Бамбуковый дракон

Глава 18

Римо провел своих спутников мимо люка, ведущего вниз. Он сделал это намеренно – задерживаться было опасно, причем чем дальше, тем больше, – к тому же ему совсем не хотелось угодить в засаду на лестнице или в извилистых коридорах. При этом Римо шел на риск, поскольку он не успел разведать другие выходы из храма, однако спешка, с которой туземцы улепетывали от своего оголодавшего божества, оставляла надежды на то, что выход найдется сам собой.

Да, туземцы бежали, но отнюдь не все. Многие из них сохранили достаточное присутствие духа, чтобы вспомнить, кто есть они и кто есть то существо, которому поклоняется племя. И даже если Нагак погорячился, убив в Храме нескольких сородичей, чего еще ожидать от разгневанного божества из джунглей? С точки зрения ревностного верующего Нагак мог бы рассердиться куда сильнее, обнаружив, что закуска уже кончилась, а главное блюдо так и не появилось.

За «кулисами» возвышения Римо и его спутники наткнулись на двух пигмеев. Туземцы могли показаться задиристыми петушками, если бы не шестифутовые копья, которые они держали в руках и которыми, судя по всему, прекрасно умели пользоваться.

Карлик, стоявший слева от Римо, сделал обманный выпад, давая возможность своему товарищу напасть спереди. Резким ударом ладони Римо отломил верхушку его копья и, действуя оставшейся частью древка как рычагом, подтянул пигмея поближе и прикончил его, нанеся удар открытой ладонью по шишковатой голове.

Второй туземец мог бы найти спасение в бегстве, но что-то – назовите это храбростью или глупостью – заставило его остаться на месте. Он выставил вперед копье, как будто собирался разворошить осиное гнездо. Наконечник копья был покрыт чем-то темным, возможно, ядом.

Римо не стал дожидаться нападения и ринулся вперед, с легкостью отмахнувшись от мощного удара и выхватив копье из рук противника. Этим можно было ограничиться, но сейчас речь шла о жизни и смерти, и в этой игре у команд не было ни тайм-аутов, ни замен. Пигмей успел выкрикнуть что-то вроде ругательства, последний вызов перед лицом смерти, и в следующее мгновение лежал на полу, заколотый собственным копьем.

За спиной Римо всхлипывала Одри, к горлу которой вновь подступила тошнота. Остальные лишь молча таращили глаза.

– Идемте, – сказал Римо. – Мы не можем торчать здесь всю ночь напролет.

Он провел своих подопечных среди массивных колонн, вытесанных из жадеита. Любая из них могла бы обеспечить всех китайских скульпторов сырьем на десятилетие вперед, но у туземцев, видимо, не было недостатка в строительных материалах.

Туземцы.

Внезапно Римо осознал, что с тех пор, как он проник в древний город, ему на глаза не попалось ни одной женщины, ни одного ребенка. Они где-то прятались, и Римо оставалось лишь надеяться, что ему повезет и он не встретит женщин, которые, как известно, зачастую оказываются самыми жестокими и свирепыми среди людей примитивных племен – от краснокожих, бывших хозяев Северной Америки, до «современных» народов Бразилии и Венесуэлы.

Беглецы оказались у подножия спиральной лестницы, которая вела вниз и оканчивалась неподалеку от того места, где Римо вошел в храм. Отрезок коридора, видневшийся внизу, был незнаком Римо, зато ему не составило никакого труда распознать намерения поджидавшей их толпы из восьми воинов с дубинками и копьями в руках.

– Держитесь вместе и глядите в оба, – предостерег Римо своих спутников и сбежал по лестнице навстречу врагам.

Туземцы были большими мастерами устраивать засады в джунглях, но их умение вести сражение липом к лицу оставляло желать лучшего. По мнению Римо, уединенная жизнь племени привела к тому, что его бойцам не хватало практического опыта, однако в это мгновение ему оставалось лишь радоваться любому проявлению их слабости.

Три туземца выстроились в ряд и полезли вверх по лестнице, выставив перед собой копья и намереваясь заколоть Римо прежде, чем он успеет оказать сопротивление. Будь на его месте другой человек, эта тактика могла принести успех – Римо был готов отдать туземцам должное, – однако зачастую жизнь и смерть воина напрямую зависят от его способности должным образом проявить себя в исключительных обстоятельствах.

Эти трое погибли.

Проскользнув между остриями копий, он схватил одно из них рукой, а предплечьем другой отмахнулся от удара, нанесенного третьим туземцем, стоявшим дальше других. Римо нанес резкий удар, свалив противника, находившегося справа, завладел его оружием, пронзил двух остальных и бросил их извиваться на древке, словно бабочек, наколотых на булавку.

Пятеро оставшихся дикарей начали подступать к Римо, двигаясь куда осторожнее своих предшественников, но в этот миг из-за их спин донесся неясный шум, и Римо наконец-то увидел женщин. Некоторые из них несли младенцев, а другие гнали перед собой толпу крохотных уродцев, словно стадо домашнего скота. Вопли женщин отвлекли внимание двух-трех воинов, и этого оказалось достаточно.

Не теряя ни секунды, Римо разбросал противников и очистил себе путь, словно вихрь, поднятый яростным дуновением урагана.

Пайк Чалмерс сумел взять себя в руки только тогда, когда он оказался на полпути между залом храма и опустевшей площадью внутреннего двора. Он выскочил в двери, свернув по пути шею стоявшему на дороге туземцу и оглядываясь вокруг в поисках спасения. Дикари удирали во все лопатки, и это как нельзя лучше устраивало Чалмерса, который не мог чувствовать себя в безопасности, будучи вооружен одним лишь копьем.

Его винтовки и пистолеты находились поблизости, но англичанин не знал, где их искать. Он не говорил на туземном языке и знал лишь одного человека племени, владевшего английским. Но, судя по тому, что он увидел в дальнем углу двора, несчастный Кучинг Кангар был сейчас не в той форме, чтобы отвечать на вопросы.

Сначала Пайк решил, что Кангар пал жертвой ящера, но потом заметил, что на его трупе нет характерных рваных ран, которыми были покрыты тела прочих туземцев, валявшихся по всему двору. Глядя на изломанные конечности бывшего проводника экспедиции, было бы разумнее решить, что он упал с большой высоты. Однако такое предположение казалось бессмысленным, поскольку останки Кангара лежали футах в пятнадцати от ближайшей стены.

Бог с ним, подумал Чалмерс. У каждого свои трудности.

Только что он пытался обстрелять динозавра без ружья, но теперь, вновь обретя самообладание, Чалмерс не мог думать ни о чем, кроме денег, которые он получил бы, вернувшись домой с головой чудовища, – впрочем, сошла бы любая другая часть его тела. Надежды захватить его живьем не было, а для того чтобы перевезти скелет динозавра целиком, потребовался бы грузовой вертолет. По подсчетам Чалмерса, одна лишь голова чудища весила добрые двести фунтов, а то и более, но он, пожалуй, удовлетворился бы челюстью и куском шкуры. Любой палеонтолог с головой на плечах подтвердил бы, что они недавно сняты с живого существа, а если бы этот трюк не сработал, Пайк мог бы предъявить скептикам гниющий труп.

За соответствующее вознаграждение, разумеется.

Потом Чалмерс подумал о новых возможностях, которые сулила сложившаяся ситуация. Он мог бы заранее обойти город и наметить места, которые заинтересовали бы людей, достаточно богатых, чтобы заручиться его помощью. Проклятые желтопузые наверняка пожелают урвать свой кусок и даже могут оставить его ни с чем, если ими начнет овладевать жадность. А пока суд да дело, у Пайка будет достаточно времени, чтобы привести на развалины киногруппу и заключить договор о правах на фильм с кем-нибудь из знаменитых режиссеров Голливуда – да хоть с самим Стивеном Спилбергом, черт возьми!

Но первым делом следовало заполучить образец.

Чалмерс повернулся, двинулся назад к храму и был уже на полпути к открытым дверям, когда на площади появился слон. Да не просто слон, а слон, на спине которого восседал древний старикашка, по виду – китаец или японец.

Какого черта?

По-видимому, это жуткое представление и не думало кончаться. Сначала люди-мутанты и их доисторическое чучело, с которым пришлось сражаться Пайку, и вот теперь на него напустили слона с дряхлым азиатом, словно желая посмотреть, как он будет выкручиваться.

Ну ничего. Пайк Чалмерс еще покажет себя.

Сначала он прибавил шагу, а потом пустился во весь опор, направляясь к распахнутым дверям, чтобы скрыться из виду, прежде чем его настигнет слон с престарелым седоком.

И, судя по всему, едва успел.

Динозавр продолжал опустошать ряды своих поклонников. В тот самый миг, когда Чалмерс вторгся в храм, ящер хлестнул гигантским хвостом одного из туземцев. Тот был человеком нормального роста, но с тем же успехом мог оказаться и пигмеем – удар хвоста отбросил его ярдов на пятьдесят и швырнул на кучу мусора у дальней стены зала.

С этой тварью нужен глаз да глаз, напомнил себе Чалмерс, опасливо ступая по центральному проходу. Динозавр мог прихлопнуть человека хвостом с той же легкостью, с какой домохозяйка уничтожает насекомых, орудуя мухобойкой.

Но с Пайком Чалмерсом эти штучки не пройдут, будьте уверены.

Он оглядел обширное помещение в безумной надежде, что где-нибудь в углу стоит его винтовка. Но нет, оружия в зале не оказалось.

Итак, иного выбора нет. Он должен пустить в ход копье либо отступить.

Чалмерс знал, что для этого имеются особые приемы. Африканские пигмеи убивают слонов при помощи копий и стрел – надо лишь поразить жизненно важный орган зверя, – хотя такая охота порой влечет за собой человеческие жертвы. Сейчас у Чалмерса не было помощников, поэтому он должен был выполнить опасную работу собственными руками.

То есть прикончить динозавра с первой попытки или погибнуть самому.

Судя по тому, что он видел и о чем мог догадываться, единственным уязвимым местом ящера был головной мозг. До него можно был добраться через глаз или нёбо чудовища. Второй путь представлялся более рискованным, поскольку Чалмерс не был уверен в том, что череп динозавра устроен подобно черепу млекопитающих. Но если он будет вынужден прибегнуть к этому способу, придется постараться на совесть.

Чалмерс переступил через лежащего туземца, понимая, что решительный шаг нужно сделать именно сейчас, пока дикари не опомнились и не вернулись в город узнать, чем закончилась стычка между их ящероподобным божеством и теми несчастными, которые, на свою беду, замешкались в храме. По своему опыту Чалмерс знал, что дикарские племена зачастую готовы до последней капли крови защищать предметы своих ублюдочных культов, и нимало не сомневался в том, что туземцы прикончат его, прежде чем он хотя бы попытается напасть на Нагака. С другой стороны, расправившись с ящером до их прибытия, он приобретал славу героя.

Черт побери, в таком случае Чалмерс и сам мог стать чем-то вроде божества!

Еще несколько шагов – и Чалмерсу в нос ударил запах чудовища. Точнее говоря, он ощутил дыхание динозавра, повернувшего к нему морду с клыками, по которым стекала слизь пополам с кровью. Из его горла послышалось нечто среднее между отрыжкой и рычанием.

Нагак метнулся вперед – его молниеносное движение ничем не напоминало медлительную поступь динозавров из кинофильмов. Вместо того чтобы шагать, он бежал, совершая восьми-десяти-футовые скачки, и застал Чалмерса врасплох, не оставив ему времени для спасения. Англичанин не успел даже поднять свое жалкое копье, когда над ним зависла широко раскрытая пасть.

На его теле сомкнулись пятидюймовые зубы, и Чалмерс сумел лишь издать отчаянный вопль, эхом отозвавшийся в зловонной глотке чудовища.

Судьба белокожего человека, ускользнувшего от Чиуна, нимало не беспокоила мастера Синанджу. Ни защита членов экспедиции Стокуэлла, ни расправа над ними не входили в его обязанности, и он не чувствовал никакого желания заниматься этим, поскольку нянькой его не нанимали. Чиун беспокоился только о Римо, хотя и верил в своего ученика. Несчастные уродливые создания, населявшие город, не смогли бы справиться с Римо, даже если бы они осаждали его толпами, но дракон – совсем другое дело.

Дракон был вполне достоин внимания мастера Синанджу.

Как только белокожий увалень скрылся в храме, из-за угла здания вынырнули три туземца, двое из них были вооружены копьями, а третий, самый высокий из них, – луком. Он натянул тетиву, прицелился, пустил стрелу и изумленно вытаращил свой единственный глаз, увидев, как Чиун вытянул руку, поймал стрелу на лету, сломал ее, словно спичку, и, улыбнувшись, швырнул обломки в сторону.

Потом он пришпорил слона, приказав ему атаковать, и громадный серый зверь подчинился с такой готовностью, словно родился и вырос в Корее. Он низко наклонил голову, гневно взревел и бросился на туземцев.

Противники Чиуна попытались убежать, но их ноги оказались недостаточно быстры. Нагнав дикарей, слон принялся кромсать их бивнями и давить громадными круглыми ступнями. Этот способ расправы казался мастеру Синанджу слишком примитивным, но он сказал себе, что ничтожный враг заслуживает соответствующего обращения. В конце концов эти люди не были корейцами, и среди них не нашлось бы короля или императора, достойного более изощренной смерти.

Чиун должен был обезопасить себя на случай встречи с драконом, которая могла произойти в любую секунду.

Он развернул своего мастодонта в сторону распахнутых дверей дикарского храма. Доносившийся изнутри хриплый рев подсказывал мастеру Синанджу, что дракон встретился с чем-то, озадачившим его и разбудившим кровожадность легендарного чудовища. Чиун решил, что дикари принесли в жертву дракону членов научной экспедиции, но это его не слишком беспокоило, покуда среди приговоренных к съедению людей не было Римо.

Это было невозможно. Его приемный белокожий сын слишком умен и стремителен для этих детей природы, и Чиун ни капли не сомневался в том, что Римо выйдет победителем, даже если сотни дикарей попытаются припереть его к стене.

Впрочем, мастер Синанджу понимал, что даже опытный ассасин порой допускает ошибки и в этом мире каждый смертен. Кто-нибудь из этих кошмарных созданий вполне мог подкрасться к Римо сзади и успеть пустить стрелу, пока тот будет поворачиваться.

Искорка гнева, сверкнувшая в сердце Чиуна, превратилась в бушующее пламя ярости, затопившее душу старого корейца. Если уродливые мерзавцы хотя бы пальцем тронут его сына и наследника, их не спасет никакой дракон. Чиун разрушит проклятый город, похоронив его обитателей под развалинами каменных стен. Если Римо погибнет, его приемный отец прольет реки крови и проклянет небеса.

Чиун взял себя в руки, пока его настроение не успело передаться слону, который служил ему боевым орудием. Общаясь с дикими животными, следует проявлять терпение – злоба и раздражение могут привести их в безумную ярость.

По прошествии короткого мгновения пульс и дыхание Чиуна вернулись к норме, а жгучий гнев сменился ледяным спокойствием. Теперь он был готов встретиться с драконом и доказать ему, что, если речь идет об убийстве, мастеру Синанджу нет равных.

Слон остановился неподалеку от храма и заглянул в открытые двери, подняв хобот и принюхиваясь к запахам, струившимся изнутри. Вместо того чтобы отступить, он напряженно встряхнулся, и Чиун понял, что слон намерен сражаться. Из крошечного рта животного послышался задорный клич, многократно усиленный могучими легкими трубный звук, вызывающий дракона на битву.

Секунду спустя Чиун заметил неясную тень чудовища, мелькнувшую за порогом храма. Кореец не знал, какую форму оно примет – это мог оказаться крылатый дракон или огнедышащее создание, – но не тронулся с места и сидел на спине слона, поджидая врага.

Существо, выскочившее из дверей, было знакомо Чиуну по телепередаче Уолтера Кронкайта. Это был уменьшенный родич тираннозавра, и самым интересным в нем – кроме самого его существования, разумеется, – оказалась пара человеческих ног, свисавших из омерзительной пасти.

Чиун посмотрел на пропитанные кровью брюки защитного цвета, на высокие ботинки, и ему стало совершенно ясно, что случилось с тем белокожим увальнем, который несколько секунд назад вошел в храм.

Чиун резко ударил слона пятками, давая сигнал к нападению.

В тот миг, когда Римо бросился вниз по спиральной лестнице, дикари были уже почти готовы защищаться. Почти готовы, ведь между понятиями «бессмысленный гнев» и «разумное поведение в критических ситуациях» лежит непреодолимая пропасть, а кидаться очертя голову на врага, о котором ничего не знаешь, совсем не значит побеждать. Наоборот, беспорядочное нападение может оказаться самоубийством, и дикари, к своему несчастью, очень скоро убедились в этом.

Их вожак был вооружен одним из тех копий, которые, казалось, изготавливались по единому шаблону. Темный наконечник копья был тщательно отточен. Когда Римо приблизился, оказавшись в пределах досягаемости, острие вырвало клочок материи из его рубашки, но прошло в добром дюйме от тела. Римо отвел копье в сторону и сломал противнику шею, нанеся молниеносный прямой удар. Безжизненное тело повалилось на спину и закувыркалось по лестнице, внеся сумятицу в ряды соплеменников, пытавшихся убраться с его пути.

Далеко уйти им не удалось.

Не останавливаясь, будто смертоносный вихрь, Римо догнал убегавших, круша обескураженных врагов направо и налево. Туземцы уже стали свидетелями гибели четырех сородичей и вполне могли отступить, но теперь им не было спасения – Смерть очутилась в самой гуще их толпы, по очереди касаясь каждого своим ледяным дыханием.

Один туземец попытался перемахнуть через перила лестницы, позабыв о том, что твердый каменный пол находится в двенадцати футах внизу. Римо помог ему преодолеть это расстояние, раздробив пинком тазобедренный сустав дикаря и превратив неуклюжий прыжок в смертельное сальто, на последнем витке которого череп воина раскололся, словно орех.

У лица Римо просвистел заостренный конец дубинки, и он ответил быстрым ударом, который смял грудную клетку нападавшего, вонзив осколки костей в его сердце и легкие. Туземец покатился вниз, разбрызгивая кровь и расставшись с жизнью еще до того, как его тело достигло подножия лестницы.

Двое оставшихся в живых не проявляли особого желания драться, но бежать было некуда. Один из них все же попытался улизнуть, но Римо нанес короткий удар под лопатку, остановив сердце дикаря и отправив еще один труп катиться вниз по ступеням.

У последнего туземца не оставалось выбора. Он набросился на Римо, ощерив зубы, похожие на змеиные клыки, пронзительно визжа и яростно размахивая толстым древком своего копья. Расправиться с ним было проще простого. Римо отразил нацеленный ему в голову удар, обезоружил противника, перевернул костлявое тело вверх ногами и, перебросив через перила, швырнул его на пол.

Трое уцелевших участников экспедиции следили за ним, вытаращив глаза. Одри даже распахнула рот. Выражение ее лица кое-что напоминало Римо, особенно если бы она закрыла глаза, но сейчас женщине было явно не до секса. Зато на физиономиях Стокуэлла и Сибу Сандакана появилась мина удивления и отвращения.

– Как... Как вам это удалось? – запинаясь, спросила Одри у Римо.

– Я занимался на курсах единоборств, – объяснил тот. – Вы готовы идти дальше?

Из другого туннеля, где-то внизу слева от Римо, донеслись злобные голоса. Беглецы поспешили спуститься по лестнице мимо трупов двух поверженных врагов и оказались в коридоре, который, как надеялся Римо, должен был вывести их под открытое небо. Вернувшись назад, они рисковали вновь столкнуться со сторожами храма, и хотя Римо не сомневался в том, что ему удастся подавить сопротивление туземцев, он не мог быть уверен в том, что его спутники сумеют уклониться от стрел или копий.

Если бы на его попечении оказался лишь один человек, Римо просто схватил бы его (или ее) на руки и помчался бы к ближайшему выходу с должной скоростью. А так быстрота передвижения была ограничена возможностями слабейшего из них – иными словами, темп задавал доктор Стокуэлл. Всю дорогу он стонал, требуя бросить его на произвол судьбы и спасаться самим, а теперь и вовсе обессилел и с трудом волочил ноги. Римо и его спутники теряли драгоценное время.

И все же им удалось отыскать выход и выскочить наружу, прежде чем их настигла погоня. Эта дверь, как и все другие, была сделана из дерева; она вела на опоясывающую храм веранду, которая, судя по всему, выходила во двор справа, за углом здания. Вцепившись в дверь пальцами, Римо оторвал клинообразный кусок длиной в шесть дюймов, прикрыл дверь, подсунул под нее клин и мощным ударом вогнал его в щель. Теперь, если бы преследователи вздумали покинуть храм через этот выход, им пришлось бы изрядно попотеть.

– Быстрее, – сказал Римо. – Мы опаздываем.

Беглецы окунулись в темноту, двигаясь в сторону двора, откуда слышались звуки схватки – одной из тех смертельных битв, что происходили в доисторические времена.