Баллады старого катафалка

Глава 3

Баллада о мертвой невесте

Не уповай, душе моя, на телесное здравие

и на скоромимоходящую красоту,

видиши бо, яко сильнии и младии

умирают…

Канон покаянный, глас 6 песнь 7.

1

Отпуск! Все к черту, к барону Субботе, беру отпуск!

Телефон заухал филином в полдевятого утра. Кому приспичило закопать мощи усопшей тещи, dyab[1] бы и его и ее взял?

Конечно, Артем оставил аппарат в кармане куртки, забыв поставить на зарядку. Пришлось выгружать из постели кота и вставать в темпе. Ося, или Осирис, недоуменно мяукнул и, кажется, обиделся. Пойдет теперь в кухню хрустеть сухим кормом, бессмертная бесстыжая морда.

Говорил мужчина, нестарый, твердый такой голос. Артем сразу представил делового человека при галстуке, в дорогом костюме. И еще — он волновался.

— Здравствуйте. Вы ведь услуги катафалка? Единственные в городе, вип-катафалк?

— Здравствуйте. Да. Но я с завтрашнего дня ухожу в отпуск. Извините, обрати…

— Очень вас прошу! Просто умоляю! Моя фамилия Ставер (он сделал маленькую паузу, похоже, рассчитывал что собеседник знает), заплачу втрое против вашего прайса. Нужно все по высшему разряду, видите ли. Речь о моей дочери.

Он запнулся и Артему показалось, там скрипнули зубы. Втрое. Не бедствует, однако. Одна поездка. Полдня работы. Дочь, опять же. Жалко мужика.

— Когда именно?

— Завтра к трем часам дня, к церкви Крещения на Нахимова, будет… (он запнулся, словно не мог вдохнуть) отпевание. Потом на Васильевское кладбище, главные ворота. Оплата возле церкви, как подъедете.

Все же автоматизм делового человека в нем оставался.

— Ладно, без десяти три буду у церкви, проследите, чтобы можно было проехать, машина габаритная, хорошо?

— Конечно. Жду вас там, спасибо большое, спасибо!

Ладно. Одна поездка. Полдня нетрудной работы. Просто отвезти. Правда, хоронить молодых Артем не любил, вот уже родня устраивает истерики "на кого ж ты нас покидаешь", "кровиночку не уберегли" и прочий пердимонокль. Ладно. Втрое ведь. Даже если не продавать золота, пожалуй, накоплений на Питер хватит.

Доспать явно не получалось, и Артем пошел на кухню. Кормить зомби-тварь и варить себе кофе. Послаще и со сливками. Арабы пусть себе пьют эту отраву в чистом виде, а нам наливай послаже.

И угораздилочертову дочку помереть в начале лета, в такие солнечные хорошие дни… небось в дорожное упоролась, дура. На порше каене каком. А, холера, надо взять планшет, глянуть по фамилии, все равно смотрит новости. Что там за Ставер такой. Опять же, оплата. Грешно ее ругать за такие бабосы, свежеусопшую. Царствие того этого в общем. Тоже торжество, но неприятное[2]. А какого черта он звонил сам, кстати? Вряд ли пожалел отстегнуть жадной стае падальщиков из похоронного бюро. Похоже, отвлекается так от горя.

Артем и не представлял, во что ввязывается. Благословенна будь, завеса неведомого будущего.

На фамилию Ставер интернет отозвался дюжиной заголовков, но по большей части не об отце (сурового вида бизнесмен, нестарый, с благообразной сединой и бородкой, в общем, симпатичный мужик, состояние, заводы-пароходы, самый дорогой в городе ресторан), сколько о дочери. Видимо, той самой. Ангелина Ставер.

К жизни золоченой молодежи Артем был глубоко равнодушен, так что раньше о ней не слышал, или услышал и сразу забыл.

Ее инстаграм. Ангелставер. Фото поразительно красивой высокой блондинки. Вот она возле машины (не унылый черный Кайен, а голубой кабриолет Шеви Камаро, недурно), в обтягивающих джинсах и косухе, вот на спортивном мотоцикле в облегающем красном комбинезоне, вот в летних ярких платьях на фоне то Мариацкого костела в Кракове, то на Староместской площади Праги, то сидит, выставив великолепные загорелые ноги, в гондоле под венецианским мостом. Золотые волосы чуть вьющейся волной ниже пояса, синие лукавые глаза, хорошая, живая улыбка. Никаких накачанных губ, отпиленного носа или ножевидных скул. Все свое. Да она и не нуждалась в тюнинге, совершенно.

Жалко. Последнее фото — обручальные кольца белого золота на красном бархате. Три дня назад.

Нет. Артем не любил хоронить молодых. А уж тут жила бы и жила, ни забот ни хлопот, папа богатей, внешность, мозги… сука ты, жизнь. И смерть сука. Две суки, белая и черная.

В глаза сразу бросился жирный заголовок: Невеста навсегда. Внезапная смерть дочери миллионера. Так, вот и вороны слетелись на Федотов огород.

Ага, престижный питерский универ, экономист, объехала полмира, снималась для модных журналов. Гоняла на мотоцикле и прыгала с парашютом. Еще и рисовала что-то, выставка в Москве. Жизнь малина. А, открыла приют для животных, пиар там или нет, но наш человек. И собиралась замуж (фото в обнимку с накачанным блондином, на борту белой парусной яхты — класс "звездный", отметил Артем, белозубые, в красных жилетах и босиком. Красивые).

Через неделю назначенасвадьба.

Внезапно, скоропостижно, мгновенно, прямо во время примерки свадебного платья (на это особенно напирали пираньи пера), врачи приехав, не успели ничего сделать. Причину, правда, не указывали. Сердце? В ее годы? Аневризма мозга? Никакой аварии, девка не виновата ни в чем. Нет, подлое дело судьба.

Настроение у Артема испортилось вконец. Ну, последний долг, мертвой припарки… а, в соцсетях бурная скорбь, от знакомых и совсем посторонних.

Ангел улетел, ушла в расцвете, призвали звездочкой на небко, Ангеленочек мы утонули в слезах, прости-прощай, посмотри на нас оттуда (делать ей больше там решительно нечего)… и прочая ужасающая пошлятина. Цветочки, ангелочки, свечки, голубочки, весь стандартный комплект. Тьфу. Не рыдай мене, мати.

На диван запрыгнул зомби-кот Осирис и принялся тереться плюшевой головой о планшет, требовать внимания и почесушек.

2

День похорон выдался ясный, но не жаркий, слегка, прозрачно облачный. Мимо стоящего на перекрестке катафалка проскочила, сигналя, свадебная процессия, словно напоминание о свадьбе, которой никогда не будет. От белого лимузина до черного катафалка, колесо кармы, инь и ян.

По такому поводу одесские нищие говорили "ой вэй, дай Бог нам с вами такие похороны!", вряд ли, однако, им это светило. Ряды дорогих машин, цветы, цветы, цветы, всё живые — хорошо еще, у Артема не было сенной лихорадки. Белые розы, красные, чайные, черные ленты на венках. Несколько солидных черных седанов, Майбахов и Ягуаров, стояли ближе всего к двойным зеленым дверям "отпевальни". Отдельной пристройки к празднично-белой церкви, и даже со своей отдельной же золоченой маковкой.

Играла откуда-то музыка, не банальный Шопен, а Моцарт, "Весна", но негромко, не вызывая у публики тоски. "Наверное, и "Есть только миг" лабать не будут? Хорошо бы. Ну что ж, если так, вполне приличные люди эти олигархи", подумал Артем.

Ровно пятнадцать ноль девять, он немного гордился своей точностью.

Вот и промежуток как раз у зеленых дверей, ай молодцы.

Артем развернулся и плавно вогнал вымытый, блистающий Кадди на место, идеально точно. Он мог бы подтереть сопли мулу на дороге крылом этого Кадиллака[3], именно так. Он даже прицепил к маленьким флагштокам по краям переднего бампера черные бархатные флажки с золотой каймой.

Выходя, Артем скинул фуражку и слегка склонил голову. К нему уже шел заказчик, отец. Андрей Михайлович (запомнить!). В черном костюме, черном галстуке и белейшей рубашке. Почти спокойный. Глаза только в сетке красных прожилок, синие, как у дочери. Крепок. Он протянул руку — наемному водителю, хотя не обязан был. Артем пожал сухую сильную ладонь. Представился.

— Здравствуйте. Спасибо, — сказал Ставер, твердым, хоть и надтреснутым голосом, — Вы как раз вовремя. Вот оплата. Еще пять минут и… выносят.

Он протянул хорошо набитый конверт бежевой бумаги. Артем, понятно, не стал проверять, сунул во внутренний карман нераспечатанным.

— Вы водитель? Разрешите? — подошел какой-то юркий субъект в черной двойке, с характерным, постно-лживым лицом стервятника похоронной конторы. Он держал в руках бело-красную гирлянду из живых роз.

— Ладно, валяй. ("В гривы лошадей вплетали цветы, что очень нравилось посаженым отцам", вспомнил Артем классиков).

Стервятник прицепил гирлянду к хромированной решетке катафалка. На артемов взгляд, вульгарно опошлил строгий классический дизайн. Самоходная клумба. Шоб те на могилу такое повесили.

Заиграл "Реквием" Моцарта в инструментальной обработке. А, вон и оркестранты, у черного с золотом автобуса. Даже чуткое ухо Артема исполнение не ранило.

Публика заволновалась, дамы достали платочки, изображать скорбь. Двери открылись, и четверо дюжих парней в смокингах вынесли гроб. Обитый белым бархатом, с золотыми кистями, с золоченым крестом на крышке. Куда там бедной старой "Нимфе", подумал Артем, распахивая заднюю дверь и выкатывая блестящую аппарель.

Гроб задвинули, захлопали дверцы машин, кортеж отправился в путешествие к последнему дому. Флажки трепетали по сторонам капота, и вся процессия выглядела, должно быть, величественно.

Когда катафалк вкатился в ворота кладбища, и тот же падальщик из бюро показал, куда свернуть, оркестр уже ждал среди надгробий самого богатого "квартала". Черный и розовый мрамор, стелы выше человека, нелепые бронзовые беседки, вкус тут так точно похоронили.

Артем приспустил стекло, чтобы слышать. "Зима" Вивальди. Ни одной фальшивой ноты, однако. Страшно представить, сколько стоит один лишь такой концерт. Ему стало неуютно и зябко, несмотря на солнечный, совсем летний день. Почти как в подвале. Дьявол, какое мне дело до вас до всех? Пусть себе хоронят своих мертвецов.

И все же, когда гроб подняли на плечи носильщики, и унесли к молчаливой черной-белой толпе, он тоже подошел поближе. Встал в стороне за высоким черным памятником кого-то "незабвенного" с эпитафией плохими стихами, не привлекая ничьего внимания, будто сам стал тенью.

Среди толпы выделились ростом и статью несколько молодых людей в дорогих костюмах и темных очках, бодигарды, конечно.

Артем ожидал явления попа народу, но нет, похоже, Ставер был не больно набожен. Он стоял ближе всех к гробу, в головах, опустив мощную, седую голову. Под локоть его поддерживала приятная бледная брюнетка в длинном темном платье с серебряной отделкой по вороту. В ногах у гроба встал высокий белокурый красавец в смокинге, а, жених. Потупился, затвердел скулами. Полувдовец. Провожали все больше молодые люди, друзья и подруги. Девушки плакали, и не похоже, чтобы для вида. Хорошим, наверное, человеком была. О дрянных так не переживают.

Оркестр по чьему-то невидимому знаку умолк.

Гроб открыли.

Спящая красавица, право слово. В длинном белом платье, с прозрачной фатой, в сложенных тонких руках золотой крест. Ее окружали белые и чайные бутоны роз. Наверняка визажисты мертвых получили целое состояние за такую тонкую работу, Артему с его места было видно даже длинные ресницы покойницы.

В могильном мраке розы увянут, потом почернеют и начнут разлагаться вместе с телом. Расшитое шелком белое атласное платье превратится в грязную тряпку. Мертвые ткани ссохнутся, облегая череп, и гроб, снаружи еще крепкий, заполнит сладковато-тошный трупный запах. Прекрасное лицо превратится в оскаленную маску, глаза и нос провалятся, черви примутся за привычную работу… останется скелет в тряпье. Sic transit[4]. Прими сей череп, Дельвиг.

Отец кашлянул и сказал:

— Прости, Гелечка, не уберег. Прости родная. Я… один теперь… — запнувшись, он подошел к гробу, откинул фату и поцеловал дочь в золоченый "венчик" на алебастровом лбу.

Потом подходили остальные. Первым — жених. На мгновение Артему показалось, его красивое мужественное лицо дернула судорога отвращения, но нет, клюнул в лоб, отошел.

Рыжая смазливая девица, хлюпая носом, сказала, явно от себя:

— Гелечка, мы тебя все очень любим, не забывай там про нас. Прости нас. Мы тебя помнить будем. Ты была самая красивая, самая добрая, потому так рано. Мы тут… плохо без тебя… — и залилась слезами.

Артемупонравилось.

Оркестр начал не Шопена и не, упаси Суббота, "Есть только миг", но "Осень" Вивальди в миноре. Чисто и с вдохновением. Артем всегда любил эту пьесу.

Гроб закрыли. Защелкнули золоченые замки. Опустили на ярко-белых тросах в могилу, не очень и глубокую. Все бросили по комку уже по-летнему теплой и мягкой земли. Никаких привычных Артему красноносых землекопов, зарывали приличного вида молодые люди в чистых синих комбинезонах.

Делать Артему большеничего не требовалось.

Он поглядел еще, как в землю в ногах втыкают большой полированный деревянный крест, увитый черными лентами и цветами, как несут и складывают венки, целый ворох. Вот радость будет старухам их растащить и продать у кладбищенских ворот… На крест прикрепили большой поясной фотопортрет. Ангелина Ставер в безумно дорогом, надо думать, голубом платье с открытыми загорелыми плечами, улыбается, но чуть заметно, золотые волосы убраны в высокую асимметричную прическу.

И все. Ее нет и не будет. Трубы, не рыдайте. Нет, пусть его самого лучше спалят в крематории, а пепел развеют. Без церемоний.

Мимо прошел жених с подобающим скорбным ликом. Рядом семенила прехорошенькая смуглая брюнетка, ему едва до плеча. В черной вуальке на распущенных волосах. Она что-то тихо говорила и трогала парня за локоть. Оглянулась, встретилась взглядом с Артемом. Невесть почему, ее лицо исказил настоящий ужас, взгляд стал отчаянным, потом она отвернулась. Пара удалилась, но ошибиться Артем не мог.

Спешить некуда. Машины уже разъезжались, он сел за руль Кадди, повернул ключ. Приемник заиграл "Road to hell". Это мило.

Артем вывел катафалк к воротам кладбища, стал на обочине, бортом едва не касаясь оградок. Из бардачка вытащил бутылку минералки, открутил колпачок и хлебнул прохладной газированной влаги. Что-то во рту пересохло. Мимо прокатил черный с золотом автобус музыкантов, мигнул стопами, фыркнул дизелем и унесся к другим концертам. Менее выгодным, но более славным наверняка. Нет, ребята честно делали свое дело на ять.

Апатия навалилась такая, даже деньги пересчитать желания не было. Он выключил мотор.

"Занми вини!" — сказал Артем вслух. Пить одному это уже алкоголизм, вспомнил он.

Лицо Пятницы в зеркальце явилось мрачное и вместо приветствия он что-то недоброе пробурчал на своем.

— Извини, граф. Отвлек от мыслей? Очень уж настроение паршивое с этой поездкой. Девчонка молодая совсем.

— Арти, я знаю про девицу. Я ее видел, пока ехали, я ведь лоа в машине. Тут дело в том… с ней все паршиво.

— Да что еще? Она уже мертвая! — он снова присосался к бутылке.

— Ее похоронили заживо.

3

В беспокойство Артем не впал, но поперхнулся и чуть не захлебнулся. Автоматически выдал, кашляя:

— Ты в своем уме?

— Я уже с ума не сойду. Мне не с чего. Говорю, ее закопали живой. Едва-едва, но живой. Никакого сердца, никакого удара. Мерзкая, черная магия, maji sal![5] Ей колдовали на смерть, и она бы умерла. Но кто-то оттуда, но и не совсем неживой, ее поддерживает. Как пловца, чтобы не утонул. Но и вытащить на этот берег не может. А я могу. Мне надо чтобы она снова оказалась здесь, в машине, хотя бы на несколько часов. Может, два-три. Правда, времени на все у меня не так много, кто-то тоже не железный, так я думаю. Сутки? Вряд ли больше.

— Граф… какого черта? Медкомиссия, врачи, аппаратура, ну они же не мог…

— Ваши медики idiot konple![6] Ваша белая медицина, охохо мне. Fatra![7] Конечно, сердце не бьется, можно скидывать нас в яму. Все в порядке, сэр, только купите гроб подороже!

— Она пару суток лежала в холодильнике, в морге, разве нет? Да что, вскрытие же!

— Плевать на холод. Мнееще лучше. А резать ее никто не резал, поверь. Никто ее ножом не трогал.

"Я понимаю, почему", подумал Артем, вспомнив глаза ее отца. Ставер единственную дочь на разделку бы не отдал, как курчонка какого, и плевать ему на правила. Бабло побеждает зло, и отменяет законы. Тем более в России.

— Так. — Сказал он, немного успокоившись. — И что нам делать? О! Ты сможешь явиться к ее отцу и приказать ее откопать? Например? Думаю, ты оставишь глубокое впечатление.

— Прости, Арти. Я могу говорить с тобой, мне повезло, ты воспринял мой посыл, но не являтьсядругим… да и отделиться от кадди и улететь я дальше десятка футов не сумею. Я как факин джинн в лампе.

— Хорошо. То есть не хорошо, все хреново, но лады. То есть я являюсь к ее отцу, убитому горем. Прошу минутку внимания и рассказываю, вот, есть такое доброе привидения с мотором, но я его вам показать не могу, пардон. И это оно мне сказало, будто вашу дочку вы схоронили заживо… одно интересно, он сам меня придушит, прикажет своим павианам, вызовет полицаков или сразу психическую? Скорее сначала полицаков, а они уж передадут грешного раба твоего психбригаде.

— Ты прав. О, Суббота, ты прав.

— А ты думал. А может, попросишь спасателей вызвать? Ну, чтобы повязали сразу, не дожидаясь врачей. — Артем замолчал. Ветер гнал по небу серенькие облака, наверное, ночью будет дождь. Качался высокий бурьян у голубой оградки, развевались траурные флажки. Ах да, гирлянду же не снял. Черт с нею. — Ты уверен что вытащишь?

— Как в своем afe pesonel[8], пока был жив. Я знаю это поганую магию. Я сам ей… ну, в общем, знаю.

— Понял. Принято. — Артем завел двигатель и тронул Кадиллак. Все давно уже разъехались, когда он миновал распахнутые кованые ворота.

— Куда мы?

— Домой.

— А…

— За лопатой.

4

"Куда ж ты, Тёма, поперся, а я, тятянька, Жучку из колодца доставать".

Лопата, трос нейлоновый, лом, тот самый, фонарь на лоб с запасными батарейками. Все крупногабаритное добро Артем завернул в брезент и сложил в катафалк. Сверток глухо брякнул. Вот так же доктор у Кинга поехал за сыном. Просто псих. Складной нож и по мелочи в карманы. А. Еще спальный мешок. И ничего доброго он не привез.

Камуфляж и берцы, и за сторожа сойдешь.

Готово.

Я — малолетний грабитель могил.

Он сел за руль часа за два до полуночи.

Кивнул графу в зеркальце. Тот кивнул в ответ. Мотор заворчал, тяжелая машина захрустела гравием у его ворот. И неизвестно, вернемся ли мы еще. По крайней мере без сопровождения и наручников.

Полнолуние — удача. Даже фонарь не особенно нужен. Хорошо еще, он поставил хорошие светодиодные лампы вместо слепого барахла, что светило тут штатно. В машине было тепло, он включил отопитель, но Артем ощутил холодный комок где-то в районе желудка.

Коту остались тазик воды, миска еды и дверца внизу входной двери. Кот не пропадет. Бойцовый кот нигде не пропадет. Еще восемь жизней осталось, не то что у хозяина.

Катафалк вывернул на шоссе и пошел отсчитывать километры. Белые цифры в черном окошечке. Спидометр скручивают всегда, продавая машину, даже не думай иначе, сынок. Мы же не японцы, у тех это, кажется, уголовная статья.

Самые дальние и самые неухоженные ворота кладбища никогда не охранялись. И как обнаружил Артем давным-давно, даже не запирались. Впрочем, сколько он помнил ветхие, крашеные чешуйчатой от времени синезеленой краской створки, даже с замком там было бы пять минут работы. Отечественное раз… разгильдяйство имеет свои плюсы.

В половине двенадцатого на подъездной дороге, естественно, никого не было. Даже сатанисты вряд ли побредут сюда за несколько километров от главного входа… Он остановил машину, светя фарами на ворота.

Ну да, замка нет. Перчатки на сей раз Артем не забыл, не дождетесь. Ворота скрипнули, но распахнулись без сопротивления, здесь все же ездили трактора уборщиков, хотя не хоронили в этой части уже давненько. Кадиллак блестел в лунном свете как космический корабль. Белый дымок вырывался из-под блестящего заднего бампера. Артем осторожно (не хватало порвать покрышку) въехал в ворота и повел свой черный челн между ветхих оградок и крестов. Птица выпорхнула из-под колеса, черт бы тебя побрал на обед. Ворона наверное. Вот и поворот на главную аллею. Ну, здесь он ездил столько раз, что нашел бы дорогу и в темноте. Если что, скажет, что забыл днем на оградке… фуражку. Да, и спохватился только сейчас. Идиотское объеснение, но прокатит. Пока он не достанет лопату…

Вот и чистая публика. Вместо низких крестов, угловатых убогих обелисков пошли мраморные, вот сбоку мелькнула "цыганская аллея" черных памятников с ростовыми портретами их обладателей. У главного входа была пара фонарей, но здесь только ближний свет круглых фар высекал отблески полированного камня и бронзы.

Направо от главной аллеи. Черный обелиск, у котрого он стоял. И высокий крест, увешанный лентами и цветами так, что напоминал новогоднюю елку. Да еще груда венков внизу, у подножия.

Артем остановил Кадиллак, выключил фары и выдохнул. Пятница кивнул ему из зеркала.

— Малыш, все получится. Работенка на десять центов.

— Спасибо. Тем более руками работать придется мне.

Все, пора. Он открыл дверь и вдохнул холодный сыроватый воздух. Дождь намечается. Обошел катафалк и открыл заднюю, старомодная ручка с кнопкой кольнула ладонь холодом металла. Внутри загорелась пара желтых плафончиков в потолке, обтянутом вишневым панбархатом. Придвинул тяжелый вьюк, брякнуло. Он вытащил ломик и лопату. Дверь оставил нараспашку. Луна, хвала Тоту, светила достаточно, чтобы не включать пока свет. Но лучше сразу нацепить фонарик на лоб. Так, маска. Если сейчас сюда явится охрана…

Артем подошел к могиле и поставил лопату к соседней оградке. Лом брякнул рядом. Хорошая, новая лопата с пластиковой оранжевой ручкой. Жаль, не титановая.

Венки пришлось разгребать и оттаскивать с холмика, ленты путались в ногах, он топтал розы и лилии берцами, про себя поминая нечистого. Даже в перчатках хвоя и мирт кололи ладони.

Все, поле боя расчищено. Не завалится ли крест? Нет, вкопан надежно и чуть поодаль от могилы, он в ногах. Потом сюда придут измерять все, сделать памятник, крест не должен мешать…

Эй, ухнем. Первая лопата пошла. Ветер шевелил волосы на затылке и гладил разгоряченную шею.

"ОСКВЕРНИТЕЛЬ МОГИЛ СХВАЧЕН"

Он копал ровно, вспоминая свою поездку к археологам. Нет, там все было сложнее, они осторожно снимали слой за слоем лопатками-пикировками. А тут копай спокойно. Тут тебе не Англия, рой глубже. Землю надо отбрасывать не слишком далеко, зарывать же потом.

"Он возжелал труп дочери миллионера!"

Земля стала влажнее и липла к лопате. Артем снял куртку и повесил на оградку за спиной. Работа испаряла нервное наряжение, как всегда. Но раньше он не рисковал присесть лет примерно на пяток.

"Загробная месть или ужасная страсть?"

Да чтоб вас, еще и камни. Хорошо, мелкие.

И тогда лопата стукнула в твердое. Оказывается, такими темпами он углубился метра на полтора, ну да, так и надо. Благо, земля еще рыхлая. Она пахла сыростью и немного перегноем. Погребной такой запах, маска от него не защищала.

Артем отгреб грунт, перевернув лопату совком кверху. Показалось белое. Пощупал — ну да, угол, обитый бархатом или чем-то вроде, блеснул золоченый уголок.

БЫВШИЙ РОК-МУЗЫКАНТГРАБИТ МЕРТВУЮ КРАСАВИЦУ, ЭКСКЛЮЗИВ!

Все на свете кончается. Через час или полтора крышка совсем освободилась от земли. Гроб казался бледным пятном во мраке могилы, и Артему пришлось включить фонарик на лбу. Он пригнулся, благо, светить требовалось вниз. Замки. Дьявол, забились и не открываются. Что-то дотронулось до щеки… бабочка-ночница.

Поторапливайся, гробозор.

Ломик вошел под крышку, Артем надавил, хруст, щелчок… крышка чуть отошла. Теперь второй, в ногах. Крак. Он засунул под крышку руки и потянул. Тяжелая. Настоящее дерево, не дээспэ. С треском гроб распахнулся.

"Водитель катафалка оказался некрофилом! Его ждут годы тюрьмы!"

Мнимая умершая в луче фонаря казалась призраком, тускло мерцало золотое распятие в белых тонких пальцах. Лицо было лицом спящей, правда, полоса венчика через лоб меняла впечатление. Под фатой распущенные волосы казались погруженным в туман пшеничным полем. Розы вокруг тела уже немного увяли.

Хорошо еще, с крестом она не сможет быть вампиром, мелькнула у Артема глупая мысль. Он коснулся сложенных ладоней, рука даже в перчатке ощутила холод… но ее пальцы разомкнулись легко. Артем вытащил крест и сунул в карман, не выбрасывать же теперь. Вдохнул, выдохнул, острожно снял венчик и бросил на землю, потом убрал фату, волосы блестели тусклой позолотой, их, конечно, вымыли перед положением во гроб. Укололся, пока выбрасывал из гроба цветы. Холера вас возьми с вашей романтикой. Как колючей проволоки натолкали. Я свою любимую из могилы вырою, тьфу ты.

К счастью, тело оказалось не тяжелым, он взял девушку на руки и подумал, как со стороны выглядит безумно. Жених переносит невесту через порог к новой жизни. Подол длинного подвенечного платья зацепился за крышку гроба, словно могила не хотела ее отпускать. Черта с два, обойдешься. Ткань треснула и гроб остался ни с чем.

"НЕКРОФИЛПРИШЕЛ ЗА ЖЕРТВОЙ В ПОЛНОЧЬ"

Окоченения в ней по крайней мере нет, и вони, брр, тоже. Разве что легкий запах вроде бы духов, хотя да, погребальных дел визажисты. Мертвую царевну еще не покрывал слой косметики, благие времена.

Он выбрался из могилы и понес мрачный приз к машине. Осторожно уложил ее на спальный мешок, поправил разметавшуюся золотистую гриву, вылез и с облегчением захлопнул дверь. Сделано. Лишь бы не зря. Заглянул на водительское место.

— Граф, вы тут?

— Прекрасно, но я уже занят. Закончи снаружи.

Артем на секунду остановился, оглядываясь. Призраков он не ждал, Пятница говорил как-то, на кладбище призракам делать уж совершенно нечего. И все же памятники, кресты, плиты, освещенные белесой луной, под черным звездным небом остались в памяти как на фотопластинке. И ночной ледяной ветер заглянул в лицо, будто с той стороны.

Он зарывал могилу, беззвучно ругаясь и бормоча про себя: "Уэст реаниматор. Вы жертвою пали. Покойники бывшие люди, смелые люди и нам не чета. Волею пославшей меня покойной жены. Попала собака в колесо Сансары, пищи да беги".

Все, хватит. Натащить сверху венки и всю эту трихомундию, никто не вспомнит, как оно лежало изначально. И не забудь лом и лопату. Еще пригодятся (да боги упаси!)

С чувством неизъяснимого облегчения Артем вдавил педаль и почти погнал машину прочь, прочь от проклятого места. Памятники проносились в свете фар как частокол. Только проскочив ворота, он поверил, что все позади. Теперь только бы не попался дурной дорожный патруль… хотя на его памяти катафалк не останавливали ни разу. Тоже ведь люди, а люди не очень любят встречаться со смертью.

Во двор он въехал, когда серебряные стрелки часов на панели показывали три часа с четвертью. Сил хватило закрыть ворота и плюхнуться обратно за руль.

— Граф, приехали. Что, ну хоть все не зря?

В зеркале блеснула белозубая улыбка до ушей.

— Арти, сын мой, все просто прекрасно! Я ее вернул. Клянусь тебе, великолепная работа! На миллион баксов! Теперь перенеси ее в дом, она придет в себя через полчаса-час. Не надо ее пугать, ты же понимешь. И так пришлось солоно, ti fi contan![9]

Голова была прямо-таки чугунной, а руки начали подрагивать, все же он не экскаватор и не китайский землекоп. В машине Аретм взял девушку за руку… и выругался, впрочем, не зло, а от удивления. Рука уже не казалась такой ледяной, но главное, она дрогнула в его руке! Артем снял перчатки и острожно пощупал ее запястье. Сначала ему показалось, дрожат его собственные пальцы… но нет, там мерно подрагивала жилка, немного медленно для нормального пульса, но несомненно!

— Да… не встать! — сказал Артем с сердцем и приложил два пальца к ее шее, обернутой тонкой золотой цепочкой. Есть! Те же вибрации живого тела. Правда, дыхания Артем не услышал. Нет, девица-краса, целоваться мы не будем, не настолько мы знакомы, придешь в себя и так.

На этот раз ноша показалась легче. Ладно, положим тебя на диван, туфли долой, отдыхай пока.

Артем на кухне заглянул вхолодильник, оценил небогатое содержимое. Открытая пачка томатного сока, от "кровавой Мэри", сойдет. Он принес сок и стакан, поставил на тумбочку у дивана, уселся в кресло рядом, не включая света. И сразу же провалился в дремоту.

Кажется, во сне он снова махал лопатой, стоя в могиле, но никак не мог дорыться до гроба, все глубже и глубже, и кто-то смотрел на него с холодной ненавистью…

— Ты кто?! Где я?! Какого черта?! Ты меня похитил, ублюдок?!

"А быстро соображает для недельного трупа", подумал Артем, разлепляя непослушные веки. И тут же сон с него слетел от прилива адреналина.

ЖИВАЯ!

Лунный свет заливал комнату. Поджав ноги, красавица зло и осмысленно смотрела на него. Сжав руки в кулаки и не думая падать в обморок. Хотя да, належалась.

Цветок душистых прерий. Сокровище калифорнийского леса. Стебелек из стали.

Да вашу мать.

5

В лунном свете Ангелина выглядела демонически.

— Слушай, все я объясню, обещаю. И никто тебя не похищал, никому ты так не нужна. Только истерик не устраивай, хорошо? Дверь не заперта, я тебя не держу. А, меня Артем зовут.

— Я что, в больнице?

— Не совсем.

Артем поднялся (спина охнула) и включил свет. Из спальни вышел зомби-кот Ося, так преданно ждавший хозяина, что все продрых без задних лап. Сел, пошевелил ушками, зевнул по всю пастьи возмущенно уставился на гостью золотыми глазами-плошками. Потом на Артема.

"Что это? Оно же не съедобно! Что ты приволок в мой дом, двуногий?"

— Это Ося, он кот. Я думаю, он британский, хотя пес знает, я его подобрал. — Зачем-то сказал Артем. — Ты попей, я думаю, не помешает.

Глядя на кота, она немного расслабилась. Видно, образ похитителя-маньяка ей представлялся иначе.

Артем тоже испытал облегчение, раз кот ее видит и она коту не нравится, значит, у него не галлюцинации, и он не беседует, упаси Анубис, сейчас с хладным трупом. Нормальная безумная история. С его-то везением пора привыкнуть.

Она налила себе сока и выпила. Аретм подумал, что сейчас это особа просто вылитая невеста Дракулы.

— Какого черта? — голос у нее оказался довольно низкий и хрипловатый. Ну да, полежи в холодильнике (как граф все это сделал? как?) — Почему на мне… черт, чем я намазана, жжется нестерпимо! И замерзла как в могиле!

"Не в бровь а в глаз… А косметика-то для покойников, они не жалуются" — подумал Артем.

Он сходил в спальню, нашел в шкафу старую серую футболку с пьяным енотом и надписью "С кем на троих?" и джинсовые шорты.

— Вот, возьми, вот дверь в ванную, сходи помойся. Запрись там, никто тебя в душе ножом не пырнет.

Она поднялась на ноги, скривилась (отлежала, ага), выдернула из его рук одежду и прошлепала в ванную. Там зашумела вода. Артем сходил за планшетом. Подумав минуту, взял на кухне второй стакан и едва початую бутылку пшеничной в холодильнике. Принес все в комнату и набулькал себе "Мэри" с соком.

Вода шумела, неверное, с полчаса, Артем заклевал носом, когда дверь щелкнула и Ангелина явилась. Волосы она кое-как расчесала и теперь они вились крупными кольцами. Кожа казалась нездорово бледной, под глазами круги, но в общем выглядела для покойницы достаточно бодро. Футболка и шорты Артема на ней топорщились, и все вместе напоминало уже не невесту Дракулы, а студентку в ночь перед сессией.

— Так, теперь объясняй, некто Артем, — приказала она, отбрасывая копну мокрых волос за спину.

Взяла бутылку, набулькала себе водки и сока 50 на 50, решительно хватила.

— На, держи, — он подал планшет. — Введи свое имя и посмотри новости. Серьезно, приготовься к… неожиданностям.

Минут пять она двигала тонкими пальцами с розовым маникюром по экрану, сведя тонкие черные брови, читала сообщения. Кот запрыгнул на спинку дивана и издали обнюхивал ее волосы, делая презрительно- недовольную мину.

— Что за пи…ц! — четко произнесла Ангелина, разглядывая, Артем успел заметить, фото с собственных похорон. Она повернулась к нему и пронзила гневными синими клинками. — Это дебильный розыгрыш? Скрытая камера, эгей?! Я с тобой…

— Нет. Не розыгрыш. Просто так получилось, я тебя спас.

— Из могилы?! Ты некрофил? Милое дело!

— Охти мне. Чего ж я тогда тебя в чувство-то приводил?! Надругался бы так. Давай я расскажу с самого начала. Имеешь право не верить, конечно.

— Говори. Я жду.

— В общем, началось с того, что я купил катафалк… заработок нетрудный, а водить я люблю…

И он рассказал все со дня, когда приехал в странный, забитый раритетами гараж и увидел черного демона. Пропустил только историю с кладом. Зато подробно описал кота. И увидел, как она задумалась.

Теперь, похоже, из некрофилов она перевела его в сумасшедшие, говорящие с духами.

— То есть кто-то так сильно хотел моей смерти?

— Выходит, так. Чтопомнишь последнее?

— Примерка платья. Оно мне, кстати, жало в груди, надо было расставлять… и потом я уже здесь. Иманьяк передо мной.

(Язва)

— А. То есть никаких световых туннелей, выхода из себя, ничего не помнишь?

— Нет. Вообще ничего.

— Ах да, извини, забыл. — Он достал из кармана тяжелый драгоценный крест и протянул ей. — Твое имущество.

— ЧТО?

— Его положили тебе в руки. В гроб.

— Да какого чер… оставь себе, грабитель!

— Вещь ценная.

— Тем более оставь. Плату за спасение.

Она снова глянула на планшет. Там крутилось чье-то инставидео, Ставер шевелил губами над ее гробом, — Господи, бедный папа! Мало мамы, ещея! И Вадим! Слушай, если все правда, отец отблагодарит, миллионером станешь.

"Я и так миллионер" чуть не ляпнул Артем, но вовремя спохватился.

— И чего ты теперь хочешь делать? — спросила Ангелина.

— Спать. Смертельно. Ты-то лежала, а я копал полночи. Я бы сказал, утром связаться с твоим отцом, чтобне поднимать сейчас, пусть он тебя забирает, и разгребайтесь там сами. Да, поздравляю с воскрешением. Но как хочешь, можешь топать в ночь прямо так. Одежду потом верни. Если поесть (он не выдержал, зевнул) ыы… все что на кухне твое, лопай. Коту не давай, он сытый. А я (зевота не отступала) ыыы… к себе.

Она промолчала.

Он сходил в ванную, кое-как почистил зубы, ушел в спальню. Еле содрал с ног берцы и рухнул в неразобранную постель и во тьму.

Разбудил Артема запах кофе. Солнце заливало его постель сквозь бежевые жалюзи окна. Ноги и руки гудели, как налитые свинцом. Так. Что вчера было? Приснилось (неплохо бы)?

— Кофе на столе в кухне! — позвал звучный женский голос.

Не приснилось. Плохо дело. Ну хоть не зря съездил вчера.

Он выглянул в комнату. Ангелина сидела с планшетом на коленях, водя пальцем, кото-зомби Ося, предатель, лежал у ее стройного голого бедра с наслаждением на морде — она почесывала ему загривок ногтями левой руки.

Артем прошел в кухню, там на столе ждала чашка кофе, с молоком, как он любил, два тонко нарезанных бутерброда с сыром и сахарница. Боги, боги мои, спасибо.

Он вернулся, жуя и отхлебывая.

— Утро доброе. Ты поспала хоть немного?

И подумал — уже на какое-то семейное утро похоже.

— Да, успела. Я решила, теперь ты меня не задушишь во сне, раз раньше не стал. К тому же ты храпел. Такое не подделать.

Из планшета донесся стон, потом очень характерные звуки… что за черт?

— Эээ… ты прости, если не вовремя встал, но…

— Теперь уже ты думаешь, извращенка? Да какого… на, погляди!

Там на видео — камера смотрела откуда-то сбоку-сверху, смутно знакомый мускулистый блондин развлекался с также смутно знакомой темноволосой девицей. Встреча была в самом разгаре.

— Нравится? — с горечью спросила Ангелина. — Прямо на порнхаб выкладывай. А, ты-то не узнал. Вадик, золотой парниша. Красавчик. Мой нареченный. Вам, мужикам, что, совсем никому верить нельзя? И ведь клялся, говнюк, в вечной любви, на яхте катал, в рестораны в Париже водил… ой, какие вы все сволочи! С моей же школьной подружкой! Аатлично справляется, убитый горем, а! Стоило только…

— Умереть? Погоди, а ведь я эту девицу видел. Так ты ее знаешь?

— Еще бы. Кроткая девочка, Марьяночка, сюсенька такая… "Ангелочка, ты красотка, будьте счастливы всегда-всегда", ах ты тварь! Я ее на свадьбу позвала, представляешь?

— Понимаю. Я ее на кладбище с ним видел. Под руку.

— Уже на кладбище?! У моего гроба?!

— Она чего-то сильно боялась. Я потому и запомнил. Прямо в ужасе была.

— Она? В ужасе? Таак… — Ангелина зарылась пальцами в волосы, высохшие и блестевшие чистым золотом, Артем вспомнил свои слитки 999-й пробы. — А может это она, сука? Меня угробить, его прихватить? Ой, козееел! Твари!

— Ну откуда я знаю. Мало ли отчего она могла переживать. Погоди, а откуда видео?

— А это я еще когда в его квартире прилепила жучки. Так, на всякий пожарный. Папа мне помог с технической частью. И чтобы можно было посмотреть в любой момент через свой аккаунт в сетях. Ну вот… порадовалась. Узнала. Так они, может, и раньше?! Ах ты б…дь неумытая! Слушай, думаешь, я гадюка, да?

— Самую малость если.

— Респект за откровенность. Надо звонить папе. И звонить будешь ты!

— Почему это?

— Ну подумай немного. Вчера он меня… похоронил. А сегодня звонит мертвая дочь с того света "папенька, а ты меня закопал заживо, поздравляю!" Нельзя так с человеком. Слушай, ну я тебя прошу, ну сделай для меня?

Она заглянула ему в глаза с таким выражением красивого лица, что Артем ощутил головокружение. Что за бредни. Веревки ведьма из него еще будет вить.

— Хорошо. Раз мы в ответе за тех кого приручили.

— Спасибо, ты чудо что за маньяк!

— Он ведь Андрей…

— Михайлович.

Он принес мобильник. Было девять утра. А, конечно. Нашел позавчерашний контакт, сохраненный на всякий случай как "Клиент дочь". Хорошая привычка, пригодилась.

Ставер ответил сразу. Артем не успел собраться с духом.

Да какого Субботы, короче и по делу!

— Андрей Михайлович, это вы? (И чуть не ляпнул привычно "доброе утро", ни черта себе у человека сейчас доброе)

— Да, кто говорит?

— Мне надо вас увидеть. Поговорить. В таком месте, где никто не услышит. Серьезно, это очень важно. Касается вашей дочери.

Пауза. Знал бы, кто, закусив губу, ждет ответа рядом.

— А в чем дело?

— По телефону не могу. Поверьте. Много времени не займет.

— Ладно. В четыре часа в скверике за домом журналиста. Знаете такой?

— Конечно, бывал там. (Место уединенное, на окраине, деревья и кусты, подойдет). В четыре часа буду.

Ставер отключился.

— Спасибо, — сказала вчера еще покойная дочь. — Теперь только мне надо переодеться… не в платье же мертвецкое влезать, черт бы его взял. А в этом меня как бомжиху заметут.

— Ладно. Давай купим тебе одежку. Только я Прадо не потяну, знаешь ли.

— Съездим в секонд. Компенсирую я тебе расходы. Погоди, мы на Полевой сейчас? Я в карты заглянула, на всякий случай.

— Полевая, четырнадцать. Тут километрах в пяти был магазинчик.

— Отлично. У тебя темные очки есть?

— Ну есть где-то.

— Не хочу светить своей красотой. Узнают, будет тот еще дурдом. И выгляжу я жутко. Упыриха. Да, друзья меня зовут Геля. Иногда Ангела. Ангелина как-то пышно-приторно, как кремовый торт, такой, знаешь, с розочками, не в моем вкусе.

— А кавалеры каламбурят "ты ангел"?

— Ой, не говори, достали до печенок со своими ангелами, черти. Один идиот "ангелом моей страсти" звал, еле избавилась. Теперь-то я скорее труп невесты.

На взгляд Артема, она сильно прибеднялась, впрочем, раз женщина думает о внешности, душевное ее состояние в общем, приходит в порядок, он это давно знал.

— Хорошие же шмотки… были когда-то.

— Это на тебе они были, блин, хорошие. А я как в парашюте. Артем, мы ведь не на катафалке поедем?

— Есть у меня и обычная машина, а то как думаешь. За продуктами в катафалке ездить, оно как-то… макабрически. Да и жрет много.

— А поговорить сейчас с этим твоим… духом катафалка, ты можешь? Я хоть ему спасибо скажу.

6

Они уселись на широченное переднее сиденье вишневой кожи, словно дети, впервые попавшие в отцовскую машину.

— Занми вини! — сказал вслух Артем.

В зеркальце отразился Пятница, подмигнул, сделал почтительно-изумленное лицо.

— О, наша девочка с тобой! Какая бойкая!

— Пришла благодарить. Поедем после обеда вручать ее родителю.

— Прекрасно! Да, левая рука ее не беспокоит? Она сломала в двенадцать лет.

— Левая рука не болит? Он говорит, ты ее ломала в двенадцать.

— Нет, рука в поряд… Господи ты Боже, — сказала Ангелина, прикладывая к щеке руку детским жестом. — А я ведь правда его чувствую. Извините, граф. Спасибо вам от всего сердца. Ты ничего не ощущаешь, Тёма?

— Нет. Видеть его в зеркале я сейчас вижу, голос слышу, и все.

— Когда ты сказал те слова, тут словно ветром подуло. Не могу лучше объяснить. Теплым таким ветерком, и запахло вроде ванилью и лимоном, как в тропиках. Граф, вы меня слышите?

— Слышу, конечно. Госпожа моя, уж ты можешь звать меня на ты и по имени. Ты мне почти что крестная дочь с той стороны.

— Он слышит. И говорит, можно на ты.

— Артем говорил, меня кто-то поддерживал там. Верно? Не совсем живой но и не мертвый, так?

— Да, Энжи, я и сейчас очень слабо, но чувствую. Кто-то с тобой связан. Ты догадываешься?

— Да, Геля, граф подтверждает, и даже сейчас кто-то не исчез. Спрашивает, может, ты догадалась.

Девушка глубоко вздохнула. И взяла Артема за руку. Не сказать, чтобы это было неприятным ощущением.

— Мне не надо догадываться. Я и так знаю. Это моя мама. Она попала в аварию. Ударилась головой. Мы с папой стараемся не раскрывать посторонним. Она в коме.

— Давно? — Артем смутно представлял о чем речь. Разве что по роману "Сумеречная зона".

— Восемь лет. Граф, хотите, я вам душу заложу? Вы… ты можешь ей помочь? Мне же вот помог.

Впервые Артем видел неунывающего Пятницу озадаченным. Черный маг покачал головой, надул и так пухлые губы в размышлении.

— Энжи, девочка, я вроде как понимаю немного в странствиях души. И твою трогать не собираюсь. Но я просто не знаю. Мне надо бы на даму посмотреть, здесь, в машине. Я же не могу ее покидать.

— Гель, он говорит, может посмотреть, если положить ее к нему в машину. Но ничего не обещает.

— Спасибо, граф! — Эта дурочка вдруг схватилась за переднюю панель и прижалась к ней щекой.

— Смилуйся барон Суббота! — пророкотал Пятница, — конечно, я на нее посмотрю и сделаю все что могу. А я не такой уж и хилый лоа, верно?

— Ты самый крутой лоа на всем континенте Евразия, — сказал Артем, улыбаясь.

Артем остановил Джимника у грязно-серой пятиэтажки с магазиничиком в подвале, типичным, с желто-красной вывеской, обещавшей "самые низкие цены и богатый выбор от кутюр". Вот и пользуйтесь, мадемуазель. Сами, поди, все по бутикам ходили в Милане. В туалетах как в сору рылись.

Ангела надела темные очки, выскочила из машины, сверкнув стройными ногами, и поманила его за собой.

— Уж что имеем, — слегка ехидно сказал Артем.

— Хороший магазин, очень, очень хороший магазин! Сказка просто.

Они спустились, и она первой распахнула дверь, звякнув колокольчиком:

— Обожаю такие магазинчики, и везде и всегда в них первым делом зарываюсь!

— И в Париже?

— Тем более вПариже! Там таакое бывает, уникальнейшее барахло.

— Я в Париже больше шастал по букинистам.

— Лотки вдоль Сены! Зеленые! Конечно, там музей офигительных историй. Каждая вещь история, — она улыбнулась мечтательно, делая ручкой унылой пожилой тетке за кассой. В магазинчике стол типичный запах таких мест: старого тряпья, ношеной кожи, стирального порошка и еще чего-то столь же скучного.

Артем приготовился ждать долго, может, до самого свидания со Ставером, но она справилась удивительно споро для модницы.

Явилась пред его очи в джинсах, бежевой кофточке и ботинках на низком каблуке. Волосыстянув в хвост резинкой. В руках держала пакет и свои прежние туфли. Пакет сунула ему:

— Твои драгоценные шмотки, как видишь, не износила.

А белые туфли, пока не видела продавщица, поставила на полку с босоножками. Наверняка они стоили больше всей остальной обуви в магазине:

— Говорят, в секонды сдают вещи с покойников. Вот и пусть говорят.

— Не жалко? Небось Гуччи какие? — поддразнил Артем, доставая кошелек.

— Ага, имущество ценное. Да в…пу. Ноги в них будто мерзнут.

Удивительно, до чего Артем чувствовал себя в ее обществе легко и уютно. Он с внутренним содроганием вспомнил белый гроб и подумал, что хотел ведь отказаться от того заказа.

7

Скверик за домом журналистов Артем помнил хорошо, гулял тут студентом. Расхристанной "творческой личностью", волосы до плеч, косил под Цоя, да, "он по дороге шел с гитарой за спиной". Кто-то сел на нее после ночной попойки, Артем уже и не помнил кто. Уроды. Пивасик из пластиковых бутылок, дешевые бутерброды, а то и колбаса "Студенческая" без мяса, из сои и свиной шкурки.

Куда все умчалося…

Густые кусты и разросшиеся клены хорошо закрывали дома вокруг, по сторонам короткой дорожки неколько длинных старых скамеек, и посередине круглый фонтан с юной пионеркой, давным-давно сухой. Пионерку Артем тоже помнил, только тогда у нее еще были все пальцы на руках и нос. Но фонтан и тогда не работал. Небо затянули облачка, скверик казался смурным и скучным.

Ставер пришел вовремя. В этот час здесь не было даже мамаш с колясками, он сидел на скамейке в одиночестве. В замшевой куртке, застегнутой, хоть было и не холодно, и линялых джинсах. Все дорогое и элегантно не новое. Бородка совсем седая, да и голова почти целиком.

Артем подошел и сел на другом конце скамейки. Глаза у Ставера оказались красные, взгляд пустой и отстраненный. Он шевельнулся и поднял голову.

— Я вас где-то видел? Вроде бы недавно. Это вы звонили? Что еще за беседы, теперь? Что вы хотели от моей дочери? Если вы про ее долги, то я оплачу. Если про ее грехи, подите к черту.

Артем считал себя бессердечным человеком, но в его груди что-то закололо от жалости и невольного уважения. Кремень.

Он поднял взгляд на кусты за скамьей, ага, так, собрался и сказал, неожиданно даже для себя:

— Андрей Михайлович, у вас сердечники в роду были? Или инсульты?

— Ннет, кажется, ничего… — от такого начала даже в своем состоянии Ставер немного опешил и ответил автоматически правду.

— Тогда оглянитесь, пожалуйста. Медленно.

Там стояла Ангелина, держа в руке темные очки.

— Пап, — сказала она, — пап, это я, я живая.

И заплакала.

Артем опасался, не придется ли звонить "скорой", но старший Ставер не зря ворочал губерниями и миллионами. Он только на пару секунд замер с отвисшей челюстью. А потом Ангелина шагнула к нему и обхватила за шею, что-то горячо зашептала, и Артем поскорее отвернулся.

Ему было неудобно. И тягостно оттого, что история для него кончается, и хорошо, конечно, что хорошо кончается. И они разойдутся, как в море корабли. Что у них общего? Вот кот Ося, мохнатый предатель, наверное, будет по ней скучать. Переживет.

Он поднялся и хотел уже тихонько уйти.

— Стоять! — хлестнул нежный голос со стальной сердцевиной. — Куда это ты собрался, робкий герой? — Ангелина смотрела на него прищурясь, — нет уж, ты в ответе и так далее, забыл? Папа, познакомься, этот дезертир — Артем, это он меня спас. И с тебя причитается полцарства и коня в придачу. Я не шучу, он этого заслуживает.

Ставер встал, шагнул к нему… и вдруг обнял, как родного, прошептав "спасибо". Так, как Артема родной отец, сгинувший в нетях, не обнимал.

Девушка усадила ихобратно. Они еще о чем-то пошептались со Ставером-старшим, Артему показалось, мелькнули слова "Вадим" и "козел". Потом Ангелина сказала уже обычным голосом:

— Пап, я хочу знать, кто со мной это сделал. Мне нужны деньги и телефон.

Ставер без слова достал смартфон в кожаном чехле и бумажник. Геля порылась в нем и протянула Артему золотистую банковскую карточку.

— Это теперь твоя, на расходы. Там немного, тысяч триста, но для начала хватит. И не вздумай отказываться. Пин два два один один, нетрудно.

Она вздохнула. Вытерла остатки слез.

— А являться с того света рановато. Стоит узнать кому-то, такой хай поднимется! Очень уж многие меня помнят. Послушай, пока мы не найдем эту тварь, ты мог бы меня приютить? Серьезно, у тебя мне будет безопаснее всего.

— Нууу… — протянул Артем, чувствуя, как на лицо лезет преглупое довольное выражение, — опять же, Ося к тебе неравнодушен.

— Обещаю, что буду убирать и готовить! Я хорошо умею, ты не думай. Не настолько я избалованное дитя-цветок. Я даже лоток могу убирать, если ты не любишь.

— Ося интеллигент, он гадит только на улице. Нарисуешь мне его портрет анфас?

— Обещаю. — Она подняла и скрестила пальцы.

— Тогда ладно. Поживи пока.

[1] дьявол (гаит.)

[2] М. Веллер "Положение во гроб"

[3] Р. П. Уоррен "Вся королевская рать"

[4] Так проходит (лат.)

[5] грязное колдовство (гаит.)

[6] полные идиоты (гаит.)

[7] мусор (гаит.)

[8] причиндале (гаит.)

[9] несчастная девочка (гаит.)