Бабочка

Глава 6

— Вот откуда тут берётся это ощущение окружающей угрозы? — Макс сотоварищи шли по дороге, ведущей на север от столовки Борща. — Вроде и тихо, зверья нет, на радаре чисто, а всё равно неспокойно. И туман этот ещё откуда-то выполз.

Утренняя свежесть постепенно уступала место дневному теплу. Лёгкая дымка постепенно сменилась густым туманом и видимость упала до тридцати шагов. Если бы кто-то хотел устроить на группу засаду, то лучшего момента было бы сложно подобрать, но радары молчали, а в кустах лишь изредка падали капли сконденсировавшейся на листьях влаги. Подобной тишиной можно было бы наслаждаться где-нибудь за пределами Зоны, но тут, при отсутствии птичьего пения, впечатление создавалось угнетающее. Хотелось крикнуть и услышать эхо, но грезилось, что голос завязнет в тумане как в вате, а затем, после непродолжительных трепыханий, попросту умрёт. Казалось, что жизнь покинула эти места уже достаточно давно, сменившись какой-то абсурдной своей имитацией.

— Кто-нибудь может объяснить, что вообще происходит с Зоной? — казалось, что у Матраса на ровном месте начали сдавать нервы. — Сколько уже хожу, но такого затишья не припоминается. Как будто вымирает всё. И ощущение это кладбищенское…

— Хех, а она как есть кладбище, — усмехнулся Хендрикс. — То ты сам не знаешь, сколько тут народу полегло за всё время. Хотя и вправду что-то слишком уж тихо.

— Лаборант, помнишь что Борщ вчера говорил про сталкерский исход? — слова Матраса и Хендрикса Гвоздь как будто пропустил мимо ушей. — Я сегодня ещё мужиков порасспрашивал в столовке. В общем, уходят все: сталкеры, бандюки, даже из группировок народ валить начал. Кто по одному, а кто и группами. Гонит что-то нашего брата отсюда.

— Скажи, а у тебя не возникало ощущения, что происходит это всё как будто не с тобой вовсе?

— Во, молодец, — снова подключился к разговору Хендрикс. — Я-то думал, что ж меня смущает. Вроде бы и я, а порой мысли появляются как будто не мои совсем.

— А ты пойла борщёвого меньше пей, тогда и смурь разная в башку твою хипповскую лезть перестанет, — Матрас нервничал, но причины этого объяснить не мог.

— Матрасик, а чо ты дёрганый такой, а? — голос Хендрикса звучал весело, но было понятно, что весёлостью этой он пытается подавить внутреннее напряжение. — Все вчера пили. Тебе тоже ерунда чудится, да?

— Иди ты. Может и правы мужики — издурнело место, не для людей оно стало.

— А когда оно для людей было? — Гвоздь, казалось, над чем-то задумался. — Хорошо лишь то, что бандюки сваливают тоже. Впрочем, это ещё вопрос, что им на смену придёт.

— А что бы нам на железную дорогу не перекинуться? — предложил Матрас — Путь не особенно хоженый, народ там не лазит особенно…

— Ну ты молодец, Матрас, — усмехнулся Хендрикс, — думаешь ты один такой умный? Ты про детский сад хоть что-нибудь слышал вообще?

— Что за детский сад? — насторожился Гвоздь

— Перекур объявляй, командир. Два часа уже чешем. Сошли с дороги, скинули рюкзаки, присели.

— Мрачное местечко этот детский сад, — Хендрикс достал сигарету. — Стоит-то он не прям у железки конечно, в полукилометре где-то, но мужики наши к нему ближе чем на километр подходить не то что боялись, а предпочитали на выходах по темноте до базы ломиться, лишь бы рядом с ним на ночлег не вставать. Пикантность вся в том, что там хорошей погоды не бывает никогда, если верить старожилам. То есть вокруг солнышко светит, а детсад в тумане весь, ну и вокруг него тоже погодка не позитивная. Это вроде как обычное состояние той местности. Причём туман этот появляется только тогда, когда поблизости от здания оказываешься.

Ну так вот. Как-то раз решили трое наших ребят сходить на Дальние Склады, вроде как после выброса там артефактов навалиться должно было, да и идти не то чтобы долго — от столовки борщёвской дольше раза в два, то есть конкуренты имели все шансы остаться с носом. Народ-то у нас простой, свободный на всю башку, употребили чего-то там своего с утра и попёрлись. Туда дошли без проблем, даже нашли что-то по мелочи, а тут уже и к вечеру дело близиться начало. Пошли они назад, ориентируясь на переход железной дороги, вот только не учли, что там ветка есть ещё одна, ведущая куда-то на запад. Они её перемахнули и подумали, что основной путь перешли. Да да, тот самый, на который ты, Матрас, сейчас сходить рекомендовал. Тут— то и стемнело. Где они так задержались, что они там делали — науке ответа того не известно, но идут они и видят — здание двухэтажное стоит, вроде как для ночлега место удобное. Ребята у нас безбашенные, со снарягой проблем у них тоже не было — осмотрелись, убедились, что зверья никакого нет, растяжечек поставили, сигналочек, ну прям как мы в Райкоме тогда ночевали. Отужинали и спать завалились.

Двое там и остались, возможно до сих пор лежат. Третий их потом до нашей базы ломился, как если бы ему горчицей под зад намазали. Рассказывал он позднее, что послышался ему ночью детский смех. Ну вроде как детишки играют во что-то своё. Потом по коридору пробежал кто-то. Ага, нормально так — пробежал, а на радаре ни движения, ни визга сигналочек. Мысль у него сразу какая? Правильно — на Контролёра напоролись. Разбудил он мужиков, объяснил им. Они его на смех поначалу чуть не подняли, потом прислушались — и впрямь движняк в здании какой-то. Народ-то у нас хоть и дурной на голову, но подкованный, стволы в руки похватали, снарягу надели всю и решили оттуда когти рвать. Да не тут-то было.

Только вышли в коридор, оно и началось. Одного сразу накрыло — побелел весь, лопотать что-то начал и назад пятиться, как если бы его оттесняло что-то. Парни на всякий случай в ту сторону, откуда мнимая угроза шла, пару очередей дали, да не помогло. Смекнули, что валить надо. Другану, которого накрыло, выписали в рыло разок, для приведения в чувство, так сказать, схватили его за шкирман, ломанулись вниз, а вот потом…

Спустились они по лестнице на первый этаж, а там дети стоят, ну то есть не дети, а что-то на детей похожее. Я так не опишу, как рассказчик это всё описывал, но видно было, что вспоминать ему это аж до той поры ой как боязно. Парни-то наши опытные, поняли, что детей там быть не может по определению, особенно с какими-то неживыми глазами… А те стоят и смотрят. То есть ничего не делают, смотрят только, но и пройти не дают. Представляете, да? Умом-то мужики понимают, что не дети это, а морок какой-то, но всё равно стрелять руки не поднимаются. Тут у того, которого ещё на втором этаже накрыло, нервы и сдали. Высаживает он в них рожок и ломится напролом. И видно, что шаги его всё тяжелее становятся, как если бы ему кто за одежду цеплялся. Увидев это, второй тоже созрел, психанул и за ним следом ломанулся. Третий от всего происходящего тоже дошёл до кондиции и рванул за ними следом, на прорыв…

Подозреваю, что те двое ему проход и обеспечили, поскольку увязли они там капитально, а он за их счёт вроде как прорваться и сумел. Рассказывал, что бежал не обращая внимания на аномалии. Как ни в одну не влетел — сам удивлялся. Когда по сторонам косился, так под деревьями детки те стояли. Потом уже, когда оттёк, порывался товарищей идти спасать, да вот только идти с ним компанией никто не хотел. Он пошукал, пошукал, ну один туда и отправился.

— Что-то это всё белыми нитками шито, — скептически заметил Гвоздь. — Друзей побросал, потом героя из себя задним числом строил. Может они не поделили чего, он их там ухайдокал, да сказочку придумал?

— Вот у нас все это заподозрили, настолько нереально это всё звучало, — Хендрикс затушил сигарету, — да только парень реально ходил дня два зашуганый, клеился ко всем, чтобы компанией с ним пошли, а потом пропал. Кто на КаПеПе тогда стоял, говорили, что прошёл он через них с совершенно отрешённым взглядом, да и путь свой повёл аккурат в сторону детсада, чуть ли не прямиком. Так что кто знает, может там и третий лежит где-то уже, поскольку с той поры его у нас на базе не видели. Хендрикс отстегнул фляжку с водой.

— Ну вы сами посудите. Вот собачки там, свинки, кабанчики… да кровососы те же, снорки и прочая живность — это всё понятно и к встрече с этими существами наш брат вроде как готов. А вот когда дети стоят в коридоре — что тогда делать-то? И ладно бы, если б он один что-то такое рассказывал и место было хоженое. Только местечко там, как я и говорил, смурное до невозможности и все наши его избегали и избегают, да и не только наши. Нет конкретики. Что скажете?

— Было у нас что-то похожее, — отозвался Матрас, — только скорее прямо противоположное. Заблудился один мужик, да ещё и собаки его погнали, ну и влетел он на поле аномальное. И когда ему казалось, что на поле том он и останется, вроде как появился ребёнок, который его сквозь это поле и провёл. Мужика потом на смех подняли, дескать малолетке жизнью обязан, а я вот сейчас думаю — кто ж это такие-то? Детьми они, может, только прикидываются, но…

— Непростой там детсад был, — перебил его Гвоздь. — Попались тут мне как-то в руки документы по этому заведению — детишки там были очень непростые. И история та сама по себе нехорошая. Дальше можете додумывать всё что угодно.

— Не, друг наш, раз сказал А, говори уж и Бе, — прицепился к Гвоздю Хендрикс. — Мы уже поняли давно, что казачок ты тут у нас засланный, судя по тому, какие у вас с Борщём нежные чувства, ну а кто у нас есть Борщ — не знают только новички на югах. Так что рассказывай, гражданин начальник, раньше надо было стесняться и скрытничать.

— Не Хендриксом тебя, Дим, называть надо было, а Пиявкой, — поморщившись, произнёс Гвоздь. — Как прилипнешь, так не отцепишь.

— Хорошо, — продолжил он, усевшись по-удобнее, — но от слов своих не отказываюсь. Там действительно история была тёмная, и слухов вокруг неё у нас гуляло много, но недолго — пресекли их распространение достаточно быстро, так что правдивость рассказа будет только на уровне тех бумаг, которые мне в одном тайнике попались. На ТочПриборМаше, если что, пока его ещё излучением не накрыло. Короче, являлось это заведение не столько детсадом, сколько детским домом на выезде, только собирали туда очень непростых сироток от очень непростых родителей. То, что с различными приборами, излучениями и нехорошими химическими веществами тут баловалась каждая вторая лаборатория, для вас секретом являться не может — байки на эту тему гуляют у каждого сталкерского костра. Вполне понятно, что испытывались эти все дела не только на мышках и свинках, но и на людях, а если конкретнее, то на смертниках, которым предлагали альтернативой пуле в лоб участие в экспериментах. Выживали немногие, но и выживших, понятное дело, тоже отпускать не торопились. Кого-то списывали прямо по окончании экспериментов, кого-то — спустя некоторое время, после отчётов перед вышестоящими из Москвы. Но безопасность проводимых экспериментов безопасностью, однако порой доставалось и научному персоналу — то герметизация скафандра или экспериментального блока нарушится, то «объект» очень шустрым и агрессивным окажется, а то и ещё чего похлеще. Среди персонала, как вы понимаете, были не только сотрудники, но и сотрудницы. А сотрудницы порой бывали и на сносях в разной степени готовности. И вот детишки у таких сотрудниц иногда рождались весьма своеобразные. Нет, ясное дело, что и выкидышей случалось, но вот которых нормально донашивали и которые потом были жизнеспособны, нормальными язык назвать не поворачивался. Не из-за внешности, она-то у них в основном без отклонений была, а из-за способностей. И вот дальше начинаются слухи. Рождались детки порой с таким взглядом, который своей тяжестью впечатывал в стену взрослых и умудрённых жизнью вояк, причём в нескольких случаях впечатывал буквально. Родителям тоже доставалось. Телекинетики присутствовали также, вундеркинды разные и прочая, прочая. И что-то с ними со всеми надо было делать, поскольку со своими нормальными, скажем так, сверстниками, уживаться им ну никак не получалось, вполне понятно почему. Часть из них ещё и сиротами была, поскольку от кого-то из них родители отказались, у кого-то от такого «счастья» наложили на себя руки, а кое-кто и сам загонял своих предков на тот свет, по малолетнему недомыслию, так сказать.

В детских домах и больницах от них уже тоже к тому моменту выли волком, тут-то и пришла какой-то шибко одарённой голове идея о создании такого вот детского сада, обозвав всё это «проект Воспитанник». Кстати, вы не поверите, но к нему ведёт железнодорожная ветка, причём упрятана она под землю и выходит на поверхность где-то километром севернее. Построили её специально для доставки тех молодых дарований, поскольку обычным транспортом их возить было небезопасно — машины несколько раз улетали под откос, а вот на железнодорожный вагон силёнок у них уже не хватало. Эти два этажа и детские площадки являются вроде как камуфляжем и жилыми комнатами для научников, а сами воспитанники жили тремя этажами ниже. Под землёй, само собой. Жили с комфортом, если что, поскольку отчёт о своих поступках и вероятных последствиях к моменту перевода уже отдавали, но осторожность, как гласит народная мудрость, превыше всего. Параллельно с этим проектом был создан проект «Ясли», хотя уже сама эта идея отдаёт какой-то извращённой чудовищностью. То есть, вроде как, и для блага с заботой о несчастных детях, но как представишь. Дайте чаю. Матрас достал термос, а остальные — кружки.

— Детишки те, — продолжил он, отпив чая из термоса, — преподавателей радовали своей одарённостью в различных областях, под них даже планировали создавать какую-то особую школу с запредельным образовательным уровнем, особенно талантливым чуть ли не лабораторию выделили для их исследований и чего-то они там добились умопомрачительного. Причём настолько умопомрачительного, что решили их делегацией свозить в Москву, для отчёта перед тамошним начальством о ходе проекта «Воспитанник», а также о результатах по какому-то исследованию. Вот тут-то всё и началось — по слухам, на банкете в честь их приезда, какой-то придурок из чиновных детей додумался обозвать их главного неполноценным. Типа у него папа и мама есть, а у них — нет и вообще они детдомовцы. У них же на эту тему пункт был ещё тот — психологические травмы от общения с нормальными сверстниками в детском возрасте им лечили достаточно долго, комплексы изживали, любовь к людям прививали, держали их чуть ли не в тепличных условиях, оберегая от различных угроз, а тут из-за одного слова вся эта работа пошла коту под хвост. Только выяснилось это гораздо позже, поскольку… вот уж не знаю, насколько это правда, но по слухам существовала между ними ментальная связь и то, что слышал и видел один из них, автоматически слышали и видели все остальные. На тот момент главный их виду не подал, а по возвращении осенил начальство идеей об улучшении проекта «Воспитанник», якобы пришло ему в голову несколько идей на эту тему. Гвоздь замолчал, как будто собираясь с мыслями.

— Грохнуло не сразу, а спустя некоторое время. Первое поколение «воспитанников» внезапно показало себя великолепнейшими педагогами, второе от них тоже не отставало. Собственно вот тут про «Ясли» и рассказывалось, поскольку самые неугомонные младенцы, некоторые из которых в моменты капризов могли закрутить взглядом обычную койку в бараний рог, становились лапочками и добрейшими детьми, когда с ними начинали работать «Воспитанники». Учитывая, что возраст их как раз к тому моменту приближался к самому что ни на есть романтическому, кураторы проекта списали это на пробуждение материнских и отцовских чувств, а также к тяге к созданию семьи и воспитанию родственных душ. Сами «воспитанники» убеждали их в том же. Результаты радовали всех, «Ясли» постепенно переехали в Детский Сад, а потом.

— Гвоздь, извини, я тебя перебью, — Матрас пристально посмотрел на него, — но ты прям как про бюреров рассказываешь. Те тоже любители покидаться тяжестью без использования рук, да и росту они небольшого.

— Коль, в том-то и дело, что не бюреры это. Мне самому та же мысль в голову пришла, только вот у «воспитанников» всё гораздо хлеще было. Буквально через месяц после того, как Ясли переехали в Детсад, количество сверходарённых младенцев при родах упало до нуля. Попросту перестали рождаться. Значения этому поначалу не придали, поскольку вундеркинды эти и так рождались не очень часто, но когда дошло, что в некоторых случаях почти стопроцентно должен был родиться одарённый, однако же рождался почему-то самый обыкновенный и без отклонений — решили проконсультироваться у самих «воспитанников». Тут-то те и выдали, что спасибо мол, милые преподаватели за заботу, но дальше мы уж как-нибудь сами. Расходятся отныне жизненные пути, цели и прочее якобы.

Милые преподаватели, понятное дело, от такого реверанса выпали в осадок, а безопасники сразу же сообщили куда следует. В процессе выяснилось, что за пределами Детсада не осталось ни одного воспитанника. Подключили к этому делу вояк, решили зарвавшуюся молодёжь взять штурмом и объяснить ей, почему старших надо слушаться. Это мне уже мой начальник рассказывал, когда я ему документы на эту тему принёс. Он тогда только выпустился и их на этот штурм бросили. На боевое крещение, так сказать. Крестов потом и правда много получилось, на погосте ближайшем, в основном. Окружили Детсад танками и прочей техникой, огнемёты подогнали зачем-то, а в тоннель тот железнодорожный отправили какое-то элитное спецподразделение на двух дрезинах.

Моему начальнику тогда и довелось караулить выход из того тоннеля. Большой ататат провалился не начавшись. По его словам, вылетели оттуда обе дрезины на скорости гоночных машин, вот только бойцов на них не было. Потом и сами воины выбегать начали с видом, будто в тоннеле отверзлись врата ада, или что покрепче. Понятно стало, что пусть там и детишки, вот только игры у них недетские, и решили садик сровнять с землёй, но не тут-то было. Телекинетики в своём развитии там шагнули явно далеко, потому что ни один снаряд в сад не попал, но при этом и впустую не улетел — паре танков, которые с противоположной стороны от стрелявших стояли, сорвало гусеницы. Детишки затребовали парламентёров — им их, само собой, предоставили. Через час парламентёры вернулись с какими-то бумагами, ошалевшими глазами и долго о чём-то говорили с безопасниками. Закончилось всё по сути ничем — окружение сняли, даже минировать не стали, а потом и нужды не было, поскольку через несколько дней рванул Четвёртый реактор, резко появились другие проблемы и этот проект под шумок свернули. Начальник мой потом краем глаза эти бумаги видел как-то, говорилось там что-то совершенно нереальное, что детишки эти, по сути, являлись не то одним существом, не то коллективным разумом и вроде как дали они слово не трогать людей на условиях, если люди не будут трогать их. Своё слово они держат, как я понимаю — Детского Сада боятся, про него ходят слухи, но если в него не лезть, то последствий от общения с его обитателями можно не опасаться. Вот и сказочке конец.

— И много у тебя таких баек в загашнике? — озадаченно поинтересовался Хендрикс.

— Предлагаешь мне их все рассказывать тут? Мне же вас всех потом пристрелить придётся, как получивших доступ к информации повышенной секретности.

— А мы тебе подписку о неразглашении дадим, — усмехнулся Хендрикс. — Можем даже для уверенности и под попку дать.

— Ладно, юморист, отдохнули и хватит. Подъём.

Дорога постепенно поднималась на вершину холма, через некоторое время сбоку от неё появились железнодорожные пути. Посовещались и решили всё же идти по ним, во избежание внезапных встреч. Шли в молчании, опасливо косясь на запад. Спустя час в отдалении на западе показалось небольшое двухэтажное здание, окружённое деревьями. Не сговариваясь, все дружно прибавили шагу, стараясь делать это не в ущерб осторожности.

— Гвоздь, а Гвоздь, — поинтересовался у того Хендрикс через полтора часа. — Поделись сакральным знанием, куда идём мы с пятачком и с нами наш кагал? Оно понятно, что у вас, шпиёнов, скрытность это профессиональное, но кто знает, может что подсказать сможем?

— Ты про Пансионат слышал что-либо?

— Было дело. Ну в том плане, что только слышал.

— Так вот те господа, которые за артефакты и прочее дают хорошую денежку, по словам Борща, планировали организовать в том месте вроде как временную стоянку, чтобы все имевшие отношение к Институту могли собраться.

— Так это нормально вполне, только зачем скрытничать с нами надо было?

— А потому что именно в ту сторону укатили те самые вояки, которых мы видели ранее. Когда не знаешь, куда и зачем идёшь, поневоле становишься более осторожным, поскольку не знаешь, к чему тебе готовиться.

— А чего тогда сейчас нам рассказал?

— Да потому что уже почти пришли, километр до него. Сейчас через некоторое время где-нибудь в сторонке засядем и обмозгуем, что нам дальше делать. Без разведки туда соваться не стоит.

Посовещались и решили, что как бы ни хотелось быстрее добраться до Пансионата, но делать это всё равно лучше под покровом темноты, поскольку хоть и небезопасно, но неизвестно, есть ли там кто и если есть, то насколько радушным будет приём для четверых странников. Углубились в заросли кустарников, попутно матерясь на изобилие Жгучего Пуха, нашли сравнительно чистое и незаметное с дороги место, где и устроились на привал.

Пансионат находился в небольшом лесном массиве, и вела к нему всего лишь одна дорога, порядком растрескавшаяся от времени. Судя по поломанному кустарнику, имевшему неосторожность вырасти на ней, движение последнее время по ней было достаточно интенсивным. Матрас предложил идти по кустам и даже полез туда на разведку, но достаточно быстро вылез и заявил, что там всё намертво заросло Жгучим пухом. Гвоздь решил сползать по обочине дороги вперёд. Через час вернулся и обрадовал всех, что кроме попавшего в Карусель БТРа на дороге ничего нет, а вот у самого Пансионата стоит один просто сожженный танк, два грузовика с таким видом, как если бы ими в футбол играли титаны, ещё один танк с оторванной башней и валяется несколько мёртвых вояк. Движений на территории не заметно, пулемётных точек не обнаружено, засад вроде нет. Разделились на пары и на всякий случай ползком двинулись по обочинам дороги. Максу выпало быть напарником Гвоздя.

Картина во дворе была и впрямь нерадостной. На кого бы не наткнулись вояки, но отпор им был дан знатный. Чем залепили по второму танку было непонятно, но судя по всему, от этого попадания у него сдетонировал боезапас, благодаря чему танк лишился башни, а два находившихся с ним в тот момент рядом Урала приобрели весьма подраные борта, не говоря уж об искорёженных корпусах в целом. Первый же танк имел такой вид, как если бы над ним долго работали огромной паяльной лампой. Результатом этого акта технофашизма являлись частично оплавленные траки, изогнутое по воздействием высоких температур дуло, а также почерневший от сажи и обуглившейся краски корпус. Над всем этим великолепием веяло несчисленное количество мух, привлечённых запахом разлагающейся плоти. Воронки от взрывов, чёрные пятна засохшей крови на асфальте, а также изрешечённое пулями и снарядами малых калибров здание Пансионата являлись ещё одним молчаливым свидетельством либо упорства вояк, либо решительности их противников стоять до последнего. По всей видимости, победа осталась за вторыми. Довершали картину несколько Жарок, Холодильников и Каруселей, в одной из которых величественно и неторопливо вращался БТР.

— А ведь тот оплавленный явно на Сковородку попал, как ещё не взорвался, вот что непонятно, — Гвоздь задумчиво смотрел на картину прошедшей битвы. — Датчики им отшибло что ли?

— Карма у него хорошая была, в отличие от собрата. Тому безбашенному по полной программе выписали, — продолжил Хендрикс. — Жмуриков обыскать бы не мешало, боезапас там, может ещё что полезное. Им-то оно уже без надобности.

— Хендрикс дело говорит, — согласился Матрас. — Неизвестно, куда дальше пойдём, и что нас там ждёт.

— Лады. Только быстро, — Гвоздь осматривал в прицел окна главного пансионатского корпуса. — Здание парами осматривать будем. Хреново, что в потёмках это делать придётся.

Со стороны дороги раздался скрежет. Все резко обернулись и увидели поворачивающуюся в их сторону башню болтающегося в аномалии БТРа. Слов не требовалось — бросились врассыпную по кустам. Раздался гулкий выстрел из КПВТ и на борту одного из грузовиков расцвёл огненный цветок, осветивший окрестности в оранжевый цвет. Башня БТРа продолжала со скрежетом поворачиваться, пытаясь найти цели, порой выстреливая, когда ей казалось, что цель попала в прицел…

Рядом с Максом что-то глухо ухнуло, и он почувствовал мягкий, но при этом мощный толчок в спину, с силой отправивший его на землю. Автомат вырвало из рук. В ушах возник свист, заглушивший все прочие звуки, голова закружилась и появилась тошнота. Где-то как будто вдалеке раздавались удары молота по листовому железу и чьи-то крики. В глазах потемнело, и Нимов отключился.

— Башка-то гудит как, и не слышно ничего — к Максу постепенно возвращалось сознание. — Слишком тихо. Оглох я что ли? Чем же это меня так? Вроде даже цел, вот только ощущение такое, будто на мне сидит слон. А ствол, ствол-то где?

Вокруг стояла ирреальная тишина, изредка нарушаемая звуками падающих с листьев капель — единственного звука в этом лесу. Макс закашлялся и открыл глаза, впрочем кроме окружающего его кустарника и ночной темноты он не увидел более ничего. Постепенно вспоминались предшествовавшие отключке события. Близкий взрыв, вогнавший Макса в землю, отдавался эхом в каждой мышце до сих пор. Снова начало подташнивать. Нимов пришёл к выводу, что контузия является уже свершившимся фактом и с ней что-то надо делать. К счастью его рюкзак по прежнему был у него на спине, а значит были и медицинские средства, но тут до Макса окончательно дошло, где он сейчас находится, потому не мешало бы поискать более укромное место для приведения себя в порядок, нежели кусты где-то рядом с Пансионатом. Хотя для начала было бы нелишним определить местоположение остальных участников группы.

Результаты, которые выдал комп, Макса не обрадовали категорически и в какой-то момент он даже подумал, что устройство попросту сломалось. Выходило, что Гвоздь, Хендрикс и Матрас либо мертвы, либо находятся вне пределов охвата радара. В любом случае раскладывалось всё так, что надеяться теперь Максу оставалось только на себя самого. Он включил ПНВ и содрогнулся — рядом с ним стоял кто-то, одетый в точно такую же броню, как и у него самого.

— Оклемался? — произнёсший это голос был знакомым. — Я не решался тебя дёргать ранее — не был уверен, что ты вообще можешь двигаться. Скорую, сам понимаешь, сюда не вызовешь, а я тут один и на носилках тебя отнести не могу. Идти можешь?

— Вроде да, — Макс попробовал встать и наконец-то сумел определить говорящего, коим оказался профессор Тенёв. — А вы что здесь делаете?

— Потом, всё потом, — Тенёв осмотрелся по сторонам. — Руку на плечо мне клади. Тот робот стрелять уже не будет, я об этом позаботился.

— Тут автомат должен лежать где-то…

— Забудь, не до него сейчас.

Затащив Макса в директорский корпус Пансионата, Тенёв, в процессе приведения того в нормальное состояние, поведал, что подогнали вояки не абы кого, а несколько роботизированных боевых комплексов, один из которых сохранил боеспособность даже после попадания в Карусель. Выходило, что за беглыми сотрудниками Института объявлена чуть ли не настоящая охота и на их поимку брошены приличные силы военных.

— Говорил я Паше, что не нужно лезть в эту архаику и заниматься воскрешением проектов более чем полувековой давности, — сокрушался Тенёв, — но он же упрямый до невозможности, во что вцепится, так не отцепишь потом. А ведь можно было догадаться, что если вояки задействовали экспериментальные образцы техники, особенно роботизированной, то дело приняло крайне серьёзный оборот. Кстати, друзья твои отправились на восток. Найти им тебя не получилось, но оно и неудивительно — комп твой орал на институтской частоте, а простые сталкерские компы её не берут. Непростые, кстати, тоже. Ты уж извини, но я с ними на связь выходить не стал — тебя я знаю, а вот их не знаю, равно как и они меня. Так что посчитали тебя, по всей видимости, мёртвым, и достаточно быстро отсюда ушли, насколько я мог судить об этом в процессе наблюдения за вашими манёврами. Для меня самого стало удивлением, что тот БТР после попадания в Карусель сохранил работоспособность. Ты же сам видел, как его скрутило, однако…

— Но это всё мелочи, — продолжил Тенёв, — ты мне лучше расскажи, как тебя в эти края занесло? Сказать по правде, ждал я вовсе не тебя, но как бы там ни было.

— Это долгая история, — Макс постепенно приходил в себя. — Вам с самого начала, или в сокращённом варианте?

— Давай в сокращённом. Если у меня возникнут вопросы — я тебя перебью, не обессудь.

Макс вкратце поведал институтскому заведующему отделом медицинских исследований и разработок о своих приключениях. О том, как они попали на Третью Базу. О том, как из всего отряда выжил только лишь он один. Про Михалёва и Камышевского. Когда повествование дошло до встречи с Борщевским, Тенёв нахмурился.

— Значит, говоришь, Борщ тоже собирается на север? Оно и неудивительно — когда работаешь на два фронта, рано или поздно наступает время выбирать, на чьей же ты стороне. Хотелось бы мне верить, что он с нами, но зная этого старого лиса, уверенности в этом у меня нет никакой.

— Марк Александрович, может хоть вы объясните, что здесь вообще происходит?

— А происходит, мой дорогой Максимка, здесь полная ерунда. — Тенёв налил из термоса какого-то напитка и жестом предложил Максу его попробовать. — Слышал ли ты что-нибудь о проекте с названием «Перерождение»?

Напиток обжигающим комом прокатился по горлу, принеся с собой бодрость и добавив мышлению ясности. Нимов попробовал вспомнить, не попадалось ли ему упоминаний об этом проекте в оставленных Завадским документах.

— Не помнишь? — продолжал Тенёв дальше. — Оно и неудивительно. Проект этот к Институту отношения не имел никакого, но одновременно с этим он являлся определяющим при образовании нашей богадельни. Можно сказать, что именно ради того, чтобы положить конец существованию этого проекта Институт и создавался. Закури, легче станет. Тебе прилично досталось, пусть даже тот снаряд рядом лёг.

— Вот уж от вас, Марк Александрович, я такого не ожидал, — Макс был ошарашен предложением главного институтского медика, — а как же здоровье там, трезвый образ жизни?

— Уже шутишь, — утвердительно произнёс Тенёв, поправил очки и начал шарить по карманам, — это радует. Означает, что не всё с тобой так плохо, как я думал поначалу, — он наконец вытащил из кармана сигаретную пачку и зажигалку. Предложил одну сигарету Максу. Оба затянулись, — я ведь тоже не курил до того момента, как наши пути с Пашей и Толей, ну Никоновым, как ты понимаешь, разошлись. А вот как остался тут один, так нервишки и стали пошаливать.

— То есть, как разошлись? — озадаченно спросил Макс. — Вы же всё то время, сколько я вас знаю, были не разлей вода.

— А вот так и разошлись. Задумал наш Паша возродить проект, который несколько десятилетий назад и стал одним из краеугольных камней в образовании Аномальных Территорий. Понятное дело, что знали об этой его задумке очень немногие. И задумал он это дело, как я понимаю, ещё тогда, когда нас, простых сталкеров, пусть и с образованием, позвали принять участие в создании Института, вот только нам об этом он рассказал только пару недель назад.

— То есть как, простых сталкеров?

— А вот так. Самых что ни на есть простых сталкеров. Нужны были практики с образованием, а не теоретики без практики. Учитывая, что по молодости нам довелось ходить и до центра Зоны, да и связями нужными обзавелись к тому моменту, данное предложение выглядело логичным. Вот только если б я знал, какие бумаги Паша умудрился найти и что он задумал… Тенёв затянулся и налил ещё по полкружки ароматной жидкости.

— Так получилось, что все мы принимали участие в одной из первых экспедиций на Аномальные Территории после Второго Взрыва, собственно и выжили из всех участников только мы втроём. Нам бы на большую землю вернуться надо было, да что-то остановило как будто. Несколько лет мы промышляли вольным сталкерством, видали Аномальные с таких сторон, с каких их мало кто видел, а потом выяснилось, что Борщик наш не просто администратор базы и по совместительству кабатчик, но повыше рангом птица. Завербовали его фсбшники наши, хотя это было всего лишь вопросом времени. Кстати, говоришь, Михалёв с Камышевским тебя чинили?

— Вы с ними знакомы? — Откровенность Тенёва была Максу непонятна, но чувствовалось, что просто так профессор такие вещи рассказывать бы не стал.

— Не то слово. Вся наша троица к ним за медицинской помощью во время скитаний по Аномальным захаживала и неоднократно. Вот скажи, — с ухмылкой поинтересовался Тенёв, — сколько лет, на твой взгляд, тому же Камышевскому?

— Ну, лет под сорок, — озадаченно произнёс Макс.

— А ведь Венечка почти наш ровесник, даже постарше будет, только вот мы уже на шестьдесят почти что выглядим, — ехидным тоном сказал Тенёв. — Он, к слову, единственный выживший из самой первой экспедиции. Если бы не Михалёв, то удобрять бы Венечке сейчас собой землю. Как уж он оказался в том месте, где той экспедиции конец наступил, это я сказать не могу, но притащил он Венечку к себе на базу, выходил его, с того света вытянул, можно сказать. Вот только сам Михалёв та ещё загадка. Ты слушай, лаборант, слушай и внимай. Мне эти игры в великие тайны уже в печёнках сидят, а тебе может и пригодится что услышанное, — Тенёв затянулся сигаретой. — Я сейчас в такой же ситуации, как и ты. То есть совершенно не представляю, куда мне идти дальше.

— А к тому же Михалёву?

— Сразу видно, что ты совершенно не в курсе, кто тебя с того света вернул, — в голосе Тенёва появилась нервозность. — Михалёв наш, Валерий свет Семёнович, уже давно должен лежать на погосте, поскольку если верить Паше, то шестьдесят лет ему исполнилось ещё в прошлом веке, накануне Первого Взрыва, однако же старый хрыч до сих пор топчет землю и коптит воздух. И как мы не просили его поначалу поделиться секретами и наработками с Институтом, слал он нас с нашими просьбами достаточно далеко. Только до поры — и к нему подход нашли со временем. Ты наверняка не в курсе, но Вторая База названа таковой вовсе не по порядковому номеру, а потому, что её накрыло Вторым Взрывом. Не выжил из персонала тогда никто, но когда мы с Пашей и Толей попробовали пробиться в её недра, то обнаружили означенных ранее Валерия Семёновича и Венечку, обосновавшихся там на постой. Понимаешь, какое дело — Камышевского я знал ещё со студенческих лет, но тут мне поначалу показалось, что от Вениамина осталось только тело со вставленным в него чужим сознанием. Однако потом за чаем пообщались мы с ним, юность вспомнили… это действительно был наш Камышевский, только гибель их экспедиционного отряда наложила на его и без того несладкий характер тяжеленный отпечаток. Если бы не Михалёв, притащивший его полумёртвого в своё укрытие, то скорее всего и не было бы нашего Венечки в живых. Так что кто знает, может он, спасая тебя, отдавал своего рода долг. Паша, к слову, периодически пытался его сманить в Институт, но бесполезно.

— Вы говорите, что Михалёв с Институтом работать отказался, но зачем тогда туда мотались институтские конвои?

— Затем и мотались. Михалёв хоть и отказался присоединяться к Институту, однако от определённого сотрудничества отказываться не стал. На взаимовыгодных условиях, само собой. Мы поставляли ему оборудование, продукты и прочее, даже умудрились выбить из него разрешение на присутствие институтских групп на его базе, а он, хоть и скрепя сердцем, но всё же делился некоторыми наработками.

— Так а причём тут какое-то Перерождение?

— А при том, что Михалёв являлся одним из участников данного проекта и существовал этот проект ещё до Первого взрыва. Некоторые, якобы осведомлённые, полагают, что существует он и поныне. Я считаю, что до Второго Взрыва он существовал точно, чуть позже расскажу почему. Кое-кто полагает, что собственно сам Первый взрыв являлся делом либо их рук, либо рук их противников, поскольку с какого-то момента проект стал опасен не просто для окружающих, но и для представителей властных кругов, а возможно и для всех властьимущих во всём мире. До определённого момента я полагал, что информационное поле Земли, оно же ноосфера, о которой писал Вернадский, является выдумкой из разряда НЛО и прочих тем для бульварной прессы, однако увиденное на Аномальных переменило моё отношение к данному вопросу в корне. В какой-то момент Перерождение, по всей видимости, получило возможность влияния на властную верхушку компартии, и вот тут-то они и прокололись — если с технической стороной у них было всё более чем великолепно, то в дворцовых интригах и политике они были полнейшими профанами, на чём и погорели. Появились какие-то дурацкие сухие законы, статьи о тунеядстве, перестройки разные и прочие попытки «сделать жизнь советских людей лучше». Переродить государство собирались тогдашние научные умы, заговорщики, кардиналы, иху мать, серые. Собственно и накануне Второго Взрыва творилось что-то похожее, а именно возросшее количество каких-то абсурдных законов, да и сфера политики стала больше походить на цирковое училище, нежели на собрание серьёзных мужей. Нагляднее иллюстрации того, чем вымощена дорога в зад и придумать сложно. Кгбшники никогда не ели хлеб свой зря и сразу определили, что учёные перешли дозволенные рамки, а затем… Вот я совершенно не могу с однозначной определённостью утверждать, что Первый Взрыв был инициирован какой-то одной стороной, поскольку выгоду в конечном итоге получили обе. КГБшники не только загнали опальных учёных в радиоактивное подполье, но и существенно обрубили им ресурсную базу. В то же время Перерождение получило практически непреодолимую защиту и исчезновение к себе интереса со стороны властей, поскольку в перестроечное и постперестроечное время вопрос власти интересовал политиков куда сильнее, нежели какая-то жалкая горстка учёных, обосновавшихся на заражённой территории. А уж ресурсами эта горстка учёных ещё в прежние времена запаслась вдоволь. Теперь ты понимаешь, какие возможности и наработки можно найти на Аномальных? Дистанционное влияние на политика — это не шуточки. Да пусть с ним, ты вот на это посмотри, узнаёшь?

Тенёв подошёл к странному длинному предмету, стоявшему в углу, и вынес его на свет.

— Знакомая штука, да? Как она там называлась, ну та, которую вы несколько лет назад притащили, ВЭ21005СКП кажется? Винтовка Энергетическая, она же Устройство № 21, пятый экземпляр, снайперская, компактная, прототип. Это того же поля ягодка, только у меня экземпляр 81. Серийный, к слову. Создавались они по образу и подобию возможно известных тебе гаусс-винтовок, которые в этих краях народ находил одно время. Генерируется сгусток плазмы, и затем разгоняется магнитным полем до умопомрачительных скоростей. Энергии поглощает море, перезаряжается долго, но уж если попадает, то сам понимаешь, мало не покажется никому. К слову — буйного нашего карусельного робота, который о четырёх осях и восьми колёсах, я успокоил именно из этой красавицы. Ну не красота, а? Оружию больше полувека, а оно до сих пор рабочее на все сто процентов. Умели ж делать. И это говорю я, не оружейник, а медик. Паша почему-то брезгливо называл ВЭшки старьём, хотя тут бы я с ним ещё поспорил — Дядя Вася её воссоздать так и не сумел. Кстати заметь, это компактный вариант. Некомпактный же, судя по документации, которую я у Завадского выцыганил некоторое время назад, предполагалось устанавливать на САУ.

— Ладно, это всё лирика, — Тенёв приободрился. — Мне уже самому интересно, что за артефакт сформировался в карусели после того, как я болтавшийся в ней не в меру ретивый и живучий БТР из этой голубушки приложил. Плазма, аномальное поле, металла много, органика… Что-то красивое точно должно было получиться. Но это я отвлёкся. Так вот, ты понимаешь, если уже в начале 80х годов прошлого века на нынешних территориях Аномальных существовало такое оружие, то какие ещё здесь могут быть сюрпризы?

— Михалёв мне рассказывал про Сержантов, Невидимок…

— С чего бы это ему быть с тобой таким разговорчивым… именно. Это своего рода биологическое оружие. Чуждое этому миру, но реально существующее и что особенно страшно, действующее. И знаешь что, мой юный друг, у меня есть веские основания полагать, что с некоторых пор ты сам являешься чем-то подобным.

— То есть как? — Сказать, что Макс был потрясён, это значило не сказать ничего. — Я-то тут причём?

— Для начала вспомни, какую дозу Адреналинки ты получил во время прохождения первой волны Выброса.

— Кассета разрядилась полностью, это я точно помню.

— Ага, хорошо. А вот скажи мне, в течение суток после этого хоть один из вас, героев-спасателей, догадался задействовать восстановительный комплекс, он же катализатор?

— Вы о чём? — удивлению Макса не было предела.

— Понятно. Не задействовали, — как будто злорадно констатировал свершившееся Тенёв, — а ведь он был на Базе, только вас в тонкости использования Адреналинки почему-то никто посвятить не додумался, но теперь это уже неважно. Второй раз, когда ваш отряд с кровососами столкнулся, я уверен, ты его также не использовал. Что ж, поздравляю.

— С чем? Вы к чему клоните? — Максу очень не понравилась интонация профессора.

— Для начала поздравляю с тем, что именно неиспользование комплекса восстановления спасло тебе жизнь на той автостоянке. Кровососы, по всей видимости, принимали тебя за своего до того момента, пока ты не начал по ним стрелять. Точнее не так — насчёт тебя у них были сомнения, а вот насчёт твоих друзей сомнений у них не имелось. Ах да, ты же не в курсе, что из себя представляют последние модификации «бодряка». Является ныне эта субстанция вовсе не стимулирующим химическим комплексом, каким оно было раньше, а своего рода вирусной инфекцией, быстродействующей и такой же быстропроходящей. Почти проходящей. Впрочем, по порядку.

Некоторое время назад нашей лаборатории удалось создать вирус на основе ДНК Кровососа. Вирус получился слабый, иммунитет здорового человека справлялся с ним в течение нескольких минут, но на эти несколько минут заражённый организм обретал невероятную скорость реакции и быстродействия. Дополнительными плюсами являлись дезориентация мутантов, принимавших заражённого либо за своего, либо за особь более сильного вида. А это, согласись, уже не мало — куда как проще пристрелить застывшую в нерешительности собачку или кабана, подумавших, что перед ними стоит кровосос, нежели гоняться за этой живностью по всем окрестностям. Ну и по мелочи ещё имелось достоинств, хотя это ты вряд ли поймёшь. Минус был один, при этом весьма солидный — вирус хоть и подавлялся человеческим иммунитетом практически полностью, но являл собой достаточно сильный мутагенный фактор, потому для устранения нежелательных последствий требовалось использование особых комплексов подавления последствий заражения им и восстановления организма. И были это не просто комплексы специфичных препаратов, а именно сочетания препаратов и процедур, за счёт чего использование их в полевых условиях становилось невозможным — не будешь же ты возить за собой устройство размером с барокамеру. Время также являлось одним из определяющих факторов — у организма, подвергшегося воздействию вируса, на реализацию восстановительного комплекса в распоряжении имелось до двух суток, после чего последствия поражения становились непредсказуемыми. Первые версии вируса могли приводить к физическим уродствам, но с этим мы почти справились. Ваши кассеты зарядили одной из последних экспериментальных вариаций. Каковы могут быть последствия в этом случае — не знает никто, даже я, поскольку статистику начали собирать сравнительно недавно. Одно могу сказать точно — человеком в каком-то смысле ты уже быть перестал, хотя тебе и кажется, что ты им ещё являешься. Я не могу сказать, какие качества приобрёл твой организм после первичного использования нового «бодряка», но повторное использование вируса вполне могло их закрепить. Ничего странного не заметил в последние дни?

— Зверья в пути не встречал совершенно, ну за небольшими исключениями, но прошедший выброс был настолько необычным, что прогнозировать его последствия было бы крайне сложно.

— Желание вцепиться в глотку ближнему, видение в темноте, какие-нибудь прочие новые ощущения не появлялись?

— Вот честно — не заметил. — Макс лихорадочно пытался вспомнить, не замечал ли он в работе своего организма каких либо отклонений, но чего-то подобного не припоминалось вовсе.

— Значит ещё заметишь. Возможно твоя живучесть, за счёт которой ты выжил в той битве с кровососами, и является этим проявлением. Хорошо, если это единственное приобретение от вируса, оно даже полезное. Ладно. Надо поесть что ли, а то всё болтаем и болтаем. У тебя же контузия как-никак.

Тенёв достал небольшую горелку и пару банок опостылевшей уже тушёнки, которая, если судить по сроку её изготовления, являлась не говядиной, а скорее мамонтятиной, хотя вкусовых своих качеств от времени почему-то не потеряла.

— Весёлой картошки накопать бы вон на том поле, да темно уже… А ведь ждал-то я ну никак не вашу группу, — поведал Тенёв, поглощая разогретое мясо. — Должна была команда одна с ТочПриборМаша возращаться через это место.

— Если они были в экзоскелетах, то не вернутся, — прервал его Макс. — Какие-то ребята в непонятной древней, но очень серьёзной броне схлестнулись на том заводе с военными, а в результате там сейчас уровень пси-излучения очень неприлично зашкаливает, если верить Борщу и состоянию подстреленного мной терминатора. Как я вам уже рассказывал, один из них за нами увязался.

— Знать бы ещё, как его звали. У них в распоряжении вполне могло оказаться оборудование, способное создать поле подобной силы.

— Предлагаете сходить туда на разведку? Спасибо, я вот уже сходил на разведку — чуть из КПВТ не отхватил.

— Зато сейчас ужинаешь под крышей над головой, в знакомом и, я надеюсь, приятном обществе — проворчал Тенёв.

— Так а что их туда понесло-то, расскажете? А то от этой тотальной секретности тошнить уже начинает.

— За чертежами пси-излучателя, будь он неладен, их понесло. Не знал наш брат сталкер, где они там спрятаны, а вот у этих ребят данная информация была максимально подробной — Паша навёл, постарался. И действующий прототип там тоже запрятан был, что самое плохое. Может вояки этот отряд действительно прижали капитально, да только я больше чем уверен, что возможности раскатать военных в лепёшку у архаровцев Завадского было предостаточно. Скорее всего, тот мертвяк, который за вами гонялся, либо отстал от основной группы, либо же сам вызвался прикрывать отход товарищей, ну а когда те отошли на достаточное расстояние — задействовал прототип пси-излучателя.

— В Борщеву столовку они не заходили, по крайней мере до нас.

— А они и не стали бы там светиться — Должники, в смысле Долговцы этого не поняли бы. Я боюсь, как бы они через метро не пошли.

— Откуда тут метро?

— А вот оттуда. Неужели про сеть тоннелей не слышал, которую ещё до всё того же Первого Взрыва тут проложили? По глазам вижу, что не слышал, но вот огромные курганы не заметить ты не мог. Да да, сейчас ты скажешь, что в курганы те бульдозерами собирали заражённую Первым Взрывом почву и прочее. А на самом деле ещё в семидесятых годах прошлого столетия одна из лабораторий, занимавшаяся изучением вопроса пространственного переноса различных объектов, в порядке пьяного юмора создала машину для рытья тоннелей. С переносом в пространстве живых существ у них на тот момент не задалось, как я понял, — всё больше фарш с костями получался — а вот неживая материя переносилась на ура. В широкое производство это чудище не поступило, поскольку энергии оно потребляло невообразимое количество, но вот с задачей быстрого рытья тоннелей на территории, которую нынче занимают Аномальные, оно справилось на отлично, благо вопроса энергетического снабжения в острой форме тут не стояло, а на нужды науки энергии здесь не жалели никогда. Задействовали два портала, один из которых был установлен на подвижной платформе, а второй поднимался краном на высоту где-нибудь в стороне. Первый вгрызался в почву и отправлял её во второй портал, откуда она попросту высыпалась, образовывая те самые курганы. В результате за несколько лет нынешние Аномальные приобрели помимо сети технических тоннелей ещё и метрополитен. Красоты московского и питерского он не имел конечно, но по протяжённости, как ты понимаешь, потягаться с ним не мог ни один существующий на тот момент в мире. Про это мало кто знал и тогда и сейчас. Даже на нынешних Аномальных.

— И много тут ещё таких сюрпризов? — удивлению Макса не было предела.

— Ты лучше молись, чтобы эти сюрпризы не полезли к нам из подвала, потому что одна из станций того метро находится аккурат там.

У обоих чирикнули компы, уведомляя своих владельцев об идущей по дороге группе из десяти человек. Зелёные маркеры недвусмысленно свидетельствовали об её принадлежности к Институту.

— Выбирай, лаборант, — в голосе Тенёва зазвучал холод — не успел я тебе рассказать всё до конца, но если эти ребята принесут Завадскому тот подарочек, который он так сильно ждёт, то спокойные дни за периметром будут сочтены. А хотя не надо, ты-то тут совершенно не причём.

Макс обернулся в его сторону, но единственное, что он успел заметить, была вспышка бледно-голубого света, затмившая собой скудный свет от горелки и вместе с тем унёсшая сознание куда-то далеко. За глухим стуком упавшего тела в комнате наступила тишина.

Кого-то били. Без злобы, просто били с молодецким пыхтением и хыканьем. За исключением этих звуков экзекуция происходила в полнейшем молчании. Макс постепенно приходил в себя, однако являть данное событие на обозрение неизвестным окружающим он не спешил, посчитав необходимым предварительно оценить обстановку хотя бы на слух.

— Тимохин, отставить, — раздался через некоторое время хриплый голос. Звуки ударов стихли. — Профессор. С вашей стороны было крайне неосмотрительно открывать огонь по нашей группе пусть и из такого тяжёлого вооружения. Вы не имели ни малейшего шанса вывести из строя всю мою команду, и были об этом прекрасно осведомлены. Хотя бы можете объяснить, что на вас нашло?

— Бирюков, — судя по измученному голосу профессора, били именно его, — ну уж ты-то тупым солдафоном никогда не был. Неужели ты не понимаешь, что попало в твои руки?

— Прекрасно понимаю, более чем прекрасно понимаю. Особенно после того, как государство предало меня дважды, сначала пустив под сокращение, затем лишив работы. Если вы пытаетесь пробудить во мне жалость к тому, что находится за периметром, то вы зря стараетесь. Ни у кого из бойцов этого отряда не осталось ничего, что связывало бы их с внешним миром. Ни у тех, кто выжил после вашей атаки, ни у тех, кто её не пережил. Исключительно из уважения к вам я приказал взять вас живым, и это стоило жизни двум моим парням, потому что я помню то доброе дело, которое вы мне сделали несколько лет назад. Но поймите, Марк Александрович, у меня есть приказ и я не могу его не выполнить. Вы же знаете, что у меня нет возможности его не выполнить, поскольку к созданию нашей группы вы лично приложили руки и знаете все особенности…

— Ты зачем мне сейчас читаешь лекции о морали и чувстве долга? — сплюнул профессор.

— А потому что хочу разобраться, почему один из основателей Института пошёл наперекор решению его совета. Ну не верится мне, что вам внезапно стало небезразлично то, что происходит за периметром.

— С возрастом начинаешь на многие вещи смотреть иначе. Когда доживёшь до моих лет, сам сможешь в этом убедиться.

— То, что сейчас происходит, можно смело называть военным временем. Вы наверняка догадываетесь, кто пришёл по наши души на ТочПриборМаше, — в голосе Бирюкова прорезалась злость. — Половина моего отряда осталась в его стенах, причём большая часть не умерла, что было бы для них легче, а шатается по заброшенным корпусам с пустым взглядом и без малейшей возможности возвращения к нормальной жизни. Возможно, с возрастом я изменю своё отношение к этому факту, но не сейчас.

— Вы знали на что идёте…

— Знали, именно знали. И всё равно пошли, потому что, как вы наверняка уже знаете, ни одному из нас нормальной жизни за периметром не будет и вам в том числе. Особенно вам. Вы готовы защищать тот мир, который вас использовал и выкинул как скомканную салфетку?

— Не мир. Государство. Нас отверг не мир, а государство.

— В данном случае разница не существенна. Мы не хотим бегать всю жизнь от властей. Здесь у нас есть шанс жить так, как того хотим мы, там же у нас такого шанса нет. Я по-прежнему не могу понять ваше упорство в нежелании изменить мир к лучшему.

— Это будет даже не геноцид. Вы изуродуете всё живое на планете.

— И что? Какая разница тем, кто автономно живёт внутри периметра, что происходит за его пределами? Нас всех использовали и списали, когда Институт пошёл наперекор интересам деляг. Мир умрёт, но одновременно с тем и возродится, оставив шлак и лишнюю биомассу в своём прошлом. Вы ценны для будущего мира как один из его отцов.

— Ты говоришь как нечеловек.

— Наоборот. Я говорю именно как человек, а не как тупая и обросшая жиром скотина, все жизненные интересы которой сводятся к пожрать, посрать и поспать. Ах да, ещё оттянуться у телевизора.

— Да да. Существует только два цвета, белый и чёрный…

— А ещё существует остановившийся в своём развитии мир. Мир, жители которого ещё полвека назад стремились покорять космос, а ныне ставящие своей целью захапать побольше жизненных благ для себя любимых. Мир, жители которого грезили о создании общества, в котором счастливы были бы все, а ныне заботящиеся только о себе, и хорошо, если при этом они не забывают о самых самых своих близких. Мир, в котором на учёных стали смотреть как на чудаков, при этом возведя барыг в ранг идеала. Мир, в котором люди когда-то стремились ввысь, а ныне разрастаются вширь. Мир, жители которого жаждут истреблять себя самих, попутно загаживая свою среду обитания. Что будет плохого в том, если мы им в этом слегка поможем?

— Вот уж не знал, что ты у нас философ, — с издёвкой произнёс Тенёв.

— Не ёрничайте, Марк Александрович, — колкость профессора Бирюков пропустил мимо ушей. — Не вы ли мне говорили, что миром должны управлять учёные?

— Вот именно, что управлять миром, а не радиоактивной помойкой, в которую вы собираетесь его превратить.

— Если бы не горстка выживших из ума старых маразматиков, полагавших, что ускользающую от них власть нужно удерживать любыми средствами, поскольку кроме как отдавать тупые указания они не были способны больше ни на что, то не возникло бы не то, что Аномальных Территорий, но не случилось бы и Первого Взрыва.

— Представляешь, историю возникновения Аномальных я тоже учил. Вот только объясни мне, чем в таком случае группа сумасшедших маньяков от науки, готовых принести ради своих идей в жертву весь мир, лучше тех старых маразматиков?

— У этих, как вы их называете, маньяков, есть идея сделать мир лучше, очистив его от биологического балласта. У их оппонентов, назовём их так, кроме жажды власти и денег нет ничего. Им, по большому счёту, плевать на то, что будет с теми, кто находится ниже их по социальной лестнице. Уверен, что если бы они могли получить выгоду от гибели мира — такой возможности они не упустили бы наверняка. Бирюков присел на стул и продолжил.

— Вот вы говорили красивые вещи про любовь ко всем людям. А почему те, по чьей вине произошёл Первый Взрыв, не задумались о том, что будет с оказавшимися в зоне выброса? Почему те, по чьей вине произошёл Второй Взрыв, не задумались об этом также? Можно пожертвовать людьми как винтиками, как ненужными игрушками, как тараканами? А ведь у этих людей тоже были жизни. Большая политика, борьба с учёными-вредителями, всеобщее благоденствие? Вот только что изменилось после этого? Стали жить лучше? Не особенно. Стали люди сами по себе лучше? Спорно. Стоило ли это всех тех жизней, принесённых в жертву одним приказом человека, который, отдавая этот приказ, преследовал исключительно свои шкурные интересы? На мой взгляд, не стоило и вы знаете, что если бы не чудо, то и моя жизнь закончилась не начавшись. Если бы не полковник Никонов, то того полуголодного и еле живого от страха малыша, которого он вытащил из жилого блока, где в соседних комнатах к тому моменту уже бесновались мертвяки, ещё недавно при своей жизни бывшие его семьёй, не было бы. И делал он это не по приказу, а потому что… не знаю почему, у него спросите. Точно знаю, что приказ у них был совершенно не такой — покинуть Зону выброса.

Слезинка ребёнка особенно остро воспринимается, когда являешься этим ребёнком сам. Вас ведь никогда не называли в кадетском корпусе мертвяцким отродьем, вменяя в вину лишь то, что волей случая довелось оказаться на заражённой местности и каким-то чудом выжить там, где не выжил никто. Когда на уроках читают лекции о доброте, всеобъемлющей любви и равенстве, а по их окончании за твоей спиной шепчутся и сторонятся как прокажённого. Причём не только одноклассники, но и учителя. Даже те, которые старались вбить в наши головы идеи о доброте, любви и равенстве. Я ведь видел разницу в отношении к себе и к другим. У тех, нормальных, были родители, у меня же не было никого. Что хуже всего — я знал, как они погибли. Вы сами как считаете, что лучше — смерть, или нежизнь мертвяков? Знать, что твои родители ходят где-то там. Знать, что даже если случится чудо, и ты сумеешь оказаться рядом с ними, то они тебя не только не узнают, но попросту съедят. Знать, что исцелить их невозможно, поскольку жизни в их телах попросту нет. Почти нет, как вы понимаете, хотя на результат это не влияет. Вы ради этого мира предлагаете мне пересмотреть позицию по известному нам обоим вопросу? Даже если предположить, что вы меня переубедите, сумеете ли вы переубедить моих ребят? Их истории от моей не сильно отличаются. Кто виноват в случившемся — мы знаем, но вот кто бы объяснил, в чём виноваты мы?

— Бирюков, к чему сейчас эта патетика? Если не хочешь меня убивать, так уважь пожилого человека и отвяжи меня от стула.

— Чтобы вы сразу же попробовали вцепиться мне в горло? — усмехнулся тот. — Я всё же хотел бы разобраться, что это за тело лежит в углу. В атаке он участия не принимал и я полагаю, что именно по вашей милости пребывает сейчас в отключке. Вы уж не обессудьте, но мы на товарища дополнительно наручники надели — очень уж серьёзная у него броня, а насколько он для нас опасен нам пока не известно. Тимохин, оживи существо. Раздались приближающиеся шаги, затем последовал удар в живот. Макс застонал.

— О, просыпается, — злорадно заметил тот, кого назвали Тимохиным. — Командир, я его ко второму стулу привяжу. Клиента ласково разговорить, или с профилактическими мероприятиями?

— Хлипкий он какой-то, — с сомнением в голосе произнёс Бирюков. — Броня вроде серьёзная, а сам хлипкий. Привязывай, там разберёмся. Макса ухватили за шкирку и потащили волоком на центр комнаты.

— Оставьте парня в покое, — подал голос Тенёв, — он наш, институтский, да и вообще здесь случайно оказался. Ему бы сейчас…

Глаза Тенёва начали мутнеть, и изо рта у него потекла тоненькая струйка крови. Тимохин поначалу застыл, затем огласил помещением надрывным мычанием, подошёл к стене и начал биться об неё лбом. Бирюков с пустым взглядом опустился на колени, как если бы ему на спину положили бетонную плиту, на его лице выражения сменялись одно за другим. Остальные бойцы группы частью попадали, а частью начали вести себя так, как будто внезапно сошли с ума.

В глазах всё стало серым и начало двоиться, в ушах появился тонкий писк. Макс ощутил укол в запястье. Вспомнив про комп, он посмотрел на его экран — там отображались высокий уровень пси-фона, а также индикация работы медицинского модуля, уже традиционно вбросившего в кровь своему хозяину все стимуляторы, которыми он был заряжен. Как и тогда на автостоянке, время начало замедлять свой ход. Движения окружающих приобрели неторопливость и вальяжность.

— Сержант, больше на такое никто не способен. И руки скованы. Плохо дело — отрывками пролетели в голове мысли.

На счастье Макса, цепочка у наручников была длиннее, нежели у тех, которыми пользуются стражи правопорядка. Вытащив из кобуры одного из бьющихся в конвульсиях бойцов пистолет, Макс приставил его дуло к злосчастной цепочке, упёр получившуюся конструкцию в пол и нажал на курок. Пуля ушла в дерево, но перед этим раздался звон рвущегося металла, означавший, что теперь-то уж руки в движениях точно не ограничены.

— Полностью подчинить жертву Контролёр может только при взгляде в глаза, иначе не получается у него почему-то. Вы, ребята, сейчас похожи скорее на припадочных сумасшедших, а это значит, что подчинить Сержант вас пока не может, потому что не видит ваших глаз. Но он вас чувствует, потому создаёт угнетающий пси-фон, который действует на вас подобным образом. Фон может ослабляться стенами зданий, а значит, судя по тому, как вас колбасит, долбит он откуда-то со двора, поскольку окно в комнате одно и выходит именно туда. Через некоторое время вы все будете валяться в полубессознательном состоянии, а этот красавчик неспешно подымется сюда, начнёт окучивать вас по одному и у меня есть две минуты до того момента, когда я к вам присоединюсь. Две минуты. Целых две минуты. Это же вечность.

Макс схватил бирюковскую Грозу и вытащил у того из пояса несколько гранат для подствольника. Подумал и вынул оттуда же пару простых осколочных. Тело, приобретя нечеловеческую скорость, от нечеловеческой же нагрузки налилось свинцом.

— А теперь дискотека, — Нимов зарядил подствольник, встал сбоку у окна, вспомнил, где во дворе находилась пара жарок, и закрыл глаза.

Первый же выстрел лёг достаточно удачно, разбудив обе аномалии, осветивших огненным буйством весь двор и обозначивших своим светом массивную человекообразную фигуру Сержанта. Надсадный утробный рёв засвидетельствовал, что если даже одному из самых чудовищных порождений Зоны не досталось от жарок, то осколками гранаты ему пришло точно. Свист в ушах на момент пропал, но затем появился снова — Контролёр явно не хотел упускать добычу.

— На вот тебе добавочки, урод, — ещё две гранаты ушло во двор, вызвав очередной взрыв громогласного рёва. Макс отметил, что свист в ушах стал существенно тише, да и мельтешение перед глазами уменьшилось.

— Ага, не нравится тебе. А у меня по твою душу ещё и десерт заготовлен. Жри, сука, — осколочные гранаты были отправлены по предыдущему адресу. Свист в ушах исчез полностью. Макс схватил энергетическую винтовку Тенёва.

— Вот ты, дружок, наверняка там сейчас либо раненым прикидываешься, либо мёртвым. Думаешь, что я на эту уловку куплюсь и выгляну из окна, а там уж ты меня и захватишь? Хрен тебе, не сработает твой захват, если я на тебя смотреть буду не оптикой, а камерой. Книжки мне умные попадались, где об этом было написано, люди умные про ваше отродье много интересного рассказывали, ну а сейчас мы это проверим на практике, поскольку других вариантов у меня и нет. Осталось только винтовку эту как-то завести.

Внутри прицела появился свет. Взгляду Макса предстал небольшой монитор, помимо вероятной мишени показывающий, что винтовка готова к работе и может сделать ещё пять выстрелов, после чего возникнет необходимость перезарядки. Нимов закрыл левый глаз, приложил прицел к правому и выглянул в окно.

Его опасения оказались напрасны — Контролёр дёргался на земле неподалёку от одной из Жарок. Времени и желания выяснять, свалило ли его гранатами из подствольника или же это сделали осколочные, у Макса не было. Прицелившись, он нажал на кнопку активации винтовки.

Возник непродолжительный гул и приклад мягко толкнул в плечо. В том месте, где лежал подранок, образовалась трёхметровая воронка, во все стороны полетели кровавые ошмётки, а обе Жарки взвились вновь. Макс осмотрел сквозь прицел весь двор, но если там и было что-то живое, то оно наверняка предпочло спрятаться из-за боязни разделить контролёрью участь. На смену необычайной подвижности и бодрости приходила слабость. Время начало восстанавливать свой ход. Нимов присел около окна, оперевшись о стену. Из состояния расслабления его вывел стон Тенёва.

— Лаборант. Помоги мне, лаборант, — профессор тянулся к своему рюкзаку, — достань оттуда маленькую железную коробочку. В ней лежат несколько капсул и инъектор. Заряди его капсулой № 4, неважно какой — их там несколько — и вколи мне в вену. Только быстрее, я тебя прошу. Ещё немного и я стану очень похож на Тимохина в его нынешнем состоянии. Чёрт, уже руки не слушаются, вот дерьмо. Быстрее же, мля.

— Вот теперь всё хорошо, — профессор, получив желаемый укол, откинулся спиной на ящик. Страдания на его лице сменились лёгкостью, — ты ведь даже не догадываешься, что мне вколол. Думаешь это обезболивающее или какой-нибудь наркотик? Нет, лаборант. Это больше, гораздо больше. Стимулятор, аналогичный твоему обновлённому бодряку, но в основе лежит ДНК не кровососа, а контролёра и создан он был для повышения сопротивляемости организма к пси-излучениям. Вот только образец этот опытный и обкатать мы его не успели, так что все последствия от его использования мне придётся познавать на своей шкуре. Не хотел я и применять его вообще, взял на всякий случай, однако видишь сам — пришлось-таки. Если не поможет он, то не поможет ничего — не у всех есть экспериментальные кассеты в медицинских модулях. У тебя вот они есть, а у меня — не было. Казалось бы, что пожил прилично, а так умирать не хочется, что даже уродом стать готов, но лишь бы жить. Не хочу, не хочу умирать. Жить хочу, неважно каким, но жить. Получила меня Зона, теперь уже с концами. Тенёв закашлялся и потянулся за фляжкой с водой.

— Уходи отсюда, лаборант. Уходи и всем нашим, кто захочет меня спасать, скажи, чтобы этого не делали и сюда не совались. Если я останусь собой, то приду сам, хотя я сомневаюсь, что моё сознание не претерпит изменений. Ты дойдёшь, я знаю…

— Куда дойду? — Макс примотал энергетическую винтовку Тенёва вместе с шедевром корейского винтовкостроения к рюкзаку и теперь собирал в подобранную тут же пустую сумку боеприпасы для автомата Бирюкова, с которым собирался путешествовать дальше.

— Дойдёшь. Точно знаю — дойдёшь, — лицо профессора постепенно начало приобретать уродливые черты. Скулы заострились, нос как будто начал вваливаться, а лобные доли — увеличиваться. — Два аккумулятора для винтовки у меня в рюкзаке. Возьми только их, остальное тебе не нужно, особенно медицина, всё равно правильно её использовать не сможешь. Хотя нет, захвати и коробку эту с капсулами. Если умирать не захочешь, то используй тот же четвёртый номер, их там несколько ещё, вроде даже пара с иглами. Возможно поможет, а может и нет, не знаю. Спустишься по лестнице в подвал. Там будет дверь в метро, я тебе про него рассказывал. Код двери 96735. Когда будешь с той стороны — заблокируй её. А теперь уходи, быстрее уходи.

Слова профессора оказались правдой — в подвале действительно обнаружилась массивная гермодверь с кодовым замком и штурвалом. Уже почти закрыв её, Макс ощутил в голове лёгкий писк и двоение в глазах. Комп пискнул, извещая своего владельца о небольшом повышении пси-фона.

— Лаборант, вернись, — к писку в голове добавился голос Тенёва, как будто искажённый помехами. — Вернись. Не спеши, ты ещё успеешь. Я вспомнил кое-что…

Макс хмыкнул и закрыл дверь. Затем, подняв с пола кусок арматуры, вогнал его в штурвал, чем сделал открытие гермодвери с другой стороны невозможным. Голос исчез, писк пропал чуть позже.

В ПНВ высветился коридор, на одной из стен которого висел древний плакат с какой-то схемой. Подойдя ближе, Макс увидел, что на схеме той изображён упомянутый профессором метрополитен. Названия большей части его станций были непонятными аббревиатурами, которые, как Нимов не пытался, сходу расшифровать не получилось.

— И куда теперь? — Нимов озадаченно смотрел на карту, пытаясь сопоставить наименования станций с наземными объектами. — О как, даже и Трёха наша тут есть, ты смотри, вот уж не знал, а знал бы… ага, попёрся бы ты через подземелья, подгузники загаженные через каждые пять минут меняя. На Орбиту нам точно не надо, на ТочПриборМаш тоже. Завод «Вихрь» какой-то, первый раз о таком слышу. Что за Вернадск-то такой? Не было такого города на картах, хотя…

Тело налилось тяжестью, а в голове возникло ощущение гудения работающей электростанции.

— Ты лучше о другом подумай, — Макса по-прежнему долбило отходняком от применения стимуляторов. — Как ты, дрыщ тощий, глиста в скафандре, лаборантишка сраный, тащил сейчас на себе в довесок к неслабо гружёному рюкзаку ещё три ствола? Дэушка ведь как была ещё на борщёвой базе стропами к нему прицеплена, так и висит. А ещё и баул этот с патронами. Кстати, а ведь гандон на глушаке кореянки целый до сих пор — вспомнился Максу тот момент, когда он привязывал ствол к рюкзаку. — То есть ломился ты до этого, красавец, от бэтра сквозь кусты с гандоном на глушителе и резинку эту даже не разорвал, а нацепил-то ты его ещё перед выходом в столовке. Молодец, чё. Но марку резины надо будет запомнить — пригодится ещё как средство борьбы с будущими алиментами. Берданку эту, которая ВЭ, ты тоже примотал к рюкзаку, но с другой стороны. То есть уже килограмм десять с хреном только на рюкзаке получается. И это без учёта того, что ты намародёрил у наших японских товарищей, чьё барахло ты так толком и не использовал и которое лежит в самом рюкзаке. Маслин для Грозы у бирюковцев надёргал вон сколько, а ведь ещё аккумы для Вэшки, каждый килограмма по два. А теперь объясни сам себе, тоща очкастая, как тебе, ни разу не Шварцнеггеру, удаётся тягать весь этот склад боеприпасов и прочих ништяков, при этом особенно не напрягаясь. Ты ж в качалку не ходил вообще, и броня у тебя пусть и сильная, но не экзоскелет, то есть грузоподъемность у тебя обычная, человеческая, не усиленная… а мля, голова…

Виски прорезала острая боль, разрывающая голову на две половины. Шатаясь, Макс добрёл до ближайшей в коридоре двери с ничего не говорящей ему аббревиатурой, выбил ту дверь плечом и ввалился в помещение, находившееся за ней. Закрыл её исключительно на рефлексах, чем-то даже заклинил. Тяжело дыша, привалился к стене.

— Уйди боль, уйди нахер. Больно, мать твою, как же больно, — голова раскалывалась, перед глазами плыли различные геометрические фигуры. — Сука, больно-то как. Комп, козлина, ну вколи что-нибудь, а, ну хоть обезболивающее..

— Необходимость повторной идентификации, — в центре компового экрана вывалилась табличка.

— Ты сдурел что ли, скотина? Я сейчас коней двину, а ему код подавай?

— Необходимость повторной идентификации, — комп был непреклонен.

— Охренел вконец. На, жри, упырь, — Макс вбил код. — Сука, что ж ты делаешь, а, помощничек сраный? Ёп!!..

В голове возникло ощущение забивания в неё свай. Острая боль, казалось, долбилась о стенки черепа, пытаясь вырваться наружу и явить своё естество окружающему миру.

— Код принят. Обнаружены изменения структуры ДНК хозяина. Принять: да, нет?

— Ты совсем долбанулся, урод? Какие в жопу изменения? Это же я. Я, мать твою. Максим, нахер, Нимов, твой единоличный господин и повелитель. Что за херню ты мне тут порешь, а, удолбище электронное?

— Изменения ДНК. Принять: да, нет?

В голове снова вспыхнуло. Казалось, что какой-то бесплотный столяр вгоняет в неё такие же бесплотные, но весьма ощутимые гвозди-стодвадцаточки. Вбивает неспешно, с чувством, расстановкой и наслаждением.

— Мля, принимай, мать твою, уродина. Да, нахер. Козлина вонючая, нашёл время, когда тупые вопросы задавать. Коли обезболивающее, срань электронная, у меня чан сейчас взорвётся. Что ж ты тянешь, сука?

— Сбой диагностики состояния организма-носителя. Повторный запуск.

— Пошёл в жопу, говно железное. Обезболивающее коли, урод. А, нахер — ручное управление.

Комп писнул и как будто нехотя выдал меню ручного выбора медицинских препаратов. Дрожащими от разрывающей голову боли пальцами Макс выбрал пункт самого быстро и сильнодействующего анальгетика, указал тройную дозу и нажал на ввод. Запястье укололо, а через десять секунд по телу начала разливаться прохладная немота. Нимов, тяжело дыша, привалился к стене.

— Ох и отходнячок будет, наркотам клубным такой не снился, — тело охватили истома и блаженство, — зато живой и не болит ничего. Потом ещё какую-нибудь шнягу вколем когда снова разложит, кассетки-то у нас, как я понимаю, для военсталов предназначались, а химия в них такая, что если владельца и ухайдокает шальной пулей, так он даже мёртвый сможет устроить шоу программу своим врагам, стимуляторами подкачиваемый. Со стриптизом там, и голыми женщинами… да что со мной происходит-то?

Макс, тяжело дыша, осмотрел помещение, когда-то, судя по всему, бывшее либо караулкой, либо комнатой дежурного: пыльные стеллажи, традиционный мусор, возрастом своим восходящий к эпохе победы коммунизма, но вид имевший ровесника если не динозавров, то неандертальцев уж точно, валяющиеся на полу тряпки, в которых можно было узнать военное обмундирование, какие-то древние приборы непонятного назначения и зеркало около входа, с тремя ржавыми крючками вешалок сбоку. С трудом поднявшись, Макс подошёл к нему, выключил ПНВ, зажёг фонарь…

И отшатнулся — из зеркала на него смотрела жуткая рожа, в которой с большим трудом он узнал своё лицо. Недельная щетина, бледность, переходящая в какую-то покойницкую синеву, просто грязь, несколько ссадин и царапин, но самым пугающим было не это — выпученные глаза, казалось, были залиты кровью, а обострившиеся изменённые черты лица намекали на то, что в скором времени человеческим его назвать будет очень сложно. Боль в голове почти сошла на нет, напоминая о себе лёгкими покалываниями где-то в затылке.

— Что за? Да что со мной такое-то? — произнесло отражение в зеркале одновременно вместе с ним. — Когда ж меня в такое чудище развезло-то? Спокойно, только спокойно, не нервничаем. Попробуем принять это как факт… да в задницу этот факт, я же человек. Человек, да, а не сраный мутант, ведь так? Это всё пройдёт, это всё вылечат, — Нимов всячески пытался себя успокоить. — Вот доберусь до Базы, а там… а что там? А там Маха, она у нас кудесница. Положит меня в бокс, будет колоть разную дрянь и облучать разной фигнёй. Может быть. А что если Базы уже и нет, что добрались до неё вояки и разнесли к херам начисто, вместе с Махой и оборудованием? Нет, на Базу нам хода нет — далеко это и неизвестно что там, а вот если попробовать добраться до своего начальства… а ведь вариант. Придёшь ты такой красивый к профессору Завадскому, если до этого тебя никоновские орлы не пристрелят с перепугу, и скажешь — писец мне, Пал Валентиныч, не могли бы вы это исправить? А он тебя обнимет по-отечески, к медикам отведёт, на эксперименты, скорее всего, в тамошний виварий. В сраку это всё. Высплюсь, а там буду решать уже.

Макс привычно воткнул у двери два датчика движения, достал спальный мешок и завалился спать. Сон навалился на него тяжёлой тёмной одурью и походил больше на потерю сознания, но Нимову это было всё равно — события последних дней, накопившаяся усталость, и кое— что ещё, наконец-то полностью обессилили его тело, задвинув сознание на задний план. Он лежал бесчувственно, подобно манекену, не чувствуя преобразований своего организма — мышцы рук становились жёстче и сильнее, а кисти рук немного удлинились. Сознание было где-то далеко, впрочем телу того и было нужно — чудесам, даже страшным, традиционно положено случаться во время сна. Макс проспал два дня.