Одри Морленд шагала вслед за Рентоном Уордом – кем бы он ни был на самом деле – в сторону двора, а в ее голове крутился вихрь мыслей. Судя по звукам, динозавр, которому поклонялись туземцы и которого называли Нагаком, выбрался из храма и, очутившись на площади, устроил там кромешный ад. Одри безошибочно узнала его хриплое рычание еще до того, как увидела чудовище воочию. Она опасалась, что рев динозавра будет преследовать ее в ночных кошмарах долгие месяцы.
Но в этот миг ее внимание было приковано к иному звуку, напоминавшему гудение трубы. Может быть, какое-то другое животное... или туземцы пытаются отвлечь свое смертоносное божество и дуют в рога?
Впрочем, нет. Одри уже слышала эту трубу, но ей никак не удавалось сосредоточиться, извлечь из памяти нужные звуки и превратить их в осмысленный образ. Труба завывала, будто...
Слон!
Дедуктивное мышление в духе Шерлока Холмса не имело никакого отношения к прозрению Одри. Скорее оно объяснялось тем, что в это мгновение женщина вышла из-за угла, за которым расстилалась площадь двора, и увидела перед собой неясные очертания толстокожего.
Это был не просто слон, а слон с наездником, старичком чудаковатой наружности. Его голову венчали пряди седых волос, а тщедушное тело было облачено в некое подобие черной пижамы. Одри видела, что человек этот, хотя и азиат, не принадлежит к племени похитителей. В руках у него не было ни палки, ни кнута, обычных для погонщиков слонов, и тем не менее зверь, похоже, понимал его приказы и подчинялся с видимой охотой... до определенных пределов, разумеется.
Слон внимательно следил за цератозавром, который метался взад-вперед в тридцати футах перед ним. Судя по всему, огромные животные видели друг друга впервые, во всяком случае, не обнаруживали никаких признаков узнавания. В поведении рептилии угадывались подозрительность, гнев и нечто вроде злорадства, какое редко встретишь у живых существ, если не считать человека. Слон, в свою очередь, явно не желал доставить противнику удовольствие лицезреть свой страх. Одри увидела, как он поднял хобот и хрипло затрубил, дразня доисторического хищника.
После секундного колебания динозавр приподнялся на задних лапах, взмахнул громадным хвостом и бросился вперед, шипя и широко разевая пасть. Если слон и был испуган или обескуражен, он ничем этого не выдал. Вместо того чтобы отступить к открытым воротам, он наклонил голову, свернул хобот и, выставив бивни, кинулся в атаку.
Одри заметила, что погонщик слона предпочел укрыться в безопасном месте, не дожидаясь начала схватки. Он совершил головокружительное тройное сальто, развевая своим кимоно, будто летучая мышь крыльями, и повернулся, глядя на лесных гигантов, которые столкнулись телами, издавая звучный скрип и скрежет костей и плоти.
Все взоры были прикованы к этому мрачному первобытному состязанию. Одри также не была исключением, однако ее мысли отнюдь не ограничивались судьбой двух зверей-гладиаторов. Их неясные фигуры расступились, и женщина отчетливо увидела в образовавшемся просвете далекое мерцание фонтана, сиявшего, будто маяк ее надежд.
Урановая руда залегала где-то совсем рядом, под городом, населенным уродцами. Связь Одри с мятежниками была потеряна навсегда – спасибо Рен-тону Уорду, – но ничто не могло помешать ей передать координаты месторождения китайцам и, выполнив тем самым свои обязательства, получить вторую половину вознаграждения в размере пятисот тысяч долларов. Если потребуется, она не таясь войдет в китайское посольство и обеспечит свое будущее.
Будущее, сулившее богатство и изобилие досуга.
Ей пришло в голову, что вдобавок можно было бы получить премию, сумей она помешать малайскому правительству отыскать уран до того, как в дело вступят ее китайские покровители. Насколько могла судить Одри, кроме нее, о радиоактивном фундаменте города знал только Рентой Уорд. Старый добрый Саффорд пребывал в сказочном мире грез, любуясь цератозавром, словно ребенок, получивший на Рождество новую куклу. Сибу Сандакан мог помешать Одри, но ему потребуется время, чтобы добраться до Куала-Лумпура. А в таком путешествии может случиться всякое – если Сибу вообще сумеет выбраться отсюда живым.
Оставался лишь Рентой Уорд. Судя по тому, что видела Одри, попытки застать его врасплох или оглушить ударом по голове были обречены на неудачу. Подумать только, мастер кунг-фу из нью-орлеанского серпентария! Как только Уорд доберется домой и начнет распространяться о находке, эта легенда долго не продержится.
Если он доберется домой.
Лучше всего, если Рентона прикончит слон или динозавр. Как ни жаль терять такого замечательного любовника, Одри понимала, что с миллионом долларов в кармане она уже никогда не будет испытывать недостатка мужского общества. Она и без того не жаловалась на невнимание со стороны представителей противоположного пола и все же была уверена, что в Рио-де-Жанейро, на Ривьере и Таити ее ждут более изысканные наслаждения.
Почему бы и нет, в конце концов?
Для начала нужно было отделаться от бывших спутников и спрятаться в надежном месте.
Наблюдая за битвой, развернувшейся перед ее глазами, Одри решила, что более удобного времени не найти.
Следующая остановка – молочная река с кисельными берегами, сказала она себе.
Уловив краешком глаза быстрое движение, Римо повернул голову и увидел Одри Морленд, которая бежала к стене, отмечавшей границу древнего города. Главные ворота располагались в шестидесяти ярдах справа, но женщина и не подумала свернуть в ту сторону. По-видимому, она собиралась спрятаться за приоткрытой деревянной дверью односкатного навеса, пристроенного изнутри стены.
– Ждите меня здесь, – распорядился Римо, уверенный в том, что подопечные выполнят его приказ, и озабоченный не столько опасностью, грозившей им в то мгновение, сколько перспективой упустить шпионку.
Римо бросил взгляд на сражающихся исполинов и едва успел увернуться от кровавой струи, брызнувшей из левого уха слона, когда острые клыки динозавра оставили на нем четыре борозды. Теперь ухо висело лохмотьями, но слон и не думал отступать. Внезапная боль лишь подстегнула толстокожего, который бросился вперед, неистово размахивая бивнями. Ящер отпрянул и взревел, но прежде чем он отпрыгнул на безопасное расстояние, на его боку заалела глубокая рана.
В этот миг Римо уже мчался во весь опор. По ту сторону каменной арены он заметил крохотную, одетую в черное фигурку Чиуна, наблюдавшего за битвой титанов. Чиун тоже увидел Римо и поднял раскрытую ладонь. На лице старика было написано равнодушное безразличие, как будто он и его ученик случайно встретились где-нибудь в сеульском ресторанчике, а не на залитой кровью площади, где ожившие кошмары лакомились человечьей плотью.
Римо продолжал гнаться за Одри, зная, что Чиун сумеет постоять за себя в любых обстоятельствах. Он не имел понятия о том, где Чиун раздобыл слона, но, взглянув на цепочку истерзанных мертвых тел, ведущую к воротам, понял, что еще до встречи с Нагаком толстокожему пришлось немало потрудиться.
К этому времени Одри пересекла двор и оказалась в нескольких шагах от навеса, быстро приближаясь к нему. Внезапно она резко остановилась и испуганно отшатнулась. Дверь навеса открылась, и оттуда навстречу женщине выскочил громадный измазанный грязью туземец, потрясая копьем. Еще наддав ходу, Римо услышал вопль Одри, перекрывающий хриплые, ревущие звуки смертельной схватки.
Наблюдая за битвой, какую не видывали нынешние поколения людей, Чиун тихонько напевал себе под нос. Грубым созданиям не хватало утонченности, и все же зрелище заслуживало определенного внимания. Симпатии корейца принадлежали слону, который служил ему верно и бескорыстно, однако, глядя на ловкие прыжки, дьявольские когти и сверкающие клыки динозавра, его трудно было представить в роли побежденного.
И тем не менее, вспоминая легенды Синанджу, Чиун был несколько разочарован. Он надеялся, что дракон станет размахивать крыльями и плеваться огнем – короче говоря, устроит более красочное представление. В таком случае исход битвы был бы предрешен заранее, а слон не имел бы ни малейших шансов на победу, однако Чиун находил в древних преданиях особую прелесть, хотя и сомневался в том, что громадный ящер мог оказаться хранителем несметных сокровищ.
Его внимание отвлекли голоса, внезапно раздавшиеся сбоку. Чиун повернулся, готовясь сразиться с туземцами, и в тот же миг мимо него просвистело копье. Угодив в слона, оно впилось ему в плечо. Вслед за первым последовали еще два копья, также попавшие в цель. Они не представляли смертельной угрозы для толстокожего, лишь рассердили его. Слон встряхнулся, при этом одно копье упало на землю, но оставшиеся прочно застряли в шкуре.
Чиун ни капли не удивился.
Он насчитал семь дикарей, трое из которых столь легкомысленно расстались со своим оружием, а еще двое готовились метнуть копья. Они орали, подбадривая Нагака, словно толпа подвыпивших болельщиков на воскресном футбольном матче.
Мастер Синанджу обрушился на туземцев, прикончив двоих еще до того, как они успели осознать грозящую им опасность. Уцелевшие прислужники дракона повернулись к Чиуну, но спасаться бегством было уже поздно.
Слишком просто, думал Чиун, беспрепятственно круша неприятеля и рассекая плоть и кости с легкостью мясника, разделывающего тушу. Борьбы не получилось, и вскоре он покончил с дикарями, поднял одно из валявшихся на земле копий, взвесил в руке и, сочтя его бесполезной игрушкой, нахмурился и отшвырнул в сторону.
Чиун не ведал жалости к врагам. Туземцы сами напали на него, хотя легко могли бы отступить в джунгли и спрятаться там. И если им вздумалось сразиться с мастером Синанджу, было заранее ясно – по крайней мере ему самому, – что их ждет страшная унизительная смерть. Безрассудство лишено достоинства, и старый кореец не почувствовал ничего, кроме презрения к тем, кто готов рисковать жизнью, не имея никакой надежды на победу.
Он вновь обратился к созерцанию схватки гигантов. Было совершенно ясно, что победитель определится в ближайшие минуты.
Мастер Синанджу сочувствовал слону, но если бы ему пришлось заключать пари, он поставил бы все свои деньги на дракона.
Римо находился в дюжине шагов от навеса, когда туземец вонзил копье в живот Одри чуть ниже ребер и поднял женщину в воздух, словно рыбу, трепещущую на острие гарпуна. Одри вскрикнула, издав дикий, сверхъестественный вопль, в котором было столько же боли, сколько неверия, и Римо увидел, как дикарь запрокинул лицо и открыл рот, ловя губами первые теплые капли, выступившие у нее на лице.
Римо показалось, что у него в голове что-то щелкнуло, а глаза на короткое мгновение заволокла кровавая пелена. Он должен был расправиться с этой женщиной и выполнил бы задание, не испытывая угрызений совести, однако в этом убийстве, напоминавшем сажание на кол, в этой жажде крови было что-то столь варварское и бесчеловечное, что Римо отбросил колебания и, ощутив прилив яростной энергии, устремился к своей цели.
Туземец увидел своим единственным здоровым глазом приближение Смерти, но сделать ничего не смог. Инстинкт самосохранения заставил его выпустить из рук копье и ретироваться под защиту навеса.
Напрасные надежды. Едва он успел ступить на порог укрытия, Римо ухватил его за волосы на затылке и выволок наружу. Хватило бы и удара в место сочленения позвоночника и черепа, но Римо не позволил дикарю отделаться легкой смертью. Он вытащил противника на открытое пространство, поставил туземца на громадные косолапые ступни и замер, дожидаясь ответных действий с его стороны.
Одноглазый дважды моргнул, пробормотал что-то на родном языке и нанес сокрушительный удар, целясь в голову Римо. Это было последнее движение, совершенное его телом по своей воле. Рука туземца, словно лучина, треснула в запястье и локте и с отвратительным чмокающим звуком выскочила из плечевого сустава. Прежде чем одноглазый успел осознать собственную беспомощность и близость неминуемой смерти, собственная рука туземца хлестнула его по лицу с такой силой, что проломила нос и скулы и срезала передние зубы по линии десен. Еще один удар, расколовший его череп, – и труп дикаря повалился на землю рядом с Одри.
Римо опустился на колени подле женщины и приподнял ее голову, стараясь не делать резких движений, которые могли бы вызвать новый пронизывающий все тело приступ боли. Он не стал вынимать копье, даже не притронулся к нему, понимая, что Одри безнадежна – об этом свидетельствовали капли темной крови, сочившейся сквозь ее рубашку на груди и спине. Спасти женщину мог бы только хирург-травматолог, вооруженный последними достижениями медицины, но в малазийских джунглях трудно сыскать современную операционную. Даже если бы в эту минуту на площадь опустился вертолет, Одри истекла бы кровью либо умерла от шока в первые же минуты полета, задолго до того, как ей оказали бы необходимую помощь.
Римо откинул волосы с ее лица и спросил, как она себя чувствует.
– Дерьмово, – откровенно ответила Одри. – Это нечестно.
– О чем вы?
– Проклятая философия. – Женщина скривила лицо, перебарывая боль. – Полагаю, у вас нет в запасе фокуса на этот случай.
– Боюсь, нет.
– Я так и подумала. Проклятие! Не бросайте меня, Рентой.
– Не брошу.
Одри улыбнулась, бросая вызов судьбе.
– Итак, вы победили.
– Мы играли в разные игры, – ответил Римо. – Могу лишь утешить вас тем, что победа не принесет мне богатства.
– К черту утешения, – прошипела Одри. – Кто-то ведь должен остаться в выигрыше.
– Полагаю, выигрыш поделят без нас.
– Но уж, во всяком случае, не Пекин.
Римо покачал головой:
– На сей раз китайцы останутся с носом.
– Впрочем, плевать. Хотите получить пятьсот тысяч, Рентой?
– Нет, – ответил Римо, не задумываясь.
– Вы уверены? Я скажу вам, где лежат деньги, как их достать, только обещайте...
– Обещаю, и совершенно бесплатно, – прервал ее Римо. – Закройте глаза.
Одри подчинилась, и Римо легким прикосновением к виску навсегда избавил ее от страданий, погрузив женщину в небытие.
Яростный рев и крики боли, разносившиеся по площади, оторвали Римо от тягостных дум. Он поднялся на ноги и повернулся к сражающимся гигантам, вглядываясь в их неясные тени, исполнявшие мрачный танец смерти.
Оставив труп Одри у стены, Римо отправился искать Чиуна.
Это величайшая битва века, любого века, думал Стокуэлл. «Парк юрского периода» со всеми его спецэффектами можно было отправлять на свалку. Перед глазами профессора разыгрывалась живая картина – никаких тебе миниатюр, сценической крови, голубых экранов или покадровой съемки.
Зрелище было столь реальным, что Стокуэлл даже чувствовал запахи; ему в нос ударил ошеломляющий металлический запах крови, которая плеснула в лицо профессору и потекла по щекам и шее, забираясь под расстегнутый ворот рубахи. Мускусное благоухание цератозавра напомнило ему запах, издаваемый некоторыми видами змей, когда их поймаешь или застанешь врасплох. В начале сражения слон время от времени испускал струю мочи, и теперь над площадью витало аммиачное зловоние, способное даже мертвого поднять из могилы.
Все это игра воображения, думал Стокуэлл, однако он мог бы поклясться, что земля под его ногами порой ходит ходуном. Ни один человек на Земле – разве что местные туземцы – не видывал прежде ничего подобного, а значит, именно ему, профессору Стокуэллу, суждено стать первым ученым, который поведает об этом всему миру.
Тут он вспомнил об экспедиционном имуществе – фото– и видеокамерах и прочем оборудовании, отнятом туземцами при входе в город. Господи, да ведь это произошло считанные часы назад! А Стокуэлл так и не отснял ни одной фотографии, ни одной видеокассеты, которые послужили бы подтверждением его слов, когда они сумеют выбраться отсюда.
Если сумеют.
Разумеется, у Стокуэлла были свидетели. Несчастный Пайк Чалмерс не шел в расчет, но оставались еще Сибу Сандакан и загадочный доктор Уорд.
И Одри. Куда она запропастилась на этот раз?
Впрочем, сейчас Стокуэллу было не до женщины. Профессора всецело захватило зрелище грубой жестокой силы, развернувшееся перед его глазами. Каждое движение цератозавра казалось ему исполненным поэзии, а само чудовище словно бы сошло с пыльных страниц книг доктора Стокуэлла, покрытых зарисовками доисторических ящеров.
Он увидел, как слон бросился вперед, выставив бивни, но динозавр ловко отскочил в сторону, мотнул головой и впился широко открытой пастью в спину соперника. Из свежей раны хлынула кровь, стекая ручьями по серой шкуре слона и собираясь в лужицу на земле, которую месили громадные ступни, превращая ее в грязь ржавого цвета.
Слон покачнулся и встал на дыбы, словно лошадь, стремясь сбросить с себя противника. Ящер выпустил его спину, повалился на бок и распластался в грязи, не выпуская из зубов рваный клок мяса. Прежде чем он успел вскочить на ноги, слон подскочил к нему и воткнул между ребер хищника длинный бивень, нанеся зияющую рану под его передней левой лапой.
Цератозавр взревел от злобы и боли и отпрянул назад, оставив на правом бивне слона кровавые пятна. Нимало не обескураженный, он метнулся вправо, потом влево – судя по легкости, с какой был выполнен этот прием, чудовище не впервые пускало его в ход. Чтобы не выпустить противника из виду, слону пришлось поворачиваться следом, однако потеря крови и головокружение привели к тому, что его шаги стали неровными, колеблющимися.
Почуяв слабость соперника, ящер приблизился к слону и, увернувшись от сверкающих бивней, вонзил клыки ему в загривок, резко дернул головой, перемалывая плоть и кости и разбрызгивая кровь. Слон издал стон, жуткий неестественный вопль, беспомощно размахивая хоботом и упираясь всеми четырьмя ногами. Однако "больших размеров и веса было недостаточно, чтобы спастись. Теперь, когда противник очутился вне досягаемости его бивней, слону оставалось лишь метаться из стороны в сторону, стараясь вырваться.
Слишком поздно.
Хруст сломанного позвоночника оказался столь громким, что Стокуэлл явственно расслышал его на фоне шума, издаваемого гигантами. Слон в мгновение ока съежился, словно кто-то проткнул чудовищный воздушный шарик; его столбообразные ноги подогнулись, а брюхо опустилось на землю. Цератозавр все еще налегал на слона сверху, продолжая стискивать зубами его шею. Однако уже в следующее мгновение даже примитивному разуму ящера стало ясно, что сражение окончено.
Динозавр неохотно разжал челюсти и отступил назад, оберегая искалеченный бок. Из раны хлестала кровь, и на расстоянии невозможно было определить, насколько она серьезна. Судя по всему, рана причиняла ящеру невыносимую боль – он даже не задержался у тела поверженного противника, чтобы отведать его мяса.
Более того, на глазах Стокуэлла он повернулся к воротам, намереваясь скрыться в темноте джунглей, простиравшихся за границей городских стен. Он уходил! Еще несколько секунд, и он будет потерян для Стокуэлла навсегда!
Профессор двигался, словно в полусне, едва сознавая, что он торопливо шагает к гигантскому доисторическому ящеру, который в этот миг поворачивался к нему спиной. Почувствовав чьи-то пальцы, схватившие его за рубашку, Стокуэлл решительно вырвался. Уж если он не смог сфотографировать динозавра или посадить его в клетку, то по крайней мере хотя бы пощупает его рукой.
Сейчас или никогда.
Профессор потянулся к извивающемуся хвосту и увидел, что тот движется ему навстречу. Цератозавр не видел Стокуэлла, а если и видел, то обращал на него столько же внимания, сколько медведь гризли на комара. То, что произошло в следующую секунду, было самым заурядным несчастным случаем, в котором больше всех был повинен сам Стокуэлл.
В последний момент он попытался увернуться и поднял руки, защищая лицо, но было слишком поздно. Твердый кончик хвоста молниеносно хлестнул профессора по голове, сорвав клочок кожи с его черепа, и сбил Стокуэлла с ног, повалив его в грязь.
Мир перед его глазами закружился и перевернулся, чернота ночи сменилась кровавым багрянцем, но даже и теперь профессор продолжал наблюдать за чудовищем своей мечты, которое протиснулось сквозь ворота и исчезло в темноте.
Стокуэлл мог поклясться, что видел фигурку одетого в черное худощавого старика, со скоростью ветра скользнувшего вслед за динозавром.
– Либо мы уходим сейчас же, – сказал Римо, – либо мы останемся здесь навсегда.
Сибу Сандакан поднял Стокуэлла на ноги. Из раны на его голове сочилась кровь, однако было непохоже, что профессору грозит серьезная опасность. Разумеется, он задержит своих спутников в дороге, но им было не привыкать.
– А как же доктор Морленд? – спросил Сибу дрогнувшим голосом.
– Она не идет с нами, – ответил Римо.
– Одри? – Профессору Стокуэллу хватило сил расслышать и узнать имя, но он по-прежнему не мог сфокусировать взгляд.
– Мы встретимся с ней позже, – пообещал Римо.
Вокруг погибшего слона собралась кучка туземцев. Некоторые тыкали животное копьями, другие смотрели на чужаков, указывая на них пальцами и осыпая проклятиями. Римо вполголоса выругался.
Бежать было бессмысленно – туземцам не составит труда отыскать их в джунглях. Будь Римо один, он легко ускользнул бы от дикарей либо устроил засаду и перебил их до последнего человека, но Сибу и Стокуэлл значительно ограничивали свободу его действий. Поэтому он решил, что будет лучше покончить с этим делом сейчас же, не сходя с места. Это означало уничтожить все племя, но Римо совсем не хотелось несколько дней напролет отсиживаться в укрытии, уклоняясь от копий и стрел.
К ним приближались шестеро или семеро туземцев, переговариваясь между собой, и Римо уже собирался выйти им навстречу, когда в грудь их вожака вонзилась стрела, швырнув дикаря на землю. Тут же просвистела вторая стрела, свалив его соплеменника, стоявшего слева, а затем и третья, унесшая жизнь долговязого циклопа, шедшего следом за главарем.
Этого было достаточно. Туземцы взвыли в один голос и бросились наутек. Уже секунду спустя Римо и его спутники оказались наедине с мертвым слоном и несколькими десятками изуродованных человеческих трупов.
– Отличная стрельба, – сказал Римо Чиуну. – Я вижу, ты не терял времени зря.
– Я был занят совсем другим делом, – ответил кореец. – Я охотился на дракона.
– Ну и?...
– Я не стал его убивать. У него нет ни сокровищ, ни волшебства. Моим сородичам он не нужен.
– Что ж, попытаем счастья в другой раз.
– Во всяком случае, ты нашел, что искал. – С этими словами Чиун кивком головы указал на светящийся фонтан.
– Пускай им занимаются другие. Спасибо, что помог нам, папочка.
– Я должен был удовлетворить свое любопытство, – промолвил Чиун. – Это очень, очень странное и необычное место.
– Можешь повторить свои слова еще раз.
– Бессмысленное повторение слов – верный признак глупца.
– Прости, папочка. Я был не прав.
– Нам пора, – заявил Чиун. – Я и без того пропустил слишком много телепередач.
– Согласен.
Римо вынул из кармана маленький передатчик, нажал кнопку и положил коробочку рядом со слоном. Аппарат не издал ни звука; не заметил Римо и вспышки лампочек.
Если прибор неисправен, это не его забота.
Римо повернулся и двинулся к воротам, догоняя остальных, которые опередили его ярдов на пятьдесят.