Барсук

2

— Просыпайся, Ники! Просыпайся!

Просыпаться мне не хотелось. Я хотел ещё поспать. А ещё больше хотел просто остаться в тёплой постели. С тех пор как взорвался отопительный котёл, каждое утро превращалось в адскую пытку. За ночь оконные стёкла изнутри покрывала такая толстая изморозь, что на ней можно было написать пальцем своё имя.

— Просыпайся, Ники! Нам пора.

Это, конечно, был Кенни. Мой брат. Его называют недалёким, и он такой и есть. Я знаю, что называть людей недалёкими в наше время считается неприличным, но Кенни это слово подходит как нельзя лучше. У него в голове нет тараканов, как у некоторых.

Он не вычисляет днями напролёт углы треугольников и не придумывает другим всякие гадости. Просто он считает, что все люди такие же добрые, как он сам, и умеет думать не больше одной мысли за раз.

Когда Кенни появлялся на свет, его мозг перенёс кислородное голодание, и от этого он теперь, как говорят взрослые, отстаёт в развитии. Но по-моему, как я уже сказал, просто называть его недалёким лучше, добрее и честнее, чем приплетать всякие «нарушения» и «ограниченности» чего-то там.

Иногда мне хочется быть таким же недалёким и счастливым, как Кенни.

— Ну давай, Ники, — не отставал Кенни.

Я приоткрыл один глаз и посмотрел на окно. На улице было темно как в могиле.

Но лучше бы я этого не делал.

— Ха! — радостно воскликнул Кенни. — Я всё видел. Ты не спишь. Вставай, и пойдём.

— Кенни, отстань, — сказал я. — Ещё жутко рано и чертовски холодно.

Но Кенни не слушал. Он силой вытащил меня из кровати, и я опомнился, только уже натягивая штаны.

— Кенни, ты что вообще устраиваешь? — спросил я, стараясь, чтобы вопрос не прозвучал сердито. Сердито с Кенни разговаривать нельзя, потому что он от этого расстраивается.

— Идём, — ответил он. — Будет здорово.