– Ты хочешь сказать, что ни один из твоих попутчиков не был испуган, увидев тебя живым и здоровым? – спросил Чиун.
– По-моему, нет. Я не заметил ничего особенного.
Мастер Синанджу издал звук, похожий на кудахтанье.
– Белые люди пренебрегают искусством наблюдательности, – заявил он.
– Я смотрел в оба, – ответил Римо. – Вероятно, кому-то из них удалось скрыть свои чувства.
– Значит, ты смотрел невнимательно, – изрек Чиун. – Всегда существуют признаки, изобличающие лжеца. Нарушение ритма дыхания. Испарина на лбу. Судорожное подергивание бровей.
– Ничего этого не было, – сказал Римо. – Их громила бросал на меня сердитые взгляды, но он не произвел на меня впечатления большого ума.
– Ты показал ему свое истинное лицо? – спросил Чиун.
– Ну... не совсем.
– Значит, все-таки показал.
– Так, легкое рукопожатие, только чтобы поставить его на место.
– Точнее говоря, чтобы возбудить его подозрения. Он белый?
– Да. Британец.
– Считай, что в этот раз тебе повезло. Белокожие люди в своем невежестве слепы перед сияющим величием Синанджу. Он, наверное, подумал, что ты тягаешь железо или занимаешься аэробикой вместе с круглоглазыми девицами, которых1 показывают по телевизору.
Римо уложил вещи, еще раз проверил ванную и шкаф, не забыл ли он чего, и наконец застегнул «молнию» вещмешка.
– Между прочим, – заметил он, – нельзя исключать, что меня преследует кто-нибудь не из членов группы.
Чиун пожал плечами под складками кимоно, скрывшими его движение.
– Все возможно, – сказал он. – Даже обезьяну можно научить петь. Но логично ли это?
– Ты прав.
– Еще бы.
Представить себе, что за Римо охотится кто-нибудь посторонний, было невозможно. Кроме КЮРЕ, о нем не знала ни одна душа, к тому же он находился под прикрытием тщательно разработанной легенды. Кто, кроме людей из академических кругов, мог знать о докторе Рентоне Уорде? Кому из них могло прийти в голову убить его, да не где-нибудь, а в малазийских джунглях? Даже если доктор задолжал самым безжалостным нью-орлеанским кровопийцам-ростовщикам, они наверняка расправились бы с ним дома, там, где ситуация находилась у них под контролем. И уж, конечно, прежде чем позаимствовать у доктора имя и личность, КЮРЕ досконально изучила его подноготную.
Как ни старался Римо, отделаться от мыслей о нападении ему не удавалось. Бандиты с рыночной площади явно нацеливались на него – или «Рентона Уорда», – потому что кто-то очень не хотел, чтобы он присоединился к экспедиции Стокуэлла. Мотив оставался неизвестен, и вывести его на основании данных, которыми располагал Римо, было невозможно.
«Что нам известно?» – спрашивал он себя. Рассчитывать на показания бандитов не приходилось. Вырвать у них имена работодателей мог разве что специалист по спиритизму и столоверчению. Таким образом, оставалось четверо, у каждого из которых могла быть собственная причина не желать появления в экспедиции нового человека. И более десятка возможных комбинаций, если двое (или более) противников выступали сообща. До сих пор у Римо не было ни малейшей зацепки или улики, позволявшей связать новых знакомых с попыткой убийства.
В конце концов Римо оставил попытки угадать, зачем кому-то, доселе незнакомому, потребовалось его убивать. Вероятным причинам не было числа – от зависти коллег до обычной алчности. Проверка, проведенная КЮРЕ, полностью исключала личное знакомство доктора Уорда с членами экспедиции.
А если речь шла о заочной вражде, то один взгляд на лицо новичка дал бы остальным понять, что в группу затесался лазутчик.
Это соображение вновь заставило Римо вернуться к размышлениям о том, каким образом кому-то – тем более ученому, протирающему штаны за столом, – удалось так быстро сорвать с него фальшивую личину.
– Куда ты идешь? – спросил Чиун.
Римо не смог сдержать улыбки. Он неподвижно стоял у кровати, рассматривая свой вещмешок, и тем не менее Чиун почувствовал, что его подопечный собрался уходить. Старый кореец безошибочно угадывал намерения ученика.
– Думаю прогуляться, – ответил Римо.
– Вот она, логика белых людей, – заметил мастер Синанджу. – Тебя ждет долгий путь сквозь джунгли, а ты собираешься бесцельно расхаживать по городу.
– Я гуляю, чтобы расслабиться. Ты же знаешь, мне не нужно много времени для сна.
– Тебе нужно побольше тренироваться, – заявил Чиун. – Ученик, постигший только первоначальные ступени Синанджу, обязан каждый час бодрствования отдавать занятиям.
– Займусь по возвращении с охоты на динозавра.
– Я вынужден уступить, поскольку этого потребовал Император Смит, – продолжал Чиун, – но ты совершенно не подготовлен.
– Жаль, что ты не сможешь к нам присоединиться, – сказал Римо.
– Ты хочешь, чтобы я бродил по джунглям, словно дикарь? – Сама мысль об этом, казалось, ввергла Чиуна в ужас.
– Что ж, ты в любом случае не прошел бы приемных испытаний, – сказал Римо. – У тебя нет ученой степени.
– Мудрый человек не нуждается в том, чтобы к его имени присовокупляли бессмысленные слова.
– Вот тут ты прав, – отозвался Римо.
– А ты сомневался?
– Я постараюсь не задерживаться и скоро вернусь домой.
– Твой дом находится в Синанджу. А эта комната – всего лишь помещение для отдыха и хранения одежды.
– Не засиживайся у телевизора допоздна. Это помешает тебе уснуть.
– Клевета. Кореец, дух которого озаряет свет Синанджу, обладает непоколебимым спокойствием.
Последнее слово всегда оставалось за Чиуном, даже если ему приходилось шептать по-корейски. Римо ничего не ответил и закрыл за собой дверь. Запирать замок не было необходимости. Вздумай какой-нибудь воришка забраться в номер, его ожидал бы неприятный сюрприз.
Римо вышел на лестницу. Ему предстоял спуск по десяти пролетам, и он преодолел этот путь, шагая по перилам – для тренировки. Если бы Римо снял обувь, спускаться было бы проще, но он прекрасно справился и так. Задержавшись на пороге вестибюля, Римо проверил пульс и частоту дыхания.
Невзирая на затраченные усилия, то и другое было в норме.
Перед ним расстилался Куала-Лумпур, непроглядная тьма и яркие огни которого были напоены ароматами жасмина, карри, сате и запахами китайской кухни, к которым порой примешивалась вонь сточных канав. Римо двигался в сторону небольших окраинных улочек, незримо наблюдая за тем, что творится у него за спиной. Если его и преследовали, то слишком осторожно и умело, чтобы даже обостренные чувства Римо смогли уловить постороннее присутствие. Разумеется, исключать такую возможность было нельзя, и тем не менее...
Посвятив наблюдениям около четверти часа, Римо убедился в отсутствии слежки. Теперь, располагая относительной свободой, он получил возможность хорошенько подумать. Как ни говори, Чиун был прав, утверждая, что ему еще учиться и учиться. Римо размышлял, а ноги тем временем несли его вперед.
Пройдя около километра, он свернул на Маркет-стрит и слился с темнотой, будто призрак.
Одри Морленд покинула отель «Шангри-ла», не имея никакой определенной цели. Вещи уже были упакованы, а спать не хотелось; наоборот – ей казалось, что она попусту потеряет время, если уляжется в постель и начнет считать овец или проделывать что-либо в этом роде. А бороться с возбуждением при помощи снотворного Одри не привыкла.
До общего сбора за завтраком оставалось восемь часов, а отъезд должен был состояться еще час-полтора спустя. Одри размышляла о джунглях и их тайнах, которые ждали ее у самой черты городских огней, затмевавших звезды, и ей хотелось, чтобы путешествие началось сейчас же, сию минуту.
Успокойся, Одри, всему свое время, говорила она себе. Если нервы разгуляются, и вовсе не уснешь.
Эта мысль напомнила ей о докторе Уорде.
Он показался ей симпатичным мужчиной, не то чтобы стандартным красавцем с экрана, но она нипочем не выгнала бы его из своей постели. Его окружала особая аура, которую Одри очень редко замечала в своих коллегах, – скрытая чувственность, выявить которую можно было, лишь приложив определенные усилия. Рентой Уорд излучал уверенность, далеко превосходившую апломб исследователя, сквозивший в его монографиях и учебниках. Доктор Уорд был не столько ученым мужем, сколько настоящим мужчиной.
Подумав о несчастном Саффорде, Одри улыбнулась. Она прекрасно знала о ходивших в Джорджтауне трогательных слухах, намекавших на пылкую страсть между ней и профессором Стокуэллом. Одри в меру своих сил поддерживала сплетни, исходя из личных соображений. Во-первых, они помогали ей держать на расстоянии прочих университетских воздыхателей и, похоже, льстили самолюбию ее мнимого покровителя, создавая иллюзию любовной интриги, которая освобождала Стокуэлла от необходимости решительных действий.
По странному совпадению, именно сегодня Стокуэлл впервые выказал признаки ревности. Вероятно, его язык развязала смена обстановки, восточная экзотика. Одри сознавала, что данное обстоятельство заслуживает самого пристального внимания. Завлекать Саффорда было бы глупо, поскольку это непременно вызвало бы непонимание и ссору, которая не сулила Одри ничего хорошего.
Как ни пыталась Одри сосредоточиться на главной цели путешествия, ее мысли упрямо возвращались к Рентону Уорду. Пайк Чалмерс его невзлюбил – это было очевидно, – но Чалмерс явно страдал манией величия, погрузившись в восхищенное самосозерцание и полагая, что любая женщина должна считать его подарком небес. Каждый раз, когда он смотрел на нее раздевающим взглядом, напоминавшим прикосновение липких рук, по телу Одри пробегали мурашки. Она безошибочно угадала желания Чалмерса уже в тот миг, когда их представили друг другу. За ним придется присматривать в пути, ведь, оказавшись в джунглях, типы вроде Чалмерса легко превращаются в первобытных людей, хотя Одри вовсе не была уверена, что прародители человеческого рода заслуживают такого сравнения. Вздумай Чалмерс удовлетворить свои прихоти и взять то, что ему хочется, он пойдет напролом, не спрашивая согласия Одри.
Ночной клуб выглядел точь-в-точь как всякий другой капкан, расставленный на туриста, посетившего Юго-Восточную Азию. Среди кричаще-ярких неоновых трубок сновали юркие гекконы, но Одри было все равно. Здесь она могла отвлечься от воспоминаний о гостиничном номере и забыть о назойливости вездесущих торговцев с их кустарными поделками, превратившими город в один огромный базар.
В продымленном помещении, залитом вспышками стробоскопической лампы, надрывался обшарпанный магнитофон. Барри Манилофф уведомлял всех, кто его слушал, что он пишет песни для того, чтобы их распевал весь мир. Навстречу Одри вышла улыбчивая официантка и, уяснив, что гостья явилась одна, усадила ее за столик у бара.
– Вы американка?
– Да. А что?
Официантка вновь улыбнулась.
– Tudak sisah, – сказала она. – Все в порядке.
Вскоре официантка вернулась, неся ром, кока-колу и крохотный американский флажок на зубочистке, воткнутой в пробку, и поставила его рядом с ароматизированной свечой, которая была единственным источником света, если не считать мерцания стробоскопа.
Ну да, конечно, подумала Одри, усмехнувшись. Американский флаг – что-то вроде ярлыка с надписью «турист», и принесли его затем, чтобы мужчины, засевшие в баре, не приняли посетительницу за проститутку, вышедшую на промысел. Где-нибудь в другой части мира такой флажок вызвал бы враждебную реакцию, даже, вероятно, оскорбление действием, но в Малайзии, по слухам, американцы не вызывали очень уж сильной ненависти. Если все будет хорошо, Одри могла выпить рюмочку-другую, немножко развеяться и вернуться в отель, чтобы ухватить часок-другой сна перед подъемом, назначенным на полпятого утра.
– Как я понимаю, вы тоже одна?
У Одри упало сердце. Она узнала этот голос еще до того, как увидела неясный силуэт Пайка Чалмерса, который высился у ее стола, словно медведь гризли. Какое невезение – выбрать тот самый бар, в котором он убивал время.
Что это – случайность? Не мог же Чалмерс следить за ней от самых дверей отеля.
– Вот так сюрприз, – отозвалась Одри, старательно скрывая испуг, вызванный таким совпадением.
– Вы не против, если я сяду за ваш столик?
– Честно говоря...
– Вот и славненько. – Чалмерс вытащил второе кресло, обошел стол и уселся рядом с женщиной по левую руку. – Вдвоем нам будет хорошо и уютно.
– Я не могу задерживаться долго, – предупредила Одри.
– Ничего страшного. – Чалмерс поймал проходившую мимо официантку и заказал двойной чистый виски. – Я и сам не могу уснуть, – продолжал он. – Такое, знаете ли, волнение, беспокойство...
– Полагаю, в этом путешествии вам вряд ли удастся увидеть что-нибудь, чего вы не видели раньше.
– Кто знает, – сказал Чалмерс, не спуская взгляда с ее груди.
Одри почувствовала, как сжались ее соски. Причиной тому было смущение и беспокойство, но Одри знала, что Чалмерс поймет это по-своему. Ну что ей стоило надеть куртку или хотя бы лифчик?
– Насколько мне известно, вы уже бывали в малайских джунглях.
– Дорогая, я бывал всюду – в Африке, на берегах Амазонки, в Новой Гвинее, в Индии. Джунгли везде одинаковы. Меняются лишь хищники, но управляться с ними – моя специальность.
– Мне так и сказали.
– Во всяком случае, одна из моих специальностей.
Увидев, как Чалмерс подмигивает ей, Одри едва удержалась от крика. Этот человек был похабником высшей пробы, живым воплощением мужского шовинизма. Одри внезапно обуяло желание сбить с него спесь.
– Я никогда не понимала того возбуждения, которое вызывает убийство беззащитных животных, – сказала она, заливаясь краской гнева, но продолжая улыбаться.
– Беззащитных? В джунглях бывает только одно беззащитное существо – неопытный человек. Вас могут прикончить муравьи и мухи, не говоря уж о кабанах, кошках и быках. Как-нибудь я покажу вам шрамы, которые ношу на своей шкуре, – пообещал Чалмерс, скаля желтые зубы. – Уж лучше вам прекратить сочувствовать зверью и обратить капельку внимания на меня.
– Нельзя же отрицать, что когда вы выходите на охоту с ружьем и капканами, любые действия животных, направленные против вас, диктуются стремлением к самозащите.
На лице Чалмерса появилась злобная улыбка.
– Самозащита, говорите? Посмотрим, что вы скажете в лесу, увидев голодного шакала или тигра, который обнюхивает застежки вашей палатки. В такое мгновение вы будете несказанно счастливы, если рядом с вами окажется настоящий мужчина.
– Надеюсь, до этого не дойдет, – отозвалась Одри. – А теперь прошу прощения...
Она поднялась из-за стола и собралась уходить, так и не притронувшись к выпивке, но Чалмерс одним глотком осушил свой бокал и вскочил на ноги.
– Ночью на улицах небезопасно, – заявил он, в упор разглядывая вырез блузки Одри. – Я провожу вас, милочка. Доставлю домой в целости и сохранности.
– Что ж, если вы настаиваете...
– Ага. Настаиваю.
Прокуренный, источавший алкогольную вонь кабачок на Маркет-стрит не понравился Римо с первого взгляда, и он прошел бы мимо, если бы в тот же миг на пороге не показалась Одри Морленд, сопровождаемая ревом магнитофона и Пайком Чалмерсом, едва не наступавшим ей на пятки.
Вдвоем они выглядели донельзя нелепо. Они остановились на тротуаре, словно подыскивая нужные слова, которые позволили бы им закончить безрадостное свидание. Бросив на Чалмерса пытливый взгляд, Римо тем не менее заметил, что тому хочется, чтобы эта ночь никогда не кончалась. Что же до лица Одри, то на нем можно было прочесть все что угодно – от скуки до алкогольного оцепенения. Римо слишком недавно познакомился с Одри, чтобы судить наверняка, и у него сложилось лишь неясное впечатление, будто бы компания здоровяка англичанина ее тяготит.
Римо отступил назад, скрывшись в мраке ближайшего переулка. Незадачливая парочка, обменявшись несколькими словами, отправилась в сторону «Шангри-ла». Римо позволил им отойти на полквартала и двинулся следом, забавляясь мыслью о том, что теперь он следит за кем-то вместо того, чтобы шарить глазами по сторонам, наблюдая, не следит ли кто-нибудь за ним.
Они миновали около десятка кварталов, когда Пайк Чалмерс решил перейти в наступление. Эта улица была гораздо уже большинства иных, а фонари стояли далеко друг от друга. Шагая в двадцати футах позади, Римо увидел, как Чалмерс положил руку на плечи женщине, а Одри уклонилась от его прикосновения, словно рука Пайка была наэлектризована.
– Ну-ну, дорогуша, не надо упрямиться.
Теперь, когда они отдалились от шумной Маркет-стрит, голос Чалмерса звучал ясно и отчетливо.
– Не трогайте меня! – Одри отпрянула в сторону и качнулась на каблуках.
– В глубине души ты ведь только этого и хочешь, не так ли? – спросил Чалмерс.
– Ничего подобного, мужлан вы этакий!
– «Мужлан» – это значит «настоящий мужчина», мой птенчик. А еще у меня есть сосиска, которая как нельзя лучше поместится в твоей кастрюльке, если я не ошибаюсь.
Римо со скоростью ветра беззвучно преодолел разделявшее их расстояние и оказался за спиной Чалмерса.
– Как тесен этот мир!
Чалмерс повернулся, обратил к Римо свое лицо, прищурился в темноте и, наконец узнав его, ухмыльнулся.
– Чертовски тесен, – сказал он. – А тебе лучше проваливать отсюда, да побыстрее.
– У вас неприятности?
– Все в порядке, господин доктор.
– Да, у нас неприятности! – воскликнула Одри и метнулась к Римо, вцепившись теплыми пальцами в его бицепс. – Вы не проводите меня в гостиницу?
– С удовольствием, – ответил Римо.
– Ты уверен? – осведомился Чалмерс. – Если ты будешь вмешиваться в чужие дела, боюсь, это не доставит тебе особого удовольствия.
– Ты пьян, дружище. Может быть, тебе лучше завалиться на боковую, чтобы не проспать завтрашний самолет?
– Мы еще посмотрим, кто из нас завалится на боковую!
Чалмерс вложил в удар весь свой вес, но без особого успеха. Римо действовал осторожно, не желая убивать громилу, но все же сбил его с ног, и Чалмерс потерял сознание еще до того, как упал на асфальт.
Одри изумленно глазела на великана, распростертого на тротуаре.
– Господи, – промолвила она. – Что случилось?
– По-моему, он поскользнулся и ударился головой, – ответил Римо. – Мы можем попробовать отнести его в гостиницу.
– Не надо. Пускай проспится на свежем воздухе.
– Ну, если вы уверены...
– Да, уверена. Если у него украдут бумажник, это послужит ему хорошим уроком.
Одри взяла Римо под руку, и они, оставив поверженного гиганта валяться на улице, вышли на Джалан Пуду и двинулись по направлению к «Шангри-ла».
– Слава Богу, вы подоспели вовремя, – сказала Одри. – Еще минута, и мне пришлось бы несладко.
– Вам следует быть более осмотрительной, назначая свидания, – заметил Римо.
– Типун вам на язык! Я не стала бы встречаться с этим пещерным человеком ни за какие коврижки. Он нашел меня в клубе... впрочем, не важно. Я просила Саффорда... доктора Стокуэлла избавиться от Чалмерса, но он, говорят, лучший в своем деле.
– А именно?
– Чалмерс убивает животных, – произнесла Одри с едва скрываемым презрением. – Этакий, знаете ли, знаменитый белокожий охотник.
– Я и не знал, что мы отправляемся на охоту, – сказал Римо.
– Верно. Наша экспедиция – не охота. Но мы были вынуждены принять меры предосторожности – таково требование страховой компании, к тому же, честно говоря, я бы не хотела встретиться в своей палатке со львом.
– Львы живут в Африке, – сообщил Римо.
– Как бы то ни было, Стокуэлл сказал, что этот наемник остается в составе группы... если, конечно, он не раскроил себе череп и успеет очухаться до утра. Боюсь лишь, что в таком случае нам придется отложить путешествие и искать замену.
– Чалмерс будет в полном порядке, – заверил ее Римо. – Но я и врагу не пожелал бы той головной боли, которая ждет его с утра.
– Это послужит ему хорошим уроком, – повторила Одри. – Впрочем, хватит болтать об этом пресмыкающемся. Как я понимаю, вы родом из Нью-Орлеана?
– Я работал там последние восемь лет, – сказал Римо, припоминая сведения о Рентоне Уорде, собранные КЮРЕ. – А родился я в Канзасе.
– За что вы так любите змей?
Римо улыбнулся:
– За что вы так любите растения и животных, вымерших миллионы лет назад?
– Вы правы. Сдаюсь. – Одри на мгновение задумалась, потом продолжала: – Я увлеклась ими незаметно для себя, Рентой. Там, в Калифорнии, я начинала как ботаник и садовод, потом записалась на курс доисторической жизни. Он должен был заполнить пустое место в моем расписании. Курс как курс, ничего особенного, но лекции заставили меня задуматься. Как это получилось, что виды, господствовавшие на Земле в течение многих миллиардов лет, просто взяли и исчезли? Если бы нам удалось раскрыть эту тайну, мы, может быть, сумели бы спасти самих себя.
– Хотите сказать, над нами нависла угроза вымирания?
– С каждым днем человечество все больше загрязняет воздух, океаны и почву. Планета перенаселена, а управляют ею люди с неустойчивой психикой, способные в одно мгновение стереть нас с лица земли. И даже если Советский Союз рухнул, что из того? Одно государство не может отвечать за все несчастья, происходящие в мире. Почему вы смеетесь? – Одри заметила улыбку Римо, сочтя ее едва ли не оскорблением.
– Я не смеюсь, – сказал Римо, пытаясь унять гнев женщины. – Дело в том, что вы говорите скорее как человек, возглавляющий демонстрации, чем ученый, собирающий ископаемые древности.
– Я занимаюсь и тем и другим, когда есть время, – ответила Одри. – А чем увлекаетесь вы?
– Предпочитаю сидеть в серпентарии и доить своих змей.
Одри хихикнула, словно молоденькая школьница.
– В ваших словах мне почудилось что-то непристойное.
– Что ж, может, так оно и есть, – согласился Римо.
– Кто же ваша любимица?
– Змея, вы имеете в виду? Самец королевской кобры. Двенадцать футов мышц, зубы и яд, одной дозы которого хватило бы, чтобы убить дюжину людей. Он проживает в Нью-Орлеане со своей супругой.
– Как же вы управляетесь со своими змеями?
– Я дою каждую из них раз в месяц.
– Вы, должно быть, очень храбрый человек.
– Опасность поддерживает меня в отличной форме. Существует немало грозных змей – гадюки, коралловые змеи, бушмейстеры, – но если вы оплошали с королевской коброй, вам конец.
– У вас волшебные руки.
– Моя магия заключена в запястьях.
– Надеюсь, вы мне покажете, как это делается.
– У вас есть змея?
– Что-нибудь придумаем.
– Боюсь, это будет непросто, – сказал Римо.
– Полагаю, вы были очень заняты там, в Нью-Орлеане, – продолжала Одри. – Я читала о женщинах во Французском квартале...
– Ну что вы.
– Бросьте, Рентой. Не говорите мне, будто вы ведете жизнь монаха.
– У меня мало свободного времени, – произнес Римо, словно оправдываясь.
– Хорошо, что мы успели пригласить вас, прежде чем работа окончательно вас истощила. Одна лишь работа, и ничего кроме работы.
– Мне сказали, что в этой экспедиции придется хорошенько потрудиться, госпожа доктор...
– Зовите меня Одри.
– Да, конечно.
– Вы правы. Мы отправляемся в трудное путешествие, но, по-моему, не существует законов, которые запрещали бы нам развлекаться в пути.
– Не знаю таких, – отозвался Римо, подумав.
– Так в чем же дело?
Они находились в квартале от «Шангри-ла» и быстро к нему приближались. Заметив это, Одри отпустила локоть Римо и вложила ладонь в его пальцы.
– Вы спасли мне жизнь, – сказала она.
– Это преувеличение.
– Ну, тогда честь. Позор бывает хуже смерти.
– Мне кажется, вы отлично можете постоять за себя в одиночку.
– Вдвоем веселее. Я чувствую себя в долгу перед вами.
– Как-нибудь в другой раз, Одри. Отложим матч из-за дождя. Мне нужно укладывать вещи, готовиться к отъезду.
– Из-за дождя, говорите?
– Если вы не возражаете.
– Ну что ж, – промолвила женщина, поднимаясь на цыпочки и целуя Римо в уголок рта. – Вам нужно поспать. Приберегите свои силы на потом.
– Увидимся утром.
– Не забудьте захватить галоши, – добавила Одри. – В джунглях нас ждут ливни и слякоть.
– Еще бы, – отозвался Римо.