Бамбуковый дракон

Глава 2

Его звали Римо, и ему казалось, что всякого человека весом более трехсот фунтов, носящего велосипедные шорты, которые облегают бедра так тесно, что кажутся нарисованными и подчеркивают каждую ямочку, бугорок и складку нелепых телес, следует отдавать под суд.

Американская парочка, маячившая перед глазами Римо, являла изрядный тому пример. Одинаковые золотые колечки подсказывали Римо, что перед ним супружеская чета, а нежно сцепленные пальцы говорили о том, что эти двое либо только что поженились, либо находятся под романтическим воздействием прогулки по экзотическому городу. До сих пор они таращились на витрины и останавливались у придорожных прилавков, предлагавших всякую всячину – от одежды ручной выделки, камешков и изделий народного промысла до чучел кобр, застывших в угрожающей позе.

По мнению Римо, их совокупный вес составлял около шестисот пятидесяти фунтов, сосредоточенных в основном пониже талии. Одинаковые очки в роговой оправе, завитые волосы и кричаще яркое туристское облачение делали их похожими на персонажей мультфильма, и уличные торговцы не могли удержаться от смеха, когда нелепая парочка проходила мимо. Разумеется, хихикать в лицо возможным покупателям было бы глупо, но если они уже прошли, терять было нечего.

Римо не знал имен толстяков и окрестил их Фредом и Фридой Фрамп. Они попались ему по чистой случайности, но то, что Римо увязался за ними, случайностью не было. Ему нужно было замаскироваться, и, сколь бы ненадежным ни казалось такое прикрытие, Римо прекратил бродить по городу сам по себе. Одинокий круглоглазый в азиатском городе привлекал взгляды, а трое и больше были туристической группой.

Римо не заговаривал с Фрампами и не собирался этого делать. Он не нуждался в обществе. Ему нужно было лишь некоторое время продержаться у них на хвосте, чтобы выяснить, не следят ли за ним, и при этом не попадаться на глаза окружающим. Чем меньше дородные спутники Римо знали о его планах, тем лучше. Пускай эти двое привлекают внимание, а он будет незаметно держаться в тени.

Малайзия превратилась в туристический центр совсем недавно, и произошло это как бы само собой. До сих пор Малайзии было трудно тягаться с соседями. Таиланд, к примеру, мог похвалиться многочисленными соблазнами – от примет древней цивилизации в лице монахов в желтых одеяниях и бесстрастных золотых Будд до разнузданных сексуальных игрищ, сдобренных изрядным привкусом наркотиков. Гонконг и Макао затмевали Малайзию на международном финансовом рынке, а Тайвань манил туристов дешевыми сувенирами. Бали славился изысканными танцами, а Бруней обладал самыми крупными в Юго-Восточной Азии запасами нефти и газа. Филиппины и Индонезия предлагали фешенебельные морские курорты, доступные только толстосумам.

По сравнению с преуспевающими соседями Малайзия включилась в гонку за туристскими долларами достаточно поздно и была знакома широкой публике в основном по старинным романам авторов вроде Эмблера, Блэка и Моэма. Однако в последние годы она все чаще привлекала внимание определенного круга путешественников, желавших насладиться экзотикой, не сталкиваясь при этом с заоблачными ценами, кишащими туристами достопримечательностями и обескураживающими языковыми барьерами. Одних влекла всепожирающая страсть к чужеземной культуре, других – первоклассное обслуживание в гостиницах, третьих – лучшие в мире пляжи. Еще одним преимуществом в глазах трусоватых и осторожных жителей Запада оказалось то обстоятельство, что Малайзия была единственной юго-восточной страной, в которой турист, путешествующий во взятом напрокат автомобиле, мог чувствовать себя в полной безопасности.

Тем не менее Римо, покинув гостиницу, отправился осматривать столицу пешком. Куала-Лумпур, на языке местных обывателей – «KJT», представлял собой стремительно расширяющийся политический, промышленный и образовательный центр страны. Последняя перепись населения города, основанная по большей части на догадках и туманных домыслах, определила число его жителей в один миллион. Туристические путеводители указывают примерно вдвое большую цифру.

Куала-Лумпур начинался с небольшого колониального городка, выросшего на месте оловянных приисков. В дословном переводе его название означает «соединение мутных потоков» и происходит от слияния протекающих неподалеку рек Гомбак и Келанг. Впрочем, нынешний Куала-Лумпур мало чем напоминает старые времена. В его архитектуре смешались причудливая древность и современная функциональность. Прихотливые черты общественных зданий Куала-Лумпура – центральный железнодорожный вокзал, городская мэрия и мечеть – являют собой резкий контраст шаблонным линиям недавно выстроенных зданий высотной школы. Эти два стиля встречаются друг с другом на соседней Маркет-стрит, проходящей по берегу Келанга, – там, где расположен городской рынок, притягивающий местных жителей и туристов, словно магнит – железные опилки.

До встречи оставалось несколько часов, и Римо решил, что торчать в отеле, пытаясь представить себе дальнейшее развитие событий, будет пустой тратой времени. Они с Чиуном поселились в прекрасном номере гостиницы «Мерлин» на улице Джалан Султан Исмаил, но вытащить учителя в город, пока он в который уже раз пересматривал по телевизору свои любимые мыльные оперы, не смогла бы и упряжка лошадей. Еще труднее было бы соблазнить его прогулкой в толпе туземцев китайского происхождения.

– Хорошо еще, что эти люди не японские полукровки, – заметил Чиун, когда они с Римо сидели в аэропорту, дожидаясь прибытия такси. Даже незнакомый человек смог бы понять по голосу старого корейца, как он относится к полукровкам вообще и к японцам в частности. Японская оккупация Кореи 1910 года представлялась Чиуну событием куда более свежим, нежели недавние войны в Кувейте и Боснии.

– К сожалению, японцы забыли урок, преподанный им в Корее, – частенько говаривал Чиун.

– В сорок пятом году, что ли? – спрашивал Римо. – Когда американцы и русские вышибли японцев из Кореи?

– Ваши исторические труды грешат неточностями. Не кто иной, как мастер Синанджу убедил злобного врага покинуть мою страну.

– Как ему это удалось, папочка?

– Он вступил в переговоры с японским императором. Хирохито вывел свои войска, и ему даровали жизнь.

– Очень уж долго они торговались.

При этих словах на лице Чиуна появлялась разочарованная мина.

– Ты по-прежнему мыслишь как белый человек, – сказал он. – Что такое тридцать пять или сорок лет в сравнении с вечностью? У бессмертного Дома Синанджу были куда более важные задачи, чем свержение узурпаторов-варваров.

– Приумножение своего богатства?

– Это вторая по значимости обязанность любого мастера.

– А первая?

– Стремление к просвещению, – отвечал Чиун. – В духе Синанджу.

Сейчас Римо следовало приступить к просвещению в духе предстоящего задания, но последние уроки пришлось отложить до встречи в отеле «Шангри-ла». Римо мог бы потратить свободное время на отдых, если бы не подозрение, что последние два часа кто-то сидит у него на хвосте.

Римо надеялся, что Фред и Фрида помогут ему разобраться в происходящем. Для этого им нужно было всего лишь оставаться самими собой.

Задание было очень простое – прикончить круглоглазого. Контракт предусматривал аванс в размере половины, а остаток предполагалось выплатить после того, как Синг Хоп Ма представит доказательства выполненной работы.

Ничего сложного.

Сплошное удовольствие.

Он нанял шестерых малайцев, которые должны были совершить убийство, сделав вид, будто бы это обычный уличный грабеж. Заказные убийства считались в Куала-Лумпуре тяжелейшим преступлением, и местные злодеи удовлетворялись изъятием у туристов карманных денег – американцы называли их «цыплячьим кормом», – поэтому Синг Хоп Ма нимало не сомневался в том, что, если его людей поймают, они будут молчать из страха, повинуясь инстинкту самосохранения. Синг Хоп Ма принадлежал к местному тонгу Бен Хоа и служил наемным убийцей с тех пор, как ему исполнился двадцать один год. Сейчас ему было тридцать три, он родился в семье малайских китайцев, которые сызмала служили тому же тонгу и воспитали юного Синга в духе почтения к традициям клана. Свое первое убийство он совершил в семнадцать лет, и тонг принял его в свое братство с распростертыми объятиями, оказав молодому человеку почести, от которых его отец едва не прослезился. Теперь Синг Хоп Ма был полноправным солдатом клана, и ему поручали задания, требовавшие от исполнителя опыта и мастерства. Как правило, задания эти были связаны с поддержанием внутренней дисциплины или денежными неурядицами, и лишь изредка – как, например, нынешний контракт – поступали со стороны. Услугами тонга могла воспользоваться другая семья или даже круглоглазый – лишь бы только у него хватило денег.

На сей раз объектом внимания Синга был ничем не примечательный американец. Шесть футов роста, темные волосы, ни шрамов, ни татуировок – во всяком случае, на виду. Сингу вручили фотографию, снятую на расстоянии скрытой камерой в то мгновение, когда объект проходил таможню в аэропорту. Судить о нем по фотографии было трудно. Обычный мужчина спортивного телосложения, но без этих бугристых мышц, которыми в Штатах щеголяют культуристы. В его облике выделялись только необычайно широкие крепкие запястья. Он мог оказаться кем угодно – дельцом или адвокатом, нажившим в одном из своих предприятий смертельных врагов.

Сингу не было нужды вдаваться в подробности. Его интерес в этом деле ограничивался вознаграждением, которое он получал в случае успеха. Ни причины убийства, ни последствия, которые оно могло вызвать за океаном, его не касались. Единственное, что имело значение, была его репутация, и зависела она от тщательности проработки деталей, но Синг проворачивал такие дела добрую сотню раз.

Ему и в голову не приходило, что операция может пойти не по плану.

Вдобавок к фотографии заказчик передал Сингу сведения о том, что его будущая жертва остановилась в «Мерлине», и головорезы-малайцы без труда выследили незнакомца, когда тот вышел из отеля и двинулся вдоль реки по набережной Джалан Ампанг, направляясь к югу в сторону городского рынка. Большинство круглоглазых, экономя силы, предпочитали ездить в такси, но этому пришла охота прогуляться. Он заглядывал в лавки, останавливался то тут, то там, чтобы переброситься словцом с уличным торговцем, но ничего не покупал и даже отмахнулся от разодетых шлюх, заполонивших Маркет-стрит.

Лучше всего было бы прикончить его неподалеку от рынка, думал Синг, втолковывая задание посреднику-малайцу и наблюдая за тем, как тот смешался с толпой и отправился на поиски своих приятелей. Задуманное Сингом групповое нападение было делом необычным, но такие происшествия все же случались. До убийства доходило очень редко, тем более если речь шла о круглоглазых. Единственной приемлемой альтернативой был бы сфабрикованный несчастный случай, но в таком деле на уличных хулиганов надеяться не приходилось, и Сингу Хоп Ма пришлось бы привлечь людей из тонга, уменьшив тем самым причитающийся ему гонорар. Уж лучше нанять малайцев и после завершения операции заграбастать все денежки.

Синг мог бы выполнить задание лично и потешить свою гордость, которая охватывала его всякий раз, когда ему доводилось прикончить круглоглазого, но он не хотел рисковать жизнью и свободой ради дела, не касавшегося семейства напрямую. Если бы этот человек принес вред тонгу – другое дело. В таком случае не потребовалось бы никакой платы, только распоряжение сверху – и оскорбитель расстался бы с жизнью. Время от времени Синг собственными руками выполнял задания руководства, но такое случалось, лишь если на карту была поставлена честь семьи, а расправа должна была послужить особым предостережением врагу. Сейчас у Синга было поручение иного толка, обычное заказное убийство; ни один член клана не пожелал бы впутываться в такое дело без особой необходимости. Пускай грязную работу выполняют малайцы, а Синг разделит награду со своим начальством.

Синг Хоп Ма был обычным предпринимателем вроде банкира или торговца, с тем лишь исключением, что его сделки порой заканчивались внезапной смертью.

Какая разница? Мужчины и женщины, которых он отправлял на тот свет, заслуживали своей печальной участи; все они были заклятые враги семейства Синга Хоп Ма – осведомители, предатели, воры, бандиты и стукачи, никому не нужные, даже сами себе. А если контракт на убийство поступал со стороны, Синг считал, что у заказчика, готового выложить немалые деньги, были серьезные к тому причины – страх, ненависть или ревность.

Синг заметил, как его жертва увязалась за двумя тучными американцами. Наблюдая за ними с противоположной стороны улицы, он вскоре понял, что эти двое не имеют к объекту никакого отношения. Толстяки не обмолвились с ним ни единым словом, хотя продолжали оживленно торговаться с палаточниками, выбирая сувениры.

Если бы они могли постоять за себя, справиться с троими было бы куда труднее, чем с одним, но беглый взгляд убедил Синга в том, что эти мешки с жиром не представляют ни малейшей угрозы. В таком случае их присутствие могло сыграть убийцам на руку. После того как все закончится, полиция решит, что бандиты охотились не на какого-то отдельного человека, а на американцев вообще.

Внимательно осмотрев рыночную площадь, Синг убедился в том, что поблизости нет ни одного полицейского, и если громилы не оплошают, они смогут без особых затруднений окружить туристов и потребовать ценности и деньги. Вероятно, объект попытается защищаться, и в возникшей суматохе один или несколько головорезов пырнут его ножом. Будь они умелыми убийцами, хватило бы и одного удара, но Синг, желая быть уверенным в том, что дело доведено до конца, потребовал, чтобы жертве нанесли не менее шести ранений. Доказательством его успеха должна была послужить газетная шумиха вокруг убийства круглоглазого на центральном рынке.

Синг Хоп Ма не приближался к объекту, держась позади на почтительном расстоянии в пятьдесят ярдов. До сих пор сохранялась вероятность, хотя и незначительная, что нападение сорвется. В таком случае малайцы останутся наедине с законом, и, если они выдадут хозяина, им суждена медленная, но верная смерть. Прекрасно зная о репутации Бен Хоа, эти убогие крестьяне не сделают ничего, чтобы спровоцировать хозяина на расправу с их многочисленными семействами.

Синг Хоп Ма приготовился захлопнуть западню.

Скорее бы начиналось, думал Римо. Он почувствовал «хвост» раньше, чем увидел преследователей, заурядная внешность которых ничем не выделяла их на фоне оживленной рыночной площади. Если бы Римо попросили описать овладевшие им ощущения, он сказал бы, что бандиты излучали враждебность – точно так же, как другие люди излучают страх, тревогу или уверенность. Римо пришлось приложить немало стараний и сил, чтобы воскресить это специфическое чувство, утраченное большинством людей на пути эволюции от «дикого» до «цивилизованного» состояния. Впрочем, уроки Синанджу открыли перед ним очень много спрятанных дверей.

Головорезы еще не успели оказаться в пределах досягаемости, а Римо уже знал, что их шестеро, что все они – малайцы и приближаются к нему парами. Они были не настолько глупы, чтобы перекрикиваться между собой, но, уловив их присутствие, Римо тут же заметил взгляды, которыми обменивались преследователи, сжимая кольцо ловушки.

Их действия были точно согласованы: двое зашли спереди, со стороны Фреда и Фриды, двое следовали за Римо, а последняя пара приближалась справа, пересекая рыночную площадь. Подойдя вплотную, охотники рассыпались полукругом, тесня американцев и пропуская малайцев, которые, заметив опасность, спешили убраться подобру-поздорову.

Фрампы не сразу сообразили, что на их пути возникло препятствие – до такой степени они были поглощены изучением ювелирных изделий на лотке престарелого торговца. И только когда тот принялся торопливо укладывать свой товар, толстяки почуяли неладное. Они заглянули в окружавшие их враждебные лица, побледнели при виде ножей и дубинок, и их телеса затряслись, словно две фигурки, слепленные из желе.

– Каси кита ванг сегала энгкау, – распорядился один из преследователей. – Кошелек или жизнь.

Значит, нападение должно выглядеть обычным ограблением, решил Римо. А уличный торговец должен выступить в качестве свидетеля. То, что грабеж средь бела дня был здесь явлением редкостным, роли не играло. Убийства в Куала-Лумпуре случались еще реже, и, чтобы замести след, бандитам требовалось хотя бы сделать вид, будто их интересуют только деньги.

Римо мельком подумал, что убийцы нацелились на Фреда и Фриду, и тут же отогнал эту мысль. Это были совершенно безвредные люди, если не считать их пренебрежения общепринятыми фасонами одежды, к тому же они ничем не напоминали богачей, из-за которых шестеро закоренелых преступников рискнули бы свободой.

А это значило, что их интересует Римо, иными словами, его маскировка не сработала, но сейчас было не время рассуждать о причинах провала.

Во всяком случае, до тех пор, пока он не покончит с более насущными делами.

– Каси кита ванг сегала энгкау, – повторил главарь шайки, подкрепляя свои слова угрожающим взмахом кинжала в сторону Фрампов. Фред и Фрида взвыли, будто стереопроигрыватель, и вцепились друг в друга. Их полиэстеровые одеяния мгновенно взмокли от пота.

– Не двигайтесь, – произнес Римо, придвигаясь к горе-грабителям. – Вы ошиблись, – добавил он, обращаясь к главарю.

Тот выпучил глаза, помедлил, уясняя смысл предупреждения и, будучи набитым дураком, попросту отмахнулся от него. Он стиснул челюсти и перенес вес тела на выставленную вперед ногу, что свидетельствовало о его намерении сделать выпад. Как только он двинулся с места, уже ничто не могло его спасти.

Бандит скользнул к Римо и уже был готов погрузить кинжал ему в грудь, но в тот же миг его рука внезапно потеряла форму, локтевой сустав разлетелся вдребезги, предплечье треснуло в нескольких местах и вывернулось под неестественным углом, а лезвие кинжала, которым он угрожал Римо, вонзилось между его шестым и седьмым ребром. Даже не успев сообразить, что он уже мертв, головорез сделал несколько шагов по направлению к Фрампам и повалился на землю.

Оставшиеся в живых бандиты навалились на Римо, ответная реакция которого была обусловлена чистыми рефлексами, отчего перед глазами ошеломленных зевак, взиравших со стороны, предстала смазанная картина, напоминавшая нечто вроде расплывшейся кляксы. Римо пустил в ход свои обостренные чувства и, расчленив схватку на отдельные движения, внимательно следил за ними, словно балетмейстер, наблюдающий за исполнением сложного танца.

Два головореза слева находились достаточно близко к Римо, чтобы немедленно вступить в бой. Один из них поигрывал ножом, другой размахивал цепью. Римо ударил первого в горло, прикончив беднягу на месте, и тем же плавным движением развернул его труп, прикрываясь им, будто щитом. Маслянисто сверкнувшая цепь, словно кнут, обвилась вокруг черепа мертвеца. Римо встретил ее хозяина резким ударом в лицо, раздробив ему нижнюю челюсть и вогнав острые осколки кости в глубину мягкого неба.

Уцелевшие бандиты попытались взять Римо в клещи, приблизившись к нему каждый со своей стороны, но он уже был готов к продолжению драки. Казалось, он даже не прикоснулся к ним – во всяком случае, впоследствии Фред и Фрида заявили полиции, что им почудилось, будто бы нападавшие сами перерезали друг друга, так быстро все это произошло, – но, чтобы убить, совсем не нужно раздавать тяжеловесные оплеухи. Для этого вполне достаточно прикосновения ногтем за ухом либо шлепка ладонью по подбородку с расстояния примерно в один фут.

Стычка длилась не более пятнадцати секунд – не хватило бы времени даже перевести дыхание, – и, когда она закончилась, Римо совершенно спокойно и невозмутимо стоял среди тел поверженных врагов. Потом он посмотрел на Фреда и Фриду и подошел к ним так близко, что его ноздрей коснулся запах их дезодоранта.

– Что вы видели? – спросил он.

Фред моргнул глазами, прятавшимися за стеклами роговых очков.

– Черт его знает, мистер. Все произошло так быстро...

– Так быстро, – тонким голосом поддакнула Фрида.

Впоследствии не менее дюжины свидетелей дадут полиции неясные смутные описания круглоглазого воина, но ни один из них не сумеет точно вспомнить, как он был одет и как ему удалось скрыться с места происшествия спустя считанные секунды после драки. Все они сойдутся в том, что это была самозащита, но следователи еще долго будут тревожиться по поводу присутствия в городе человека, способного учинить такое побоище, несмотря на то что его жертвами стали подонки из подонков, на счету которых было шестьдесят пять арестов за тринадцать лет.

Чего еще можно было ожидать от такого человека?

Между тем объект полицейской озабоченности был в первую очередь озабочен тем, как ему вернуться в отель до назначенной встречи. Оставалось еще немного времени, и Римо хотел успеть посоветоваться с Чиуном.

Сколь бы призрачной ни казалась эта надежда, Римо все же рассчитывал на то, что вдвоем они сумеют выяснить, кому понадобилась его смерть.