«Минует половина года, к твоему совершеннолетию я приду за тобой в Гондор и буду умолять твоих родителей о нашей свадьбе! Дождись меня, мышонок», — сказал Келебримбор при прощании в Эрегионе и оставил легчайший поцелуй на губах Эльдариона.
И чем ближе была заветная дата, тем все чаще принц смотрел не в книги, а в окно, надеясь увидеть делегацию нолдор. Он неосознанно касался того места на груди, где под одеждами, возле самого сердца, висела на тоненькой цепочке серебряная подвеска в виде восьмиконечной звезды, усыпанной бриллиантами, — дар возлюбленного в знак его серьёзных намерений.
И вот однажды во время урока по истории эльфийского магического искусства Эльдарион увидел, что ажурные ворота дворца широко распахнулись, и в них, гордо ступая, вошли лошади Эрегиона. Впереди процессии был он. В темно-синем плаще, весь озарённый солнечным золотом, Келебримбор был похож на волшебное видение.
Лик Эльдариона вспыхнул счастливым румянцем. Он хотел подбежать к окну, а ещё лучше выбежать на крыльцо, чтобы первому встречать таких долгожданных нолдор. Но уроки, между тем, все продолжались. И принц неимоверными усилиями решил не нарушать приличия. Они ведь даже не были помолвлены. Поэтому Эльдарион влюблённым взглядом проводил Келебримбора до дверей дворца и постарался сосредоточиться на древних магистрах магии. Конечно, у него ничего не получилось.
Владыку страны мастеров встретили на пороге дворца Арагорн рука об руку с Арвеном. Король Гондора оглядел делегацию, и на лице его промелькнула тень сожаления. Анара среди нолдор не было. Как и Нариэля.
Королевская чета просила располагаться с удобством и чувствовать себя, как дома. А после наградить их беседой. Вскоре высокий гость вошёл в гостиную, где его ожидали хозяева.
— Могу ли я поинтересоваться, как идут ваши дела с освоением земель? — спросил Арагорн, лично наполняя кубки лучшим вином.
— Отчего же нет. Все идёт хорошо. Я доверил заботу о территории своим советникам.
При этом упоминании в душе Арагорна громыхнул взрыв.
— Я слышал от торговцев, которые хотели проехать с караваном на восток через ваши земли, что они так и не смогли попасть на территорию Мордора. Говорят, что там установлены врата, похожие на те, что были при темном владыке. И створки их, как и прежде, плотно сомкнуты, — сказал вдруг резче, чем собирался Арвен, — Вы желаете сделать эту землю такой же закрытой, как…
Супруг короля считал своим долгом выяснить этот вопрос. Он казался сыну Элронда очень важным, не только для Гондора, но и для всего мирового устройства Средиземья. Однако Арвен не решился накалять обстановку, и смягчил тональность разговора.
— Как Эрегион? Вы находите это приемлемым в мире, где даже эльфийские королевства снимают магические завесы, Ривенделл, Лориен…
— Уверяю вас, это ненадолго. Сейчас Анар и Нариэль устраивают там новое производство. И мы хотели бы сохранить технологии в тайне. Я надеюсь на понимание, — сказал дружелюбно Келебримбор. Кажется, что сегодня у эрегионского короля было отличное настроение.
— Так значит, ваши помощники не приедут на ежегодный совет? — задал Арагорн вопрос, который волновал безумного короля Гондора больше, чем политика.
— Это будет зависеть от вашего ответа на предложение, которое я сделаю прямо сейчас. Я приехал в Гондор по особо важному делу: просить руки вашего сына.
Арагорн отставил бокал и опустил взгляд, а Арвен наоборот вскинул на Келебримбора переливающиеся глубоким синим очи. Можно было бы отсчитать два быстрых удара сердец, забившихся в унисон от тревоги, прежде чем тишина вновь прервалась.
— Мы благодарим владыку Эрегиона за предложение. Однако Эльдарион ещё слишком молод и… — начал было Арвен говорить те слова, что слышал не так давно от мужа. Но Арагорн перебил его:
— Прошу простить моего супруга, для омег дети не вырастают никогда, — сказал король Гондора и снисходительно улыбнулся в сторону Арвена, — Однако на следующей неделе Эльдарион вступит в совершеннолетие, и я думаю, что он вполне готов для брачной жизни. А уж о такой прекрасной паре, как великий владыка мощной страны и наследник высокого рода, все родители могут только мечтать. Мы принимаем ваше предложение.
— Король Элессар, несомненно, прав. Мы очень уважаем и государство мастеров, и его правителя. Но брак — дело очень ответственное. Я желаю своему сыну счастья. Прошу поймите меня правильно, но я думаю, что надо спросить согласия Эльдариона, — несмело запротестовал Арвен.
— Он не будет против. Он отдался мне в Эрегионе, — беззастенчиво выдал юного эльфа Келебримбор.
— Как?.. Вы?.. — в ужасе прошептал Арвен. Глаза его стали огромными и тут же заполнились слезами.
— По обоюдному согласию, конечно. Мы истинные. Извольте позвать его и вы, прекрасный Арвен, сами это увидите.
— Я схожу за ним, — сипло отозвался омега.
Арвен достиг комнат сына, открыл без стука двери и нашел Эльдариона на низкой танкетке в одном из лучших нарядов и красивом венце. Принц сразу вскочил, взметнув полы шёлкового одеяния, как будто давно ждал, что за ним придут. По его блистающей счастливой улыбке Арвен понял: все, что сказал Келебримбор — правда. А, присмотревшись, увидел и серебряную нить ментальной связи, похожую на ту, что связывала их с мужем сердца. И он не стал задавать неудобные вопросы и ставить молодого эльфа в неловкость.
— Прибыл лорд Эрегиона и хочет тебя видеть, — только и сказал тихо супруг короля.
Арагорн всем сердцем ненавидел Нариэля. Он измучил всю душу, представляя его наедине с Анаром. Воображая, с какой страстью отдаётся белокурый омега своему истинному, как прижимает его к себе теснее, шепчет в забытьи его имя, ласкает ртом его плоть, и вовсе не по принуждению, а чтобы доставить удовольствие своему альфе, исходит криками наслаждения, как позволяет делать с собой все, что угодно.
Человек метался от вскипающей внутри ревности, думая о том, что окаянный нолдо имеет все права брать в абсолютно любой позе прекраснейшее существо во всем Эа каждую ночь… или не брать… а просто прижать небесное создание к сердцу и уснуть. Ведь близость можно оставить и на завтра. Куда спешить, если в запасе вся вечность, наполненная любовью.
Арагорн ненавидел Нариэля. И понимал, что ему никогда не избавиться от соперника. Тогда он мучал себя иными картинами. Воображение рисовало их втроём. Арагорн представляя, как они с Нариэлем могли бы брать омегу сразу вместе, как их органы соприкасались бы внутри его тела. И Анар бы так распущенно стонал в их ладонях. Или же он мог отдаваться им поочерёдно. Король даже представлял, как вбивался бы в Анара, и одновременно целовал бы Нариэля. И это ещё больше его возбуждало. Эльф был ненавистен, но нельзя не признать, что он был так хорош собой. Не сравнимо, конечно же, с волшебным Анаром, но проклятый нолдо тоже был очень красив.
Каждую ночь, обнимая супруга, именно об этом он мечтал. И какая удача! Келебримбор желает породниться! Это приблизит Арагорна к Эрегиону, к запретной его тайной вожделенной цели. Король практически не обратил внимания на то, что владыка страны мастеров вступил в близость с сыном до брака и, по сути, поступил вероломно, обесчестив Эльдариона. Ну что же. Такова доля омег — быть покорными альфам, ублажать сильных. Предназначение их всех. Включая первого советника короля Эрегиона Анара.
Они вошли в зал, где их ждали альфы. Король Элессар не стал оттягивать момент и, дождавшись окончания приветственных поклонов, тут же перешёл к главному:
— Лорд Келебримбор желает скрепить наши государства брачным союзом. Дорогой Эльдарион, готов ли ты сейчас ответить на это прошение согласием или несогласием? — чинно произнес Арагорн, подчеркивая торжественность момента.
— Да, готов! Я согласен! — сказал Эльдарион так горячо, как сказал бы клятву или присягу.
— Ну что же. Думаю, в таком случае было бы хорошо официально объявить о помолвке на нашем скором и большом празднике.
— Вы разве не поедете в Эрегион, чтобы представить будущего супруга совету и подданным? — удивился Арвен.
— Жаль, но в Эрегионе нет таких традиций. Избранников в неофициальной обстановке знакомят только с самыми близкими друзьями и родичами. А мои самые близкие друзья — это Анар и Нариэль. Так что думаю, что мы прекрасно совместим это с официальным предложением по традициям Гондора. Я приглашу своих друзей в Гондор, если владыки не против того.
Всю жизнь Эльдарион очень не любил праздники в свою честь. Это было не семейным торжеством, а придворной церемонией, его обязательством и сущим мучением для скромного юного принца: нарядиться красиво, быть весёлым, слушать хвалебные речи и пожелания. Он всегда чувствовал себя несколько растеряно под гнетом всеобщей любви и внимания.
В этот же год он ждал день своего совершеннолетия наоборот с радостью и нетерпением и активно участвовал в подготовке к большому празднику: сам отбирал ткани для роскошных парадных одежд, пересматривал списки гостей, прослушивал и выбирал музыкантов. И настоял на том, чтобы мастера соорудили большие столы под шатрами — он желал, чтобы каждый гондорец пришел разделить с ним угощение, вино и его счастье.
Все жители, да и все родственники, с удовольствием обсуждали грядущее событие и заочно считали их замечательной парой. Конечно, всем горожанам почти тут же стало известно, что в этот день лорд Эрегиона обещал Эльдариону сделать перед всем Минас-Тиритом предложение.
«А свои обещания лорд Эрегиона выполняет всегда!» — радостно думал принц в одни из самых счастливых дней в его жизни.
Келебримбор все время был рядом. Суровый нолдо тоже выглядел вполне счастливым. Он со всем участие и ответственностью помогал Эльдариону выбирать оттенки скатертей для сервировки столов, узор на бокалах и начинки для пирогов. И загадочно сообщил, что написал письмо в Эрегион, и что скоро прибудет делегация, которая привезёт для его истинного грандиозный подарок.
В этой предпраздничной кутерьме дни пролетели незаметно. Накануне большого торжества приехали друзья Келебримбора. А за ними вереницы обозов. Оказалось, что это заряды фейерверков, заключённые в металлическую оболочку, и специальные устройства для запуска.
— Спасибо, Тьелпэ! Это такой драгоценный дар! Но не слишком ли много? Мне очень неловко! Порох очень дорог! — на лице Эльдариона сквозь смущение светилась поистине детская радость.
— Не волнуйся, мышонок, разве мне жаль горючего песка для моего истинного! Тем более мое пороховое производство — самое крупное в Средиземье. Салют будет всю ночь, все небо озарится цветами и фигурами в твою честь. А в саду установят огненные фонтаны, каскады и вертушки. И даже каждый гость сможет зажечь маленький факел холодного огня. Я клянусь, что это будет очень красиво и незабываемо.
Арагорн с того момента, как Келебримбор объявил о своём прошении, был сам не свой. Душа и сердце короля Гондора были не здесь. Они, будто разделённые с телом, оставшимся на престоле Минас-Тирита, парили над степной дымкой и широкой мощеной дорогой. Проживший жизнь, много длинную и насыщенную горестями и радостями, он сам себе казался сейчас пылким юнцом. Он ожидал прибытия своей мечты с тем же трепетом и нетерпением, как и его юный сын. И тоже дождался.
На рассвете за день до праздника показались эрегионские нолдор. Во главе колонны ехал всадник, чей облик казался издалека сплетённым из пламени и света. Когда прибывшие подъехали достаточно близко, Арагорн вспыхнул счастьем, которое тут же сменилось злостью — конь Нариэля ступал следом за лошадью белого наездника. Король припал лицом к окну, наблюдая за Анаром.
Советник спешился с лошади и распоряжался о расстановке обозов, ветер развевал его тонкую мантию, иногда очерчивая линии фигуры или срывал с его головы светлый капюшон, взметая пряди сверкающим полудиском. Все движения эльфа были легки, плавны и изящны, словно он парил в танце.
Грудь короля тяжело вздымалась, пар от его горячего дыхания стелился на стекло белой дымкой. Весь его мир замкнулся на единственной светлой фигурке, и Арагорн не сразу заметил, что за его спиной стоит Арвен. Он резко развернулся, прижался к подоконнику, закрывая обзор спиной, защищая свою тайну. Судя по взгляду супруга, в котором боролись вера и разочарование, мужчина понял, что проницательный Арвен догадался: возлюбленный рассматривал вовсе не обозы.
— Что привезли нолдор? — спросил Арагорн самый правильный в его нелёгком положении вопрос.
— Порох. Для салюта, — тихо отозвался Арвен. В растерянных чувствах он не знал, что ещё сказать. Но чувствовал всею душой приближение беды, что смрадным дыханием обжигала его и душила.
— Так много? Как бы не было пожара. Всего одна искра — и с таким арсеналом тут все взлетит на воздух.
— Келебримбор уверяет, что не опасно, и он лично проконтролирует соблюдение всех правил.
Арагорн снова посмотрел в окно и увидел, что Нариэль остался на площади один. Значит, Анар уже пошёл в покои. И сейчас есть шанс с ним поговорить.
— Я прошу простить меня, я должен сам все выяснить и удостовериться, — вручил Элессар поспешную фразу супругу, и быстро вышел вон.
Он кинулся к гостевым покоям, распахнул двери, схватил руки Анара, стирая расстояние и века, связывающие их и разделяющие навсегда.
— Ты делаешь вид, будто не помнишь меня. Я могу понять. Но я помню. Я не хочу забывать. Я пытался спасти тебя! — взгляд альфы пылал, он был дик и необуздан, отдаваясь близости к божеству своему.
Анар смотрел таким холодным взглядом, что было удивительно, как такой тёплый оттенок глаз может так выморозить душу.
— Мой истинный спас меня.
«Истинный». Арагорна обожгло это слово, словно клеймо. Он упал перед омегой на колени.
— Умоляю, я не прошу любви твоей, я не могу об этом и мечтать, я прошу только сострадания ко мне! Только твое прощение! Неужели в твоём сердце нет ни капли жалости! Будь милосерден!
— А разве ты пожалел меня? Разве ты был милосердным? — голос омеги звучал бесцветно и мёртво. В противовес холодности эльфа человек только рядом с этим прекрасным существом и под его осуждающим взглядом почувствовал себя живым, полным огня, страсти и надежды.
— Прости! Прости же! Я каждый день помнил о тебе! Я видел тебя всюду, и я раскаивался, я вымаливал у тебя, незримого, прощения! Умоляю, сжалься! Я заплатил за своё преступление несчастием и безумием. О, я безумен!
— Каждый за все пусть платит сам. Это завет един для всех, — сказал, наконец, Анар, сумев уместить в свои слова сотни острых игл.
Он обошёл коленопреклонного короля, небрежно задев его лицо краешком светлого длинного рукава, и покинул комнату. Арагорн дрожащей рукой коснулся своей щеки, сохраняя память этого прикосновения. Прохладный шёлк обжег его, словно пощёчина.