Целыми днями я был унылый и задумчивый. Хозяин заметил это, подходит ко мне и спрашивает:
— Почему ты такой? Что с тобой происходит?
И тогда я вынужден был солгать! — сокрушался старец Порфирий.
Я сказал, что узнал от одного моего земляка, когда выходил из лавки за продуктами, что мать моя больна, и я бы хотел поехать повидать ее. Хозяин поверил мне, дал денег на билет, продукты для матери и с сочувствием проводил меня.
Я побежал на корабль и отправился на Святую Гору! Моя мечта начала сбываться. Корабль проходил через Халкиду, через Волос, а потом через Салоники. Но когда корабль отошел недалеко от берега, меня охватила печаль. Я хотел достичь своей цели, но боялся и жалел своих родителей, которые, не зная, где я, стали бы беспокоиться. Я не выдержал и, когда корабль пристал к Лимне Эвбейской, спустился с него и на другом корабле вернулся обратно в Пирей.
Там я пришел к своим хозяевам и сказал, что мать моя выздоровела. Я продолжал работать, как и прежде. Но не совсем так, как раньше. Я был задумчив, все время молился, ел мало, делал поклоны. От такой жизни я похудел, изменился.
— Что с тобой, Ангел, — спрашивали меня, — что с тобой? Мы видим, каким ты стал задумчивым и очень худым, дитя. Мы любим тебя и хотим, чтобы ты был здесь, но, может быть, ты хочешь поехать к родителям?
— Да, — говорю я им, — хочу поехать.
— Езжай, если хочешь, повидайся с ними и, когда приедешь, найди нам для магазина какого–нибудь хорошего юношу, такого, как ты.
Они снова дали мне денег, продуктов, сладостей, какие–то бутылки с ликером «Пиперман», иного чего еще другого. Хозяин привел меня на корабль и купил мне билет до Халкиды.
Это был корабль, который шел в Халкиду, затем — Эдипсо, Волос, Салоники, Святая Гора, Дафни. Корабль назывался «Афины». Я поднялся. Корабль отошел от пристани. Была ночь, когда мы отплывали. Шли всю ночь. Пришли в Халкиду. Когда корабль остановился, матросы закричали: — Кто в Халкиду? Кто в Халкиду? Я — молчок, не говорю ничего, притаился в углу и молчу. Корабль отчалил от халкидской пристани. Однако когда мы прибыли в Эдипсо, матросы нашли меня, потому что проверяли билеты.
— Почему ты не сошел в Халкиде? — спросили меня.
— Я спал, — отвечаю.
— И что теперь? — спрашивают меня. — Ты должен заплатить.
— У меня мало денег, — говорю им.
— Ну, ладно, — согласились они.
И оставили меня так, без денег. Тогда деньги–то были такие — пятаки да двугривенные. А у меня едва–едва набралась бы одна драхма.
Когда в Волосе мы спустились на берег, меня охватила великая тоска. Я все плакал и плакал. Я думал, что навсегда уезжаю из мира, что родители меня потеряют и будут горевать. Думал о своих братьях и сестрах. Мне перехватило дыхание, и я решил вернуться обратно.
В Волосе корабль простоял несколько часов и отошел от пристани, дал гудок и взял курс на Салоники. Я остался на причале, потому что хотел вернуться обратно. Ночью я поднялся в горы, плакал и молился.
На другой день я нашел корабль, который шел по тому же направлению — на Салоники. Поднялся на него. Но так как деньги у меня закончились и потому не было билета, я спрятался на корме, чтобы меня не согнали на берег. И вот матросы спросили у меня билет. У меня его не было, и они стали ругаться на меня.
Я сидел на лавочке по левому борту и смотрел на море.
Я произносил один ирмос, которому научил меня отец, церковный певчий. Этот ирмос поют в родительскую субботу. В ирмосе этом сказано: Житейское море воздвизаемое зря напастей бурею, к тихому пристанищу Твоему притек, вопию Ти: возведи от тли живот мой, Многомилостивее. Я говорил: «Боже мой, жизнь — это бурное море, и я, путешественник по этому бурному морю, прошу Тебя, чтобы Божественный Твой промысел управил меня в пристань, где бы безмолвствовала душа моя, в пристань, где есть Ты, Мир». Я произносил эти слова, скорее же тихо–тихо пел и плакал, потому что у меня было глубокое чувство того, что я оставил мир, то есть своих родителей.
Да и какое мне было дело до мира, он меня не волновал совершенно. Только родители. Я был маленьким и помнил лишь родителей и скорбел о том, что оставил их.
Наступил полдень. Люди обедали на палубе. В то время было так. Сидели семьями. Напротив меня была женщина с мужем и тремя детьми. Я сидел и смотрел на море. В какой–то момент ко мне подходит женщина, потому что пришли матросы и спрашивали мой билет, которого у меня не было: увидев, что я — нищий ребенок, поворачивает меня за плечо и дает мне кусок хлеба, на котором три связки мелкой рыбешки — камсы. Раньше их связывали по три штучки такой травкой, веничной соргой, и поджаривали на сковороде. Рыбешки связывали, пропуская травку через глазки, обваливали в муке и жарили. Не знаю, делаете ли вы так. Я поблагодарил ее:
— Спасибо, большое спасибо!
Несколько других женщин, которые сидели рядом, похвалили ее:
— Браво, очень хорошо! Как ты догадалась? А нам в голову не пришло.
Но она, повернувшись к ним, говорит:
— На таких детей, на беспризорников, не надо обращать внимания и что–нибудь давать им. Но что же делать? Мы же люди.
Я, бедненький, услышав слово «беспризорник», в душе обрадовался, потому что подумал, что я и правда беспризорник. Я стал скитальцем ради любви Христовой и просил:
— Христе мой, спаси меня, управи меня!
Прибыли в Салоники. Сошли с корабля. Я не знал, куда идти. Пошел в храм Святого Димитрия, приложился. Встал на колени и плакал, прося святого помочь мне доехать и стать пустынником. Это было моей мечтой. Потом я поднялся высоко на холм и пришел к небольшой церковке — часовне. Она была закрыта, но снаружи стояла лавочка. Там я провел всю ночь. Я много плакал, хотел снова вернуться домой, к родителям. Для меня это было искушением. Три раза я возвращался назад. Когда я рыдал, я произносил и слова молебного канона к Богородице, которому меня научил мой отец. «Не презри моление мое, полезно сотвори», — повторял я и плакал.
Так и заснул….
Забыл сказать, что подарки, которые дали мне с собой хозяева, когда я отправлялся якобы домой, я раздал каким–то солдатам на корабле. Раздал шоколадки, бутылки с розовой водой и «Пиперманом» и таким образом разгрузился. Они недоумевали, почему я все это отдаю — ведь я был маленьким, — но взяли.
Итак, как я вам уже сказал, я заснул возле часовенки. Проснулся утром, спустился к морю, сел на корабль — не выдержал искушения — и снова вернулся в Пирей. Что сказать, долгая история! — улыбался старец Порфирий.