Bang-bang

Глава 9

Я заказываю в номер какую-то еду, съедаю все подчистую, не ощущая вкуса. Если кто-то спросит меня, спал я все это время или нет, я не отвечу. Наверное, спал. Но разница между сном и явью была очень зыбкой, едва уловимой. И там, и там — кошмар. Непрекращающийся, затягивающий, мутный ужас.

Те ребята, про которых я читаю днем, во сне приходят ко мне. Со своими ублюдочными исповедями. Странное дело, большинство из них вовсе не считают, что поступили плохо. Отцы семейств, отравившие угарным газом всю семью — жену и трех детей, а потом повесившиеся на люстре. Матери, аккуратно положившие грудных детей в картонную коробку, а коробку — в мусорный контейнер. Наркоманы, убивавшие ради денег на очередную дозу. Психи, пускавшие в ход нож просто потому, что им хотелось посмотреть на труп. Малолетние проблемные засранцы, которые убивали для того, чтобы проверить, хватит ли у них духу на убийство.

Все они заходят по очереди в мою комнату, присаживаются на краешек постели и заводят одни и те же разговоры. В темноте выделяются только их бледные лица. Словно тел не существует вовсе. У всех — приглушенные голоса, будто говорят они с мешком на голове. Потухшие глаза глядят в одну точку — прямо в середину моего лба. Их взгляды напоминают нацеленный в лоб ствол пистолета.

Они говорят и говорят, а я не в силах их остановить.

Пока ничего не знаешь, живешь, как живешь. Стоит вникнуть в проблему, и ты вокруг видишь только ее. Мне кажется, что все люди делятся на три категории — убийц, их жертв, самоубийц. Если ты не принадлежишь ни к одной из них — просто еще не успел. Так думаю я, просыпаясь в холодном поту. Интересно, в какую категорию попаду я?

У меня есть альтернатива, но нет выбора.

Каждый раз, когда я возвращаюсь в отель с новым ворохом газет, я ожидаю увидеть номер, перевернутый вверх дном. Так всегда бывает в книгах и фильмах. Герой возвращается после вылазки в город, а его квартира или номер в гостинице напоминает поле битвы. Там обязательно успевает побывать либо смертельный враг героя, либо полиция. И устроить жуткий беспорядок, так ничего толкового и не найдя. Я ожидаю увидеть нечто подобное.

Это просто расшатанные нервы.

Это просто стереотип мышления, привитый современным искусством.

Это просто фантазии ребенка, начитавшегося страшных сказок.

На самом деле, номер всегда оказывается в полном порядке. Все разложено по полочкам, отмыто, вычищено, опрыскано средствами дезинфекции. Запах химии и освежителя воздуха. Как будто здесь никто никогда не жил. Я думаю, что так оно и будет после моей смерти. Все следы моего пребывания будут старательно уничтожены, чтобы не портили жизнь тем, кто придет после меня. Им захочется стерильности и химической свежести, а я — что-то вроде подозрительного пятна на простыне. И все мои творения — не больше чем полная окурков и осклизлой серой мерзости пепельница в чистом номере. Дрянь, которую не удосужились вовремя убрать перед въездом новых гостей. После меня кому-то придется обработать кусочек мира средствами для мытья стекол, растворителями ржавчины, средствами для удаления жирных пятен, растворителями краски, универсальными средствами для мытья полов, для очистки и полировки мебели, хорошим стиральным порошком… Добро пожаловать в мир, очищенный специально для вас, ребята! Только помните — когда-нибудь и по вашим делам пройдутся тряпкой, смоченной в щелочном растворе.

Один раз, когда на меня накатывает тоска по своей милой квартирке, где никто не уничтожает следы моего существования, эту наскальную живопись гомо сапиенс, и я оказываюсь рядом с многоквартирным домом, в котором жил совсем недавно, я замечаю машину, стоящую под моими окнами и двух крепких ребят в ней. Один из них курит, другой пьет чай из жестяной банки, и оба время от времени зорко поглядывают по сторонам. Я едва успеваю нырнуть за угол и думаю, что вряд ли когда-нибудь посижу в своем продавленном кресле, притащенном со свалки, и посмотрю на мигающую рекламу джинсов Edwin. Я почти скучаю по соседу-меломану и почти раскаиваюсь в том, что сделал с ним.

Новый телефон я нахожу у порога своего нового номера, похожего на предыдущий, как один день моей жизни похож на другой. Кто-то положил его, постучал и сбежал. Детские игры. Инфантилизм, застревание на анальной стадии развития. Это — он, с моей точки зрения.

— Ну, как твои успехи? — говорит мой знакомый убийца. — Раскопал что-нибудь интересное?

— Нет, — устало говорю я. Всматриваясь целый день в крошечный шрифт газетных колонок, устаешь так, что даже подброшенный маньяком телефон не может поколебать твоего буддистского спокойствия.

— Наверное, опять голову ломаешь, что теперь делать?

— Угадал.

— Стоит ли? Знаешь, мне кажется, ты сам толком не знаешь, к чему стремишься. Не имея конкретной цели трудно добиться положительного результата. Ты просто не сможешь определить, положительный это результат или отрицательный, и вообще, результат ли это…

— Я-то прекрасно знаю, чего хочу.

— Вот как? И что же это?

— Верни Юрико, — засыпая, бормочу я.

— Ты все это затеял из-за нее?

— Тебе-то какая разница?

— И все-таки?

— Я смотрю, ты тоже любитель задавать вопросы. Не боишься тупика?

Он смеется. От его ритмичного тихого «ха-ха-ха» у меня сводит мышцы живота. В этом смехе есть что-то гипнотическое.

— Я от ответов не завишу, — наконец произносит он. — Не то что ты.

— Ага, — говорю я.

— Нет, серьезно…

— Ну-ну.

Он вздыхает. А я вдруг ощущаю себя подростком, хамящим взрослому в ответ на замечание. Все из-за его поганого вздоха. Так вздыхал мой отец, когда я приходил из школы, выпив с приятелями пива по дороге.

— Где Юрико? — говорю я и злюсь на себя еще больше.

— Там, где она хочет быть, — сухо произносит он. — Самому-то не надоело строить из себя обиженного ребенка?

Сукин сын, думаю я. Самый настоящий сукин сын. Я пытаюсь разозлиться на него, но испытываю лишь неловкость за свое плохое поведение. Это все из-за усталости. Так я себя успокаиваю и говорю:

— Пошел ты!

— Да-да-да, очень сильный ход. Эй, надеюсь, ты не собираешься разбить и этот телефон? У тебя это входит в привычку. Так же, как и грубить.

— Слушай, давай закончим разговор, а? Я не понимаю, чего ты от меня хочешь. Ты не собираешься отвечать на мои вопросы. Зачем тратить время? Я хочу выспаться…

Он выдерживает полную драматизма паузу, чтобы потом поразить меня:

— Знаешь что, а может, нам с тобой встретиться? Может, при личной встрече ты не будешь вести себя, как кретин?

— Если рассчитываешь, что я тебя испугаюсь, ошибаешься.

— Я не сомневался, что ты настоящий храбрец. Только вот что я тебе скажу — ввязываться в эту историю стоит только в том случае, если ты твердо решил умереть. Хеппи-энда не будет. Ты готов? Действительно готов к тому, что та пара туфель, которая сейчас стоит рядом с дверью твоего номера, — последняя в твоей жизни?

— Ты говоришь так, будто у меня есть выбор.

— А ты умнее, чем я думал… Конечно, для того чтобы быть фаталистом много ума не надо. Но здесь ты попал в точку. Выбора у тебя нет. Правда, не уверен, что ты четко себе представляешь, почему. Совсем не представляешь, — он смеется.

— Рассказать не хочешь? Может, еще не поздно что-то изменить?

— Поздно, приятель, поздно. Но тебя это не должно огорчать. Тебе ведь нечего терять, верно?… Ты хорошо спишь? — вдруг спрашивает он.

— Нормально.

Я не понимаю, к чему он клонит, и не хочу понимать. Все, чего я хочу, — прекратить разговор. Но повесить трубку первому почему-то не хватает решимости.

— Никогда не думал, почему люди спят? Зачем вообще организмам с развитой нервной системой необходим сон? Ученые до сих пор не могут понять… Во время сна корковые нейроны многих областей мозга продолжают сохранять ритмическую активность. То есть мозг не прекращает работу, не отдыхает. Для чего же нужен этот механизм? Тело может отдохнуть и без всякого сна… А сколько случаев, когда люди после какой-нибудь встряски переставали спать и прекрасно себя чувствовали. Что ты скажешь, а?

— Да ничего я не скажу! Я как раз хочу спать, и мне плевать, зачем я хочу спать. Просто хочу и все…

— Ладно, ложись спать. Хотя на твоем месте я потратил бы оставшееся время с большей пользой. Поразмысли над тем, что я сказал. Вот тебе загадка на ближайший день. Пока!

Я не успеваю сказать ни слова. Он дает отбой.

Я слишком хочу спать, чтобы думать о чем-то. Даже если ко мне в номер вломится целая толпа маньяков с бензопилами, им придется подождать, пока я высплюсь.