Глава 20

Всю ночь мы трудились над воплощением духа Казимото в тело медведя. Всю ночь я успешно справлялся с ролью «унеси-принеси-подай-пошел-на-фиг-не-мешай». В принципе, сэнсэй и сам бы справился, но ему почему-то втемяшилось в башку, что я смогу научиться химичить не хуже его.

Я не стал разубеждать старика. Может быть, и в самом деле получится что-нибудь сделать. Мороженое, например, в жаркий летний день или рыбку к пиву смастрячить.

Сэнсэй показывал, как приготовить нужный отвар, чтобы потом замочить в него медведя. Как я понял, для оживления медвежонка Рилаккумы нужны были составляющие не только элексиров и всяческих специй, но и компоненты пяти стихий.

В чан помимо воды была добавлена земля. Сам чан грелся на огне, который раздувался вентилятором. Сэнсэй ещё бомбардировал поверхность молниями, создавая их при помощи оммёдо.

Должен признаться — зрелище варева выглядело преотвратно. Как будто Баба-Яга готовила закуску из мухоморов. Какие-то корешки, стебельки растений, лапки мышей и даже коровий рог. Возможно, это нужно было для антуража, но запах шел такой, что глаза слезились.

Когда первые солнечные лучи проникли в комнату сэнсэя, Норобу устало выпрямился и проговорил:

— Всё, можно начинать…

— Так мы ещё даже не начали? — поднял я бровь.

— Шутить ты так и не научился. Под..бывать тоже не умеешь, — покачал головой сэнсэй.

— А ещё варить зелья и слушать старших. Всё так, как ты говоришь, сэнсэй, — сделал я издевательский поклон.

Если у вас получится когда-нибудь сделать поклон именно издевательский, то вы поймете, о чем я говорю.

На столе, уставленном пробирками, стеклянными ретортами, трубками и прочими принадлежностями алхимика, лежал и пялился в потолок стеклянным взглядом плюшевый медвежонок. Он прошел небольшую модификацию. Прошел через Шакко, когда сэнсэй попросил её удлинить ноги и лапы.

Когда Шакко удивленно взглянула на меня, то я только покачал головой, мол, не спрашивай. Кицунэ пожала плечами и кивнула в ответ. Она уже привыкла к небольшим заскокам сэнсэя, поэтому вопросов не задавала. Девушка забрала медведя и… и успешно сбагрила его Мэдоку.

— А что? Я всё равно пришью не то, что надо и не туда, куда надо, — пояснила Шакко. — Пусть лучше профессионал этим занимается. У Мэдоку и опыта больше и вообще… Она у нас самая умная и добрая. А я что… Я только на подхвате…

Хитрюга какая. Ускользнула от работы, да ещё и переложила её на другого человека. Добрая Мэдока не отказалась и, пока её сын Харуто тренировался с Киоси на заднем дворе базы, вместе с Тигром и Малышом, она удлинила медведю конечности.

Муж Мэдоки Иоши не задавал вопросов. Как-то так получилось, что он взял на себя обязанности завхоза. Оказался мастером на все руки, всё у него чинилось и ремонтировалось. Мне сначала даже показалось, что он использует какое-то оммёдо, заставляя вещи выполнять его волю, но потом оказалось, что у Иоши просто руки вставлены тем концом и в нужное место.

Теперь на кухне нашей базы пахло не лапшой быстрого приготовления, а домашней стряпней. Да и вся техника работала как надо, даже та, которую иногда поколачивали босодзоку. Вернее, поколачивали раньше, так как один раз я вычел полную стоимость принтера из зарплаты мотоциклиста и это сразу охладило пыл горячих парней.

Но, вернемся к нашему медведю. Сэнсэй размял шею, взял со стола иголку и воткнул в палец. На свет показалась капля крови. Норобу аккуратно макнул в каплю ворс тонкой кисточки, после чего вывел иероглиф на правой лапе медведя. Точно такая же участь постигла и остальные лапы.

— Я тоже должен пустить кровь? — поднял я бровь.

— Нет, ты не должен. Всё-таки Рилаккума будет двигаться благодаря подпитке моего боевого духа. Тебе нужно сосредоточиться на тренировке, а не тратить попусту боевой дух. Да и меридианы у тебя недостаточно прокачаны для подобного упражнения.

Я взглянул на медведя. Он лежал на столе, бесстыдно раскинув лапы в стороны, как будто напившийся на корпоративе менеджер. Кстати, что мне понравилось здесь, так это то, что как бы ты не нажрался на корпоративе с друзьями и коллегами — на утро тебе никто ничего не скажет. Даже если танцевал голым посреди зала и демонстрировал начальнику то место, куда ему нужно будет пойти — на завтра этого никто не вспомнит. То, что было в пьянке, остается только в пьянке.

Коснувшись лапы, я посмотрел на сэнсэя:

— А что дальше? Ты вот вымочил его в настое, продул и прогрел. Написал кровью непонятные слова… А что дальше?

— А дальше… — вздохнул сэнсэй. — А дальше мне понадобится твоя рука.

— Правая или левая?

— Да без разницы, — сэнсэй повернулся спиной и показал на место между лопатками. — Вот тут почеши, а? Чешется, прямо страсть. А никак не могу дотянуться…

Я подхватил с пола метровую бамбуковую трость, которой сэнсэй недавно помешивал в котле, и протянул ему:

— На, не надо благодарности.

— А её и не будет, — буркнул сэнсэй. — Так хотелось ощутить дружескую руку на плече, а вместо этого…

— Завязывай прибедняться, — отмахнулся и зевнул. — Давай ближе к делу, а то… Ааааах! А то спать хочется. Хотя бы полчасика кемарнуть и сон сбросить.

— Да? Ну, раз ты такой занятой, тогда…

Сэнсэй взмахнул рукой и воткнул иглу в то место, где у медведя должно быть сердце, если бы он был человеком.

Уже подсохший медвежонок дернулся и пискнул. Да-да, пискнул так, как будто внутри него завелась мышь и только что сэнсэй проткнул ей хвост.

Удлиненные лапки медведя зашевелились, задрожали. Мордочка Рилаккума повернулась ко мне, покачалась, словно укоризненно. После этого тело медведя согнулось, и он сел на столешнице. Его начали клонить влево, но ладонь сэнсэя не дала ожившей игрушке упасть.

— Доброе утро, господин Казимото, — произнес сэнсэй с легким поклоном. — Я рад приветствовать вас в своей комнате.

— Здр… Зрд… Дрись… Здрав… — послышались звуки из тонких ниточек, образующих медвежью пасть.

— Ого, да у вас прекрасно получается, — не смог я удержаться от ехидства. — Ещё немного и я узнаю всё, что вы думаете о Норобу.

— Глупый мальчишка, — четко донеслось из пасти. — Я не могу ничего плохого сказать про сэнсэя, а вот про тебя скажу немало.

Голос был точно таким же, какой я слышал ранее в своей голове. С усилием медвежонок поднялся на удлиненные ноги. Не с первого раза, с третьего, но никто не решился помогать ему. Медведь должен справиться сам.

— Прекрасно, — устало произнес Норобу и сел в своё кресло. — Господин Казимото, как вы себя чувствуете?

— Как мокрый медведь, — оглядел себя пластмассовыми глазками новый член нашей команды.

— Да и выглядите вы также, — поддакнул я и не смог удержаться. — Весьма паршивенько выглядите.

Как у медведя получилось сверкнуть грозно глазами? Вот убейте, не могу сказать. Однако, новое тело Казимото каким-то образом сразу же начало внушать уважение. Пусть это был всего лишь маленький медведь, но небольшие параметры и дурашливый вид не давали обмануться. Мощная аура шла от этого существа, которое покачивалось на шатких ножках. Такая мощная, что я невольно подумал — каким же грозным он был при жизни? И что же его так подкосило, что он умер?

— Говори-говори, ноппэрапон, — парировал медведь. — Твои слова отразятся позднее на твоей тренировке.

— Да уж, язык у него силен, — согласился сэнсэй. — Если бы мозг также здорово думал, как язык вращается… За полгода императором бы стал!

Похоже, что эти два тренера нашли друг друга. Ну да, сэнсэй сэнсэя видит издалека. Неужели мне придется терпеть двух ехидных старичков?

— Господин Казимото, — сказал Норобу. — Я слышал, что вы решили призвать смерть раньше времени? Чтобы у нас не было никаких недомолвок — позволено ли будет узнать о причине подобного решения?

Да, сейчас Норобу совершил огромную грубость по отношению к новорожденному — никого не должна волновать истинная причина ухода из жизни самурая. У воина должны быть свои резоны на подобный шаг. И эти резоны могут как озвучиваться, так и скрываться.

— Господин Норобу, я не спрашиваю — почему вы отказались от фамилии? — со вздохом произнес медвежонок. — Но услуга за услуга — я рассказываю свою историю, а вы свою? Согласны?

Я посмотрел на медвежонка. А ведь и правда — Норобу всегда для меня был всего лишь Норобу и сэнсэем. Почему же я никогда не задавался вопросом — а какая фамилия у моего сэнсэя?

— Думаю, что ещё не пришло время для названия моей фамилии, — ответил Норобу. — Да и не такая уж она известная, чтобы что-то значила для вас. Но я согласен, уважаемый Казимото, с такой постановкой вопроса. Да, я позволил себе бестактность и грубость по отношению к вам. Прошу простить. Моими мотивами подобной речи были открытость и честность по отношению к остальным членам команды. Если вы хотите узнать об отсутствии фамилии, то тут тайны никакой нет — я отказался от неё, когда вошел в ряды якудза. Не захотел брать новую, поэтому оставил только имя. А уже позже меня все стали звать сэнсэй Норобу… Вот и всё. Я не хочу, чтобы фамилию писали даже после смерти на урне с прахом. Пусть для всех в памяти я буду только как сэнсэй Норобу. Этого достаточно.

— Мертвые позора не имеют, — добавил я философски. — Мне вот всё равно, что будет со мной после смерти. Пусть хоть выставят скелет в женской раздевалке команды по спортивной гимнастике…

Сэнсэй грустно улыбнулся в ответ на мою шутку.

Медвежонок поднял голову и ударил лапками друг о друга:

— В таком случае и я расскажу свою историю. Она грустна, как опадание лепестка отцветшей розы, но она есть и гложет мою душу на протяжении сорока лет. Я не всегда был преподавателем боевых искусств. Довелось мне участвовать и в военных столкновениях. Немало довелось… И как-то так получилось, что моим напарником стала молодая девушка по имени Моммо… Сакамото Моммо.

Медвежонок замолчал, как будто ему было тяжело произносить эти слова.

— Наша пара использовалась для устранения высокопоставленных лиц. Обычно мы изображали семейную пару, выезжали в другую страну в качестве туристов. Во всём мире японские туристы это аккуратные улыбчивые болванчики, которые фотографируют всё, на что упадет раскосый взгляд. Поэтому мы не вызывали удивления, когда исподволь вытягивали информацию про нужных лиц. Японские туристы — любопытные создания, а уж когда они угощают алкоголем, который развязывает язык…

Я не мог удержаться от хмыканья. В Питере многие туристы из Японии в самом деле были любопытны и лезли с фотоаппаратами всюду, куда только могли пролезть.

— Так получилось, что мы ради достоверности образов начали не только изображать супружескую пару, а жить также… Я влюбился в Сакамото Моммо. Не признавался ей в этом никогда, но видел в её глазах ответную реакцию. Она тоже любила меня. Мы сдерживали эмоции на людях, но вот по ночам, когда мы оставались одни… Наша связь стала такой крепкой, что мы начали понимать друг друга с полуслова. Операции проходили без сучка и задоринки. Командование не могло нарадоваться нашим успехам. Но война — штука опасная, разлучная, поэтому после одной из операций мы решили уйти. Уйти вместе, чтобы зажить мирной жизнью…

На этом месте медвежонок споткнулся. Как будто вспомнил о чем-то неприятном и попытался это неприятное протолкнуть внутрь себя. Снова пережить и переболеть. Мы молча ждали.

— Когда мы сообщили о нашем решении руководству, то сразу же получили отказ. Но мы были неумолимы в своём решении. Тогда командование всё-таки решили пойти нам навстречу и попросило только об одном, последнем деле. Я тогда не знал, что оно и в самом деле будет последним, — медвежонок снова споткнулся. — Мы должны были устранить американского политика Джона Голда. Агрессивного политика, который считал, что Япония должна подчиниться Америке и никак иначе. Его речи поддерживали и другие политики. Япония была нужна Америке для размещения ракетных баз — для сдерживания и угрозы Китаю. А в случае отказа — Джон угрожал чуть ли не повторить Хирасиму…

Сэнсэй молча кивнул, как будто вспомнил этого политика. Я же промолчал. Казимото тоже был наемным убийцей. Да, он убивал в основном не преступников, не явный криминалитет, но… Преступления в политике более глобальные и разрушительные, чем у обычных воров.

— Мы быстро вышли на него. Политик особо и не скрывался, уверенный в собственной безопасности. Он жил на вилле в окружении слуг и прихлебателей. Аристократ из военного клана, стервятник, наживающийся на трупах людей. Мы долго за ним наблюдали, следили, просчитывали каждый ход. И вот, в один из дней было решено нанести удар. Мы проникли в дом, всё организовали так, чтобы смерть Джона Голда стала походить на естественную. Вроде как пришел домой, выпил и принял ванную. А в ванную случайно упала включенная электробритва… Всё было просчитано идеально, кроме одного — это задание было ловушкой.

Я вспомнил уход из своего мира. Там тоже была ловушка. Последняя ловушка…

— Политик умер, всё было сработано чисто, но когда мы явились в аэропорт для отправки домой… в этот момент на нас напали. На нас напали ребята из нашего же корпуса. Был дан приказ нас уничтожить, чтобы замести все следы. Мы слишком много знали… Поэтому нас надо было убрать… Однако, мы не только много знали, но и многое умели. Нас оказалось не так просто взять. В ходе боя мы разошлись, чтобы разделить силы противника… Да, мы предвидели такой исход, поэтому договорились заранее, что встретимся в условленный день в условленном месте.

Медвежонок тяжело вздохнул. Мы с сэнсэем уже всё поняли, но молчали.

— Она не пришла. Я прождал её месяц, но Маммо пропала. Никакой информации о ней, как бы я не искал. Тогда я отправился войной на командование. Войной на ту сторону, которая меня предала… В безумстве своём, я добрался до самой верхушки. Оглядываясь назад, могу сказать, что мне везло так, как будто армия демонов сражалась моими руками. Ликвидировал всех четверых директоров… И уже когда я вышел из разнесенного по камешку здания, то решил совершить сеппуку. Ничего другого мне уже не оставалось. Всё-таки самурай остался без сёгуна, без любви, без будущего… Тогда напротив меня застыли семь виртуозов — в любом случае я бы не смог прорваться. Тогда я и попросил их о самостоятельном уходе из жизни. Воины, знающие не понаслышке про честь и достоинство, согласились. В этот момент ко мне обратился император.

— Сам император? — невольно вырвалось у меня.

— Да, сам, — кивнул медвежонок. — Он активировал мощное оммёдо присутствия, благодаря которому возле меня возникла проекция. И мы с ним поговорили… Разговаривали долго, за это время меня могли убить раз двести, но не убивали. Ждали отмашки императора. Я рассказал ему всё, что касалось Моммо. Он посочувствовал, но сказал, что жизнь продолжается. Что я немало послужил родине, и что руководство совершило ошибку, переусердствовав в своих заблуждениях. За эту ошибку командование и поплатилось… Но мои знания и умения не должны быть потеряны! Император предложил мне должность в академии, где я буду передавать свои знания детям аристократов. Где буду обучать их боевым искусствам.

Медвежонок замолчал. Воцарилась тишина, которую я беспардонно нарушил зеванием.

А что? Спать-то хотелось, несмотря на интересную историю. В конце-то концов я ведь и устать мог после битвы на арене.

— Да, я заканчиваю. Императорское предложение я принял. Рассудил тогда так, что всё равно рано или поздно умру, но если смогу принести пользу государству и людям, то это будет моим искуплением за тех, кого я убил. Однако, каждый год в один и тот же день, я напиваюсь вусмерть, чтобы не отправиться на то самое место, где меня должна была ждать Моммо… Три года назад нелегкая занесла меня в гости к госпоже Окада…

Я невольно усмехнулся. Знаю эту содержательницу борделя, знаю. Та ещё пиратка… Как раз в её борделе Шакко впервые показала мне мощь оммёдо кицунэ.

— Меня где только не носило в пьяном угаре. Один день, но он тянулся бесконечно… Лишь в последнее время успокоился, когда узнал, что Моммо всё это время жила в Китае и преподавала там японский язык. Да, пока я тут сходил с ума и зачастую видел её лицо в других женщинах, она жила там. Там вышла замуж, родила троих сыновей и умерла в своей кровати… Всё это я узнал из письма умершего императора. Год назад он скончался, а среди его бумаг нашли письмо для меня. Император рассудил мудро, что нельзя двум бывшим коллегам жить друг с другом — рано или поздно информация просочилась бы наружу, а так…

Медвежонок покачал головой.

— А так мы жили в разных странах. Я не знал про Моммо, а она… Не зря упомянул про бордель госпожи Окада. Я развлекался до утра, а потом… Недавно нашел на пороге фотографии с моей гулянки. Там ещё было требование уволиться за то… — медвежонок чуть помолчал, собираясь с духом. — За то, что я провел ночь с малолетками!

— Но у госпожи Окада нет малолеток, — вырвалось у меня. — Она следит за своими девочками.

— Я знаю об этом, — кивнул Казимото. — Да и наплевал бы я на эти угрозы, и не такое бывало, однако… На фотографиях была Моммо… Она стояла рядом с девицами для подачи риса и печально смотрела на меня. А я так сильно напился, что даже не узнал её. И она… А я… Я был рядом и даже не смог признать её. И это как раз и послужило причиной моего решения.

Медвежонок замолчал.

Сэнсэй поджал губы. Я тоже не хотел нарушать тишину.

— А теперь я узнал у Оивы, что как только помогу тебе, ноппэрапон Изаму Такаги, так сразу же стану свободным и смогу воссоединиться с Моммо на том свете, — поднял голову медвежонок. — Так что не хрен рассиживаться, курсант! А ну, встать! Встать, когда с тобой разговаривает сэнсэй Казимото!!!

Загрузка...