Автобиография

Поликлиника города Афины (1940–1973)

Т ам я прожил тридцать три года, которые пролетели как один день

Как только объявили войну я прибыл в Афины. Я был назначен священником в церкви Святого Герасима при Афинской поликлинике, как раз когда началась война 1940 года. У меня было огромное желание трудиться в каком–нибудь учреждении. Бог исполнил это желание, и я, к великой моей радости, был назначен в часовню Афинской поликлиники. Поскольку я привык всегда рассказывать что–либо из своей жизни так, как я это пережил и прочувствовал, то послушайте эту историю с самого начала.

Однажды, когда я был в скиту Кавсокаливии, то услышал в главном соборе чтение толкования Никифора Феотоки на воскресное Евангелие. Феотока говорил там о том, какое великое добро может сделать человек, когда утешает страдающие души людей, которые болеют раком, проказой, туберкулезом. Услышав это, я пришел в умиление. Меня посетила ревность, потому что чтец читал очень живо, а я всегда воодушевлялся от чего бы то ни было.

И начал я мечтать, что мог бы выучиться, научиться говорить и пойти в какое–нибудь учреждение! В больницу для прокаженных, санаторий для туберкулезников… Примерно так я думал. И когда я чего–то желал, то хотел это пережить в действительности. Сколько раз мне ни приходила ревность удалиться в пустыню, я, находясь на прежнем месте, жил уже как в пустыне. Все это было тщетой, суетой, но я этим жил.

То есть я ощущал, что будто бы нахожусь там, наверху, на Кармиле, или в Керасье, или в скиту святого Василия — это самое пустынное место на Афоне. Я ощущал, что я будто бы уже пустынник, и говорил: «Вот то–то я буду читать, так буду зажигать свой светильник, так ночью буду творить Иисусову молитву, буду делать столько–то поклонов, буду есть сухари и траву».

И моя мечта как бы уже сбывалась. Суета! Но я удовлетворялся этим, а потом это проходило. И в часы слабости, когда, как правило, человек принимает не очень–то хорошие помыслы, я думал о таких вещах, которых сильно желала и которыми жила моя душа.

Так я мысленно пережил и тогда: поехал на остров, где были прокаженные, говорил с ними, служил там и ухаживал за ними, помогал им, особенно тем, кто был наиболее беспомощным. Я жил с ними лишь в фантазии. Потом я позабыл об этом.

Но случилось так, что я заболел, и старцы три раза посылали меня в мир на лечение. Однако я не вылечился, и тогда, в конце концов, они дали мне свое благословение жить вне Афона, как я вам уже рассказывал, там, где есть молоко, яйца и мясо — все то, что необходимо было при моей болезни. По этой причине я приехал в монастырь Святого Харалампия на Эвбее и прожил там около пятнадцати лет.

Потом меня снова начали переполнять идеи, которые посещали меня на Святой Горе, то есть поехать трудиться в какой–нибудь санаторий. И я надумал уехать в Пендели, в санаторий Пендели, в котором в то время было много больных туберкулезом. Мой знакомый сказал, что там нужен иерей. Я приехал к заведующему санаторием, а он мне сказал:

— Геронда, нам прислали уже священника, прислали. Я рассказал ему о своем желании, и он мне ответил:

— Да, и у меня было такое желание, и Бог привел меня сюда!

Потом я приехал в Афины. Там я нашел святогор–ца, служившего в Спатах, в Ставросе. Говорю ему:

— Отец Матфей, у меня есть такое желание. Что мне делать?

— А вот послушай, что я тебе скажу. Меня хотели поставить в Афинскую поликлинику, но я отказался. Я предпочел быть здесь, в Ставросе. Хочешь, я поговорю с господином Амилком Аливизатом^, чтобы он взял тебя туда?

Я отвечаю:

— Пойдем посмотрим.

Пошел, посмотрел. Ого! Столько народу, такой шум…

— Отец Матфей, — говорю ему, — я здесь не смогу.

— Почему не сможешь? — спрашивает он.

Тогда мы пошли к господину Амнлку Аливизату и поговорили с ним. Отец Матфей ушел. Господин профессор Аливизат велел мне прийти на следующий день.