Автор – Заслуженный штурман-испытатель СССР, общий налет – 16000 ч, принимал непосредственное участие в подготовке 2-го и 3-го изданий книги «Летный риск» (Киев, 2010 и 2012), для которых написал ряд новых глав.
* Метеоминимум – минимальные значения вертикальной и горизонтальной видимости в районе ВПП, при которых разрешается выполнять взлеты и посадки воздушных судов.
Термины авиационное происшествие (АП) и авиационный инцидент вобрали в себя целый спектр событий, возникающих в процессе эксплуатации авиационной техники – от предпосылки и незначительной поломки воздушного судна (ВС) до катастрофы. Причинами таких событий может быть все, что угодно, в том числе непрофессионализм и недисциплинированность членов летных экипажей, персонала технических бригад и наземных служб организации воздушного движения. Это наглядно продемонстрировала катастрофа самолета Ту-154М (борт 101, серийный № 90А837), в которой погибла многочисленная польская VIP-делегация, летевшая в Смоленск на мероприятия, посвященные памяти жертв Катыни. По своим последствиям эта трагедия является одним из наиболее резонансных событий в истории мировой авиации, учитывая статус пассажиров и тот факт, что до сих пор не ослабевает напряженность в отношениях между Россией и Польшей, вызванная разногласиями в трактовке ее причин.
12 января 2011 г. председатель Межгосударственного авиационного комитета (МАК) Татьяна Анодина и Алексей Морозов, возглавлявший техническую комиссию по расследованию обстоятельств и причин катастрофы польского самолета, заявили на весь мир: единственным виновником трагедии является экипаж, своевременно получивший информацию от руководителя полетов (РП) аэродрома Смоленск «Северный» о том, что «условий для приема нет». Выполняя заход на свое усмотрение в густом тумане, экипаж не справился с управлением, в результате чего произошла катастрофа.
Никто не сомневался в справедливости озвученного руководством МАК вердикта до тех пор, пока в интернете не опубликовали «Окончательный отчет по расследованию авиационного происшествия» и «Транскрипцию переговоров на стартовом командном пункте (СКП)». Эти документы, ставшие достоянием международной общественности, изобилуют фактами профнепригодности и разгильдяйства членов группы руководства полетами (ГРП), устроившей «корриду» на аэродроме Смоленск «Северный», а также доказательствами того, что результаты расследования были сфальсифицированы.
Жизнь показала, что выводы комиссий не всегда бывают объективными. Например, в СССР была довольно распространенной практика, когда на ход расследований влияли политические или ведомственные интересы. Вряд ли с тех пор что-то коренным образом изменилось. Могу предположить, что и в данном случае комиссия имела установку – своих не сдавать и сор из избы не выносить.
То, что творилось на смоленском аэродроме утром 10апреля 2010 г., напоминает фильм ужасов, главными персонажами которого были члены ГРП и экипажи заходивших на посадку самолетов. На СКП царила неразбериха, переходящая в панику по мере усиления тумана; звучали ругань в адрес бестолковых солдатиков из аэродромной команды и сетования в адрес невменяемого метеоролога; шли бесконечные консультации с начальством о том, кто откуда и куда летит, что делать в случае дальнейшего ухудшения метеоусловий… Не было только четкого взаимодействия и надлежащего выполнения функций, предписанных должностными инструкциями.
Вопреки сформированному комиссией мнению о непричастности к катастрофе членов ГРП, хочу обратить особое внимание на то обстоятельство, что именно они изо всех сил старались «помочь» разбиться экипажу польского Ту-154 и не только ему. В тот роковой день эта ГРП заводила на посадку три самолета. В итоге Як-40 приземлился с трудом, пройдя порог ВПП на большой высоте; Ил-76, заходивший за ним следом, едва не «приземлился» на СКП; а Ту-154 разбился. Уже после «корявой» посадки Як-40 и первой неудачной попытки захода на посадку Ил-76 руководитель полетов подп-к Плюснин должен был понять, что возглавляемая им ГРП не в состоянии организовать четкую и слаженную работу по управлению воздушным движением. В этой ситуации его святой обязанностью было прекратить прием воздушных судов по метеоусловиям, ставшим ко времени второй попытки захода на посадку Ил-76 гораздо хуже утвержденного для этого аэродрома метеоминимума 100x1000 м*.
Авиационные правила требуют запрещения захода на посадку в случае появления на посадочной прямой или на ВПП препятствий, угрожающих безопасному завершению полета. Однако документы, регламентирующие летную работу, не содержат перечня таких препятствий, учитывая их широкий спектр. Поэтому туман в определенных случаях можно и нужно рассматривать как препятствие для заходящего на посадку ВС, наравне с локальной грозой, бушующей над аэродромом, или самолетом, не успевшим освободить полосу. А задача РП заключается в том, чтобы своевременно оценить степень опасности и принять грамотное решение о продолжении или запрете захода на посадку.
Руководитель полетов Плюснин пренебрег этим требованием и с молчаливого согласия «отцов-командиров» с полковничьими и генеральскими погонами решил продолжать чудовищные эксперименты. Даже второй заход Ил-76, после которого экипаж перестал испытывать судьбу и ушел на запасной аэродром, не явился предостережением. Наоборот, в условиях ухудшающейся видимости было принято совершенно абсурдное и авантюрное решение – разрешить попытку захода экипажу Ту-154. И то, что заход был санкционирован только до высоты 100 м, ни в коей мере ГРП не оправдывает, о чем свидетельствуют реплики ответственного за координацию служб, задействованных в обеспечении полетов, п-ка Краснокутского. Находясь на СКП, он докладывал обстановку какому-то генералу, когда Ту-154 выполнял разворот на посадочный курс: «…Ну сел вообще (туман. – Авт.), двести метров видимость, даже меньше… Сто пятьдесят, ну полностью сел… И ухудшается, и ухудшается. Он не зайдет!… Куда ему заходить?!». В этих словах звучит полная обреченность. Действительно – куда ему заходить! И главное – зачем! Ведь посадка в таких условиях невозможна, а тренировочные полеты с пассажирами на борту запрещены! Тем не менее, ни у Плюснина, ни у Краснокутского не хватило благоразумия отправить самолет на запасной аэродром, видимо, надеялись, что за них это сделает кто-то другой.
Оправдывая действия Плюснина, разрешившего «пробный» заход экипажу Ту-154, комиссия ссылается на пункт AD 1.1 – 1 с) «Сборника аэронавигационной информации Российской Федерации» (AIP RF), в соответствии с которым: «Командиры иностранных ВС, выполняющих полеты в Россию, принимают самостоятельное решение о возможности взлета и посадки с возложением на себя полной ответственности за принятое решение». В то же время комиссия умолчала о наличии в документе пункта с индексом е): «Авиадиспетчерская служба аэродрома оставляет за собой право, в случае необходимости, запрещать взлет и посадку ВС, но подобное право не может рассматриваться как ответственность за принятое командиром экипажа решение или контроль его правильности». Другими словами, если бы РП запретил экипажу заход на посадку еще до входа самолета в глиссаду (на что имел полное право, учитывая абсурдность такой попытки при видимости 150 м), а экипаж его команду проигнорировал, вот тогда действия РП можно было бы расценивать как правомерные и не подлежащие осуждению.
Большой вопрос – имел ли право п-к Краснокутский, не будучи членом ГРП, находиться на СКП, который, как и пилотская кабина, является зоной ограниченного доступа? Во всяком случае, находясь там, он обязан был соблюдать тишину и не вмешиваться в работу членов ГРП. Единственное, что оправдывает пребывание Краснокутского на СКП, – он озвучил на магнитофон значения реальной видимости в процессе захода на посадку Ил-76 и Ту-154, которые значительно отличались от завышенных значений, регистрируемых «невменяемым», по его выражению, метеорологом. Кстати, в «Отчете» вы не встретите даже упоминания об этих фактах.
Плюснин, сообщая пилотам недостоверные данные о видимости, провоцировал их на неоправданные действия, подвергая тем самым смертельному риску. Например, экипаж Ил-76, зная о том, что видимость составляет 1000 м, безуспешно пытался зайти на посадку при фактической видимости 300-500 м. Экипаж Ту-154, имея официальную информацию о видимости 400 м, заходил при фактической видимости 150 м (за 1100 м до ВПП, в том месте, где произошло первое соприкосновение самолета с деревьями, по свидетельству очевидца, параметры вертикальной и горизонтальной видимости не превышали 15x50 м).
Не уступал Плюснину и руководитель зоны посадки (РЗП) м-р Рыженко, прибывший в Смоленск в командировку за 5 дней до описываемых событий. Не изучив «Инструкцию по выполнению полетов» и не пройдя стандартной процедуры допуска к управлению полетами на новом для него аэродроме, он пытался заводить самолеты по глиссаде с углом наклона 3"10‘ вместо утвержденной глиссады с углом наклона 2*40'.Кроме того, Рыженко дезинформировал экипажи о местоположении на посадочной прямой, заверяя, что воздушные суда все время находятся на курсе и глиссаде, чего на самом деле не было. Аэродром Смоленск «Северный» не оборудован точной радиотехнической системой захода на посадку ILS, дающей возможность видеть местоположение по бортовым средствам и заходить в автоматическом режиме по сигналам курсового и глиссадного маяков. Именно поэтому экипажи вынуждены были руководствоваться тем, что им сообщал РЗП. На основании ложных докладов у не ожидавших подвоха пилотов формировалось ошибочное представление о правильности подобранного режима полета (курс, высота и вертикальная скорость снижения). В итоге: Як-40 приземлился с большим перелетом, Ил-76 ни разу не попал в створ ВПП, а Ту-154 потерпел крушение.
Один говорил неправду о параметрах видимости, другой вводил экипажи в заблуждение относительно местоположения на посадочной прямой – вот и результат! То, что здесь написано, не мой вымысел. Все это взято из материалов «Отчета» и «Транскрипции переговоров на СКП», явившихся итоговыми документами комиссии, на создание которых ушло 9 месяцев кропотливого труда. В «Отчете» невооруженным глазом видно, как члены комиссии, задачей которых было провести беспристрастное и объективное расследование, всячески пытались скрыть и завуалировать факты вопиющей безграмотности и разгильдяйства членов ГРП. В подтверждение моих слов приведу несколько фрагментов из «Отчета», касающихся работы м-ра Рыженко.
«1. На удалении 8 км воздушное судно (Ту-154. – Авт.) находилось на 100 метров выше глиссады, на удалении 6 км – на 120 метров выше, на удалении 4 км – на 60 метров выше и на удалении 3 км – на 15 метров выше глиссады». (Здесь приведены данные для глиссады с углом наклона 2°40’.)
Почему-то комиссия «забыла» указать, что на фактическом удалении 2 км самолет был уже на 45-50 м ниже глиссады с углом наклона 2°40’ и, соответственно, на 65-70 м ниже глиссады с углом наклона 3‘10’, которой оперировал Рыженко.
«2. На удалении 8, 6 и 4 км РЗП информировал экипаж о нахождении самолета на глиссаде при фактическом положении выше глиссады, но в пределах ЗДО (зоны допустимых отклонений). В ходе контрольного облета было установлено, что сложившаяся практика работы РЗП такова, что при фактическом нахождении метки самолета в любом месте внутри зоны допустимых отклонений, экипажам, как правило, выдается информация о нахождении воздушного судна на глиссаде».
Такая «практика работы» противоречит требованиям должностной инструкции, согласно которой РЗП, в случае отклонения ВС от курса и (или) глиссады, незамедлительно (!) информирует экипаж о величине этих отклонений и дает соответствующие рекомендации для возврата на заданную траекторию снижения. Об этом комиссия тоже умолчала.
«3. Расчеты показали, что информация диспетчера (имелся в виду РЗП. – Авт.) экипажу об удалении до ВПП 8, 6, 4, 3 и 2 км давалась с опережением в среднем на 500 метров». Как говорится – по comment.
Обломки хвостовой части польского Ту-154М (борт 101)
После доклада на отметке 2 км о том, что Ту-154 находится на курсе и глиссаде (реально на курсе и глиссаде он не находился, а удаление до ВПП было 2,5 км), Рыженко вообще устранился и целых 14 секунд молча наблюдал, как самолет лезет в смертельную ловушку, уходя все ниже и ниже под глиссаду. Стоит напомнить, что руководящие документы обязывают РЗП управлять движением воздушных судов вплоть до пролета ближней приводной радиостанции, то есть – до удаления 1 км от порога ВПП. На удалении 2 км от ВПП зона допустимых отклонений составляет всего 17 м, тем не менее, самолет, находившийся на 65-70 м ниже глиссады, по разумению никак на это не реагировавшего Рыженко и членов комиссии, оказывается, все еще был на глиссаде! Следующая команда РЗП: «Горизонт, сто первый!» – практически совпала с начальной стадией катастрофы, когда через 3-4 с лайнер стал ломать деревья за 1100 м до ВПП (кстати, в официальной фразеологии радиообмена есть команда «Прекратите снижение», а «Горизонт» – это непонятный для иностранцев жаргон).
И вот в такой работе Плюснина и Рыженко, которых к управлению воздушным движением нельзя было допускать на пушечный выстрел, комиссия не нашла ничего предосудительного. В своих выводах она заявила буквально следующее:
«- работа ГРП по обеспечению захода на посадку на причину АП не повлияла;
– уровень профессиональной подготовки специалистов группы руководства полетами аэр. Смоленск «Северный» соответствовал требованиям руководящих документов».
Воистину – лицемерию членов комиссии нет предела! Мне, например, просто стыдно за убеленных сединами и увенчанных высокими званиями и титулами «корифеев» от авиации, подписавшихся под всей этой чушью.
Преступные действия членов ГРП не случайность – тут прослеживаются системные изъяны, присущие военному ведомству. В радиотелефонных переговорах с их участием половина текста – это досужая болтовня, густо приправленная матерщиной, что явно не способствовало качественной работе в процессе управления воздушным движением. Эти люди, не знавшие фразеологии радиообмена на английском языке и не соблюдавшие авиационных правил, представляли собой сборище дилетантов, способных худо-бедно выполнять свои обязанности в условиях хорошей погоды, когда экипажи имеют возможность заходить на посадку визуально, не прибегая к их помощи.
Появление тумана в районе аэродрома ввергло членов ГРП в состояние растерянности. И если несовершенное оборудование аэродрома Смоленск «Северный» еще можно как-то объяснить всеобщей бедностью, обрушившейся на постсоветское пространство, то непрофессионализм и безответственность членов этой ГРП, дослужившихся до высоких воинских званий и зарплат, не поддаются никакому объяснению. Можно предположить, что они пытались действовать из благих намерений, но таковыми, как известно, вымощена дорога в ад. Лучше бы эти люди руководствовались должностными инструкциями, здравым смыслом и постулатом, который гласит: «Все правила в авиации написаны кровью».
А госпоже Анодиной и ее коллегам вместо того, чтобы неуклюже защищать проштрафившихся членов ГРП и спасать честь мундира, следовало бы провести объективное расследование с соответствующими выводами и рекомендациями, дабы упредить повторение подобных трагедий. Кто будет возражать против того, чтобы за штурвалами самолетов и в креслах операторов, управляющих воздушным движением, сидели профессионалы, а не дилетанты!
Фрагмент средней части крыла с уцелевшей опорой шасси
Статистика утверждает, что за три с половиной года после смоленской трагедии на просторах России случилось 43 авиакатастрофы. По данным Международной ассоциации воздушного транспорта (IATA), в мире погибает один из 4,7 миллиона авиапассажиров, в РФ – один из 1,2 миллиона, т.е., риск попасть в авиакатастрофу в России в четверо выше, чем в мире. Вдумайтесь в эти цифры!
И напоследок. Не подвергая сомнению то, что экипаж в данном случае наравне с членами ГРП несет ответственность за действия, ставшие причиной катастрофы, хочу сказать несколько слов в его защиту. Командир экипажа Протасюк, принимая решение о посадке, считал, что при видимости 400 м в зоне приземления, о которой ему сообщил РП, попытка захода вполне оправдана. Откуда ему было знать, что фактическая видимость гораздо хуже объявленной, а за экраном радиолокационной системы захода на посадку сидит неадекватный человек. Ссылка комиссии на то, что с борта Як-40 экипажу Ту-154 сообщили о видимости 200 м на перроне, не совсем корректна, поскольку статус официальной и определяющей имеет информация, озвученная руководителем полетов.
В обязанности штурмана на посадочной прямой входило информировать экипаж о высоте полета относительно уровня ВПП. Не зная, что перед ВПП находится довольно широкий и глубокий овраг, он определял высоту по радиовысотомеру (РВ), работа которого основана на принципе радиолокации (время прохождения радиосигнала от самолета до подстилающей поверхности и обратно трансформируется в высоту). В процессе подготовки и в полете экипаж пользовался аэронавигационной информацией из российских сборников. Они, в отличие от международных, издаваемых фирмой Jeppesen, не содержат важной информации об особенностях рельефа местности в полосе воздушных подходов к ВПП и соответствующих рекомендаций по использованию радиовысотомера. Именно поэтому штурман воспринимал рельеф в виде идеальной горизонтальной поверхности, как это было изображено на схеме захода на посадку, и отдавал приоритет показаниям РВ, не обращая внимания на показания барометрического высотомера, измеряющего высоту относительно условного уровня, задаваемого барометрической шкалой.
Второй пилот после того, как командир не озвучил своих намерений после пролета высоты принятия решения 100 м, взял управление на себя и предпринял попытку ухода. Однако он не смог создать достаточного усилия на штурвальной колонке для отключения автопилота и перевода самолета в набор высоты. В результате тот продолжал снижаться с недопустимой вертикальной скоростью 8-9 м/с. Были потеряны драгоценные секунды, последовавшие вслед за этим лихорадочные действия командира по уходу на второй круг уже не могли ничего изменить – высота была слишком мала.
Александр Чечин/ Харьков