Бактриана

Глава XXI В КОТОРОЙ СЭР АРТУР ВЕДЕТ СЕБЯ, КАК МАЛЬЧИШКА

Испытывали ли вы всю необычайность и непреоборимость желания видеть женщину? Дерево, куст, человек, тень от камня, встречавшиеся по пути, принимали облик Бактрианы. Дыхание, потребность пить и есть были неразрывно связаны с ощущением этой женщины.

О, яд любви, самый страшный, самый сильный из всех ядов, — ты уже растекался вместе с кровью по моим жилам!

Обладать, видеть сломленной эту женщину, покорной, покоренной желанием! Только это!

А кругом звенели песни. Праздная и веселая ночь покрывала грехи людей, души которых в темноте распускались, как цветы, отравляя воздух ароматом любви.

Я почувствовал вдруг избыток сил. Во мне родилась уверенность в победе. Я вонзил сразу шпоры в коня и помчался в темноте аллей, прислушиваясь к звуку мерно ударявших лошадиных копыт. Звезды смотрели прямо вниз, следя за моим бегом.

Мой дом светился огнями и в открытые двери видны были тени суетившихся людей. Мне пришлось ждать довольно долго, пока вышел слуга принять лошадь.

Стягивая перчатки, постегивая хлыстом по крагам и покачиваясь на усталых ногах, я медленно вошел в дом. Навстречу выбежала озабоченная Дизана.

— Царица Бактриана ожидает тебя в саду на крыше.

Я почувствовал ясно: чья-то рука схватила сердце и медленно стала сжимать его в кулаке. Оно билось реже, стуча и разрываясь в теле, отдаваясь гулким эхом в голове. Я был близок к обмороку, сознание меня покидало.

«Плохо, — подумал я, — сэр Артур, вы ведете себя, как влюбленный мальчишка».

Мне нужно было как-то освободиться от излишка наполнявшего меня волнения. Руками я стал сгибать хлыст. Камыш согнулся дугой. Я завязал из него петлю, он треснул, и я бросил его в сторону.

Поднимаясь по лестнице, вначале медленно, я в три прыжка очутился на пороге крыши.

В темноте сада ничего не было видно. Я спотыкался о кусты и деревья, протягивая вперед руки, как слепой.

У радиомачты, в будке, мелькал свет. Там горел светильник. Войдя в будку, я увидел Бактриану. Она внимательно разглядывала приборы. Ее четкий профиль, белеющий пробор в золоте волос и наклоненная фигура заставили меня остановиться. Я хотел сказать что-то и не мог. Потом мгновенное решение охватило меня, зажигая новым волнением.

Одним движением руки я сбросил плошку на пол. Горящее масло обожгло мне руку; фитиль, как светящийся червяк, мелькнул в воздухе и потух; медь зазвенела, ударяясь о пол. Я пошел в темноту, протянув вперед руки, пока не наткнулся на Бактриану. Тогда, схватив ее в объятия, я наклонил ее голову и впился в губы. Она вскрикнула от неожиданности, но, очевидно, я проявил в этот момент такую силу, что ее большое и могучее тело казалось гибким и безвольным.

Я не знаю, сколько прошло времени, может быть, минута, две. Я ясно чувствовал, что она отвечала на поцелуй, что ее охватила та же лихорадка любви с не меньшей силой, что нужно лишь одно мгновение, маленькое усилие, какой-то неучитываемый и неизмеряемый переход, чтобы она была моей.

Но в этот момент послышались шаги, крики и показался огонь факелов.

Бактриана сразу сильным движением отодвинула меня в сторону и выпрямилась, чуть-чуть пошатываясь и закрывая глаза рукой.

В дверях показалась Дизана. Глаза Бактрианы засветились огоньками уничтожающего гнева, на лице Дизаны было написано страдание, прозорливость влюбленной и ненависть к сопернице. Не было ни царицы, ни рабыни. Две женщины-самки стояли друг против друга.

Из группы стоявших за Дизаной людей выдвинулся Джаст. В руках его была тонкая трубочка свернутого пергамента, с которой свешивались печати.

Он подал ее с поклоном:

— Очень срочное письмо от Тринадцатого.

Бактриана схватила пергамент резким движением, печати полетели на пол. Видимо, гнева ее боялись, потому что все потупились. Джаст сделался бледнее обыкновенного. Он понял, что появился не вовремя.

Она пробежала глазами записку раз, потом еще раз и бросилась к выходу. Все поспешно последовали за ней.

Я остался один, чувствуя себя опустошенным, покинутым, почти неспособным дойти до постели.