Аудиториум. Часть 2

Глава 13

Одногруппники удивленно таращились на Денисова и троицу княжичей. Оно и понятно – мы еще толком познакомиться не успели, а эти бандиты, блин, уже начали передел власти.

Следовало брать ситуацию в свои руки.

– Господа, – громче, чем следовало, обратился я. – Сдается мне, вы несколько забегаете вперед. Сперва представимся друг другу, а затем, если тебе, Константин, приспичило побороться за звание альфа-самца, можем решить этот вопрос отдельно.

Денисов высокомерно улыбнулся и чуть подался вперед.

– Представиться – это хорошо. А вот один на один драться, Соколов, уже не получится. Ты ведь успел сколотить маленькую шайку – ишь как спелись. Я требую тех же условий.

– Денисов, ты совсем с глузду поехал? – не выдержала Грасс. – Какие к черту шайки? Граф ты или конь педальный? Ты зачем вообще в Аудиториум пошел?

Я едва заметно кивнул байкерше, и она демонстративно отвернулась, словно всем своим видом хотела показать, что была не с нами.

– Я хотя бы с первого раза поступил, – отозвался Денисов. – А здесь оказался потому, что всегда получаю то, что хочу. И те, кто пойдет под мое крыло, нуждаться ни в чем не будут. Правда, придется время от времени выполнять кое-какие поручения и слушаться. Что до тебя, Аннушка, то кто бы говорил. К твоему кругу общения у меня тоже есть вопросики.

– Затолкай их себе подальше в зад, может удовольствие получишь, – огрызнулась байкерша.

Перовская, да и вся ее свита, наблюдали за перепалкой с нескрываемым удовольствием.

– А ты у нас дерзкая, да? – с елейной улыбочкой обратилась Марианна к Анне Грасс. – Вся из себя такая крутая плохая девчонка… Да только друзей здесь у тебя нет, и я бы на твоем месте освоила пару уроков приличного макияжа и вела себя потише. Если очень попросишь, могу научить.

Малыш Рахманинов, до того помалкивавший, не выдержал нападок на Анну, и с грохотом опустил кулак на стол – да так, что стекло задрожало, а на нас начали оборачиваться остальные первокурсники.

– Хорош!

Низкий бас крепыша пронесся над столом, и все мы от неожиданности выпрямили спины.

– Аннушку не трогать, – предупредил Рахманинов. – А не то пополам разорву.

Денисов уставился на Рахманинова недобрым взглядом, но тут коса нашла на камень. Малыш внушал угрозу одним своим видом, и лезть к нему даже отбитый Костик поостерегся. Пока он шумно сопел, я придвинулся ближе и уставился на Денисова в упор.

– Вот ты чего сейчас добиваешься, а? Скажи, чего ты всей этой затеей хочешь получить или доказать? На кой черт суету наводишь? Ответь по-человечески хоть раз, Константин.

Забелло поправил накрахмаленный воротник рубашки и хотел было что-то сказать, но Денисов жестом заставил его умолкнуть. А забавно получалось: Денисов-то был графским сыном и стоял по статусу ниже всей троицы княжичей. Однако они признавали за ним силу. Интересно, почему?

– Хочешь знать, Соколов? – С недоброй улыбкой прошипел вражина. – Хорошо, расскажу. И тебе, и остальным, чтобы все знали. Я, понимаете ли, человек старых, даже радикально традиционных взглядов. И все эти государственные нововведения, вследствие которых стирается граница между сословиями, мне очень не по нраву. Аристократия – высшее общество. Наделенные Благодатью – больше, чем люди. Я горжусь, что являюсь чистокровным аристократом и ношу в себе силу Осколка. И меня ужасно бесит, что в последнее время все, чем я так дорожу, обесценивается.

Грасс метнула на Денисова полный ненависти взгляд.

– Значит ты, из этих, реакционеров?

– Нас именуют по-разному, – улыбнулся Константин. – Но как ни назови, суть не меняется. Мы выступаем резко против сближения с чернью. Каждый должен занимать место, уготованное ему происхождением.

– Да ты, батенька, шовинист, – усмехнулся я.

Но Денисова уже понесло.

– Я выступаю за чистую благородную кровь. Мне тошно видеть, как купцы и вчерашние торгаши покупают дворянство за мешки с ассигнациями. Мне больно смотреть на то, как чистокровные дочери обедневших родов вынуждены выходить за безродных промышленников, чтобы получить достойную жизнь, а не подохнуть в каком-нибудь богом забытом поместье под Усть-Пердольском! Я всем сердцем люблю нашего государя и его семью, но, прости меня Господь, блевать тянет, когда приходится миловаться с очередным выскочкой, который должен чистить мне ботинки, а не обедать со мной за одним столом.

Пока Денисов разглагольствовал, я украдкой наблюдал за одногруппниками, пытаясь прочесть в их лицах реакцию на эту спонтанную речь.

Княжичи, разумеется, кивали. Очевидно, придерживались точно таких же взглядов. Оно и не удивительно: все-таки князья – это уже очень высокого полета птицы. Титулованного дворянства в империи было и так гораздо меньше, а уж княжеские линии даже среди титулованных выделялись.

Правда, к тому же Меншикову у меня были вопросы, с учетом происхождения его предка, получившего титул от Петра Великого. Впрочем, кому сейчас, спустя триста лет, было до этого дело?

– Все, за что я сражаюсь – это чистота, – продолжал Денисов. – Мои слова могут показаться грубыми, а убеждения – слишком радикальными, но я верю в то, что говорю, не просто так. Аристократия Осколков, носители Благодати – это не просто статус и принадлежность к высшему обществу. Мы, как говорил ректор, и есть оружие империи. Ее щит и меч. И чем крепче и сильнее мы будем, тем надежнее будет защищена наша родная земля. Неужели кто-нибудь из вас осмелится это оспаривать?

И в этот момент я здорово пересмотрел взгляд на Денисова как на врага. То ли до этого он прикидывался идиотом, то ли лишь сейчас немного освоился и набрался уверенности, чтобы раскрыться, но говорил он складно. Не греческий оратор, конечно, но своего слушателя точно мог бы найти. И что-то мне подсказывало, что таковых в Аудиториуме будет в избытке.

Одногруппники молчали. Ронцов потупил взгляд, Грасс отчего-то тихо бесилась – не говорила ни слова, но внутри явно кипела от негодования.

– Вот почему я презираю твой род, Соколов, – обратился ко мне Денисов. – Вы были элитой. Уважаемым графским родом. И твой предок по глупости своей низверг вас до уровня плебеев. Ибо чего стоит титул без Осколка?

– Ты одного не учел, сладкий мой, – прошипела байкерша. – Соколов владеет родовой магией. И мощь у нее такая, что тебе с вашим огрызком даже не снилась.

– Соколову повезло, – кивнул Константин. – Однако это не сотрет с него пятно позора. Если бы родовая сила не проснулась в нем, где бы он был сейчас? Скажи, Анна, где?

Грасс пожала плечами.

– Понятия не имею. Но точно не здесь.

– Именно, – улыбнулся Денисов. – А Ронцов? До чего мы докатились? Князь пытается легализовать ублюдка, чтобы передать ему наследство. И никто не протестует! А ведь он полукровка! Он разбавит кровь, и ранг Благодати в его роду упадет, если, конечно, не женится на какой-нибудь сильной девице. Но сам факт, господа!

Я оперся локтями о столешницу, сцепил пальцы в замок и положил на них подбородок.

– Костя, я верно понимаю, что вся твоя ненависть строится лишь на том, что я и Ронцов происходим из семей, запятнавших свою репутацию? То есть ты с Роновым срать на одном гектаре не сядешь именно потому, что его отец имел наглость не отрезать любимого внебрачного сына от рода?

– Именно так. Воронцов совершил глупость.

– Значит, по-твоему, род Воронцовых должен пресечься, но ни в коем случае не разбавиться? – с вызовом спросила Грасс.

– Он бы не пресекся. Вывели бы на первый план одну из младших ветвей – и дело с концом. И даже у самой младшей ветви будет больше прав на эти блага.

– Дурак ты, Денисов, – вздохнул я. – Юный дурак.

– Объяснись.

– Ничем ты не отличаешься от этих террористов, что устроили кровавое шоу на Смотре. Просто вы по разные стороны баррикад стоите. Одни вопят о всеобщем равенстве и доступности благодати, другие костьми лягут, но не подпустят к ней никого, кроме родовитых и благородных. Для вас мир словно на черное и белое делится, а ведь это совсем не так. Впрочем, если в семнадцать ты не радикал, то у тебя нет сердца. Если ты радикал в сорок – у тебя нет ума. Спишу твою горячность на юношеский максимализм.

Денисов усмехнулся.

– Сказал бы ты моему девяностолетнему деду об отсутствии ума… Вся наша семья придерживается столь строгих взглядов. И не только наш род. А что скажешь ты, Ирина фон Штофф?

Ирэн пристально взглянула на меня.

– Скажу, что знаю многих простолюдинов, которые куда благороднее тебя, Константин, – уверенно и спокойно ответила она. – Ты, Денисов, так и не понял, за что именно вашу семейку, да и всю зарвавшуюся верхушку не жалуют. Не за то, что вы родились с золотой ложкой в заднице и унаследовали Осколки, а за то, как вы себя держите. Времена изменились, Костя. А плебеи, как ты их называешь, тоже поумнели и разули глаза. Сто лет назад императора уже чуть не свергли. Кабы не Объединение, никого из нас сейчас бы здесь не было. Тогда свезло подавить бунты и раскрыть заговорщиков. Но люди-то поняли, на что способны. И их уже не обманешь. Но пока такие, как ты, будут отгораживаться и превозносить себя над остальными, Благодать так и останется для черни злом и тем, что нас разъединяет.

– А разве это не так? – лениво ковырявшая ветчину Перовская подняла глаза на Ирку. – Благодать и есть то, что объединяет нас и отделяет от остальных.

– Все дело в том, как ее преподносят, – встрял Сперанский. – Есть целые семейные линии, которые используют Благодать для помощи людям. Один скромно одаренный лекарь способен заменить десяток врачей на поле битвы. Один посредственный боевик стоит десяти солдат, а уж сильный…

Денисов усмехнулся.

– Сразу видно, лекарь говорит. Все они немного альтруисты. Кроме Марианны разве что…

Перовская отложила вилку и невинно улыбнулась.

– А я просто боевой лекарь, – сказала она. – Но ближе к делу, господа. Нашу позицию мы огласили. Мы не желаем терпеть недостойных вроде Ронцова или Сперанского в стенах Аудиториума. Мы не считаем их ровней и не собираемся с ними брататься. И требуем того же от остальных, ибо достойные должны держаться вместе против недостойных. Те, кто согласится с этой доктриной, окажутся под нашей протекцией. Несогласные будут подвергнуты остракизму и порицанию.

– Как я понимаю, нейтралитета ваша доктрина не предусматривает? – спросила Ольга Мартенс. Симпатичная девушка с вьющимися каштановыми волосами и умным лицом. – Право слово, я здесь ради получения знаний. И ваши общественно-политические прения меня совершенно не волнуют.

Белокрыльцева придвинулась на лавке чуть ближе к княжеской троице.

– А следовало бы побеспокоиться. Мне тоже нужны знания. Но и связи. Прочные связи.

Альбинос Меншиков протянул ей бледную руку.

– В таком случае я буду лишь рад новому знакомству.

Так, Белокрыльцева решила не заморачиваться и примкнула к традиционалистам. Я глядел на Мартенс, но не понимал, что мог ей предложить за невмешательство. Да ничего, откровенно говоря. Мы и знакомы-то были шапочно.

– А если о вашем милом шантаже прознает руководство? – Внезапно спросил Ронцов.

Перовская переглянулась с Забелло, и вдвоем они синхронно рассмеялись.

– И что? Прибежишь к ним и станешь ныть, что тебя обзывают ублюдком и делают мелкие пакости потому, что ты ублюдок? Ты ведь еще даже официально не признан, Ронцов. Иначе стал бы Воронцовым. Кому будет охота с тобой возиться? Здесь полторы сотни ошалевших новичков. Поверь, до тебя никому не будет дела.

Я снова взглянул на Мартенс и вопросительно поднял брови. Она лишь слабо качнула головой и отвела взгляд. Понятно. Еще один потенциальный союзник мимо.

– Я с вами, – сказала она Денисову.

– Тогда прошу на нашу лавку.

Теперь наша конфронтация была заметна даже невооруженным глазом: моя команда и прихвостни Денисова расселись напротив друг друга, и нас разделял лишь стол. Со мной остались Ронцов, Сперанский, Афанасьев, Малыш Рахманинов, Анна Грасс, и Ирэн. К Денисову и троице княжичей присоединились Белокрыльцева, Матвей Исаев – невысокий парень с лицом и грацией хорька и Ольга Мартенс.

Лишь Мария Хилкова никак не могла определиться. Симпатичная смуглая девушка с приятным лицом и ладной фигурой нервно теребила пуговицы кителя и метала взгляды то на Денисова, то на меня.

Наконец, она не выдержала и бухнулась на скамейку рядом с Анной Грасс. На нашу скамейку.

– Выбор верный, – сказала байкерша. – Но ты можешь о нем пожалеть.

– Знаю, – отозвалась Хилкова и посмотрела на вражин в упор. – Но не боюсь. Я из Дакии. Мой род перебрался сюда после того, как нас чуть не вырезали бунтовщики. И, поверьте, эти голосистые юнцы не смогут сделать ничего, что бы меня удивило.

Мы удивленно уставились на Хилкову. Грасс улыбнулась и дотронулась до ее плеча.

– Это, дорогуша, не Дакия. Однако не обещаю, что здесь будет проще.

Денисов обвел взглядом обе команды.

– Ну что ж, почти ровно вышло. Вы свой выбор сделали, и, признаюсь, я разочарован. Ожидал, что вы окажетесь более сознательными. Но я уважаю право на самостоятельные решения.

– Ты мне лучше другое скажи, Константин, – обратился я. – Вот разделились мы, вот увидел ты, кто с тобой, кто против твоих идей. Дальше что?

– Дальше, Соколов, будем бороться за влияние.

– И что это даст?

Он лишь хитро улыбнулся. Интриган хренов.

– Я хочу попасть в один из Орденов, и если я избавлюсь от вас с Ронцовым, это прибавит очков мне и моим друзьям.

– Смотри, чтоб очко выдержало, – ухнул Рахманинов. – Я вписался в эту историю только потому, что Аннушка у нас пассионарная девица. Так-то до вашей мышиной возни мне дела нет. Но если узнаю, что кто-то из ваших ее обидел, выверну каждого мехом внутрь.

– Посмотрим, как дальше пойдет, – улыбнулся Забелло.

Звон колокольчика возвестил об окончании ужина. Взглянув на нетронутую тарелку, я тяжко вздохнул. Единственный торжественный прием пищи до самого Рождества – и тот прощелкал. Ну да ладно. Не в пище счастье, а в ее наличии.

Но не успели мы подняться из-за стола, как в Трапезный зал ворвались несколько сотрудников Аудиториума в белых халатах поверх кителя. На лицах всех были защитные маски, руки в перчатках, а тела окутаны плотным сиянием Благодати.

– Господа первокурсники! Прошу внимания! – Неприятно высоким голосом обратилась к нам женщина в маске. – В Домашнем корпусе зафиксирована инфекция.

Первокурсники зароптали. Кто-то охнул, иные, не расслышав, пытались переспрашивать.

– Ситуация не смертельная, обычный грипп, – пыталась успокоить дама в маске. – Волноваться совершенно не о чем. Однако с учетом высокой плотности населения администрация Аудиториума предпринимает жесткие меры по контролю распространения хвори. Всем вам надлежит немедленно разойтись по своим комнатам и остаться на карантине до приказа ректора. Вход в корпус разрешен только работникам медицинской службы. У каждого из вас сегодня до вечера возьмут кровь и мазок слизистой на анализ. При появлении симптомов хвори – боли в горле, кашля, жара, ломоты в мышцах или насморка, вам надлежит обратиться к коменданту ментальным способом.

– Господа, прошу не паниковать! – добавил мужчина в маске и халате. – Ситуация штатная. Такое бывает. Это Аудиториум, здесь мы быстро разбираемся с эпидемиями.

Мы с одногруппниками переглянулись.

– Это еще что за чертовщина? – проворчал Денисов.

– Уводи своих. Быстро! – сказал я. – Война войной, а здоровье дороже. Что-то здесь не так. Не стали бы они запирать нас из-за какой-то безделицы.

– Согласен, – кивнул мой враг. – Я знаю короткий путь мимо главной лестницы. Здесь есть ход для прислуги. Брат рассказывал. Идем с нами.