Баллады старого катафалка

Глава 4

Баллада о вечной дороге

Я буду ждать тебя там, где ты скажешь мне,

Там, где ты скажешь мне,

Пока эта кровь во мне, и ветер в твоих ветвях,

Я буду ждать тебя, ждать тебя.

БГ "Танцуй"

1

Катафалк у больницы дело, в общем, житейское, печальное, но особого внимания не привлекающее.

Катафалк у больницы около полуночи выглядит немного странно, выдача трупов там в другое время, если и не с трех до четырех, то точно не ночной порой. Но и разглядывать угловатого лаково-черного мастодонта на закрытой частной территории было некому.

На воротах со стеклянной будочкой Артема и его экипаж корректный молодой человек в черной форме и с проводком за ухом пропустил без единого слова. Современный автоматический шлагбаум, выкрашенный люминесцентными оранжевыми полосами, поднялся и опустился за тяжелой машиной.

Двухэтажное кремовое здание за надежным высоким забором, там, где предпочитают лечиться люди с большими деньгами и большой нелюбовью к посторонним. Артем подал Кадиллак к служебному входу, все как описала Ангелина. Приспустил стекло, выключил мотор и приготовился ждать. Ночь была ясная и теплая. Месяц рожками показывал У, если провести через них черту, убывает, паршивец. В маленьком парке вокруг больницы цвела сирень и душистый табак, странное сочетание запахов. Словно духи с папиросами эмансипированной кокетки.

А. В неярком свете фонариков вдоль дорожки показалась высокая, изящная фигура с золотыми волосами. Процокала к катафалку, Артем вылез и вытянулся во фрунт.

— Привет, мэм-сагиб, портшез прибыл.

Она коснулась воротника его куртки узкой рукой и чуть улыбнулась. В темном брючном костюме, судя по простоте, безумно дорогом, Ангелина казалась выше и старше.

— Они сейчас будут. Врачи так удивились. К ней никого кроме нас двоих не пускают.

— Но бабло побеждает зло?

— Точно, мойЛанселот.

Из двустворчатых дверей служебного хода появился ее отец, все в той же курточке. Легко спустился по пандусу, подошел и осторожно взял дочь под руку.

— Ну паап.

— Извини. Все еще боюсь, ты исчезнешь. Утром чуть не двинулся, подумал, ты мне приснилась вчера. Сразу звонить.

Артем отвел гостье вторую спальню, так что устроилась она довольно комфортно. Закупилась продуктами и дорогим алкоголем, и приготовила на ужин паэлью с креветками. Как ни странно, отличную. В принципе, не будь она миллионершей, можно бы идти в шеф-повара, Артем, подняв за ее здоровье бокал красного, так и сказал, и почему-то ее смутил. Кот Осирис новую стряпуху оценил тоже, креветок он еще не пробовал.

— Ну, я на вас полагаюсь, с вашим ээ… другом, — Ставер теперь излучал уверенность и Артем представлял, каким он был, когда строил свою империю. За дочь он, конечно, без колебаний спалил бы город со всеми жителями, от мала до велика.

Хлопнули двери, пара несуетливых рослых санитаров в зеленых комбинезонах, шапочках и масках, выкатили на крыльцо сооружение, какое и каталкой-то не назовешь, скорее самоходный комбайн. Хромированные трубки, резиновые колеса, какие-то ящички с огоньками в изголовье, они осторожно и быстро спустили драгоценный груз к катафалку. Артем уже открывал заднюю дверь.

— Вот. Это моя мама. Познакомься. Ксения. Мам, это Артем, он хороший… — Голос у Ангелины дрогнул и сломался. — Жалко ты ее не знал раньше. Она такая добрая… — "была", мысленно чуть не добавил Артем. На толстом зеленоватом матрасе, словно сделанном из пены, закрытая по шею светло-зеленой тканью, лежала женщина, очень похожая на Ангелину. Светлые волосы аккуратно расчесаны на прямой пробор. Старше, с исхудалым лицом и морщинками у запавших закрытых глаз. Но в остальном — портрет. В ноздрю уходила прозрачная трубочка с зажимом.

Ничему не удивляясь, санитары четко сложили блестящие "ноги" с колесами и точно задвинули кровать-комбайн в кузов. Ставер кивнул, они по-военному повернулись и ушли. Лампочки освещали странную картину, так могла бы выглядеть внутри "скорая помощь" какого-то безумного падишаха, с бордовыми бархатными занавесками и обивкой потолка.

Приборы в головах больной тихо и мерно пикали, похоже, все в порядке… если так можно сказать о ней вообще. Артем закрыл дверь и сел за руль. Впрочем, ехать никуда нужды не было. Рядом села Ангелина.

"Занми вини!"

Пятница явился. Уставился на них из зеркальца. Ухмыльнулся.

— Мы ее принесли, граф, — вслух сказал Артем. — Можешь осматривать.

— Благодарю, малыш, — он нахмурился, прищурился. Проворчал что-то.

Артем откинулся на мягкую спинку, уперся затылком в низкий длинный подголовник. Ангелина взяла его за руку прохладной и чуть влажной рукой.

— Благословляю вас, дети мои! — сказал Пятница, старый змей.

Артем даже отвечать на гнусные инсинуации не стал. Обычно чувство времени его не подводило, но теперь он ментально отключился, а на часы на приборной панели глянуть забыл. Сколько прошло?

— Арти, я нашел ее, — но граф не улыбался. — Она как бы между, видишь ли. В полях у реки, что струится у подножия трона Божия. Зовут ее почти как Кэсси, похоже. Но она не хочет со мной говорить. Я не могу ее заставлять, она и так держится на самом краю. Это она помогала дочке. Но сил потратила много. Не телесных сил. Без них ей не проснуться.

— Что будешь делать, лоа?

— Теперь уже ей нужна поддержка. И лучше всего, кого-то из своих. Я бы мог через тебя дать ей поговорить с Энжи. Ненадолго. Ее она послушает. Да и связать их будет проще, одна кровь.

— Это безопасно?

— Обижаешь старика. Вы же будете со мной. Риска никакого. Надо чтобы она захотела вернуться. Очень хотела. Силой тут не возьмешь.

— Ты же вытащил Гел… то есть Энжи?

— Черная магия иная. Я ей сродни, так, я знаю. Черная магия насилие, если она рвет нитки, kod lavi[1] у молодого здорового человека, можно врезать ей в ответ по морде… frape dan,[2] а здесь давить нельзя, Кэсси уйдет за реку совсем.

— Лады. Что тебе надобно?

— Сначала пусть ее перенесут обратно. Осторожно.

Артем передал.

Через несколько минут те же санитары унесли умное ложе.

Ангела о чем-то перемолвилась с отцом, тот кивнул, махнул приветственно Артему (а может, им обоим с Пятницей), ушел за женой, устроить ее как следует.

Девушка села к ним.

— Ну, вот и я, граф. Она в порядке… насколько в ее состоянии…

Аретм объяснил ей положение. Граф сказал:

— Просто сядете тут, держась за руки, как голубки, ты, мальчик, возьми руль… и постарайтесь думать о хорошем.

— Главное, для нее безопасно? — Артем кивнул на соседку, забывшись, сказал это вслух, Ангелина тут же сдавила его пальцы:

— Безопасно? Да если надо ей помочь, я на все…

— Спокойно, штурман, — Артем похлопал ее по руке. — Не дави так.

— Прости. Конечно, я-тоготова, — ответила девушка. — Но ты не обязан, Тёма. Оставайся, я сама за руль буду держаться. Она ведь моя мама.

— Я посторонним служебный транспорт не доверяю, — сказал Артем. — Держи меня за руку и думай о маме. Граф, мы готовы. Вся надежда на тебя, старина.

— Я ж говорю, положитесь на старого лоа, — он улыбнулся, пристально поглядел Артему в глаза… и тот стал точно проваливаться куда-то внутрь сиденья.

2

Они все еще сидели в катафалке. Но щиток приборов отсвечивал теперь темно-красным, а за стеклами вместо мирного вечера клубились дикие серобурые тучи, словно бродячий дымогенератор сошел с ума неподалеку.

— Спокойствие, можете расслабиться, детишки, поведу я! Со мной вы в ажуре, как в диснейленде! — Пятница блеснул зубами.

— Гос… я его вижу! И слышу! — Ангелина сжала руку Артему, — Граф, где мы и где сейчас мама?

— Не там где мы были, но мы к ней отправимся. Сидите тихо, как мышки, окна не открывайте, и не бойтесь… ну хоть не паникуйте. С вами любимец Субботы!

Блестящий ключ зажигания повернулся, мотор заработал, но совсем не так, как привык слышать Артем. Вместо мерного, еле слышного ворчания — низкий стонущий отзвук, точно грешные души рыдали в восьми цилиндрах. Триста сорок адских коней рванули машину куда-то в безвидную бурную мглу. Артема и Ангелину вдавило в сиденье, но рук они не расцепили. Руль неспешно ворочался сам, Артем больше не контролировал его. Педаль газа под ногой ушла вниз без участия его ноги.

— Придется ехать ээ… понизу, — Пятница надул щеки. — Дорогами ангелочков я вас повезти не могу, но главное, верьте мне. Ничто не может тут нам повредить. Ничто и никто, пока я с вами. Усекли?

"Дорога из желтого кирпича, что за черт?" — подумал Артем.

Катафалк под утробное подвывание разгонялся и разгонялся, теперь он отмахивал километров 150 в час… какое там, на горизонтальной шкале кроваво-алый палец спидометра уперся в ограничитель — 110 миль в час. "Сколько там нашими? 180? А шины?"

Дорога словно из желтого кирпича, но на такой скорости толком было и не понять.

Они проскочили большой прямоугольный указатель, грязно-желтый с черными буквами, если Артем верно прочел:

Acherontis fl. Toxicus![3]

Низкое, затянутое багровыми тучами небо и пустоши по сторонам, в лобовое стекло ударилось насекомое… расплылось зеленой кляксой, если могло быть насекомое размером с воробья.

Пятница захихикал и в пару взмахов дворников очистил стекло.

— У нас тут они вырастают большие!

— Кто?

— Мухи.

— А шины? Выдержат?

— Здесь? Мои шины? Еще как.

Ангелина выругалась:

— Прости.

— Ничего. Я сам в ахуе. Он мне никогда не… ого.

Дорога изогнулась, и Кадиллак вылетел на мост. Блекло-желтый, как бы не сложенный из старых костей. Ажурные опоры уходили куда-то в грязно-багровое месиво, река споро несла внизу гнойные воды. В салон проник запах гнили и протухшей плоти. Въезд на мост по сторонам стерегли большие уродливые черепа вроде крокодильих. Ну очень большие, с перевернутую лодку каждый.

Там, на середине гнусной реки, Артем увидел грузный черный корабль, трехмачтовый парусник, похожий на декорацию, с высокой изукрашенной кормой, с драным черным флагом. Но у декораций на клотиках мачт и топах рей не светятся оранжевые огни. И с палуб декораций не доносится многоголосый вой невыносимой боли.

— Старина Морган вышел на охоту! А с ним там и остальные, Тийч, Кидд, Дампир… хорошо еще они покойники, а то бы перерезали друг друга, выясняя, кому командовать! Шутка! Там не забунтуешь. — Пятница ухмыльнулся, — так вам, salo san,[4] за всю нашу черную кость что вы продали на поганые плантации Луизианы!

— И они там навечно? — спросила Геля.

— Пока Ахерон не высохнет. Вся кровь, что пролили такие как они. Мы еще в спокойном месте ее пересекли. Ты бы видел скалы убиенных младенцев, детка, вот там ихпомотает!

— Куда она течет? И откуда? — спросил уже Артем. Любопытство мать всех пороков, вспомнил он. Не кроткая лень.

— С хребтов безумия, — непонятно, шутил ли Пятница, Артему показалось, его глаза отсвечивают алым огнем. Тут он у себя, наверное. И хорошо, что мы друзья. — С гор буддийского ада нарака, а вытекает в море Хель, и дальше, вмерзая в Коцит. Тамя не был, и хвала Субботе. Там предатели. Малыш, ты не захочешь знать, что с ними сделали.

Дорога стала шире, местность вокруг нее понизилась, то, что Артем счел растительностью, совсем исчезло. На горизонте начали расти безлесые скалистые горы. Кондиционер катафалка еле справлялся, воздух стал таким сухим, что першило в горле.

— В бардачке была бутылка с водой, — Ангелина кивнула, нашла драгоценный сосуд. Открутила крышку:

— На, — он отхлебнул с наслаждением.

— Теперь ты, — она отпила немного.

— Скоро минуем еще одну речушку, — сказал граф, подмигнув из зеркала, — там немного жарко, а потом уже будет веселее, нам надо к Стиксу. Я бы повез вас дорогой поудобнее, но тут, где сходятся реки, короче всего. Мотелей рядом нет, и надолго лучше не оставаться.

Дорога превратилась в очень приличное четырехполосное шоссе с белой разметкой. Артем удивился. О! Впереди кто-то еще, ну да, раз есть дороги, зачем-то они нужны… движение, конечно, не столичное в час пик…

Они обогнали огромный двадцатиколесный автопоезд с ржавым фургоном, размалеванным какими-то не слишком приличными граффити. Алый, грязный и побитый, длиннокапотный тягач, Петербилт или Фрейлайнер, несся во весь дух, из высоких блестящих труб вырывались клочья бурого дыма. Даже в салоне катафалка было слышно рев старого дизеля. Грязные фары казались полуслепыми глазами чудовища. В высокой кабине с блестящими дудками на крыше Артем разглядел нечто темное, кажется, в ковбойской шляпе, но он бы не поручился. Как ни спешил автопоезд, как ни вертелись бешено бесчисленные колеса, катафалк легко его обошел. И тогда тягач протяжно завыл хриплым гудком, но не злобно, а словно приветствуя.

— Аа, старый vagabon, debouya[5], узнал! Даже тут узнал!

Пятница хохотнул и катафалк издал низкий, мелодично-двухтоновый сигнал: фаа-ууу!

— Кто это? — спросил Артем.

— Один грязный урод, лет пятьдесят тут колесит. Когда-то он подбросил меня в очень нужное место, я торопился. А я подарил ему очень нужную вещь. Чтобы у него была надежда убраться отсюда совсем, ну, не так скоро, лет через тысячу. Но это вам неинтересно.

3

Они обогнали еще пару путешествующих. Черную карету с шестеркой черных коней, и рыжим орангутаном на козлах (Ангелина восхищенно охнула) — обезьян взмахивал длинным бичом. И длинный открытый золотистый Линкольн Марк 3, за рулем худой, страшно волосатый тип в черной кожаной жилетке с блестящими заклепками. На заднем сиденье притулилась гитара, кажется, Артем оценил, Стратокастер, и наверняка настоящий. Тип помахал им рукой в шипастом браслете. Номера были американские, но их они разглядеть не успели — катафалк снова наддал. Артем начал уже привыкать к бешеной скорости и стону мотора.

— На концерт несется, — пояснил Пятница, — там у них прибавление, кто-то окочурился. Будут жрать горящее виски столетней выдержки и трахаться с фанатками-демоницами. Я оглох, помню, на неделю — да не от гитар, от их визга. Ах, где мои юные года… Хоть и рогатые, попадаются очень даже сисястые и жоп… прости, Энжи.

— Ничего, — отозвалась она, — я взрослая, меня трудно шокировать. Особенно тут. А что за карета с обезьяной?

— Не знаю, Энжи. Может, сам Дракула.

В земле по сторонам трассы все чаще появлялись овраги, стало жарче. На лобовом стеклескапливался белесый пепел. Там, куда уходила лента дороги, поднималось оранжевое зарево, все выше.

Они миновали ржавый жестяной щит на обочине, выкрашенный красным, с белым черепом и черными буквами:

Phlegethon fl. Morsus mortui![6]

"Вот шутки черта" — подумал Артем и спросил: — Что это, граф?

— Немного потерпите, сейчас я вас охлажу!

Он надул щеки, подул куда-то вниз, хихикнул.

Круглые блестящие сопла вентиляции заиндевели, оттуда пошел ледяной поток, так что Ангелу передернуло.

— Давай куртку дам, — предложил Артем.

— А сам? Станешь Эцти?

— Пардон, dezole medame ak mesye[7], - граф улыбался. Воздух стал приятно-прохладным. Зарево за ветровым стеклом приближалось. Тучи сгустились, почернели и стало почти темно. Почти.

Огненная река Флегетон открылась вместе с мостом. Горящим. Красивый вантовый мост с парой А-образных опор полыхал над рекой, по виду точно такой как лава в фильмах об извержениях. Шириной, наверное, метров сто. Высокие берега покрывала запекшаяся бурая корка, трескалась, куски падали в оранжевый поток и тонули.

— Спокойствие, — Пятница подпигнул пассажирам. Глаза его уже откровенно блеснули алым. — Если кто-то будет цепляться за машину, не обращайте внимания. Тут невоспитанная публика, из самых отмороженных. Вот и согреваются, хо.

Катафалк взвыл, пошел прямо к мосту. Асфальт пересекали трещины, кое-где он вспучился, но благородный автомобиль только чуть покачивался. Свет его фар теперь тоже, показалось, краснеет. Нет, не казалось.

"И зачем я только ее…" — Ангелина взяла его за руку и сказала:

— Огонь, вода и медные трубы, да? Вместе?

— Лучше медные трубы, одни. Без огня.

Невесомый пепел мелким дождиком усеял стекла. Но внутри все так же стояла прохлада, явно не заслуга штатного кондиционера.

Впереди, перед въездом на мост, в отсветах рыжего пламени, что-то зашевелилось. Нет, кто-то.

К дороге из оврагов по ее сторонам, и по берегу Флегетона, катилась толпа дикого вида.

Горелые скелеты, рядом обожженные, теряющие куски плоти фигуры, с растопыренными руками, похожими на ветки в лесном пожаре. В невообразимой мешанине тлеющих костюмов, кольчуг, доспехов, мундиров, платьев и черт знает чего еще. Они не выли, не кричали, а скорее скрежетали сгоревшими глотками. Черные лица с вытекшими глазами сменялись черепами, кое-где попадались еще не такие обгорелые, и даже с остатками волос. Кажется, Артем увидел когда-то белый церковный клобук с тлеющей бородой под ним.

— Господи ты Боже! — произнесла Ангелина. — За что их так?

И Артем был с ней согласен.

Граф ответил:

— Я как-то не останавливался расспросить подробно, прости. Да и Бога тут не встретить. Не его лужайка. Ни Будды, ни Иисуса, но с этой немочью и я как-нибудь справлюсь.

Мертвецы выбрались на дорогу перед мостом, бесстрашно (да и чего им было бояться) двинулись навстречу машине.

— Охохо, с рождеством барона Субботыы! — Пятница оскалился, глаза сверкнули рубинами.

Катафалк взвыл на полтона выше, и черной секирой врезался в горелое мясо. Запах жаркого проник в салон, Артема замутило. Кадиллак легко прорубал дорогу хромированным бампером, ошметки плоти летели на стекла, под колесами хрустели кости. Оторванная по плечо рука с золотыми часами, кувыркаясь, ударилась в лобовое стекло, стукнулась о капот, проскребла, еще шевелящаяся, растопыренными черными пальцами, вцепилась в дворник. Движение рычажка под рулем — она улетела прочь.

Они вырвались на мост, в очистительное пламя, и мертвецы отстали, несколько самых рьяных, корчась, упали в лаву внизу и летели долго, долго, размахивая конечностями. Артем не успел увидеть их падение. Катафалк, равнодушный к огню, лихо промчался по усеянному трещинами настилу и выскочил на дорогу. Через пару минут река Флегетон осталась воспоминанием. Кошмарным.

Небо расчистилось, открылась густая ночная синева. Только без звезд. Зато есть луна, низкая, багряная лампада. Не родная, но Артем обрадовался ей как родной.

— Виновники смертоубийств, те кто убивал, подогревал, оплачивал и благословлял… они тут по заслугам, дети, не исходите на жалость. Те кто сохранил каплю совести сюда не попадают.

Кадиллак сбросил скорость. Не похоже, чтобы огненное крещение как-то ему повредило. Теперь горы вокруг стали выше, ах да… появилась растительность. Низкие, кособокие деревца, сначала голые, потом все чаще с жалкими, но листиками.

— Тут уже нечего бояться, — голос Пятницы был печальным, но мирным. — Я тут бывал когда-то. У своих близких, кто задержался по эту сторону реки. Мой konseye, учитель, встречал меня, пока не ушел совсем. Достойный был человек. И умер достойно, tonbe nan batay, пал в бою с демоном желтой лихорадки. Не то что я, грешный dunce![8]

— Не переживай ты так, — сказал Артем. — Иначе б мы не познакомились.

— И меня бы уже на свете не было, — добавила Геля, погладив бровь. — Глупости, граф, простите. Вы мой добрый гений.

— Ох, умеют женщины льстить, — Пятница уже улыбался, тепло и нежно, — о змееволосое хитромудрое племя, занми Евы. Тогда просьба, так перейдем на ты? В вашем языке это большая разница.

— Конечно, раз тебе проще.

Фары больше не светили красным, мотор не завывал, но мчал катафалк столь же быстро. По сторонам дороги появилась трава, все выше и гуще.

Дальний свет упал на голубой указатель, вполне обычного вида, с белыми буквами.

Styx fl. Natantes non commendatae![9]

"Не суйся в воду" — перевел Пятница, — И правда, плохая идея. Уже скоро.

Дорога раздвоилась, катафалк свернул направо, и скоро вкатил в настоящую рощу. Мимо стекла пронеслась птица, именно птица, Артем различил ясно. Луна уже не казалась багровым оком, висела большая и желтовато-белая, как круг сыра.

Дорога превратилась в гравийку, на ход машины это не повлияло, разве что к звуку мотора прибавился шелестящий шепот под колесами. Здесь Артем не ощущал ни боли, ни страха, ни тоски. Лес выглядел дружелюбным и мирным. Воспоминания о дороге сквозь ад таяли. Кажется, он мог бы остаться навсегда.

— Испарения Стикса, мои малыши, тут не опасны, но не стоит ходить в сторону реки. Да, если затрещит козодой, не пугайтесь. Они тут бывают нередко, провожают души. Ну, вот и приехали.

Поворот, и деревья расступились.

Катафалк подкатил к белому одноэтажному дому с островерхой крышей. За домом что-то мерцало, наверное, река Стикс. В лунном свете и свете фар жилье казалось самым обычным, одно из окон слабо светилось. Ничего зловещего. Никакого забора, низкое крыльцо с белыми перильцами, застекленная дверь. Над дверью Артем различил прибитую кверху концами подкову, милое суеверие.

— Мама… мама всегдахотела похожий дом, — прошептала Ангелина. Машина встала у крыльца.

— Прошу на выход, такси дальше не пойдет. Таксист устал и хочет пива. И размять, наконец, кости, — сказал Пятница.

Они открыли дверцы одновременно. Вышли. В ноздри Артема поплыл запах душистого табака, ох, как давно он его чуял у больницы, еще какой-то зелени. Это ад?

— Это ад, да не совсем. Место, где ждут прощения, забывают горе, и где находят потерянные пути, но не везде Стикс такой, бывает куда хуже, — сказал знакомый голос за плечом.

Артем обернулся и невольно цыкнул зубом.

За ним возвышался великий лоа, граф Пятница таким, каким он видел его во сне. В зеленой хламиде, с золотым венцом на бритой голове. Совершенно натуральный с виду. И он ухмылялся.

— Граф, вы… ты вернулся? — Геля подошла, хрустя гравием, протянула тонкую белую руку, словно не веря.

Старый негодяй слегка поклонился, взял ее ладонь и поцеловал.

— Только пока мы здесь. Я же говорю, место, где находят себя.

— А ты не хотел бы тут остаться? — Артем оглянулся и ощутил на лбу дыхание речной свежести.

— Если бы хотел спокойной…гммм, послежизни. Но я не хочу. Когда-нибудь, когда искуплю грехи, и я, наверное, пойду к лодке старого дурака и переправлюсь на тот берег. Жаль будет оставлять его, — Пятинца похлопал по крыше катафалк, — хоть и надоел проклятый.

Артем поглядел, и не нашел на машине и следа приключений. Ни ошметков горелой плоти, ни вспученной от огня краски, ни трещин винилового верха… блистающий хром, целехонькие шины. Однако же.

— Идем же, она ждет, — сказал Пятница и слегка подтолкнул Ангелу к дому. — хоть дети не собаки[10], но ты ей, я думаю, дороже жизни.

Ангелина пошла первой, Артем чуть позади, готовый, если что, заслонить ее. Брякнул дверной колокольчик, дверь открылась. На пороге стояла ангелинина копия.

Такая же высокая, то же лицо, видное до черточки, золотые волосы распущены по белому летнему платью до пят. Она улыбнулась и вытянула руки.

— Гелька, нашла меня, белочка моя?!

Геля бросилась к ней, обхватила и ткнулась лицом в плечо.

4

Артем ожидал, в общем-то, чего угодно. Одушевленного дома, с душой Моцарта, где играют летающие скрипки. Или стен, уходящих в бесконечность… но нет.

Самое обычное жилище. И даже дверь санузла была — обычный санузел, с голубеньким полотенцем и зубной щеткой в стаканчике. Зубная щетка в аду. Колгейт. Артем воспользовался удобствами, и потекла обычная с виду вода, под краном помыл руки — пить ее он бы не рискнул.

На стене гостиной висело большой яркое фото — семья Ставер. Ксения, моложе и красивее, Ставер с совсем черными волосами и без бородки, и между ними — рожица Ангелины, уже очаровательная. Летнее фото, все в легкой яркой одежде, на какой-то скамейке в лесу, солнце пятнами… славное фото, такое он сам бы повесил. Еще на стене висела неплохая акустическая гитара, в комнате стояли обычные бежевые диванчики и столик на тонких ножках… ах да, еще рядом с гитарой индейский "ловец снов", небольшой, с блюдечко. Какие сны чуть-чуть не умершей он ловил?

Они прошли по толстому азербайджанскому ковру на полу, сели на диваны… хозяйка с дочерью.

— Простите, — сказала она, — не предлагаю кофе. Не знаю как вам с этой водой… она не из Стикса, но все же мало ли.

Пятница опустился на соседний диванчик, внушительное зрелище, король Зулуленда изволил разместить седалище, Артем на третий, самый короткий.

Под потолком мерцала полукруглая лампа, воздух был прохладный и свежий, Пятница, казалось, дремал.

Геля что-то шептала матери, та кивала, гладила ее по волосам, кратко отвечала. Потом обратилась к ним.

— Спасибо. вам, обоим. Вы… я вам не могу сказать, как благодарна. Я когда ее почувствовала в беде, не знаю, что со мной стало. Я ее держала, держала, держала, и не могла больше ничего, позвать хоть кого-то, она была почти уже здесь… — она замолчала. И закончила, — а потом вы.

— Главное, все хорошо кончилось, — сказал Артем, — мы тоже… переволновались. Главное, все получилось как надо. А теперь мы хотим вернуть вас. Пятница сказал…

— Дорогой мой… — она вздохнула как живая, — и вы, мой дорогой черный маг. Я уж вряд ли смогу жить там…

— Мама! Что ты? Сдурела? А я? А отец?

— Ну, я бы попробовала. Вернуться в тело. Оно такое тяжелое, я помню… теперь, наверное, исхудало, все болит… Если бы знала, что она в безопасности. Кто-то же это ей сделал? Вы до сих пор не знаете, верно?

— Нет, — сказал мрачно Пятница, — сильное вуду, я и снять его смог-то… хотя неважно. Не знаем. Хотели бы знать, о да. — Он согнул в локте черную обнаженную ручищу и показал потолку здоровенный кулак.

— А если с ней снова… случится? Здесь я хотя бы могу ее подхватить. Дождаться вашей помощи. Белочка, прости, но нет, пока нет. Я не выдержу, если оживу, а ты… нет. Не спеши.

— Хорошо, — сказал Артем, — а если мы найдем и разберемся (он вспомнил дона Корлеоне) с ним? Так. что…

— Так, что он забудет кто его родил и откуда, не то что вуду. — Пятница сделал гримасу. Надо признать, впечатляющую.

Ксения фыркнула.

— Обещаете вернуться тогда? — спросил Артем.

— Тогда да, — она улыбнулась очень похоже на дочь и стала моложе лет на десять. — Тогда я уйду с вами.

— Мы обещаем, — сказал Артем, и черный великан кивнул.

— Мам, ты ведь дождешься? Пожалуйста, пожалуйста!

— Белочка, ну о чем разговор? Конечно. Уж тут безопаснее чем где-то на земле. Тут тебя никто не спихнет с дороги…

— Мама, ты о чем?

— Вам ничего не сказали? Что у меня-то случилось?

— Ты сорвалась с поворота поздно вечером и ударилась головой. Машина с обрыва, боковая подушка не сработала.

— Ясно. Милая, я с обрывов сроду не летала. Да еще на моей Хонде. Я уж десяток лет за рулем. Меня столкнули. Здоровенный черный джип, подобрался не включая фары. И ударил. Место рассчитал точно, подлец. Значит, не нашли его и не искали. Жаль, я ни номера, ни марки не увидела.

Они вдвоем с печальной Ангелиной сели в катафалк, Пятница снова появился в зеркальце:

— Уфф… вроде, и не пропадал никуда. Ну хоть размялся.

— Как оно, быть лоа из машины?

— Ничего, ощущения приятные, скорость, дороги, ветер в мор… в радиатор. Но наскучивает и это. Вселяйся лучше в вертолет.

— И будешь большую часть жизни куковать в ангаре… спасибо.

— Давайте-ка вы, ребятишки, отдохнете…вы так устаааали…

Катафалк тронулся беззвучно.

Артем хотел возразить, но клюнул носом и отключился. Наглухо.

Они стояли в больничном садике, на том же месте, и пахло сиренью. И месяц был почти там же. Ангелина завертела головой, потянулась. К машине подошел ее отец, она открыла дверцу.

— Пап, долго нас не было?

— Что значит не было? Вы все время тут были. Я пару минут назад маму устроил. Так вы успели с ней поговорить, уже?!

— Пап, я все расскажу. — Она вышла и взяла Ставера под руку.

— Лоа, — сказал Артем грозно, — что ты творишь?

— Что? Я избавил вас от долгой дороги, и довольно утомительной. Пришлось ехать через четвертый и пятый круги, народ там тупой, склочный и буйный. Вдобавок вонь и грязища.[11]

— То есть туда ты нам нарочно устроил аттракцион?

— А иначе было бы неинтересно, — Пятница улыбался.

— Развлекся! Тьфу на тебя, — сказал Артем, выходя.

— Тёма, — Ангелина смотрела пристально, по привычке поглаживая бровь пальцем, — у меня есть идея. Как найти моего убийцу.

[1] веревку жизни (гаит.)

[2] вышибить зубы (гаит.)

[3] Река Ахерон. Ядовито! (лат.)

[4] кровавые гады (гаит.)

[5] бродяга засранец (гаит.)

[6] Река Флегетон! Мертвые кусаются! (лат.)

[7] Простите, леди и джентльмены (гаит.)

[8] балбес (гаит.)

[9] Река Стикс. Купаться не рекомендуется! (лат.)

[10] Дети не собаки, взрослые — не боги! — гаитянская пословица.

[11] Пятый круг по Данте — вечная драка грешников на болоте.