Глава XVIII БАКТРИАНА

Солнце делало мир похожим на рай. Сады, сплошной зеленой шапкой покрывающие колоннады домов, наполняли улицы цветочным ароматом. Люди улыбались, птицы пели, ручные звери — гепарды, кошки, пантеры — играли и валялись, подставляя животы солнцу.

Два коня, запряженные в колесницу с бронзовыми украшениями на упряжи, копытами выбивали искры на граните мостовой.

Джаст стал со мной в колеснице рядом. Впереди кучер- атлет в темной тунике, с обручем, надетым на золотые кудри, держал в руках две пары вожжей. Он сразу ахнул, ударил вожжами и все замелькало мимо нас. Только солнце, не отставая, бросало прямо в лицо свои палящие лучи.

Мы подъехали ко дворцу старейшин, прошли те же залы и остановились в голубой комнате. Навстречу нам вышел большой черный человек в одной набедренной повязке, негритянского типа.

— Идите за ним, — сказал Джаст.

Он шел впереди, я за ним. Мы прошли три или четыре коридора, отделанных деревом одного цвета — черным, желтым и красным. Свет падал сверху через затянутый слюдой потолок. Мы остановились перед массивной двустворчатой дверью. Перед ней стояли похожие на моего проводника люди: почти голые, с черным цветом кожи, курчавыми волосами и приплюснутыми носами. К двери на цепях были прикованы две черные пантеры необычайной величины.

Чернокожие часовые и проводник начали обмениваться между собой знаками. Вначале я думал, что это глухонемые, но, когда один из них открыл рот, я понял: у них были вырезаны языки.

Внезапно я почувствовал, что мне жутко. Но дверь открылась и, подталкиваемый, я переступил ее порог.

Это был громадный зал, четырехугольный, со стеклянным потолком и стенами, отделанными в белый больничный цвет. Весь пол был затянут молочного цвета ковром. Стены до половины высоты были заставлены шкафами с книгами обычного европейского типа, в одинаковых кожаных переплетах. Стояли глубокие кожаные кресла и диваны, курительные столики и столы, заваленные журналами, книгами, газетами и картами. На самой середине зала находился обыкновенный большой шведско-американский стол и перед ним вертящееся кресло.

Мне казалось, что я начинаю сходить с ума и терять чувство ощущения действительности, когда чей-то голос на прекрасном английском языке сказал:

— Мистер Джеррам Форл — садитесь, курите и рассказывайте.

В углу зала стояла большая, штабного типа доска на подставке с натянутой на нее английской картой.

Карту рассматривала женщина. Вся ее одежда состояла из шелковой короткой туники, не доходившей даже до колен, обруча, стягивавшего кудри цвета спелой ржи, и красных сандалий, прикрепленных к ступням маленьких ног. Когда она повернула голову, синева громадных глаз казалась неестественной и жуткой. Высокий лоб, тонкий нос и правильный овал лица, очень яркие губы и красивый рот создавали впечатление законченной красоты и высокой духовной культуры. Она была очень велика, но тело своей стройностью и силой, цветом своей кожи, золотой от загара, поражало правильным соотношением частей и красотой линий.

Особенно хороши были ноги — длинные, мускулистые, с круглыми розовыми коленями, высоким подъемом и маленькой ступней.

— Подойдите же сюда, — продолжала она. — Вот здесь красные флажки — это линия русских частей, здесь зеленые — это афганцы и, наконец, флажки других цветов — это племена, участвующие в тех или иных войсках.

Как видите, Энвер почти окружен и прижат к Аму-Дарье. Ему остается или сдаться, или перейти на афганскую территорию. При таких условиях вряд ли помощь, о которой вы у нас просите, может иметь какое-нибудь значение. Впрочем, мы на это смотрим, как на коммерческую сделку. Не скрою, что в последнее время нам все труднее и труднее становится добывать оружие, необходимое для перевооружения нашей армии, начатого в мое царствование. Закупать его на английской территории стало совершенно невозможным. Это лишнее доказательство того, что ваше правительство, подготавливая захват Кафиристана, крайне заинтересовано в том, чтобы наша армия оставалась в прежнем состоянии.

Итак, я буду краткой. Наши условия следующие:

Мы выставим пять тысяч бойцов из состава мусульманских племен после того, как нам будет передано: пять тысяч винчестеров, полмиллиона патронов к ним, двадцать пулеметов с набором лент, одна горная батарея и тысяча снарядов к ней.

Пока она расхаживала по комнате, разговаривая таким образом, я следил за ней и думал — какая законченность форм, какая сказочная человеческая порода. Энвер с его авантюрой, «Интеллидженс-Сервис» со своими комбинациями — все это было ничто в сравнении с той потерей, какую несла человеческая цивилизация и наука от неведения того, что на свете существует такое государство и такая порода людей. Колумб, открывший Америку, не сделал большого дела. Другие авантюристы все равно проникли бы в Новый Свет. Но здесь, здесь был ключ к чудесному прошлому человечества, а может быть, и к его будущему.

— Сударыня, — сказал я, когда она кончила и уселась, рассматривая меня со вниманием дельца, изучающего своего клиента, — все, что вы говорите, очень важно, но есть вопросы, интересующие меня гораздо больше. Например, откуда вы знаете английский язык, как вас зовут, почему Кафиристаном правит женщина, как вам стало известно мое имя, наконец…

— Погодите, — перебила она меня и, улыбаясь, отчего на щеках засияли ямочки и заблестел ряд ровных белых зубов, — не все сразу.

Она протянула руку к жестяной коробке с сигаретами — это были египетские папиросы «Масперо» — и закурила.

— Во-первых, где это видано, чтобы высочайшим особам на приемах задавали вопросы? Впрочем, — прибавила она, и в голосе ее зазвучали стальные нотки, — вы ведь не посол, а тайный агент, следовательно, лицо, стоящее вне закона, а я в данный момент не царица, а делец, договаривающийся с вами о сделке.

— Я должен вас перебить. Предупреждаю вас, что скрытые угрозы, — я взял сигарету и медленно стал ее закуривать, — не произведут на меня ни малейшего впечатления. Если я задаю вопросы, то тем самым выражаю готовность отвечать и на все ваши.

Только один момент брови ее нахмурились; потом лицо приняло прежнее улыбающееся выражение.

— Хорошо, я принимаю условия. Я провела детство в Индии и потом училась некоторое время в Европе. Меня зовут Бактриана. Вы знаете, что Александр Македонский женился на Роксане — дочери бактрийского царя. Когда она была убита Кассандром, дочь ее продолжала править Бактрией. Как известно, нашествие парфян заставило греков двигаться в разные стороны. Одна часть двинулась в Индию и основала новое царство на берегах Кабула и Инда — под руководством Менандра. Другая проникла в нынешний Кафиристан и смешалась с местными жителями. Поэтому на монетах того времени греческие надписи стоят рядом с санскритом.

С ними отступила и дочь Роксаны, передавшая по женской линии свои права на царство. Греки смешались с кафирами, впрочем, привив им свою культуру. Царица стала называться Бактрианой, по имени Бактрии — места своего происхождении. Религия ее обожествляла по мере того, как забывалась история. По преданию, Имра как-то сбивал масло в золотой козьей шкуре. Оттуда вышли три женщины, которые пошли и засели в разных странах. Имра затем прибавил воды и была создана четвертая женщина — «Бак- три-ана», которая стала править Кафиристаном.

Я вспомнил фреску, остановившую мое внимание на стене дома, где я жил. Так вот объяснение надписи — «Бактриана».

— Теперь мне остается отвечать на последний вопрос — откуда я знаю ваше имя.

Она встала, подошла к одной из полок с книгами и по корешкам отыскала две. Потом открыла ящик стола и вынула оттуда тетрадь. Усевшись на свое место, она открыла книгу и начала читать своим звонким голосом:


«…Если бы нам пришлось судить о поэтах хератсхого круга Хуссейна-Бейкары и визиря Мир-Али-Шира только по вышеназванным, далеко не первоклассным стихотворцам, то мы получили бы самое одностороннее и неверное представление о литературной высоте этого круга. Могло бы казаться, что лишь Джамий был здесь крупною величиною, а все остальные в сравнении с ним были пигмеи. Но это не так. Состояли в плеяде Джамия яркие и выразительные имена, также тесно связанные с Хератом. Это те стихотворцы, которые избрали своей специальностью эпос и меньше уделяли внимания лирическим формам, бесконечному перепеванию опошлевших хафизовских тем или дегенератским „фокусным касыдам“».


По мере того, как она читала строку за строкой, кровь отливала от моего лица и тело становилось тяжелым и бессильным.

Эта книга не могла интересовать Джеррама Форла, если бы он не имел другой фамилии, потому что она принадлежала перу лорда Артура Пальмура и называлась «Круг султана Хуссейна-Бейкары Хератского во второй половине Тимуридского периода».

Она захлопнула одну книгу и взяла другую, бросив на меня насмешливый взгляд. Это был новейший энциклопедический словарь — и, отыскав соответствующее место, прочла:


«Лорд Артур Пальмур, сын лорда Невиля Пальмура, дипломата. Родился в Нью-Кэстле. Окончил Кембридж и получил степень доктора по кафедре восточной литературы. Хотя его специальностью являются индийские наречия, к лучшим трудам нужно отнести исследования по истории персидской литературы, написанные им отчасти совместно с профессором Броуном. В 1918 г. получил звание профессора и с того же времени избран членом королевского Азиатского общества».


Она бросила словарь и открыла тетрадь. Это была изящно переплетенная в синий сафьян пачка листов удлиненной формы. Когда английская леди открывает такой блокнот, вы можете быть уверены, что там записаны выдержки из стихотворений Браунинга.

Но Бактриана вела в них другие записи.

«Под именем „Абдул-Гасим-Хана“ — персидского купца — прибыл в Люфтабад англичанин Джеррам Форл. Есть лица, которые видели его в Тегеране два года подряд с другим англичанином по имени Броун. Они вместе списывали надписи с могильных памятников и старых плиток, за которые платили большие деньги. Много людей, в том числе Мулла Гуссейн и Мирза Гули хан, по их поручению скупали старые персидские книги и рукописи. Каждый день они проводили несколько часов в английском посольстве».

Она перевернула страницы и прочла еще одну запись:

«Выяснено у служащего в посольстве перса, что англичанин, доставший персидский паспорт на имя Абдул-Гасим-хана, проживал тогда в Тегеране под именем лорда Артура Пальмура».


— Я думаю, — сказала она, захлопывая блокнот, — что остальные подробности вас не могут интересовать.

Меня действительно больше ничего не интересовало. Все было ясно. Мухаммуль Мумьк, получив от меня деньги, продал меня в качестве заложника кафирам. «Интеллидженс-Сервис» может гордиться и своей работой, и своими агентами. Они будут довольны, получив от меня об этом телеграмму.

— Сударыня, — сказал я, — я ничего не могу прибавить к тем сведениям, которые вы мне любезно сообщили. Я только не вижу, какую пользу из всего этого может извлечь Кафиристан.

Бактриана улыбнулась, мечтательно глядя на меня своими синими глазами, сказала нравоучительно:

— Всегда полезно знать, с кем имеешь дело.

Я испытывал самые разнообразные ощущения в этот момент. Я не мог не восхищаться этой женщиной, не мог не сознавать себя в глупом положении и был полон раздражения против «Интеллидженс-Сервис» и всей его конспирации, превратившейся в детскую игру.

— Ого, да вы, кажется, серьезно расстроены вместо того, чтобы испытывать удовольствие в присутствии такой женщины, как я.

И Бактриана подошла к дивану и уселась рядом со мной, заложив нога за ногу.

Я не повел и бровью. Оставалось надеяться на свою выдержку и на то, что моя собеседница, как всякая женщина, не сможет долго придерживаться одной линии поведения.

Несколько минут длилось молчание.

Тогда Бактриана хлопнула в ладоши и вошел слуга.

— Так как вы, по всей вероятности, навсегда потеряли дар слова, то мне ничего не остается, как угостить вас чаем, — говорила она, наливая мне в чашку из чайника типичного севрского сервиза, прикрытого сверху добродетельным общеевропейским петухом из материи.

Я продолжал молчать, все больше чувствуя нарастающую напряженность и свое глупое положение. По-видимому, она не собиралась говорить и чувствовала себя превосходно.

Неожиданно в комнату влетел черный гладкий большой комок. Это была черная пантера и появление ее в другое время, например, в моей квартире в Лондоне, наверное, могло бы заставить меня выброситься в окно. Но я во время своего пребывания в Кафиристане настолько привык к неожиданностям, что возвращение к нормальному образу жизни было бы самым удивительным событием.



Бактриана занялась игрой с пантерой, не обращая на меня никакого внимания, может быть, даже забыв о моем присутствии.

Пантера вертелась, прыгала, служила, как собака и рычала от удовольствия, когда пальцы женщины щекотали ее за ушами.

Но Бактриане хотелось разозлить животное, и она стала ее дергать за усы.

Я довольно вяло наблюдал за этой игрой, обдумывая свои дальнейшие действия. У каждого англичанина в роду есть несколько предков, живших долго в Индии и хорошо переболевших тропической малярией. В последующих поколениях это развивает склонность к сплину и способствует душевному равновесию.

Крик женщины и злобное рычание пантеры заставили меня приподняться. У Бактрианы была разорвана туника с правой стороны груди и на теле виднелись неглубокие царапины.

Пантера стояла, подняв шерсть и лапу, оскалив зубы и рыча. Ее зеленые глаза блестели от злобы. Против нее, потрясенная гневом, застыла Бактриана, сжимая кулаки. Вся туника сползла вниз и она была обнажена.

Я смотрел на нее, любуясь ею и с замиранием сердца ожидая, кто из них сделает первый прыжок.

Время, за несколько минут до этого медлительное, как черепаха, теперь неслось, отсчитывая секунды.

Женщина сделала жест быстрый, как полет стрелы, схватив правой рукой длинным стальной прут, лежавший на столе, и опустила его на голову животного. Раздался жалобный вой, скорбное мяуканье и свист прута, рассекавшего воздух.

В комнату вбежали слуги, и один из них ловким движением накинул на шею пантеры петлю. На их лицах не отражалось никакого изумления. Двери снова закрылись, и мы опять остались одни.

Я впервые почувствовал невольное смущение, может быть, от того, что не мог оторвать взгляда от обнаженного тела Бактрианы. Но она не испытывала никакого стыда, наоборот, при виде моего лица в ее глазах промелькнули какие-то странные огоньки. Это было сознание женщины, чувствовавшей силу своего тела.

Она подошла ко мне очень близко и, медленно поднимая спустившуюся тупику, сказала:

— Итак, возвращаюсь к нашему разговору. Все условия те же. Как только прибудет перечисленное мною оружие, часть племен перейдет границу восточного Афганистана и направится в Бухару. Помните, что с каждым днем значение этой помощи будет уменьшаться. У вас еще есть несколько дней на размышление. Пока же будьте нашим гостем.

— Я очень признателен за гостеприимство, но мне кажется, что вопрос о доставке оружия мне придется разрешить, выехав в Индию.

— Не стоит, ведь недаром же вы с таким трудом везли с собой радиоаппарат. Вам гораздо приятнее будет уехать отсюда, когда оружие прибудет и вы будете уверены, что ваша миссия способствовала улучшению дел в Бухаре.

С этими словами она хлопнула в ладоши:

— Проводите господина в его дом.

Я вышел с сознанием человека, как говорят в Китае, «потерявшего свое лицо».

Загрузка...