Ашу Сирай (СИ)

40. Бахира

Утро выдалось тёплым и солнечным. Я потянулась, поворачиваясь с боку на бок, и уткнулась лицом в чёрную ткань.

Джастер спал рядом, в одежде, белая маска лежала на краю ложа. Я же была укрыта его плащом и тоже одета.

Значит… значит вчера ничего не было? Но почему? У него же было хорошее настроение…

— Что тебе не спится, ведьма? — негромко пробормотал Джастер, не открывая глаз. — Солнце едва встало…

— Почему ты в одежде? — спросила я, подбираясь к нему под бок и устраиваясь на плече.

Горячий. Сильный. Такой… родной. Великие боги, как мне этого не хватало…

— Пить надо меньше, — буркнул он, обнимая меня и по-прежнему не открывая глаз.

Пить? А мы вчера пили? Не помню… Или… помню? Кажется, это было очень вкусное вино…

— Джастер…

— Янига, дай поспать. У меня голова просто раскалывается…

Он закрыл лицо согнутой рукой и я не стала его тревожить дальше. В конце концов, вчера был длинный и сложный день. Это я отсыпалась полдня, а он делами занимался. И сегодня тоже дел много: невольников продать, на базаре мне новую одежду найти…

И вообще, когда он отдохнувший и не голодный, то заметно добрее и разговорчивее. Вон сколько всего интересного вчера рассказал и про этого самого Ёзефа и его помощника… Жаль только, что про разговор с Суртом ничего не пояснил…

Давно знакомы… Интересно, сколько лет это — «давно»? Толстяк на рынке и Сафар говорили, что Ашу Сирай пропал в пустыне много лет назад. Значит, с Ёзефом они знакомы ещё дольше… Сколько же Джастеру лет на самом деле? Почему он иногда выглядит юношей, а иногда взрослым мужчиной? Не от одежды и бороды же это зависит?

Я покосилась на Джастера, но он уже спал, закрыв лицо рукой. Сомкнутые губы отражали глубокую усталость, только уголок иногда нервно подрагивал. И ни следа щетины на щеках и подбородке…

«Не хочу и не растёт», да?

А вот шрама на мочке уха не рассмотреть: всё скрыто под пшеничными прядями и полусогнутыми пальцами…

Интересно, что такое «пустыня»? О какой войне упомянул Джастер в храме? Почему его кровь была… другой? Почему Тёмноокий смеялся, когда Джастер сказал, что хочет поговорить по-человечески? Что значит «демонолог»?

И почему Сурт спустил Джастеру с рук все его выходки?

Зато, кажется, теперь я понимала, почему Ашу Сирай прячет лицо за маской. Шут менял занятия и прозвища вместе с одеждой, легко и просто. Слуга, наёмник, господин, бродячий шут и трубадур, «пёс», управляющий, «взывающий к Тёмноокому»… Джастер, Шут, Ашу Сирай, Айя Ка, Безликий…

Наверняка это далеко не все его прозвища и занятия. Но каждое такое «имя» и ремесло было… «тенью».

Хотя за две луны я успела увидеть очень много, где настоящее «лицо» Джастера, сказать не могла.

Это я изображала «бездушную», всего лишь прячась под парном. Так от меня ничего и не требовалось, кроме как молчать и ходить за ним следом. А вот он…

Слишком… слишком настоящей была каждая такая «тень». Даже я безоговорочно начинала верить в любую роль, которую он играл, что уж говорить о других людях?

Из «тени», конечно, многое видно, но неужели он всё это делает только по этой причине?

Но зачем ему это надо? Что он хочет узнать? Или…

«За умение быть очень разными нам и платят столько, что тебе и не снилось…»

Великие Боги… Неужели Джастера кто-то нанял⁈

Я покосилась на спящего Шута и покачала головой. Нет, что за глупости опять мне в голову лезут? Если бы его кто-то нанял, он бы не стал заключать со мной договор и возиться с неопытной ведьмой целых две луны…

«Моё время стоит столько, что тебе и не снилось»…

Помню, как же. Две «розы» в день для «пса», пять — управляющему, а за убийство этой Вахалы всего пятнадцать тысяч и это ещё он мне навстречу пошёл…

Мои размышления прервали внезапный звук открывшейся двери и тихие шаги за занавесью. Я испуганно вздрогнула: выходит, Джастер не поставил свою защиту? Это что же такое мы пили, что он про это забыл⁈

Разбудить? Нет, лучше не надо. А то ещё разозлится, как вчера в храме…

Но что делать? Если сейчас сюда вдруг войдут, а Джастер без маски, и я в таком виде…

Господин? — раздался за занавесью осторожный голос Мирама. — Господин?

Я осторожно выбралась с ложа, стараясь не потревожить спящего Шута, и торопливо накинула парн. Уж с Мирамом-то я разберусь даже в виде «бездушной».

Слава богам, я успела вовремя. Невольник испуганно замер с протянутой к занавеси рукой, когда внезапно перед ним появилась я, закрыв собой вход. Не глядя задёрнув за собой занавесь, я чётко покачала головой, а для ясности ещё и помахала перед его лицом пальцем, запрещая входить в спальню. Не знаю, как себя вели настоящие «бездушные», но заметно посеревший Мирам отступил, не сводя с меня испуганного взгляда.

Я… — он сглотнул и попытался поклонится, не отпуская глаз, — могу я забрать это… го… госпожа?

Скосив глаза, я посмотрела, куда он указывал. На полу среди ковров и подушек стоял столик, на котором красовались два серебряных кубка и подносы с остатками фруктов и сладостей. Рядом валялся ещё один кубок, смятый, как лист пергамента. И две пустые бутылки, тёмная и прозрачная.

Великие боги… Что же мы такое пили, что Джастер не только про защиту забыл, но и даже это всё не приказал убрать? Неудивительно, что у него голова раскалывается и он спать хочет…

А я то удивлялась, что ничегошеньки не помню… Ох, Янига, Янига… Если уж даже Шута так пробрало, то мне вовсе радоваться надо, что хоть голова не болит…

И что же такого я сказала, что Джастер разозлился и даже сломал один кубок?

Впрочем, вспоминать и сожалеть некогда: испуганный Мирам ждал ответа, и я кивнула. Невольник с оглядкой собрал бутылки и сломанный кубок на столик, поднял его и вышел из комнаты пятясь и согнувшись в поклоне.

Я дождалась, когда дверь за ним закроется и на цыпочках поспешила следом, радуясь, что мягкие ковры заглушают мои шаги.

Не просто так Мирам осмелился войти в комнаты Ашу Сирая без стука и приглашения. Посуду он мог забрать молча, как тут было принято, но он же звал Джастера да ещё и в спальню войти хотел.

Приложив ухо к двери, я услышала неразборчивые голоса. Мужские и женский. Как же жаль, что дверь не приоткрыть, заметят… А хотя…

Я же «бездушная» игрушка самого Ашу Сирая, чего мне боятся? Ко мне ближе, чем на несколько шагов, даже подходить опасаются.

Довольно улыбнувшись под парном, я решительно распахнула дверь и вышла в коридор.

На звук открывшейся двери оглянулись трое: Мирам, Альмахаим и какая-то женщина в тёмном парне, затканном цветами. Завидев меня они замерли, на лицах мужчин отразилась тревога. Женщина что-то крепко прижимала к груди.

Хм, неужели уже настолько поздно? А Джастер сказал, что солнце едва встало…

Как бы там ни было, Шут спал и я снова жестом повторила запрет входить в комнату. Мирам торопливо поклонился, а Альмахаим досадливо нахмурился.

— Ашу Сирай сказал, что будет ждать меня утром, а сам посылает «бездушную», чтобы…

За моей спиной возникло движение, нависла тень и ощущение грозной силы и предводитель «ос» торопливо склонил голову, сложив руки в жесте вежливости. Женщина рядом с ним застыла, словно окаменев от страха, а Мирам снова низко поклонился и замер, не разгибая спины.

— Чтобы напомнить тебе о вежливости, принятой среди добропорядочных людей, не иначе, — в голосе Ашу Сирая явно слышался сдерживаемый гнев. — Или тебе так не терпится стать владельцем невольников, что ты, как нетерпеливый ребёнок в ожидании обещанных сладостей, прибежал сюда с восходом солнца, чтобы нарушить мой сон? Честные люди приступают к делам хорошо отдохнувшими и после завтрака. Спешат с делами только те, кому есть что скрывать. Я настолько ошибся в тебе, о доблестный Альмахаим?

— Нет, почтенный Ашу Сирай. — Предводитель «ос» стыдливо не поднимал глаз. — Я… Я виноват. Я неверно понял твои слова про утро. Прошу простить меня за эту не почтительную поспешность.

— Я принимаю твои извинения, поскольку ты впервые заключаешь такую сделку, и от волнения допустил эту ошибку. Впредь не повторяй её, иначе за тобой пойдёт дурная слава. Однако, прежде, чем приступить к нашему делу, я желаю позавтракать и приглашаю тебя разделить со мной столь ранний завтрак. Мирам!

— Слушаюсь, господин!

Невольник снова поклонился и поспешил прочь.

— Благодарю за оказанную честь, Ашу Сирай. — Альмахаим снова вежливо поклонился. — Но прежде, чем приступить к еде, прошу тебя выслушать эту женщину, дабы не заставлять её томиться в ожидании окончания нашего дела.

Я ощутила на своём плече горячую ладонь. Пальцы чуть скользнули, поглаживая плечо и едва сжались, но я поняла, что Шут благодарен за попытку избавится от незванных гостей. А ещё было очень приятно даже через парн чувствовать его тепло за спиной.

— Что же за дело привело ко мне почтенную госпожу в такое время? — Джастер обратил внимание на просительницу.

Женщина словно оттаяла. Она почти упала на колени, и склонилась, наверняка коснувшись лбом пола.

— Умоляю выслушать меня, мой господин!

— Встань! — В голосе Шута прозвучал такой холод и неприязнь, что вздрогнула не только я, но даже Альмахаим. — Немедленно! Ты мне не служанка и не наложница, чтобы вести себя так!

Женщина испуганно поднялась, и её заметно трясло. Её парн не скрывал красивые, подведённые чёрным глаза, и я отчётливо видела её страх.

— Говори, зачем ты пришла и не отнимай моё время! — грозно прорычал надо мной Джастер.

— Я… Я прошу… Вот! Всё, что у меня есть! — она выпростала перед собой тонкие и ухоженные руки, протягивая кошель, чьи бока топорщились явно не монетами. — Господин обещал даровать свободу за выкуп…

— И кого хочет забрать госпожа? — Джастер не спешил брать кошелёк.

— Ульфара, моего мужа, — женщина всхлипнула. — Прошу…

Джастер протянул руку через моё плечо и взял кошелёк. Развязав его, он вытряхнул в ладонь драгоценности из золота и камней.

— Почему же ты решила выкупить своего мужа за свои свадебные украшения, а не купить его за один талан, глупая женщина?

Просительница снова всхлипнула, тонкие пальцы коснулись уголков глаз, вытирая слёзы.

— Я… Я была наложницей, господин. Отец продал меня за долги. Мой муж… Мой Ульфар выкупил меня и подарил мне свободу, сделав своей женой. Я не могу купить его как невольника. Поэтому я выкупаю его свободу, господин.

Джастер молча убрал драгоценности обратно. Белая маска была бесстрастна. Женщина тихо всхлипывала, а Альмахаим задумчиво поглаживал короткую бороду и стрелял глазами, то на меня, то на просительницу, то на пригоршню драгоценностей.

— Мирам!

Невольник появился довольно быстро. Выслушав приказ, он поклонился и поспешил прочь. А Джастер решил перенести беседу в комнату, а не стоять в коридоре.

В комнате он сел на почётное место хозяина, Альмахаим, как гость, сел по правую руку. Я же снова устроилась слева от Джастера. Просительница стояла перед обоими мужчинами, и заметно волновалась.

Ждать пришлось недолго.

Но прежде, чем Мирам привёл этого самого Ульфара, Джастер снова обратился к женщине.

— Как твоё имя?

— Зульфия, господин.

— Я вижу, что ты хороша собой, Зульфия. Скажи, на что ты готова ради свободы своего мужа?

Женщина вздрогнула, стиснула ткань парна и с отчаянной решимостью посмотрела на белую маску.

— Я… Я честная женщина, господин! Даже Ашу Сираю должно быть стыдно предлагать такое замужней женщине!

— Мне не нужны твоё тело и твоя честь, Зульфия.

Белая маска ухмыльнулась при этом так паскудно, что даже мне стало не по себе. Великие боги, что он опять задумал?

— Мне интересно другое. Если бы я попросил взамен твою душу, ты бы тоже согласилась? М?

Альмахаим заметно побледнел, а женщина в ужасе уставилась на Шута. Кажется, они только сейчас вспомнили, с кем имеют дело. Мастер смерти, который не служит Тёмноокому Сурту, а значит, от него можно ждать чего угодно.

— Аш…шу Си… рай…

— Отвечай, как положено, прекрасная Зульфия, не испытывай моё терпение! Стоит ли свобода твоего мужа твоей души? Готова ли ты отдать самое ценное, что у тебя есть? Обещаю, я отпущу твоего мужа и верну ему эту плату, если ты согласишься стать моей «бездушной».

Зульфия с нескрываемым ужасом посмотрела на меня и по её щекам потекли слёзы. А я думала, что она в самом деле красивая женщина. Только зачем Джастер её так пугает? Она же не виновата, что Альмахаим со своим нетерпением ему поспать не дал. Она-то сама наверняка бы ждала, пока Ашу Сирай проснётся и соизволит её выслушать.

Забрал бы уж эти драгоценности и отыгрывался бы на своём ненаглядном Альмахаиме, а не на этой бедняжке…

— Отвечай, не заставляй меня ждать! — белая маска сердито нахмурилась.

Зульфия вздрогнула, приложила ладони к глазам, замерла, решительно вытерла слёзы, затем аккуратно опустилась на колени и поклонилась, коснувшись лбом ковров и замерев в этой позе.

— Я… согласна… мой господин.

Потрясённый таким торгом Альмахаим только молча смотрел то на бесстрастную маску Джастера, то на женщину, не поднимавшую взгляда от ковров. Но сказать он ничего не успел.

Дверь открылась и в комнату с поклоном вошёл Мирам, а следом за ним худой мужчина с курчавой бородой и в потрёпаной одежде. Судя по всему — один из неудачливых торговцев. Он настороженно стрелял глазами то в сторону Джастера, то в сторону хмурого предводителя «ос».

Склонившуюся на коврах женщину он не заметил.

— Это Ульфар, господин.

— Где мой завтрак, Мирам? Я и мой гость голодны. После завтрака я хочу видеть моих танцовщиц.

— Будет исполнено, господин.

Мирам скрылся, а Джастер обратил внимание на переминающегося с ноги на ногу Ульфара.

— Почтенный Альмахаим желал купить тебя, Ульфар. Расскажи о себе.

Мужчина коротко взглянул на хмурого «покупателя», неловко поклонился и заговорил, не поднимая взгляда.

— Я ткач. Мой отец и мой дед были ткачами. Мой род славился своим мастерством и наши ковры покупали в богатых домах. Я тоже известен своим искусством в этом ремесле.

— Откуда ты родом?

— Из Онферина, господин…

— Как же ты оказался в караване, идущем из Барсама?

Ульфар вздохнул.

— Я слышал, что мастера в Барсаме умеют ткать ковры из нитей паутинного червя. Я хотел научится этому мастерству и стать лучшим ткачом в Онферине.

— Удалось ли тебе научится этому?

— Да, господин. Три года я трудился подмастерьем у лучшего мастера, но я овладел этим искусством. И хотя нити, что я вёз с собой, теперь потеряны, я куплю новые и…

— Ты кое-что забыл, Ульфар, — губы маски изобразили улыбку, но чёрные провалы глаз светились холодным изумрудным огнём. — Ты больше не свободный человек. Ты принадлежишь мне. И когда я продам тебя, ты будешь делать то, что прикажет тебе твой новый хозяин.

Ульфар вздрогнул и вскинул голову. На смуглом лице отражалась решимость, чёрные глаза горели. Он словно забыл, с кем разговаривает.

— Это не надолго, Ашу Сирай! Я выкуплю себя и снова стану свободным человеком! Поверьте, господин! — он обратился к задумчивому Альмахаиму. — Я могу соткать вам такой ковёр, что продав его, вы сможете получить в десять раз больше, чем заплатите за меня!

— Ты глуп, Ульфар, — белая маска по-прежнему холодно улыбалась. — Если ты такой искусный ткач, то зачем твоему хозяину отпускать тебя на свободу, когда ты сможешь увеличить своим трудом его богатство? Зачем тебе свобода? Или у тебя в Барсаме осталась женщина?

— Мне не нужна женщина в Барсаме, потому что у меня есть семья! — худой ткач яростно сжал кулаки. — У меня есть жена, которая все эти годы ждала меня! Моя прекрасная Зульфия, ради которой я трудился днём и ночью столько лет! Она страдает теперь, потому что из-за тебя я не могу вернутся к ней! Тебе никогда не понять, что такое любовь, ты, бесчувственное чудовище, проклятое Тёмнооким! Исчадие Бездны, вот ты кто!

Что⁈Да как он смеет говорить такое!

Я едва сдержалась, чтобы не вскочить и не стукнуть этого глупца чем-нибудь. Женщина на полу вздрогнула и её спина задрожала от сдерживаемых рыданий. Альмахаим же с откровенной опаской покосился в сторону грозного Ашу Сирая, а тот захохотал.

Холодный, страшный смех, в котором отчётливо слышалось… безумие, остудил меня лучше ледяной воды.

Великие боги… Пожалуйста… Пусть всё будет хорошо… Матушка, прошу тебя, не позволяй Джастеру снова стать Ашу Сираем!

Словно услышав мои молитвы, Джастер замолчал также внезапно, как и засмеялся.

— Ты сам оставил свою жену на три года в одиночестве, — грозно и холодно произнёс он. — Ты решил вернутся домой с человеком, который пожалел денег на охрану своего каравана. Ты попал в плен к Шакалу и пришёл в мой город как его невольник. И ты смеешь утверждать, что я виноват в твоих неразумных поступках⁈

В следующий миг мелькнула чёрная тень и Ашу Сирай уже смотрел в посеревшее от страха лицо ткача, сжимая его горло. Белая маска отражала едва сдерживаемый гнев, изумрудный огонь полыхал в её прорезях.

Чёрные красивые глаза Альмахаима расширились, а на лице отразился суеверный ужас. Он впервые видел знаменитого мастера смерти в гневе и это напугало его не меньше, чем любого другого. Даже меня это пугало, потому что в таком Ашу Сирае было что-то… чуждое.

— Бесчувственное чудовище и исчадие Бездны, говоришь… — низкий голос звучал вкрадчиво, и это было ещё страшнее, потому что вместо грозного рыка в нём появились незнакомые шипящие нотки. — Давно я не слышал таких слов… Ты или очень смел, или очень глуп, Ульфар, чтобы говорить мне такое. Первых я уважаю, вторых — убиваю. Дважды ты доказал свою глупость и дважды — смелость. Так кем мне тебя считать, пока ещё живой ткач из Онферина?

— Пощади его, господин!

Зульфия, видимо обезумев от страха за своего мужа, вскинулась с пола и умоляюще ухватила Джастера за полу одежды.

— Мой муж смел, а не глуп! Я исполнила, что ты хотел! Ты обещал отпустить его! Прошу тебя!

Джастер медленно перевёл взгляд на женщину, потом на её руки. Я не видела, как изменилась маска, но Зульфия шарахнулась прочь, дрожа и испуганно вскинув руки в попытке защититься от неизбежной кары.

Пощади… пощади, господин…

По её лицу текли слёзы, а на Ульфара просто жалко было смотреть. Страх на его лице сменился глубоким потрясением. Он неотрывно смотрел на свою жену, но Ашу Сирай одной рукой легко приподнял его и встряхнул как котёнка, заставляя снова обратить внимание на себя. Белая маска выражала пренебрежение.

— Ты слишком задержался в Барсаме, Ульфар. Твоя прекрасная Зульфия отдала свою душу мне в обмен за твою свободу. Можешь попрощаться с ней, пока она ещё человек. А затем убирайся и тки свои ковры, сколько хочешь. Ты никогда не сможешь выкупить её душу у меня.

Джастер разжал пальцы, небрежно оттолкнул ткача и вернулся на своё место. Ульфар попятился, и замер упершись спиной в стену. Воцарившуюся тишину нарушил вскрик-всхлип и Зульфия разрыдалась в голос.

— Прости! Прости меня, любовь моя! — она обернулась к бледному мужу, протягивая к нему руки. — Прости, господин моего сердца!

Ульфар на негнущихся ногах подошёл к ней и упал рядом, крепко обнимая рыдающую жену.

— Нет… — он мелко тряс головой, взяв её лицо в ладони и глядя в мокрые от слёз глаза. — Нет, цветок души моей, я не верю этому негодяю… Даже такой нечестивец, как Ашу Сирай, не может так подло поступить с тобой…

— Но…

— Но это правда, Ульфар, — холодно сказал Шут вместо Зульфии. — Я обещал ей, что отпущу тебя и верну выкуп, если она согласится стать моей «бездушной». Она согласилась. Твоя жизнь и свобода ей дороже собственной души. Так что ты свободен. Можешь уходить.

Зульфия снова разрыдалась, а Ульфар встал, стиснув кулаки и сжав зубы и закрыл жену собой.

— Ты получишь её душу только через мой труп, Ашу Сирай! Да, я знаю, что ты легко можешь убить меня, я видел, как ты это делаешь! Но я тебя не боюсь, чудовище! Здесь не твой город, здесь город самого Сурта! Ты ничто рядом с его величием! Ты ни за что не получишь моей души! А когда я умру, я паду перед троном Тёмноокого и буду молить его, чтобы он позволил мне являться к тебе днём и ночью, и мучить тебя до тех пор, пока ты не отпустишь мою жену и её душу на свободу! Я буду умолять его позволить мне ткать узор твоей жизни и он будет полон кошмаров, каких ты ещё не видел! Ты будешь проклинать каждый миг своей жизни! Ты возненавидишь день, когда ты родился, Ашу Сирай! Ты будешь умолять о смерти, но я буду просить Повелителя жизни и смерти не обрезать твою чёрную нить, чтобы ты страдал так, как никто прежде в этом мире! Клянусь тебе в этом именем Тёмноокого!

Я с болью слушала эти ужасные проклятия, но с ещё большим замиранием сердца я ждала, как поступит Джастер. Альмахаим же молчал, но хмурый вид и косые взгляды в сторону Ашу Сирая говорили лучше всяких слов.

Белая маска была бесстрастна, а затем Джастер откровенно зевнул.

— Всё сказал? Ты смел и всё-таки ты глуп, ткач — Шут со скучающим видом смотрел на негодующего Ульфара. — Тебе не помешало бы научится думать прежде, чем открывать рот. Что ж, позволь, я тебе кое-что напомню, Ульфар из Онферина.

Джастер поднял руку и тонкая светящаяся нить протянулась между его пальцами и шеей замершего в испуге ткача.

— Каждый, кто без моего разрешения приходит в Локашан, принадлежит мне. Я могу оборвать твою нить в любой момент и твоя душа останется в моей власти. Ты не попадёшь к Сурту, пока я не отпущу тебя. Хочешь составить компанию Шакалу? Нет? Тогда научись думать прежде, чем говорить! Иначе твоё следующее слово станет для тебя последним. Подойди, Зульфия.

Холодный и невозмутимый голос заставил женщину вздрогнуть. Она поспешно вытерла слёзы и шагнула к возвышению где сидел Джастер. Ткач дёрнулся остановить её, но она только покачала головой, прижимая палец к губам мужа, и он бессильно опустил руки, скрипя зубами и сжимая кулаки.

— Слушаюсь… мой господин, — Зульфия опустилась на колени перед Джастером. Он опустил руку и тонкая нить погасла.

— Забирай свои драгоценности и своего мужа, и уходите. Я и так потратил на вас слишком много времени. У меня еще много дел.

На колени изумлённой женщины упал кошель с выкупом.

— Но… господин…

— Я обещал, что отпущу твоего мужа на свободу и верну выкуп, если ты согласишься стать моей «бездушной». Но не помню, чтобы я обещал сделать тебя таковой. Или ты успела разлюбить своего Ульфара и хочешь остаться со мной, и занять её место?

Зульфия испуганно посмотрела в мою сторону и отчаянно замотала головой, а я даже рассердилась на такое предложение.

Ещё чего — занять моё место возле Джастера! Он — мой! Пусть к своему ткачу бежит!

— Убирайтесь с глаз моих немедленно! — грозно рявкнул Джастер, а вокруг пальцев вскинутой вверх руки заплясало изумрудное пламя. — Иначе убью обоих! Считаю до трёх. Два!

Зульфия вскочила на ноги, едва не уровнив кошелёк, а её муж уже схватил женщину за руку и потянул к двери.

Оба счастливца выскочили за дверь, едва не сбив с ног невольников, которые, наконец-то, принесли завтрак. Предводитель «ос» задумчиво смотрел им вслед.

Из-за Альмахаима мне снова пришлось есть за ширмой. Один из невольников с поклоном молча поставил передо мной столик, полный тарелок с лепёшками, фруктами и рулетиками из мяса и овощей. Следом внесли чайники с «чифе» и поднос с узорными и тонкостенными чашками из окрашенной глины.

Мирам подал Джастеру кубок с вином. Шут взял его и осушил за раз, снова протягивая невольнику.

— Если бы ты промедлил с завтраком ещё немного, Мирам, я бы тебя убил.

Бедняга вздрогнул, а я думала что всё-таки зря они меня не послушались и не дали Шуту поспать.

Сам завтрак прошёл в молчании. Хотя из-за ширмы я не видела Альмахаима, мне казалось, что он был настолько впечатлён выкупом, что просто не решался заговорить с Ашу Сираем. Сам же Шут, как обычно, ел молча. Я не сомневалась, что он бы предпочёл позавтракать без гостей и невольников, а ещё лучше — вернуться в спальню и поспать до обеда, но ему приходилось поддерживать репутацию и делал он это… мастерски.

Этот ткач с женой ещё не скоро поймут, если поймут, что он вовсе не собирался им вредить. Даже свадебные украшения у этой Зульфии не взял в качестве выкупа, хотя мог бы.

Бесчувственное чудовище и исчадие Бездны…

Глуп или смел был ткач, знал ли он на самом деле о далёкой родине Джастера или нет, но он умудрился в самом деле рассердить Шута этими словами. И почему-то мне казалось, что дело было вовсе не в этом необычном сравнении с демонами…

— Итак, своей поспешностью ты прервал мой сон, Альмахаим.

Джастер сполоснул пальцы в чаше с водой и лепестками цветов, и жестом отослал прислугу из комнаты.

— Я простил твою неопытность в торговых делах, но взамен прошу тебя рассказать, зачем тебе эти люди.

Предводитель «ос» поперхнулся, несколько раз ударил себя кулаком по груди и торопливо пригубил кубок, запивая застрявший кусок.

Джастер спокойно ждал, смакуя вино. Альмахаим поставил кубок на столик, вытер усы и губы, посмотрел на невозмутимого Шута и решился.

— Я слышал много разного о тебе, но теперь вижу, что эти слухи далеки от истины, а правда так же невероятна, как эти слухи. Ашу Сирай очень хитёр и ловок со словами и любит испытывать ум и дух других людей, — осторожно начал он. — И хотя его испытания сложны и суровы, они честны, а он сам мудр и держит данное слово.

— Глуп тот, кто пытается казаться тем, кем он не является, Альмахаим. Обманывать может не только язык, но и глаза, и уши. Человек может обмануть даже свой ум и сердце, но нельзя обмануть свою душу. Люди не любят правды, как бы они не утверждали обратное, и потому часто верят в то, во что желают верить. Каждый может держать свой ум в чистоте мыслей, язык в чистоте слов, а душу в чистоте истины, но не каждый решается жить так. Что выбираешь ты, доблестный Альмахаим?

Я осторожно выглянула из-за ширмы. Предводитель «ос» отвёл взгляд, задумчиво погладил бороду, а затем снова взглянул на белую маску.

— Ты поставил меня в затруднительное положение, Ашу Сирай. Уважая мою доблесть, ты в который раз испытываешь мой ум. К своему стыду, должен признать, что в этот раз ты посчитаешь меня глупцом, услышав, что я скажу.

— Признание своей слабости — первый шаг к обретению силы, а признание своего невежества — первый шаг к обретению мудрости. Вступив на дорогу истины — иди до конца, ибо только так ты сможешь достичь своей цели, Альмахаим.

— В таком случае, я последую твоему мудрому совету и скажу откровенно, Ашу Сирай. — Предводитель «ос» смотрел на Джастера без страха и сомнений. — Я много лет охраняю караваны, и преуспел в этом, но в самом деле недостаточно сведущ в торговом ремесле. В Харезме у меня есть семья, и я желаю приумножить свой достаток и сделать их жизнь более спокойной. Поэтому прошу тебя, Ашу Сирай, — он сложил руки в вежливом жесте и поклонился, — поделись своей мудростью и дай мне наставления, как давал прежде. Для этого дела я занял деньги у своих друзей, пообещав им вернуть всё с прибылью. Вчера я думал купить этих людей и продать с большой выгодой для себя, но теперь не знаю, как следует поступить.

— Ты дал им долговые расписки или они поверили тебе на слово?

— На слово, Ашу Сирай. Я обещал каждому вернуть на десятую часть прибыли больше, чем взял.

— Сколько людей доверили тебе свои деньги?

— Пятеро моих друзей и трое из моих людей.

— В таком случае, ты почти разорён, Альмахаим. От всей прибыли ты отдашь восемь частей, а тебе останутся всего две. Но из них ты должен будешь заплатить десятину в храм Сурта, как платят все торговцы в Онферине. Кроме того, тебе придётся заплатить за место на рынке, а также за еду и ночлег тех, кого ты не продашь за день. Ты хочешь купить тринадцать танцовщиц по три талана за каждую. Это тридцать девять таланов. За мужчин ты отдашь тридцать пять таланов. Всего семьдесят четыре талана. Такие деньги ты занял?

— Двадцать таланов мои, господин.

— Хорошо. Значит, ты должен пятьдесят четыре талана. Если ты продашь мужчин по обычной цене четыре талана за каждого, а танцовщиц за десять, то получишь двести семьдесят таланов. Прибыль составит сто девяносто шесть таланов. Из них сто пятьдесят шесть таланов и три четверти ты отдашь своим друзьям в качестве обещанной прибыли, а тебе останется только тридцать девять таланов с четвертью, из которых ты ещё должен будешь оплатить те расходы, о которых я уже сказал. В лучшем случае у тебя останется немногим больше десяти таланов прибыли. Если ты продашь невольников дешевле, то твоя прибыль будет ещё меньше. С учётом того, что ты вложил семьдесят четыре талана, это очень невыгодная сделка для тебя.

Альмахаим смотрел на Шута, невозмутимо пившего вино, открыв рот. Да и я была поражена такими расчётами. Пять «роз» в день за место управляющего? Х-ха… Это он как-то скромно попросил… Он же любого торговца, как малого ребёнка, обставить может…

— Признаться, я очень озадачен, Ашу Сирай… — Предводитель «ос» пришёл в себя. — Ты так быстро всё посчитал, что я не успеваю за твоим умом и словами…

— Всё очень просто, Альмахаим. Ты купился на низкую цену и заманчивую прибыль, но в силу неопытности и овладевшей тобой жажды богатства не потрудился заранее всё посчитать как следует. Если бы ты рассчитывал только на свои двадцать таланов, то мог бы купить двадцать мужчин и продав их по обычной цене, получить шестьдесят таланов прибыли. Или ты мог купить шесть танцовщиц и двух мужчин, и получить сорок восемь таланов прибыли. Даже с учётом десятины храму Сурта и расходов, ты оказался бы в большей выгоде, чем когда решил купить весь караван и занял для этого деньги.

— Что же мне делать, Ашу Сирай? Выходит, я зря побеспокоил и тебя, и своих друзей? Но я не могу отказаться от своих слов и покрыть своё имя позором! Ведь вчера при всех я обещал купить у тебя этих людей…

— Если твои друзья так хороши, что поверили тебе на слово, то верни им основной долг и по одной двадцатой части прибыли и попроси их подождать. Так у тебя останется больше ста таланов. Отложи из них десятую часть, а остальное пусти в оборот. И уже с новой прибыли вернёшь своим друзьям оставшиеся деньги. В будущем же старайся не брать в долг, не обещай такую высокую долю от прибыли, не спеши соглашаться на сделки, какими бы выгодными они тебе не казались, и считай всё заранее. Когда ты хочешь овладеть новым ремеслом, то идёшь учится к тому, кто им владеет как мастер. Есть ли у тебя друзья, сведущие в торговле, чтобы стать твоими наставниками в этом деле и подсказать тебе, что выгоднее покупать и где продавать? В каком товаре ты разбираешься лучше всего, чтобы по достоинству оценить то, что тебе предлагают, и не купить плохое?

Альмахаим задумчиво поглаживал короткую бороду. Золотые серьги в его ушах пускали солнечных зайчиков.

— Я повидал много торговцев, но подобных тебе не встречал, Ашу Сирай. Никто из них не говорил при мне о таких вещах… Теперь мне всё кажется ещё более сложным и в то же время простым… Я бы хотел учится у тебя, Ашу Сирай!

Теперь настала моя очередь открыть рот от удивления. Но Джастер только покачал головой.

— Это невозможно, Альмахаим. У меня есть дела, которые требуют скорейшего завершения. Сегодня ты беседуешь со мной в последний раз. Я покидаю Онферин. Однако я могу дать тебе ещё несколько советов, если ты этого так желаешь.

— Почту за честь, Ашу Сирай! — Альмахаим склонился в вежливом поклоне. — Мои уши и мой ум открыты для твоих слов.

Разговор получился долгий и интересный. Я слушала очень внимательно, потому что Джастер в самом деле говорил не только о разном товаре, со знанием дела рассуждая о драгоценностях, пряностях, тканях, лошадях и оружии. Всё это были вещи, которые стоили дорого, но их можно было продать ещё дороже, если покупать сразу у мастеров или где-то очень далеко. Он учил, как назначать цену, чтобы полученная прибыль покрывала расходы на покупку товара и на дорогу, и как сделать так, чтобы даже торг с покупателями не приносил убыток.

Но кроме этого, Джастер говорил о таких вещах, которые были очень простыми и «очевидными каждому, у кого есть ум», но о важности которых я прежде никогда не задумывалась.

Казалось бы, какая мелочь: откладывать в отдельный кошель десятую часть своей прибыли и не тратить её? Но ведь мне и в голову такое не приходило! Я радовалась тому, что удалось заработать на ярмарках и тратила потом всё без остатка и без оглядки… И не всегда с пользой для себя. Вон, хоть те туфли вспомнить, которые мне ноги натерли, когда я с Джастером встретилась… Поверила прощелыге на слово, повелась на низкую цену и красивые слова про «госпожу», вот и осталась без денег, и без обуви… А если бы головой подумала, отчего так дёшево предлагает, а не радовалась, как девчонка деревенская, то не купила бы такие туфли. Да и в кошельке бы монет больше звенело, если бы я их все не спускала, а берегла…

Или вот дом в Кронтуше. Я-то думала, что он его просто так купить решил, чтобы «госпожа Янига» там жила, а оказывается, чтобы найденное богатство не пропало, а пользу приносило. Дом-то с годами дороже становится и если я решу его продать, то денег больше получу, чем сейчас Микай потратит.

И про учёбу у лучших торговцев он всё верно говорил. Вон как ловко и легко всё считает и торгуется! Даже у меня в Кронтуше дела в гору пошли, хоть я не верила, что за его цены у меня зелья покупать будут… А уж как он Саризулу на виру дорогую вывел… И ведь тот заплатил, лишь чутка цену сбавить смог!

Альмахаим слушал очень внимательно, едва ли не заглядывая Шуту в рот.

Я же корила себя за то, что сама ни разу не попросила Джастера о таком уроке. Моей сообразительности хватило только попросить помочь с ценами на новые зелья, а всё остальное, что он рассказывал про торговлю, я пропускала мимо ушей…

А Джастер снова говорил о разных товарах, учил не вкладывать все деньги в один товар, а покупать разное, чтобы не потерять прибыль. Ещё он посоветовал поговорить с теми, кого Альмахаим купил, и учесть их умения прежде, чем продавать этих людей. Потому что ковёр из Барсама стоил заметно дороже, чем ковёр из Онферина, и Ульфар в самом деле мог бы принести своему хозяину много денег, если бы работал на него как невольник.

— Ты уже знаешь, что многие из этих людей торговцы. Побеседуй с ними, послушай, что они расскажут тебе. Возможно, кто-то из них согласится помогать тебе в твоём новом ремесле, если ты решишь не продавать их и дать возможность выкупить себя. Поговори с невольниками, узнай, кто каким ремеслом владеет и какую работу знает. Лучше продавать их туда, где их умения будут наиболее полезны. Это займёт больше времени, но так ты сможешь продать этих людей выгоднее для себя.

— А что ты скажешь про танцовщиц, Ашу Сирай?

— Их цена зависит не только от красоты, но и от умения танцевать, — усмехнулся Шут. — Чем больше изысканных танцев она знает, тем выше будет цена. Чем она образованней — тем дороже стоит. Поэтому ты должен сам взглянуть на них, а не верить моим словам. Мирам!

— Будет исполнено, господин!

Из-за того, что ширма всё ещё закрывала мне часть комнаты, я думала, что Джастер всех прогнал, а оказывается, Мирам просто молча ждал новых приказов.

Тем временем Джастер продолжал просвещать новоявленного торговца.

— Как бы ни была женщина хороша собой, если она умеет только танцевать, то быстро надоест и её продадут снова. Наложница должна быть очень искусной в танцах и беседах, чтобы развлекать своего господина. Очень высоко ценятся те, кто умеет петь, играть, владеет искусством беседы, знает поэзию и науки. За такую наложницу можно получить столько золота, что хватит не только тебе и твоим детям, но и твоим внукам.

Альмахаим согласно кивал, поглаживая бороду, бросал короткие заинтересованные взгляды в мою сторону, а я думала о том, что из меня наложница по меркам Джастера самая никудышная. Танцевать, петь, стихи сочинять, ещё и какие-то науки знать — ничего из этого я не умела. Ох, Янига-Янига… Всё думала, какие ему женщины на лицо нравятся, а ему вон каких подавай, чтобы и красивая, и не скучно было. Ха… Ничего общего с неуклюжей деревенской ведьмой, которая в лесу ему все ноги пообступала.

Сказки мои ему нравятся…

На лютне меня он играть научит…

Ох, тогда думала, что шутит, а теперь стыдно-то как за себя, неумеху! Как же хорошо, что под парном моего лица не видно!

За дверью раздались многочисленные шаги и в комнату под звон украшений вспорхнули танцовщицы. Альмахаим отвлёкся, разглядывая их, но я не успела воспользоваться случаем и пересесть так, чтобы видеть больше. Джастер отдал новый приказ одним жестом и Мирам с поклоном убрал ширму, мешавшую девушкам.

И я замерла от запестревшей перед глазами красоты.

В тот раз все танцовщицы были наряжены и украшены ещё лучше, чем в первый раз. Яркие наряды, украшенные сверкающей тесьмой и вышивкой, скрывали и в то же время обнажали тело так, что я невольно покраснела. Глаза, брови и губы ярко накрашены,

Альмахаим с большим интересом разглядывал их, да и сами девушки кидали в сторону красавца-гостя заинтересованные взгляды. Держались они намного свободнее, и не стеснялись своих полупрозрачных нарядов. Видимо, Мирам предупредил их, что пришёл покупатель, и теперь они старались произвести впечатление.

Но, как оказалось, Джастер не собирался продавать их так просто. Он устроил им настоящее испытание.

По его требованию откуда-то появились музыканты и девушки исполнили несколько танцев, от которых я была в полном ошеломлении. В домэре девушки тоже танцевали красиво, но там в каждом движении чувствовалась какая-то удивительная свобода, неукротимая сила, страсть… Домерские девушки были как огонь костра, как их любимые кони, как ветер в небе… И Джастер с другими парнями с удовольствием плясал с ними, разделяя эту неукротимость…

В Сурайе танцы были совсем другими. Под тягучую, волнующую музыку танцовщицы показывали прелесть и гибкость своего тела, красоту отточенных движений. Украшения и бубенчики звенели, дополняя музыку. Сияние вышивки и украшений, взмахи ярких тонких юбок и рукавов завораживали и манили, не только Альмахаима, но и меня. Полуобнажённые тела двигались так, что я краснела под парном и не могла понять, чего в этих танцах больше: красоты или откровенности. Никогда не думала, что танцы могут быть такими… изысканными и вызывающими сразу.

Только белая маска Ашу Сирая не выражала ничего.

Интересно, что за «Пчёлку» он от них хотел, что сейчас даже бровью не ведет, хотя Альмахаиму очень даже нравится. Вон как глаз с них не сводит, чуть ли не облизывается…

— Достаточно.

Холодный мрачный голос не только заставил испуганно замереть танцовщиц, но и привёл в чувство покупателя. Предводитель «ос» снова сел прямо, настороженно поглядывая в сторону Джастера. По короткому жесту Шута музыканты ушли, а танцовщицы снова сбились в стайку, вспомнив, кто их хозяин.

— Кто из вас умеет петь, слагать стихи, знает труды Фазира Искателя и других учёных мужей, играет в шатранж и гвинелон, умеет поддерживать беседу или знает искусство двенадцати ночей?

Танцовщицы испуганно переглядывались и виновато опускали глаза.

— Идите.

Джастер небрежно махнул рукой, и девушки поспешили прочь, сжавшись под разноцветными парнами и наверняка гадая о своей дальнейшей судьбе.

— Что теперь ты мне скажешь, Альмахаим?

Тот задумчиво покручивал кончики усов.

— Они хороши собой и обучены танцам. Но не владеют теми искусствами, о которых ты говорил. Значит, их цена не будет велика по сравнению с обычной.

— Верно. Ты можешь продать их по десять-пятнадцать таланов, но не больше.

— Что ж, я всё понял, Ашу Сирай. — Вежливо поклонился Альмахаим. — Благодарю тебя за науку и мудрые советы. Пусть будет благословлен тот день, когда я встретил тебя! Ты всегда будешь дорогим гостем в моём доме! Но прошу, позволь мне задать последний вопрос?

— Спрашивай, — милостиво кивнул Шут.

— Где я смогу найти тебя, если вдруг мне понадобится твой мудрый совет? Могу ли я прийти в…

— Локашан — не место для людей. Если ты не хочешь, чтобы твоя душа навеки осталась в его стенах, а твои родные проклинали тебя за то, что ты так безрассудно оставил их, — никогда не приходи туда, Альмахаим. Ищи мудрых людей вокруг себя, прислушивайся к советам мастеров и добрых друзей, но не забывай, что каждое решение ты принимаешь сам и сам отвечаешь за его последствия.

— Я понял тебя, Ашу Сирай. Вот деньги, что я обещал тебе.

Предводитель «ос» встал и с поклоном почтительно протянул кошелёк. Джастер взял его и убрал за пояс, не считая денег.

— Мирам, проводи моего гостя к людям, которых он купил. И не беспокой меня, пока я сам тебя не позову.

Невольник с поклоном открыл дверь и Альмахаим, снова поклонившись и попрощавшись, ушёл, оставив нас с Джастером наедине.

Я не успела ничего сказать, как Шут снял маску и устало потёр лицо ладонью.

— Как же они мне надоели… — негромко простонал он и встал, потягиваясь и зевая. — Янига, пошли спать. Иначе я точно кого-нибудь убью.

Джастер спал до полудня. Я тоже задремала у него под боком, хоть и думала, что не усну, размышляя об увиденном. Признаться, неожиданно высокие требования к наложницам меня очень удивили и даже расстроили, потому что я ничего такого не умела и не знала. Ох, Янига… Если бы не эта самая судьба, он бы на меня даже не взглянул.

Наши судьбы связаны… А может, уже не связаны? Ведь браслет двух судеб Джастер мне не вернул.

Он и ожерелье с когтем кхвана отдал только потому, что я в Сурайю поехала. А так бы и его не увидела…

Вчера Шут ничего не сказал о своих планах, кроме похода на базар за моим новым платьем. Но Альмахаиму он сказал, что есть дела, которые требуют скорейшего завершения и он покидает Онферин.

Как же всё-таки я засмотрелась на новое и незнакомое, и совсем забыла про Вахалу с её чудищами. А ведь рядом с ней ещё какой-то демонолог… И где-то там враг Шута, о котором я знаю только одно: он очень опасный и я не должна вмешиваться в их драку.

Интересно, мы уедем завтра утром или он под вечер в дорогу соберётся? После всего, что я успела увидеть в Сурайе, уже ничему не удивлюсь…

На базар мы отправились, когда солнце перевалило за полдень. Выспавшийся, Джастер заметно подобрел и во время нашего обеда улыбался и даже подшучивал надо мной, когда я пожаловалась, что брать всю еду руками неудобно и есть за ширмой мне не нравится.

— Это последний раз, Янига, — улыбнулся он, споласкивая пальцы в чаше с водой. — Мы уезжаем.

— Сегодня?

— Да. Купим тебе одежду и поедем. Время дорого, а мы и так сильно задержались.

Да уж, задержались… Сколько он времени и сил на этот караван потратил… Думать о том, что Шут хочет поскорее от меня избавится, совсем не хотелось.

— А куда мы так спешим?

— На праздник, конечно. — Джастер посмотрел на меня. — Ты забыла, что в Эрикии скоро праздник урожая?

Забыла. После всего, что я успела тут увидеть, Эрикия мне стала казаться каким-то давним сном. И кое-что, точнее кое-кто, не добавлял этим воспоминаниям ни капли радости.

— Ты собираешься в Салаксхем? Ты уверен?

— Уверен. И не бойся, ведьма. Твою каргу я оставлю тебе, а с остальным разберусь сам.

Шут встал, давая понять, что время отдыха для меня закончилось.

Вахала — мне, а с остальным он разберётся…

— Ты про этого самого демонолога? А кто это?

— Тот, кто заключил сделку с одним из сильных демонов Преисподней. — Шут что-то искал в торбе. — Демонолог до конца жизни получает власть над слабыми демонами, которые подчиняются его хозяину, а взамен его душа в посмертии станет принадлежать тому, кому он сейчас служит.

— И как он не боится отдать свою душу?

— Люди падки на соблазны. Пока боги были на равных с демонами, за души людей шла скрытая, а иногда и явная война. Сейчас люди забыли про богов, но по-прежнему легко соблазняются на власть, деньги и плотские удовольствия. Посмертие и душа кажутся им чем-то несущественным и неважным. К тому же плата отложена на потом, и поэтому многие люди считают, что им всё даётся даром. Демоны своего не упустят, как понимаешь.

— А как же те, кто служит Сурту?

— В что с ними не так? — удивился Шут. — Они служат ему сейчас и будут служить потом, если захотят. Всё, пошли, ведьма. Мирам уже заждался.

Он перекинул торбу через плечо, надел маску и плащ, и мне ничего не оставалось, как взять свою сумку и снова нарядиться в парн.

Мирам ждал нас во дворе вместе с нашими лошадьми. Огонёк и Ласточка были взнузданы и оседланы, а также нагружены торбами с овсом и сумками с едой.

Джастер сел в седло и я тоже взобралась на Ласточку. Невольник молча стоял, не поднимая глаз на грозного Ашу Сирая. Даже прислуга и хозяин караванного дома постарались скрыться и не попадаться Шуту на глаза, наверняка успев наслушаться об утреннем происшествии с ткачом.

Но Джастера это не устроило.

— Мирам, позови хозяина.

Невольник поклонился и исчез за широкой дверью. И почти сразу вернулся, следуя за упитанным и заметно испуганным хозяином этого места. В приоткрытой щели дверей тут же появились любопытные глаза и уши прислуги.

— Почтенный Ашу Сирай желал меня видеть? — поклонился хозяин. — Смею ли я надеяться, что…

— Я позвал тебя, чтобы ты стал свидетелем моих слов почтенный Назар, сын Расула. Но мне нужен ещё один свидетель, дабы никто не смог потом усомниться в сказанном и сделанном.

— Я стану таким свидетелем, Ашу Сирай! — внезапно раздался знакомый голос и Альмахаим, верхом на коне, появился в воротах. — Я буду рад оказать тебе такую услугу!

— Хорошо. — Белая маска ничем не выдала мыслей Шута по поводу неожиданного визита предводителя «ос». — Итак, почтенный Назар, сын Расула и доблестный Альмахаим, сын Садира, будьте свидетелями тому, что услышите. Есть ли у вас сомнения, что этот человек, Мирам из Торинды, принадлежит мне по праву его хозяина?

— Нет, — в один голос ответили мужчины.

— Если у вас сомнения, что этот человек служит мне?

— Нет.

— Хорошо. Мирам, ты верно служил мне и я обещал тебе награду за преданность и честность. Поэтому сейчас я дарую тебе свободу. Встань, Мирам из Торинды. Отныне ты свободный человек со всеми правами, которые предоставлены честным людям.

Невольник поднялся с колен, на которых стоял пока Джастер искал свидетелей и задавал свои вопросы. Бритая голова блестела на солнце, босые ноги были покрыты пылью, простые штаны и безрукавка из серой ткани выглядели потрёпанными, но взгляд чёрных глаз, впервые смело поднятых на Ашу Сирая, блестел слезами радости и благодарности.

Сколько же лет он пробыл в невольниках, что сейчас так радуется своей свободе? А может и не лет, может, просто радуется тому, что больше не нужно исполнять ничьи приказы? Нет, мне никогда не понять как можно продавать людей, словно скот…

— Возьми эту одежду и этот кошелёк, Мирам. И пусть больше никто не назовёт тебя своим невольником.

К ногам поражённого мужчины упал небольшой сверток и Мирам снова рухнул на колени, кланяясь до земли.

— Благодарю, гос…

— Я тебе больше не господин, Мирам. Встань. И возвращайся домой. Тебя там давно ждут.

— Благодарю! — Бывший невольник прижал свёрток к груди и поднялся на ноги, не переставая кланяться. — Благодарю тебя, Ашу Сирай, да будут благословенны твои дни!

— Прощай, Мирам.

Джастер развернул Огонька, и не оглядываясь на счастливого Мирама и озадаченно качающего головой хозяина караванного дома, выехал за ворота. Альмахаим посторонился, пропуская его, и тут же пристроился рядом. Я терпеливо поехала следом.

Зачем бы предводитель «ос» не вернулся, Джастер не будет менять из-за него свои планы.

— Что ты хочешь от меня, Альмахаим? — Шут негромко обратился к нежданному попутчику. — Должен ли я понимать, что ты уже закончил свои дела, и потому можешь позволить себе быть здесь?

— От твоей проницательности ничто не может скрыться, Ашу Сирай, — удивлённо ответил тот. — Я действительно закончил свои дела благодаря твоим мудрым советам! Один из невольников-торговцев согласился помогать мне в этом нелёгком ремесле. Я оставил его себе и удача благоволила мне! Он свёл меня с нужными людьми и за остальных невольников и танцовщиц я выручил те деньги, о которых ты говорил! Потому я хотел поделиться с тобой своей радостью и угостить тебя вечером, продолжив нашу беседу и изложив мысли, что пришли мне на ум о дальнейшем распоряжении прибылью.

— Я рад за твою удачу и успех в делах, однако не могу принять твоё предложение, Альмахаим. — Джастер отвечал ровно и спокойно. — Мои дела призывают меня в дорогу. Но я дам тебе ещё один совет — избавься от этого человека.

— Избавится⁈ Но почему, Ашу Сирай⁈ Ты же сам говорил, что…

— Ты хочешь зарабатывать на торговле невольниками? Тогда позволь, я тебе напомню — выгода в этом деле только тогда, когда невольники достаются тебе бесплатно. Ты готов стать разбойником, доблестный Альмахаим? Твои люди пойдут за тобой грабить честные караваны и совершать набеги на мирных людей?

Предводитель «ос» помрачнел, нахмурился и замолчал, пока Джастер сворачивал с улочки на улочку, минуя многолюдные и широкие улицы. Я только надеялась, что Шут не забыл про базар и просто направляется туда «короткой» дорогой.

— Ты снова спас меня и мою честь, Ашу Сирай, — прервал Альмахаим долгое молчание. — Могу ли я узнать, куда лежит твой путь, чтобы мы могли проделать его вместе?

— Мой путь лежит за пределы Сурайи. — Джастер посмотрел на предводителя «ос». Белая маска была спокойна. — Не думаю, что твоя семья готова ждать тебя так долго, как займут мои дела. Но я помню, где искать тебя, прославленный своей доблестью Альмахаим из Харезма.

— Возможно, мне стоит оставаться тем воином, которого ты узнал, — грустно ответил тот. — Я слишком несведущ в торговых хитростях и уже дважды чуть не опозорил своё имя и свою семью.

— Ты узнал достаточно и уберёг себя от возможных потерь. Это хороший опыт и у тебя нет причин сетовать на судьбу. Вспомни, когда ты учился владеть копьём и усмирять боевого коня, разве ты всегда побеждал? Разве не было падений и неудач в этом деле?

— Были, — согласно кивнул Альмахаим. — Но тогда я рисковал только своей…

— В любом деле не бывает только побед, бывают и поражения, — перебил Шут. — Слабый ломается от малейшего порыва ветра, но сильный встаёт и продолжает делать то, во что он верит. Спроси своё сердце, к чему оно призывает тебя, Альмахаим. Ум, осторожность и верный расчёт — твои надёжные союзники, какой бы путь ты не выбрал. У тебя есть деньги, чтобы сделать свою мечту явью. Помни о тех, кто поверил в тебя и доверил тебе свои деньги. Распорядись ими мудро. Об остальном я достаточно рассказал тебе сегодня. Больше мне нечего добавить к моим словам.

— Благодарю за беседу, Ашу Сирай, — воин остановил коня и поклонился. — Ты всегда будешь дорогим гостем в моём доме.

— Доброй дороги и удачи в твоём пути, доблестный Альмахаим. — попрощался Шут.

Когда всадник скрылся, мы продолжили путь по пустынным улочкам. Изредка нам встречались мальчишки или взрослые, но завидев белую маску и черную одежду, они тут же исчезали, не рискуя столкнуться с Ашу Сираем лицом к лицу.

Я ехала рядом с Джастером, размышляя о недавнем разговоре. Удивительно, как быстро этот Альмахаим оценил Шута и его знания. И ведь слухи его не напугали… Интересно, если бы Джастер не торопился разобраться с моими делами, он бы согласился учить его и путешествовать вместе?

Спросить я не успела: из-за очередного угла показалась женщина в развевающемся пестром парне, несущаяся верхом на муле. Следом раздались громкие и гневные крики погони.

Мы с Джастером занимали всю улочку и я подумала, что женщина столкнётся с нами, но она натянула повод и мул послушно замер почти перед мордой Огонька. Женщина вскинула голову, миг её глаза заметались между мной и Джастером, а затем она спрыгнула с мула, и ухватила Шута за ногу. В следующее мгновение она коснулась лбом его сапога и громко проговорила:

— О, Джасир, пард пустыни, сын Великой матери, я, Бахира, дочь песка и звёзд, приношу свою душу и тело к твоим стопам и именем Матери Матерей заклинаю принять их в твои руки!

ЧТО⁈

Шут заметно вздрогнул, брови маски взметнулись вверх, а внутри меня поднялось справедливое возмущение.

Душу и тело её принять в его руки просит⁈ Даже маска Ашу Сирая её не напугала⁈ Да кто она такая, чтобы вешаться на Джастера⁈ Он мой! И я не собираюсь его никому уступать! Откуда она вообще знает его имя⁈

Я открыла рот, чтобы выразить своё возмущение, но вместо этого внутри внезапно стало очень спокойно и с губ сорвалось:

— Она пойдёт с нами, Джастер.

Он снова вздрогнул, а в следующий миг моё спокойствие исчезло, словно его и не было. Я торопливо прикусила язык, недоумевая, что это и откуда взялось, а Шут едва повернул голову в мою сторону и кивнул.

И почему-то мне казалось, что он отвечал не мне, а кому-то другому.

— Хорошо. — Джастер уже смотрел на беглянку. — Именем Матери Матерей я принимаю твою душу и тело в свои руки. Отныне ты будешь служить госпоже Яниге, Бахира. Займи своё место.

— Да, мой господин.

Джастер чуть пришпорил Огонька, освобождая дорогу и Бахира со своим мулом проскользнула между ним и забором. Я не успела ничего сказать, как она коснулась лбом края моего парна.

— Я буду служить вам, моя госпожа.

Ответить, как и отдёрнуть ногу, я не успела. На дальнем конце улицы показались преследователи Бахиры.