Аякс

Трудиться — множить труд трудом.[28]

Где не был я, где не искал? —

И ничего нигде не мог я вызнать.

Но чу!

Я снова слышу будто шум…

890 Свои! — отряд товарищей по судну.

Ну что же?

Мы с запада весь берег исходили.

Нашли?

Нашли себе мучение — и только.

А мы с востока бухту обыскали —

И там нигде Аякса не видать.

О, кто же, кто —

Поморец какой,

Рыбак-трудолюб,

900 Бессонный ловец, —

О, кто из богинь,

Чей дом на Олимпе,[29]

Кто из нимф

К Босфору[30] струящихся рек, —

Кто скажет, где блуждает он,

Ожесточен душою?

Ах, уж я ль не ходил, не бродил,

Я ль не искал,

Я ль не терпел? —

910 Но не прибыл с ветром попутным к пристани,

Несчастного страдальца не сыскал.

Увы, увы мне!

Чей слышен крик поблизости, из чащи?

Ах, горе мне!

То пленница злосчастная Текмесса, —

Ее души отчаявшейся вопль.

Пропала я, погибла, умираю…

Но что случилось?

Аякс… он там лежит… себя убил он…

920 Насквозь пронзенный, свесился с меча.

Нет нам теперь возврата…

Ты убил, злополучный царь,

Тех, с кем по морю дружно плыл…

Горестно ей, бедняжке!

Одно теперь осталось нам — стенать…

От чьей же он руки погиб, злосчастный?

От собственной. Что это так, бесспорно

Доказывает врытый в землю меч.

Что же мы, други?..

930 Один, без близких,

Пролил ты кровь!

Как же я слеп был, как неразумен!

Я пренебрег тобой!..

Где же, где же

Лежит он — тот,

Чья непреклонна душа,

Чье имя зловеще?[31]

Нехорошо, чтоб на него смотрели…

Накрою тело сложенным плащом.

940 О, даже другу видеть не по силам,

Как из ноздрей и свежей раны хлещет

Кровь черная самоубийцы… Горе!

Что делать мне?.. Кто из друзей подымет

Твой прах?.. Где Тевкр?.. Когда бы прибыл он

И вместе с нами брата упокоил!

Аякс злосчастный! Кем ты был? Чем стал?..

И у врагов исторгнул бы ты слезы…

Обречен ты был,

Обречен ты был,

950 Необузданный дух,

В свой срок завершить

Исходом ужасным

Ряд бессчетный

Мук своих.

Вот отчего ты стенал,

Хулил Атридов день и ночь,

Полон жестокой вражды,

Угрожающей страсти полн.

Беда за бедой

960 С тех пор начались,

Как спор загорелся,

кто же — храбрейший —

Доспехом будет награжден Ахилла.

Увы, увы мне!

О, как она страдает сердцем верным!

Увы, увы мне!

Я не дивлюсь, о милая, что стонешь,

Такого друга-мужа потеряв.

Ты — только видишь скорбь, а я — терзаюсь.

То правда.

970 Увы, мой сын, — какое ждет нас рабство,

Какие нам опекуны грозят!

Ты в скорби своей, увы,

О неслыханном вслух сказала…

Жесток нрав царей Атридов…

Боги, беду отвратите!

Не быть тому, когда б не божья воля.

На нас взвалил он непосильный груз.

Нас грозная Паллада, Зевса дочь,

Преследует в угоду Одиссею.

980 В душе своей черной,

В душе коварной

Смеется над горем,

Нежданно постигшим нас,

Многоопытный муж

Злорадным смехом!..

Увы, увы!

Смеются, внемля ему,

И братья Атриды!

О, пусть хохочут, радуясь моей

990 Беде… Быть может, не любив живого,

О мертвом пожалеют в трудный час.

Глупец имеет счастье — не хранит,

А потеряет счастье — так оценит.

Моя печаль сильней, чем их веселье.

А он — блажен… Все то, к чему стремился,

Он получил. Он умер, как желал.

Чего же им торжествовать?.. Он умер —

То воля божья, а не их, о нет!

Пусть Одиссей злорадствует… Не рано ль?

1000 Они его лишились… Он ушел, —

А мне остались плач и воздыханья.

Увы, увы мне!

Молчи… Я слышу будто голос Тевкра;

О нашем общем горе вопль его.

Аякс любезный! Брат ты кровный мой!

Что сделал ты?.. Ужель молва не лжет?

Да, Тевкр, он умер — в том сомненья нет.

О, горе мне! О, тягостная доля!

Да, тягостная.

Горе, горе мне!

1010 Плачь!.. Как не плакать!..

О, удар внезапный!

Да, Тевкр, удар…

О, бедный я!.. Но где же,

Где сын его? Он здесь, в земле Троянской?

Тут, у шатра, один…

(к Текмессе)

Скорей как можно

Веди его сюда, чтоб кто-нибудь

Из недругов не мог его похитить,

Как львенка у осиротевшей львицы.

Ступай скорей… Пособницей мне будь:

Ведь рады все торжествовать над мертвым!

Ты об его заботишься младенце! —

1020 Как завещал он, будучи в живых.

О, зрелище, плачевнее всех зрелищ,

Когда-либо являвшихся очам!

Горчайшая из всех дорог дорога,

Которой я, возлюбленный мой брат,

По следу злой погибели твоей

Пришел сюда, едва о ней услышав! —

Затем, что быстро разнеслась молва

Среди ахейцев, словно божий голос,

Что умер ты… Я стоном застонал

1030 Еще вдали… А здесь — от горя гибну.

Увы мне!

Откинь же ткань: пусть худшее предстанет.

С тела Аякса откидывают покров.

О, страшный вид!.. Жестокая решимость!..

Как я скорблю о гибели твоей!

Куда пойду, к кому, — когда по долгу

Тебе не подал помощи в беде?

Быть может, Теламон, отец наш общий,

Меня изволит ласково принять,

Когда вернусь я без тебя? О нет!

1040 Ведь он не улыбался даже в счастье…

Чего не скажет!.. Как не охулит!..

Отродьем назовет рабыни пленной.[32]

Он скажет, что тебя, Аякс любимый,

Как слабый трус, я предал иль желал

И честь и дом твой хитростью присвоить.

Так скажет гневный старец, раздраженный

На склоне лет, поссориться способный

Из мелочи пустой… Меня изгонят,

Вон выбросят и будут звать рабом,

1050 А не свободным… Вот что будет дома…

И в Трое проку мало — здесь враги.

А бедам всем причиной — смерть твоя.

Как быть? О, как сниму тебя, несчастный,

С плачевного кровавого меча,

На коем дух ты испустил?.. Да, Гектор

Тебя убил, хоть мертвый сам… Взгляните

На участь этих двух богатырей:

Как поясом, что подарил Аякс,

Прикручен к вражьей колеснице, Гектор

1060 Влачился окровавленный, доколь

Не отдал душу, — так Аякс на меч,

Дар Гектора, повергся и погиб.

Меч этот — не Эриния ль ковала?

Тот пояс — не Аид ли, лютый мастер?

Но я скажу: все боги совершили,

Как все дела людей вершат, — кому

Не по сердцу подобное сужденье,

Пусть мыслит инак, я же мыслю так.

Не нужно долгих слов, — подумай лучше,

1170 Как схоронить его и что ответить:

Я вижу, враг идет — злодей, конечно,

Над горем нашим поглумиться рад.

Но кто подходит к нам? Кто этот воин?

Сам Менелай, в поход погнавший нас.

Да, он, — вблизи его узнать не трудно.

Эй, ты! Тебе я говорю: касаться

Покойника не смей — пускай лежит.

С чего заговорил ты так надменно?

Так порешили — я и воеводы.

1080 Благоволи причину объяснить.

Мы из дому с собой везли Аякса,

Как друга и союзника, — но в нем

Врага, лютей троянцев, обрели.

Все войско он сгубить хотел и ночью

Отправился разить его копьем.

Когда б попытку не пресекли боги,

Его судьба постигла бы всех нас,

Мы пали бы постыдной смертью, он же

Остался б жить. Но пыл его безумный

1090 Бог отвратил, направив на овец

Да на коров… Никто теперь не властен

Предать его земле. Нет, где-нибудь

Он брошен будет на сыром песке

И снедью станет для прибрежных птиц.

Не подымай же крика, не грози.

Коль мы не совладали с ним живым,

Так с мертвым сладим — хочешь иль не хочешь —

И приберем к рукам. Ведь он при жизни

Слов никогда не слушался моих.

1100 Плох воин рядовой, когда не хочет

Начальникам своим повиноваться.

Нет, в государствах не цвести законам,

Коль с ними рядом не живет боязнь.

Начальствовать над войском невозможно,

Коль совести и страха в людях нет.

Да знает человек, пусть мощен он,

Что может пасть от легкого удара.

А тот, в котором есть и страх и стыд,

В благополучье жизнь свою проводит.

1110 Но если в государстве всем дать волю

И допустить бесчинствовать, ко дну

Пойдет оно и при попутном ветре.

Хочу я тоже видеть должный страх.

Не надо думать, прихотям служа,

Что мы за них страданьем не заплатим.

Всему — черед. Он был горяч, заносчив, —

Теперь высокомерен буду я.

Не смей же предавать его могиле,

Чтоб не упасть в могилу самому.

1120 Твои слова разумны, Менелай.

Но берегись: не оскорбляй умерших!

Друзья! Теперь я вижу: дива нет,

Коль погрешит простолюдин ничтожный,

Когда и муж, как будто благородный,

Столь явно попирает правду. Как?

Как — повтори-ка? Ты сюда привел

Аякса, как союзника ахейцев?

Иль вышел в море он не добровольно?

Когда ты был вождем ему? Как смеешь

1130 Подвластными ему распоряжаться?

Ты — в Спарте царь, а нам ты не владыка.

Не больше ты имел законных прав

Владычить им, чем он — тобой владычить.

Сам подчиненным прибыл ты, верховным

Ты не был воеводою, Аяксу

Ты не начальник. Царствуй над своими,

Бичуй их грозным словом… Я же брата

Предам земле, как должно, — если даже

Ты запретил — ты иль иной владыка.

1140 Не побоюсь. Он воевал не ради

Твоей жены, трудился доброхотно —

Его обязывали клятвы.[33] Ты

Тут ни при чем: ничтожных он не чтил.

Поэтому веди хоть полководца

С глашатаями — на шумиху вашу

Не обернусь. Не выше ты себя!

Таких речей в час горя не люблю:

Хоть справедливы в резкости, — а жалят.

Вооружен ты луком,[34] а спесив!

1150 Я — лучник вольный, — не тружусь за мзду.

А при щите ты вовсе бы зазнался!

Хоть ты и со щитом, с тобой я слажу!

Отвагу ты питаешь пустословьем!

Прав человек — так может гордым быть.

Что ж? И убийца мой почтен — по праву?

Убийца?.. Чудеса: убитый — жив!

Бог спас меня, но все же он убийца.

Спасенный богом, не гневи богов!

Богов законы я ль не соблюдаю?

1160 Ты запрещаешь мертвых хоронить.

Врагов страны… Их хоронить нельзя.

В твоих глазах Аякс был враг страны?

Взаимна наша ненависть, ты знаешь.

Ты уличен был в краже голосов.[35]

Подсчитывали судьи, а не я.

Прикрашивать умеешь ты злодейства.

От слов таких… кому-то будет худо!

Не хуже, смею думать, чем другим…

Так слушай: хоронить его нельзя.

Ты — слушай: схороню его, и тотчас.

Я видел: некто, храбрый на словах,

Раз моряков отплыть заставил в бурю.

Но буря разыгралась, и храбрец

Лишился тут же языка, под плащ

Залез, — и все лежачего топтали.

Знай, буря может встать из малой тучки

Великая и загасить твой пыл,

И зычный крик, и дерзостные речи!

А я — я видел одного безумца:

1180 Он над бедою ближнего глумился,

И кто-то… очень на меня похожий…

Сказал ему: «Безумный человек!

Не относись презрительно к умершим —

Ты на себя несчастье навлечешь!»

Так он увещевал его… А ныне…

Я не его ли вижу?.. Это — он?..

Не кто иной!.. Ясна ль моя загадка?

Я ухожу. Срам, ежели узнают,

Что применял я речи, а не власть.

1190 Ступай. Еще срамнее слушать мне,

Как говорит глупец слова пустые!

Будет распря, великая будет борьба, —

Так не медли же, Тевкр, торопись, начинай,

Погребальную яму копай мертвецу —

Пусть лежит, упокоен в могиле сырой,

Приснопамятной людям вовеки.

А вот как раз жена его и сын

Сюда идут украсить холм могильный

Несчастного. О, подойди, дитя,

1200 И прикоснись просительно рукою

К родителю, жизнь давшему тебе.

Сядь близ него, держа в ручонках пряди

Волос моих, своих и материнских —

Дар трех просящих. Если ж кто из войска

Захочет силой оторвать тебя

От мертвого, — пусть, родиной отвергнут,

Погибнет гнусной смертью, без могилы.

Да будет срезан род его, как я

Срезаю эту прядь. Возьми ее.

1210 И пусть тебя никто не потревожит.

Колена преклони пред ним… А вы —

Не женщины, не стойте робко одаль.

Итак, иду — ослушник — рыть могилу.