Аудиториум. Часть 2

Глава 11

– Прекрасно, Соколов.

Денисов ухмыльнулся, крутанулся на каблуках и веселой походкой направился к ожидавшей его у выхода троице княжичей.

– О чем вы говорили? – Ирэн тронула меня за плечо. – Интуиция меня обманывает или у тебя будут проблемы?

– Не обманывает. Впрочем, еще неизвестно, к чему все это приведет. Держись от них подальше, Ир.

– Почему?

– Просто пообещай, хорошо?

Подруга пристально взглянула мне в глаза, словно пыталась прочитать мысли. Но применять способности она не стала.

– Не нравится мне все это, Миш, – обеспокоенно сказала она. – Если он споется с Перовской и компанией…

– Уже спелся. Как бы то ни было, разберемся, – отрезал я. – Не забивай себе голову этими разборками. Тебе учиться нужно.

«Тебе вообще-то тоже», - ментально ответила она. – «Что бы там ни происходило, я рядом».

«Спасибо, Ир».

Я взглянул на часы и подозвал остальных. Нужно было спешить в главный корпус на церемонию.

Выйдя на улицу, мы пожалели, что не прихватили верхнюю одежду. Пешком от Домашнего корпуса до Каменноостровского дворца было минут десять, но за это время все мы успели продрогнуть до костей. Передвигались мелкими перебежками, ежились от пронизывающего ветра – вот тут-то и сказалось расположение острова. Когда вокруг тебя вода, дует отовсюду.

Главный корпус был торжественно украшен синими и золотыми шарами, гирляндами, и даже иллюминация работала в дневное время – Аудиториум вбухал много денег в создание праздничной атмосферы. Даже с улицы было видно, как ярко сияли большие окна.

Взбежав по лестнице, мы замедлили шаг, выдохнули. Девчонки поправляли растрепавшиеся прически, а мы с парнями расправили мундиры и проверили стрелки на брюках.

«ТАЛАНТЛИВЕЙШИМ – ДОСТОЙНЕЙШЕЕ!» – гласил золотой лозунг над украшенным императорскими вензелями входом. Не хватало лишь уточнения, что привилегия эта давалась только аристократам.

– Господа первокурсники! – окликнул нас один из старшекурсников с повязкой организатора на рукаве. – Прошу сюда!

Мы вошли в холл с потолком-куполом, и ахнули от восхищения. Главный корпус впечатлял строгостью и изяществом архитектурных замыслов. Но остановиться и как следует его рассмотреть нам не дали – распорядители тут же сориентировали нас и указали на лестницу – там, на втором этаже, располагался бывший бальный зал, ставший «актовым» после передачи здания университету.

Поднявшись по алой ковровой дорожке лестницы, мы очутились перед распахнутыми дверями зала. Там уже собрались почти все первокурсники, и я наконец-то смог посчитать, сколько нас получилось. Около полутора сотен – немалый поток.

Пока что нам не раздали нашивок с обозначением наших рангов и курсов, поэтому я не смог понять, как мы распределились по рангам. Но, полагаю, больше всего было «середнячков» – от седьмого до пятого.

Нас распределили в шеренги, но не по группам, а словно по росту. Юношей и девушек – отдельно. Все-таки в Аудиториуме явно пытались препятствовать установлению отношений, ну или хотя бы делали вид, что препятствуют. Что-то подсказывало мне, что все эти меры не имели никакого смысла, и проникнуть в женскую половину труда не составит. Другой вопрос – уединиться особо негде.

Едва мы заняли свои места, как прозвучали трубы. Двухэтажный зал наполнился грохотом фанфар. На балкон верхней галереи вышел уже знакомый мне добрый дедушка Фрейд.

– Его высокопревосходительство Владимир Андреевич Долгоруков, ректор Аудиториума Магико! – объявил невидимый глашатай откуда-то сбоку.

Акустика в зале была великолепная, ибо когда Фрейд заговорил, ему даже не пришлось повышать голос. Мы все отлично слышали. Да и ребята перестали шушукаться, осознав важность момента.

– Дорогие первокурсники! – Начал благообразный дедуля и обратил на нас по-отечески теплый взор. – Поздравляю всех вас с зачислением в ряды студентов Аудиториума. Для меня в году, помимо Рождества Христова, есть два счастливейших дня. Первый – торжественная церемония посвящения новых студентов, а второй – прощание с выпускниками. Ибо оба эти дня отмечены звездой надежды. Вы – наше будущее, будущее всей империи. Вы – наследники уважаемых родов, хранители и продолжатели традиций, светлейшие умы, на деяниях которых будет держаться наша великая страна…

Какая-то девица за моей спиной аж всхлипнула, растрогавшись душевной речью ректора. Фрейд тем временем продолжал.

– Когда я смотрю на вас – юных, полных энергии, жизни… Одаренных величайшим благом, что может быть доступно человеку – Благодатью, этим непостижимым могуществом, то чувствую особую гордость за то, что родился на этой земле. И благодарность Господу за то, что даровал мне судьбу, связанную с обучением лучших из лучших. Чтобы обучить вас, в Аудиториуме собрались лучшие наставники, умнейшие руководители, опытнейшие практики. Ибо вы, благородные наследники, являетесь достоянием всей нашей страны.

Говорил Фрейд, конечно, красиво – даже я заслушался, хотя всегда засыпал на подобных формальных мероприятиях.

– Это, несомненно, повод для гордости, – продолжил ректор. – Однако вам надлежит ежесекундно помнить, сколь великую ответственность на вас налагает этот статус. Отныне вы не просто студенты Аудиториума. Не просто наследники знатнейших фамилий. Вы – символ благородной службы государству и обществу. Вы – образец для подражания. Пример для всех. И потому я прошу вас, как отец просит своих детей, сохранять приверженность нашим ценностям, использовать знания и умения, что вы получите, с умом и на благо государя и его подданных. Ибо однажды может настать момент, когда именно вы станете щитом, мечом и опорой нашей империи.

А мозги здесь промывали хорошо. Качественно так, с первого дня.

Ректор наградил нас широкой улыбкой.

– Каждому из вас, несомненно, уготована особая судьба, – сказал он. – И я настаиваю, чтобы вы обрели в Аудиториуме как можно больше полезных навыков и верных друзей. Я могу смело утверждать, что Аудиториум станет вашей второй семьей, где вы познаете взлеты, падения, победы, поражения и обретете бесценный опыт. Время, что вы проведете здесь, навсегда останется в вашем сердце. И я желаю, чтобы эти годы стали для вас счастливыми. От лица всего обширного преподавательского состава и студентов старших курсов я поздравляю вас с поступлением и с гордостью принимаю вас в наши ряды!

Снова грянула музыка, но вой труб утонул в троекратном «Ура!». Первокурсники – и я вместе с ними – драли глотки, воздавая хвалу.

– Славься Отечество!

– Славься Государь император!

– Славься Аудиториум!

«Перваки» ревели так, что аж стекла в окнах задрожали.

Речь, что ни говори, вышла славная. Воодушевляющая. И вполне вероятно, что Фрейд сам верил в свои слова – все же мне казалось, что для управления подобным учреждением нужно было сохранять приверженность идеям.

Ректор дал нам проораться, а затем жестом призвал к тишине.

– Мне всегда приятно видеть радость и надежду в глазах новоприбывших, – улыбнулся он. – Однако для того, чтобы стать настоящими первокурсниками, вам надлежит пройти через еще один традиционный ритуал и получить свои личные шевроны. И еще вы кое с кем познакомитесь.

Мы напряженно замолчали, и в зале повисла гробовая тишина. Фред повернулся куда-то в сторону и громко приказал:

– Пригласите Леонида Ивановича, пожалуйста.

Стоявший рядом со мной Афанасьев вытаращил глаза и обернулся ко мне.

– Да ладно! Неужели? Охренеть!

– Гриш, ты чего? – удивился я.

– Ленька! Они принесут Леньку!

– Не понял? Что за Ленька?

– Сейчас увидишь! Вот уж не думал, что нам так повезет. Ходили толки, что от этой традиции отказались. А, оказывается, сохранили…

– Да что там с ним? Кто такой, блин, этот Ленька?

– Тсссс! – шикнули на нас сзади. – Не портите удовольствие!

Судя по всему, я не знал чего-то очень важного и захватывающего, потому как, судя по лицам остальных «перваков», сейчас должно было произойти что-то неординарное. Даже для Аудиториума.

Тем временем ректор исчез с балкона, а спустя минуту долгого и почти мучительного ожидания боковые двери зала распахнулись, снова грянули фанфары, и в помещения вошла процессия сотрудников Аудиториума.

Первым шел Фрейд – Долгоруков вышагивал с достоинством, даруя первокурсникам хитрые, почти озорные взгляды. Что за шалость он удумал?

Следом за ректором шли сотрудники – один с толстой папкой, еще двое с большими коробками. А за ними четверо охранников в форме со знаками отличия внутренней охраны вуза тащили на носилках какой-то странный предмет. Закрытый ящик из ценных пород дерева. Замыкали процессию четыре девицы в форме студенток. Все – писаные красавицы, явно отобранные для какой-то торжественной миссии.

– Прошу задернуть шторы, – на ходу распорядился Фрейд.

Словно по команде зал погрузился в полумрак. Плотные занавески, казалось, сами по себе сдвинулись, а люстры вспыхнули. Причем лампы в них горели не теплым электрическим светом, а потусторонним сине-зеленым.

Ректор занял место на тронообразном стуле – ну как пить дать правитель маленького королевства. Ящик водрузили на стол перед ректором. Коробки опустили на пол и открыли – я не увидел, что в них было, но предположил, что наши шевроны. А в папке наверняка был поименный список всех первокурсников. Девушки-старшекурсницы встали в ряд возле человека с папкой.

– Представляю вам Леонида Ивановича Пантелеева, – с широкой улыбкой объявил Фрейд и жестом велел открыть ящик.

Едва короб был снял, «перваки» хором ахнули. Кто-то тонко вскрикнул, кому-то стало дурно. Я же завороженно пялился на то, что мне открылось, не понимая, как подобное вообще было возможно.

Я ожидал чего угодно, но не этого.

В большой запечатанной банке плавала уродливая мужская голова. Возможно, в момент смерти он был молод, но раствор и время шарма ему не добавили. Раствор слегка светился тем же неестественным голубовато-салатовым светом, почти фосфоресцировал.

– Господи, что это? – пискнул кто-то с дальних рядов.

Афанасьев обернулся ко мне и ухмыльнулся.

– Вооот, я же говорил.

– Это что вообще такое?

– Сейчас узнаешь, – поддерживал интригу менталист.

И в этот момент голова распахнула глаза – две светящиеся яркие точки без зрачков и радужной оболочки. Наверняка слепые.

– Свежая кровь! – скривила рот голова. Ее голос – хотя откуда там было взяться голосовым связкам – глухо звучал сквозь толщу раствора и банку. – Это хорошо…

Ректор поднялся со стула и подошел к голове.

– Полагаю, некоторым из вас известна история Леонида Ивановича, однако я освежу вашу память. Ибо господин Пантелеев – не только полезный сотрудник нашего заведения, не просто уникальный кадр, но и важный символ.

Я нервно сглотнул слюну. Как ОНО могло разговаривать, а уж тем более думать? Неужели это была фантазия какого-то безумного артефактора?

– Леонид Иванович Пантелеев родился в Тихвинском уезде в самом начале прошлого века, – прохаживаясь между рядами студентов, вещал Фрейд. – Происхождение имел незнатное, однако талантами Господь его не обделил. Леонид Иванович получил образование печатника и, переехав в Петрополь, работал в газете. Однако увлекся революционными взглядами и опасными идеями неонародничества. Сперва печатал подпольные агитационные листовки и газеты, затем закономерно попался. Однако на первый раз правосудие смилостивилось – император тогда не желал применять жесткие меры к инакомыслящим. Наоборот, тогда велась активная работа над созданием многопартийной Думы – представителя народа во власти. Тем не менее милосердие государя не тронуло Леонида Ивановича. Вместо того, чтобы вернуться к порядочной жизни, он занялся грабежами, разбоем и лишь укрепил связь с революционерами. Даже несмотря на то, что громкие восстания к тому моменту уже были подавлены, а главные зачинщики получили сроки или были уничтожены.

– Это ведь он взорвался? – прошептал кто-то из строя.

Фрейд кивнул.

– Именно так, но не совсем. После освобождения Леонид Иванович имел неосторожность вступить в террористическую ячейку, поставившую своей целью уничтожение Аудиториума и других государственных институтов, руководимых аристократией. Разумеется, Аудиториум был первичной задачей. Террористы задумали убийство ректора – тогда во главе учреждения стоял князь Алексей Михайлович Горчаков. Но, поскольку предполагаемая жертва была опасна и могла дать отпор, а в средствах террористы были стеснены и серьезного оружия себе позволить не могли, выбор пал на бомбу.

– И на ней-то он и подорвался, – хихикнул Афанасьев.

– Однако кое-что в планах Леонида Ивановича пошло не так, – улыбнулся ректор. – К несчастью для террористов, бомба взорвалась раньше времени. Господин Пантелеев не успел донести ее до Алексея Михайловича. Заряд детонировал… И от Леонида Ивановича осталось немного целых частей.

– А ректор выжил? – тихо спросил кто-то в толпе.

Фрейд кивнул.

– Князь отделался лишь легким испугом, и в тот день обошлось без жертв. Разумеется, мотивы террориста были ясны, и Алексей Михайлович, будучи высококлассным артефактором и обладая весьма своеобразным чувством юмора, даровал неудачливому террористу вечную жизнь… Процесс создания артефакта был крайне сложен и занял длительное время, однако голова Леньки Пантелеева стала настоящим шедевром искусства артефактории и символом победы порядка над террором. Благодаря помещенному внутрь головы Осколку артефакт обладает разумом и сверхъестественными способностями. И сейчас каждому из вас предстоит более близкое знакомство с Леонидом Ивановичем.

Я снова уставился на голову со светящимися глазами и нервно сглотнул. Страшно было представить, что предполагало более близкое знакомство с этим чудовищем.

Тем временем ректор вернулся на свой трон и дал команду начинать. Человек с папкой раскрыл свой фолиант, шепнул что-то девушкам, и те принялись рыться в коробках.

– Семен Семенович Абамелик-Лазарев, – громко прочитал первую строку в списке человек с папкой. – Пожалуйте к артефакту, ваше сиятельство.

Юноша восточной наружности выступил из строя и, стараясь придать походке уверенности, направился к столу. Представ перед головой, он вопросительно взглянул на ректора.

– Прикоснитесь к стеклу, – сказал Фрейд. – Ну же, смелее, ваше сиятельство. Клянусь, никто вас не укусит.

В толпе послышались смешки. Ну да, смейтесь – судя по всему, каждому придется пройти через эту процедуру. Еще поглядим, как вы себя поведете, когда столкнетесь с заколдованной башкой налетчика лицом к лицу.

Закрывший было глаза артефакт внезапно распахнул полупрозрачные веки и принялся безумно вращать глазными яблоками.

– Что, Сема, стррррашно? – глухо хохотнула голова. – Не страшись, не кипешись, Сема! Шестой ранг у тебя, соколик…

Продолжая вращать глазами, голова Леньки задвигалась в банке. Поднялись пузыри, словно фосфоресцирующий раствор начал кипеть.

– Лекарем будешь хорошим! – Наконец возвестила голова. – Талант к целительству. Наследственность у тебя хорошая, Сема, только по мужской линии многовато пьяниц. Ты это, Сема, к алкоголю не притрагивайся, коль не хочешь кончить как твой дед!

Абамелик-Лазарев побледнел – даже в этом странном свете было заметно, как с его лица сошли почти все краски.

– Все! Надоел! – Взревела голова и крутанулась вокруг своей оси. – Дедуль, ну-ка дай мне коньячку!

С невозмутимым видом Фрейд снова поднялся с кресла, подошел к голове, осторожно снял крышку и, вытащив из-за пазухи флягу, налил немного янтарной жидкости в раствор. Голова Леньки Пантелеева тут же расплылась в улыбке.

– Другое дело, дедуль… Хоррррошо…. Следующего давайте!

Ректор обернулся к нам со снисходительной улыбкой.

– Вероятно, в том был замысел моего предшественника, но Леонид Иванович изволит разговаривать исключительно в привычной ему еще при жизни манере. Склонен к пьянству и фамильярничанью донельзя. Однако же все равно ценен. И рекомендую вам запомнить все, что скажет артефакт. Голова обычно не ошибается.

Абамелик-Лазарев получил из рук старшекурсниц шевроны с указанием ранга Благодати и номером курса.

Я же пристально глядел на голову Пантелеева и гадал: а если этот безумный артефакт сейчас растреплет всем, что я был призванным духом? Что мне тогда делать?