Ашу Сирай (СИ)

41. Решение ведьмы

— Где эта дрянь⁈ Куда она скрылась⁈

— Смотрите лучше, бездельники, она не могла далеко уйти!

— Я говорил, что это дикая тварь! Такую надо держать на цепи!

— Поймаем — посадим!

— Сначала хозяин её выпорет за её непокорность! Эта пустынная кошка всё равно не годится для харема!

Трое разгорячённых погоней мужчин осматривались вокруг, тяжело дыша и опираясь руками на колени. Нас они не замечали, а Джастер молчал, скрыв за собой нас обоих. Бахира стояла возле меня, опустив голову и держа своего мула за повод, а во мне снова поднималось возмущение. Кем бы она ни была, и почему бы не попросилась под защиту Ашу Сирая, отдавать её в руки преследователей я не собиралась.

Выпороть и на цепь посадить⁈ Она им что, собака⁈ Что это за изверги такие⁈ Ни стыда, ни совести совсем не имеют⁈

И почему Джастер до сих пор молчит⁈

Словно услышав мои мысли, Шут тронул бока Огонька и лошадь выступила на шаг вперёд. Невидимая пелена, скрывавшая нас, спала, потому что трое преследователей, как один, обернулись в нашу сторону.

— А ты ещё кто?… — начал один из них и осёкся, так как Огонёк, высоко и внушительно поднимая передние ноги, неумолимо шла вперёд под тяжёлое молчание её хозяина.

Бахира вздрогнула, испуганно посмотрев на меня, но я жестом дала понять, чтобы она оставалась на месте. Что бы ни задумал Джастер, лезть ему под руку я точно не собиралась.

— А…Ашу… Сирай… — Донёсся до меня дрожащий голос. — Ч…что… Что… ты…

— Эта женщина душой и телом отныне принадлежит мне. — Холодный и грозный голос веял ощутимой силой. — Так и передайте своему хозяину. Вы не справились со своей работой. Вы её потеряли. Я — нашёл. Закон есть закон.

«Женщину без сопровождения мужчины может забрать себе любой желающий, и она станет джихайнен» — вспомнилось мне. Вот о чём он говорил…

Однако неудачливые надсмотрщики не спешили отступать. Видимо, они были наслышаны о вчерашних торгах Ашу Сирая на невольничьем рынке и потому решили испытать удачу.

— Но… Ашу… Сирай, — снова начал один из них и его голос с каждым словом звучал всё уверенней. — Я слышал, что ты очень ценишь своё время и женщины для утех тебе не нужны… Всем известно, что ты продал танцовщиц, которые были намного красивее этой негодной женщины! Она ни к чему не пригодна, кроме грубой работы! Зачем тебе эта дикая пустынная тварь, которую надо держать связанной и на цепи? С ней полно хлопот! Позволь, мы заберём её и избавим тебя от лишней заботы!

— Моё время и мои заботы вас не касаются. Убирайтесь.

— Но наш господин разгневается на нас…

— Ещё слово и на вас разгневаюсь я. Считаю до трёх. Два.

Над вскинутой вверх рукой появился шар чёрного пламени. Неудачливые преследователи развернулись и, толкаясь и падая, кинулись прочь, не разбирая дороги.

Шут неторопливо опустил руку, позволяя черному пламени исчезнуть, и остановил Огонька, давая понять, что мы можем приблизиться. Я посмотрела на Бахиру. Та не сводила с Джастера взгляда, полного восторга и восхищения, а ещё непонятной мне веры и преданности. Можно подумать, перед ней не Ашу Сирай, а сам Сурт во плоти!

Да что она себе позволяет⁈ Джастер — мой!

С трудом подавив неожиданную злость, я тронула Ласточку и мысленно пожелала Бахире потеряться где-нибудь ещё. Но она села верхом на своего мула и тот глухо зацокал копытами справа от меня.

— Едем на базар. — Не оборачиваясь, холодно сказал Джастер, когда я почти поравнялась с ним. — А ты молчи, пока я не разрешу тебе говорить. Если ты отстанешь или потеряешься — пеняй на себя. Я не буду тебя искать.

— Да, мой…

— Я не разрешал тебе говорить.

Ответом стал молчаливый поклон, и я ощутила внутреннее удовлетворение. Как бы там ни было, Джастер вовсе не собирался благоволить этой Бахире, даже приняв её именем Матери Матерей.

Сын Великой Матери… Это же она Датри имела ввиду? Но Джастер никогда себя так не называл. Он всегда говорил, что все люди — дети богов, а дети Шанака и Датри — это боги и демоны. Тогда почему она обратилась к нему именно так? Почему назвала себя дочерью песка и звёзд? Откуда знает имя Джастера, хоть и произносит его так странно — Джасир? Что значит — пард пустыни? И что заставило меня сказать то, что я говорить вовсе не собиралась?

Мне очень хотелось расспросить Джастера и эту самую Бахиру, но прямая спина Шута излучала такой холод и неприязнь, что я прикусила язык, загнав своё любопытство поглубже.

Неожиданное происшествие явно испортило ему настроение.

Очень скоро из переплетения улочек мы выехали на широкую улицу, полную людей, двухколёсных повозок и нагруженных животных всех видов. В этот раз Джастер не скрывался, и исходящие от него холод и недовольство заставляли людей уходить с нашей дороги быстрее, чем они успевали оглянуться и увидеть Ашу Сирая.

Так же быстро вокруг расползалась тишина, перемежаемая испуганными шепотками, и осторожными косыми взглядами. Появление Бахиры рядом с грозным мастером смерти не укрылось от любопытных глаз, и я слышала, как тихо и украдкой вздыхали другие женщины, сочувствуя бедняжке.

Сама дочь песка и звёзд ехала, опустив голову, и выглядела вполне несчастной. Но я не могла понять, то ли она так хорошо играла свою роль служанки, то ли, в самом деле, расстроена холодным отношением Шута.

Впрочем, это не моя забота. Намного важнее настроение Джастера, потому что мы приехали на это торжище за моими платьями, и я рассчитывала хоть немного поглядеть на местные диковины. Но когда он в таком настроении — на приятную прогулку можно не надеяться…

Базар Онфернина встретил нас множеством громких голосов и запахов. Аромат в воздухе был такой густой и насыщенный, что его можно было резать ножом. Я даже несколько раз чихнула, к счастью, в царящем вокруг шуме это осталось незамеченным. Под навесами, в шатрах, прямо на земле, на ковриках и невысоких столиках — люди торговали везде, где нашли свободное место. Продавали свежие и сушёные плоды, еду, сладости, тонкую расписную и грубую глиняную посуду, огромные кувшины. Но Джастер ехал мимо, не обращая внимания ни на торговцев, ни на покупателей, замолкавших при нашем приближении.

В этом мрачном расположении духа он миновал начальные ряды, и свернул туда, где вместо навесов были настоящие лавки.

Здесь уже был другой товар. Драгоценности, украшения, золотая и серебряная посуда, свёртки различных тканей, бесчисленные пёстрые ковры… К сожалению, я только мелком могла видеть всю эту красоту: о том, чтобы спешиться и посмотреть поближе всё, что привлекало глаз, даже речи не шло. Белый парн требовал быть молчаливой и послушной. Впрочем, Бахира тоже вела себя скромно и ехала на муле, опустив голову, а не смотрела по сторонам на яркую и пёструю красоту. Только сейчас я заметила, что её парн был хоть и пыльным, но из красивой и не простой ткани.

Интересно, сколько ей лет? Молодая ли она, красивая? Я ведь только испуганные глаза и видела, и даже не помню, светлые они у неё или тёмные, подведены, как тут принято, или нет. Руки у неё красивые, маленькие, загорелые. Пальцы тонкие и их кончики окрашены в красновато-коричневый цвет. Для грубой работы годится и не годится в харем? Хм… Неужели, она даже танцевать не умеет, как и я?

Ашу Сирай ехал шагом, и торговцы замолкали при его приближении. Никто не спешил предлагать свой товар, хотя все видели, что он не один. Интересно, он едет к кому-то конкретному, или просто ищет самого смелого?

Я не угадала.

Джастер внезапно остановился возле одной из лавок, хозяин которой был сух и стар. Его голову покрывал полосатый лоскут ткани, один конец которого был перекинут под подбородком и заткнут за обруч, удерживающий ткань.

— Анарзун. Лучшее. Немедленно.

В подтверждение слов на прилавок упало несколько серебряных монет, по размеру заметно крупнее привычных «листков» и даже «лепестков». Наверно, эти самые дирхи. Старик опасливо посмотрел на Джастера, потом на нас, пересчитал монеты и кивнул. Белая маска Ашу Сирая его пугала, но не слишком сильно.

— Хорошо, господин.

Следом на прилавке появилось сразу много одежды. Старик поднимал и показывал Джастеру широкие штаны, стянутые на щиколотках завязками, безрукавки, свободные рубахи, простые и расшитые узорами, яркие и тёмных цветов. Шут же лёгким движением руки давал понять нравится ему или нет. Очень быстро он выбрал несколько нарядов, и старик с поклонами протянул ему узел с одеждой.

— Забери, — коротко и холодно бросил Джастер.

Бахира, не покидая седла, наклонилась и подхватила покупки. Брови старика взлетели вверх, но Шута такая ловкость не удивила.

Неужели они всё-таки знакомы? Не просто так ведь он сердится, а она не испугалась того, кого боялась вся Сурайя… И… как она нашла Джастера в Онферине? Что их связывает⁈

Она же не его бывшая, правда, Матушка⁈

В ответ на моё внезапное отчаяние в глубине души появилась ощущение ласковой улыбки, и снова пришло спокойствие, словно сама Датри погладила меня по голове.

Не волнуйся, а слушай и смотри, Янига. Учись видеть и слышать…

Тем временем, Ашу Сирай продолжил своё шествие по базару. Он миновал богатые ряды, доехал до торговцев зерном и купил два больших мешка с овсом, которые тоже были погружены на мула.

Следующей покупкой стал шатёр из плотной светлой ткани, расшитый цветами. Свёрток с шатром был приторочен позади седла Бахиры, которая ехала, по-прежнему не поднимая головы.

За всё это время Шут не произнёс ни слова больше необходимого. К нам он даже не обращался, а с торговцами говорил так, что те серели от страха и заикались.

Недовольство Ашу Сирая было заметно на грани гнева.

Не смотря на это, я надеялась, что он всё-таки вернётся в ряды с нарядами и купит мне обещанное платье. Однако Шут направил Огонька в одну из улиц, и я поняла, что обещанных платьев не будет. А значит… Значит мне придётся доставать и зашивать свои старые платья.

Не ту же мужскую одежду мне носить.

От таких мыслей настроение испортилось окончательно, но оказывается, с покупками ещё не было закончено.

Через некоторое время петляния по улочкам мы подъехали к ещё одному базару, где продавали животных. Здесь были кони, мулы, те самые звери, похожие на горбатых лосей, и много мелкой домашней скотины.

А здесь-то мы зачем?

Он же не собирается наших лошадей продавать⁈

Ну уж нет! Я свою Ласточку не отдам!

Словно услышав мои смысли, Джастер обернулся. Белая маска заметно хмурилась, а от чёрных прорезей глаз веяло таким могильным холодом, что посреди жаркого дня меня пробрал озноб. Я мигом растеряла свой боевой настрой и прикусила язык. Шут перевёл взгляд на Бахиру. Та вскинула голову, почувствовав его внимание, и тут же поникла под его взглядом, сжавшись в седле, как и я.

Джастер отвернулся и направился к загонам с лошадьми.

Как и первом базаре, здесь люди тоже шарахались прочь, уступая дорогу Ашу Сираю. Слуги и невольники прятались за спины своих хозяев, сами торговцы испуганно смотрели на высокую и грозную фигуру в чёрном, наверняка молясь Сурту, чтобы этот покупатель их миновал.

Джастер же медленно ехал вдоль загонов, рассматривая лошадей. А лошади были красивые. Гнедые, рыжие и серые, они резвились в загонах, не обращая внимания на испуганных людей. Не слишком крупные, крепкие, поджарые, тонконогие, с выразительными глазами и высоко поднятыми хвостами, эти лошади чем-то напоминали домэрских. Наверняка тоже очень хорошие, иначе бы Джастер не приехал сюда…

Тем временем Шут подъехал к одному из загонов и спешился, жестом показав, чтобы ему открыли вход в загон. Невольники, не спрашивая разрешения резко побледневшего хозяина, с поклонами отодвинули загородку, и Джастер, бросив повод от Огонька мне, вошёл внутрь.

Огонёк недовольно фыркнула и попыталась освободиться, но я держала крепко. Бахира же, убедившись, что мне помощь не требуется, обратила внимание на Шута.

Джастер стоял посреди загона, а около десятка разномастных лошадей спокойно ходили и гарцевали вокруг, словно не замечая его. Невольники и слуги недоумённо переглядывались, а сам хозяинморщил лоб, не понимая, что происходит. Остальные посетители базара и владельцы других загонов собирались в любопытствующую толпу, но ближе, чем на десять шагов никто не осмеливался к нам подходить.

В какой-то момент за мелькающими лошадьми я потеряла Дажстера из вида, но не успела найти его взглядом, как неожиданно раздался резкий и пронзительный свист.

Что тут началось! Весь базар встал на дыбы! Мулы орали, кони ржали и били копытами, горбатые «лоси» тоже противно и трубно кричали… Мелкая живность блеяла на разные голоса, орали куры и утки, лаяли собаки…

Люди, собравшиеся поглазеть на Ашу Сирая, кинулись кто куда: кто-то ловить и успокаивать свой товар, а кто-то наверняка надеясь разжиться в кутерьме за чужой счёт. Хозяин загона схватился за голову, а невольники кинулись запирать проход, чтобы не выпустить лошадей.

Только наши лошади стояли на месте. Ласточка стригла ушами, а Огонёк недовольно трясла головой, фыркала, и била землю копытом. Видимо, у них и в самом деле была особая выучка. Впрочем, меня удивило не это, а то, как Бахира ловко и уверенно справилась со своим мулом, который попытался сбросить седока и поклажу. Сильно натянув повод, она заставила животное прижать голову к груди, и гладила его по шее, что-то приговаривая в длинное ухо.

Отвлёкшись от Бахиры, я огляделась в поисках Джастера. К моему удивлению, Шут спокойно шёл к выходу из загона, а следом за ним шла рыжая лошадь с белой полоской на морде. Под солнцем её шкура отливала яркой медью.

«Рыжие мне тоже нравятся», — вдруг вспомнилось мне, и я досадливо прикусила губу. Не за цвет же он эту лошадь выбрал…

И что это был за свист? Неужели это он свистел? Но зачем?

— Сколько?

Белая маска обратилась к хозяину загона. Тот вытер лоб рукавом, перевел испуганный взгляд с Джастера на лошадь и обратно и выдавил:

— П-пять… тысяч… По-чтенный Аш-шу Си…рай…

Одна бровь маски приподнялась, а прорези глаз прищурились.

— Сколько? — холодно переспросил Шут.

— П-пя… Четы… Три… — под непередаваемым взглядом Ашу Сирая торговец дрожал и обливался потом, то и дело вытирая мокрыелоб и лицо рукавами. — Д-две…

Прорези глаз прищурились ещё больше и торговец не выдержал.

— Ты-тысяча таланов, Ашу Сирай! — Он рухнул на колени, хватаясь за голову руками. — Только пощади, умоляю! У меня семья, жена, дети сиротами останутся! Пощади! Самое лучшее седло в подарок дам, уздечку дам, только не убивай!

Сколько⁈ Тысяча талонов⁈ За лошадь⁈ Да они что, с ума посходили⁈ Это же… Это же полторы тысячи роз! Это же гора золота!

— Тысяча, — холодно сказал Шут, выводя рыжую лошадь из загона. — Это не чистокровная сиглави или кохейлан, а полукровка. Она не стоит дороже. Седло и уздечку оставь себе.

Под ноги торговцу упало три туго набитых больших кошеля. Завязки на одном не выдержали, и из горловины на утоптанную землю ручейком потекли золотые монеты. Торговец разом забыл свои стенания и кинулся собирать деньги и кошели, пряча их за пазуху.

Я тихо застонала про себя. Он и в самом деле отдал за лошадь тысячу таланов! Да Вахала за мою голову награду во много раз меньше назначила! Да мне бы этих денег на всю жизнь хватило безбедно жить!

Ну зачем, зачем, зачем она ему⁈

Что в этой лошади такого особенного⁈

Почему она важнее, чем мои платья⁈

Не этой же Бахире же он её купил, в самом деле? У неё вон, свой мул есть! Пусть на нём едет! А ещё лучше, — убирается туда, откуда пришла!

Джастер, не обращая внимания ни на кого, забрал у меня повод Огонька, сел верхом и поехал вперёд. Рыжая лошадь шла за ним, как привязанная.

За конными рядами оказались лавки шорников, и там Джастер озаботился упряжью и прочим снаряжением для рыжей лошади и мула. Солнце уже клонилось к вечеру, когда рыжая была взнуздана и оседлана, мул нагружен нашими вещами, а Бахира пересела с него на новую лошадь.

Всё это время я молча злилась на всех них, и радовалась только тому, что парн скрывает моё лицо.

Больше всего мне хотелось прогнать эту Бахиру и высказать Джастеру то, что накопилось на душе. Но каждый раз натыкаясь на холодную черноту взгляда Ашу Сирая, я робела и прикусывала язык, понимая, что не стоит лить масло в огонь.

Слишком хорошо я помнила, какой он в гневе и стать причиной такой его ярости мне совсем не хотелось.

Бахира же послушно молчала, и с поклонами делала всё, что говорил Шут.

Когда Джастер закончил со всеми покупками и делами, солнце уже начало красить белые стены Онферина в оттенки золота. Звёзды на куполах сверкали, и город выглядел волшебно и очень красиво. Даже не скажешь, какиедела тут творятся…

К воротам города мы успели в последний момент, когда стража уже торопила последних желающих пройти в город. Конечно, Ашу Сираю грозная охрана не сказала ничего, и наша троица выехала за ворота в молчании, провожаемая косыми взглядами.

Как я и ожидала, с дороги Шут свернул очень скоро, едва Онферин скрылся за очередным холмом. Наши лошади шли ходкой рысью, и я заметила, что рыжая ничем не уступала Ласточке или Огоньку. Мул, нагруженный нашими вещами и привязанный к рыжей, спокойно трусил следом. Бахира держалась в седле легко и привычно, по-прежнему не прерывая своего молчания. Я тоже не спешила начинать разговор, понимая, что сейчас для этого не время и не место.

Поговорить с Джастером я успею, главное сейчас от него не отстать по этому бездорожью…

Очень скоро холмы с садами и домиками остались за спиной, и перед нами, от края и до края, протянулось бесконечное поле высокой травы. Пушистые хохолки клонились под ветром, и казалось, что вокруг нас несёт свои волны «море» из серебра и золота…

Изредка в этом «море» встречались островки из невысокого кустарника, но Джастер не останавливался, и я не успевала рассмотретьдетали.

Наша скачка продолжалась почти до сумерек. Лишь когда солнцу оставалось совсем немного до края земли, Шут направил Огонька к одному из таких островков.

Без лишних слов он спешился, привязал лошадь к ветке и направился к мулу. Мы с Бахирой тоже спешились, привязали своих лошадей рядом с Огоньком и стали помогать обустраивать наш ночлег.

Вещей оказалось намного больше, чем я думала. Среди поклажи нашлись колышки и невысокий шест для нового шатра. Пока Джастер возился с ним, мы с Бахирой наломали для костра сухих веток кустарника с мелкими листочками, на ощупь словно покрытыми воском. У корней земля была влажная и Бахира раскопала ямку поглубже. Забил родник и я поняла, что сама бы даже не подумала о таком. Временно забыв свои обиды, я помогла ей сделать ямку глубже, чтобы можно было набрать воды для нас и лошадей…

Пока я набирала воду в котелок, Бахира занялась лошадьми и мулом. К ней присоединился Джастер, который поставил шатёр и отнес в него наши вещи, оставив у костра только свою торбу и одну из сумок с едой.

Когда костёр был разведён, а лошади и мул обихожены, мы, наконец, сели возле огня. В котелке уже закипала вода, в которую Джастер бросил листья чифе. Я достала лепешки и вяленое мясо, а Бахира из своей поклажи достала мешочек с сушеными фруктами.

И только теперь Шут снял маску Ашу Сирая.

— Сын Великой Матери всё также отважен и прекрасен, как на страницах моей памяти, — негромко сказала Бахира, глядя на хмурого Шута с неподдельным восхищением. — Воистину, ветер времени не властен над ним!

Что⁈ Ветер времени не властен?

И… они, всё-таки, знакомы⁈

Но я не успела даже возмутиться или открыть рот, чтобы задать вопросы, как Джастер заговорил.

— Я принял тебя, Бахира, только для того, чтобы помочь тебе покинуть Онферин. Дочери песка и звёзд не место среди невольников и наложниц. Теперь ты свободна. Твою лошадь зовут Эльнару, Пламя. Забирай её и возвращайся к своему народу. Ни я, ни госпожа Янига не будем держать тебя.

На женщину он не смотрел, помешивая листья чифе в кипящей воде, пока я кусала губы под парном, стараясь не разревется в голос от досады и обиды

За целую тысячу таланов он ей лошадь купил, значит, чтобы она домой уехала, а для меня и пары серебряных дирхов пожалел на новое платье, хотя обещал… А я так ждала и надеялась…

Бахира вздрогнула и замерла с узорной глиняной чашкой в руках, которую достала из своего мешка, а затем медленно опустилась на колени и поставила посуду на землю. Но я ошиблась, когда решила, что она обрадовалась такой новости.

Она подняла руки, — на тонких запястьях тускло блеснули многочисленные браслеты, — и сняла парн с головы. Увидев её лицо, я тихо ахнула от изумления, забыв свои обиды.

Бахира оказалась старше меня и наверно, даже старше Холиссы. И хотя она не была ведьмой, но при этом сохранила удивительную красоту. Чёрные блестящие волосы были заплетены во множество тонких косичек, хитроумно уложенных на голове и украшенных каменными колечками и золотыми накладками с красными и синими камнями. Её кожа золотилась почти как у Джастера, но удивительней всего были рисунки на её лице. Странный голубой полумесяц, больше похожий на коровьи рога, украшал её лоб, над прямыми чёрными бровями от него изогнутыми линиями разбегались красные точки и такие же точки украшали её скулы, привлекая внимание к глазам. Губы, всё ещё полные и чувственные, были выкрашены в тёмный цвет.

Необычные глаза Бахиры — светлые, с тёмным ободком, были тонко подведены чёрным, и отражали свет костра, словно глаза настоящей кошки.

Она была красива зрелой и спокойной красотой и в тоже время эта красота была настолько необычна, что я не могла перестать смотреть на неё, хоть и понимала, что это становится неприличным.

А вот Шут, как обычно, лишь глянул мельком и снова смотрел в огонь.

— Помнит ли могучий Джасир, что означают эти знаки? — Бахира, слегка смущённая таким невниманием, коснулась окрашенными кончиками пальцев рисунков на лице.

— Да, — коротко ответил Шут, снимая котелок с огня. — Поэтому скажу ещё раз: возвращайся к своему народу.

— Помнит ли пард пустыни дитя, что спас однажды в диких песках?

— Помнит. — Хмуро ответил Джастер, по-прежнему не глядя на женщину.

— Не стёр ли ветер времени те страницы памяти, где записаны дни, что провёл мудрый Джасир среди маджанов?

— Не стёр, — ещё мрачнее буркнул Шут. — Я всё помню, Бахира, поэтому не испытывай моё терпение своими вопросами.

— В таком случае, сын Великой Матери помнит и то, что мы, маджаны, всегда молились той, что дала жизнь всему живому под своим звёздным покровом, — с неожиданным достоинством сказала Бахира, а я поняла, что она не так проста, как показалось на первый взгляд, и не уступит Джастеру в упрямстве.

И что это за дитя, которое он спас в этой самой пустыне? Её дочь или сын?

— Мать Матерей всегда освещала наш путь своей улыбкой, и она благословила мой род и меня даром своих видений. Много раз эти видения спасали нас от бед и невзгод и мудрый Джасир прав в том, что моё место было среди маджан. Но я здесь, ибо такова воля Великой Матери. Она явилась ко мне и повелела найти того, кто однажды спас жизнь неразумного дитя, кто показал нам новый путь, кто помог моему народу преодолеть плен песков, обрести новый дом и сохранить свободу. Того, чьё имя по-прежнему заставляет трепетать от страха сердца людей с душами шакалов, как пустынный заяц трепещет при виде парящего в небе орла. Великая Мать поведала мне, что пришло время вернуть мой долг и долг народа марджан. Повинуясь её воле, я отправилась в проклятый город на берегу Белой реки. Я проделала долгий путь, и наши воины сопровождали меня до стен проклятого города, но дальше я должна была пойти одна. Признаюсь, Джасир, я была неосторожна, потому один из этих нечестивцев, забывших своих матерей, увидел меня и пожелал получить себе, словно ребёнок новую игрушку. Но ведомая рукой Великой Матери, я нашла тебя, мой господин. И выполняя её волю, я останусь с Джасиром и последую за Джасиром, куда бы ни лежал его путь. Это мой долг и долг моего народа перед тобой. Любой из маджан тоже принял бы его с честью, но Мать Матерей доверила мне исполнить его.

Видения от Великой Матери? Нашла нас, ведомая её рукой, чтобы помогать Джастеру и вернуть долг?

Ох, у меня от этих тайн скоро голова лопнет…

— Кто остался вместо тебя?

— Моя дочь заняла моё место и стала руятон маджан вместо меня.

— Где твой конь?

— Мой конь вернулся в свой табун, Джасир. И я благодарна тебе за столь щедрый подарок.

Да уж, щедрый… Драгоценный! В целую тысячу таланов…

— Знаешь ли ты, куда я направляюсь?

— Нет, мой господин. Великая Мать не открыла мне этого.

— Я еду на север. В страну, где люди не помнят богов и почти утратили свою силу. Там говорят на другом языке, там мужчины и женщины ведут себя совсем иначе, чем здесь. Там у меня и госпожи Яниги есть дела и они опасны. Я ничего не могу тебе обещать.

Бахира посмотрела на меня, а потом снова перевела взгляд на Шута. Светлые кошачьи глаза были полны незнакомого мне спокойствия и уверенности.

— Такова воля Великой Матери, Джасир. И таковы моя воля и моё решение. Я еду с тобой.

— На моём пути есть опасности, с которыми ни ты, ни люди ещё не сталкивались, Бахира. Ты можешь погибнуть.

Я думала, эти слова её напугают своей откровенностью, но женщина только чуть вскинула голову, а на тёмных губах появилась лёгкая улыбка.

— Жизнь и смерть всегда держаться за руки, как влюблённые. Кто боится смерти, тот не познает истинный вкус жизни. Так ты нас учил, Джасир, и эти слова вошли в кровь и плоть моего народа. Я не боюсь умереть. Мои глаза по-прежнему остры, а мой слух не изменяет мне. Мои руки помнят, как держать саберон, а моё тело в силе и ловкости не уступит юным девушкам. Я могу позаботиться о себе и не стану обузой для тебя, Джасир.

Смерти она не боится и не станет обузой… Ой мне…

Шут же впервые взглянул на Бахиру. Взгляд был тёмным и усталым.

— Сегодня мне пришлось купить для тебя лошадь, Бахира. И не только её. Твоё появление очень сильно спутало все мои планы.

Это его откровенное признание внезапно сняло груз обиды с моей души. Вот почему он так злился… И вот почему я осталась без обещанного платья. Ему пришлось не только для Бахиры лошадь купить, но ещё и свои планы из-за неё менять… А значит… Значит, не попроси она его о защите именем Матери Матерей и не скажи я что она едет с нами, Джастер не стал бы так о ней заботиться. Проводил бы за городские ворота и езжай на своём муле, откуда пришла…

И лошадь он бы покупать не стал. А купил бы мне платья.

Планы она ему спутала… И мне тоже, между прочим!

Женщина опустила глаза, сложила перед собой руки и низко поклонилась в ответ, едва ли не коснувшись лбом земли.

— Я искренне сожалею, что так вышло, о Джасир. Я в неоплатном долгу перед тобой. И потому я буду служить тебе и…

— Ты готова выполнить всё, что я попрошу или потребую от тебя? — перебил Шут.

— Да, Джасир, — спокойно и с достоинством ответила она, выпрямив спину и глядя ему в глаза. — Я сделаю всё, что ты скажешь.

— Хорошо.

Джастер вздохнул, и я поняла, что разговор закончен.

— Дорога до нужного места займёт несколько дней. Для начала тебе придётся выучить язык Эрикии. К госпоже Яниге, — он кивнул в мою сторону, — обращайся только так. Госпожа Янига понимает тебя, хоть и не говорит на языке маджанов, так что будете учиться друг у друга. Спать будете в одном шатре. Пока мы не достигли границы, переоденьтесь в это, — он пошарил в наших вещах и протянул Бахире свёрток. — Всё остальное — потом. Завтра мы выходим рано, так что поешьте и ложитесь спать.

— Да, Джасир, — коротко и с достоинством склонила голову Бахира.

Шут налил себе чифе, взял лепешку и полоску мяса, встал и пошёл прочь от костра, оставляя нас с Бахирой наедине.

Я только вздохнула, понимая, что он не желает больше говорить на тему своего прошлого, а значит, со всеми вопросами придётся подождать. Или…

Или как-то расспросить эту Бахиру.

В конце концов, раз уж она идёт с нами и это воля самой Датри, мне нужно найти с ней общий язык. Впрочем, сначала лучше действительно поесть.

Я сняла парн, но не успела донести лепёшку до рта, как обнаружила, что моё лицо оказалось в сухих и горячих ладонях Бахиры, а светлые глаза смотрят на меня с искренним любованием.

— Госпожа прекрасна. — Она касалась меня легко и ласково, тёмные губы улыбались. — Хозяин песка и неба щедро одарил госпожу своим огнём. Мудрый Джасир хорошо спрятал госпожу от непотребных взглядов.

— Я просто рыжая, — буркнула я, внезапно смутившись под её взглядом. — В моей стране это обычное дело.

— Почему госпожа сердится на меня? — удивлённая Бахира не поняла ни слова, но легко уловила мой тон. — Я сказала что-то плохое?

— Нет! — Я торопливо покачала головой, потому что добрый и проницательный взгляд смущал меня всё сильнее.

Бахира словно поняла это и отступила, сев рядом.

— Моя дочь, Айшу, «Звезда», теперь стала руятон для моего народа, — она смотрела на небо, где зажигались звёзды. — Ей столько же лун, сколько госпоже. Я верю, что однажды снова увижу её.

— Откуда ты знаешь, сколько мне лун? — удивилась я, совсем забыв, что Бахира не понимает моего языка. — Ой, прости…

— Как зовут юную госпожу? Что означает её имя? — спросила она, протягивая мне мою чашку, полную чифе.

— Янига, — ответила я, удивившись её вопросу. — Это ничего не означает, просто имя.

— Яния, — довольно кивнула она. — «Добрая и любимая». Это имя очень подходит той, что щедро одарена Отцом и Матерью.

От этих слов желание поправить Бахиру исчезло прежде, чем я успела открыть рот.

Яния. Добрая и любимая… Вот бы Джастер меня так назвал…Хотела бы я такой быть для него…

Словно услышав мои мысли, Шут возник из темноты, снова наполнил свою чашку чифе, прихватил ещё пару лепёшек и полосок мяса и исчез так же молча, как и появился.

Мне очень хотелось просто побыть с ним рядом, но он не желал сейчас ничьего общества. Наверняка обдумывает новые его планы, да и его любовь к тишине и одиночеству никуда не делась.

Но мог бы хоть у костра посидеть, а не уходить в ночь. Вместе бы помолчали…

— Сын Великой Матери открыл своё сердце людям, но по-прежнему не желает открывать его человеческим дочерям. Наша красота и чувства не прельщают его. — Бахира с грустной улыбкой смотрела вслед исчезнувшему в темноте Шуту, и я вдруг поняла, что она тоже влюбилась в него однажды и продолжает любить даже сейчас.

Её дочь… Неужели… Нет, этого не может быть. Я помню, как он смотрел на Фелисию и как спасал ребятишек в Чернецах. Может, любовь Бахиры его ни к чему и не обязывает, но я уверена: он бы знал, что у него есть ребёнок, и ни за что бы не оставил свою дочь и её мать.

Значит, когда-то он спас её дочь от смерти и помог её народу найти новый дом и обрести свободу. Поэтому Бахира безоговорочно верит и доверяет Джастеру. Не то, что одна ведьма, которая до сих пор…

Нет, в Шуте я больше не сомневаюсь. А вот в себе, как в женщине…

Не открыл своё сердце…

«Забудь, ведьма».

«Забудь, не то я тебе смотрела…»

Ох… Неужели… Неужели Бахира права, и даже та нежность и забота, которую я узнала с ним рядом, ничего… совсем ничего не… Нет, не хочу об этом думать! Не сейчас.

Джасир, Сын Великой Матери… Пард пустыни, который однажды помог целому народу…

Ещё одно его прозвище и страница из прошлого, о которых я случайно узнала.

И каждая страница всё больше отдаляла его от меня. Словно между нами одновременно разверзлась пропасть и вырастала стена.

«Не равна тебе птица по полёту…»

Ох, не равна, Даэ Нану. Совсем не равна.

Великие боги, я начинаю скучать по тем дням, когда считала Джастера простым музыкантом, ставшим наёмником из-за несчастной любви, и сочиняла свои сказочки, а он шутил и смеялся надо мной…

Как давно это было… И как наивна и беззаботна я тогда была…

Останусь ли я в его памяти, когда он закончит с моими делами? Ведь я — не его женщина. Не его Яния…

Женская красота и чувства его не прельщают… Знаю. Уже сама это поняла.

Ох, Янига, Янига… Молись — не молись Датри, а любовь или есть — или её нет.

Взгляни уже правде в глаза. Скольких, как ты, он уже повстречал, помог им и оставил? Вот она, одна из его прошлого, рядом сидит…

И ты также по нему вздыхать будешь.

Не сможет он меня отпустить, как же… Сколько раз уходил, когда я по глупости его прогоняла…

Вот и сейчас так будет. Закончит помогать мне с делами и уйдёт.

И никакие мольбы его больше не остановят.

Потому что… потому что браслета двух судеб больше нет. Сама порвала. Сама отказалась.

А он… Он принял это моё решение. Потому что свобода воли. Потому что Шанак уважает решения Датри, а он… Он берёт пример с Шанака. Сын Великой Матери…

Только вот мне с Датри никогда не сравнится.

И ровней ему не стать.

Великие боги, мнила когда-то себя умной, гордилась тем, что я ведьма, мечтала Холиссу превзойти, чтобы мужчин покорять, а сама даже местным наложницам в подмётки не гожусь… И красота моя ничего не значит.

Не ведьма, а глупая деревенская девчонка, которая даже о себе толком позаботиться не может.

Бахира ему обузой не будет.

Это я для него обуза, которой он помощь пообещал, потому что по судьбе.

И если бы не эта его судьба — прошёл бы мимо и не заметил.

Горько-то как…

— Я вижу, мои слова огорчили госпожу. Не печалься, Яния, покушай, — Бахира с ласковой улыбкой протянула мне тёмный сушёный фрукт. — Это успокоит твой ум и порадует твоё сердце.

Тихонько вздохнув, я взяла угощение. Фрукт оказался очень сладким и вкусным, только с крупной и длинной косточкой внутри. Я выплюнула её на ладонь и вспомнила, как Джастер когда-то давно накормил меня снежноягодником, а потом толок высушенные семена, чтобы сделать яд.

Ничего он Бахире обещать не может, потому что мне обещал помочь.

Опасные у него дела… Пошутил он, что ли? По сравнению с тем, что я успела увидеть в Сурайе, Вахала для него такая мелочь…

Но рядом с ней есть ещё какой-то демонолог, с которым Джастер собирается разобраться сам. И где-то скрывается враг Шута, из-за которого он и дал мне пузырёк с ядом. Потому что это будет лучший выход для меня…

Ох, Великие боги… Надеюсь, мне никогда не придётся воспользоваться тем пузырьком.

Но что теперь он будет делать, когда в его планы вмешалась сама Датри, прислав Бахиру? Зачем ей изображать служанку? И какую роль на этот раз он придумает для меня?

Ведь госпожу ведьму Янигу в Эрикии по-прежнему ищут по дорогам «волки», а по лесам — любители лёгкой наживы. Вахала наверняка уже знает о случившемся на Гнилушке и награда за мою голову заметно выросла. И под белым парном там не спрячешься…

А может… Может, эта карга взъярилась настолько, что демонов уже посреди дня на людей насылает, пока я тут, с Джастером… Хотя нет, это не она их насылает, а тот самый демонолог…

Или, всё-таки, она? В Пеггивилле же она приворот на свинью сделала…

И как я должна с ней разобраться, по его мнению? Мои боевые заклинания не для людей, ими попугать только, а проклятиями я раскидываться не могу. Хороша ведьма, которую из-за своих же проклятий тошнит… Не на мечах же мне с ней драться, в самом деле? Это вообще не ведьминское умение. Сам же сказал, что сам убьёт, кого надо…

А ведь там ещё герцог и его сын… Они тоже в стороне стоять не будут, раз их Вахала околдовала. С ними-то что делать? Если они хоть как-то пострадают, это уже не шутки, это смертная казнь, будь ты хоть трижды ведьма.

Или… Джастер потому и дал мне этот пузырёк, чтобы на Вахале его использовать? Но как к ней подобраться, чтобы в еду или питьё отраву налить? Она же во дворце герцога засела, по трактирам не ходит, с золотых тарелок ест, из драгоценных кубков пьёт…

Надеюсь, Холисса с Микаем до Кронтуша благополучно добрались. Хорошо, всё-таки, что она с ним поехала, и за Микаем приглядит, обмануть его не даст, а сама в безопасности, подальше от этой карги и её разбойничков.

Ой, мне… Всё хотела в тайнах Джастера разобраться, а про свои заботы забыла совсем.

Задумавшись о будущем, я не заметила, как сжевала мясо и лепёшку, запивая чифе. Бахира также молча ела, сидя в шаге от меня.

Когда я поела, то поняла, что Шут не собирается возвращаться к костру. Видимо, он ушёл к нашим лошадям. А мне придётся спать в новом шатре. Он, конечно, красивый и большой, только…

Только я хотела делить его с Джастером, а не с этой… Бахирой.

Но что я могла сделать, если её прислала сама Датри? Даже Джастер не стал перечить воле Великой Матери, да и мнение Бахиры он тоже… уважал.

Как и моё. Иногда. Из его покупок на базаре я ничего не увидела, подходящего для моего нового платья.

— Джасир прав. — Бахира тоже закончила с ужином. — Мы все должны отдохнуть перед дальней дорогой.

Она встала, взяла свёрток с одеждой, который оставил Шут, забрала свою чашку, и пошла к мое… нашему шатру.

Я посмотрела в темноту, где скрывались наши лошади и Джастер, и со вздохом отправилась следом за Бахирой.

Как оказалось, Шут опять обо всём позаботился. В шатре горела моя лампа для чтения, лежало несколько ярких и пестрых покрывал и красивые подушечки, украшенные кистями. Ещё стояла небольшая жаровня на треножнике.

Бахира развернула сверток и достала нам новую одежду. Широкие штаны, вышитые рубахи, длинные безрукавки, пояса в виде длинной и широкой ленты, ещё какие-то свёртки ткани и… Это-то он когда успел? Кожаные сапожки, украшенные вышивкой!

— Ай, Джасир! Ай, хитёр! — Бахира всплеснула руками. — Воистину, никто не сравнится с его умом и хитростью!

Я только сердито нахмурилась. Вот же какой! Этой Бахире, значит, всё понятно, а мне даже слова не сказал! И как я должна теперь с ней разговаривать, если она меня не понимает⁈

Ещё и переодеваться при ней… Ладно, хоть у этой…этого… этих… ткань обычная, а не это бесстыдство…

Я скинула парн, но не успела протянуть руку за рубахой.

— Что это, госпожа? — Бахира с неприкрытым изумлением смотрела на ожерелье с когтем кхвана, о котором я совсем забыла, настолько привычно и незаметно оно лежало на груди, не царапая кожу и не цепляя тонкую ткань.

Я коснулась гладкого огромного когтя, размером с мою ладонь и ощутила едва заметное тепло внутри. Он словно дремал, но прислушивался ко мне, что хочет хозяйка?

Почти как Живой меч. Волшебство Джастера во плоти. Надёжное и сильное, как он сам.

— Это… — я хотела сказать «подарок Джастера» и осеклась от внезапного понимания того, насколько привыкла во всём полагаться на Шута.

Вообще во всём.

Он начал заботиться обо мне почти с самого начала нашего знакомства и заботился до сих пор. Еда, одежда, ночлег, оружие, склянки для зелий… Да даже пошлину в город платил он, а не я! Но, самое главное, он заботился о моей безопасности. Госпожа ведьма Янига сражалась только там, где Шут был уверен, что я справлюсь, и я справлялась. С помощью драксы, с помощью Микая, с помощью… Бахиры?

Великие боги… Неужели… Неужели Бахира пришла для того, чтобы помочь мне справится с Вахалой⁈

Но… Но какая я тогда буду ведьма-защитница, если не смогу сама победить эту каргу? Какое право я буду иметь называть её надел — своим? Ведь я… я ничего не сделала сама.

Джастер то, Джастер сё. Джастер не уходи, Джастер уходи. Джастер спаси меня, убей разбойников, убей Вахалу, убей демонолога… Купи мне платье, сшей мне туфли, сделай для меня то, сделай это… Сколько ещё он бы нянчился со мной и кого ещё ему пришлось бы убить спасая меня, чтобы я наконец поняла: так нельзя.

Он — не мой «пёс», чтобы всю жизнь сидеть возле моей юбки и охранять меня от всего и вся.

Он не мой слуга, чтобы всю жизнь кланятся «госпоже ведьме», которая сама о себе позаботиться не может.

Он — не бедный музыкант и шут, который побирается по дорогам и поёт скабрезные песенки по трактирам, потому что больше ничем не может заработать на кусок хлеба.

Он знает столько, что наверняка заткнет за пояс всех королевских волшебников, вместе взятых.

Он — Ашу Сирай, могучий мастер смерти, чьё имя держит в страхе целую страну. Он тот, кто на равных говорит с самим Тёмнооким Суртом и его Верховным Взывающим. Он — Джасир, пард пустыни, сын Великой Матери, который спас целый народ и которому готова служить та, что занимала не последнее место у себя дома.

И это только в Сурайе. А ведь есть и другие страны, и другие народы, где Джастер тоже наверняка известен…

Сколько у него масок? Сколько имён?

Шут знал и умел столько всего, что мне целой жизни не хватит, чтобы узнать его тайны и научится хотя бы крохам того, что знает он.

Ему только крыльев не достаёт…

Его враг таких, как Вахала, на завтрак, обед и ужин ест, если захочет. Ха… Джастер своему врагу наверняка ничем не уступает.

А я? Кто я?

Что я сама достигла в своей жизни?

Зелья из «мусора» делать научилась за двенадцать лет? Туфли из плохой кожи покупать, медяки зарабатывать, «изыди» на всё озеро орать да нос задирать, потому что «госпожа ведьма»?

А ещё за Шута прятаться и на него же обижаться. Потому что он мне помочь обещал, а я вместо благодарности и ответной помощи ему на шею села и ноги свесила. Ещё и недовольства высказывала: то мне не так, это не этак.

Дитя капризное, а не ведьма. Стыд и позор такой быть.

Женщина для мужчины честь и совесть… Позорище я для него, вот кто.

Шут полудурка изображал, чтобы разбойников обмануть, а я и в самом деле такой была.

Это не он «не мой мужчина», а я ему даже в подмётки не гожусь.

Ему даже местные невольницы со всей свой красотой, умениями и умом не пара.

Матушка, Датри, какой необыкновенной была та женщина, что Джастера с одного взгляда покорила…

Уж точно не такая наивная и капризная дурочка, как я.

Великие боги… Он, наверное, спит и видит, как от меня отвязаться поскорее.

Новое осознание окатило меня холодом изнутри.

Так больше нельзя.

Я должна сама заботиться о себе и сама справляться со своими врагами и трудностями.

Кому много дано, с того много спросится, да?

Не знаю, что мне дали Шанак и Датри, кроме веснушек, рыжих волос и моего дара, но я пока ничего не сделала, чтобы даже это доверие оправдать.

Только ныла да за Джастера цеплялась, надеясь, что он всё за меня сделает.

И капризничала, как дитя.

Как он говорил? «Сильный враг — это хорошо. Значит, ты тоже сильна, раз тебя сочли достойным противником». «Ты доверяла своей силе и поэтому всё получилось». «Ты не веришь себе и потому не веришь мне?»

Выходит… выходит я до сих пор не доверяю себе и своему дару, раз боюсь… боюсь выйти из тени Джастера.

Но это моя забота как победить Вахалу. Моя забота, как потом разобраться с герцогами. Моя забота, как оправдывать своё имя госпожи ведьмы-защитницы и помогать людям тех наделов, хозяйкой которых я себя объявила.

Любовь…

Любовь ни к чему не обязывает. Сколько раз он говорил мне это? Но только сейчас я поняла, что он имел в виду.

Он оставил свою возлюбленную с другим, потому что она так выбрала, и ушёл. Но продолжает её любить до сих пор.

Бахира любила Шута, но это не помешало ей жить, растить дочь и быть счастливой, когда Джастер оставил её народ. Она не кидалась ему в ноги в слезах и с мольбами остаться, потому что без него не справится.

Даже сейчас она пришла помочь ему, встать рядом с ним, а не быть для него обузой.

Это была не только воля Датри, но и её личное решение. Её выбор, её свободная воля.

Она не переживала о том, как оставить Джастера возле себя. Она не просила у него ни новой одежды, ни лошадь за тысячу таланов. Но приняла их как его подарок, с благодарностью и… и готовностью отплатить добром за добро.

Значит, я тоже должна последовать этому примеру. Не важно, уйдёт Шут или останется, когда мы… я разберусь с Вахалой. С Джастером или без, моя жизнь не закончится после этой победы. Я должна сама думать, что я хочу, что мне делать и как жить дальше.

Как… как взрослая ведьма.

— Яния? — Бахира смотрела на меня озабоченно. — Всё хорошо, госпожа моя?

— Да. — Я сжала коготь квана в кулаке, словно это могло помочь мне укрепить моё решение. — Всё хорошо. И пожалуйста, Бахира, зови меня Яния.

— Гос… — Она удивлённо посмотрела на мой палец, который я осторожно приложила к её губам.

— Яния, — с улыбкой повторила я, опуская руку.

— Яния, — улыбнулась в ответ Бахира. — Раз ты из другой страны и не знаешь нашего языка, то, наверное, не умеешь носить анарзун. Помочь тебе одеться?

Не умею носить рубаху и штаны? Да что тут уметь-то? Я с Джастером скоро и не такому научусь… Но Бахира смотрела так ласково, что я сдалась и кивнула.

Оказалось, что я правильно поступила. То, что я принимала за перед рубахи, оказалось её задом. Впереди она запахивалась и завязывалась сбоку. Штаны тоже имели хитрость: они обматывались внизу тонкими лентами и тогда нога очень плотно сидела в сапожке. А под сами сапоги одевались шаварибу из тонкого полотна, как назвала их Бахира. Поверх всего этого Бахира надела на меня гамиз — ту самую длинную безрукавку, и несколько раз обмотала мою талию широким поясом.

— Спасибо, — я оглядывала себя в новом наряде, думая, что одна и в самом деле бы не справилась с такой одеждой. Точнее, сделала бы всё неправильно, и Джастер бы долго шутил надо мной по этому поводу.

Хотя нет. Он бы уже не шутил. Ему надо столько всего обдумать.

И я должна ему сказать, что больше не буду ему обузой.

Оставив Бахиру переодеваться, я вышла из нашего шатра и отправилась искать Джастера.

Шут сидел в траве в десятке шагов от стреноженных животных. Обняв колени, он жевал травинку и смотрел, как разгораются в небе звёзды. Громко стрекотали кузнечики, лошади и мул негромко фыркали, глухо переступая копытами, ветерок колыхал траву и трепал светлые волосы Джастера.

Я молча остановилась рядом, не решаясь нарушить его молчания и не зная, что сказать. Все слова и решимость куда-то пропали и всё, что мне хотелось — просто быть сейчас рядом с ним.

— Тебе очень идёт. — Он посмотрел на меня. — Ты очень красивая в этом наряде, Янига.

— Шутишь, что ли… — буркнула я, внезапно смутившись от такого неожиданного признания. — Это же…

— Прости, что не купил тебе платье, как обещал. — Он протянул руку, взял меня за ладонь и потянул вниз, приглашая сесть рядом. — Из-за этого каравана мы и так задержались дольше, чем я рассчитывал. Не переживай, я обязательно придумаю что-нибудь. Ты будешь не только самой могучей, но и самой красивой ведьмой Эрикии.

Я села возле него, прижимаясь к горячему плечу, и чувствуя, как в душе тают последние осколки обиды. Он не забыл про мои платья. И он сожалеет, что всё так получилось… Самой могучей и красивой ведьмой… Скажет тоже… Трубадур…

— Эта лошадь, правда, стоит такую гору золота?

Он усмехнулся и обнял меня за плечи.

— Не ревнуй, Янига. Это просто деньги.

— Я не…

— На самом деле она стоит намного больше. Эльнару — обученная боевая лошадь. Хорошо, что её временный хозяин этого не знал. Иначе бы продавал её отдельно от остальных. И от пяти тысяч цена была бы только начиналась. Признаюсь, за такие деньги я бы её не купил. Для этого пришлось бы задержаться в Онферине, чтобы продать пряности, но время уже не позволяет.

Мне оставалось лишь покачать головой, признавая, что очень мало понимаю в лошадях и торговле. Теперь вспомнив, что он рассказывал Альмахаиму, я поняла, что лошадейв Сурайе и в самом деле очень высоко ценили.

А это не просто лошадь, а боевая обученная…

— И как ты это определил? — Я посмотрела на него. — Свистом?

— Ну да, — неожиданно по-мальчишески улыбнулся он, не отрицая свою проделку.

— Джастер…

Неожиданно на мои плечи легла его рука, и меня опрокинуло на спину, пресекая все вопросы.

— Смотри, Янига. — Шут второй рукой указал в небо. — Смотри, сколько звёзд…

Я прижалась к Джастеру поближе, подняла глаза и забыла про все вопросы.

Небо… было огромным.

Даже на берегу моря оно не было таким… бескрайним. Там его ограничивал лес и горы, а здесь…

Здесь оно протиралось, насколько хватало глаз. Последняя полоска света на закате погасла, словно пламя свечи, и ночь нахлынула на нас, накрывая с головой. Тёмные тени низкого кустарника и лошадей не умаляли её могущество.

Ночь и звёзды. Серп луны ушёл на перерождение, и я тонула, тонула в далёком сиянии бесчисленных россыпей крошечных огоньков. Яркие, поменьше и совсем крошечные, они сверкали в черноте, завораживая и восхищая своей красотой.

— Как красиво…

— Что ты слышишь, когда смотришь на них?

Шутит, что ли? Я покосилась на Джастера, но он не улыбался. Травинка, с пушистым хохолком на конце, зажата в губах и смотрит в небо, глаза прикрыты.

Я тихонько вздохнула и прислушалась.

Вокруг стало тише. Стрёкот почти стих, животные спали. Шелестела трава… и… и всё.

— Всё как обычно.

— Ты слушаешь землю, а спросил про звёзды, ведьма. — Джастер пережевнул травинку. — Ты их слышишь?

Я снова посмотрела в небо.

— Нет, не слышу. Прости.

— Ясно…

— А ты слышишь?

— Нет. Но надеюсь снова услышать.

— Ты шутишь, да⁈

— Разве похоже, ведьма? — Он покосился на меня. — Я же говорил, что всё вокруг живое. И всё живое имеет свой голос, даже если ты не можешь его услышать или понять. Когда три мира были едины, весь этот мир пел. И звёзды тоже пели.

— Это правда? — Я смотрела на бесконечное чёрное небо с сияющими огоньками, заворожённая словами шута. — Они, правда, поют?

— Правда. Когда-то любой, у кого дар был достаточно силён, мог их услышать. Многие волшебники и мудрецы изучали язык звёзд, луны и солнца и предсказывали по ним судьбы людей, стран и народов. Великую войну и последующие беды они тоже предсказывали, но тогда никто из правителей не захотел к ним прислушиваться, а потом…Потом стало поздно.

Впрочем, люди давно об этом забыли. Теперь звёзды для них это что-то очень далёкое и чужое. Люди стали редко смотреть на небо, их глаза давно направлены в землю. Они почти забыли этот древний язык, только путешественники по морю ещё помнят, как найти дорогу ночью. Очень редко, когда мудрые люди хотят подумать о вечном, они смотрят на звёзды, — негромко сказал Джастер. — За тысячу лет сколько раз люди рождались под небом Завесы, сколько жизней прожили, а звёзды всё те же, что и до неё…

Я молчала, неожиданно подавленная осознанием глубины того, что он сказал. Люди рождаются, проживают жизнь и умирают, и так снова и снова, уже тысячу лет, не осознавая утраты. Но звезды над головой всё те же…

И тут я поняла ещё одно.

— Джастер… Раз моя душа здесь, значит… Значит, я тоже рождаюсь и умираю тысячу лет?

— Тебя это пугает, ведьма?

Я вздрогнула и кивнула. Пугает. Очень пугает, потому что я… я никогда не думала, что будет со мной после смерти. Даже после всех шуток и рассказов Джастера на эту тему, даже увидев наказание Сафара, я относилась к этому, как к чему-то, что касается других, но не меня. Потому что я ведьма. Я — не все…

А выходит, что и моя душа тоже…

Такая же. Как у всех людей.

— Я никогда не думала…

— Что твоя душа живёт дольше, чем привыкли думать люди? Но это так. Души живут очень долго, поэтому жизнь не заканчивается со смертью тела.

— Джастер… Я… я такая же, как и все, да?

— Что значит: как и все? — недоуменно посмотрел он на меня. — Ты о чём, ведьма?

— Ну… моя душа обычная?

Шут вздохнул и сел. Откусил травинку, сплюнул, задумчиво покрутил оставшийся тонкий хохолок в руках и бросил в темноту.

— Нет одинаковых душ, ведьма. И никогда не было. Каждая душа неповторима. Даже у людей.

Я кивнула, чувствуя внутри неожиданное облегчение.

Каждая душа неповторима. Уж в этом Ашу Сирай разбирался получше многих Взывающих. Наверняка даже этому Ёзефу не уступал.

Так, стоп. Что значит: даже у людей?

— А чьи души ты ещё видел?

Джастер покосился на меня и хмыкнул.

— Неужели ты забыла, что я тебе рассказывал, Янига? После Великой Войны богов и демонов довольно скоро началась другая война. Люди начали истреблять всех, кто обладал волшебной силой. Другие народы, животных, и даже растения. Из своего страха перед магией они уничтожали всё, что казалось им странным и потому опасным.

Я молчала, подавленная его словами. Про это он рассказывал на Гнилушке, только я забыла, потому что потом было столько всего… Кроме Гнилушки, в голове крутилось какое-то смутное воспоминание, но я не могла уловить его. Оно ускользало и таяло, словно утренний туман под солнечными лучами.

Другие народы, обладающие волшебством…

— Хочешь сказать, что их души тоже остались здесь, а не ушли за Завесу?

Шут кивнул.

— Мало, но кое-где они остались. И в такие места людям лучше не соваться. Порвут заживо и душу тоже не пощадят. Такие места люди называют проклятыми.

Воспоминание о казни Сафара в Локашане так ярко встало перед моими глазами, что я вздрогнула, прижимаясь к плечу Джастера.

Зачем он опять такие ужасы ночью рассказывает…

— П-почему?

— Потому что их души всё помнят. И не простили людей за их дела.

Ой-ёй… А я-то, глупая, думала, что хуже больной нежити и нечисти, ну и демонов, конечно, никого нет…

— Джастер… А ты можешь… не уходить?

Шут немного помолчал, а потом негромко хмыкнул. Я думала, он опять скажет своё любимое про судьбу, или про «зависит», или «не бойся, ведьма, доверяй своему дару», но он сказал совсем другое.

— Это сделает тебя счастливой, ведьма?

Я закивала в ответ, а он вздохнул.

— Сейчас я рядом с тобой. Но разве ты счастлива?

Конечно!.. Я открыла рот и закрыла, потому что ответить мне было нечего. Он снова оказался прав. Но почему⁈ Почему сейчас я не счастлива, когда он рядом? Разве я не этого хочу?

— Люди всегда думают, что их счастье в том, чтобы что-то получить и удержать. Только обретение желаемого не делает их счастливыми. Стоит им получить богатство, как они начинают думать, как его потратить или не потерять. Дай им внешнюю красоту, и они тут же думают, как выгоднее её продать. Дай здоровье, и они тут женайдут, как его испортить обжорством, выпивкой или драками. Дай им что угодно, — люди не станут от этого счастливыми. Их счастье пройдёт быстрее, чем они успеют его ощутить.

— Так что такое счастье, по-твоему?

— А что такое любовь, Янига?

Не дожидаясь ответа, он встал и пошёл в сторону лошадей, оставляя растерянную меня сидеть на траве под звёздами.

Как бы ни хотелось мне побыть одной и поразмышлять над его словами, без тёплых объятий Шута я быстро замёрзла и поспешила в свой шатёр, который теперь делила с Бахирой.

В шатре уютно горела лампа, на жаровне тлели угли от костра, и было тепло. Значит, пока я говорила с Джастером, Бахира выходила из шатра и наверняка видела нас… Я подозрительно посмотрела на неё, но Бахира спала, укрывшись тонким покрывалом. Моя постель тоже была готова: два покрывала и подушечка ждали свою хозяйку.

Я осторожно прошла на своё место, погасила лампу и легла, закутавшись в тонкое покрывало. Угли тускло освещали шатёр, нагревая воздух, но плащ у Джастера всё равно теплее… Как бы мне хотелось спать сейчас рядом с ним…

И почему он опять оказался прав? Почему я не счастлива, хотя он рядом? Чего мне не хватает?

Его любви? Моей?

А что такое любовь? Ох, я уже столько всего передумала про это, что даже не знаю, что сказать.

Ведь я его люблю, в этом я не сомневаюсь. И Бахира его любит, и давно любит, в этом я уверена. А он по-прежнему по своей бывшей сохнет, иначе…

А что иначе?

Иначе давно нашёл бы себе другую, построил бы свой дом и был бы счастлив? Нет, не думаю… Он, конечно, мечтает о своём доме и семье, только… Только душа у него бродяжливая. Крыльев не достаёт…

Джастер не сможет долго жить на одном месте. Он не такой, как Томил или Михай.

А я… Я не такая, как Вольта.

Я — ведьма. У меня есть… будет свой дом и надел, и я буду ходить по дорогам, помогая людям, а на зиму возвращаться в Кронтуш.

Только… буду ли я счастлива от этого?

Что такое счастье для меня?

И что такое тогда это самое счастье?

Великие боги, он меня с ума сведёт своими вопросами…

— Не спится, Яния?

Я только вздохнула в ответ. Ну вот, докрутилась, разбудила… Совсем забыла, что теперь сплю в шатре не одна.

— Всё хорошо, прости, что разбудила.

Вместо ответа я услышала шелест покрывала, а затем тихие шаги.

— Я спою тебе одну песню. — Бахира села рядом. — Я всегда пела её моей Айшу, и её сны были светлы и спокойны.

Я не успела ничего сказать, как она запела:

Спи, моя радость, сладко спи,

Сны твои буду легки и нежны.

Станут песком все тревоги твои,

Звёзды расскажут сказки свои.

Рядом с тобою мама твоя,

Помни: мы вместе, а значит семья.

Слушай в ночи тихий голос мой,

Помни: всегда жду тебя домой.

Где б не ступали ножки твои,

Пусть приведут тебя в лоно семьи…

Я слушала негромкий и приятный голос Бахиры, а в душе поднималось незнакомое пронзительное и щемящее чувство, и из глаз сами собой потекли слёзы. Рядом со мною мама, и мы семья…

Никогда мне не говорили такие слова. Никто и никогда не пел мне колыбельную. Никто и никогда не относился ко мне и не смотрел на меня с такой любовью и нежностью, как… как мама.

Не выдержав, я разрыдалась в голос, сама не зная, что выплакивая, но не в силах остановится, потому что неведомый до этого момента камень в душе заворочался и таял, вытекая с этими слезами. А Бахира обняла меня, гладила по волосам, и что-то тихо и ласково говорила, пока я не наревелась и не уснула от усталости и переживаний.