– Что вы о нем думаете?
– О ком? – спросила Одри Морленд.
Саффорд Стокуэлл снисходительно улыбнулся:
– О нашем докторе Уорде. Похоже, он пришелся вам по сердцу.
– Не будьте дураком, Саффорд. Обычный профессиональный интерес, не более того.
Они сидели в номере Стокуэлла, наконец-то оставшись вдвоем, но профессор по-прежнему чувствовал себя неуютно. Он понимал, что его состояние отчасти объясняется естественными опасениями и тревогой. На рассвете им предстояло отправиться в путь, который вполне мог привести Стокуэлла к самому громкому провалу в его долгой карьере.
Помимо мысли о предстоящей охоте профессора занимало неясное тягостное беспокойство, в котором Стокуэлл боялся признаться даже самому себе.
– Если Уорд вам понравился, в этом нет ничего зазорного, – промолвил он.
– Господи, я едва успела его разглядеть. – В голосе Одри проскользнули нотки раздражения, которые мог уловить всякий, кто умел разбираться в ее настроении.
– Я лишь хотел сказать...
– Что? Что вы хотели сказать, Саффорд?
Вопрос заставил профессора умолкнуть. В Джорджтауне, где они вели совместную преподавательскую деятельность и нередко появлялись на людях вдвоем, уже никто не сомневался, что Стокуэлл и Одри Морленд состоят в «тесной связи». Стокуэлл не поддерживал этих слухов, но и не считал нужным их опровергать. И если население Джорджтауна, состоявшее в основном из ровесников профессора и людей старше его, вбило себе в голову, что Стокуэллу удалось покорить сердце Одри, то не станешь же из-за этого бегать по университетскому городку и пресекать сплетни.
По правде говоря, Стокуэлл был испуган, когда его ушей впервые (и совершенно случайно) достигла молва о нем самом. Удивление быстро сменилось гневом, но, прежде чем профессор успел поставить болтунов на место, он – тогда еще бодрый пятидесятишестилетний мужчина – почувствовал нечто вроде воодушевления.
Слухи тешили его гордость.
Ему было приятно сознавать, что знакомые мужчины, многие из которых были младше, считают его достаточно привлекательным и полным сил, чтобы завоевать внимание женщины тридцати с немногим лет, с внешностью кинозвезды и ярким, живым характером. Еще больше профессору польстило то обстоятельство, что многие коллеги-женщины приняли слухи за чистую монету. Они поверили в него.
Профессора все чаще раздражало собственное отражение в зеркале – картина, которую он предпочитал не замечать, полагая ее неизбежным злом. В последние годы зеркало превратилось во врага, являя собой оживший портрет Дориана Грея и напоминая Стокуэллу о разрушительном действии времени, которое начинало угрожать ему лично. Непрекращающиеся слухи о его похождениях в роли Казановы заставляли профессора внимательнее вглядываться в свое лицо, пытаясь понять, что в нем увидели другие.
Он так и не понял, что в нем нашли окружающие, но в конце концов это перестало его волновать. Пересуды, льстившие самолюбию Стокуэлла, все ширились, раздувая его гордость, и, хотя он так и не решился сблизиться с Одри по-настоящему (ведь гордость и смелость – это совсем разные вещи), профессор постепенно привык думать о себе и о ней как... ну, скажем, как о влюбленной паре. Для этого не было никаких оснований, и Стокуэлл частенько бранил себя за бесплодную мечтательность, находя при этом наслаждение в притворстве и успокаивая свою совесть тем, что оно никому не вредит.
За исключением тех мгновений, когда его охватывали приступы ревности.
Стокуэлл сознавал, что ревность – это верх глупости, и до сих пор ему хватало здравого смысла держать свои чувства при себе, скрывая их от окружающего мира.
Вплоть до нынешнего вечера.
– Простите, Одри. – Он понимал, что ответил невпопад, но у него не было ответа, который позволил бы выпутаться из щекотливой ситуации. – Я вовсе не хотел читать вам нотации, словно нудный папочка.
– Я – бедовая девчонка, Саффорд. – Слова Одри выражали очевидную истину, подтверждения которой профессор наблюдал ежедневно с тех самых пор, когда они познакомились. – И я могу постоять за себя.
– Конечно.
– Спасибо вам за заботу, но я пересекла полмира вовсе не для того, чтобы втюриться в первого встречного.
– Я имел в виду другое, – сказал профессор, надеясь извлечь из разговора хоть какую-то пользу. – Мне любопытно узнать, что вы думаете о докторе Уорде как о человеке, пополнившем нашу маленькую семью.
– Хороша семейка! – фыркнула Одри, изумив Стокуэлла презрением, прозвучавшим в ее голосе. – По крайней мере Уорд не похож на Чалмерса. Господи, как он мне надоел своим хвастовством и рассказами о животных, которых убивал ради забавы!
– Нам не обойтись без такого человека, как Чалмерс. Надеюсь, вы понимаете – в джунглях может случиться всякое.
– И тем не менее он грубиян и задавака. Мне не нравится, как он смотрит на меня, словно выбирая кусок мяса.
– Он оскорбил вас?
Вопрос вырвался сквозь сжатые зубы Стокуэлла прежде, чем он успел прикусить язык. В самом деле, что он мог сделать, если Чалмерс вздумал приставать к Одри? Вызвать его на дуэль? Сама мысль об этом казалась нелепой.
– Пока нет, – ответила Одри к вящему облегчению профессора. – Просто он мне не нравится. Я ему не доверяю.
– У Чалмерса отличные рекомендации.
– От его старых приятелей, вне всяких сомнений, – отозвалась Одри. – Люди вроде Чалмерса всегда держатся друг за дружку, как всякая клика.
– Вы полагаете, он что-то задумал? – спросил Стокуэлл.
– Откуда мне знать? Если мы найдем чудовище – если оно существует, конечно, – то кто помешает Чалмерсу убить его, чтобы разжиться очередным трофеем?
Стокуэлла охватило страстное желание принять позу доблестного героя, но он понимал, что это выглядело бы пустопорожним хвастовством.
– Мы все, – сказал он. – Мы остановим Чалмерса общими усилиями. Не забывайте, с нами идет Сандакан, представитель государства. И при всей грубости господина Чалмерса он вряд ли осмелится бросить вызов малазийскому правительству. Как вы полагаете?
– Животное, которое мы ищем, могло бы потянуть на миллионы, Саффорд. На миллионы долларов в банке. Хотя...
Одри могла не продолжать. Стокуэлл уловил неверие в ее голосе, но побоялся спорить, не желая выставлять себя набитым дураком. Поиски живого динозавра отдавали донкихотством, если не откровенным безумием, и тем не менее профессор с радостью ухватился за возможность возглавить экспедицию, сам не понимая, что подвигло его на этот шаг – скука преподавания и работы на полставки в Смитсоновском институте, или жажда славы и известности, которые уже начинали от него ускользать. Профессор согласился, невзирая на возможные насмешки и жертвуя своей прочной репутацией. Если экспедиция вернется в Джорджтаун с пустыми руками... что ж, Стокуэлла будет ждать его работа – спасибо контрактной системе, – а сейчас он не видел необходимости думать об унижении, с которым ему пришлось бы столкнуться. Кое-кто из университетских шутников уже называл его профессором Челленджером, и если Стокуэлла постигнет неудача, у них появится отличный повод позубоскалить.
– Я уверен, что власти сумеют справиться с любым затруднением подобного рода, – сказал он. – Наша задача – найти чудовище, не так ли?
– Вы правы, конечно, – отозвалась Одри, – и тем не менее я вовсе не обязана любить Чалмерса.
– Ну что вы, милая, разумеется, нет. – Набравшись храбрости, Стокуэлл решил рискнуть: – Не желаете ли бокал вина?
– Пожалуй, не стоит, – сказала Одри, смягчая отказ улыбкой. – Завтра рано вставать, а у меня еще много дел.
– Понимаю. – «Даже очень хорошо понимаю», – подумал Стокуэлл и добавил: – Что ж, увидимся утром. Покойной ночи.
– И вам того же.
Одри ушла в свой соседний номер, и профессор запер за ней дверь на два оборота. Осторожность никогда не бывает излишней.
– Вы верите этим россказням?
Сибу Сандакан стоял по стойке «смирно», не отрывая взгляда от начальника, сидевшего по ту сторону огромного тикового стола. Прежде чем ответить, Сибу надолго задумался, хотя в течение последних недель вопрос этот поднимался и обсуждался в министерстве довольно часто.
– По-моему, их руководитель вполне искренен, – сказал он наконец. – Не знаю, верит ли он в динозавра, но надежда есть. Профессора снедает тщеславие.
– А остальные? – спросил Гермук Сайяр, первый заместитель министра внутренних дел Джантана Сепаруха.
– Англичанин жаден до денег. Он пойдет куда угодно, лишь бы платили. Что касается нового американца, то, мне кажется, ему любопытно, хотя он и настроен скептически.
О женщине он не сказал ни слова, да его и не спрашивали. Сибу и его непосредственный начальник относились к женщинам одинаково. У себя в Вашингтоне светловолосая американка могла считаться профессором, но всерьез представить ее в роли главы экспедиции было невозможно. Женщины следуют за мужчинами; так было всегда и так будет всегда.
– Ну а вы, Сибу? Как вы оцениваете их шансы?
– Шансы найти динозавра? – Сандакан нахмурился и погрузился в размышления, не желая выглядеть суеверным крестьянином. – Вам знакомы эти легенды Тасик-Бера, сэр. Вы сами читали доклады наших солдат и полицейских.
– Верно. Но я хотел бы узнать ваше мнение.
– Я не верю в сказки, – ответил Сибу, – но в таком деле ничего нельзя сказать наверняка.
– Наш министр выразил определенную обеспокоенность в связи с гибелью господина Хоппера.
– Неужели?
– Как вам известно, Хоппер искал уран. Вы знакомы также с обстоятельствами его смерти.
– Так точно, сэр.
– В министерстве подозревают, что новую экспедицию интересует уран, а не чудовища, – продолжал Гермук.
– Полагаю, таможенники проверили их оборудование.
– В пределах дозволенного. Спрятать простой счетчик Гейгера не составило бы никакого труда. А если потребуется – приобрести в Малайзии.
– В составе группы нет специалистов по горному делу, – напомнил Сибу.
– Это неизвестно.
– Как так?
– В наши дни трудно сказать, кто есть кто. Паспорт можно подделать, биографию – высосать из пальца. Американцы большие мастера на фальшивки.
– Вы полагаете, в этом участвует их правительство? – Сама эта мысль привела Сандакана в замешательство.
– Я лишь перебираю возможные версии, – ответил Гермук Сайяр. – Но почему бы и нет, в конце концов?
– Они рискуют вызвать шумиху.
– Им есть из-за чего рисковать. Ставка очень высока, Сибу.
– Надеюсь, мы не позволим нарушить свой суверенитет?
– Американцы весьма коварны, – сказал заместитель. – Они подкупают чиновников, угрожают введением экономических санкций, когда затронуты их интересы, даже финансируют государственные перевороты, когда иные средства исчерпаны.
– Я буду бдителен, – заверил его Сибу.
– Вопрос в том, достаточно ли будет простой бдительности.
– Что вы имеете в виду?
– Мы должны быть готовы к ответным действиям при первом признаке вероломства, Сибу. Вы понимаете?
Сибу кивнул, скорее в силу привычки, чем понимания. Беседа принимала неприятный оборот. Он не был шпионом, а уж тем более – солдатом или полисменом. Его образование и опыт никак не вязались с играми в рыцарей плаща и кинжала, которые, судя по всему, затевал Гермук Сайяр.
– Вы возьмете с собой вот это. – Заместитель министра положил на стол маленькую пластмассовую коробочку размером не более пачки сигарет и подтолкнул ее к Сибу. – Это радиопередатчик, специально разработанный для экстренных случаев. С его помощью нельзя отправить сообщение в обычном смысле этого слова – в него нельзя говорить, и ничего нельзя принять. Соображения простоты требуют, чтобы устройство имело лишь одну кнопку. После того как она нажата, передатчик в течение восьми часов излучает непрерывный сигнал особой частоты. С завтрашнего полудня до вашего возвращения в министерстве в ожидании сигнала будет дежурить специальное подразделение с вертолетами.
Сибу Сандакан совсем упал духом.
– О каких экстренных случаях вы говорите? – спросил он.
– Вам судить, Сибу. Если, к примеру, американцы вместо динозавров найдут уран, им потребуется охрана и защита.
«Что-то вроде домашнего ареста», – подумал Сибу. Потом правительство извинится, но уран уже будет в руках государства. Что ж, это было бы только справедливо, и все же Сандакан не хотел ввязываться в дела, к которым он не был готов ни морально, ни профессионально. Но отказаться выполнять приказ министра он не мог.
Пластмассовый футляр казался практически невесомым. Сибу погладил кнопку большим пальцем, пытаясь представить, что случится, если к коробочке приложить силу в фунт-другой.
– Надеюсь, вы понимаете, что пользоваться устройством нужно осмотрительно.
Это был самый настоящий приказ, никаких сомнений.
– Разумеется, сэр, – ответил Сибу. В это мгновение его занимала совсем другая мысль. – А что, если?...
– Продолжайте.
– Что, если экспедиция достигнет своей цели?
– Хотите сказать, если они найдут доисторическое животное?
– Да, сэр.
Гермук Сайяр улыбнулся.
– В таком случае членам экспедиции также понадобится помощь и защита. Как вы полагаете, Сибу?
– У них есть англичанин...
– Мы не можем позволить ему угрожать вымирающим видам. Особенно если учесть, какую выгоду они могут принести государству.
– Сомнительно...
– Подумайте сами, Сибу. Мы сможем еще шире развернуть индустрию туризма. Вы смотрели «Парк юрского периода»?
– Нет, сэр.
– Посмотрите. Настоятельно рекомендую. Уж если музеи извлекают прибыль, выставляя запылившиеся кости, представьте, каким увлекательным, современным предприятием окажется демонстрация живых существ.
Вообразить себе такое было невозможно, и Сибу пропустил слова начальника мимо ушей.
– Так точно, сэр, – сказал он.
– Надеюсь, вы уяснили задание? Не вздумайте паниковать. Включайте прибор только при чрезвычайных обстоятельствах. Если экспедиция найдет уран или гигантского ящера, вы немедленно дадите нам знать. Иначе...
– Я понимаю.
– Что ж, в таком случае вам нужно отдохнуть. Вас ждут небывалые приключения.
– Так точно, сэр.
Сибу сунул передатчик в карман и закрыл за собой дверь, мечтая лишь об одном – чтобы это задание передали кому-нибудь другому. Горожанин до мозга костей, он не испытывал ни малейшего желания бродить по джунглям, спать под противомоскитной сеткой и следить за каждым своим шагом, чтобы не напороться на ядовитую змею. Все остальное – динозавры, уран и геополитика – было слишком сложной материей, чтобы попусту ломать голову. Сибу должен был лишь ждать и наблюдать, готовясь нажать кнопку при появлении динозавра либо первых признаков двуличия американцев.
Если повезет, сказал он себе, то вся эта затея обратится пустопорожней тратой времени. Сибу полагал, что сумеет вытерпеть насмешки коллег, пока через неделю-другую они не найдут себе новой забавы.
В противном случае его ждало нечто страшное.
Сибу Бинтулу Сандакан опасался, что чащобы джунглей пополнятся еще одним вымирающим видом, и даже летучий эскадрон бравых вояк мало чем поможет ему, если прибудет с опозданием.
Пайк Чалмерс закурил последнюю сигарету, скомкал опустевшую пачку и швырнул ее на пол, не потрудившись отыскать пепельницу. По его мнению, малайцы жили словно грызуны, теснясь в своих крохотных клетушках щека к щеке, и даже лучшие из них слезли с деревьев от силы два поколения тому назад. Ее величество совершила ошибку, отказавшись от колоний – Индии, Ямайки, Кении и прочих, – но что толку проливать слезы над убежавшим молоком. Поезд ушел и уже не вернется.
Пайк Чалмерс тосковал по золотым дням британской империи, хотя те времена миновали еще до того, как он родился. Пайку было восемь, когда погиб его отец, павший жертвой восстания мау-мау в Кении. Потом были годы нищеты в Манчестере, хотя вдова Чалмерса-старшего получала пенсию за погибшего мужа. Поэтому не было ничего удивительного в том, что в возрасте семнадцати лет Пайк завербовался в армию, но к этому времени великие войны уже закончились. Трижды побывав в Северной Ирландии, Чалмерс решил, что с него довольно. Некоторое время он служил наемником в Африке, но потом осознал, что куда проще и выгоднее стрелять в беззащитных животных, чем охотиться на людей, которые могли дать сдачи. Проводники сафари всегда были нарасхват, и даже когда сентиментальные «зеленые» начали поигрывать своими законодательными мускулами, добившись запрета большинства традиционных видов охоты, трусоватые туристы с фотоаппаратами по-прежнему нуждались в отважных мужчинах, которые сопровождали бы их в путешествии и возвращали домой в целости и сохранности.
Но Пайк жаждал настоящей крови. В старые добрые времена человек мог убить носорога или тигра ради удовольствия и получить шикарный трофей, знак доблести, от которого не отказался бы ни один настоящий мужчина. Белокожие охотники всегда славились храбростью, знанием дикой местности и количеством добытых черепов.
Мир изменился, и эти перемены пришлись Чалмерсу не по вкусу. Пронырливые общественные деятели, не ограничиваясь вопросами охоты, начинали совать свой нос повсюду, от взаимоотношений полов до курения. Соединенные Штаты выбрали президента, который в молодости уклонялся от военной службы, а теперь пообещал повысить налоги, дабы защитить американцев от самих себя. Британская королевская фамилия тем временем погрязла в скандалах и бесчестии.
Пайку Чалмерсу нередко казалось, что он родился слишком поздно, что его эпоха миновала задолго до того, как он появился на свет. Он с радостью обратил бы время вспять и, перескочив в прошлое лет на тридцать пять – сорок, по праву занял свое место среди людей, которые построили империю, раскинувшуюся по всей планете.
Впрочем, зачем стеснять свое воображение?
Будь Чалмерс способен на чудеса, он бы вернулся назад лет на сто, когда все только начиналось, когда была разрешена охота на зулусов, буров и афганцев. Тогда Британия правила морями, и никакому кафру даже в голову не пришло бы хныкать и канючить насчет своих «прав».
Разумеется, ни чудес, ни машин времени не бывает, но все же настоящему мужчине даже и теперь могла улыбнуться удача, как бы ни измывалась над ним злая судьба. Судя по тому, как складывалась в последнее время жизнь Чалмерса, ему вот-вот должно было повезти, и, хотя коллеги считали согласие Пайка отправиться на охоту за динозаврами чистым сумасбродством, он был уверен, что их устами глаголет черная зависть. Ревнивые дураки завидовали везунчику, который нашел непыльную работенку, в то время как они оставались прозябать не у дел.
Ну а если удача?...
Представьте себе, что где-то там, в джунглях, его ждет огромный динозавр. Размышляя о возможностях, которые сулил успех, Пайк не мог сдержать улыбки. Он мог бы удалиться на покой и жить на доходы от продажи прав на кинофильмы либо нанять за гроши борзописца, который сочинил бы за него книжку, и переехать в Ирландию, где литераторы освобождены от налогообложения. Он мог бы принимать участие в телевизионных шоу, словно какая-нибудь рок-звезда. Пускай американские профессора кропают справочники, набитые схемами, диаграммами и зубодробительной латынью, которую могут прочесть только такие же книжные черви, как они сами. Настоящая слава приходит с успехом у широкой публики.
Пайк Чалмерс подумал даже, не стоит ли нанять литагента, если деньги начнут притекать слишком быстро, чтобы управляться самому. Жизнь – суровая штука, но он сделает все, чтобы оседлать судьбу.
Ну а если ему не захочется делить славу с кем-то еще, что ж – Пайк Чалмерс сумеет найти способ оказаться единственным уцелевшим участником экспедиции. Сгинуть в малазийских джунглях проще простого, даже если там не найдется подходящего динозавра, который сожрал бы останки. Подопечные Чалмерса были сущими детьми, младенцами, затерявшимися в лесу. Он мог избавиться от них в два счета, даже не вспотев при этом. В отсутствие улик некому будет опровергать его версию, что бы он ни наплел. А уж он постарается придумать что-нибудь героическое, что привлекло бы к нему всеобщее внимание.
Пайк уже начал размышлять о том, кто сыграет его роль в фильме, который рано или поздно появится на экранах, но вовремя остановился. Считать невылупившихся цыплят было серьезной ошибкой, особенно если речь шла о яйцах динозавра. Чалмерс не был ученым, но вполне отчетливо представлял себе, сколь ничтожны шансы на то, что в джунглях сохранились существа, вымершие бесчисленные миллиарды лет назад. Простая цепь логических рассуждений подсказывала, что экспедиция скорее всего окажется заурядной прогулкой за чужой счет.
Впрочем, это еще неизвестно.
Даже если они не найдут динозавра, Пайк намеревался получить в пути кое-что сверх обычного жалованья. Эта Одри Морленд – классная цыпочка, никаких сомнений. Правда, она уже отшила Пайка, как часто поступают такие бабенки, но это случилось в роскошном отеле, где Одри могла вызвать прислугу и потребовать бокал шампанского, как только пожелает.
Другое дело джунгли, где ты вынужден распрощаться с мягкими подушками, сухой одеждой и изысканной снедью. Единственной проточной водой в Тасик-Бера будут дожди и лесные ручьи, а соседями окажутся змеи, скорпионы да голодные тигры.
Не говоря уже о Пайке Чалмерсе, самом грозном из всех живых существ.
Еще до того, как закончится их маленькая прогулка, Одри Морленд придется познакомиться с его способностями, и не только на тропе, но и в спальном мешке. Поначалу она будет брыкаться, но кто сможет помешать настоящему мужчине, когда настанет решительный миг?
Эта мысль вернула Чалмерса к воспоминаниям о новом участнике группы, Рентоне Уорде. Странный парень этот Уорд. Судя по виду, он не сумел бы разорвать листок бумаги двумя руками, и тем не менее едва не сломал Пайку пальцы. Костяшки правой ладони Чалмерса до сих пор саднили, словно он хватил кулаком по бетонной стене. Видимо, Уорд пустил в ход какой-то хитрый прием, но в следующий раз Чалмерс будет настороже. Надо лишь не спускать с Уорда глаз и при первой возможности устроить несчастный случай.
Подумать только – Одри Морленд начала заигрывать с этим ничтожеством, едва их представили друг другу. Но это не имело значения. Пройдет два-три дня, и она поймет, что у нее нет выбора. Старикашка, с которым она приехала, не справился бы и с котенком, а этот местный чиновник... желтопузый он и есть желтопузый.
У Чалмерса не было и тени сомнения в том, что всякая женщина непременно захочет переспать с мужчиной, который сумеет показать ей, кто хозяин положения. Некоторых приходилось уламывать, но он ни разу не дал промашки – если не считать лесбиянок, разумеется. Но даже им Чалмерс порой умудрялся втолковать, какую возможность они упускают.
Настоящий мужчина имеет право – даже обязан – не щадить себя, когда речь заходит о женщинах. А Чалмерс был человеком долга.
Короче говоря, его чванливых спутников ждет немало сюрпризов. Наблюдать за тем, как они станут выкручиваться, будет истинным удовольствием.
Пайк почувствовал, что он не в силах ждать. Да и стоит ли?
Ночь только начиналась, а его уже охватило предчувствие удачи. Первым делом – купить сигарет, а потом можно будет отправляться на поиски приключений.