, богатую страну древней культуры, расположенную между Амударей и Сырдарьей. В конце VII века военные предприятия арабов в Мавераннахре имели характер военных набегов с целью захвата добычи, в частности пленных, обращаемых в рабство. Так, в 673–674 годах войско под командованием Убайдуллаха ибн Зийада, арабского наместника Ирака, форсировало Амударью и разорило окрестности Бухары. После ожесточенных сражений с объединенными силами тюрков и бухарцев этот арабский военачальник заключил мир с бухарской царицей-регентшей. Из этого похода арабы привезли в Хорасан много золотой и серебряной монеты, золотой и серебряной посуды, искусно сделанного оружия и высокосортных шелковых тканей, а также увели в рабство около 4000 жителей. В 676 году арабский наместник Хорасана, перейдя Амударью, подошел к Бухаре. Бухарская царица уплатила ему выкуп в 300 тыс. дирхемов. Не довольствуясь этим, арабский военачальник взял в заложники большое число молодых представителей бухарской знати, отправил их в Аравию и, обратив в рабство, заставил работать в своих владениях. Хотя впоследствии его войско потерпело поражение под Самаркандом, вернулось оно в Хорасан с пленными и добычей.
Завоевание Мавераннахра произошло в начале VIII века, в правление халифа Валида I. Непосредственно арабскими войсками руководил крупный военачальник Кутейба ибн Муслим, находившийся в подчинении у Хаджжаджа и выполнявший распоряжения этого всевластного правителя восточных провинций Халифата. Своим вероломством и жестокостью Кутейба приобрел у населения Мавераннахра весьма дурную славу. Его военные успехи объяснялись политической раздробленностью Мавераннахра; некоторые из местных владетельных феодалов переходили на сторону арабских завоевателей, надеясь с их помощью возобладать над своими противниками.
Войско Кутейбы вступило в Мавераннахр в 706 году и в течение десяти лет покорило эту страну. Ежегодно из Мерва и арабских военных лагерей в Хорасане на театр военных действий отправлялись свежие подкрепления, так как упорное сопротивление коренного населения причиняло арабам большие потери. При покорении Мавераннахра Кутейбе пришлось проявить не только свои военные, но и дипломатические способности. При этом он не брезговал никакими методами.
В погоне за добычей Хаджжадж проводил завоевательную политику в Афганистане, Восточном Иране и Индии. Завоевав равнинный Афганистан, арабы взяли Кабул. В 708 году войско под командованием Мухаммеда ибн Касима, правителя Кермана, двинулось в Синд (область Нижнего Инда). Численность этого войска не превышала 6000 бойцов, но оно было снабжено хорошей осадной техникой; камнеметательные и стенобитные орудия перевозились в разобранном виде на верблюдах. Арабы взяли Дейбул, а затем сломили сопротивление защитников Мултана. Синд, где была захвачена огромная добыча, вошел в состав Халифата.
Реформы, проводившиеся при Абд ал-Малике и Валиде I, выражали стремление Омейядов перейти от режима военной оккупации к упорядоченному управлению завоеванными странами и непосредственно руководить экономической и политической жизнью их населения. В связи с этим возникла необходимость расширить социальную базу господства Омейядов, примирить с ними многие слои и группы подданных, которые имели основание быть недовольными.
Наиболее активными противниками Омейядов выступали хариджиты. Вооруженная борьба с ними требовала постоянного применения крупных военных контингентов. Немало сил и средств затрачивалось на подавление шиитской оппозиции. Недовольно было и весьма многочисленное коренное население, обратившееся в ислам. Как правило, эти мусульмане-неарабы и после принятия ими религии завоевателей не ощущали улучшения своего имущественного и общественного положения.
Наместники, управлявшие отдельными областями Халифата, проявляли ничем не ограниченный произвол. Предписание Корана (IX, 29) о взимании подати-джизьи только с зиммиев не получило практического применения. Как мы видели, Хаджжадж в Ираке предписал взимать подати с мавали наравне с иноверцами. Абд ал-Азиз, брат халифа Абд ал-Малика, бывший наместником Египта в 685–704/705 годах, также приказал собирать подать с мавали, а заодно обложил податью прежде освобожденных от нее христианских монахов. Преемник этого наместника приказал клеймить всех уклонявшихся от уплаты подати и запретил хоронить покойников до уплаты числившихся за ними недоимок. Наместник Хорасана заявил, что принятие ислама не освобождает от уплаты поземельной подати. В Северной Африке принявшие ислам берберы платили такие же налоги, какие взыскивались с их соотечественников-немусульман.
Весьма активную политическую и культурную роль играли мавали (преимущественно этнические персы) в Ираке. Их центром стала Куфа, где они уже при «праведных» халифах составляли не менее половины населения. Еще до возникновения ислама, в период джахилийи, арабы применяли к жителям соседнего Ирака название «аджам», что означало «говорящие с трудом», «неправильно, плохо произносящие». По своему смыслу и употреблению это слово вполне соответствует латинскому «варвар» или старорусскому простонародному «немец». У арабов оно приобрело также значение «немой» и даже «неодушевленный». В устах арабской аристократии при Османе и Омейядах слово «аджам» в применении к мавали выражало презрение и пренебрежение.
Таким образом, мавали находились в неравноправном положении по сравнению с арабами и являлись объектом податной эксплуатации. Неравноправное положение мавали некоторые западные и восточные историки склонны рассматривать как результат высокомерия арабов. На самом деле это неравноправие вызывалось сохранением арабской родоплеменной организации, в которую неараб не мог войти в качестве равного. К тому же арабы стремились оградить себя от смешения с покоренным населением, опасаясь раствориться в его массе. Поэтому женитьба маулы (равно как и любого другого иноплеменника, неараба) на арабке приравнивалась к преступлению, которое в некоторых случаях каралось смертной казнью.
Мавали не пользовались равноправием с арабами даже при совершении религиозных обрядов и были вынуждены строить себе отдельные мечети, в которые арабы не заходили. Если же они молились вместе с арабами, то им полагалось стоять в задних рядах, позади арабов. При этом мавали, многие из которых перешли в ислам из зороастризма или другой религии с развитым культом и обрядностью, выказывали гораздо больше религиозного рвения и благочестия, чем арабы, обычно не обращавшие особого внимания на обрядовые предписания ислама. Так, ортодоксальное мусульманское предание выдвигает в качестве примерного мусульманина первого века хиджры именно маулу Хасана ал-Басри (умер в 728 году), сына раба, принявшего ислам. По преданию, Хасан сверх положенных пяти молитв часто стоял на молитве большую часть дня и ночи, ноги у него распухали от частых коленопреклонений, а глаза были красны от бессонницы.
По культурному уровню мавали как наследники иранской и арамейской культур были неизмеримо выше ранних поколений арабов-мусульман. Но далеко не все мавали получали выдачи из байт ал-мал, а если и получали, то значительно меньше по сравнению с арабами. В правление Османа, когда захватывавшая земли арабская аристократия намеревалась превратить Ирак в «сад курейшитов», положение мавали резко ухудшилось. Поэтому они поддерживали восстания против этого халифа и стали на сторону Али.
Установление власти Муавии I в Ираке вызвало восстание мавали в Куфе в 43 году хиджры (663/664 год). После его подавления дамасский халиф приказал переселить большое число мавали из Ирака в районы сирийского побережья и в Антиохию. В то же время Зийад ибн-абихи, фактический соправитель Муавии, учитывая значение и силы мавали, старался привлечь их на свою сторону. Такая политика обеспечила ему возможность управлять подведомственными ему провинциями, пользуясь только местными силами и не требуя военной помощи из Сирии. Но после его смерти иракские мавали принесли присягу Абдуллаху ибн аз-Зубайру. Затем они поддержали неудачное восстание куфийского наместника Бишра ибн Мервана против его брата — халифа Абд ал-Малика.
Мавали упорно противились зачислению их в карательные отряды, направляемые против хариджитов. Но особое сочувствие они проявляли к шиитам. Они неизменно выказывали готовность поддерживать политические претензии Алидов, считая историческим фактом женитьбу Хусейна ибн Али на сасанидской принцессе, дочери последнего шахиншаха Йездигерда III. Основываясь на этом вряд ли достоверном событии, они признавали потомков шиитского имама-«великомученика» законными наследниками и преемниками сасанидских государей независимого Иранского царства.
Среди мавали возникло движение «шуубийя», отрицавшее исключительные права арабов в государстве. Сознавая свое культурное превосходство над арабами, персидские участники этого движения выдвигали требование об уравнении персов в правах с арабами и даже о предоставлении преимущественного положения персам и другим культурным народам сравнительно с арабами.
Частые их восстания мавали побудили Омейядов принять меры, которые, по их мнению, должны были примирить неомусульман с правящей династией. Проведение этих мер ведущие представители арабо-мусульманской историографии неразрывно связывают с личностью омейядского халифа Омара II (717–720), сына Абд ал-Азиза и племянника халифа Абд ал-Малика. Арабоязычные историки и правоведы, враждебно относящиеся к Омейядам, выделяют Омара II как исключительную личность, отличавшуюся выдающимся благочестием. По их представлению, этот «благочестивый» халиф, преисполненный «страха божьего», стремился управлять государством в строгом соответствии с предписаниями Корана и сунны его посланника.
Европейские историки Халифата, восприняв в основном это мусульманское представление, обычно изображают Омара II как благочестивого идеалиста и даже утописта, а проводившиеся в его правление реформы объясняют личными качествами, убеждениями и настроениями этого халифа. Ю. Вельхаузен также не свободен от влияния мусульманской традиции.
При таком состоянии источников и научной литературы о правлении Омара II исключительное значение приобретает исследование академика В. В. Бартольда «Халиф Омар II и противоречивые известия о его личности»{95}.
В этой монографической статье, в которой исчерпывающе использованы арабоязычные источники, личность и деятельность Омара II представлены в исторически достоверном виде. Прежде всего В. В. Бартольд выявил в арабоязычной литературе неизвестную до него традицию, существенно отличающуюся от общераспространенных ортодоксальномусульманских представлений о благочестии, набожности и аскетизме Омара II. Оказывается, этот омейяд до восшествия на престол обладал совершенно иными качествами и привычками. Он был известен как щеголь, тративший много денег на духи, одежду и лошадей; любил комфорт и жил в роскоши. Не дожив до сорока лет, он оставил после себя четырнадцать (по другим сведениям, шестнадцать) детей, из них девять происходили от его наиболее любимой рабыни-наложницы. По замечанию В. В. Бартольда, это, «во всяком случае, не свидетельствует об аскетическом образе жизни»{96}. Занимая пост наместника в Медине при Валиде I, он точно выполнял все приказы этого халифа, в том числе и такие, которые вызывали возмущение местных правоверов, выступавших в роли блюстителей и исполнителей предписаний Корана и сунны. За осуждение действий Валида I и его наместника он приказал подвергнуть жестокой экзекуции сына бывшего мекканского халифа Абдуллаха ибн аз-Зубайра. Палач нанес ему сто ударов кнутом, после чего истерзанного человека облили холодной водой в суровую зимнюю погоду, и он умер.
Став халифом, Омар II резко изменил свои привычки и образ жизни. Его дворец стал похож на обитель нищенствующих монахов. Он сам и его придворные носили траурные одежды из дешевых тканей и предавались воздержанию и покаянию. Такая перемена была особенно разительной, так как при его предшественнике халифе Сулеймане (715–717), похотливом обжоре, дворец был местом непристойных кутежей с музыкой, пением и танцами. Перемену в настроении и образе жизни Омара II В. В. Бартольд склонен объяснять тем, что в его правление наступил сотый год мусульманской эры (718/719 год). В связи с этой датой подданные халифа переживали настоящий религиозный экстаз. Среди населения широко распространилось поверье, что мусульманскому государству было предопределено существовать сто лет, и, следовательно, пришел час светопреставления и страшного суда.
Однако мероприятия, проводившиеся в правление Омара II, были вызваны не мистическими настроениями, а реальной политической целью — укрепить господство династии путем расширения его социальной базы. Халиф предписал наместникам прекратить взимание подушной подати с мавали и даже высказался за включение их в диван, то есть в списки, по которым арабы получали постоянный доход из государственной казны. Было признано, что обращение в ислам «спасает душу и деньги» неомусульманина. Что же касается поземельной подати, то было предписано взимать ее со всех землевладельцев и земледельцев, независимо от их вероисповедания. Установление такого «равноправия» между потомками арабских завоевателей и мусульманами из коренного населения способствовало некоторому улучшению материального и общественного положения мавали. Особенно благоприятно это отразилось на положении городских мавали, которые не были связаны с земледелием.
Известны также попытки Омара II договориться с представителями шиитов и хариджитов. Последние, как и следовало ожидать, решительно отвергли миролюбивое предложение халифа. Есть версия, что Омар II, будучи противником политики джихада и считая, что ислам должен распространяться среди «неверных» посредством мирной религиозной пропаганды, отозвал арабские войска из-под стен Константинополя, осада которого была начата при халифе Сулеймане весной 716 года. По другим сведениям, эта неудачная для арабов осада была снята еще до воцарения Омара. Но при всем своем миролюбии этот халиф не прекратил заботу о войске как надежной опоре династии и значительно повысил его денежное содержание.
Таким образом, в правление Омара II проводилась вполне реальная политика, основной целью которой являлось укрепление господства династии Омейядов. Однако такая политика не нашла влиятельных сторонников и продолжателей. Имеется даже сведение (правда, не подтвержденное), что Омар II был отравлен своими сородичами. При его преемниках стала проводиться традиционная омейядская политика податной эксплуатации населения, которая в конечном итоге привела к падению династии Омейядов.
При халифе Хишаме (724–743), сыне Абд ал-Малика, государственный податной аппарат действовал бесперебойно и беспощадно изымал у подданных денежные средства, обильно пополнявшие халифскую казну. Усиленное давление податного пресса на трудящиеся массы Халифата многие арабоязычные и западноевропейские историки объясняют жадностью и скупостью этого халифа, который к тому же вел воздержанный образ жизни, был противником роскоши и не допускал расточительства. Но, как представляется, отрицательными чертами характера того или иного государственного деятеля нельзя объяснить ухудшение положения народных масс в различных странах обширного Халифата.
Все дело в том, что арабская родовая аристократия и особенно члены численно разросшегося рода омейя (некоторые из них были крупными землевладельцами) не желали отказываться ни от своего привилегированного положения, ни от крупных дотаций, получаемых из казны. Поэтому они решительно противились политике равноправия всех мусульман, которую пытался проводить Омар II. Характерно, что Хишам и его преемники перестали опираться на кельбитов и сделали своей опорой кайситские племена. В связи с этим они с пренебрежением относились к Дамаску, в котором преобладали кельбитские традиции. Своей резиденцией Хишам сделал Русафу, расположенную к северу от Пальмиры (арабского Тадмора). Он восстановил этот заброшенный и почти совершенно разрушившийся город, называвшийся при византийцах Сергиополем.
Халиф Хишам, некоторые омейядские эмиры и халифские наместники проявляли заботу о восстановлении и расширении системы искусственного орошения. Особенно усиленно чистили заброшенные и копали новые каналы во владениях халифа. Ирригационные работы, приводившие к расширению посевных площадей, имели своей целью повышение податной платежеспособности земледельцев. В тех же фискальных целях государственный налогово-податной аппарат был приведен в такое состояние, которое и впоследствии считалось образцовым.
Деятельность сборщиков налогов при Хишаме приняла совершенно беспощадные, даже злодейские формы. Они рассматривали как злостного неплательщика любого подданного, не имевшего возможности внести подати в положенный срок. Тюрьмы были переполнены неплательщиками. В качестве наиболее эффективного средства воздействия применялись пытки: тех, кто не заплатил подать, выставляли к позорному столбу, часами держали под палящими лучами солнца; наиболее упорным поливали головы кипящим маслом. Путем применения таких методов государственная казна, уменьшившаяся при Омаре II, снова стала обильно пополняться.
В правление Хишама арабские и берберские войска, обеспечившие арабское господство на Пиренейском полуострове, продолжали совершать глубокие рейды в бассейне Гаронны, в Аквитании, затем двинулись по старой римской дороге из Лиона на северо-запад. В 732 году между Туром и Пуатье они вступили в сражение с франкским войском Карла Мартелла и, потерпев поражение, отступили. Начавшееся в 739 году восстание берберов против арабского господства в Северной Африке послужило причиной прекращения арабских завоеваний в Западной Европе. К тому же добыча, захватывавшаяся в Галлии, оседала в Андалусии и не доходила до Сирии. Поэтому Хишам не видел смысла продолжать завоевательную политику в Европе.
Увеличение податей, сопровождавшееся жестокими экзекуциями, вызвало активное сопротивление населения, выразившееся в ряде восстаний. Наиболее крупные произошли в Средней Азии и Северной Африке. В Мавераннахре повстанцы вступили в союз со среднеазиатскими тюрками, что значительно осложнило действия арабов. Тем не менее восстание 736–737 годов было беспощадно подавлено войсками хорасанского наместника.
Вскоре после подавления этого восстания, в 739–740 годах, в Северном Марокко поднялись берберы, в авангарде которых выступили непримиримые хариджиты. Сирийское войско (численностью 25 тыс. бойцов), направленное против них Хишамом, потерпело поражение. В 742 году это восстание распространилось на весь Магриб. Повстанцы, возглавляемые хариджитами, вторглись в Ифрикию и создали непосредственную угрозу Кайруану. Однако халифскому войску все-таки удалось взять верх над повстанческой армией. Тем не менее волнения и восстания берберских масс в Магрибе продолжались. В Ираке относительное спокойствие тоже нарушалось часто, и здесь главным образом причиной тому были хариджиты. В Сирии, этом самом надежном оплоте Омейядов, ориентация халифа Хишама и его преемников на кайситов вызывала недовольство и раздражение кельбитов, составлявших большинство арабского населения страны.
Большие средства государственной казны, накопленные при Хишаме, были расхищены при его политически ничтожных и бездеятельных преемниках. Его считавшийся образцовым административно-фискальный аппарат и хорошо организованное войско быстро деградировали. В течение двух лет (743–744) на престоле сменились три халифа (внуки Абд ал-Малика). Из них наиболее колоритной фигурой был Валид II. Совершенно не занимаясь государственными делами, он увлекался псовой и соколиной охотой, а ночи проводил в кутежах. Претендуя на обладание артистическими дарованиями и поэтическим талантом, он соревновался с многочисленными поэтами, танцорами, певцами и музыкантами обоего пола, которые помогали ему растрачивать деньги, собранные Хишамом. В своем пренебрежительном отношении к предписаниям ислама он, видимо, превосходил других омейядских халифов. Его, во всяком случае, обвиняли в отсутствии веры и благочестия больше, чем кого-либо другого. Некоторые последующие арабоязычные историки, неприязненно относившиеся к Омейядам, приписывали ему кощунственные поступки. Он якобы использовал рукопись Корана как мишень для своих упражнений в стрельбе из лука и продырявливал священные листы стрелами, а в качестве имама посылал в мечеть на пятничное богослужение одну из своих наложниц. Своей резиденцией Валид II избрал охотничий замок, построенный в пустыне, к востоку от Иордана. Там он и пал жертвой заговора, организованного его сородичами.
Его ничтожный преемник Йазид III получил прозвище Накис, что значит «уменьшающий», так как при нем вследствие недостатка средств в казне были уменьшены денежные выдачи войску. Такая крайняя мера способствовала дальнейшей деморализации вооруженных сил Халифата. В Сирии наступила смута, осложнявшаяся междоусобной борьбой кайситов и кельбитов. Повсюду появлялись самозванцы из числа омейядских эмиров, претендовавших на звание халифа, а подати, взимавшиеся самочинными властями, естественно, не попадали в государственную казну.
Смута продолжилась и при последнем омейядском халифе Мерване II (744–750). Этот халиф, захвативший верховную власть в 60-летнем возрасте, был энергичным и опытным военачальником. Он командовал арабскими войсками, сражавшимися против византийцев в Малой Азии, затем был наместником в Армении и Месопотамии (ал-Джазире). Став халифом, он избрал своей резиденцией Харран в Месопотамии, перенес туда государственную казну и перевел служащих центральных учреждений.
Чтобы привести к покорности население Сирии, Мерван II совершил несколько походов, дважды осаждал Химс и приказал разрушить крепостные стены крупных сирийских городов, надеясь таким образом облегчить себе борьбу с горожанами.
В Месопотамии и Ираке Мерван II вел упорную борьбу с хариджитами, которые к тому времени приобрели большой военный опыт, улучшили свою военную организацию и стали применять более сложную тактику. Тяжелое положение населения благоприятствовало хариджитской пропаганде. На сторону хариджитов стали переходить даже некоторые кельбиты, расквартированные в Ираке.
Одновременно широко развернулась шиитская пропаганда. Шиитские проповедники-агитаторы призывали к низвержению Омейядов как узурпаторов, лишивших потомков пророка их законного права на верховную власть. Особенно подходящую почву эта пропаганда нашла в Хорасане и Мавераннахре, где экономические интересы населения сочетались со стремлением к освобождению от иноземного господства.
Восстание здесь началось в 747 году в Мервском оазисе, где по призыву талантливого военачальника перса Абу Муслима собрались многочисленные отряды крестьян. Затем оно быстро распространилось по Западному Ирану и перекинулось в Ирак. Повстанческое войско пришло в соприкосновение с войском Мервана II на реке Большой Заб, левом притоке Тигра. Спешно набранное и не обладавшее нужными боевыми качествами халифское войско потерпело сокрушительное поражение и быстро рассеялось. Мерван II во главе небольшого отряда бежал в Сирию и попытался набрать новое войско, но это встретило такое противодействие населения, что, испугавшись нового восстания, он бежал дальше, в Египет.
Дело его было окончательно проиграно. Все, на что еще оказались способны халиф и оставшиеся при нем воины, это учинить насилие в женском монастыре в Гизе. Отсюда Мерван собирался бежать в Магриб, но был схвачен и убит местными арабами. Ненависть к нему была столь велика, что его труп распяли и выставили в таком виде на всеобщее обозрение.