(не видимая Одиссею)
Всегда, как посмотрю, о сын Лаэрта,
Врагам удар готовишь ты нежданный.
Вот и сейчас: среди шатров Аякса,
Где стан уперся в море, ты давно
Здесь рыскаешь и, вижу, измеряешь
След свежий стоп его, узнать стремясь,
В шатре он или нет, — ты, как собака
Лаконская,[1] вынюхиваешь цель.
Аякс — в шатре: с лица его и дланей,
10 Державших меч убийства, льется пот.
Засматривать тебе не надо в дверь, —
Скажи, чего ты ищешь столь усердно:
Я знаю все — и помогу тебе.
Афины голос — из бессмертных всех
Любимейшей!.. Пусть ты незрима, — внятен
Мне голос твой: он отдается в сердце,
Как звук трубы тирренской[2] златоустой.
Меня узнала ты… Да, я кружусь
Вокруг врага — Аякса-щитоносца,
20 Его ищу, и никого другого, —
Затем, что этой ночью он свершил
Неслыханное… если вправду — он…
Ничто еще не ясно, мы в сомненье,
И добровольно взялся я за розыск.
Сейчас мы обнаружили, что кем-то
Наш скот разогнан весь и перебит.
И пастухи погибли со стадами.
В преступном деле все винят его.
Один из стражей видел, как он полем
30 Шагал один с мечом окровавленным, —
И нам донес. Сейчас же по следам
Я бросился. И вот — то убеждаюсь,
Что след — его, то сам не знаю, так ли.
Ты появилась вовремя, — как прежде,
Так и сегодня мной руководи.
Я, Одиссей, все знаю и явилась
Быть верным стражем в поисках твоих.
Владычица, тружусь я не напрасно?
Нет, ибо он то дело совершил.
40 Но что причиной безрассудной бойни?
Доспех Ахилла…[3] Мучился он гневом.
А для чего ж бросаться на стада?
Мнил обагрить он руки вашей кровью.
Так замышлял он погубить аргивян?[4]
И погубил бы, если бы не я.
Как он решился на такую дерзость?
Пошел на вас один и ночью, тайно.
И что же — подошел он близко к нам?
Вплотную подошел к шатрам вождей.
50 Но как сдержал он руку, в жажде крови?
Я удержала, на глаза ему
Набросив тьму слепого ликованья:
На скопище добычи неделеной,
Хранимой пастухами, погнала.
Он ринулся и, все кругом круша,
Ваш скот перерубил. Воображал он,
Что, захватив, разит двоих Атридов[5]
Иль что других преследует вождей.
Я возбуждала дух его заблудший
60 Припадками безумья — в сеть толкала.
А он, закончив свой нелегкий подвиг,
Связал быков, оставшихся в живых,
И прочий скот и, будто бы людей,
Привел в шатер рогатую добычу.
Теперь он привязал их и бичует.
Я покажу тебе, как очевидно
Безумен он, — а ты своим расскажешь.
Постой же здесь, будь твердым, — от него
Не жди себе беды: его глаза
70 Я отведу, чтоб он тебя не видел.
Эй! Полно руки пленников терзать
Оковами! Сюда! Тебя я кличу,
Аякс! Тебя я призываю. Выйди!
Зачем, Афина? Нет, не кличь его!
Стой молча, ожидай — не будь же трусом.
Молю богами, пусть он не выходит…
Чего страшиться? Он же человек!
Но твоему слуге он был врагом.
Не сладостно ль смеяться над врагами?
80 Доволен я и тем, что он в шатре.
Страшишься, видно, ярости его?
Будь он в рассудке, я бы не страшился.
Не бойся, он тебя и не приметит.
Возможно ли? — его глаза при нем…
Он зряч, но мглой ему подерну очи.
Искусны боги — все доступно им.
Теперь молчи и смирно стой на месте.
Стою… но лучше б отойти подальше…
Аякс! Аякс! Зову тебя вторично, —
90 Что ж мало так союзницу ты чтишь?
Появляется Аякс.
Привет тебе, Афина, Зевса дочь!
Приход твой кстати: одарю тебя
Я золотом чистейшим в честь победы.
Да будет так… Но расскажи: свой меч
Ты вдосталь обагрил аргивской кровью?
Не отрицаю — есть чем похвалиться!
Ты на Атридов тоже поднял руку?
Впредь никогда не оскорбят Аякса!
Они убиты — так я поняла?
100 Мертвы! — пускай теперь доспех отнимут!
Так, так… А где ж Лаэрта сын? Какая
Его судьба постигла? Спасся он?
Ты разумеешь хитрую лису?
Да. Где же Одиссей, соперник твой?
В шатре сидит, владычица… Он связан…
Так лучше… пусть не сразу он умрет.
А что же дальше? Что еще предпримешь?
Что? — привязав его к столбу, в шатре…
Какую казнь несчастному готовишь?
110 Пусть изойдет он кровью под бичом.
Не мучай ты беднягу столь жестоко…
Во всем ином — твоя, Афина, воля…
Но будет он казнен лишь этой казнью.
Что ж, исполняй намеренья свои —
Дай волю гневу, коль тебе отрадно.
Иду. За дело! А тебя молю:
Пребудь всегда союзницей моею!
Вот, Одиссей, как власть богов сильна.
Кто из мужей разумней был в советах,
120 Кто в нужный час решительней в делах?
Нет никого… Горюю об Аяксе,[6]
Пусть он мой враг, — он истинно несчастен,
Постигнутый тяжелым помраченьем.
Его судьба… моя, — не все ль одно?
Я думаю: мы все — живые люди —
Лишь призраки, одни пустые тени!
Вот видишь… Будь же сдержан, никогда
Не оскорбляй бессмертных чванным словом,
Не будь надменен, ежели другого
130 Богатством ты иль силой превзошел.
Любой из смертных может в день единый
Упасть и вновь подняться. Мил богам
Благочестивый, гордый — ненавистен.