Арабский Халифат в раннее Средневековье

Источники

Изучая историю Багдадского халифата в первые полтора столетия его существования, востоковеды обращаются к произведениям арабоязычных историков, о которых уже говорилось в предыдущей главе. Наиболее полным и надежным источником считается «Всеобщая история» ат-Табари. Рядом с ней можно поставить замечательную хронику Ибн ал-Асира (1160–1233) «Ал-камил фи-т-тарих» («Полный свод истории»), в которой сочинение ат-Табари умело переработано и частично дополнено. Сравнительно с трудами ат-Табари и Ибн ал-Асира сочинение Ибн Халдуна (1332–1406) «Китаб ал-ибар» («Книга поучительных примеров») имеет меньшее значение для изучения истории азиатских провинций Багдадского халифата и Египта, но зато это исключительно ценный источник по истории Магриба. Весьма интересные и ценные сведения содержатся также в сочинениях ал-Масуди.

Наряду с повествованиями, созданными мусульманскими авторами «всеобщих историй», большое значение для изучения истории Багдадского халифата приобретают сочинения, написанные учеными и собирателями разных сведений из числа высокопоставленных служащих центральных правительственных учреждений и придворных аббасидских халифов.

Произведения арабоязычной географической литературы имеют исключительное значение для изучения экономики Багдадского халифата и торгового обмена между различными областями этого обширного государства и с зарубежными странами. Эти произведения изданы М. де Гуе в серии «Bibliotheca geographorum arabicorum». Сведения арабоязычных географов о Сирии (в широком значении этого названия) даны в переводе на русский язык в труде Н. А. Медникова «Палестина от завоевания ее арабами до крестовых походов по арабским источникам».

Важное значение в качестве исторического источника имеют специальные «книги о налоге», справочники для правителей и служащих административно-финансового аппарата. Особое внимание востоковедов заслужила «Книга о ха-радже» («Китаб ал-харадж») Абу Йусуфа Йакуба ал-Ансари (731–798). Это произведение представляет собой обстоятельную докладную записку, составленную по предписанию Харуна ар-Рашида, видимо, пытавшегося разобраться в сложной и довольно запутанной податной системе эксплуатации подданных. Автор этой «записки» занимал важный пост главного судьи в Багдаде при халифах Махди, Хади и Харуне ар-Рашиде. Он был любимым учеником и ревностным последователем знаменитого правоведа Абу Ханифы, основателя одного из четырех мусульманских правоверных мазхабов, и сам приобрел репутацию выдающегося и весьма авторитетного правоведа. Моральный облик Абу Йусуфа не гарантирует ни беспристрастности, ни объективности его суждений. Он был карьеристом и благодаря чрезвычайной изворотливости пользовался неизменной благосклонностью трех халифов. Впрочем, это не исключает его эрудицию в мусульманском праве^{97}.

Содержание «Китаб ал-харадж» Абу Йусуфа весьма разнообразно. Прежде всего автор обращает внимание на различные формы податей и в связи с этим рассматривает разнообразные категории землевладения и землепользования. Как это принято у ортодоксальных правоведов, он все существовавшие в его время аграрные отношения возводит ко временам пророка Мухаммеда и халифа Омара I; из других исторических деятелей упоминается только омейядский халиф Омар ибн Абд ал-Азиз. В подтверждение своих суждений и выводов он приводит материалы мусульманского предания (хадисы), не считая нужным подвергать сомнению их подлинность. Европейские медиевисты охотно пользуются произведением Абу Йусуфа, но никто из них пока еще не подверг этот источник научно-критическому анализу.

Другим источником того же типа может служить «Китаб ал-харадж» Йахьи ибн Адама. Арабский подлинник этого сочинения издан голландским арабистом Йейнболлом в 1896 году, английский перевод — Бен Шемешом в 1958 году^{98}.

Аббасиды

Обширное государство, в котором верховная власть принадлежала халифам из династии Аббасидов, обычно называют Багдадским халифатом, по его столице Багдаду. Этот город, официально называвшийся Мединат ас-Салам (что значит «город мира, благоденствия»), был основан в 762 году вторым аббасидским халифом Мансуром на правом берегу Тигра, к северу от большого канала Сарат, соединявшего эту реку с Евфратом, на месте незначительного населенного пункта, известного у местных жителей под названием «сук Багдад», то есть «рынок Багдад».

В первый период арабских завоеваний некто из жителей Хиры сообщил арабскому военачальнику Мусанне, что в местечке Багдаде проходит ежегодное торжище, на которое богатые купцы из Ктесифона привозят много денег и ценных товаров. Получив это сообщение, Мусанна устремился к Багдаду, перебил одних купцов, заставил бежать других и захватил богатую добычу. Настолько богатую, что Мусанна приказал своим воинам взять с собой только «желтое и белое» (то есть золото и серебро), а остальное сколько удастся унести.

Халифы новой династии вели свое происхождение от Аббаса, дяди пророка Мухаммеда. Следовательно, они наравне с потомками Али ибн Абу Талиба принадлежали к «дому посланника Аллаха». Присягать представителю этого дома призывали агитаторы антиомейядского восстания в Хорасане и Средней Азии. Абу-л-Аббас, основатель династии Аббасидов, до конца 749 года скрывался в Куфе, опасаясь стать жертвой репрессий со стороны халифа Мервана II. Когда же вполне выяснилось, что Мерван терпит поражение, он выступил в куфийской главной мечети как носитель верховной власти, обещал куфейцам щедрое вознаграждение за их преданность и пригрозил их противникам жестокой расправой. Он заявил, что принимает царское прозвище ас-Саффах, что значит «щедрый». Это слово в древнеарабской поэзии обычно применялось к человеку, который не жалел своего скота, дабы угостить гостей.

После принятия присяги от жителей Куфы Абу-л-Аббас перебрался в город Анбар и основал в его окрестностях резиденцию. Он назвал ее ал-Хашимия, по имени рода бену-ха-шим, к которому принадлежал его предок Аббас. Сюда стали стекаться его родственники, старые и вновь объявившиеся приверженцы рода Аббаса, чтобы получить места в свите и при дворе нового халифа и назначения на посты в правительстве и армии.

Почти все члены рода омейя (более 80 человек) были убиты, хотя и выразили готовность подчиниться Абу-л-Аббасу. Избежали истребления только грудные младенцы да несколько человек, нашедших пристанище в Андалусии, где обосновался омейядский эмир Абд ар-Рахман. Ему удалось бежать из своего имения в Ираке, когда туда прибыли подосланные к нему убийцы, и после блужданий по Северной Африке захватить в 756 году при поддержке кельбитских племен власть в Кордове.

Несколько восстаний, поднятых в Сирии омейядскими военачальниками против Аббасидов, был легко подавлены.

Расправа была учинена не только над живыми Омейядами, но и над трупами бывших омейядских халифов. Правда, хорошо сохранились только останки халифа Хишама. Их извлекли из могилы, били кнутом, затем распяли, сожгли, а пепел развеяли по ветру.

Халиф Абу-л-Аббас (749–754), умерший в возрасте тридцати с небольшим лет (возможно, от оспы), назначил преемником своего брата Абу Джафара, который при вступлении на престол принял царское имя ал-Мансур (что значит «победоносный»). Халиф Мансур (754–775), сын рабыни-берберки, проявлял свойства государя макиавеллиевского типа. По его приказу был предательски убит Абу Муслим, популярность и влияние которого в народе представлялись халифу опасными для своего пребывания на троне. Во время продолжительного правления Мансура усилилась политическая роль иранских феодалов, представители которых — семья Бармакидов, — занимая должность везиров, возглавляли административный аппарат Халифата.

Народные восстания при Мансуре имели локальный характер и без особого труда подавлялись халифским наемным войском, которое пришло на смену ополчениям арабских племен, составлявшим вооруженные силы предшествовавшей династии. Но политическая обстановка была непростой из-за непрекращающихся дворцовых интриг. Склоки у трона продолжались и при халифе Махди (775–785), сыне и преемнике Мансура, и особенно при последующих Аббасидах. Борьба придворных группировок привела к убийству халифа Хади (785–786), сына Махди, и к воцарению его другого сына — Харуна.

Халиф Харун ар-Рашид (786–809) не в меру и незаслуженно прославлен на Востоке и Западе. Причиной славы этого халифа как доброго, справедливого и мудрого государя явились увлекательные сказки, вошедшие в свод «Тысяча и одна ночь». В этих сказках, ставших известными европейским читателям в XVIII веке во французском переводе, Харун ар-Рашид представлен в привлекательном виде, совершенно не соответствующем исторической действительности. На самом деле это был жестокий и коварный деспот, которого с полным основанием ненавидели его подданные. Он боялся жить в Багдаде, так как столичное население часто выражало активное недовольство его правлением, и предпочитал проводить время под Анбаром, в замке, по соседству с которым не было беспокойного и враждебного городского населения. В Багдад он иногда прибывал, дабы лично проследить за сбором недоимок, и во время его пребывания в столице ее жителей подвергали побоям и сажали в тюрьмы.

С присущим ему коварством, полагая таким путем укрепить свою власть, он устранил от власти и приказал казнить Бармакидов, завидуя их влиянию и богатству. Неожиданная и необоснованная расправа с этими представителями иранской аристократии вызвала резкое возмущение иранских и иных феодалов, бывших заинтересованными сторонниками Бармакидов. Это возмущение грозило сильно подорвать положение Харуна. Однако его спас хитрый ход: еще за год до убийства Бармакидов он назначил своего старшего сына Мамуна, матерью которого была иранская рабыня-наложница, несменяемым наместником восточных провинций. Тем самым Иран получил относительную автономию, и это расширило пути к обогащению иранской верхушки.

Но в правление халифа Амина (809–813), сына и преемника Харуна ар-Рашида, «иранская партия» все-таки взбунтовалась, и началась междоусобная война. Сформированное в Иране войско Мамуна осадило и взяло Багдад. Амин был убит во время бегства из столицы, и халифом стал его брат.

Халиф Мамун (813–833) получил широкую известность как крупный деятель культуры, оказывавший покровительство и тем содействовавший развитию арабоязычной науки и литературы. Под его покровительством развернулась переводческая деятельность (начавшаяся еще при Мансуре), благодаря которой множество выдающихся произведений древнегреческой и эллинистической науки и философии стало доступно арабоязычным ученым. Одновременно продолжалось усвоение некоторых достижений иранской и индийской культур. При Мамуне в Багдаде появился «дом мудрости» с богатым собранием рукописей, и в окрестностях города была воздвигнута обсерватория. Культурный подъем сказался даже на вероучении ислама. При непосредственном участии этого просвещенного халифа мусульманская догматика подверглась влиянию античной философии. Было разработано мутазилитское вероучение, объявленное официальной идеологией и положившее начало каламу — мусульманскому богословию.

Заслуги Мамуна в области культуры сгладили в памяти последующих поколений те жестокости, с которыми он подавлял восстания, часто вспыхивающие в его правление. Наиболее упорным и ожесточенным было восстание хуррамитов под предводительством Бабека. Оно началось в 815/816 году и продолжалось более двадцати лет, охватив горные районы Азербайджана, Армении и Северо-Западного Ирана. В это же время, в 829–832 годах, произошло восстание в Египте. Мамун отправился в Египет, где учинил жестокую расправу с повстанцами, но на Бабека сил у него уже хватило. В 833 году он умер, оставив престол своему брату Мутасиму (833–842).

При преемниках Мамуна важную политическую роль в Халифате стала играть халифская тюркская гвардия. Она формировалась из пленных тюрков, которых захватывали в ходе почти непрерывных пограничных войн со степняками за Джейхуном (Амударьей) и Сейхуном (Сырдарьей), обращали в рабство и продавали на невольничьих рынках в Средней Азии и Иране. Эти воины-рабы были безотказным орудием для усмирения беспокойного и легко возбуждавшегося населения столицы. Преимущество их, с точки зрения Мамуна, заключалось в том, что они ничем не были связаны с жителями Багдада, а следовательно, и не могли проникнуться интересами горожан. Они были надежной защитой халифа от его подданных.

Эти тюрки представляли собой значительную военную силу уже при Мамуне. Его преемник халиф Мутасим, напуганный постоянными восстаниями багдадского населения, покинул столицу и сделал своей резиденцией Самарру на Тигре. Близ этого городка были построены дворец халифа и казармы для тюркской гвардии. Это убежище багдадских халифов стали называть Сурра Манраа, что значит «образован, кто увидел». В этой новой халифской резиденции в 838 году был казнен Бабек, предательски захваченный после того, как войскам халифа удалось в результате упорной и ожесточенной горной войны одолеть силы повстанцев.

Но, бежав от своих багдадских подданных, халифы в Самарре скоро оказались в тяжелой зависимости от тюркских гвардейцев. Постепенно их командиры обрели такое влияние, что стали вмешиваться в дела престолонаследия. В конце концов тюркские военачальники, используя подчиненную им буйную солдатню, стали запросто низлагать одних халифов и возводить на престол других, от которых они получали весьма щедрые подачки.

Халиф Васик (842–847), сын Мутасима и его рабыни-гречанки, стремился продолжать культурную деятельность, широко развернувшуюся при Мамуне. После его смерти два тюркских военачальника поставили халифом его брата Мутаваккила, сына рабыни-хорезмийки. Мутаваккил (847–861), желая найти опору вне своей гвардии, стал на путь правоверной реакции. При нем мутазилиты и другие противники ортодоксального ислама подверглись гонению. Были изданы предписания, ставившие христиан и иудеев в неравноправное положение по сравнению с мусульманами-суннитами. Рассчитывая на сочувствие правоверного населения Ирака и поддержку суннитского духовенства, Мутаваккил пытался избавиться от засилья тюркской гвардии. С этой целью он перебрался в новую резиденцию, которой дал название Джафарийя. Но бегство из Самарры не спасло халифа. В Самарре он был убит двумя военачальниками гвардии с согласия и при соучастии своего старшего сына. Последний, став халифом под именем Мунтасир, пробыл на престоле всего полгода (861–862); возможно, он был отравлен.

Халиф Мустаин (862–866), внук Мутасима и сын рабыни-славянки, был жалкой пешкой в руках тюркских командиров. Борьба между ними привела к бегству двух из них в Багдад, причем с собой они прихватили беспомощного халифа, надеясь использовать его как религиозно-политическое орудие. Однако их противники не дремали: они явились в Багдад с войском и потребовали отречения Мустаина в пользу своего ставленника. Мустаин в надежде сохранить себе жизнь покорно отрекся от престола и отправился в ссылку в «священные города», в Аравию, но по пути был убит по приказу своего преемника Мутазза. Голова Мустаина была послана новому халифу, а обезглавленный труп валялся на дороге, пока его не похоронили сердобольные местные жители.

Халиф Мутазз (866–869), сын Мутаваккила, возведенный на престол группировкой тюркских командиров, возымел, как и отец, намерение освободиться от их несносной опеки с помощью берберов. Но попытка не увенчалась успехом. Тюркские гвардейцы низложили халифа и бросили его в тюрьму, где он через шесть дней умер, вероятно, при содействии тех же гвардейцев. Мутазз так боялся одного из своих военачальников, что, опасаясь его неожиданного нападения, не расставался со своим оружием ни днем, ни ночью. Он обедал, держа наготове меч и копье, а на ночь клал их себе в постель.

Возведенный на престол Мухтади, сын Васика и рабыни-гречанки, царствовал только одиннадцать месяцев (869–870). Он стремился быть благочестивым и правосудным правителем: не пил вина, избегал увеселений и сам разбирал некоторые судебные дела. Но и ему стоило жизни намерение смирить бесчинствовавшую тюркскую гвардию. Пьяные гвардейцы убили его в спальне. В царствование этого халифа началось восстание зинджей в Южном Ираке.

Халиф Мутамид (870–892), сын Мутаваккила и рабыни-арабки, бездарный и развратный человек, видевший смысл жизни в скотских удовольствиях, продержался необычно долго на халифском престоле только благодаря снисходительности своего брата Муваффака, способного и деятельного военачальника, которому удавалось если не держать тюркскую гвардию в узде, то, во всяком случае, с нею договариваться. Войско, приобретшее высокую боеспособность под его командованием, избавило Багдад, снова ставший резиденцией халифа, от опасности завоевания как со стороны иранского предводителя Йакуба ибн Лейса ас-Саффара, так и со стороны восставших зинджей.

После смерти Муваффака летом 891 года ничтожный Мутамид недолго продержался на престоле. По одной версии, он умер от обжорства, по другой — был отравлен. Его сменил Мутадид, сын Муваффака и рабыни-гречанки. Халиф Мутадид (892–902) был довольно деятельным правителем, он не жалел средств, чтобы тешить свое тщеславие, возводя красивые постройки. При этом он славился своими садистскими наклонностями. Мутадид умер во время похода на Византию; вполне возможно, его тоже отравили.

Территория Багдадского халифата

Аббасиды в первые полтора столетия своей власти оказались не в состоянии удержать все те территории, которые входили в состав Халифата при предшествовавшей династии. Прежде всего не вошла в состав Багдадского халифата завоеванная арабами часть Пиренейского полуострова — арабская Андалусия (ал-Андалус). В этой богатой стране установилась власть кордовских Омейядов — династии, основанной эмиром Абд ар-Рахманом I. В конце VIII века от Халифата отпал Дальний Запад (ал-Магриб ал-Акса), территория современного Марокко, где в 788 году власть захватил шиитский имам Идрис, основатель самостоятельной династии Идрисидов (788–985). В 800 году аббасидский наместник Магриба Ибрахим ибн Аглаб стал независимым государем и основателем местной династии Аглабидов (800–909).

Таким образом, к IX веку, когда завершилось образование Багдадского халифата как феодального государства, он представлял собой как бы воспроизведение Иранского царства поздних Сасанидов. Ведь при Хосрове II путем завоеваний в состав этого царства были включены Сирия, Палестина и Египет. Политическим центром государства Аббасидов стал Багдад, построенный недалеко от бывшей сасанидской столицы Ктесифона. Преобладающее экономическое значение в Багдадском халифате приобрел Ирак, с которым были тесно связаны области Западного Ирана, а также Закавказье и Средняя Азия.

Аббасиды в отличие от Омейядов не проводили активной завоевательной политики. Только как бы по инерции, шедшей от предыдущего периода, в 751 году произошло сражение арабских войск с китайскими на реке Талас, в Средней Азии. Арабо-византийские войны, происходившие в Северной Сирии, Анатолии и Месопотамии, не приводили к крупным территориальным приобретениям. Военные столкновения с тюркскими племенами на границах среднеазиатских степей имели оборонительный характер.

Экономическое состояние Багдадского халифата Земледелие и скотоводство

В первое столетие господства Аббасидов (во второй половине VIII и в первой половине IX века) в Багдадском халифате быстро развивались ремесленное производство, торговля и культура. При этом В. В. Бартольд констатирует, «что та культурная работа, которой впоследствии прославились Багдад, Исфахан и другие главные города мусульманского мира, при первых Аббасидах едва начиналась…»^{99}.

Ко времени прихода Аббасидов к власти оросительная система в Ираке находилась в упадке. Это объяснялось почти непрерывными восстаниями и войнами в период господства Омейядов. Поэтому аббасидские власти направляли усилия земледельцев прежде всего на восстановление и улучшение системы искусственного орошения. Это было сравнительно легко осуществить, так как большинство возделываемых площадей было государственной собственностью и работавшие на них земледельцы находились в непосредственном подчинении у правительственной администрации.

В результате начался бурный рост ирригационного земледелия, особенно в южной части Ирака — Севаде. Здесь давали богатые урожаи поля, засеянные злаковыми растениями, развивались садоводство и культура финиковой пальмы, дававшей особенно сочные и сладкие плоды. В Ираке и соседних с ним областях Ирана успешно выращивался хлопок и сахарный тростник. В низменных местах, на которых долго держалась вода после разлива двух великих рек Месопотамии, выращивали рис.

Наряду с Ираком и Юго-Западным Ираном страной развитого ирригационного земледелия был Египет (и особенно плодородная Дельта). Здесь помимо злаков в большом количестве выращивался лен. В сравнении с этими странами, занимавшими ведущее положение в экономике Багдадского халифата, Сирия, утратившая былое положение привилегированной провинции, имела второстепенное, хотя все еще немалое значение.

Земледелие в Ираке страдало не только от недостатка воды, выводимой на поля, но и от разрушительного действия великих рек (особенно от бурного и стремительного Тигра) в сезон их ежегодных разливов. Для предотвращения стихийных бедствий, при наступлении которых потоки воды смывали возделываемый слой почвы, несли смерть людям и домашним животным, разрушали жилища, необходимо было укреплять берега, возводить дамбы и защитные валы на полях. С другой стороны, в южной части Севада две великие реки, Тигр и Евфрат, сливаясь в одно русло — реку Шатт-ал-араб, оказывали помощь местным земледельцам. Во время прилива морская вода из Персидского (Басрийского) залива ежедневно вступала в русло Шатт-ал-араба, создавая препятствие его течению. Тогда пресная вода реки, уровень которой быстро поднимался, выходила из берегов и затопляла прибрежные сады, виноградники и рощи финиковых пальм. Такое ежедневное наводнение не только орошало затопляемые площади, но и удобряло их, оставляя после отлива слой плодородного ила.

Техника земледелия и орошения находилась на низком уровне. Наиболее сложным устройством считалось большое оросительное колесо (нория), изобретенное еще в древности. К его ободу привязывали глиняные или кожаные сосуды, которые при движении колеса черпали воду из реки или большого канала, а затем вода выливалась из них в желоб и бежала по нему на поле. Это колесо, способное вращаться на оси, обычно державшейся на двух столбах, приводилось в движение парой буйволов или верблюдов. Более доступным для земледельцев, а потому и более распространенным техническим приспособлением был шадуф — черпак, ручка которого вращалась на деревянном столбе и которым вручную черпали воду и выливали ее на поле. В Египте шадуфы применялись со времен фараонов наряду с архимедовым винтом, появившимся в эллинистическую эпоху.

Сельскохозяйственный инвентарь был еще примитивнее. В повсеместном употреблении были кетмень, лопата, вилы и серп такой формы, какая существовала уже в течение нескольких тысячелетий, во всяком случае, со времен шумеров и строителей египетских пирамид. Плуг тоже сохранял свою древнейшую конструкцию; вернее, это была соха без резака и отвала. По условиям почвы и климата при пахоте не требовалось отваливать землю пластами; достаточно было только разрыхлить ее.

Полный застой в сельскохозяйственной технике в значительной мере объяснялся широким применением рабского труда. Да и свободные земледельцы не были заинтересованы в развитии производства. Весь прибавочный продукт, а нередко и часть самого необходимого отбирался у крестьян в виде налога.

Сбор налогов часто сопровождался злоупотреблениями; среди сборщиков преобладали взяточники и вымогатели, которые использовали в своих корыстных интересах темноту и беззащитность тогдашнего крестьянства. Официальное летосчисление велось по лунному календарю хиджры, а поземельный налог взимали по солнечному календарю, соответствовавшему временам года. Благодаря несоответствию официального календаря с астрономическим солнечным некоторые сборщики ухитрялись взимать налог дважды в год.

При Мансуре с населения земель, обложенных хараджем (это были преимущественно государственные земли), налог взимался или с посевной площади натурой и деньгами, или в виде части урожая. Кроме того, сохранялись еще земли, с которых подать платилась согласно договорам, восходившим к периоду завоеваний. Помимо хараджных земель имелись земли, бывшие наследственной собственностью земледельцев; такие земли назывались «мульк». С этой категории земель взималась подать ушр (десятина). Наконец, часть земель была освобождена от подати. Это были земли халифа и членов царствующей фамилии, некоторых сановников, а также вакфы, то есть недвижимая (в том числе и земельная) собственность, принадлежавшая мечетям и мусульманским религиозным учреждениям; доходы с вакфных земель поступали в распоряжение духовенства.

Стремление увеличить податные поступления с хараджных земель привело при преемниках Мансура к постепенной замене натуральной подати в виде части урожая денежным налогом в зависимости от размеров посевной площади. Эта мера, особенно усиленно проводившаяся при Харуне ар-Рашиде, значительно ухудшила положение податного населения, но значительно пополнила казну. Прежде неурожай снижал доходы халифа, но гибель посевов (например, вследствие разрушительных наводнений или налетов саранчи) отражалась только на земледельцах, обязанных вносить установленную сумму, независимо от собранного урожая. Лишь при халифе Мамуне в 820 году было дано указание (иногда называемое «законом Мамуна») установить максимум податей в две трети урожая.

Поскольку государство было собственником не только земли, но и воды, ставки податей зависели также от источника орошения полей. Наиболее высокие подати (не менее половины урожая) платили земледельцы, орошавшие свои поля непосредственно из государственной оросительной сети. Ставки снижались, если земледельцы сами проводили канал, по которому вода поступала на их поля.

Абу Йусуф наставлял халифа, что подати должны взиматься неукоснительно. Причем если для мусульман могут быть какие-то послабления, то для всех остальных ни в коем случае. «Да не окажет он снисхождения ни одному из них, простив ему часть следуемого», — пишет этот дворцовый правовед в «Китаб ал-харадж». Недопустимо также, добавляет Абу Йусуф, чтобы сборщики податей входили в соглашение с представителями иноверческих общин и удовлетворялись предложенной им суммой подати, не проверив численности податного населения. Видимо, нередко бывали случаи, когда сборщик податей (конечно, получив взятку от старосты деревни) снижал сумму податей, причиняя ущерб казне. Взятка вообще была лучшим и наиболее распространенным средством освобождения от уплаты подати.

Абу Йусуф решительно выступает против взимания податей с неимущих, больных и старых, а также против истязаний недоимщиков, из чего можно сделать вывод, что подобные явления были повсеместно распространены. Багдадский правовед считает недопустимым, чтобы зиммиям, добиваясь уплаты поголовной подати, наносили побои, выставляли их на палящее солнце или подвергали иным пыткам. Он полагает, что «с ними надо поступать милостиво, заключая их в тюрьму, пока они не уплатят того, что должны». Он советует халифу отдать распоряжение, чтобы с зиммиями «не поступали несправедливо, чтобы их не обижали, не обременяли их не по силам, ничего не отбирали из их имущества сверх того, что следует с них по праву»^{100}.

Эти советы, дававшиеся деспоту одним из видных идеологов господствующего класса, имели своей основной целью предотвращение народных восстаний, потрясавших Багдадский халифат.

Наряду с земледелием большое хозяйственное значение имело оседлое скотоводство. Благодаря ему города снабжались молоком и мясом, а кожевенники, которых было множество, не испытывали дефицита сырья; оно также обеспечивало земледелие и отчасти ирригационное хозяйство рабочим скотом. На обширной кочевой периферии было развито верблюдоводство, поставлявшее наиболее распространенное средство транспорта. Торговый обмен по суше между государствами, областями и городами Востока осуществлялся верблюжьими караванами, перевозившими товары на огромные расстояния.

Ремесленное производство, города

Отделение ремесла от земледелия произошло у арабов еще до возникновения ислама, а в странах, завоеванных ими, — в эпоху рабовладельческой древности. Многочисленные ремесленники разнообразных специальностей в Багдадском халифате жили преимущественно в больших городах, но имелись также и целые деревни, население которых занималось не хлебопашеством, а ремеслом, большей частью текстильным или кожевенным.

Наиболее распространенными ремеслами были прядение и ткачество. Высокосортные льняные ткани (холсты и полотна) выделывались в Нижнем Египте. Они находили покупателей далеко его за пределами. В Сирии было развито шелководство. Почти во всех странах Халифата вырабатывали тонкие и прочные сукна, иногда искусно раскрашенные естественными красителями, полученными из сока листьев, коры и корней различных растений.

Большое развитие получила выделка кожи, в частности методы ее дубления. С производством тканей и кожи было тесно связано изготовление одежды и обуви. Повсеместным спросом пользовалась продукция шорников и седельников, изготовлявших верблюжью и конскую сбрую и седла для езды на лошадях, верблюдах, мулах и ослах. Седла именитых и богатых наездников вышивали узорами, украшали металлическими бляхами, жемчугом и самоцветами.

Высокого уровня достигли металлообрабатывающие ремесла, прежде всего изготовление оружия — мечей, копий, щитов, кольчуг, панцирей, шлемов. Особенно славились мечи из дамасской стали, секрет которой мастера хранили в глубокой тайне.

Металлическая (преимущественно медная) посуда — блюда, чаши и кувшины — присутствовала на столах горожан, обладавших материальным достатком. Деревенские жители и городская беднота пользовались глиняной и деревянной посудой. Широкое применение в домашнем быту находили сирийские стеклянные изделия. Во дворцах халифов, их сановников, в домах богачей кушанья и напитки подавались в золотой и серебряной посуде, нередко отличавшейся изящной выделкой.

Рост экономики и неравномерное распределение ее плодов приводил к росту числа богачей, что в свою очередь увеличивало спрос на ювелирные изделия. В Багдад и другие крупные города со значительным ремесленным населением морские и речные суда и верблюжьи караваны доставляли слитки серебра из Ирана и рудников в горах Гиндукуша, золото везли из Магриба, из Африки поступали ценные породы дерева и слоновая кость.

Значительного развития достигли также ремесла, связанные с изготовлением пищевых продуктов, в частности сластей. Спросом пользовались косметические средства и лекарственные снадобья.

Большинство ремесленников были свободными людьми. Обычно они работали на городских базарах, привлекая к своему делу родственников; владельцы больших мастерских иногда использовали рабский труд. Ремесленные мастерские на базарах составляли особые ряды; в каждом ряду работали ремесленники какой-либо отдельной специальности. Ремесло часто не отделялось от торговли, то есть мастерская часто служила лавкой. Объединения ремесленников, подобные западноевропейским цехам, возникли в Халифате значительно позднее.

Города в Халифате были не только военно-административными, но и важными экономическими и культурными центрами отдельных стран и областей. По определению средневековых арабоязычных географов, городом мог называться населенный пункт, в котором имелись мечеть, дворец правителя, баня, школа, хан (гостиница), больница и мейдан (площадь). В больших городах такие здания, заведения и учреждения насчитывались десятками и даже сотнями.

Экономическая роль городов в Халифате имела особое значение вследствие развитых денежных отношений. Следует иметь в виду, что в отличие от раннесредневековой Западной Европы в странах Халифата феодальное поместье никогда не имело ни экономического, ни политического преобладания над городом. К тому же феодалы в Багдадском халифате проживали не в поместьях, а в городах.

Самым крупным городом в Багдадском халифате была его столица Багдад, которому его основатель халиф Мансур дал официальное название Мединат ас-Салам и который народ стал называть Мединат ал-Мансур (город Мансура). На строительство новой столицы по приказу Мансура были пригнаны работники не только из Месопотамии и Ирака, но также из Сирии и Ирана; их численность достигала, по традиционным арабским данным, 100 тыс. человек. Уже на другой год после закладки, в 763 году, в Багдад из Куфы была перевезена государственная казна и переведены правительственные учреждения (диваны). Строительство «города Мансура» было завершено в 766 году. Еще Багдад называли «круглым городом», поскольку он был опоясан двойным кольцом крепостных степ, сложенных из кирпича-сырца. Впоследствии была возведена третья, внешняя стена, а за нею выкопали ров и наполнили его водой.

В центральной части города, окруженной «внутренней стеной», возвышался дворец халифа, который стали называть Золотыми воротами или Зеленым куполом, так как над тронным залом этого дворца был возведен большой купол, облицованный бирюзовой черепицей. Рядом с дворцом была построена мечеть. В некотором отдалении от дворца располагались правительственные здания, казармы халифской гвардии, палаты особ халифской фамилии и государственных сановников. Наиболее отдаленным от дворца было здание тюрьмы. Четверо ворот (Басрийские, Хорасанские, Сирийские и Куфийские) вели из центра города в ту его часть, которая была расположена между «внутренней» и «главной» стенами. Сюда по приказу Мансура были переселены и распределены по кварталам жители различных населенных пунктов, находившихся в округе. Здесь же поселились ремесленники и купцы из других городов, привлеченные обещанием халифа предоставить столичному населению различные податные и таможенные льготы.

Но, видимо, халиф обманул столичное население, так как оно с самого начала своего проживания в Багдаде проявляло сильное раздражение. Не вполне полагаясь даже на крепость «внутренней стены» и боясь выезжать за нее, чтобы не встречаться с недовольными подданными, Мансур уже через несколько лет после постройки столицы предписал выселить беспокойных ремесленников и мелких торговцев за пределы городских стен, в пригород Карх. При этом халиф распорядился, чтобы мясной рынок был помещен подальше от городских стен. Свое распоряжение он обосновал тем соображением, что мясники склонны к буйству, а в руках у них — острое железо.

Багдад быстро разрастался и уже в IX веке превратился в один из крупнейших международных центров ремесленного производства и торговли. Начавшись на правом берегу Тигра, разросшийся город занял значительные площади и на левом берегу, где открылись оживленные базары. Разделенные рекой части города сообщались по плашкоутному мосту. Багдад приобрел также ведущее значение как культурный центр Халифата. Он стал пунктом притяжения и средоточием лучших интеллектуальных сил арабоязычной культуры, особенно со времени правления халифа Мамуна.

Другим важным городом, в котором жизнь также била ключом, была Басра — южные торговые ворота Халифата. С ней мог соперничать только порт Сухар в Омане, а позже Маскат. Оживленным портом стал также Сираф на иранском побережье Персидского залива.

Торговля

Срединное положение Багдадского халифата на перекрещивавшихся международных торговых путях, по которым товары из стран Дальнего Востока и Индии поступали в Европу, определило его выдающееся значение в международной транзитной торговле. Но гораздо большее значение для экономики Халифата имели торговые отношения между различными территориями, входившими в состав этого обширного государства, расположенного между двумя океанами — Индийским и Атлантическим — и омывавшегося четырьмя морями — Средиземным, Черным, Красным и Басрийским (Персидский залив). Базой торгового обмена служили прежде всего развитое ремесленное производство и хорошо освоенная добыча полезных ископаемых.

Крупные города были важными пунктами караванной и морской торговли; склады здесь всегда были наполнены местными и заморскими товарами. Египетские льняные ткани поставлялись не только в Африку и в Азию, но даже в Европу. Хороший сбыт повсюду имели сирийские шелковые и стеклянные изделия, оружие и металлическая посуда. Из Западного Ирана поступали ковры и художественные вышивки; из Хузистана вывозили сахар. В этой же области и в районе Куфы выращивали хлопок. Медь добывали в Иране, Средней Азии, Армении и Ифрикии. Оловом и свинцом были богаты недра Северного и Западного Ирана, где также, в районе Истахра, добывали ртуть. Обилие нефти и асфальта было в Юго-Западном Иране и Северном Ираке. Из Южного Ирана везли опиум и индиго.

Торговые караваны из Северной Африки и Египта проникали в район озера Чад и нередко доходили до экватора. Арабские караванщики проложили тропы через леса, степи и пустыни в областях южнее Сахары. Их привлекала возможность легкой наживы в торговле с населением Западной Африки, у которого они выменивали на соль золото и выгодно покупали большие партии рабов. Из Тимбукту и Гао они, кроме золота, вывозили слоновую кость. Из «черной» Африки доставляли страусовые перья и шкуры диких зверей, в изобилии водившихся в тамошних лесах и саваннах.

Большое развитие получило торговое мореплавание в Индийском океане и Средиземном море. Уже в V веке в Хиру и Оболлу прибывали корабли из Индии и Китая.

До VIII века инициатива торговых сношений по Индийскому океану принадлежала китайцам, которые проявляли больше предприимчивости, чем арабские и иранские купцы. В гавани Сирафа бросали якорь громадные китайские торговые суда, на некоторых из них экипаж состоял из 400–500 человек. Эти корабли были хорошо вооружены на случай встречи с пиратами — на них имелись огнеметы, способные извергать горящую нефть.

Но в начале VIII века басрийские мореходы превзошли китайцев и индийцев в кораблестроении. При Хаджжадже они стали выходить в море на кораблях, при постройке которых применялись металлические гвозди (до этого кораблестроителям были известны только деревянная клепка и веревки).

Басрийцы исследовали все острова в Персидском заливе и освоили имевшиеся там удобные гавани. Затем, выйдя в океан, они основали торговые фактории на островах Сокотре и Занзибаре и побережье Восточной Африки. Из Африки корабли доставляли в Халифат чернокожих рабов, слоновую кость, ценное дерево, золотой песок и драгоценные камни. Слоновая кость и драгоценные камни вывозились также с Цейлона. На западном побережье Индии (так называемом Малабарском берегу) были основаны фактории, в которых мусульманские купцы, подданные аббасидского халифа, насчитывались тысячами. Они построили там мечети, их судебные дела разбирали мусульманские судьи — кади. Индия снабжала Халифат пряностями и текстильными изделиями, в том числе тончайшими шелковыми тканями. Торговые поселения купцов из Халифата имелись и на юго-восточном побережье Индии, на Коромандельском берегу. Там ежегодно продавали по нескольку десятков тысяч лошадей, которых везли морем из Сирафа.

Торговая деятельность мусульманских купцов в южных морях отразилась в сказочных приключениях Синдбада-морехода из свода «Тысяча и одна ночь». Синдбад, как полагают, добрался до города Кала в Малакке. Этот полуостров был богат золотом и оловом.

В середине VIII века арабские и иранские купцы знали путь в Китай, куда первое время они плавали на китайских джонках, возвращавшихся из Басры к себе на родину. Вскоре в Гуанчжоу мусульмане уже составляли население нескольких кварталов, и здесь были построены мечети. Мусульманские купцы, получив разрешение китайского правительства, проникали со своими товарами во внутренние области Китая. Но в 878 году колония арабских купцов в Гуанчжоу была уничтожена в ходе мощной крестьянской войны. После этого купцы из Халифата не проникали на восток далее Малакки.

Сношения Арабского Востока с Китаем возобновились только в XIII веке.

Плавание в Китай было настолько налажено, что даже некоторые жители Средней Азии предпочитали отправляться в эту далекую страну южным, морским путем. Так, один самаркандский купец отправился в Китай через Ирак, отплыв с богатыми товарами из Басры, а прибыв на Малакку, проследовал далее на китайском корабле^{101}.

Морская торговля между Халифатом и Китаем не привела к прекращению движения верблюжьих караванов по северному «шелковому пути», который вел в Багдад через Самарканд, Бухару и Хамадан. Далее, из столицы Халифата, одна дорога шла, разветвляясь, на запад, к Трапезунду, где восточные товары грузили на византийские торговые суда, и к сирийским портам Средиземного моря. Другой путь вел на юго-запад, в Аравию и Африку, — через Куфу, Медину, Мекку и красноморские порты или по Суэцкому перешейку.

В хрониках династии Тан (618–907) сохранились имена аббасидских халифов, сильно измененные в китайской передаче. Но вопрос об обмене официальными посольствами между халифами и богдыханами до сих пор остается открытым. В арабоязычных источниках не сохранилось сведений о приеме какого-либо китайского посольства в Багдаде или в Самарре. Есть версия, что некоторые купцы, прибывавшие в Китай из Халифата, выдавали себя за официальных послов халифа, чтобы получить таможенные льготы и предотвратить разграбление своих товаров местными властями.

Торговые сношения Халифата с Индией, Индонезией и Китаем оставили значительный след в арабоязычной литературе. В IX веке, когда морские пути в эти далекие и до того неизвестные страны были освоены арабскими и персидскими купцами, в большом изобилии создавались рассказы, которые И. Ю. Крачковский называет «географическими сказками». Эти «сказки», в которых правдивые сведения о чужих странах и народах перемешивались с необузданным вымыслом, находили множество слушателей в Басре, Сирафе и Багдаде^{102}.

К середине IX века относятся рассказы «купца Сулеймана», получившие литературную обработку в следующем столетии. Этот предприимчивый искатель наживы предпринял несколько поездок с торговыми целями в Индию, а оттуда, через Малаккский пролив, в Китай, и довольно живо, с подробностями, описал свои путешествия. Позже рассказы Сулеймана были дополнены Ибн Вахбом, другим купцом-путешественником, который побывал в этой столице танского Китая Хумдане (Синаньфу).

Торговле Халифата с Византией мешали частые арабо-византийские войны. Однако торговый обмен между ними не прекращался, и «корабли румов» постоянно посещали гавань Трапезунда, бывшего северными торговыми воротами Халифата. Византия нуждалась в восточных товарах, которые она могла получать только от мусульманских купцов.

Арабский торговый флот господствовал в Средиземном море. Здесь Египет играл такую же важную роль, как Ирак в Индийском океане. Долина Нила находилась в торговых отношениях с Магрибом, Андалусией и Западной Европой. Однако если торговый обмен Андалусии и Магриба с Египтом, а через него с азиатской территорией Халифата был регулярным, то торговля с Западной Европой имела скорее спорадический характер. Существует теория, разработанная бельгийским историком Анри Пиренном, что арабские завоевания и образование Халифата нарушили экономические связи, установившиеся в эпоху Античности между Востоком и Западной Европой^{103}. Она встретила скептическое отношение со стороны европейских медиевистов, хотя, как нам кажется, основные выводы этого ученого, базирующиеся на большом и интересном фактическом материале, заслуживают серьезного внимания. В частности, не подлежит сомнению, что морская торговля сирийцев с франкским королевством Меровингов в V–VI веках была довольно оживленной, но после установления арабского господства в Сирии почти совершенно прекратилась. Она не получила развития и при Каролингах, династия которых утвердилась в 751 году, то есть почти одновременно с приходом к власти Аббасидов.

В прямой связи с «франко-мусульманскими» торговыми отношениями стоит вопрос о дипломатических связях между аббасидскими халифами и франкскими государями. В западноевропейской историографии утвердилось мнение, что они были установлены при Пипине Коротком (751–768), современнике халифа Мансура, и получили развитие при Карле Великом (768–814), современнике Харуна ар-Рашида. Но академик В. В. Бартольд в своем исследовании «Карл Великий и Харун-ар-Рашид»^{104} обращает внимание читателей на полное молчание арабоязычных авторов о каких-либо сношениях аббасидского халифа с императором Карлом Великим. Более того, в Халифате ничего не знали об этом императоре; даже его имя не было известно. Равным образом Эйнхард и другие франкские летописцы ничего не сообщают о Халифате и не знают имен халифов. Таким образом, В. В. Бартольд сделал вывод о том, что дипломатических контактов между халифами и франкскими правителями не существовало.

Против выводов В. В. Бартольда выступил известный византинист А. А. Васильев в «Византийском временнике»^{105}. В ответ ему В. В. Бартольд выступил со второй статьей «К вопросу о франко-мусульманских отношениях»^{106}. После этой дискуссии на страницах научных журналов положение В. В. Бартольда о легендарности дипломатических отношений между Аббасидами и Каролингами можно признать вполне доказанным.

Это, впрочем, не исключает поручений разведывательно-дипломатического свойства, которые могли даваться купцам. Почти вся торговля, связывающая Западную Европу с Востоком в это время, находилась в руках еврейских купцов; об их деятельности знали и арабоязычные географы. Эти купцы везли из Западной Европы в страны Востока рабов, бобровые и горностаевые меха и мечи. Путь их лежал по Средиземному морю, затем через Египет в Красное море и далее в Индию и Китай. С Востока в Европу они доставляли мускус, пряности, камфару и прочие ценные товары, потребителями которых была прежде всего придворная знать. При дворе Карла эти купцы пользовались почетом и доверием. Франкский император давал им разного рода задания. Такое задание, например, было возложено на купца Исаака, который в самом конце VIII века отправился на Восток и пробыл там несколько лет. Он вернулся через Тунис и Сицилию в Италию, привез с собой слона и другие подарки, якобы присланные Харуном ар-Рашидом, и выдал себя за халифского посла. В глазах европейцев слон, носивший кличку Абу-л-Аббас, совершенно затмил самозваного посла. Невиданное в Европе животное повсюду собирало огромные толпы зевак. Пройдя Италию, слон преодолел Альпы и в 802 году оказался в Аахене, куда ко двору Карла Великого прибыл и сам Исаак. В 810 году этот слон, увековеченный упоминанием во франкской летописи, скоропостижно околел. Что же до подарков, присланных халифом императору (водяные часы с фигурами, шелковый шатер и др.), то они не могли сохраниться, так как в действительности их и не было^{107}.

Торговля Халифата с Восточной Европой в изучаемый нами период еще не получила развития. Но уже были известны пути по Каспийскому морю и Нижней Волге в Хазарский каганат, устанавливались сношения с Киевской Русью. От киевских славян и русов по торговому пути «из варяг в греки» арабы получали янтарь, привозимый с берегов Балтийского моря. Из Восточной Европы в Халифат пригоняли белых рабов, привозили мед и воск.

Государственный строй

По своей структуре и официальной идеологии Багдадский халифат в VIII–IX веках был феодальной теократической деспотией. Согласно нормам суннитского государственного права, аббасидский халиф совмещал в своем лице полномочия и функции верховного имама и верховного эмира, то есть обладал всей полнотой духовной и светской верховной власти. Как глава мусульманской общины, преемник и заместитель посланника Аллаха и даже представитель Аллаха на земле халиф считался верховным собственником всей земли и воды в государстве. Он обладал самодержавной властью, которая ничем не ограничивалась, кроме меча гвардейцев (при преемниках Мамуна).

В первое столетие господства Аббасидов халифское самодержавие было политической реальностью. Верхушка господствующего класса, составлявшая непосредственное окружение халифа, стремилась проводить централизаторскую политику. Наместники провинций и военачальники назначались халифом и подчинялись только его распоряжениям. Подати, налоги и прочие сборы с населения поступали в Багдад, составляя актив государственной казны. Присвоение налоговых поступлений наместниками и другими должностными лицами рассматривалось как незаконное и наказуемое деяние.

Арабская аристократия утратила свое исключительное положение и была вынуждена разделить власть и доходы с крупными иранскими феодалами. Из их среды выделились высшие государственные сановники — везиры. Такой должности и звания не было при Омейядах. Она была учреждена Мансуром, который взял за образец организацию правительства при Сасанидах. Эту высшую правительственную должность в течение половины столетия занимали Бармакиды, крупные землевладельцы из области Балха и потомки буддийских жрецов этого города.

Главный везир, считавшийся первым помощником и наиболее авторитетным советником халифа, имел в своем подчинении центральный административно-финансовый аппарат, войско и ведомство государственного контроля. Его деятельность ничем, кроме произвола халифа, не ограничивалась. Как хранитель халифской печати он обладал всеми функциями верховной власти. Везир мог ставить эту печать на документах, не испрашивая предварительного разрешения халифа, хотя и обязан был докладывать о каждом случае использования печати. Таким образом, благодаря Бармакидам иранские феодалы держали арабского халифа под своим контролем.

Но, как мы уже говорили, Харун ар-Рашид лишил Бармакидов власти и жизни. В художественную литературу попала несостоятельная версия, согласно которой причиной падения Бармакидов послужила романтическая история Аббасы, сестры Харуна ар-Рашида, и везира Джафара ибн Яхьи Бар-макида. Эта просвещенная принцесса, уже трижды бывшая замужем и трижды овдовевшая, часто принимала участие в вечерних беседах и развлечениях, участниками которых были халиф и его везир. Чтобы избежать нарушения шариата, запрещающего пребывание женщины в обществе мужчины, не связанного с ней брачными или близкими родственными узами, халиф предписал заключить фиктивный брак между своей сестрой и везиром. Когда же халиф узнал, что брак стал фактическим, он пришел в состояние крайнего раздражения и необдуманно приказал казнить Джафара, а заодно и других Бармакидов. Недостоверность этого рассказа показал еще Ибн Халдун, приведя его в виде примера легковерия историков.

Политика военно-административной централизации нередко встречала противодействие со стороны провинциальных правителей и военачальников. В конце концов, основной задачей каждого из них было личное обогащение. Наместники халифа нередко произвольно повышали подати с подчиненного им населения, присваивали значительную часть податных поступлений, захватывали земли и другую недвижимость, приносившую доход. Халифы и начальники центральных учреждений, оберегая свои доходы, вели борьбу против их самоуправства и порой даже прибегали к вооруженной силе. Однако в тяжелых и опасных условиях народных восстаний они ради подавления сил повстанцев предоставляли в распоряжение наместников все средства провинций. Иногда халифы были вынуждены отступать. Так, они примирились с образованием самостоятельных и полусамостоятельных государств в Северной Африке, Средней Азии, Афганистане и Иране.

Информацию о деятельности провинциальных правителей собирал барид — по сути, ведомство контроля и сыска. Первоначально, при халифе Муавии, этим словом называли верхового гонца, перевозившего правительственную корреспонденцию. При Абд ал-Малике так стали называть почтовую службу, обеспечивавшую переписку халифа с его наместниками и военачальниками в провинциях. В правление халифа Мансура барид превратился в одно из важных правительственных ведомств (диванов), а его начальник (сахиб ал-барид) стал очень крупным и влиятельным должностным лицом в Багдаде. В его подчинении находились служащие многочисленных «почтовых станций», разбросанных по всей огромной территории Халифата — в городах и на дорогах, проложенных еще при Ахеменидах и Сасанидах, при римском и византийском господстве. На каждой станции в распоряжении ее начальника постоянно имелись гонцы и верховые животные; в зависимости от условий местности это были лошади, верблюды или ослы.

Обязанности служащих барида не ограничивались пересылкой правительственной корреспонденции. Они должны были собирать и сообщать в Багдад точные сведения о состоянии земледелия и искусственного орошения, о настроениях местного населения, о деятельности провинциальной администрации и о количестве вычеканенной золотой и серебряной монеты на местном монетном дворе (если, конечно, он имелся). Эти сведения в виде письменных докладов регулярно поступали в Багдад, в канцелярию сахиб ал-барида, который на основании сводок, составленных служащими его ведомства, ежедневно докладывал везиру о положении в государстве. В случае особо важных происшествий сахиб ал-барид имел право помимо везира беспрепятственно просить аудиенцию у халифа.

С баридом были связаны довольно многочисленные шпионы-осведомители обоего пола, действовавшие как в Халифате, так и в зарубежных странах. Содержание этого ведомства обходилось казне в 159 тыс. динаров.

Архивы диван ал-барида и имевшиеся в нем подробные маршруты послужили надежными материалами для сочинений по экономической географии типа «масалик вал-мамалик» (пути и государства).

Отношения между Халифатом и Византией

Когда Аббасиды пришли к власти в Халифате, верховная власть в Византии принадлежала императорам Исав-рийской династии (717–802). Следовательно, первые пять аббасидских халифов были современниками императоров этой династии. Ее основатель Лев III Исавр (717–741), выдающийся государственный и военный деятель, происходил из Сирии, вследствие чего владел арабским языком и имел точное представление о положении дел в Омейядском халифате. Через несколько месяцев после его вступления на престол арабские войска, занимавшие важные стратегические пункты в Малой Азии, форсировали Геллеспонт и при поддержке огромного флота осадили Константинополь. После неудачи арабов под стенами византийской столицы арабо-византийская война была перенесена в Малую Азию, где в конце правления Льва III арабское войско потерпело поражение при Акроиноне, современном Карахисаре, и отступило в Восточную Анатолию. На этой территории вплоть до начала IX века военные действия выражались в пограничных стычках и набегах^{108}.

В течение IX века арабы проявляли большую военную активность как на сухопутной границе с Византией, так и на Средиземном море. На арабо-византийской границе их форпостом была область, которой дали название ал-Авасым, что значит «защищающие» (города), от арабского глагола «аса-ма» — «удерживать», «предохранять», «защищать». Наиболее крупным пунктом этой области была Антиохия. Кроме нее, в ал-Авасыме важную роль играли города Балис на Евфрате, Манбидж, Самосат. Для защиты этих городов и всей области от неожиданных вторжений неприятеля была построена у самой границы линия крепостей, получившая название «сугур» — передние зубы. Из этих крепостей наибольшее значение имела Таре, расположенная у Киликийского горного прохода. Арабы почти ежегодно (весной и летом, а иногда и зимой) предпринимали набеги на византийскую территорию. Эти набеги не сопровождались территориальными приобретениями, но причиняли немалый ущерб хозяйству населения пограничных районов.

И арабы, и византийцы стремились использовать внутренние осложнения в государстве противника. В правление халифа Мамуна власть в Византии перешла к Аморийской династии (820–867). В царствование первого ее представителя — Михаила II Травла (Косноязычного) (820–829) развернулось мощное восстание в Малой Азии под предводительством Фомы Славянина, который претендовал на императорский титул. Фома в обмен на помощь пообещал халифу сделать территориальные уступки в Малой Азии, после чего получил разрешение Мамуна короноваться в Антиохии. Дело, казалось, шло к победе Фомы. На его сторону перешел византийский военный флот в Эгейском море, что дало повстанцам возможность переправиться и осадить Константинополь. Но войску Михаила II, которому оказала активную помощь болгарская знать, удалось оттеснить силы повстанцев. В 823 году Фома попал в плен и был казнен. Ставка Мамуна на Фому оказалась битой.

В то же время Византию ждала неудача на Средиземном море — в 825 году она потеряла Крит, имевший большое стратегическое и торговое значение. Этот плодородный остров, на котором было много городов и селений, захватили жители Кордовы, изгнанные из Андалусии в 814 году, после восстания против омейядского эмира Хакама!. Покинув Пиренейский полуостров, они — около 15 тыс. человек, не считая женщин и детей, — высадились в Египте. Через четыре года, в 818/819 году, воспользовавшись восстанием египетского наместника против халифа Мамуна, андалусцы овладели Александрией и, казалось, расположились там надолго, но в 825 году Абдуллах ибн Тахир, ставший правителем Египта, потребовал, чтобы они покинули пределы долины Нила. Снова сев на корабли, андалусцы направились к Криту и захватили его, не встретив сопротивления, так как в то время византийские сухопутные войска и флот были заняты борьбой с приверженцами Фомы Славянина. Крит после этого стал гнездом мусульманских пиратов, нападавших на острова и побережья Эгейского моря. Попытки византийцев восстановить свою власть на острове долго (до 961 года) не имели успеха.

В Западном Средиземноморье успех также был на стороне арабов. Здесь они весьма удачно воспользовались восстанием командующего византийским флотом Евфимия, который объявил себя правителем Сицилии. Однако далеко не все города и области Сицилии признали власть новоявленного правителя, и тогда он обратился за военной помощью к Зий-адет-аллаху I, правителю Ифрикии из династии Аглабидов. Войска, направленные Зийадет-аллахом I, высадились в Сицилии и приступили к завоеванию острова. Евфимий был убит сторонниками византийского императора. Аглабидские же войска заняли Палермо, Мессину и большинство других городов острова; только Сиракузы оставались под управлением византийской администрации вплоть до падения Аморийской династии^{109}.

Из Сицилии североафриканские арабы переправились на Апеннинский полуостров и захватили Тарент, принадлежавший беневентскому герцогу. Затем овладели несколькими пунктами в принадлежавших Византии Калабрии и Апулии, в том числе важным портовым городом Бари, нанесли тяжелое поражение венецианскому флоту, пришедшему в Тарентский залив, и разбили войско под командованием императора Запада Людовика II.

С этого времени в гаванях сицилийских приморских городов обосновались арабские пираты, нападавшие отсюда на побережья Италии и Южной Франции и на острова в западной части Средиземного моря. Они захватывали богатую добычу на суше и в море, в том числе немало пленников, которых затем продавали на невольничьих рынках в городах Северной Африки. Дошло до того, что в 840 году арабские пиратские корабли вошли в устье Тибра и создали угрозу Риму, население которого охватила неописуемая паника.

Византийцы, в свою очередь, сумели использовать мощное движение хуррамитов, происходившее под предводительством Бабека в 815/816—837 годах. В стремлении помешать военному союзу Византии и хуррамитов Мамун вынужден был совершить четыре похода в византийскую Малую Азию — в 830, 831, 832 и 833 годах^{110}. После подавления хуррамитского движения и казни Бабека халифское войско в 838 году, уже при Мутасиме, предприняло новое вторжение в Малую Азию и после продолжительной осады взяло хорошо укрепленный город Аморий, давший имя династии. Это был столь значительный военный успех, что Мутасим стал строить планы о походе на Константинополь, однако осуществить их ему не удалось.

Восстание Бабека

Вероучение хуррамитов было смесью идей маздакизма с христианско-исламскими элементами. Они верили в постоянную борьбу света и мрака, и само названия движения, возможно, происходит от персидского слова «хуррам» — «ясный, светлый». Допустимо производить его и от «хур», «хвар» — «солнце», «огонь»^{111}. Хуррамиты были известны также под названием «мухаммира» — «красные» или «сурх ал ем» — «краснознаменные». Красный цвет — цвет крови — выражал у них готовность жертвовать собой во имя свободы.

Восстание хуррамитов, начавшись в Азербайджане как крестьяское возмущение, распространилось на огромной территории: им были охвачены Хорасан, Джибал, Армения, Табаристан, Джурджан, Дейлем и область Хамадана вплоть до Исфахана. Оно продолжалось более двадцати лет, до 837 года, и только в Азербайджане в нем участвовало около 300 тыс. человек. Прежде всего оно было направлено против арабского господства. Это обстоятельство побудило примкнуть к нему многих местных феодалов, причем не только мелких и средних, но и феодальную аристократию и даже правителей областей.

О размахе движения, численности его участников и их высоком боевом духе можно судить по неизменным успехам, которые они достигали в сражениях с халифскими войсками. Первую крупную военную победу над арабами хуррамиты одержали в 820 году. Затем, в 823/824, 828 и 829/830 годах, были разбиты еще три войска, посланных Мамуном, причем одно из них насчитывало в своих рядах 30 тыс. воинов.

Немалое значение для побед хуррамитов имели также организаторские способности и военный талант Бабека, в молодости бывшего погонщиком верблюдов в торговых караванах. Став во главе движения, охватившего огромную территорию, Бабек проявил себя как весьма способный военачальник и расчетливый политик, сумевший правильно оценить международную обстановку и прежде всего арабо-византийские отношения.

Одержав ряд побед над арабами и заставив с собой считаться, он вступил в переписку с византийским императором Феофилом (829–842) и предложил ему вести совместные военные действия против Халифата. По некоторым сведениям, Бабек в переписке выдавал себя за христианина и обещал обратить в христианство всех своих последователей^{112}. Это не следует рассматривать только как дипломатический маневр. Ведь хуррамиты по своей идеологии стояли ближе к христианству, чем к исламу.

Известно, что женщины у хуррамитов не носили покрывала и стесняющей движения одежды вроде паранджи и понятия не имели о затворничестве. Они сидели за одним столом (вернее, на одном ковре) с мужчинами, сами имели право выбирать себе женихов и мужей (то есть выходили замуж по любви), в случаях надобности принимали участие в сражениях, а некоторые из них участвовали в военных совещаниях. Такое положение женщин представлялось мусульманским идеологам проявлением безнравственности и даже разврата. На этой почве выросло и нелепое представление об «общности женщин» у хуррамитов.

В 830 году в византийские владения перешли 14 тыс. хуррамитов, из которых византийское военное командование сформировало особые отряды, получившие известность как «персидские турмы». О том, сколь большое значение придавали хуррамитам в Византии, говорит тот факт, что местные власти позаботились даже о том, чтобы подыскать жен для воинов из этих турм.

В первые годы правления Мутасима (833–842) на борьбу с повстанцами Бабека были направлены основные усилия халифского правительства. Едва став халифом, в том же 833 году, Мутасим устроил против хуррамитов свой первый поход — в отличие от походов Мамуна удачный. В сражении под Хамаданом арабам удалось нанести поражение до того непобедимым повстанцам, перебив почти 60 тыс. человек.

Немногие спасшиеся от истребления хуррамиты ушли на византийскую территорию^{113}.

С этого момента все складывалось против хуррамитов. Основные силы Византии были заняты в Сицилии, на арабо-византийской границе не происходило никаких военных действий, и установившееся фактическое перемирие в Малой Азии позволило арабам бросить все наличные военные силы (в том числе и взятые из пограничной области ал-Авасым) против Бабека.

В 835 году халиф Мутасим назначил главнокомандующим войсками, направлявшимися против хуррамитов, тюрка Афшина, выказавшего большие полководческие способности еще при Мамуне, во время подавления восстания в Египте. Халиф приказал выплачивать Афшину повышенное жалованье: 5 тыс. дирхемов в день и 10 тыс. дирхемов в те дни, когда происходили сражения с хуррамитами^{114}. В подчинении у Афшина состояли лучшие арабские командиры Джафар ал-Хайят и Итах ат-Таббах. Как не без иронии заметил Бабек в письме императору Феофилу, халиф направил против хуррамитов всех своих людей, в их числе даже своего портного и своего повара. Здесь имеет место игра слов: по-арабски «хайят» значит портной, а «таббах» — повар.

Бабек просил Феофила начать в войну с Халифатом. Он резонно полагал, что в случае угрозы со стороны Византии халиф будет вынужден снять значительную часть сил с хуррамитского фронта, чтобы противопоставить их византийцам. И действительно, византийское военное командование, воспользовавшись малочисленностью арабских войск в пограничной области, совершило вторжение на территорию Халифата. В 837 году византийцы предприняли поход на Запетру (Зибарту), крепость в Месопотамии. В рядах византийских войск сражались те хуррамиты, которые в свое время ушли на византийскую территорию. Запетра была взята и сожжена, мужское население крепости перебито, женщины и дети уведены в рабство. Были взяты также города Малатия и Самосата, где были совершены довольно обычные для византийцев зверства: многим пленным выкололи глаза, у других отрезали носы и уши.

Но вторжение византийских войск никак не улучшило положения хуррамитов. Мутасим не отозвал из войска Афшина ни одного воина. Арабы продолжили теснить их и заставляли все дальше отступать в горные районы Азербайджана. Правда, хуррамиты еще представляли собой грозную силу, и Афшин даже вступил в тайные переговоры с Бабеком и с поддерживающим его правителем Табаристана Мазъяром. Халифский главнокомандующий надеялся использовать их в своих целях, которые простирались очень далеко, — Афшин подумывал о том, чтобы низложить Мутасима и самому стать халифом. Бабеку и Мазъяру в обмен на содействие он предлагал власть на некоторых территориях. Но соглашение не состоялось, и военные действия разгорелись с новой силой.

В войне с хуррамитами Афшин применял не только живую силу и осадную технику. Он придавал большое значение деятельности своей агентуры в тылу противника. Его агенты не только вели разведку, но и склоняли на сторону халифа влиятельных феодалов, которые пошли было за хуррамитами. Военные успехи халифских войск в 835–837 годах напугали этих попутчиков Бабека, которые теперь боялись потерять свои земли и привилегии, а то и попасть на расправу к халифским палачам.

В конце 837 года Афшина осадил резиденцию Бабека крепость Базз. Когда стало ясно, что падение крепости неминуемо, Бабек ушел из нее по подземному ходу. Он намеревался пробраться в Византию, чтобы с помощью войск императора Феофила продолжать борьбу против Халифата. Но в Армении местный феодал Сахл Смбатян, давний его союзник, предательски захватил его и выдал Афшину. Тот приказал отправить Бабека на слоне в резиденцию халифа Самарру, куда и сам прибыл с большим триумфом. Казнь Бабека поражает своей жестокостью: сначала палач отрубил ему правую руку и ударил его этой рукой несколько раз по лицу, то же самое проделали с левой рукой, затем отрубили ноги, вспороли живот и только после этого обезглавили. Тело Бабека прибили к кресту, дабы каждый мог убедиться, что кара настигла мятежника.

Восстание зинджей

Одной из характерных и специфических особенностей феодального общества в Багдадском халифате был рабовладельческий уклад. Рабство, процветающее в раннефеодальных обществах Востока, после арабских завоеваний не только сохранилось, но и получило значительное развитие. Потребность в рабах в общественном производстве и широкое развитие домашнего рабства вызывали весьма оживленную работорговлю. Караваны невольников с севера и корабли, набитые рабами, с юга прибывали в Багдадский халифат сотнями. Особенно много рабов поступало из Занзибара (по-арабски аз-Зиндж). Это название в арабоязычной географии прилагалось не только к острову Занзибар, но также ко всему побережью Восточной Африки. Сам остров был известен многолюдными рынками чернокожих рабов. В Халифате рабы, привезенные из Африки, были известны как «зинджи», по названию острова.

В окрестностях Басры всегда наблюдалось большое скопление зинджей, привезенных арабскими и персидскими работорговцами и ожидавших своих покупателей. В IX веке часть рабов отбиралась для халифского войска, большинство же их направлялось в Южный Ирак и в иранский Хузистан, где они подвергались весьма жестокой эксплуатации на государственных и частновладельческих землях. Рабы копали каналы, осушали болота, очищали солончаки, снимая с них верхний покров соли, добывали селитру и вываривали соль из морской воды. Также их труд применялся на плантациях хлопка и сахарного тростника.

Размещенные по лагерям (от 500 до 5000 человек в каждом) зинджи существовали в весьма тяжелых условиях. Они жили в убогих шалашах, сделанных из камыша и пальмовых листьев. Суточный пищевой рацион одного раба состоял из нескольких горстей муки и фиников. Они страдали и погибали от болотной лихорадки, от истощения и от зверского обращения надсмотрщиков. Иногда рабы поднимали восстания, которые беспощадно подавлялись; первое такое восстание произошло в 694 году.

Самое же крупное восстание зинджей, продолжавшееся четырнадцать лет, началось в 869 году. Довольно подробные сведения о нем сообщает во «Всеобщей истории» ат-Табари, который был его современником. Некоторые сведения об этом восстании содержатся также в трудах Масуди.

Восстание чернокожих рабов вспыхнуло в окрестностях Басры. В 255 году хиджры (868/869 год) здесь, как пишет ат-Табари, «появился человек, и собрались к нему зинджи, которые очищали солончаки»^{115}. Это был Али ибн Мухаммед, будущий предводитель и идеолог зинджей. О его происхождении и раннем периоде деятельности сохранились неопределенные и разноречивые сведения. Видимо, впервые он объявился в Хаджаре, в Восточной Аравии, где объявил себя пророком и прямым потомком халифа Али; точных сведений о содержании его проповедей не имеется. Многие жители Хаджара примкнули к нему, и между его приверженцами и противниками произошли кровавые столкновения. Позже Али ибн Мухаммед перебрался в Бахрейн, жители которого признали его пророком. Однако когда он попытался собирать с них подати, его прогнали. Тогда Али ибн Мухаммед с отрядом своих приверженцев стал бродить в ал-Хасе, переходя из одного бедуинского становища в другое и проповедуя какие-то новые, до того неизвестные стихи Корана. Постепенно к нему примкнуло много новых приверженцев, и он выступил с ними против бахрейнцев. Но те нанесли поражение его «войску», и оно быстро рассеялось. Али ибн Мухаммед, покинутый всеми, оказался в безнадежном положении, но тут, как передавали впоследствии его приверженцы, он услышал из грозовой тучи таинственный голос, который приказал ему идти в Басру^{116}.

В 868 году он прибыл в Басру, где в то время происходила междоусобная борьба между двумя группами населения. Попытка Али ибн Мухаммеда возглавить одну из групп, подчинив ее своему влиянию, успеха не имела. Правитель города посадил в тюрьму тех немногих горожан, которые примкнули к Али ибн Мухаммеду. В тюрьме также оказались его жена, сын, дочь и невольница, но сам он бежал в Багдад, где проповедью снискал себе новых сторонников. Однако вскоре правитель Басры был смещен, заключенные вышли из тюрем. Узнав об этом, Али ибн Мухаммед в Рамадан 255 года хиджры (в августе 869 года) вернулся в Басру^{117}.

Под этим годом ат-Табари^{118} приводит рассказ одного раба. Али ибн Мухаммед, встретившись с этим рабом под Басрой, расспрашивал его, сколько получает каждый раб муки, похлебки и фиников. Затем он предложил привести к нему других рабов, и, когда пришли 150 рабов из одного места, 500 — из другого и еще много рабов из разных мест, он обратился к ним с речью. В своем первом выступлении перед зинджами Али ибн Мухаммед обещал им «власть и имущество» и поклялся, что не обманет и не покинет их. Затем он приказал привести к нему владельцев этих рабов и надсмотрщиков и пригрозил им казнью за угнетение рабов. Эту угрозу он отчасти привел в исполнение, приказав рабам нанести по 500 ударов свежими пальмовыми ветвями каждому рабовладельцу и надсмотрщику.

Как бы то ни было, уже в первом году восстания в окрестностях Басры вокруг Али ибн Мухаммеда собралось около 15 тыс. рабов. Обращаясь к ним с речью, он заявил, что хочет улучшить их положение и самих их сделать владельцами рабов, имущества и жилищ^{119}.

Идеология Али ибн Мухаммеда была синкретичной. Он был шиитом, выступавшим в роли «скрытого имама», прямого потомка Али ибн Абу Талиба, и даже выдавал себя за воплощение бога, а потому скрывал свое лицо под покрывалом. Но в ходе восстания он вполне определенно проявил себя как проводник учения хариджитов в его крайнем выражении, какое оно приняло у азракитов. К последним его причисляет Масуди и в доказательство его принадлежности к этой секте приводит убийства женщин, младенцев и стариков, производившиеся по его приказам, а также хариджитские лозунги и формулы, употреблявшиеся им в публичных выступлениях^{120}.

Масса зинджей, конечно, не имела ни желания, ни возможности воспринимать хариджитское вероучение. По своему умственному развитию и культурному уровню они стояли гораздо ниже даже темных, неграмотных иракских крестьян. К тому же они не понимали арабских речей своего предводителя, который вынужден был обращаться к ним через переводчиков. Но при том обилии языков и наречий, на которых говорили африканские рабы, привезенные из разных стран «черного континента», найти достаточное число разноязычных переводчиков было совершенно невозможно. Следовательно, для многих зинджей их красноречивый предводитель-проповедник был как бы немым, а они были глухи к его проповедям.

Зинджи, испытавшие позор и жестокость рабства, пылали безотчетной ненавистью; их главной целью было наполнить свои желудки, истощенные длительным голоданием. И уж точно они были далеки от любых высоких идей.

Взять Басру, опоясанную высокими и крепкими стенами, восставшие не могли, а возможно, и не ставили перед собой такой задачи, так как еще не были организованы в военном отношении, не имели даже ручного оружия, не говоря уже о штурмовых приспособлениях. Но в окрестностях города и в его области рабы убили рабовладельцев и надсмотрщиков, которые не смогли убежать, и захватили богатую добычу.

Али ибн Мухаммед тем временем проявлял незаурядную энергию и распорядительность. Он разделил восставших на отряды, назначил командиров, запретил им пить вино. Улучшение организации повстанческой армии принесло успехи. В 256 году хиджры (869/870 год) зинджи взяли и разграбили Оболлу, после чего им сдался Абадан. В том же году восстание распространилось на Хузистан. Зинджи сравнительно легко овладели главным городом этой области Ахвазом и захватили в плен его правителя. Затем они нанесли поражение халифскому отряду, прибывшему на подавление восстания; остатки этого отряда бежали под защиту крепостных стен Басры.

Успехи зинджей вызвали панику в Басре. Многие жители спешно покинули город и бежали на север. Особенно отток басрийцев усилился, когда зинджи разбили еще один посланный против них халифский отряд^{121}. В 257 году хиджры (870/871 год) они одержали еще несколько побед над халифскими войсками.

Причинами военных успехов восставших рабов было не только их крайнее ожесточение и тактика стремительных ночных нападений на лагеря халифских войск. Гораздо большее значение имело другое обстоятельство: многие контингенты халифских войск, сформированные из зинджей, без сопротивления переходили на сторону своих восставших собратьев. Такое пополнение значительно повышало боеспособность войска Али ибн Мухаммеда, так как переходящие на сторону рабов воины-зинджи были обучены военному делу и хорошо вооружены. Благодаря им прежде всего через два года после начала восстания повстанческие отряды превратились в настоящую армию.

Осенью 871 года зинджи наконец взяли Басру. Много жителей погибло (по сведениям Масуди, 300 тыс. человек)^{122}, пожары уничтожили значительную часть города, имущество было разграблено. Но зинджи не превратили Басру в свой главный военно-политический пункт, так как это не соответствовало их военной стратегии. Они предпочитали создавать себе укрепленные убежища на островах, образованных протоками Шатт-ал-араба и каналами. Там, окруженные земляными валами, под защитой болот отряды зинджей отсиживались, когда не считали возможным вступать в сражение с халифскими войсками. Сюда же они сносили добычу. Из убежища, бывшего резиденцией Али ибн Мухаммеда, к юго-западу от Куфы вырос большой укрепленный город ал-Мухтара, который впоследствии стал столицей государства зинджей.

В общем, война между зинджами и Халифатом до конца 70-х годов IX века шла с перевесом войск Али ибн Мухаммеда. В 875 году у зинджей появился невольный союзник в лице иранского военачальника Йакуба ибн Лейса ас-Саффара, который выступил против аббасидского халифа. Однако его поход на Багдад завершился поражением. Наместник Йакуба в Хузистане выступил совместно с зинджами, но их соединенные силы были в 876 году разбиты. Последовавшие за этой неудачей разногласия между Йакубом и зинджами быстро перешли во враждебные отношения, и Али ибн Мухаммеду пришлось, чтобы избавиться от новой угрозы, откупиться от Йакуба, уступив ему Ахваз.

В 265 году хиджры (878/879 год) зинджи взяли Васит и, продвинувшись к северу от него, оказались на пути в Багдад. Но уже в следующем году халифское войско под командованием Абу-л-Аббаса (будущего халифа Мутадида), сына Муваффака, нанесло поражение зинджам и вступило в Васит. В том же году сам Муваффак принял командование войском, направлявшимся против зинджей. Это войско сопровождал многочисленный речной флот, состоявший из множества разных судов, на которых было возможно проникать по протокам и каналам к убежищам зинджей.

К тому времени в среде зинджей произошли весьма существенные изменения, ставшие причиной их поражения. Рабы-зинджи, освободившись от угнетения, не отменили рабства и сами стали превращаться в рабовладельцев, как, собственно, и обещал им еще в самом начале восстания Али ибн Мухаммед. Причем с расширением территории восстания число рабов при зинджах возрастало за счет обращения в рабство пленных и части свободного населения. Как сообщает Масуди, зинджи продавали на аукционах арабских женщин знатного происхождения — алидок, курейшиток и др. Видимо, на этих аукционах предложение превышало спрос, так как можно было купить молодую девушку по ничтожно низкой цене — за 2–3 дирхема. Каждый зиндж, как уверяет Масуди, владел 10,20 и даже 30 женщинами, находившимися у него на положении рабынь-наложниц^{123}.

Крестьяне, являвшиеся самым важным союзником зинджей, не получили освобождения от податного ярма на территориях, захваченных вчерашними рабами. Горожане (особенно богатые) понесли большие потери от пожаров и грабежей, не говоря уже об избиениях населения. На территории господства зинджей сократилась торговля, что отразилось на положении купцов и ремесленников. Таким образом, социальная база зинджей была ненадежной — они держались только на силе оружия.

Командная верхушка зинджей к концу 870-х годов превратилась в группировку крупных землевладельцев и рабовладельцев. Владея земельной собственностью и рабами, эта группировка обирала рядовых зинджей, присваивая себе большую часть добычи и податей. По сути, она признала халифскую деспотию идеалом государственного устройства. Али ибн Мухаммед провозгласил себя халифом на территории, завоеванной зинджами, приказал молиться за себя в мечетях как за суверенного государя и чеканить монеты со своим именем. Таким образом, возник как бы «малый халифат» зинджей, а в среде самих зинджей стали нарастать социально-экономические противоречия. В их рядах наблюдались разочарование и неуверенность. Все это снижало боеспособность их войск.

Войска и флот под командованием Муваффака медленно продвигались на юг, и это движение не смогло остановить даже то, что в 880 году зинджи разбили еще один халифский отряд. В отличие от своих военачальников, которые истребляли всех зинджей, попадавших им в руки, Муваффак проводил разумную политику: он снисходительно обращался с пленными, запретил своим воинам убивать и мучить их^{124}. Таким обращением с зинджами он, несомненно, стремился не доводить их до отчаяния и тем самым ослабить их сопротивление.

По мере продвижения войск Муваффака зинджи перешли к обороне, рассредоточившись по укрепленным лагерям, которые воинам халифа пришлось брать штурмом. Наличие речного флота давало им возможность проникать к любому укрепленному пункту зинджей и подавлять сопротивление его защитников. Ал-Мухтара, резиденция Али ибн Мухаммеда, выдержал трехлетнюю осаду; его отчаянно сопротивлявшийся гарнизон отбил несколько штурмов халифских войск. Муваффаку пришлось построить хорошо укрепленный лагерь, чтобы предотвратить большие людские потери, причинявшиеся смелыми ночными вылазками осажденных. Он предлагал Али ибн Мухаммеду капитулировать и принести присягу халифу, за что обещал ему помилование^{125}, но предводитель зинджей отказался прекратить сопротивление, которое становилось все более безнадежным. Наконец в 883 году истощенный гарнизон ал-Мухтары не выдержал штурма, и эта крепость пала. Голова Али ибн Мухаммеда была брошена к ногам Муваффака.

После подавления восстания зинджи подверглись жестокой расправе. Многие были уничтожены, остальные снова обращены в рабство. Беспощадные репрессии обрушились и на их соучастников — азракитов. В Басре после взятия этого города зинджами руководящую политическую роль играл Мухаллиби, один из ближайших сподвижников Али ибн Мухаммеда. В своих проповедях и молитвах он призывал благословение божие на предводителя зинджей и двух первых халифов, Абу Бакра и Омара, и проклинал Аббасидов как деспотов и тиранов. Среди басрийцев оказалось немало единомышленников этого пламенного азракита, которые не отказались от своих убеждений и после того, как город опять оказался во власти халифа. Большинство их было убито и брошено в реку. Но было немало и таких, которым, как утверждает Масуди, долго удавалось скрываться в колодцах, а пищей им служили собаки, кошки, крысы и даже трупы умерших соратников^{126}.