Баламут 2

Глава 5

…Иссиня-белый плазменный жгут падал на меня справа-сверху так, как будто собирался рассечь от основания шеи до левого бедра и уйти в землю, а я не успевал доплести волчий скок, хотя магистральные жилы аж горели от избытка пропускаемой Силы! Китаец-Гранд со сродством к Огню и Воздуху понимал это не хуже меня, поэтому скалился во все тридцать два зуба и не обращал внимания ни на струю крови, хлещущую из обрубка руки, ни на боль в выжженной глазнице, ни на осколок ключицы, пробившей кожу. Я пожалел, что потратил время не на то плетение, приготовился к смерти и… проснулся. От прикосновения к плечу и сочувствующего шепота на ухо:

— Что, опять тот самый сон?

Я с трудом проглотил вязкую слюну вместе с комком, подкатившим к горлу, коротко кивнул, приложил себя восстановлением, чтобы справиться с мелкой дрожью, сотрясавшей все тело, и… оказался прижат к груди Дарьи Ростиславовны. Сопротивляться даже не подумал, хотя часть сознания и протестовала из-за того, что я был мокрым, как мышь, и наверняка вонял потом. Ведь щуп, коснувшийся жилы Долгорукой, помог раствориться в искреннем сочувствии и желании помочь. А еще через мгновение ладонь этой женщины легла мне на затылок и заскользила вниз по спине.

Тут я невольно хихикнул и был вынужден объясниться. Само собой, еле слышно, чтобы не разбудить Шахову:

— Обычно гладить начинают с головы. Но мы теперь ежики, поэтому приходится ломать стереотипы…

— Так быстро отпустило? — удивилась Бестия.

— Неа… — признался я. — Лицо китайца все еще перед глазами, а шея чувствует фантомный жар. Но этой мысли было плевать на такие мелочи, и она изволила меня посетить.

— Да, иные мысли приходят в самый неподходящий момент… — грустно вздохнула Дарья Ростиславовна, не прекращая меня гладить, на пару секунд поплыла взглядом и приоткрыла душу. Чтобы вырвать из кошмара самым действенным способом из всех возможных: — Все время, пока Язва сращивала тебе сонную артерию и делилась кровью, я рвала себе душу из-за того, что не удосужилась узнать, какая у тебя группа, значит, не могу поделиться своей, не умею лечить, значит, бесполезна, и дотянулась до китайца в тот момент, когда он был уже мертв, а значит, Ринка была бы мною недовольна.

— Она была бы недовольна всеми нами… — нисколько не кривя душой, угрюмо буркнул я, обнял женщину за талию и закрыл глаза: — Походя убили двух беглецов и сочли, что третий тоже окажется на один зуб. А он…

— Ну, справедливости ради надо заметить, что додуматься до того, что кто-то будет таскать на себе четыре комплекта защитных комплексов такого уровня, не смог бы даже клинический параноик! — заявила женщина и сразу же сменила «тональность» мнения: — Но тупили мы все равно нещадно. И, по-хорошему, выжили только благодаря вампиризму, синергии и реакции Лары.

Я потянулся к шее, потер гладкую кожу на том месте, на котором еще вчера утром ощущался чудовищный рубец, невольно поежился и покосился на силуэт Шаховой, ясно видимый под чувством леса:

— Угу. А я даже не представляю, чем ей отплатить за спасе-…

— Что ж, так и быть, открою тебе самую страшную тайну… — мягко заворковала она, ударив через щуп заботой, замаскированной под искреннее веселье. — Единственное, в чем реально… нет, катастрофически нуждается Язва — это в тепле твоей души! Но не вздумай отдавать ей больше, чем отдаешь сейчас, ибо на это же самое тепло подсела и я, а в сутках всего двадцать четыре часа…

Мне захотелось признаться, что кошмар отступил, а значит, меня можно отпустить, но забота обо мне отвлекала Долгорукую от мыслей о Ярине, и я пошел на поводу у сердца:

— Откровенно говоря, у меня та же проблема. И это пуга-… так, стоп! Мне кажется, или завибрировал детектор?

Бестия мгновенно выпустила меня из объятий, перекатилась на спину, прогнулась в пояснице, дотянулась до артефакта и прошептала:

— Так и есть! Буди Язву. Хоть бы в этот раз принесло не вояк и не «трофейщиков»!

У этой фразы было и второе дно: за трое с лишним суток ожидания мы до смерти устали сомневаться в правильности моих выкладок и в желании корхов продолжить «потрошение» фортов, поэтому целыми днями мучили себя отработкой скорости создания плетений и игрой со смертью. А еще давили желание смириться с крахом своих надежд и сорвать злость на первой попавшейся группе «гостей» с Той Стороны, проходящей мимо. Вот и в этот раз я постарался не думать о том, что в мои рассуждения закралась какая-то ошибка или мы, всего-навсего опоздали, легонечко толкнул Шахову в плечо, приложил восстановлением и сообщил последние «новости»:

— Ждем гостей со стороны Червоточины. Готовность три минуты.

Лара без какой-либо раскачки принялась обновлять пассивки и параллельно поинтересовалась, который час.

— Четыре сорок девять… — ответила Долгорукая, на время дежурства позаимствовавшая мои часы, вспомнила о том, что их не мешало бы вернуть, расстегнула ремешок и вытянула левую руку так, чтобы мне было удобно их снять.

Я отправил часы в пространственный карман, чтобы «ненароком» не расплавить, обвешался «боевым» комплектом плетений, влил максимум Силы в сумеречное зрение и чувство леса, потерпел две минуты и прикипел «взглядом» к силуэтам, появившимся на границе зоны досягаемости самого нужного заклинания природника. А для того, чтобы мои дамы не дурели от неизвестности, начал комментировать то, что «видел»:

— «Бегунок». Два… нет, четыре! Пошла основная группа… Восемь… уже двенадцать… нет, шестнадцать… И опять «бегунки». Опять четверо. Видимо, тыловой дозор. Да, все, за ними пусто.

— По любому не «трофейщики», не рейдеры и не «вояки»! — с надеждой в голосе выдохнула Язва. — Шансы есть. Осталось выяснить состав основной группы, понять, наши это «клиенты» или нет, и если да, то определиться с тактикой их убиения. Чтобы не напортачить, как с тем китайцем…

…Состав ядра отряда я выяснил, как только корхи вышли на открытое место и позволили себя рассмотреть в бинокль. В принципе, «танков», «тяжей», «лекарей» и «головастика» я бы узнал и так, благо, твари находились в ста тридцати метрах, и особенности их сложения можно было заметить и невооруженным взглядом. Но с такого расстояния я бы точно не разглядел «сбрую», украшавшую торс особи, похожей одновременно на «тяжа» и на «скрытника», но ощущавшейся не боевым, а мирным созданием. К этой штуке я и присмотрелся. А после того, как приспособился к игре теней, появившихся благодаря занимающемуся рассвету, и понял, что на передней части «ременно-плечевой системы» имеется как минимум шесть карманов размерами с две-две с половиной «грузовые» бляхи, еле слышно затараторил:

— Итак, ядро группы: «танк», три «тяжа», «лекарь», «головастик», особь в разгрузке под условным названием «инкассатор», за ним снова «лекарь», три «тяжа» и «танк». Наверняка есть и «скрытники», но их я пока не вижу. Да и плевать: почти уверен в том, что нам нужна разгрузка «инкассатора», поэтому работаем так…

План, рождавшийся в процессе объяснений, отдавал безумием и, кроме всего прочего, напрочь ломал все проработанные схемы, но ни Бестия, ни Язва не сказали ни слова против. Наоборот, дослушав до конца, согласно кивнули и метнулись в разные стороны: первая — ко мне, чтобы выскользнуть из схрона следом, а вторая вцепилась активатор и вместе с ним подвинулась к арбалету.

Рама из веток, на которой был закреплен слой дерна, поднялась вверх совершенно бесшумно, и мы с Шаховой, невидимыми тенями вылетев наружу, тихой сапой двинулись к своим позициям. Марева были напитаны до предела, поэтому она меня потеряла из виду практически сразу, а я краем глаза следил за ее передвижением. До тех пор, пока не пропустил мимо себя чрезвычайно деятельного «бегунка», не сделал еще несколько шагов вперед и не замер в трех метрах от «проселочной дороги», протоптанной отрядами корхов. С этого момента наблюдал только за силуэтом Ларисы Яковлевны, не отвлекаясь ни на какие раздражители. Поэтому как только она вскинула вверх правую руку, мысленно начал обратный отсчет, на счете «три» прыгнул волчьим скоком, а через две секунды атаковал «моего» лекаря обезглавливанием и серией из трех разноуровневых ударов.

Последний, как и планировалось, нанес из приседа и, не тормозя, упал плашмя. Так что ударные волны от взрыва основной ловушки и арбалетного болта, опрокинувшие даже тех корхов, которые загорелись, меня не задели. Потом снова сорвался с места — кстати, на долю секунды позже Язвы, стартовавшей из того же положения — оказался рядом с оглушенным «инкассатором», только-только начавшим приходить в себя, прижал его левую верхнюю конечность к земле, нанес два удара ножом по нижней половине тела в противофазе с ударами Шаховой и вбил обезглавливание сантиметрах в двадцати пяти от своих коленей. А когда тварь, практически одновременно лишившаяся верхних конечностей, судорожно выгнулась в пояснице, схватил за свою сторону «РПС-ки» и дернул ее в сторону головы.

Да, этот рывок получился несогласованным, зато потом и я, и Язва додумались наступить на нижние конечности. Так что второй получился на славу и высвободил нужную вещь от «балласта». Тут мы по второму разу распластались на земле, дав возможность Долгорукой опрокинуть несущихся к нам «тяжей» ударной волной, сорвались с места и начали лупить тем же самым заклинанием с шагом в полторы секунды.

Пока неслись к «тропинке», ведущей к озеру, я успел заглянуть в первый попавшийся карман и увидеть знакомую бляху, только раза в полтора крупнее обычной «грузовой». Поэтому перехватил «разгрузку» поудобнее и проорал команду ускориться. А когда Бестия отсекла нас от преследователей стеной праха, вылетела на тропу и заняла место между мной и Язвой, отправил назад очередную ударную волну и мысленно хохотнул, заметив, что самый хитрый «бегунок», принявший вправо и поэтому удержавшийся на ногах, нашел свою ловушку!

Через считанные мгновения «счастливчиков» стало четверо, причем, судя по «картинке» с чувства леса, все они «выиграли» серьезные переломы и потеряли возможность самостоятельно передвигаться. А потом Долгорукая шарахнула своим фирменным испепелением, которое прошло, как по маслу, и выкосило еще двух слишком осторожных «бегунков» и трех самых шустрых «тяжей»!

Тут я догадался сфокусировать внимание на пелене выжившего «тяжа» и проорал новую команду:

— По моей команде разворот и атака обезглавливаниями. Справа налево; по ближним; Язва, Бестия, я! Работаем!!!

«Тяж» и два последних «головастика» легли, даже не квакнув. А я, пересчитав оставшихся тварей, решил, что убегать как-то не комильфо:

— Атакуем. Схема три-один-один. Начали…

Начал сам, опрокинув двух последних «тяжей» ударной волной, и врезал обезглавливанием по «скрытнику», выбитому этим заклинанием из невидимости. Удивившись, что заклинание прошло, заметил, что оставшиеся «скрытники» разбегаются в стороны, и не удержался от торжествующего вопля, когда двое влетели в «ловушки»! И пусть серьезно поломался только один, а второй всего лишь захромал, результат говорил сам за себя: к этому моменту боеспособными оставались только «танки», один «скрытник» и «головастик», кстати, оставшийся внизу, у реки…

…Охотничьи угодья покинули сразу после того, как догнали и добили «головастика», забрали арбалет и наскоро обшарили труп «инкассатора». И я сразу же поддался требованиям паранойи. В смысле, первые полчаса затирал наши следы по полной программе, потом загнал группу в Червоточину, вывел на Той Стороне, немного поводил по местным «джунглям», вернул обратно и, определившись с нашим положением относительно Базы, рванул значительно правее.

Шахова с Долгорукой, шокированные знакомством с другим миром, неслись за мной на автомате, но это было нормально. Впрочем, даже будь они в обычном состоянии, все равно не поняли бы, куда я их веду, ибо были на всю голову городскими. До нужного места добежали только к полудню и разделились: дамы остались у подножия высоченной скалы с гладкими стенами, а я полез наверх. По накатанному маршруту. А когда добрался до вершины, заныкал трофейную «разгрузку» под тур, некогда сложенный из собственноручно поднятых голышей. Потом вытащил из перстня карабин, защелкнул в «ушко» крюка, вбитого мною же, съехал вниз и снова погнал женщин по маршруту. На этот раз прямиком к юго-западному входу Базы, но тщательно затирая следы.

У сканера оказался в тринадцать двадцать одну, в темпе «сдал кровь», первым скатился по лестнице, пожал руку Кремню и прервал его монолог тремя короткими фразами:

— Все потом. Торопимся. Извини.

Шелестов приложился к моему плечу и унесся вверх, а я затолкал дам в лифт и ткнул в нужный сенсор. Наткнувшись на вопросительный взгляд Язвы, утвердительно кивнул:

— Да, заметил. Выясним у моих. Уверен, что они знают гораздо больше.

Потом сообразил, что Даша ничего не поняла, и объяснил подробнее:

— Этот парень — мой друг. Увидев меня, помрачнел. Следовательно, проблема с отношением общины к нам-любимым не решена.

Долгорукая нахмурилась, но особо сильно грузиться не стала — более-менее спокойно дождалась остановки кабинки, следом за мной вышла в общий коридор и ускорилась. Пока шли к нашему жилому блоку, кивала тем, кому кивал я, и точно так же зеркалила все остальные реакции. А когда я поймал за шиворот пробегавшего мимо Суслика, как следует встряхнул и потребовал метнуться к Генриху Оттовичу, изумленно хмыкнула.

— Валенок… — хмуро сообщил я после того, как Федька унесся туда, куда послали. — Один из самых бесполезных членов общины. Пока не пнешь — не побежит.

Женщина понимающе кивнула, а я прошел еще метров тридцать пять, «дотянулся» до наших комнат чувством леса, остановился и пошел обратно:

— Моих в блоке нет. Идем в мастерскую к деду…

Дед обнаружился у Ефремова. Этого артефактора я уважал, так что, постучав в дверь, дождавшись разрешения войти и переступив через порог, вежливо поздоровался и поинтересовался, нельзя ли мне украсть старшего родича.

Игнат Петрович меня не услышал, так как пялился на наши лысые черепа. А когда оклемался, решил пошутить:

— Собрались в Большой Мир записываться в армию?

Я отрицательно помотал головой и пожал протянутую руку:

— Неа. С тех пор, как наши перестали чтить Право, скитаемся по Зоне. А в ней напряг с горячей водой. Вот на шампуне и экономим.

Мужчина помрачнел:

— Боюсь, что скитаться придется и дальше — эти уроды обвинили вас в игнорировании категорического запрета уничтожать обелиски, и плани-…

— Плевать, что они там планируют! — взорвался я, затем извинился перед Ефремовым за эту вспышку и обратился к родичу, успевшему меня обнять: — Дед, собирай Совет. Немедленно. И строй своих «добытчиков» перед залом. А мы пока сбегаем к Степановне. Буквально на четверть часа…

У целительницы мы задержались на все сорок минут, ибо она нас все никак не отпускала. А еще наполучали лещей за «крайне безответственное отношение к своим тушкам» и выяснили, что вампиризм, конечно, вещь, но пользоваться им стоит только в самых экстренных ситуациях. В результате в Зал Совета явились с получасовым опозданием, взглядами поздоровались с моими родителями, обнаружившимися на обычных местах, добрались до единожды облюбованных кресел и сели. А потом я заговорил. Ибо не собирался отдавать инициативу в руки Генриха Оттовича:

— Привет всем тем, кого не видел. У нас три новости — плохая и две хорошие. Начну с плохой: наши южные соседи выяснили, что увеличение плотности магофона Той Стороны достигнуто за счет обелисков, и отправили их уничтожать группу из пятнадцати Грандов, известных, как Нефритовые Ястребы Нанкина. Группа была веселой — особо не напрягаясь, выносила хрени вместе с корхами охраны и вычистила западный край своего сектора.

— Удобная отговорка… — начал, было, Хома и заткнулся, нарвавшись на мой бешеный взгляд:

— Заткнитесь и молчите в тряпочку до тех пор, пока я не закончу!

— Баламут, ты забываешься!!! — рявкнул председатель, и у меня сорвало крышу — я метнулся к его столу, достал из кармана трофейные перстни и швырнул на столешницу:

— Забываюсь?! Вот их добро! Пространственные карманы вскрыты. Можете заглянуть и проверить содержимое. А потом я начну вырезать языки тем, кто еще раз усомнится в моем слове!!!

Генрих Оттович побагровел, но способности делать очевидные выводы не потерял:

— Ты хочешь сказать, что вы втроем уничтожили пятнадцать Грандов?!

— Именно!!!

— Но этого не может быть! — осторожно тявкнул Хомченко.

— Может… — подала голос Степановна, нарисовавшаяся в дверях за несколько секунд до этого. — Я только что осмотрела этих ребятишек и со всей ответственностью заявляю, что они прошли по самой грани между жизнью и смертью, чудом выжили и будут восстанавливаться больше недели даже под моим присмотром! Ибо ВОЮЮТ, в отличие от тебя, замшелый завистливый сморчок!!!

Алексей Харитонович ожидаемо увял, ибо конфликтовать с женщиной, от которой зависело его долголетие, боялся. А я продолжил говорить:

— Так вот, уничтожив Нефритовых Ястребов, мы выиграли немного времени до появления следующего подобного отряда. И это я считаю первой хорошей новостью. А теперь перейду ко второй: кое-как оклемавшись от крайне «веселого» боя с китайцами, мы немного поскучали неподалеку от Червоточины и дождались отряда корхов, транспортировавшего восемь еще не активированных обелисков. Тварей положили, а РПС-ку с трофейными штуковинами забрали и подняли на вершину Сломанного Клыка…

— Зачем?!!! — хором выдохнуло добрых две трети Совета.

Я посмотрел на них, как на идиотов:

— Раз у корхов работает связь, значит, есть ненулевая вероятность того, что в этой «разгрузке» имеется маячок. А я не готов приглашать этих гостей на Базу!

Председатель побагровел еще сильнее, так как о такой возможности не подумал, затем переключился в рабочий режим и поинтересовался, когда мы будем готовы выдвинуться к Сломанному Клыку.

— Никогда! — ответил я. — Мы сделали самое главное — добыли обелиски и доставили их туда, куда не залезет ни один корх. Дальше дело за вами.

— Да, но…

— Я. Еще. Не. Договорил! — отчеканил я, дождался крайне недоброй тишины и холодно усмехнулся: — А теперь я хочу услышать извинения в адрес моей женщины. От ВСЕГО СОВЕТА. На основании Положений номер шестнадцать, точка, два и двадцать три, точка, шесть. После чего получить железные гарантии того, что вы перестанете игнорировать Право и начнете ценить людей по их поступкам, а не по вашим измышлениям…

…Когда матушка захлопнула за нами дверь, я мысленно порадовался тому, что Базу строили на века и старались предусмотреть все, включая штурм. А потом родительница дала волю сдерживаемому гневу, и мне стало не до досужих раздумий:

— Ваше Императорское Вели-…

— Мам, мы «прошли по самой грани» и выжили ТОЛЬКО БЛАГОДАРЯ Даше! — протараторил я, чтобы не дать ей наговорить… всякого. Потом обнял за талии обеих «своих» женщин, притянул к себе и продолжил гасить злость в том же духе: — Язва тоже умничка — откачивала нас, как богиня исцеления. Так что если кто и виноват, то…

— …мой бывший муженек! — продолжила Долгорукая. — А твой сын и мы под его чутким руководством сделали то, что должно, умудрившись воспользоваться единственным шансом сдвинуть дату нападения двух Империй на эту Базу!

— Не было другого варианта, Оль… — вздохнула Шахова. — Не рискни мы, Ястребы уже вынесли бы все обелиски, две армии вернулись бы на Стену, и Базе настала бы жопа! А Даша… Даша выкладывалась ничуть не меньше Рата или меня. Впрочем, это видно невооруженным взглядом. По самым модным прическам этого сезона.

— Попали под какое-то мощное огненное заклинание? — хмуро спросил дед, успевший сесть за стол.

— Угу… — подтвердил я. — В том отряде было аж шесть огневиков. И некоторые таскали на себе по три-четыре комплекта защитных комплексов, так что пережили взрыв половины запасов «напалма» и термитной смеси.

— Расскажете? — спросил батюшка и, как бы невзначай сместившись к супруге, успокаивающе погладил ее по руке.

Я отрицательно помотал головой:

— Нет. В смысле, как-нибудь потом. А сейчас нам хочется как следует помыться, закидать в себя хоть что-нибудь съедобное и вырубиться.

— Что ж, мы подождем… — чуть-чуть успокоившись, заявила матушка, но эта фраза все равно прозвучала угрожающе, и я счел необходимым направить неуемную энергию родительницы в нужное русло:

— Ждать можно по-разному. На мой взгляд, будет неплохо, если вы с папой постараетесь погасить возможную волну недовольства, которую, вне всякого сомнения, попробуют поднять Хома, Стас, Лето и Нейтрал. А тебе, дед, стоит заняться нашими «подарками». Кстати, я придумал три жизненно необходимых направления исследований, и, если есть желание…

— Колись! — потребовал он, даже не став дослушивать этот монолог до конца.

Я, разве что, «потрескался», изложив свои соображения буквально парой коротеньких фраз, ибо все остальное этот мой «родственник» додумал сам, воспылал нешуточным энтузиазмом и умчался строить бригаду таких же маньяков от науки. Родители тоже… хм… вдохновились. Но если батюшка ушел «общаться с парнями» через считанные мгновения после ухода деда, то его благоверная заявила, что отправится начинать бабий бунт только после того, как накроет на стол.

Эта хитрость была шита белыми нитками, поэтому я снова подправил «фокус ее внимания» в нужную сторону:

— Это было бы неплохо. Но перед тем, как заняться этим делом, скажи спасибо своим подружкам — я задолжал им по паре жизней…

— А мы ему — добрый деся-… — начала, было, Долгорукая, но опоздала — матушка метнулась к ней и сжала в костедробительных объятиях. В кои веки полностью забыв про этикет.

Вслушиваться в то, что она при этом говорила, я не стал — технично накрылся маревом, выскользнул в коридор и услышал «грозный» рык:

— А ты куда намылилась?! Я тебя никуда не отпускала!

«Ну вот, теперь попала и Язва…» — мысленно хохотнул я, парой-тройкой волчьих скоков долетел до двери в ванную, ворвался в помещение, врубил свет, покосился на артефактную панель управления каменкой сауны, понял, что хочу выспаться не на твердой полке, а в нормальной кровати и, быстренько раздевшись, вломился в душевую кабинку.

Мылся добросовестно, но быстро и не выпускал из «виду» силуэты всех трех женщин. Поэтому, заметив, что они двинулись в мою сторону, в темпе смыл с себя остатки жидкого мыла, вырубил воду, выбрался наружу и влез в банный халат. Вернее, не влез — он почему-то оказался тесен в плечах и не сошелся на груди. Тем не менее, на талии все-таки запахнулся, так что я завязал пояс, взял из шкафчика чистое полотенце и протер «ежик». Чтобы высушить хоть что-нибудь. А через несколько секунд услышал голос Язвы, донесшийся с порога:

— Можешь заходить, он уже одет. И обрати внимание на то, как на нем сидит халат…

Матушка вошла в ванную следом за «моими» женщинами, пристально оглядела меня с головы до ног и успокоено хмыкнула:

— Ну да, так и есть, заматерел. Но прическа… Так, я его забираю!

— А кто нам будет мылить спинки, грудки и все такое? — закапризничала Шахова.

— Вас двое. Поможете одна другой… — отбрила ее моя родительница, вцепилась в мое предплечье и потянула к двери. А уже через полминуты втолкнула в спальню, вернула на место створку, рывком развернула меня к себе и… уткнулась лицом в грудную клетку.

Такого варианта выражения чувств в ее исполнении я не припоминал, так что на миг растерялся и выдохнул первое, что пришло в голову:

— Все в порядке, мам…

— Не сказала бы… — мрачно буркнула она, сцепила руки на моей пояснице и тяжело вздохнула: — Я в свое время довольно изучила характер и лексикон Дарьи Ростиславовны, так что сегодня, анализируя, как она тебя хвалит, поняла, что в ее глазах ты ни разу не подросток: с таким уважением, как о тебе, государыня не говорила даже о покойном отце. Об отношении к тебе Язвы можно даже не вспоминать — по моим ощущениям, она живет одним тобой, а со мной и Долгорукой дружит по привычке. Называть эту парочку легковерными дурочками не стал бы даже самый пристрастный злопыхатель, следовательно, ты уже вырос. Но я не могу с этим смириться и убедить себя в том, что мой мальчик может принимать самостоятельные реше-…

— Мам, я вырос для всех, кроме вас с папой… — мягко сказал я и погладил ее по спине. Но столь великодушно предоставленная возможность поворчать была проигнорирована:

— Я сейчас не об этом, а о самостоятельности: раз ты мотаешься по Зоне с Язвой и Бестией, значит, прислушивайся к ним хоть иногда, ладно? Опыта у них хоть отбавляй, тебя они по-настоящему уважают и давно не девочки… в смысле, переросли все детские болезни, а значит, если что и посоветуют, то только по делу!

— Уже, мам… — признался я и на всякий случай дал более развернутый ответ: — Я оценил уровень их знаний, чувствую отношение и советуюсь перед тем, как принять любое более-менее важное решение.

Родительница подняла голову, поймала мой взгляд, убедилась в том, что я не шучу, и одобрительно кивнула:

— Молодец! Я тобой горжусь и на этом, пожалуй, все… хотя нет, не все: Дарья Ростиславовна, конечно, баба волевая и умеет держать себя в руках, но ее нынешнее спокойствие продержится недолго — ваш рейд уже закончился, так что она вот-вот позволит себе хоть немного расслабиться. А что творится в ее душе после гибели дочери, ты знаешь в разы лучше меня. В общем, не выпускай Долгорукую из виду и не позволяй ей уходить в себя слишком глубоко, ладно?

Я кивнул, и матушка, заметно повеселев, умчалась по своим делам. Само собой, не забыв чмокнуть меня в щеку. Я проводил чувством леса ее силуэт, почесал затылок и приложил себя слабым восстановлением, чтобы ненароком не вырубиться раньше времени. Потом подошел к шкафу, снял влажный халат, натянул чистую футболку, трусы и шорты, забрался в постель и, подумав, лег посередине. Хотя обычно при любой возможности старался укладываться с краю, оставляя между собой и государыней Шахову.

Как и следовало ожидать, этот «демарш» не остался незамеченным. Но шутить по этому поводу не подумала даже Язва. Наоборот, чуть приотстав от Бестии, украдкой показала мне большой палец и, как ни в чем не бывало, пошла к своей половине кровати. Эта похвала довольно сильно напрягла, ибо перекликалась с предсказанием матушки, поэтому я, привычно закрыв глаза, чтобы дать женщинам спокойно раздеться и лечь, напрочь заткнул «голос совести». А после того, как правая сторона матраса просела, демонстративно отвел в сторону руку и не ошибся: Дарью Ростиславовну, скользнувшую под одеяло и без колебаний вжавшуюся в мой бок, уже трясло мелкой дрожью!

Шип нашел ближайшую жилу «сам собой», и я, мысленно охнув от той жути, которая творилась в эмоциях Долгорукой, в темпе выпростал из-под второй половины одеяла левую руку и отпальцевал Язве приказ ложиться за нашей венценосной подругой. Затем перевернулся на бок, притянул к себе сгусток душевной боли и принялся гладить по разгоряченной и чуть влажной спине, обтянутой шелковой ночнушкой. А когда меня поддержала Лариса Яковлевна, коснулся губами ушка:

— Даш, мы ее помним, а значит, она с нами… Прямо сейчас… И твоя боль рвет душу и ей… А Ярина настолько добрая и светлая девочка, что ей надо улыбаться… Всем сердцем… И жить дальше так, как хотела бы она…

— Я улыбаюсь… — через вечность выдохнула женщина, помолчала еще немного, вытерла краем одеяла заплаканное лицо и добавила: — Спасибо… За «добрую и светлую», за поддержку, за объятия… И-и-и… я полежу в них еще немного, ладно? А то все эти дни я как-то держалась, а сейчас…

— Лежи, сколько надо… — перебил ее я, чтобы не дать уйти в себя. а Язва с той же целью пошутила:

— Рат, ты чего? Привыкнет!

— Уже… — вымученно отшутилась Долгорукая и зачем-то продолжила: — Просто пока помню, что мы подруги, и не выгоняю тебя с облюбованного места. В общем, цени мое великодушие и отвечай им же. Как можно чаще. Тут Язва попробовала возмутиться, но прервалась на полуслове, так как услышала грустный смешок государыни:

— Меня все никак не отпустит фраза Баламута о том, что Ринка сейчас с нами. Я представляю ее сидящей у изножья кровати, вижу ехидную улыбку и слышу едкие комментарии. Правда, озвучивать тот, который она бы сейчас выдала, не буду, ибо стесняюсь, зато скажу, что так горевать намного легче. И… если вы не возражаете, то я ее еще немного повеселю, ладно?

…За следующие сутки я просыпался раз пять. Три раза по вине Дарьи Ростиславовны, слишком сильно вздрагивавшей во сне, и дважды благодаря любимому кошмару с китайским огневиком. В трех первых случаях засыпал через считанные минуты: оказавшись в моих объятиях, Долгорукая довольно быстро расслаблялась и «переключалась» на каналы с более веселыми снами. А в двух последних валялся чуть ли не по получасу, невидящим взглядом пялясь в темноту и тщетно пытаясь успокоить заполошно бьющееся сердце. Поэтому «окончательное» пробуждение приятно удивило: я «выплыл» из сна в реальность на удивление спокойно и комфортно, почувствовал, что полон сил, и не ощутил никакого дискомфорта из-за того, что обнимал Бестию, скажем так, несколько фривольно.

Да, для того, чтобы выскользнуть из-под одеяла, не разбудив «своих» женщин, пришлось постараться, но я все-таки справился с этой задачей, выполнил «обязательную программу» и оккупировал верхнюю полку сауны — моих в блоке не обнаружилось, отправляться на поиски было лениво, а мысль о возможности как следует погреться бередила душу.

В гордом одиночестве грелся порядка получаса. Потом меня нашла матушка, в темпе сгоняла за купальником, улеглась на боковую полку, устало потерла лицо и посмотрела на меня:

— Ты уже проснулся или как?

Для того, чтобы понять, что стоит за этим вопросом, не требовалось быть семи пядей во лбу, поэтому я выдал ожидаемый ответ:

— Проснулся. В настроении. Давай свои новости.

— Новость первая, смешная: Степановна наказала Хому за злословие в твой адрес — заглянула к нему в гости и «наградила» энурезом. Вроде как «до прозрения». Он, как ты понимаешь, «сильно переживает» и не выходит из своего жилого блока, а вся остальная База ржет. Хотя вру, не вся: Стасику не до смеха из-за того, что его поломал твой батюшка, а Нейтралу с Летом — из-за катастрофической потери статуса.

— Ничего, последним полезно! — равнодушно заявил я. — Ведь в Совете они только щеки и надували. А сейчас придется заняться делом и доказать полезность общине не болтовней, а трудом. На Харитоныча с его энурезом плевать. Хотя Степановну не мешало бы поблагодарить. Остается Жерехов. За что ему прилетело?

— Прилетало! — ухмыльнулась родительница, выделив интонацией букву «А». — Долго и упорно: этот идиот имел глупость усомниться в… порядочности Дарьи Ростиславовны!

— Где этот уродец в данный момент?! — холодно спросил я, вскочив с полотенца и слетев на пол.

— Вернись на место и расслабься… — довольно промурлыкала женщина, явно удовлетворенная моей реакцией. — Твоего отца не могли унять порядка минуты. Итог — позвоночник, сломанный в четырех местах, каша из ребер, свернутая челюсть, набор «собери сам» из костей верхних конечностей, порванная селезенка и что-то там еще. Но больше всего порадовала реакция Семеновны — она стабилизировала состояние полутрупа и… заявила, что ближайшие недели две-три не сможет оторваться от каких-то чрезвычайно важных исследований и тратить Силу на ерунду! Так что Стасику придется потерпеть.

— Ты хочешь сказать, что он обходится без обезболивания?! — ошалело выдохнул я, увидел подтверждающий кивок и расплылся в предвкушающей улыбке: — Ха! Его надо будет навестить, ободряюще похлопать по плечу и поинтересоваться, когда он будет готов принять вызов на поединок Права.

Матушка укоризненно посмотрела на меня:

— У тебя совесть есть? Он и так страдает по полной программе: тушка болит практически вся, а на душе тяжеленный камень из-за МОЕГО вызова. В общем, будешь вторым. Или третьим, если считать твоего отца!

Тут мне стало не смешно:

— Мам, а ведь он сломается. Даже в том случае, если мы ничего не скажем Язве с Бестией.

— Плевать! — недобро оскалилась она. — Сломается один абсолютно бесполезный урод — притихнут остальные. А то расслабились, понимаешь, из-за слишком спокойной жизни и забыли, кто обеспечивает спокойствие и нынешний комфорт!

Для того, чтобы вывести ее из «режима уничтожения всего и вся», мне пришлось задать добрый десяток вопросов на менее острые темы. Но я все-таки справился, и к моменту, когда мне стало жарковато, родительница снова вернулась в нормальное расположение духа: с большим энтузиазмом сгоняла со мной к купели и обратно, плюхнулась на свою полку, закинула за голову правую руку и притворно вздохнула:

— Сын, что ты сделал с дедом? Мало того, что он перестал выходить из мастерской, так еще и не ест, если не кормить с руки! Вот я и му-…

— Мам, прости, что перебил, но там мои проснулись.

Она подобралась и знакомо прищурилась:

— И когда ты начал дотягиваться чувством леса отсюда до своей спальни?

— Еще до рейда… — честно ответил я, соскакивая на пол: — Они пошли на поиски. Скажу, что мы тут, и вернусь…

Вернулся не один, а в сопровождении чем-то сильно загруженных дам. И подождал, пока они улягутся на облюбованные места. Потом открыл рот, чтобы спросить, что их так напрягло, но Долгорукая оказалась шустрее:

— Рат, мне тут приснилась одна достаточно безумная идея, и я бы хотела попробовать ее реализовать.

— И насколько она безумная? — недовольно спросила матушка, приподнявшись на локте и уставившись ей в глаза немигающим взглядом.

— Оль, она не самоубийственная, а безумная! То есть, нестандартная, но открывающая весьма и весьма интересные перспективы.

— Тем не менее, ты по каким-то причинам не готова ее озвучить, так что хочешь ее решения «втемную», верно?

Тут Дарья Ростиславовна села, слезла на нижнюю полку, подошла к моей родительнице, поймала ее взгляд и зашипела, как разъяренная рысь:

— Слышь, Елисеева, еще одна подобная чушь — и я забуду о том, что мы подруги: Я НИ ЗА ЧТО НА СВЕТЕ НЕ СТАНУ ИГРАТЬ В ТЕМНУЮ НИ ТВОЕГО СЫНА, НИ ТЕБЯ, НИ ЯЗВУ!!!

Матушка сглотнула, нервно облизала губы и неуверенно спросила:

— Тогда к чему это вступление?

— ЭТО НЕ ВСТУПЛЕНИЕ!!! — рявкнула Долгорукая, неимоверным усилием воли заставила себя успокоиться и продолжила в разы спокойнее: — Идея слишком сырая, поэтому я продолжаю ее обдумывать даже сейчас и пока не определилась, с чего начать рассказывать. Хотя… начну с самого начала: Ратибору, Ларисе и мне надо будет сбегать в Большой Мир. Эдак на недельку-полторы…