Чёрная башня рухнула с оглушительным грохотом, взрыв багрового Ока был такой ошеломительной мощи, что горы содрогнулись. Отголоски землетрясения были слышны даже в Лот-Лориене и Изенгарде.
Спустя несколько часов, в убежище между скалами, где скрылись воины Гондора, сквозь ликующие голоса победителей Тьмы, Арагорн сказал:
— Рано праздновать победу. В подвалах было много пленных, в том числе и гондорцев. Возможно, кто-то выжил и нуждается в помощи. Я возьму с собой отряд и осмотрю руины.
До самой темноты не смолкал голос рогов, зовущий пленников под навалами чёрных камней. Воины переворачивали плиты, вытаскивали на поверхность людей, по большей части мертвых. Вскоре на относительно ровной площадке образовалась гора окровавленных тел. Поодаль воители перевязывали раны немногочисленным выжившим.
Солнце слишком быстро скатилось за горы, и, как бы не жгло стремление Арагорна продолжать спасение, но поиски пришлось оставить до утра. Он распорядился отнести живых в лагерь.
Арагорн помог воинам погрузить раненых на носилки, сооружённые из походных плащей, и уже хотел седлать коня, как почувствовал едва уловимый странный аромат. Среди кислого запаха запекшейся крови, обгоревшего песка и пепла ему вдруг почудились тёплые пудровые нотки, сдержанная сладость, как у лучшего вина, сложный и многогранный аромат. Такой флёр напоминал древние магические книги.
Влекомый таинственными нотами, Арагорн пошёл по дымящимся камням. Запах то совсем пропадал, и человеку казалось, что все это игры воображения от долгого воздержания, но внезапно аромат возвращался и усиливался.
Арагорн ускорил шаг.
Наконец, он увидел что-то светлое между чёрных глыб. Предчувствие его не обмануло. Эльфийский омега. Избитый, несчастный пленник, да ещё и в дни зачатия. Он лежал на камнях, его мерцающее тихим светом тело будто горело белым огнём на фоне чёрной земли, острые камни ранили нежную кожу, изорванные и потерявшие цвет одежды приоткрывали красивые изгибы грациозных ног, глубокую царапину на светлом бедре…
Арагорн застыл, словно наткнувшись на невидимую преграду. Форменные военные штаны стали тесны, зрение помутилось. Ещё шаг, и он не сдержится. Война была такой долгой. Он так устал, он так хочет прижаться к тёплому податливому телу, забыться в пьянительном аромате. Но перед мысленным взором появились невероятные синие, словно глубина ночного неба, глаза жениха.
Арагорн, кажется, ещё в детстве влюбился в своего милого друга, кроткого и нежного Арвена. Он годами добивался ответной любви, претерпевая все эти особые дни, когда кровь кипела, и аромат мяты и леса после дождя застилал все существо альфы огненной пеленой. Но он держался, не допускал даже мысли, чтобы обесчестить невинного возлюбленного, возводя его на престол своего божества. Он ждал, терпеливо ждал. Ещё дольше вымаливал разрешение на их брак. И совершил невозможное. Элронд согласился на беспрецедентный шаг выдать сына за человека, если тот вернется с победой. И сейчас Арагорн рискует перечеркнуть все высокие чувства, все эти головокружительные предвкушения слияния в любви, сейчас, когда он в одном вздохе от счастья. Разбить все, что так дорого ему, чтобы сойтись в коротком наслаждении на грязных камнях с незнакомым эльфом.
Арагорн снова взглянул на пленника. Тот с тихим стоном попытался приподнять голову, но снова тяжело обрушил ее на горячую твердь. Блестящие волосы расплескались среди серого пепла. Человек не смел подойти ближе, но он не мог и оставиться. Здесь, совсем один, он может не дожить до утра. В горах могут прятаться остатки орочьей орды. Среди черного племени тоже рождались омеги и беты. Но их почти всех убивали сразу же после рождения. Эти отбросы не были нужны даже для размножения. И потому все орки — альфы.
Арагорн вздохнул. Из двух зол всегда выбирают меньшее. Уж лучше он один возьмёт этого несчастного, чем его изнасилует и растерзает целая толпа черного отродья. Жалость затопила сердце человека. Бедный эльф итак, наверное, настрадался от ненасытных альф в плену. Конечно, Арагорн не будет скрывать случившееся от жениха. Он вернётся и честно все расскажет. Арвен простит его, он поймёт, что возлюбленный не мог поступить иначе. Эти мысли стали последней каплей в принятии судьбоносного решения. И Арагорн пересёк невидимую преграду.
Эльф тоже почувствовал приближение альфы, он очнулся, увидел мощную фигуру возле себя, предпринял попытку встать. Не смог. Тогда попытался хотя бы отползти. Арагорн упал перед ним на колени, погладил бедро, случайно задев ранку, видневшуюся сквозь дыру в одеянии. Эльф вздрогнул и с ужасом посмотрел на человека. Прекрасные яркие глаза блестели в темноте, умоляли его уйти. В его небесном лике мелькнула тень узнавания. Наверняка показалось, Арагорн мог поклясться жизнью, что никогда раньше не видел этого эльфа. Рука мужчины поднялась выше, изучая изгибы божественно прекрасного тела. Несмотря на ранения и следы сажи на его лице, Арагорн был уверен, что не встречал в своей жизни существа прелестнее. Его руки расстегнули единственные две, едва держащиеся, застежки на длинных лохмотьях, распахнули одежду, сдавили плотные шарики припухших сосков. Человек привлёк омегу к себе, целуя шею. Эльф надрывно задышал, вытянул вперёд руки, не допуская жаждущего близости альфу к себе. Арагорн перехватил его ладони и покрыл поцелуями.
— Не надо, дорогой, не противься неизбежному, с тобой это не первый раз, так ведь?
Руки альфы коснулись живота, наслаждаясь мягкостью и теплом кожи, покрытой мурашками. Он грубовато сжал ягодицы эльфа, пристраиваясь между его ног. Омега обладал бо́льшей выдержкой, чем Арагорн. Он был весь влажный, но несмотря на страстное желание тела отдастся любому, продолжал вырываться. Человек с силой прижал его к земле, навалился всем весом, высвобождая изнемогавший от трения о грубые штаны член. Он пытался быть нежным и аккуратным, целовал его шею, проводил губами по линии точеного подбородка, по чуть выпирающей скуле к уху, снова вниз, желая целовать губы. Но омега, к его удивлению, на ласки не реагировал, уворачивался от поцелуев. Арагорн внутреннее смутился. Он никогда ещё не встречал таких строптивых в дни зачатия омег. Это было уже не просто принуждением, а натуральным изнасилованием. Он решил завершить такое неприятное для эльфа соитие как можно скорее и тут же толкнулся в его тело. Эльф дёрнулся сильным порывом в сторону, не давая проникнуть глубже. Теперь альфе пришлось применить настоящую силу, чтобы удержать его.
— Ты сам знаешь, что должно произойти. И произойдёт. Ты хочешь этого не меньше меня. Все будет быстро, — шептал человек, которого внезапное сопротивление и сводящий с ума пудровый аромат только распалили.
— Нет! Ты ошибся! Я не свободен! — остервенело рвался из его рук эльф, словно пойманная птица.
— На тебе нет метки!
— Он не успел, мой истинный!
— Это война! Может твой альфа мёртв!
— Нет! Он жив! Жив! Прошу, будь благороден!
И сам пленник, и человек прекрасно знали, что эти слова и горькие слёзы ничего не изменят — отсутствие метки позволяет любому альфе вступить с ним в близость.
Арагорн сорвался, и сильным ударом вошёл в него до упора, ещё раз и ещё. Альфа, не жалея более непокорного омегу, брал его жёсткими и резкими рывками, не заботясь больше о его чувствах, отдаваясь только своим неземным ощущениям. Человек прерывисто дышал сквозь приоткрытые губы, сжимал до синяков бедра эльфа, стискивал зубы, стремясь сильнее натянуть его на свой возбужденный орган. Омега всхлипывал и стонал, явно не от удовольствия.
— Пусти меня! Чудовище! Не смей кусать меня! — в голос кричал он сквозь слёзы.
Вбиваясь в горячее скользкое тело, полное тайной страсти, которую этот красивый омега ему никогда не подарит, лаская его белые тёплые плечи, Арагорн и сам не заметил, как прикусил нежную, как самый тонкий шёлк, кожу. Омега под ним отчаянно взвыл.
— Прости, я не хотел! Она пройдёт за пару месяцев, — шептал Арагорн и мягко, извиняющиеся, целовал ранку от новой метки.
Эльф в объятиях человека глухо зарыдал и слабо засопротивлялся, почувствовав, как его нутро заполняют оплодотворяющие волны. Арагорн изливался бесконечно долго, лаская обмякшего эльду и уговаривая его успокоиться:
— Не убегай от меня, милый. Скоро все закончится. Я отведу тебя к друзьям, тебя примут, как своего, накормят, дадут тёплую одежду. Быть может, среди выживших ты найдёшь своего альфу. Он поймёт и простит, тут нет твоей вины.
— Он найдёт. И убьёт тебя, — сказал эльф со злостью, не свойственной омегам.
— Пусть так, я готов ответить. Но уверен, что если мы встретимся, то сможем спокойно все обсудить и договориться. У меня тоже есть жених.
Все, наконец-то, завершилось. Арагорн встал, отвернулся, чтобы отереть чресла чистым куском ткани из-за пазухи. Но когда он снова посмотрел на место недавнего насилия, эльфа там уже не было. Он словно испарился в тенях или слился с пейзажем. Арагорн в гневе стукнул себя кулаком по бедру. Странное спасение получилось!
До самого рассвета он блуждал среди камней, пытаясь снова услышать пудровый запах, звал его, просил хотя бы назвать имя, умолял о прощении. Так и не найдя бедного пленника, Арагорн, только-только взошло солнце, отправился в свой лагерь. И смутная тоска выстилала ему дорогу. Словно лишился он великой драгоценности, словно за эти короткие минуты он успел всем сердцем полюбить своего неожиданного любовника, и оставил среди дымящихся руин Барад-Дура половину обнаженного сердца.
Пленник, пока человек отвлёкся, на самом деле использовал тени, чтобы скрыться с глаз насильника. Под их покровом он схватил остатки одежд и побежал, спотыкаясь, к грядам гор. Мышцы окаменели, ноги не слушались и были ватными, как будто кости в них растворились. Он попеременно падал в пепельную грязь, полз, раздирая колени, снова вставал и бежал. Очередной раз подвернув стопу, беглец добрался лишь до большого, как целая пещера, сегмента рухнувшей башни. От внутреннего перенапряжения он даже смог заколдовать вход своего убежища на невидимость, и это при том, что магии совсем в нем не осталось.
Омега перевёл дыхание, судорожно глотнул воздух. Он привалился головой к стене, подождал, когда спадёт дрожь. И только его немного отпустило, он трясущимися руками, на ощупь пошарил по внутреннему карману изорванной в клочья котты. Руку кольнуло. Вместо маленькой бутылочки со спасительным зельем, что уничтожает все неприятные особенности таких дней, в его руках была лишь зелёная и мокрая стеклянная крошка. Он уронил голову на колени и обнял руками ноги. Ему было плохо. Очень плохо. Близость с насильником не принесла ему удовлетворения, он контролировал себя, не позволял природе взять верх. А сейчас, несмотря на колоссальное моральное истощение и травмы, он жаждал, чтобы человек вернулся и снова взял его.
Ещё два дня. Нужно продержаться ещё только два дня.
Человек и правда пришел. Он и отряды гондорцев снова искали под завалами пленников. Арагорн угрюмо бродил между обломками чёрной башни, но не смотрел ни на мертвых, ни на живых. Светло-голубые глаза пытливо разглядывали каждый булыжник. Он искал омегу. И не знал, что стоит в десяти шагах от навала, где сам вчерашний любовник метался под зачарованной пеленой от болезненной жажды. Запахи альф сводили эльду с ума, особенно этот аромат, резкий, хмельной и хвойный. Запах человека, который последним покрыл его.
Омега хотел выбраться из укрытия, припасть к широкой груди, раздвинуть ноги и умолять взять его. Он готов был сейчас в жгучем вожделении насадиться на острые каменные осколки, торчком стоявшие в пещере или отдаться последнему орку. Но вместо этого лишь закусил до крови губу, чтобы не застонать, и как бы он не был горд, вошёл в своё тело собственными пальцами. Он забился в тяжёлом оргазме и снова припал к стене. Жалость к себе и унижение всколыхнули давно забытое страшное прошлое, где альфы совсем не церемонились с ним, сношали, как хотели, а потом выставляли за двери, как продажного и блудного. Так было до того, пока он не встретил истинного. Как бы он хотел сейчас, очутиться в тёплых родных объятиях возлюбленного, он бы спас его и защитил. Но человек был прав. На половине континента бушевала война. Они не виделись несколько месяцев, не было ни единой возможности вырваться. Может любимый уже давно в чертогах Судьбы. Слёзы отчаяния, стыда, сломленной гордости и страха за свою любовь полились из драгоценных глаз.
Самоудовлетворение все же принесло короткую, но такую желанную передышку. Омега некоторое время смог спокойно наблюдать за воинами, не сгорая в пылу страсти.
Отряд к вечеру покинул черную местность. Арагорн одарил руины последним долгим взглядом, полным печали, и отвёл коня к проложенной среди гор пепла и обломков дороге. Омега выбрался наружу, огляделся, попытался сориентироваться. Но местность кругом стала неузнаваема, да и перед глазами вновь мутно алела красная пелена. Как бы ни хотелось тотчас покинуть это место, он понимал, что далеко не уйдёт. И он заполз обратно в своё укрытие, снова сжался в уголке, готовясь переждать ещё одни страшные сутки. Но вдруг услышал шорох крыльев высоко в небесах.
Через пару мгновений до слуха донесся парный удар когтей о каменную крошку. И лёгкий, едва уловимый, шелест — наездник спешился.
Ещё до того, как омега определил запах, до того, как услышал приближение шагов, сердце уже бешено забилось счастьем. А потом ветер принёс такой родной и любимый аромат.
Он вышел из-под обломков плит и бросился в объятия истинного. Темноволосый эльф целовал его залитое кровью, перепачканное сажей и соленое от слез лицо, приговаривая: «Живой, живой, о, Эру! Я так боялся опоздать!»
Он снял тяжёлый плащ темного сукна, и набрасывая на плечи возлюбленного, увидел как на его коже расцветает мерзким многолапым пауком чужая метка. Он коснулся отметины, отдернул руку, словно обжегся. Затем обхватил ладонями лицо возлюбленного.
— Что… что случилось? — строго спросил альфа.
— Он взял меня силой, прости меня, мельда{?}[Любимый — эльфск.]! — светлые глаза до краев наполнились раскаянием, которое выплеснулись новыми потоками слёз.
Альфа провёл пальцами по сливовым следам, припал губами и целовал саднящую ранку, как будто хотел стереть ее поцелуями с обожаемого тела.
— Ты не виноват, любовь моя! Не смей винить себя. Главное, что ты жив! — говорил эльф сквозь поцелуи. — Скажи, кто это сделал? Клянусь, я найду его, и смерть покажется этой твари лучшей наградой!
Лицо эльфа стало суровым, черты острыми. Омега понял по его полному ненависти к чужому альфе взгляду, что любимый не отступится от своих слов.
— Не знаю… я не видел лица, все будто в тумане, — он врал, он не хотел, чтобы гнев превратил любимого в безумца, не хотел, чтобы тот подвергал себя опасности в поисках насильника. Сейчас совсем не время для мести.
Взгляд брюнета стал мягче. Он плотно укутал возлюбленного в свой широкий плащ, и поддерживая его за плечо, повёл прочь из гибельных мест.