Барышня ищет работу

И исчез на ровном месте.

— И что будет? — вот теперь Марьяне стало страшно.

Я для начала быстро дёрнула их в свою часть коридора за дверь.

— Теперь уже — что будет, то и будет, — сурово сказала обеим. — Говорила вам — нечего туда идти, можно подумать, меня кто-то послушал. Марьяна, ты умеешь выводить запахи из одежды?

— Умею. Давайте так — я отведу Лидочку домой и вернусь, и мы вместе попробуем.

— Пойдём нога-а-ами, я не могу так больше, — простонала Лидочка. — Стра-а-ашно!

Марьяна показала Лидочке кулак.

— Ты мало того, что втянула нас в это дело, так ещё и сдала Авениру Афанасьевичу! С тебя как с гуся вода, а нам с Олей теперь отдуваться! Помалкивай, ясно? Некогда мне тебя за ручку по улице домой вести!

— Он так смотрел, мне стало страшно! — заплакала Лидочка.

— Он маг-некромант, всем страшно! — припечатала Марьяна. — Пошли!

Она исчезла вместе с Лидочкой, а я пошла в комнату — снять тулуп. В самом деле, если вычищать запах, как пятна, вдруг получится?

Марьяна появилась, когда я с горем пополам почистила тулуп, осталось платье, ботинки, волосы…

— Вот ведь курица глупая эта Лидка, я ж ей говорила, что нам вообще даже близко светиться рядом с таким делом нельзя, потому что выгонят, а она взяла и всё выложила! — горячилась Марьяна. — Оля, голову вымоете потом, сейчас просто чуть приглушим запах. Иначе не уложимся во время.

Марьяна владела всякими бытовыми магическими премудростями намного лучше меня, и выходило у неё быстрее. Она едва ли не руками прошлась по моему платью и едва ли не в ладони собрала тот самый нежелательный запах, а потом просто вымыла руки с мылом.

— Марьяна, вы мастер, — вздохнула я.

— Оля, зато вы там не растерялись, а я — да, я запаниковала и не знала, что делать. А вы всё сделали правильно.

А ещё нам помогли. Я подумала и спросила — видела ли она призрачного мальчика.

— Какого ещё мальчика?

— Такой подросток, лет двенадцать-тринадцать, приличного вида. Он помог отогнать полицейского, чтобы Лиду твою забрать.

Марьяна перекрестилась.

— Нежить, что ли? Тьфу ты.

— Полезная нежить, — сообщила я. — И вообще, нам пора.

Мы переглянулись, вздохнули, взялись за руки и шагнули в аудиторию практических занятий. Авенри Афанасьевич нас там уже поджидал.

— Садитесь и рассказывайте, что это на вас нашло, и зачем пошли туда, где вам бывать не стоит, — он кивнул на нашу обычную лавку. — Ольга Дмитриевна, я бы вас послушал. С Марьяной Михайловной более-менее понятно. Она сочувствует соседке. А вы? Вы сочувствуете революционерам?

— Ни в коей мере, Авенир Афанасьевич, — покачала я головой. — Даже и не думала. Но пошла, потому что я старше них обеих и в случае чего собралась вытаскивать. Так и получилось.

— Что, неужели прямо заранее подумали, что в случае чего уйдёте тенями? — недоверчиво посмотрел он.

— Именно так и подумала, — я пожала плечами. — Как иначе уходить, если вход перекрыт и дом, судя по всему, окружён, они ж не дураки? Опять же, нам немного помогли.

— И кто это был? — он недоверчиво глянул на меня.

Я снова рассказала про мальчика.

— И вот что это — дружелюбная нежить? — и глянуть так, как на препода, короче.

— А вам Афанасий Александрович что на лекции говорил?

— Что бывают безопасные виды нежити, — ответила я.

— Что за дом? Адрес говорите. Узнаю.

Про адрес я не подумала вообще.

— Я только показать, где находится, да как шли, и всё.

— Захарьевский переулок, дом три, флигель, — сказала Марьяна.

Молодец, запомнила.

— Узнаю, кто там мог не до конца преставиться, что за юноша. А теперь другой вопрос, более животрепещущий. Что мы с вами будем делать, уважаемые дамы.

— Назначайте наказание, — пожала я плечами.

— Сделаем всё, — истово закивала Марьяна. — Только Афанасию Санычу не говорите.

— А если скажу? — усмехнулся он.

— Тогда не сделаем, незачем будет, — улыбнулась я.

— Хорошо. Завтра после пар придёте в преподавательскую и сделаете там уборку.

Мы обе согласно кивнули. Не самое страшное, что бывает. Прорвёмся.

27. Авенир

27. Авенир

Назавтра после пар мы с Марьяной прибыли к преподавательской факультета некромантии, и оказалось, что нас там даже поджидали. Аркадий Петрович Ракитин оглядел нас внимательно и спросил, чем это мы провинились, что посланы наводить порядок.

— Были недостаточно расторопны на практике у Авенира Афанасьевича, — пожала я плечами.

Что характерно, так и есть. Меня он нередко поругивает — что нужно быстрее шевелиться, нежить не станет ждать, пока я соображу, где нахожусь, да припомню, что делать. Марьяне достаётся ещё чаще и сильнее, это она в бытовых воздействиях первая, а в некромантской атаке — если и первая, то с конца. После, разве что, Коли Малинина.

Мне даже стало интересно — как наказывают Колю и некоторых других. Потому что явиться за наказанием время от времени говорили — за дурное поведение, за курение, за прогулы и опоздания. Но с другой стороны, ну их. Нам нужно спросить, что тут делать, быстренько всё выполнить и бежать домой, потому что в десять практика, а завтра с утра пары.

Оказалось — всё как везде. Расставить книги с большого стола в шкаф по алфавиту, вытереть везде пыль и вымыть пол. Ящики всех личных столов были под заклятьями, так что узнать что-нибудь лишнее нам не светило совершенно. Впрочем, на столах стояли чернильницы или даже письменные приборы, лежали бумаги, обычные и промокашки — я их просто складывала аккуратной стопочкой. И невольно заглядывала — что там. Любопытной Варваре, да, я знаю. Быть мне без носа.

Опять же — лютое любопытство. Как работает факультет? Дома я хорошо это знала. А тут?

На столах встречались главным образом списки студентов с пометками — кто был, кого не было, кто сдал, а кто нет. Конспекты лекций, тезисы статей. Обычное такое. Везде. Ой, стоп, а это что?

«Филиппова Ольга Дмитриевна, весенний семестр». Правда, дальше — какие-то закорючки. «Общ. нежить, древн. нежить, смерть». И напротив каждого наименования — цифры. Первое — 12, второе — 10, третье — 7. Это что, часы? Занятия? И чей это стол, интересно?

— Марьяна, вы не знаете, чей это стол? — спросила я.

— Как же, Авенира Афанасьевича.

Ох ты ж. Ладно, спрашивать не буду, а то спалюсь, что нос сунула. Сейчас же я просто положила на сведения обо мне лист со списком тем курсовых работ для студентов третьего курса.

— И что там с Лидочкиным Петей? Она не рассказывала?

— Ой, она до сих пор перепуганная, и говорит — знала бы, что мы её тенями потащим, там бы осталась, — фыркнула Марьяна.

— Дурища, — только и сказала я.

— Она самая, — кивнула Марьяна. — И Петя тот вовсе не таков, чтобы ради него в такое вот лезть, я ей так и сказала. И посоветовала найти кого-нибудь в целых ботинках, а то сама не заметит, как тоже дыры на перчатках зашивать перестанет, а на новые-то денег и не будет!

Купеческая дочка и есть купеческая дочка, наверное — оценила стоимость всего, что было в тот вечер на бедняге Пете надето.

— Не революцию ему надо, а службу хорошую, — бурчала Марьяна. — Я Лидочке-то так и сказала, а она обиделась. И это ещё хорошо, что батюшка её не ведает, как она здесь живёт, а то заберёт домой, и ни учёбы ей тогда, ни женихов. У неё нет матери, а младших пятеро или шестеро, и отец с ними суров. Не балует их, и деньги ей присылает, но немного, говорит — пусть учится считать. Лавка у него бакалейная, не самая большая, но — хорошая, да и едоков тоже немало.

Под болтовню мы даже пол вымыли руками — чтоб никто не прицепился, хоть нам и не запрещали использовать магию. Но — да, стало чище. Марьяна ещё самовар магией согрела, послала кого-то из наших парней в ближний трактир и добыла там баранок, и красиво разложила их на деревянном блюде, которое мы нашли в шкафу.

— Марьяша, детка, благодарю, — забредший после пары Афанасий Александрович добыл баранку и рассеянно её грыз. — Девоньки, здесь бумажка лежала такая, нужная…

Мы с Марьяной переглянулись — потому что бумажек тут три тысячи, не меньше, как во всякой уважающей себя преподавательской. Впрочем, старший Пуговкин подошёл к столу Авенира, подержал над ним раскрытую ладонь… и ему в руку выскользнул из стопки тот самый листок, который я перед тем внимательно прочитала. И вышел с ним, предварительно прихватив с блюда ещё пару баранок.

Ладно, я увижу, что меня ждёт. А пока — бегом домой, и успеть побольше до ночи. Ночью снова нежить, и я снова в нападающих.

Нежити сегодня было четыре штуки, а истребить её мы с Митей Ряхиным должны были вдвоём. С ним, конечно, не страшно, или почти не страшно, но — всё равно оказалось крутенько. Враги то и дело утекали и пытались прогрызть защитный купол, из-под которого наблюдали наши коллеги с Авениром Афанасьевичем, но мы с Митей их всё же добили. Устала — не передать. Думала, приду домой, ещё почитаю на завтра, но где там!

Следующая полевая практика была назначена завтра же, и солистами назвали Толоконникова — и снова меня. Тут пришлось труднее, потому что Толоконников вообще не слишком умеет объединяться, ему проще командовать. Ну, мне без разницы, пусть командует, другое дело, что у Мити — рефлексы, а у него — пока ещё не очень, вот ему чуть ногу и не отожрали. Я допрыгнула и добила бродячий скелет, он рассыпался пеплом, а Толоконников поднялся и прямо тут подал мне церемонно руку, принял мою и пожал.

Когда Авенир Афанасьевич назначил третью ночь подряд и снова меня, да ещё с Малининым, я уже не стерпела. После практической пары подошла и спросила:

— Скажите, Авенир Афанасьевич, я стала безнадёжно отстающей или же наоборот, выполняю всё настолько хорошо, что нужно демонстрировать это каждую ночь?

Он оглядел меня с каким-то новым ощущением — надо же, оно разговаривает? Я подумала, что отправит восвояси, но он усмехнулся и ответил.

— Ольга Дмитриевна, тут, знаете ли, разные интересы. Во-первых, я слышал, вы желаете как можно скорее освоить практический курс и ощутить себя специалистом?

— Верно.

— Я даю вам эту возможность.

— Благодарю, — действительно, чем больше практики, тем больше опыта. — А второе?

— А второе… как я понял, у вас завелось свободное время? Раз вы позволяете себе посещать разного рода сомнительные кружки? Это хорошо, конечно, но значит — мы сможем использовать это время с пользой.

Получи, Оля. Сама напросилась.

— И вы думаете, что я справлюсь в паре с Малининым?

— Понимаете, Ольга Дмитриевна, вам в будущем придётся действовать в паре или даже не в паре, а в более сложной конструкции с самыми разными людьми. Даже и не все из них будут магами. И вам будет нужно, чтобы они остались в итоге живыми и здоровыми. С исходным числом рук, ног и голов.

— То есть, мне нужно проследить, чтобы Малинин не утратил руку, ногу или голову? — почему-то мне стало смешно.

— Уж постарайтесь. Ему я такой задачи не ставлю, ибо сейчас бесполезно. А вам — ставлю, ибо вы справитесь. Должны справиться.

И смотрит на меня так, что… я, выходит, должна справиться. Ладно, значит — будем прорываться.

Что ж, нам с Малининым достался ещё один шатун, и Малинин действовал совершенно ожидаемо. Он вопил, он забывал о защите, при этом напрыгивал на несчастного шатуна и атаковал, но сила той атаки была невелика, всё равно что комариные укусы. А мне пришлось бить, и связывать, и отрывать нежити голову — только силы Ряхина сегодня у меня не было, а был бестолковец Коля. Он подпрыгнул, уже почти обезглавленный медведь мазнул по нему лапой, я не разглядела, успел ли паршивец уйти. И тут из леса к нам выбежали ещё двое — мелкие, в половину большого, но такие же дохлые. А за ними шлёпал ещё один, побольше.

— Всем родом своим шатунячьим притопали, мать их растудыть, — Ряхин с матерной приговоркой вынырнул из-под защитного купола и связал ближайшего детёныша мертвенно-серым щупальцем.

Томашевский тоже что-то сказал, я таких слов не знаю. Или языка не знаю. Но возник с другой стороны от меня и дёрнул на себя второго детёныша.

Толоконников и внезапно Марьяна стреножили третьего, самого крупного.

Нам же с Малининым остался самый первый и самый старший шатун. Барахтавшийся в снегу Коля наконец-то поднялся и обрёл устойчивость, попытался ударить, но нежить стремительным движением отвернула от него и воздвиглась передо мной. Я хлестнула наотмашь. Просто так, чтобы раззадорить и отвлечь, а потом с двух рук, потоками силы передавить эту самую шею, затянуть… держать, держать, держать… дождаться хруста и только потом осесть в сугроб и нырнуть в темноту.

Я пришла в себя в аудитории практических занятий. Наши столпились вокруг, а меня держал за руки Авенир Афанасьевич.

— Жива, — выдохнул из-за его спины Ряхин. — Ладно, Малинин, тогда тоже живи. Не буду добивать.

Малинин что-то пискнул в ответ и исчез. Томашевский церемонно попрощался. Марьяна хотела остаться, но Авенир Афанасьевич сказал, что сам отведёт сейчас меня домой. Где-то на этих словах я снова уплыла в темноту.

Снова очнулась, слышала голос — как сквозь вату.

— Ольга Дмитриевна, Оленька, да очнитесь же уже, — тихо приговаривал он. — Вы справились, вы редкая умница, просто немного не рассчитали и слишком сильно выложились. Всё уже хорошо, возвращайтесь же, Оленька.

Голос его доносился до меня как будто издалека. Я ощущала силу, текущую от него — ко мне, но кажется, её не хватало.

И тогда он просто поцеловал меня.

28. Снова неожиданное предложение

28. Снова неожиданное предложение

Я моментально пришла в себя и дёрнулась.

Потому что, ну, плавали, знаем. Был уже один такой, который наутро сбежал, теряя тапки. Этот, конечно, препод, и вроде не должен сбежать, но…

А он мне вообще нужен? Или как?

Я смотрела на него, моргала. Потом произнесла:

— Благодарю вас за помощь, Авенир Афанасьевич. Если вы позволите, пойду домой спать.

— Конечно, Ольга Дмитриевна, — он мгновенно отодвинулся и не стал ни на чём настаивать. — Позвольте проводить вас до дома и убедиться, что вы благополучно добрались.

Он помог мне подняться — очень кстати, меня ноги плохо держали. И одним шагом довёл до моей гостиной.

— Справитесь? Может быть, горничную позвать?

— Нет, спасибо, я справлюсь, — уже дома, значит — упаду спать и к утру всё будет хорошо.

— Замечательно. Но если утром не будете в силах подняться и прийти на занятия — скажите отцу или матушке. Найдём целителя, подлечим вас. Сейчас же нужно хотя бы умыться.

— Да, я помню. Спасибо.

Мне было неловко на него смотреть, но я украдкой взглянула… и он тоже мгновенно отвёл взгляд. Тоже неловко, что ли? Не хотел целовать, но пришлось?

Или наоборот, слишком хотел?

Мы церемонно распрощались, и он просто поклонился, и никаких вам ручку подержать на прощание, и исчез. А я, значит, осталась.

Разделась, вымылась, поблагодарила любезных хозяев за то, что оборудовали флигель современной магической сантехникой.

Ещё я отчаянно хотела выпить, но тоже было нечего. Вообще нужно поговорить с Алёной Афанасьевной — как она справлялась, пока была студенткой.

Или она как раз, если судить по чужим словам, подцепила преподавателя?

Я уже не была той наивной особой, которую жизнь столкнула с Соколовским. Да, ладно, и с Соколовским я не была наивной, просто не всё знала. Теперь я знаю, что маги вполне так восстанавливают силы посредством секса. Сгодится и простец, но с магом лучше, а с магом сходной силы — лучше всего. Марьяна говорила — ей парни из группы поначалу намекали, а кто и прямо предлагал, но она только щурилась и говорила — вот приедет мой батюшка, и полетят от вас клочки по закоулочкам. Работало. Со старшекурсниками тоже работало. А преподы к ней не клеились.

А ко мне, значит, клеится некий препод? Или он не клеится, а просто так, по делу? Потому что если бы он взялся настаивать и не слушал слов, то я бы не отвертелась, силы сегодня не те. Или сама оказалась бы рада без памяти. Но он не стал настаивать.

И что, плюс ему?

Вообще мне все эти истории про студентку и преподавателя ещё дома были противны. Потому что или вы на равных, или нет. А если вы не на равных, то вы во всём не на равных. А мне это не по нраву. За то и получала дома, и обламывалась вечно. Мало кто готов, чтобы на равных.

Или я просто никогда не была никому настолько нужна, чтобы на равных.

Дома я привлекала в качестве паровозика — у меня была работа и какая-никакая доля в жилье. Можно было на эту долю оформить первый взнос в ипотеку, мне не раз предлагали — ты чего, Оля, продавайте с тёткой вашу эту квартиру да разъезжайтесь.

Но тётя Галя не смогла бы заработать на ипотеку. Поэтому я не могла с ней так поступить, о чём честно и говорила. Почему-то мои недокавалеры не были готовы принять такой расклад. И там все и оставались.

А те, кого очень хотела я, на меня чаще всего даже и не смотрели. Наверное, это просто какой-то эффект недоступности, что ли. Или я в самом деле не была интересна тем, кто был интересен мне. Какой-то косяк во мне, в них или в жизни в целом.

В общем, жизненный опыт у меня был в этом плане такой, кривенький.

Здесь же с одной стороны, маги умели стопроцентно предохраняться от нежелательной беременности. Та же самая Алёна ещё в самом начале, в праздники, спросила меня — умею ли я, и научила. И сказала не забывать, если вдруг что.

С другой стороны, меня так пригрузили учёбой, что ни вздохнуть, ни охнуть, и уж точно не до кавалеров. А только лишь я высунула нос наружу, то сразу же куда-то встряпалась, и теперь огребаюсь ещё и за это.

Значит, учимся, да? А сейчас вообще просто спим. И не тратим время и силы на гнилую философию.

На следующий день практика стояла в расписании только аудиторная. И что же? Я то и дело ловила на себе взгляд из-под пушистых ресниц, и стоило мне ощутить тот взгляд и дёрнуться в ту сторону — он тут же переключался. Впрочем, я сама пару раз поймала себя на том, что смотрю в светлый затылок. И он тоже ощущает мой взгляд?

Он ни разу не сказал, что я сделала плохо и неправильно, и ни разу не взялся поправлять мне положение рук, что до того время от времени делал. Кажется, один раз уже даже дёрнулся в мою сторону… и как будто обрубил намерение на подлёте.

Наши гляделки достигли точки наибольшего напряжения к концу пары. И кажется, он тоже вздохнул с облегчением, когда отпустил нас восвояси.

А вечером явился на ужин в родительский дом. Он это делал довольно часто, и обычно за столом был бодр и весел, а сегодня выглядел каким-то немного потрёпанным, Анна Мироновна даже спросила, в порядке ли он, не заболел ли. Авенир Афанасьевич только отмахнулся — всё, мол, в порядке. Но после ужина подошёл и тихонько попросил разрешения поговорить со мной.

Мне тоже уже было важно узнать, верно ли я истолковала все те знаки, которые видела и ощущала. Поэтому я согласилась. Он открыл мне дверь в китайскую гостиную, засветил парочку магических шариков и дождался, пока я сяду. И сел на самый краешек кресла напротив. Этакий кот — того и гляди, подпрыгнет и схватит мышь. И что же — сегодня вместо мыши буду я?

— Я слушаю вас, Авенир Афанасьевич.

— Благодарю, Ольга Дмитриевна, что согласились выслушать. Вы поразили меня с первого момента знакомства — сначала просто как дева-некромант, а после ещё и как одарённый маг, в вашем прекрасном теле вмещается столько силы, что многим вашим соучениками не снилось. И вы отлично учитесь управляться с этой силой, несмотря на то, что старше остальных, и учёба даётся вам тяжелее. Вы восхищаете. Да не будь бы одарённым некромантом, вас сложно было бы не заметить, потому что вы прекрасны ликом и духом. Я понимаю, что вам может быть не до досужих разговоров, и потому спрошу прямо — вы согласитесь выйти за меня замуж? Конечно же, не сейчас, а когда окончите курс. Сейчас же мы можем заключить помолвку.

Это оказалось… несколько неожиданно. Я думала, он будет просто обхаживать меня, а он решил — сразу и в лоб.

— Авенир Афанасьевич, мне очень приятно ваше предложение, не скрою. И сами вы мне тоже приятны, — что уж говорить, так и есть. — Но существует некое препятствие, и может быть, даже не одно.

— Говорите, — выдохнул он.

— Извольте. Вы преподаватель, я студентка. И пока так останется, я не готова отвечать ни на какое предложение, сколь бы приятным мне оно ни было.

— Это дело времени, — кивнул он. — Если вы готовы подождать… то я тоже готов.

— Но есть и ещё одно обстоятельство. Знаете ли вы, отчего я должна завершить курс как можно быстрее?

— Отец говорил, что вы собираетесь вернуться в родной город.

— Вот именно. Меня там ждут, и мне платят стипендию, с тем, чтобы по окончании академии я вернулась работать в Сибирск.

— Но постойте, а может быть, есть возможность вам не возвращаться? Принести пользу вашему родному краю где-нибудь здесь?

— Обходить магическую клятву? — приподняла бровь я. — Может быть, вы готовы отправиться в Сибирск? Уверяю вас, там много работы для одарённого некроманта. Тем более, для мага с опытом преподавания.

— И кому же я там буду преподавать, по-вашему? — улыбнулся он. — Вряд ли там так много некромантов.

— Я думаю, немного более, чем принято считать, — строго сказала я. — Подумайте.

— Это… неожиданное предложение.

— Понимаю, — кивнула я. — И на него не нужно давать ответа прямо сейчас. Потому что пока ещё мы всё равно остаёмся студенткой и преподавателем.

— Значит, разрешите мне вернуться к этому вопросу, когда я уже не буду ничего вам преподавать, — сказал он.

И что же сказать? Разрешить? В самом деле? От меня что-то зависит?

— Хорошо, давайте вернёмся к этому разговору позднее.

Сейчас я как-то дезориентирована. Чего я сама-то хочу?

Но он раскланялся и попрощался до завтра.

Завтра снова была полевая практика, но я уже не солировала. А послезавтра — солировала, но в команде с людьми разумными.

А на третий день после этого разговора Афанасий Александрович велел мне явиться с утра в лекционную аудиторию, где занимался второй курс. На лекцию по специальности.

29. Новые горизонты

29. Новые горизонты

Уже было не так страшно, как в первый раз. Кого-то из этих молодых людей я уже видела в коридорах или возле преподавательской факультета, по имени не знала никого, но лица в целом знакомые.

Теорию некромантии у них преподавал старый, сухонький и очень мощный некромант Гаврила Тимофеевич Конев. Увидел меня перед началом лекции, осмотрел придирчиво.

— Девица от Афанасия, значит? Желает побыстрее, значит?

— Я бы с удовольствием, как все, Гаврила Тимофеевич. Но меня подгоняет моя будущая служба.

Он продолжал качать головой на тему того, что девица на службе — это извращение, но пускай что хочет, то и говорит, я перетерплю. Правда, в аудитории он велел сесть за первый стол напротив него и не отвлекаться. Я и не собиралась, а он что подумал?

Лекция его тоже оказалась посвящена нежити, но — как я поняла, нежить нежити рознь.

— Чем отличается древняя нежить от обычной? Кто нам скажет? Светлейший князь Юрьев?

О, тут тоже князюшка, ну прямо заведение для благородных фамилий, а не магическая академия.

Светлейший князь Юрьев — нескладный парень с льняными волосами — покривился, воздвигся над столом во весь свой немалый рост и тихо проговорил, что древняя нежить — это если старше пяти сотен лет, она бывает только из людей, себя не помнит и опасна чрезвычайно.

Профессор Конев благосклонно кивнул, велел садиться и поднял следующего — о чём умолчал ваш коллега, доскажите нам, будьте любезны, господин Фёдоров.

Тот сообщил, что такая нежить сама заводится на древних погостах.

— Сама — это как тараканы, что ли? — нахмурился профессор.

— Ну… да, — кивнул Фёдоров. — И тоже вдруг не вытравишь.

Все в аудитории рассмеялись, профессор нахмурился.

— Самозарождается — ясно вам? — грозно спросил он. — На экзамене тоже про тараканов будете рассказывать? И Пуговкину, и министру внутренних дел, если пожалует, а такой казус у нас нет-нет да случается? Я о чём вам всегда толкую? Точность формулировок и точность выполнения магических действий! И тогда преуспеете!

Дальше он продолжил лекцию об этой самой древней нежити. Которая, оказывается, самозарождается в местах больших сражений, на древних погостах, где хоронят долгое время, и в тех местах, где когда-то люди остались без христианских похорон. И не христианских тоже, любых — добавил он в сторону отдельно сидящего за таким же первым столом парня явной восточной внешности. И приводил примеры отдельных мест — в России в первую очередь, но и пару в Европе тоже упомянул — где стабильно зарождается этот самый вид нежити.

А на прощание сказал — практика в ночь, продолжаем наблюдение.

Но сначала произошло практическое занятие в аудитории, и там мне тоже было велено присутствовать. Практику у второго курса вёл профессор Рябцев, мужчина средних лет, очень внимательный, ехидный и франтоватый. Пальцы в кольцах, в галстуке булавка в виде черепа, трость с набалдашником в виде черепа, и наверное, ещё на шляпе какая-нибудь приблуда, не удивлюсь, если так. Звали его Евгением Васильевичем.

Он увидел меня и демонстративно оглядел с головы до ног.

— А я думал, наш уважаемый декан шутки шутит. И что же вы умеете, милая барышня?

— Что-то немного умею. А если вдруг нет, то вы ведь меня научите? Я пока ещё не экзамен держу, а учиться пришла, — пожала я плечами.

— Значит, поглядим, — кивнул он.

На занятии занимались знакомыми мне вещами — защитой и нападением. Рябцев добивался точности исполнения магического действия — чтобы защита была не просто так защита, а определённой, как бы сказали у меня дома, мощности, и стояла заданное время, и чтобы нападение тоже калибровалось по мощности и затраченным на него усилиям.

— Обычную городскую нежить нет нужды лупить со всей силы, — говорил Рябцев. — Достаточно лёгкого воздействия. С поднявшимися обитателями погоста уже нужно говорить серьёзнее, как со случайно поднявшимися, так и с возвращенцами. Если вы повстречали древнюю нежить — приготовьтесь к суровому отпору. Если вам противостоит тёмная тварь — готовьтесь стоять насмерть.

Я чуть было не спросила, что есть тёмная тварь, но мои нынешние сокурсники не спрашивали ни один, только сопели. А спросили неожиданно меня.

— Госпожа Филиппова, что есть тёмная тварь?

Раз нужно стоять насмерть — то, как бы это сформулировать?

— Нежить из нежити? — попробовала я.

А потом вспомнила, я же читала об охоте за тёмной тварью, в книге, взятой в кабинете Софьи Людвиговны!

— А подробнее? — нахмурился Рябцев.

— Понимаете, я не имею практического опыта. Я только лишь читала в книге.

— Уже хорошо. Это был учебник?

— Нет, — вздохнула я, за учебниками для второго курса мне ещё предстояло после занятий пойти в библиотеку. — Это были мемуары.

— И чьи же это были мемуары? — профессор смотрел недоверчиво.

— Анри де Роган сто лет назад описывал, как командовал крепостью на севере Байкала. И там в посёлке среди местных жителей завелась тёмная тварь. Рыбак, он убил многих ещё до того, как осесть в Поворотнице, а там продолжил. А когда он уже не смог скрывать свою тёмную сущность, то приходил, за соседями и приятелями, и уводил их. Его уничтожили совместными усилиями нескольких магов разной направленности, но среди них был один некромант.

— Верно, Северин де Роган, приёмный сын принца, — кивнул профессор, он смотрел ан меня уже помягче. — Что ж, хорошо, что хотя бы мемуары читаете. А нужно бы ещё и книг почитать, понимаете?

— Да, Евгений Васильевич, я уже взяла список и после пары пойду в библиотеку.

— Вы ведь у Пуговкиных живёте, так? Спросите Афанасия Александровича, у него есть если не всё, то многое.

— Большое спасибо, сегодня же.

Дальше мы ставили защиту по заданным параметрам — и держали её заданное количество ударов сердца. Никаких уже песочных часов, потому что какие в поле песочные часы? А ваше сердце с вами, и пока с вами — вы должны быть непобедимы, так говорил Рябцев, добиваясь точности исполнения.

Мне эта точность не давалась никак. Уже в самом конце занятия я, наконец, уложилась в те самые десять ударов. И получила похвалу от профессора.

— Вот, можете, когда сосредоточитесь. Так и продолжайте. Ждём всех в десять вечера здесь.

До вечера я успела пробежаться до лавки с Марьяной, зайти со списком книг к Афанасию Александровичу — он и вправду велел мне дома подойти вечером и напомнить, он даст то, что есть. И сделать письменную работу по философии — на завтра, философию я слушала с первым курсом.

На практику же я надела штаны.

Я шила их долго — недели две, наверное. По шву, понемногу. Потому что не хватало времени и сил. Но подходящих сапог не было, а практика первого курса проходила в местах холодных и заснеженных. Поэтому я по привычке надела тулуп, валенки да шапку, и очень этим удивила всех парней-второкурсников.

— Смотрите, как на гулянья крещенские нарядилась, — сказал кто-то.

— Хотите сказать, наша практика пройдёт на берегу тёплого моря? — поинтересовалась я. — Подумаешь, снять шубу дело недолгое.

Появились оба преподавателя — и старичок Конев, и франт Рябцев. Они тоже оделись полегче, чем я, осмотрели меня и переглянулись.

— И что же ты, Евгений, барышню-то не предупредил? — спросил Конев.

Тот только пожал плечами. А дальше мы пошли… куда-то. И шли достаточно далеко, я-то привыкла, что один шаг — и ты на месте. Тут тоже оказался шаг, но очень длинный. Ты как будто завис в пространстве теней, и тени вокруг тебя поют. Красиво и завораживающе. Но я поняла, почему мне не предложили идти из Сибирска в Москву тенями. Поездом проще и безопаснее, хоть и дольше.

И впрямь, там, где мы вышли, было даже и теплее, чем в Москве. Какое-то большое пространство, равнина ли, степь ли — я не поняла.

— Кто знает, что за место?

Оказалось, что и знают — мол, здесь когда-то была битва русских с татарами, и полегли или все, или почти все, а кто не полёг — того потом солнце жаркое добило. И некому было хоронить павших, оттого нежить и развелась.

Здесь уже повылезала зелёная травка, и я, не увидев никакой явной опасности, нагнулась сорвать стебелёк. И тут же прямо перед моим лицом из той травки как поднимется… нечто!

Руки всё сделали сами — удар, защита. Сзади кто-то выдохнул.

— Надо же, и правда умеет!

— Кому сказано — сначала защита, потом всё прочее? — проскрипел Конев. — Смотрим, завтра будете на теоретической паре называть мне основные характеристики этого вида!

Вид был… тот ещё. Как будто люди, призрачные люди. Они частью ехали верхом, частью вели коней в поводу. Отряд всё равно что тёк мимо нас, были слышны даже отдельные реплики, и команды, и звон конской упряжи. Мы же стояли под суровым общим защитным куполом и считали, сколько их было. Следом за отрядом бежали собаки, одну такую собаку я и спугнула в траве.

Когда отряд проехал, нам было велено шагать в аудиторию — прямо из-под защитного купола.

— Когда бить-то будем, сколько уже смотреть-то можно? — спросил парень, росту от горшка два вершка, а языком своим цеплял однокурсников то и дело.

— Будем, Ванятка, будем, — потрепал его Конев по плечу. — Вот ещё пару раз сходим поглядим, а там и бить будем.

Почему-то мне стало не по себе. Куда там бить, я с таким не справлюсь! Или справлюсь?

30. Мир сам по себе не подарок

30. Мир сам по себе не подарок

До того, как мне пришлось уже справляться, утекло ещё довольно много времени. Нет, никто не ждал, что студенты с ходу будут готовы побеждать какую-то там супер-нежить, студентов нужно было подготовить, и нас готовили.

Во-первых, подготовить теоретически. И у меня потихоньку начинала пухнуть голова от того, сколько всякого дивного, оказывается, водится в этом мире. Впрочем, а с чего я вдруг уверена, что в моём домашнем мире ничего подобного нет? Скорее всего — есть, тоже есть. Просто, ну, не так много, потому что сожрали бы всех людей давно, некромантов-то точно нет. Или я не встречала ни одного.

Здесь же мир был населён множеством посмертных сущностей, и большинство из них жрали людей только в путь. И послушав лекции Конева и старшего Пуговкина, а ещё — припомнив свою знаменательную ночь в доме Софьи Людвиговны, я понимала, как мне повезло, что я внезапно оказалась некромантом. Иначе сожрали бы и меня, охнуть бы не успела. А так — мне показали, как вообще в этом мире бывает.

В том числе и то, что маги тоже могут жрать себе подобных, не только нежить. Но это уже не маги, это те самые тёмные твари, которых непросто уничтожить, но они редко встречаются.

Наверное, Софья Людвиговна не слушала лекции о долге магов перед миром, а нам здесь их читали в избытке, и почти все профессора нет-нет, да и вворачивали какой-то такой пассаж. Маги могут намного больше, чем не-маги, поэтому — с них больше спросится. Маги могут повелевать погодой, унимать пожары, выращивать растения, приказывать животным. Маги могут подчинять себе людей. Маги должны постоянно помнить о том, что от них зависит, каким будет этот мир. И где не справятся обычные люди, там справятся они. Должны справиться, вариантов нет.

Этот мир казался мне немного проще и комфортнее моего потому, что магия решала часть бытовых проблем. Лично мне бытовые воздействия давались туго, но без них — мыться холодной водой, если приходишь в ночи с полевой практики. А с ними — пожалуйте в магический душ, Ольга Дмитриевна, и юбка ваша чистая, и ботинки, и всё прочее тоже.

Кстати, сапоги мне сшили. Высокие, чуть за колено, сверху можно подшнуровать, чтобы по ноге были, и брюки заправить. Вариант галифе мне был совсем не по душе, мои брюки были с широкими штанинами и надевались поверх сапог, но нужно сшить и ещё одни, поуже, и заправлять. В сапоги можно было положить толстую стельку, что я и сделала, и заколдовать их от сырости, это сделала моя горничная Анюта, владевшая как раз бытовой магией. Дальше нужно было озаботиться удобной курткой, может быть — ещё и жилеткой с карманами. Постепенно сделаю, в общем. Тут говорят, у меня всё лето займёт практика, вот и сгодится.

А пока я слушала о видах, форме и общем разнообразии нежити, и подумывала — да какая же, вам, голубчики, революция и мировая война! У вас и так тут не очень-то, а с массовыми жертвами будет совсем, говоря домашними словами, капец, трындец и полный песец. Кстати, нескладный князь Юрьев оказался оборотнем-песцом. И в зверином обличье выглядел весьма полненьким, и утверждал, что с нежитью ему проще как раз зверем. Но все преподаватели хором говорили — нет, голубчик, вам нужно научиться и так, и так.

Так вот, мне было странно — неужели маги не понимают и не чешутся? А потом дошло. Как раз понимают, потому безголовых студентов-магов и строят, чтобы близко не подходили к революционным кружкам. Потому что мир и без несознательных магов сам по себе не подарок.

Я довольно долго решалась, а потом спросила старшего Пуговкина.

— Можно ли поговорить, Афанасий Александрович?

— Конечно, Оленька, пойдём в кабинет.

Дело было после ужина, у меня оставалось ещё немного времени до полевой практики. В кабинете я села и в лоб спросила:

— Скажите, студентов-магов наказывают за революционные идеи потому, что если они туда подадутся, то у прочих совсем надежды не останется?

Пуговкин молчал, смотрел на меня.

— Верно, Оленька. Не останется.

— Понимаете, у меня… в моём мире была сначала мировая война, затем революция, а затем гражданская война. Я о тех временах только в книгах читала и из истории знаю, и в этом нет ничего хорошего. Если здесь так случится, ничего не останется. Градус непримиримости и ненависти слишком высок. Все убитые переродятся в нежить и сожрут всех уцелевших.

Афанасий Александрович снова молчал, смотрел то на меня, то мимо.

— Вот, ты понимаешь. Но у тебя другой опыт, потому понимаешь. А наши юные оболтусы — нет, сколько им ни говори. Запретный плод, как известно, вдвое слаще того, что на тарелке. Даже если на тарелке сладкое яблоко, а запрещают кривую немытую морковку.

— Если бы я могла, я бы сказала. Но не скажу, потому что не поверят. Понимаете, я ж случайно попала на такой кружок, едва спаслись от полиции. Понимаю, почему это привлекательно. Но… если запретить, не сработает.

— Если бы не спаслись, пришлось бы отчислить вас обеих, — сурово сказал Пуговкин.

Нас обеих? Он знает?

Ну да, знает. Потому что это важно. И ему нужно понимать, что у меня в голове, а вдруг я как раз готова сочувствовать им всем потому, что нездешняя? И не соображаю? А я вот как раз соображаю, и как раз потому, что нездешняя.

— Это вышло случайно. И я думаю, что больше не повторится.

— Будь осторожнее, Оленька. И товарищей тоже придержи, где сможешь, хотя бы Марьяну.

— Постараюсь. Теперь она тоже кое-что видела.

Афанасий Александрович снова смотрел на меня, и что-то новое было в его взгляде. Порадовался, что я сама рассказала? Вот так. И Авенир, значит, тоже рассказал? Не мог не рассказать? Не счёл нужным промолчать? Зовёт замуж, но не доверяет?

Вот уж вопросы моего замужества я с Пуговкиными обсуждать не буду. Мне на руку, что замуж только после диплома. Вот ближе к делу и поглядим.

А пока я получила из мастерской кожаную куртку — отличную, не маркую, из хорошо выделанной кожи. И жилетку с карманами. А сама сшила пару рубашек — простых, без наворотов, чтобы носить на практику.

И крепко задумалась о том, чтобы обстричь волосы.

Женщины здесь уже стриглись, но — только те, кто рисковал прослыть оригиналками. С другой стороны, маги-некроманты все не слишком обычные, и может быть, мне уже нечего терять? А ухаживать за короткими волосами будет проще. Ладно, погляжу, что и как дальше будет с практикой.

А практика по уничтожению древней нежити у нас потихоньку началась. И снова выходили по двое-трое-четверо, кто-то обязательно был в защите, остальные нападали. А преподаватели и прочие не названные сегодня смотрели. После в аудитории обязательно происходил разбор полётов. Я думала — когда же, и что мне выпадет, и где. Ждала. Но всё равно услышать свою фамилию оказалось неожиданно.

— Сегодня в атаке Строцкий, Юрьев и Филиппова, защита на Мокроусове, — объявил в конце аудиторной практики профессор Рябцев. — Готовьтесь.

И пошла я готовиться.

31. Привет от бабушки

31. Привет от бабушки

Я явилась к месту сбора — то есть в аудиторию практических занятий второго курса — за несколько минут до назначенного времени. И тут же на меня все уставились — да, потому что я впервые надела куртку с брюками, и с сапогами, а волосы туго заплела и крепко собрала в узел, и ещё косынкой завязала вроде банданы. И сумку на пояс. А вообще рюкзачок бы. Молнии у них уже должны быть. Нужно пойти в мастерскую, где мне куртку сшили, да тоже заказать.

— Ух ты, гляньте на нашу девицу-то, — первым отмер Ваня Шилов, и вот точно он Шилов, потому что шило в известном месте. — Прямо как на свидание собралась, да не просто так, а с кем-то больно моднявым!

— С нежитью, — бросила я, проходя мимо. — А кто не верит — сам дурак.

— Ни в жизнь бы не подумал, что модные одёжки от нежити защитят, — продолжал цепляться Ваня.

— Ванька, не уймёшься — получишь по лбу, — я вообще мирная, но он только так понимает, проверено уже.

— Так это, после надо пойти отметить, — включился Тимофей Мокроусов. — У меня чудная квартирка, и выпить найдётся, и перекусить, и постелька мягкая.

— Иди ты, — отмахнулась.

Потому что подкатывают, да. Только в путь. А как ноги в штанах увидели, так решили, что всё можно? Вот и нет.

Можно пожаловаться, конечно, но лучше, если решу сама. Могу и правда в лоб дать, могу щупальцем. За мной не заржавеет.

Оба профессора появились минута в минуту — на древнюю нежить они ходили с нами вдвоём. Видимо, потому что дело опасное.

— Так, второй курс, слушаем меня, — проскрипел Конев. — Сегодня отправляемся на погост в городок Макарьев Костромской губернии, городок невелик, да возраст имеет почтенный. И на том погосте не хоронят уже, ибо негде, да и опасно, а хоронили почитай тысячу лет без малого. И кого там только не водится, и первые люди губернии не раз обращались с просьбой проредить тамошних обитателей немного. Вот, пришла очередь, — он оглядел всех нас. — Кто сегодня назначен, шаг вперёд.

Мы и шагнули — песец Юрьев, Мокроусов, Глеб Строцкий и я.

— И барышня наша, значит. Приоделась. Что ж, уважает врага, молодец.

Да что они все прицепилсь-то, холеры. Оделась потому, что так должно быть удобнее. А кто против — пусть сам в длинной юбке побегает, а я погляжу. Из безопасного места.

— Всем — ни на мгновение не отвлекаться, смотреть по сторонам, если увидели, что товарищам нужна помощь — то без раздумий шаг вперёд и помогать! Они справятся, конечно, — Конев ещё раз обвёл суровым взглядом нашу четвёрку, — но и всем прочим тоже не расслабляться!

Мы только кивнули. А потом — шагнули вперёд, и оказались на невысоком пригорке, посреди некоей, судя по всему, кладбищенской аллеи. Ставили защиту, осматривались.

Вокруг того пригорка — грязь, местами подсохшая, местами лужи. Нужно осторожно, потому что ног можно не вытащить. Но нам четверым пришлось немного спуститься — потому что мы нынче главные, должны защищать остальных. Я нашла твёрдый участок и угнездилась. Огляделась — ну, где они все?

Потянулись. Сизая дымка заструилась из-за берёзы, из-за ближних крестов, из-за здоровенного пня. Я выдохнула, сосредоточилась и ударила — щупальца мои были тонкими и длинными, как сделать их нужной длины и толщины, я пока не поняла. Удар оказался тем самым, каким надо — дымка осыпалась пеплом.

А потом с двух сторон сразу, и принимают некие человекоподобные черты — и впрямь, похожи на людей, всё, как нам и рассказывали. Удар, второй, нет никого.

И тут вдруг тишина будто взвыла на пределе слышимости — и их стало вокруг нас очень много. Вот прямо очень, знай себе отбивайся, дух переведёшь потом.

Я и отбивалась. Притоптала себе площадочку, чтобы можно было чуть-чуть шевелиться, да знай поворачивалась и хлестала тварей во все стороны. Туда и сюда, вот так и ещё сверху добавить.

А потом передо мной возникла… Антония.

Да-да, та самая Антония, которую порвала в далёком Сибирске поднятая мною рысь. Точнее, чучело рыси. Но сейчас она стояла передо мной, как будто её вовсе никто не рвал, в чёрной суконной парочке, в платке, смотрит хмуро.

— И что проку, Ольга, в твоей этой учёбе? Ещё и вырядилась как не знаю кто, бесстыдница! Не зря Софья Людвиговна говорила — не будет с тебя толку, сразу нужно было прибрать, пока не сообразила ничего!

— Дура ты, Антония, — я так изумилась, что стала отвечать. — Чего сама-то явилась, Софья-то Людвиговна где?

— Так если б могла, давно бы уже за тобой пришла, но испепелили же благодетельницу нашу, и пепел в воду текучую спустили, не вернуться ей теперь, никак не вернуться! И на небеса светлые ей хода нет, а всё ты виновата, мерзавка!

— Уж конечно, я! А не то, что она людей жрала? И ты с ней за компанию! Иди-ка ты туда, куда положено, и не мешайся под ногами!

Почему-то я никак не понимала, что это та же самая человекоподобная нежить, просто принявшая облик знакомого мне человека, доставшая его из моих воспоминаний. Я думала лишь о том, что почему-то из всех моих знакомых умерших людей явилась именно она? Почему не бабушка, например, которая уж точно не стала бы нести такую же чушь? Бабушка Рогнеда, ау!

Я не знала, что весь наш диалог занял совсем немного времени. Но его хватило, чтобы я утратила бдительность, и позволила подобраться к себе ближе, чем нужно.

Взревели совсем рядом со мной, и тут до меня дошло — творится что-то не то, я опомнилась и хлестнула Антонию щупальцем, а потом ещё и ещё, и она с тоненьким визгом осыпалась пеплом. Но оказалось, что пока я с ней говорила, меня конкретно так окружили.

Я принялась хлестать без разбору по ним всем, но мощности не хватало. А где остальные? Или их так же придавили? И в самом деле, почему же мне никто приличный-то не привиделся, а только эта самая Антония?

— Прямо стой, — раздался голос бабушки за правым плечом. — Руки стряхни, замёрзли уже, того и гляди, пальцы отвалятся! Стряхни, кому говорю! Вдох, ещё раз, и руки ещё раз, вот так.

Меня как будто бы окружило дополнительным защитным барьером, серые тени тыкались в него и с тоненьким писком отскакивали. Правда, снова тыкались. А потом снова отскакивали. А я переводила дух. Вытащила из сумки фляжку, глотнула воды. Завинтила крышечку, сунула обратно. Вдохнула полной грудью.

— Вот, а теперь вперёд, и ничего не бойся, поняла? Ты сильнее их! Помни, ты сильнее!

Барьер исчез, и голос бабушки отдалялся, а у меня словно открылось второе дыхание. Щупальца стали крепче и толще, и мне было легче ими манипулировать. Уже не два и не три, а несколько, и — каждое подчинялось моей воле. Удар, ещё удар, добить, повернуться, подсечь, скрутить, добить.

Неужели… всё?

Но никто больше на меня не пёр, я стряхнула пальцы — они снова заледенели, подышала на них. Огляделась.

Оказалось, что я не просто сошла с пригорка, а отошла на добрых десять шагов и стою посреди какой-то лужи! Остальные машут руками, кричат мне, чтобы возвращалась.

Я дошла до них, еле переставляя ноги, и держалась только потому, что не хотела падать в лужу.

— Ну ты даёшь, — восхитился Ваня Шилов. — Ничего себе ты их хлестала! А сначала будто с кем-то заговорила и пошла, кто тебе явился?

Что, это Антония увела меня от своих? Чтобы добить? Ну, она просчиталась.

— Да так, из прошлой жизни кое-кто.

И в самом деле потом приходила бабушка? И она приглядывает за мной откуда-то там? Хорошо бы, если так. Мне было бы приятно.

Оказалось, что остальные трое отбивались с другой стороны пригорка, и ко мне уже было собирались идти на помощь, но я справилась сама.

Я не стала рассказывать, что помощь-таки была. Это моё, личное.

Спасибо, бабушка Рогнеда.

32. О соре из избы и темных тварях

32. О соре из избы и тёмных тварях

Разбор полётов традиционно проходил сразу же в нашей практической аудитории. Сегодня я даже умудрилась не выложиться всухую, как в тот раз, когда потом Авенир Афанасьевич доставлял меня домой. Наверное, потому, что бабушка помогла. Просто ноги тряслись и шатало. Села на лавку, прикрыла глаза.

— Эй, Ольга, ты чего? Не покидай нас! — шустрый Ваня Шилов плюхнулся рядом и сунул мне под нос фляжку.

Да не с водой, а с чем покрепче. Самогоночка? Я принюхалась.

— Чего нюхаешь, глотай! На берёзовых почках, отличная! Почки ещё о прошлом годе заготовили, а тут батя мой уже и за новыми наладился, пока я в академии лавки просиживаю!

Я глотнула, приняла корочку чёрного хлеба и зажевала. Самое то, да.

— А хлеб-то есть ещё?

— Даже пирог есть, тётка дала с собой, — я слышала, что он жил у какой-то дальней тётки. — Держи, — в мою руку лёг кусок пирога. — Ты молодец, слышь? Первый раз вижу, чтобы баба так ловко с дохляками управлялась, я ж думал, таких, как ты, просто так берут, потому что положено, а ты по серьёзному, как мы все!

— Да получше всех, — на соседней лавке устроился князь-песец Юрьев. — Есть ещё пирог?

Звали его Тимофеем, но парни в группе так и говорили — песец. Я потихоньку добавляла — полный. На самом деле был он высок, и если не тощ, то поджар. И вечно голоден.

Ваня Шилов достал из стола тряпицу с остатками пирога — сказал, оставлял здесь, чтоб изнанкой не таскать, мало ли. Вообще еда на той изнанке портилась, об этом следовало не забывать и накладывать специальные чары сохранности, я их с первокурсниками учила. К нам присоединились Мокроусов и Строцкий, двое оставшихся героев сегодняшней ночи. Остальные тоже что-то спешно ели, пока не пришли преподаватели.

— Ну, рассказывай, кто тебя заманивал-то, — кивнул Строцкий с набитым ртом, не дожевав куска.

— Да, одна знакомая по жизни в Сибирске, неприятная особа, — отмахнулась я.

— А приятные в таком разе не приходят, — засмеялся Ваня. — Ко мне раз пришла соседка, которую ейный муж порешил, и она у них в подполе всю зиму пролежала. А по весне, значит, оттаяла.

Ваня, я слышала, был крестьянским сыном откуда-то из южных губерний.

— А что, пока оттаяла, что ли смирно лежала? — усомнился Мокроусов.

— Да куда там, — закивал Ваня. — Шлялась, как тварь, и ничего её не брало — ни крест попа нашего, ни святая вода, ни крепкое словцо. Пока прочухали, что к чему, она мужа туда к себе увела, свекровку, то есть мать евонную, брата мужниного младшего, а под конец и свёкра, а золовки обе мужние были и по своим домам жили, потому и остались, я думаю. И вот когда дошло, что дело нечисто, пришли да батюшке моему поклонились — мол, спасай, Спиридон Игнатьич, иначе все там будем. Ну, мы с ним и двинули в ночь, и страху натерпелись, это ж вам не просто так упокойничек не понял, что конец ему, и домой с погоста пришёл, она ж банду мертвяков себе насобирала, и говорила ещё — вы надо мной измывались при жизни, теперь будете меня слушать, как миленькие.

— И как, слушали? — поинтересовался рядом профессор Конев.

— А куда им деться-то, её слово крепко, и привязала она их тем словом к себе намертво. Слушали, как миленькие, — важно говорил Ваня.

— И чем дело-то кончилось?

— А чем, кончилось, да и всё. Дашка та кончилась, а разом с ней и прочая её семейка. Батя встал супротив неё, крест снял да опутал еёное туловище как следует, что она и пикнуть не могла, и держал, а я подмогнул чутка, с меня толку-то было, я ж мелкий и неучёный тогда ещё был. Ой, страшные глаза-то у неё были, чернущие, как глянешь — всё равно что в омут затягивает. И всё, только кучка пепла от неё и осталась. И ту нашли в подвале, когда к ним спустились, и там все прочие лежали, кого она забрала.

— И как нашли-то, потом что ли? — Глеб слушал, как сказку, затаив дыхание.

— А потом скотина у них в стайке заголосила, доить-то некому, кормить тоже, а у них там две коровы, свинюшки, курей тоже сколько-то было. Ну и пошли в дом, а в том доме — пусто, и печь давно остыла, а как в подпол заглянули — так там они все и лежали, кроме Дашки той, а от Дашки остались только будто след от тела во льду, как лежала, и в том следе кучка пепла небольшая.

— А чего её муж-то убил, рехнулся, что ли? — не понял Юрьев.

— Да болтали, будто она на него попу нашему пожаловалась. На него и на отца его с братьями, мол, руки распускают и бьют. А она не из нашей деревни была, её Макар, муж ейный, на ярмарке повстречал. Богатая, сказывали, невеста, отец зажиточный, много полотна и всякого другого барахла за ней дали. А опосля свадьбы она хотела утечь к отцу, да Макар её поймал и побил. Ну и потом, видно, тоже… побил. И поп к нему же и пришёл — мол, учить учи, но меру знай. И тут уже ей совсем несладко пришлось — как же, сор из избы вынесла. И после того она уже недолго прожила, та Дашка.

— И отомстила, — заметил Петя Быстров.

— Выходит, так, — степенно кивнул Ваня. — И вот я когда в сам-первый раз на погосте стоял один супротив нежити, она и пришла. Ты, говорит, Ванятка, почто меня жизни лишил? Я бы, говорит, ещё и до золовок добралась, а то я тут, а они там, непорядок, семья вместе должна быть.

После такой истории все наши сегодняшние приключения уже казались сущей ерундой. Но одна вещь у меня никак не сходилась.

— Слушай, Ваня, а с тем пеплом что сделали? Ну, который от Дарьи остался? — спросила я.

— Похоронили, — пожал он плечами. — Никто ж не сказал, что его надо по речке пустить, и тогда она не найдёт дороги обратно. А она, видать, нашла, раз мне тогда показалась.

— Очевидно, так, — кивнул Рябцев. — А что, Ольга Дмитриевна, опыт имеете?

— Имею, — кивнула я. — И мне как раз сегодня сказали, что главная преступница не может за мной прийти, потому что пепел её под лёд в прорубь спустили, дело-то в декабре было. Правда, она не семью уводила, а жизнь из прислуги тянула, и за счёт того жила. И уже, кажется, не вполне человеком жила.

— Верно, — заскрипел Конев. — Куда уж человеком после такого-то! И запомните, если доведётся — на тёмную тварь по одному лучше не ходить. И непременно развеять над водой всё, что останется, вода разнесёт, и обратно им уже не собраться, и на берег не выйти. О тёмных тварях дальше поговорим, а сегодня — всем четверым засчитано, высший балл.

Мы поблагодарили преподавателей и разбежались домой. А дома меня поджидал — кто бы вы думали? — Авенир Афанасьевич.

— Я понимаю, Ольга Дмитриевна, что вы только с практики, но долго вас не задержу. Нашёл я того мальчика, который помог вам тогда от полиции уйти. Там оказалось непросто. Хотите знать подробности?

Я мигом встряхнулась. Конечно, хочу.

— Если вы подождёте четверть часа, я приду в гостиную. И вы расскажете.

— Отлично, — он просиял улыбкой. — Жду вас и прошу подать поздний ужин.

33. Розыски мальчика

33. Розыски мальчика

Я быстро помылась и переоделась в цивильное — в юбку и блузку, и пошла в китайскую гостиную. Авенира Афанасьевича не было, в камине потрескивали поленья, свет от них падал на стены, и казалось, что драконы шевелили хвостами и длинными усами, и вообще двигались. Я засмотрелась и проморгала появление моего преподавателя.

— Прошу вас, — он вежливо показал мне на кресло.

— Благодарю, — я тоже вежливо кивнула и села. — Вам не кажется, что драконы на стенах шевелятся?

— А это их батюшка заколдовал, — отмахнулся Авенир Афанасьевич. — Сказал — приличный гость не испугается, а кто испугается — так туда и дорога.

Я не удержалась, хихикнула. Он тоже рассмеялся.

— Как практика? В Макарьеве же, да?

— Да, — подхватила я безопасную тему. — Страшно, но преодолимо.

— Это хорошо, что преодолимо, потому что на экзамене вам как раз нужно будет преодолеть.

— Что именно? И когда экзамен?

— Вы будете сдавать специальность вместе с первым курсом, а потом ещё и со вторым. В конце июня. А что будет зимой — там увидим. Вообще вам ещё Аркадий Петрович должен кое-что рассказать, но там основная практика будет осенью, по применению некромантии в судебной медицине.

Точно, ещё ж этот аспект есть, не только бить нежить. И мне даже учебник дарили на Рождество. Что ж, послушаем.

— Жду с нетерпением, — откликнулась я.

Вдруг это проще, чем бить нежить? Хотя… нежить это нежить, а там явно на покойников смотреть. Вот ведь привалила профессия, кто б мог подумать, да?

— Вам… не страшно?

— А чего уже бояться? Ну, так. Деваться же мне некуда, верно?

— Верно, Ольга Дмитриевна, верно. Так вот, о нашем мальчике. Непросто оказалось потому, что в том флигеле, где собиралась памятная вам компания, сейчас никто не живёт. Снимавший флигель Григорий Андрюшин отчислен из университета и выслан из города под надзор полиции, и вдова Капитонова, владелица дома, никому пока тот флигель не сдала. Я несколько ночей побродил вокруг, но юноша не показывается, он исключительно домашний. И тогда вчера я решился проникнуть внутрь — предварительно трижды обойдя вокруг дома, и представив себе те внутренности. Да, там пусто, никто не живёт, меж соседями, кстати, у флигеля дурная слава. И вот как раз когда я просидел в той комнате пару часов — то ещё занятие, потому что запах табака там так и не выветрился, юноша изволил мне показаться. Очевидно, ему любопытно, потому что скучно и не с кем перемолвиться, и страшновато, потому что я некромант и могу прекратить его существование в этой противоестественной форме. Я даже попробовал поговорить с ним, но — он показал мне язык и утёк.

— И что с этим делать? Это же, ну, неправильно? — мне и впрямь показалось, что это неправильно.

— Сегодня я сходил в тамошний околоток, поговорил. Описал юношу — спросил, не пропадал ли такой. Мне сначала лениво обещали поспрашивать, а потом явился тамошний пристав и сразу же вспомнил дело. Оказывается, пару лет уже тому и впрямь пропал двенадцатилетний мальчик, гимназист, из дворян. Пропал по дороге из гимназии домой, его в последний раз лоточники видели где-то неподалёку от дома Капитоновой, и никаких концов не нашли. Его отцу угрожали — а отец занимает должность при градоначальнике, и что-то там было нехорошее с казёнными деньгами и политикой, тот пристав сути дела не знает, и мне рассказать тоже не смог.

— Угрожали, отец не поддался, и тогда похитили сына? — догадалась я.

— Именно. И этого сына — Юрия Серышева двенадцати лет — больше никто не видел.

— Террористы не освобождают заложников. Потому что те смогут много рассказать о самих террористах.

— Откуда вы знаете? — Авенир Афанасьевич взглянул на меня пристально.

— А что, это не все знают? Ну, пусть. Правда ведь?

— Чаще всего так и есть.

— И если мы расспросим этого Юру, он расскажет нам, кто его похитил и вообще что случилось?

— Скорее всего.

— А такое свидетельство будут принимать во внимание?

— Если мы всё сделаем правильно.

— То есть — придём к той вдове, как её…

— Капитоновой?

— Именно.

— И она допустит нас в тот флигель, и мы там дождёмся его?

— Да, но нужен ещё один некромант — служащий министерства внутренних дел. Он засвидетельствует допрос.

— Когда пойдём?

Он рассмеялся.

— А вы, Ольга Дмитриевна, уже сейчас готовы? А поспать?

— Ну, — я смутилась, — это интересная задача. Её бы решить.

— А вы любите интересные задачи?

— Конечно. Намного больше, чем как сегодня.

— А что сегодня? — он смотрел участливо. — Трудно было?

И взял меня за руку, паршивец такой.

— Как вам сказать, — вообще-то что-то можно и сказать, он и сам некромант, поймёт, наверное. — Мне явилась одна особа, мы в Сибирске с ней в одном доме служили. И она плохо кончила. Была замешана в убийстве, в нескольких. И угрожала, гадости говорила.

— Но вы оказались сильнее? — он смотрел… с уверенностью.

Как будто ни на мгновение не сомневался, что я отвечу — да, я оказалась сильнее.

— Я смогла одолеть её, — сказала только, потому что не была готова рассказать ему о бабушке.

И вообще, как она смогла прийти на зов и помочь мне? Что-то тут не то. Она пропала у нас, и тоже делась куда-то сюда? И есть где-то здесь? Но почему-то я не хотела рассказывать о своих запутанных обстоятельствах Авениру Афанасьевичу.

— А ещё? Не только эта особа?

Откуда он взялся, такой проницательный? Я рассказала Ванину историю о Дашке, отомстившей гаду-мужу и всей его семейке. И о том, что я в этой истории полностью на Дашкиной стороне. И что если мне придётся встать против такой Дашки — я её пожалею и не смогу развоплотить, будь она хоть сто раз тёмная тварь.

— Сможете, — непререкаемо сказал он. — Помните, в такой момент вы не жалостливая женщина, а некромант. Маг, который стоит между этим существом — и всеми живыми. Даже если те живые были виноваты перед тем, кто ушёл в смерть, теперь это уже их беда, что не вымолили прощение, пока человек был жив. Перед вами уже не обиженная женщина, а воплощённая смерть, и она уже не мстит за обиду, а уничтожает живое.

— Я понимаю. Но лучше слушать такую историю от кого-то под пирог и чем там запить, чем вот так, самому.

— Многие истории таковы. Но кому-то нужно встать и сделать, и нередко это мы или нам подобные. Еда-то чья была?

— Да Вани Шилова. Он и пирог принёс, и флягу, и рассказывал тоже он.

— Опытный уже. А вы почему поесть с собой в поле не берёте?

Я поняла, что съела и пирожки с капустой, и оладьи с мёдом, и выпила весь чай.

— Да как-то не подумала.

— Не забывайте, заходите перед практикой и берите еду, и чай тоже.

— Я воду во флягу беру. А парни и не только воду, — хихикнула.

— Так после нежити и водка водой покажется, — пожал он плечами. — Не забывайте, ясно? Это важно.

— Да, я поняла. Спасибо. А к мальчику Юре когда пойдём?

— Я завтра постараюсь встретиться с его отцом, и договориться с околотком, и с тем некромантом, которому поручат это дело. И сообщу вам.

— Большое спасибо, я отчего-то приняла это дело близко к сердцу.

— Я понял это, — улыбнулся он. — Рад сделать что-то для вас.

Он ещё проводил меня до моей двери, и ручку поцеловал. И попрощался.

А на следующий день повстречал меня в коридоре академии и сказал:

— Вечером идём разговаривать с мальчиком Юрой. Готовы?

— Конечно, — просияла я улыбкой.

Ура, меня берут, ура, я сделаю что-то полезное. Как уже почти настоящий маг-некромант.

34. Что случилось во филгеле

34. Что случилось во филгеле

Мы договорились встретиться в академии в шесть вечера — Авенир Афанасьевич, околоточный пристав, служащий в министерстве некромант и я. Я ещё успела приготовиться к теоретическим парам на завтра — семинар по истории магии, письменная работа по теории магии — а полевой практики сегодня не было. Наверное, визит к мальчику Юре будет мне за полевую практику.

Я подошла к преподавательской нашего факультета, там уже стоял мужчина средних лет в форме полиции. Увидел меня, осмотрел.

— Это вы, что ли, та барышня, которая пропажу нашу углядела?

— Выходит, я.

— И что же за нелёгкая занесла приличную барышню в такое место?

Я вздохнула. Ну вот, пойдёт теперь сплетня гулять.

— Я сопровождала туда двух девиц младше меня, опасалась, что попадут в историю, а выбраться не смогут.

— Брата надо, или жениха, чтобы сопровождали, а не девицам шастать, — бурчал он.

Следующим подошёл Авенир Афанасьевич.

— Добрый вечер. Ольга Дмитриевна, это господин Васильев, Еремей Петрович, пристав. А это барышня Филиппова, наша студентка. Углядела юношу и заинтересовалась его судьбой.

— Глазастая, выходит.

— Учёная, — усмехнулся Пуговкин.

Следующим появился внезапно Аркадий Петрович Ракитин.

— Добрый вечер всем.

— Решил тоже с нами пойти? — усмехнулся Авенир.

— Да. Посмотрю на помнящую себя нежить, да мне это ещё и по профилю.

Я слышала, что Ракитин ведёт на третьем курсе и старше некромантию в судебной практике. Видимо, интересуется разными случаями.

— Ещё и на госпожу Филиппову посмотрю. Ольга Дмитриевна, вы ведь понимаете, что подобные действия будут важной частью вашей службы? Вам как раз придётся принимать участие в допросах подобных сущностей, а ещё — в посмертных допросах тех, кто иначе уже ничего рассказать не сможет?

Я кивнула.

— Понимаю.

— Что за служба-то для девицы, — бурчит пристав Васильев.

— Да я не сама её себе придумала, — пожимаю плечами. — Меня учиться-то сюда отправили и стипендию дали для того, чтобы я потом вернулась и работала. Какая разница, какого пола сотрудник, если служит хорошо?

— Вы значит, за равноправие? — прокряхтел явившийся из теней ещё один некромант.

Маленький, щупленький, совершенно лысый дедок, я даже и не предположу, сколько ему лет. Очевидно — много. И силы в нём столько, что нормальному человеку и не вообразить.

— Представьте, да, — смело отвечаю ему и кланяюсь. — Здравствуйте.

— И вам не хворать, — закивал он. — Авенир, представь меня барышне.

— Ольга Дмитриевна, это Яков Львович Мышинский, действительный статский советник, служит в министерстве внутренних дел. А это госпожа Филиппова, наша студентка.

— А служить начал, когда нас всех ещё на свете не было, — усмехнулся Ракитин. — Доброго вечера вашему превосходительству.

— Что это, Аркадий, продолжаешь учить девиц некромантии?

— А как же, Яков Львович, пускай уж лучше эти девицы после пользу отечеству приносят, чем просто так по домам на лавках сидят, — усмехнулся Ракитин. — А Ольгу Дмитриевну к нам прислали аж из Сибирска, и стипендию ей платят от генерал-губернатора, и всё ради того, чтобы потом вернулась туда на службу.

— Других что ль нет? — изумился Мышинский и оглядел меня с головы до ног.

— Да как-то не особо, — пожала я плечами. — Есть один некромант при особе его превосходительства губернатора, но его на всё не хватает, как я понимаю.

— Если всего один на целую губернию — тогда конечно, — закивал Мышинский. — И что же, мы отправляемся в Захарьевский переулок? Каков план действий?

— Мы с Ольгой Дмитриевной идём внутрь флигеля и пытаемся вызвать молодого человека на разговор. За нами можно приглядывать из теней, а можно из соседнего помещения. По итогу решим, как поступаем, — сказал Пуговкин.

— Веди, орёл, — кивнул ему Мышинский.

Наша компания шагнула тенями до того переулка — пристава вёл Ракитин, тот морщился, но терпел.

— Идём все, так? А потом мы с Ольгой Дмитриевной усаживаемся ждать.

В маленькой комнатке, где мне не довелось побывать в тот памятный раз, остались Мышинский, Ракитин и Васильев. А мы с Авениром шагнули дальше, туда, где вся мебель осталась, как и была, а вот никакой утвари и прочих признаков жизни не было. Сели за стол, я приготовилась долго ждать.

Непонятно, как лучше — ждать молча или разговаривать. Мы сидели именно что молча, но меня очень скоро начало клонить в сон. И в себя я пришла от тычка в бок — не больно, но чувствительно, открыла глаза… и увидела того призрачного мальчика по другую сторону стола.

— Добрый вечер, Юра, — сказала я.

— Он вас не слышит, дайте ему крови, — пробормотал Пуговкин.

Я принялась судорожно соображать, есть ли у меня, чем проткнуть хотя бы палец, но Пуговкин уже протягивал небольшой складной нож. Я ткнула в палец, капнула кровь на пол и ещё раз поздоровалась.

— Здравствуйте, — голос вот прямо подростковый, но — как будто издалека. — А вы ко мне пришли? А вы кто?

— Да, Юра, к тебе, — кивнула я.

— А как тебя зовут?

— Я Ольга, а это Авенир Афанасьевич, он преподаватель.

— А ты?

— А я студентка.

— А он будет меня учить? Я его не слышу, только вижу.

— А хочешь слышать?

— Можно. Что он скажет? Будет ругать, что я не хожу заниматься? У нас в гимназии не было такого преподавателя. И в гимназию я попасть не могу. Сколько раз пытался — не выходит, оказываюсь здесь, и всё.

— Тело где-то неподалёку, вот и не может уйти, — тихо сказал Авенир Афанасьевич. — Спросите, знает ли он, где его тело.

— Ты знаешь, где твоё тело? — послушно спросила я.

— Тело? — как будто изумился он. — Какое ещё тело?

— Наверное, твоё? Или ты не знаешь? Понимаешь, мы тут вообще ничего не знаем, ни откуда ты тут взялся, ни как долго живёшь, ни кто тебя сюда привёл.

— А надо знать? — усомнился юноша.

— Конечно, надо.

— А твой преподаватель где уроки ведёт?

— В магической академии.

— Но я не маг. У нас никогда не вели уроки маги. Что он может вообще? Всех победить?

Я задумалась.

— Он некромант. Смерть побеждает всех на свете, а некроманты — саму смерть.

Нет, это я не сама придумала, это Афанасий Александрович нам на лекции процитировал кого-то из древних.

— Некроманты сильные, это так.

— И некроманты просят тебя о помощи.

— Ты тоже некромант? Ты на мою сестру похожа.

— Я тоже некромант. К сожалению, у меня не было братьев, ни старших, ни младших.

— Старшие смеются над тобой всё время, а младшие таскают твои вещи и твои конфеты.

— Я думаю, они все скучают.

— А почему не приходят?

— Так не знают, куда. Ты же не показываешься никому. Только мне тогда почему-то показался.

— Я не сразу понял, что ты можешь меня видеть.

— Могу. И другие некроманты могут. Как ты здесь оказался?

— Я не помню. Меня спросили, как пройти в бакалейную лавку, я показал, повернулся, чтобы указать направление, и как будто меня сзади кто-то по голове ударил, и я больше ничего не помню. Очнулся уже здесь, я был в этой комнате, и ещё один я лежал на полу. Вокруг бегали и суетились люди, и говорили, что не рассчитали чего-то, и что я не должен был умереть. Потом они отнесли второго меня куда-то в подпол, сказали — там глубоко, и можно закопать. Удачный, мол, дом, хорошо его арендовали. А я остался. Те люди ушли, но новые пришли не сразу. И никто из них меня не видел. И потом снова не видел, и ещё не видел. А потом ты пришла и увидела.

— А ты помог нам уйти.

— Да. Я видел, ты хочешь забрать ту девушку. И сделал так, что ты смогла.

— Вот и молодец. Спасибо тебе. Без тебя мы бы не выбрались.

— Ты ещё придёшь поговорить?

— Не знаю, но могу познакомить тебя с другими некромантами.

Он как-то легко согласился — кажется, просто соскучился. Пришёл Ракитин, потом пришёл Мышинский, они ещё расспрашивали — о чём говорили похитители мальчика, как друг друга называли, были ли у них особые приметы. И потом ещё мы все пошли в тот погреб, вход в него был из соседней комнаты, и долго спускались по лестнице, и попали в каморку — пустую, с полками вдоль стен, и оттуда был люк ещё ниже.

Дальше тоже вела лестница, довольно ветхая. Первым спускался пристав Васильев, следом Мышинский, потом Ракитин, дальше я и Пуговкин. И вот внизу-то как раз и нашли то, что осталось от мальчика — благодаря льду, а он там был в избытке, как раз осталось. И не только мальчик, а и ещё два тела. Я пряталась за спинами и даже не спустилась до конца — для всех нас там не хватило места. Я только слушала. Ракитин попробовал допросить лежащих, но ничего не вышло — сказал, нечему там с нами разговаривать, души улетели, а тело можно разве что поднять, но тут затруднительно, потому что сохранность плохая. Сил уйдёт много, а толку чуть. Они ещё обсудили с Мышинским, что можно сделать, и пришли к тому, что ничего.

Дальше мы в обратном порядке выбрались наружу, пристав Васильев опечатал оба подвала и флигель, и наутро уже должны были происходить сыскные операции. А я вернулась в комнату.

— Юра, ты здесь? Спасибо тебе, ты очень помог нам понять, что случилось.

— Тебе тоже спасибо, приходи ещё поговорить, если сможешь!

Оттуда мы шагнули в академию, и расселись в преподавательской.

— Что будет дальше, Аркадий Петрович? — спросила я.

— Дальше тела будут подняты и захоронены, и ваш юный друг упокоится, я полагаю. Сообщим родителям, они всё это время безутешны.

— И найдём преступников, так, Васильев? — проскрипел Мышинский. — Спасибо, Ольга Дмитриевна. Вы нам очень помогли. Напишите там ей, что молодец, засчитайте что-нибудь, — глянул он на обоих преподавателей.

Мне было приятно. И вопрос решили, и некоторая польза лично для меня.

35. Еще один учебный предмет

35. Ещё один учебный предмет

На следующий день между парами мне передали повеление прийти в преподавательскую факультета. Я тут же подхватила юбку и пошла — мало ли, что. Там меня ждали Афанасий Александрович, Аркадий Петрович и неизвестный мужчина — лет сорока с чем-то, важного и властного вида.

— Ваше превосходительство, наша студентка госпожа Филиппова, — представили меня.

И что у нас за превосходительство?

— Это… это вы нашли Юру? — спросил мужчина.

Спросил так, что сомнений не осталось — это отец Юры, и он безутешен, всё, как и говорил Аркадий Петрович.

— Так вышло, ваше превосходительство, — я наклонила голову. — Мне очень жаль.

— Вы всё правильно сделали, — вздохнул он. — Мы теперь хотя бы знаем, что случилось, и Юру можно отпеть и похоронить.

Ну да, два года в неизвестности о судьбе сына — ничего хорошего, всё понятно.

— Я слышал, уже напали на след тех, кто в этом замешан, — сказал Ракитин.

— Верно. Надеюсь, вскоре найдут, а вам всем — благодарность от меня и от моей семьи.

Господин Серышев поклонился нам всем и вышел, а мы втроём — остались.

— Оленька, ты молодец. Всё сделала, как надо, и ненароком приобщилась ещё к одной стороне своей будущей службы, — сказал Пуговкин. — Мы с Аркадием предполагали, что тебе нужно послушать лекции и посмотреть, но оно случилось само.

— Вводные лекции всё равно теперь только осенью, — пожал плечами Ракитин.

— Значит, пусть ходит на практику хотя бы раз в неделю. И смотрит.

Что, новый вид практики? Мне мало того, что уже есть?

Оля, ты ж решила быстро научиться всему? Вот и радуйся.

Приговорили, что на практику я пойду завтра после четвёртой пары, с третьим курсом. И у меня это пока будет пассивная практика — как бы сказали дома. Ну что, смотрела, как бьют нежить, как эта нежить ходит и ездит, теперь, значит, меня ждёт что-то ещё.

Тут же перекроили моё расписание до конца семестра — мне следовало раз в неделю ходить на полевую практику с первым курсом, раз — со вторым, и раз — с третьим. С первым и вторым — активно участвовать, а с третьим — пока только смотреть. И первый раз — завтра.

Назавтра я рассказала о новшествах Марьяне — была у нас совместная лекция. Та подивилась, конечно.

— Зачем так-то? Нет бы потихоньку, как всем!

— Так вот нет у меня этих лет, чтобы как всем, — вздохнула я. — Приходится быстро.

И после пар прибыла в назначенное место сбора, где уже стоял десяток человек. Видимо, третий курс, что-то их немного. И есть девушка, хорошо. Впрочем, меня не заметили, и обратили внимание только тогда, когда Аркадий Петрович вышел из теней, оглядел всех и сказал:

— Молодцы, готовы, вижу. С нами раз в неделю будет заниматься Ольга Дмитриевна, она обучается по особой программе. У неё пока пассивная практика, так что не рассчитывайте, что она за вас всё сделает, расскажет и покажет.

Кто-то фыркнул, но в целом не удивились.

— Это как Данила, что ли? — спросили.

— Да, как Данила, тоже по направлению и при поддержке своего губернатора, — подтвердил Ракитин. — А теперь вперёд.

Мы вышли из теней перед зданием городской больницы. Немалого размера двухэтажный каменный дом, во дворе люди, пара телег, автомобиль. Дальше нужно было пойти внутрь следом за Ракитиным, и мы пошли, я — последней. На входе нас пересчитал дежурный и записал в толстую тетрадь — студенты магической академии, всего одиннадцать.

— Было ж десять ещё на прошлой неделе, откуда лишнего взяли?

— Сама завелась, — хрюкнул кто-то из парней, все захохотали.

— Все бумаги я представлю, — Ракитин показал дежурному папку, мол — всё в порядке.

— Тогда прошу, — кивнул дежурный.

Мы подождали, пока Ракитин куда-то сходит с той самой папкой и вернётся без неё. И отправились — куда бы вы думали? В мертвецкую. Да, там лежали доставленные сегодня тела, и студентам третьего курса было необходимо установить причину смерти этих людей.

Я снова пристроилась за спинами, но сегодня не вышло. Ракитин прямо велел мне стоять и смотреть.

— Ольга Дмитриевна, смотрите внимательно, и после задавайте вопросы. Я сейчас не имею возможности определить вас на теорию, это будет осенью. Поэтому начинайте с практики, да и начали уже. Вы когда-нибудь изучали анатомию?

— Да, — кивнула я.

Потому что дома в университете конечно же изучала, хоть и не в том объёме, как медики. Но кажется, мы здесь не медики?

— Вот и славно, значит, имеете хоть какое-то представление о том, что внутри у человека. Смотрите и слушайте.

А дальше каждому нужно было непременно высказаться — от чего умер человек, и как можно установить этот факт. Ракитин особенно настаивал на том, чтобы озвучить весь ход рассуждений. Студентам дозволялось подходить близко, смотреть, исследовать тело силовым щупальцем. Ракитин повторял, что лучше дольше подумать, чем сказать какую-нибудь глупость, пока их никто не подгоняет и времени у них достаточно.

И что же — они говорили, все. Три тела были последовательно осмотрены, и по каждому состоялся мини-консилиум. Обращали внимание не только на раны и синяки, и состояние кожных покровов, и степень окоченения, но и магическим путём смотрели — какое вмешательство оказалось смертельным для этого человека.

Активней других говорила девушка, Ракитин обращался к ней — госпожа Тихомирова. Та бойко перечисляла разные признаки, парни шипели на неё, что никому слова вставить не даёт. Впрочем, некоторым вполне находилось, что добавить. И Ракитин напомнил, что на экзамене каждому достанется тело, и нужно будет написать заключение о причинах смерти — потому что это важная часть службы некроманта, и к услугам мага прибегают в том случае, когда причина смерти неизвестна, когда вскрытие ничего не прояснило, или когда наличествует спорный случай. Также каждый должен был уметь провести посмертный допрос, но это, как сказал Ракитин, будет предметом следующего занятия.

Установление причин смерти заняло у нас около двух часов. Дальше Ракитин сказал группе, что ждёт их завтра в академии, а мне — что через неделю нужно явиться на то же место сбора. И отправился по своим делам.

Меня же забросали вопросами — откуда я, почему у меня индивидуальная программа, кто так обо мне позаботился.

— Да отстаньте от человека, — прикрикнула на парней девушка.

— Матрёна, сама не лезь, сильно умная ты у нас стала, да? — ухмыльнулся высокий рыжий парень.

— Сколько раз говорить — не Матрёна, а Матильда! — прошипела она. — Ольга, не слушайте этих неотёсанных неучей! И вообще пойдёмте отсюда. У вас есть ещё занятия?

— Нет, полевая практика будет завтра.

— Вот и славно. Тепло, вам в какую сторону? Прогуляемся?

И пошли мы прогуляться.

И было это хорошо — потому что Матрёна, или, как ей намного больше нравилось, Матильда Тихомирова имела за плечами двадцать три года и училась потому, что некромантов мало, и они в целом нужны. Родом из Тобольской губернии, она рано осталась сиротой. Прислуживала в лавке — там неплохо платили, лучше, чем в трактире подавальщицей, она пробовала, но после того, как до полусмерти испугала пьяного приказчика, вздумавшего к ней приставать, быстро оказалась на улице. В лавке работалось проще, да и утащить что-нибудь из-под её защиты оказалось нереально, за что ей хозяин приплачивал. Но губернатор распорядился — всех магов зарегистрировать и обучить, и Матильда поехала обучаться. Накопленных на службе в лавке денег хватало, училась она на «отлично» и получала стипендию, плюс, тут она поглядела на меня со значением, встречаются щедрые мужчины, которые охотно делятся. Более того, сейчас она направлялась на встречу с таким мужчиной — он служил в полиции в каком-то приметном чине и не боялся некромантов.

— Огневики и боевики не боятся, остальные все с опаскою, — весело говорила Матильда.

— А мне почему-то и некогда, одна учёба с утра до ночи, не продыхнуть, — сказала я.

— Учёба учёбой, а если раз-два в неделю встречаться с заинтересованным мужчиной — то и учёба лучше пойдёт и веселее покатится. Силы будет больше. После практики я иногда и нашими не брезгую — потому что хочется быстрее восстановиться.

— Дети же, — вздохнула я.

— Да какие там дети, — отмахнулась она. — Кто уже и дома на нежить ходил, кто ещё как. Федьку Шишкина, скажем, из тюрьмы вынули да сюда доставили, потому что признали — он невиновен, лучше его выучить да на службу какую взять, всё польза.

— А он убил кого-то?

— Да, грабителя одного, а второй шум поднять успел, и полиция рядом располагалась, как-то так. Это они, может быть, выглядят детьми, а по смыслу никакие уж не дети. Да и профессора есть, один только младший Пуговкин чего стоит, ещё и неженатый. Он, конечно, экстраординарный профессор, ну так годик ещё — и ординарным станет.

Ага, в штат возьмут вместо почасовки, перевела я для себя. И предлагал жениться, да. Но об этом я Матильде ни слова не сказала.

Зато спросила — кто таков Данила, которого поминали в начале. Она рассказала — парень, который окончил подобие курса за год, тоже по направлению губернатора, из Полтавской губернии, туда после и отправился. И выдали ему документ о том, что он освоил теоретический и практический курс и может быть принят на службу, а чтобы получить значок выпускника и полный диплом, имеет право обратиться и досдать недостающие дисциплины в течение пяти лет, но там в основном всякая общая теория и иностранные языки, и кроме экзамена, нужно написать и защитить дипломную работу.

Вот, это уже что-то по делу. Значит, если я сдам экзамен, то получу такой вот документ, который позволит взять меня на работу по специальности. Вроде неполного высшего образования. И если смогу и захочу, то досдам нужные предметы, напишу работу и получу полный диплом. Вполне реально.

А пока я поблагодарила Матильду и мы распрощались — она побежала к своему полицейскому исправнику, а я направилась пешком домой. И по дороге думала о том, что не решилась бы, наверное, приблизить к себе мужчину — потому что ну зачем? Я не верила, что бывает просто так, без обременения и проблем. У меня не бывает. Но вдруг?

А через пару дней Аркадий Петрович между делом рассказал мне, что тело мальчика Юры, как то и положено, после отпевания предали земле, а призрак его так никуда из дома вдовы Капитоновой не делся.

— Привык, наверное, — пожал плечами Ракитин. — Будет теперь там обитать и за всеми приглядывать.

— Так его навещать нужно и разговаривать, скучает ведь, — нахмурилась я.

А Ракитин пожал плечами и побежал себе дальше.

36. Приятельницы

36. Приятельницы

Расписание устаканилось — три раза в неделю практика за пределами академии, три дня — в аудитории. Аудиторную практику тоже поделили — день с первым курсом, день со вторым, день с третьим. И если с первым и вторым я тренировалась на защиту и нападение, то с третьим пришлось как раз вспомнить знания из анатомии. Я взяла в библиотеке учебник — с весьма детальными картинками скелета и прочих человеческих внутренностей, освежала, что и как. И на практических занятиях мы с Аркадием Петровичем разбирали случаи из разнообразной практики — по описанию очевидца или по отчёту судебного медика должны были сделать все возможные выводы. Я не сразу включилась, но начала говорить тоже, и Ракитин понемногу начал меня похваливать. Пока — за смелость и нетривиальность идей, ну, потому что я думала не так, как прочие. Я не могла опознать удар лошадиным копытом, зато мысль моя отлично рисовала какой-нибудь прибор или предмет домашней утвари. А вообще первым делом пришлось научиться отличать насильственную смерть от естественной — и знаете, да, они различаются. Точнее, различается тело, признаки насильственной смерти очевидны для некроманта и легко считываются.

Однокурсники с первого и второго курсов расспрашивали меня — чем грузят на третьем и что там ждёт дальше. Я рассказывала, они дивились.

— Ракитин такой, суровый, не слезет. Он же нам читал о признаках смерти и о том, как она в нашем мире выглядит, в самом начале, — говорил Войтек Томашевский.

— Не, понятно, что увидишь — не перепутаешь. Но ему ж надо, чтобы по полочкам разложить, на пальцах он не принимает, — вздыхал Митя Ряхин. — А чего там раскладывать, всё ж ясно и так, ну, — сокрушался он, сжимая в ладони очередную письменную работу с отметкой «удовлетворительно с минусом».

При том, что на практике он был отличником — ещё бы нет.

Я бегала по лавкам и гуляла и Марьяной и с Матильдой, а то и с обеими разом. Марьяна сначала косилась на Матильду — чего это она имя своё крещёное не уважает, кто ж за неё заступаться-то будет в таком разе, но Матильда только посмеивалась — мол, им там, свыше, и так ясно, кто есть кто. Захотят — заступятся, нос морщить не будут.

А ещё они сурово спорили о роли мужчины в жизни женщины-мага. Матильда смеялась и говорила — роль того мужчины сугубо вспомогательная, чтобы у женщины были силы и были средства. Если можно не выходить замуж, то и вообще хорошо. А Марьяна сокрушалась — как же так, а любовь, а дети, а семья. Я же только смотрела со стороны, мне было понятно — Матильда не знала семьи, ей семья и ни к чему, была б работа и деньги. А Марьяна как раз наоборот — выросла любимицей в большой семье, она не понимает, как иначе. Ждёт выпуска и готовится — как сама будет строить свой маленький мирок.

— Погоди ты, вот получишь диплом, вернёшься домой — и увидишь, нужна ты такая с дипломом своему жениху, или же не особо. Думаешь, он там тебя ждёт, верный-примерный? Да как же, разбежался. Кто он у тебя? Купец? Сам с товаром ездит? Ну так в каждом трактире придорожном подавальщицы есть, и на каждом постоялом дворе — хозяйки, где замужние, где вдовые.

— Да что ты такое говоришь-то, как можно! — огорчалась Марьяна. — Это потому, что твой исправник таков, да? Наиграется и бросит, вот увидишь, — вздыхала и отворачивалась.

— Или я сама его брошу, — улыбалась Матильда.

И они могли спорить до бесконечности, правда, после всё равно мирились.

А потом я встретила в суконной лавке ещё одну знакомую.

Я выбирала полотно на блузки — по блузке в месяц, а лучше по две. Раз здесь блузка — это такая обязательная форма одежды, то их нужно много. Магическая чистка давала хорошие результаты, но мне показалось, что ткань от неё ветшает быстрее, чем после стиральной машины и порошков моего дома. Впрочем, с обычной ручной стиркой всё одно не сравнить, поэтому — да здравствует магия. И стипендия, которая позволила мне прилично одеваться и подобрать одежду для практики.

На практику в больницу нужно было одеваться в юбку, но я завела такую, до щиколоток, покороче, и глухой фартук. Матильда, глядя на меня, тоже сшила себе такой. А на полевой практике ко мне уже привыкли — к штанам, курткам, жилетке с карманами и рюкзачку из плотной ткани, чем-то похожей на нашу джинсу.

Так вот, полотно на блузку. На учебную блузку, значит — можно батист, он тонкий и плотный. И тонкое кружево, локтя три — на отделку. Мне упаковали выбранную ткань, я забрала свёрток и сложила в сумку, и уже собралась выходить… и едва не столкнулась с другой покупательницей. Светловолосой, со стрижкой, в стильной шляпке и в брюках.

— Ангелина? — она узнала меня, это было совершенно точно, так что скрываться смысла не было.

— Ой, вы же Ольга, — улыбнулась она. — Здравствуйте. Вы уже с покупками?

— Да, вполне.

— Тогда пойдёмте. Мне нужна ткань на бальное платье, но можно не сегодня, — её лицо исказила гримаска. — Не терплю балы, но приходится их посещать.

Мы вышли на улицу, там уже было совершенно тепло — и листочки, и цветочки, благодать.

— Отчего же не терпите? — спросила я уже на улице.

Я была на двух, мне понравилось. На одном меня вдохновлял Соколовский, на втором не оставлял своим вниманием Авенир Афанасьевич.

— А что там делать? Пустое же.

— Как же, а дела решать? Мне кажется, все так делают.

— Да с кем же? Все приличные люди на такие балы не ходят, они у нас в доме не приняты.

Оказалось, Ангелина — из обеспеченного дворянства, и отец её — высокопоставленный чиновник при градоначальнике. И мечтает выдать её, наконец, замуж за достойного человека и избавиться от обузы, которую она собой являет. А почему обуза? Потому что портит его репутацию, связывается с проходимцами и попадает в истории.

— Вы ведь маг, да? — спросила она.

— Да.

— И тоже интересуетесь положением трудящихся?

— Весьма умеренно. Я понимаю, что оно далеко от идеального, но также понимаю, что мановением руки этого не исправить. Уверяю вас, Ангелина — любой общественный строй имеет недостатки.

— Ну вот, вы тоже скучны, хоть и учитесь где-то там. Раз маг, то в академии, да?

— А как вы поняли, что я маг?

— А как бы вы иначе исчезли в тот раз? И подруг своих прихватили.

— Они молодые ещё, глупые. Особенно та, что пришла следом за своим молодым человеком. А вы? Что было с вами?

— А ничего. Папенька выкупил в тот же вечер, не может же он позволить, чтобы я в околотке ночевала, — отмахнулась Ангелина. — Могла бы — давно бы ушла из дому, да некуда.

— Отчего же некуда? — не поняла я. — Не на что снять жильё?

— Да есть на что, моя маменька покойная богатая была, и её приданое мне отписано.

— Ну так и найдите, можно даже и с прислугой найти, если средства есть.

— Да не умею я искать. А Франц временно покинул Москву, не подскажет.

— Вы приятельствуете? — я вспомнила холёного мужчину с трубкой.

— Мы были любовниками, потом не были, потом снова были, — пожала плечами Ангелина. — А потом он уехал, чтобы утихло, осенью вернётся.

А мне закралась в голову странная мысль.

— Я случайно знаю одну квартиру, которую сдают. Флигель. Тот самый, в котором мы как-то встретились, — усмехаюсь. — Только как по мне, его нужно привести в порядок.

— В самом деле? Я узнаю. У меня есть горничная Глаша, она поможет найти ещё прислугу на раз или на время.

— Вот, сходите к вдове Капитоновой, и посмотрите, что там сейчас и как.

Тела из подвала подняли, а Юре всё веселее будет.

— Спасибо вам, — Ангелина просияла улыбкой.

— О, глянь, Оля наша идёт с кем-то, — услышали мы.

Я обернулась. Митя Ряхин и Коля Малинин, красавцы.

— Привет, — кивнула я им. — Это Ангелина, а это однокурсники мои. Дмитрий и Николай.

Коля тут же разулыбался, а Митя смотрел хмуро.

— Милые дамы, не сопроводить ли вас куда-нибудь? — Коля как всегда.

— А домашку сделали? — усмехнулась я.

Назавтра Афанасий Александрович назначил рубежный контроль.

— Оля, умеешь ты всё испортить! Не хочешь, не ходи, а мы погуляем, да? — он глянул на Ангелину умильно, как котик, он отлично это умел.

В общем, я даже и не удивилась, когда сама пошла в сторону дома, а парни отправились провожать Ангелину. Не маленькие, не пропадут.

37. Я сдаю сессию

37. Я сдаю сессию

Сессия подкралась незаметно.

Мы учились-учились, ходили на практику на погосты и в больницу, а потом раз — извольте до субботы получить все зачёты, и на следующей неделе начинаются экзамены.

Мне предстояло сдать два экзамена — специальность с первым курсом и со вторым. Теорию и практику. Аркадий Петрович размашисто написал в моей зачётке — «зачтено», его экзамен предстоял мне в декабре. А в январе — комплексный экзамен по специальности, так это в моей старой жизни называлось. И если я сдам эту самую специальность — то и работать смогу. А с прочими дисциплинами потом разберёмся.

По разнообразной теории, однако, нужно было получить зачёты. Не все, ой, не все преподаватели готовы были снисходительно относиться к таким, как я. Мало того, что программу осваивает не по порядку, а с пятого на десятое, так ещё и женского пола. Конечно, магическая академия была наиболее лояльна к женскому полу, женщины-маги просто имели возможность получить такое же образование, как мужчины, и их должны были взять потом на службу, но я подозревала, что на местах-то на таких государственных служащих смотрят по-разному. Значит, храни, боже, Матвея Мироныча Болотникова — он-то был готов взять меня на работу, только лишь я появлюсь с документом.

Значит — вперёд, к тому документу.

Первый курс сдавал сначала теорию — Афанасию Александровичу. Мне в билете достались виды нежити, и для лучшего балла нужно было подкрепить теоретические знания личными впечатлениями из практики.

Это оказалось легко. Потому что за зиму и за весну я попробовала свои силы против обычных поднявшихся покойников — как говорил Ваня Шилов, забывших, что умерли, и пришедших домой, против необычных поднявшихся, против шатунов и прочих зверообразных, и против древней нежити тоже. Также я рассказала о том, как ходили слушать и наблюдать на места древних сражений — в южные степи, на Куликово поле, на Бородинское поле. Рассказала о мальчике Юре — дружелюбной нежити. И в конце подумала и добавила:

— И ещё темная тварь.

Конечно, я называла Софью Людвиговну, когда только приехала и рассказывала Пуговкину о своих обстоятельствах, но — без деталей.

— Так-так, — заинтересовался Пуговкин. — Где это вам, Ольга Дмтириевна, посчастливилось узреть сей редкостный экземпляр?

— В Сибирске, — тихо сказала я. — Я служила в доме этой женщины. Она питалась жизненными силами своих компаньонок, и подкармливала камеристку. И если бы я не оказалась некромантом — меня бы тоже съели.

— И как же у вас вышло? — так, чует моё сердце, дальше у Пуговкина в лекциях появится ещё один пример.

А я порадовалась, что в аудитории сейчас только четверо однокурсников — Марьяна, Митя Ряхин, Войтек Томашевский и Борис Толоконников. Марьяна пошла со мной — потому что, сказала, со мной не страшно. Митя пошёл в первой пятёрке, чтобы подольше посидеть и придумать, что говорить. А двое оставшихся хотели поскорее отстреляться. Эти не будут болтать.

И я рассказала — как вышло. Как я согласилась на место компаньонки, потому что иначе меня собирались отправить на завод, как являлась ко мне во сне золотая дама, и как всё разрешилось потом — с участием чучела рыси, некроманта Соколовского и Матвея Мироныча.

— После того вас, значит, Болотников да Мишка Соколовский сюда и отправили, — кивал Афанасий Александрович. — Всё верно, тёмная тварь, самая настоящая. Редко встречаются, но и спасибо господу за это. Благодарю за работу, Ольга Дмитриевна, отметка «Отлично». Удачи вам на следующих экзаменах.

Что мне оставалось? Только пойти себе выдыхать, да ждать Марьяну.

В коридоре меня облепили — что и как.

— Да всё в порядке, не страшнее, чем на занятиях, — отмахнулась я. — Кто выучил и расскажет — тот и молодец.

Следующим вышел Томашевский, он как раз оказался молодец, а следом за ним — Толоконников.

— Рядятся они там — кто следующий, Митька или Марьяна, — усмехнулся наш князь.

Впрочем, следующей вышла как раз Марьяна — получила «отлично». А дальше мы ждали, ждали, ждали… Ряхин вышел, весь несчастный и взъерошенный.

— Ну что? — возник рядом Коля Малинин. — Пересдача?

— Не-а, — покачал головой Ряхин. — Хорошо с минусом. Я сам не понял, как. Он же меня наизнанку вывернул. Всё, говорит, ты знаешь, Митька, только сказать ленишься. А чего говорить-то, если делать надо?

Он в последние дни приосанился — потому что, как я поняла, близенько сошёлся с той самой Ангелиной. Ей зашла его невероятная и смертоносная сила, она так и говорила — от одной мысли голова кружится. А ему льстило, что такая знатная и богатая дама обратила на него внимание. Так вышло, что мы с Марьяной оказались в курсе почти сразу же, и я ещё хмурилась.

— И зачем это, Митя? Она же из революционеров, причём не то, чтобы искренне сочувствующая, а со скуки. Тебе нужна революция?

— Не-а. Они же хотят того, землю отобрать и крестьянам. А у бати земля есть, достаточно. А ну как тоже отберут и каким лентяям безземельным отдадут?

Ряхин рассказывал, что отец его после освободительной реформы выкупил надел достаточно быстро — потому что деньги водились у деда, того самого некроманта, ему за услуги платили не только продовольствием, но ещё и звонкой монетой. А потом купил ещё и ещё, и даже нанимал односельчан работать, сам уже спину на поле не гнул. И теперь там вели хозяйство три Митиных старших брата-простеца. А его, значит, отправили учиться.

— Вот и зачем? Им некроманты ой, как нужны.

— Думаешь, я совсем дурной? Никому она не расскажет, ну, окромя тебя да Марьянки. Заколдовал я её.

Вот так-то. Это ответить на экзамене он не очень-то умеет, а колдует как дышит. И то ли ещё будет, к выпуску-то! А пока он бывал во флигеле вдовы Капитоновой и общался с мальчиком Юрой, всё польза.

А мы дождались, пока ответили все, и пошли отмечать. Потому что сдать специальность — это вам не фунт изюму, как сказала Марьяна. И мы с ней согласились.

Практику сдавали на следующий день, то есть в ночь. И тут нужно было просто одному одолеть какого-нибудь представителя неживого сообщества — из тех, что мы уже не раз побеждали в течение семестра. Мне достался юркий и верткий бродячий скелет, я ещё и не с первого удара связала его, но со второго — получилось, дальше снять голову и испепелить.

— Отлично, Ольга Дмитриевна, — сказал стоящий поодаль Авенир Александрович.

Впрочем, с практикой легко справились все, кроме Коли Малинина, тот был бестолков, как всегда, едва не проворонил нападение, вопил, бегал и прыгал, и набегал на «удовлетворительно». А Мите Ряхину выставили пятерых упокойничков, и это было пять точных ударов — раз, и в пепел. Авенир Афанасьевич так и сказал — смотрите и учитесь, к финалу обучения все должны так уметь.

Дальше у моих сокурсников оставалась теория — история магии, теория магии и общая история, а мне предстояло готовиться к специальности со вторым курсом.

Теория тоже сдалась достаточно легко, хотя профессор Конев и погонял меня по особенностям уничтожения разных видов нежити. А вот с практикой пришлось попотеть, потому что там нас провели по нескольким погостам, где водились эти самые древние. И мне достался один такой — прямо близ Москвы, да, там тоже такое случается.

И надо ж было, чтобы встала передо мной девица с косой и в сарафанчике, с тоненьком голоском — пойдём, мол, со мной, одна я на свете, матушка померла, батюшка помер, братики-сестрички померли, одна я осталась, одиноко мне и тоскливо, будем вместе, будет нам светло и хорошо. Подумала я на мгновение, что девица-то, наверное, тоже не просто так в рядах нежити оказалась, уж наверное, там какая-то непростая история.

— А родители-то отчего померли? Мор?

— Так я пришла и увела, как я одна-то, без них, — вздохнула девица и скользнула ближе ко мне.

И тут я не растерялась — охват, удар. Не ушла. Пискнула да осыпалась пеплом. И на сегодня всё.

— Молодец, Ольга, не растерялась, не стала слушать, — похвалил профессор Рябцев. — Отлично.

Дальше мы смотрели, как расправлялись со своими противниками и князь-песец Юрьев, и Ваня Шилов, и остальные. И все расправились, кто точно и молниеносно, кто обстоятельно, кто с блеском.

А дальше можно было выдохнуть, но я упёрлась и сдала-таки экзамены по истории магии и по общей теории. Чтобы потом, если вдруг, уже не нужно было этого делать. А дальше будет видно.

И теперь всем нам предстояла летняя практика.

38. Еще один вид практики

38. Ещё один вид практики

На практику нам предлагалось отправиться куда-нибудь, где есть нужда в услугах некроманта и где есть штатный некромант, который может за той практикой присмотреть. Плюс преподаватели факультета тоже отправлялись вместе со студентами. Первокурсников и второкурсников распределяли туда, где нужно ловить нежить, а третьекурсников приписывали к врачебным управам — там, где они были, эти управы, и где имелись медицинские эксперты. Аркадий Петрович поговаривал, что лучше всего, когда медицинский эксперт и некромант работают совместно, но это случалось только в столицах и крупных городах. Скажем, наша Матильда-Матрёна отправлялась на практику в ту самую городскую больницу, куда мы ходили в течение семестра.

— Денег, конечно, не заплатят, но приглядятся, а там вдруг и через год служить позовут, — говорила она.

Её никто нигде не ждал, она была совершенно свободна в своей дальнейшей жизни.

А вот Марьяна отправлялась домой, в свой Понизовецк, к родителям, братьям и жениху. И там должна была вместе со старшими в семье тренироваться в убиении нежити. Я сомневалась, что мужчины допустят её ну хоть к чему, но полагала, что все документы выправят, как полагается.

Остальные разъезжались по самым разным губерниям. Я поддевала Митю Ряхина:

— И как же твоя Ангелина останется, не боишься, что уведут?

— А она на воды подалась с мачехой, в заграницу какую-то, — пожал он плечами.

— Стоп, а как же Юра? — мы все ходили в тот флигель и общались с Юрой.

Это называлось меж нами — «практика по разумной нежити». Юра с удовольствием слушал наши рассказы об учёбе, вздыхал, что ему недоступно, а он бы хотел поучиться. Кажется, он осознал своё неживое положение, и всегда радовался, когда к нему приходили поболтать.

— Навещать буду, долго ли, умеючи-то, — пожал плечами Митя. — Не дело пацана одного бросать. Вот если бы его можно было взять с собой, другое дело, так нельзя же, — вздыхал он. — А флигель-то Леопёрдовна моя пока за собой оставила, сказала — как осень, так она и воротится. А до осени я пригляжу.

По отчеству Ангелина была Леопольдовна, но Митя упорно именовал её Леопёрдовной. А я посмеялась про себя — некромант, который приглядывает за нежитью, извольте.

Обо мне и моей участи молчали, тогда я пошла к Афанасию Александровичу и спросила сама.

— А чего бы ты хотела, Оленька? — взглянул он хитро. — Можно отправить тебя в деревню какую или городок, где наши есть, работа найдётся.

— А можно? — я тоже умею смотреть.

— А тут Авенир болтал, что собирается на Полуночные острова и во Франкию, материалы к диссертации собирать. И сказал, что готов взять тебя тоже, показать тебе там, что бывает и как.

Что, можно и так, да?

— И… что от меня нужно? — осторожненько так спросила я.

Потому что ничего не знаю о том, что думают о некоем сватовстве родители потенциального жениха. И с чего он вдруг решил мне предлагать особые условия? Вообще, конечно, хорошо — если я потом осяду в своём Сибирске, то какая мне заграница? И в своём-то месте-времени не удалось, потому что денег всегда не хватало. А тут, полагаю, и вовсе. Вряд ли служащему с неполным высшим образованием платят горы золотые. Скорее всего, денег впритык, а работы много. И что, это шанс, и нужно им пользоваться?

— Я спрошу Авенира Афанасьевича, что он о том думает, — сказала я.

И пошла спрашивать. Я ж человек прямой, пошла и в лоб спросила.

— Что там, Авенир Афанасьевич, за расклады такие — что можно поехать с вами в Европу и там что-то изучать?

— Самые настоящие, — пожал он плечами. — Мне будет приятно показать и рассказать вам то, что знаю я сам, а уж вы смотрите, чего вам больше хочется.

Он ещё спрашивает! Конечно, мне хочется посмотреть мир, я так и сказала. И даже подсчитала остатки стипендии — чтоб не совсем с чистой шеей ехать.

В общем, я запаковала блузки, юбки, платья и свою одежду для практики, сняла со счёта денег и сказала, что готова. Но был ещё такой момент, как иностранные языки.

Это дома я худо-бедно могла объясниться на английском и читала на французском со словарём. Здесь — ничегошеньки подобного. Так честно и объяснила. Авенир отправил с этим вопросом к своему отцу, а тот черкнул записочку на ментальный факультет. У них, мол, совместно с целителями есть методика скоростного обучения языкам. Я пошла, и провела там дважды по полдня — ложилась на кушетку и натурально спала, а мне в это время магическим образом помещали в голову знания о грамматике и словарный запас. Что же, у них получилось. Больше всего я, правда, радовалась тому, что теперь могу читать книги, в библиотеке Пуговкиных я видела таких довольно много. И теперь я точно была готова.

Мы в самом деле отправились вдвоём, и отправились тенями — он знал, куда нам нужно, и к кому, и за три шага, с двумя промежутками, мы выбрались на те самые Полуночные острова, которые на здешней карте занимали место Британской империи. Империя была, куда деваться, колонии по всему миру, как и положено, мощный флот. Но мы сначала отправились даже и не в столицу, а в некий провинциальный замок, коим владело некроманское семейство. Замок назывался Торнхилл, его владелец, лорд Джон, выглядел величественным мужчиной в годах, а двое его сыновей, как оказалось, были знакомы с Авениром Афанасьевичем.

Старший, тоже Джон, уже был женат на магичке-воздушнице, следом за ним шли две дочери, обе замужние, и не некроманты — в этом семействе рождались напополам некроманты и другие маги. И младший, Джеймс — ровесник Авенира Афанасьевича.

Меня приняли за близкую Пуговкину особу, я не сказала ни да, ни нет, только подтвердила, что студентка. И что вообще у меня практика. В ответ на меня вывалили целую кучу сведений и местных легенд о нежити, и предложили прогуляться тут недалеко. Конечно же, я согласилась.

Гулять отправились втроём на следующий после нашего прибытия поздний вечер — Джеймс и мы двое, и конечно же тенями в какое-то неизвестное место. Вышли наружу, и я увидела местный погост — кладбище, слегка заброшенное. Кресты, склепы, травка растёт, луна светит. Как-то даже будто и не на практике, а в музее каком.

Мы обошли всё кладбище, и Джеймс рассказывал о том, кто и как сюда попал. Это не было кладбище Торнхилла, но — какое-то другое, другой семьи, связанной с Торнхиллами узами дальнего родства. Кто-то там умер от мора, а кто-то — будучи уведён призраком, а кто-то на войне, а кто-то ушёл в лес и не вернулся, но положено же, вот его имя на плите и написали.

Ударил колокол на церквушке неподалёку — глухо и мощно. Мне даже стало страшновато, пришлось напоминать себе, что вот по колено в снегу посреди леса было страшно, а тут тишь да гладь.

Пока я раздумывала о тиши и глади, мужчины двинулись к калитке, чтобы посмотреть что-то ещё и возле церкви. Тут-то меня и схватили за юбку, да хорошо так схватили — я едва успела схватиться за крест, чтобы не упасть. А падать нельзя ни в коем случае, эту истину я уже успела усвоить. Коля Малинин однажды упал, потому что допрыгался, и еле спасли его всем коллективом.

Так и тут — я успела одной рукой схватиться за крест, а второй ударить, и две призрачных руки тут же отвалились и обратились в пепел, но две других возникли с другой стороны и тоже цапнули за юбку.

Ой, не две, четыре, и тянут.

— Чтоб вас, — я ударила сильнее, и вспомнила — защиту на себя, щупальцем по земле… и тишина.

— Оленька, что тут? — Авенир возник из теней и успел подхватить меня, потому что я оперлась на что-то там за спиной и тяжело дышала.

Очень уж неожиданно это всё случилось. Сама, конечно, глупая, расслабилась, но — всё равно.

— Госпожа Ольга, что случилось? — белобрысый Джеймс отстал на долю секунды, и по его взгляду я поняла, что он и сам был не прочь подхватить меня и обнять.

Авенир же именно обнял — гладил по плечам и голове, и говорил, что я невероятная умница, успела и отбилась. И у меня самая лучшая реакция, а ещё я самая красивая, второй такой нет в целом свете, куда ни загляни.

И то ли это откат после атаки, то ли — что другое, но я подумала — а почему, собственно, нет? Живут же другие, и ничего? Значит, и мне можно?

И когда он поцеловал меня, я ответила. Совершенно осознанно — потому что здесь и сейчас мне был нужен этот мужчина. Просто — потому что мужчина и живой. А у меня уже сколько времени или неживые, или младшие, или вовсе преподаватели, да что ж такое-то? И вот я целую этого мужчину, потому что он кажется мне мостиком к жизни и теплу от всего, что поджидает на той стороне.

Другой мужчина, кажется, понял, что получил совсем обратное тому, что предполагал. И предложил всем вернуться в замок.

В замок мы вернулись рука в руке. Сердце моё колотилось, мысли скакали, как безумные — я же помню, да, что нужно сделать с водой? И как это лучше сделать — тайком, или пусть видит? Я даже не слышала, как он распрощался с хозяевами до завтра, и не выпуская моей руки, повёл наверх, туда, где были наши комнаты.

Лёгкая заминка в коридоре — мы пойдём ко мне или к нему? К нему, решила я, если что — будет, куда скрыться. У него была вода в кувшине, и чашка, и я схватила сразу же эту чашку и плеснула воды.

— Не торопись, — шепнул он мне на ухо. — Успеем. До утра далеко.

— До утра? — подняла я бровь.

— Захочешь — сбежишь, здесь рядом, — он кивнул в сторону моей комнаты, через стенку.

Но что некроманту стенка? Ничего. И вообще…

Он опустился на постель, увлекая меня за собой, и я села к нему на колени. Запустила пальцы в волосы, восхитилась сияющими светлыми глазами, коснулась губ кончиком пальца, а потом и губами.

Целовались мы совершенно безудержно, иногда отрывались друг от друга, чтобы встретиться взглядами и тут же снова прильнуть к губам. Я пожалела, что не дома — потому что столько же всего снимать! Впрочем, мы справились, и куча одежды осталась вперемешку на полу.

И потом мне было всё равно, что теперь и как. Практика, да. Та ещё практика. И если честно, вот по этому предмету у меня намного меньше практики, нежели по некромантии. И это неправильно, нужно навёрстывать.

Вот и займёмся.

39. Меня желают видеть невесткой

39. Меня желают видеть невесткой

Путешествие по заграницам заняло у нас с Авениром почти два месяца. Сначала мы ездили по Полуночным островам, встречались с разными именитыми тамошними некромантами, две недели провели в столице и в академии — читали книги. Я тоже, да, потому что я ж могу читать на здешнем языке, и это восхитительно. Я прочитала несколько книг по некромантии, несколько жизнеописаний и несколько мемуаров. Ещё в Торнхилле мне показали книгу по теории магии, написанную дамой из предков нынешних хозяев — которая едва ли не лично основала академию Полуночных островов где-то в начале семнадцатого века. Я попробовала разобрать рукопись и сдалась, потому что это вам не печатный текст, и тогда Джеймс подарил мне экземпляр переиздания — на современном англицийском языке. Я приняла с благодарностью.

Следующим пунктом нашего путешествия была Паризия. Тоже работа в библиотеке, и ещё мы просто гуляли по городу, Авенир рассказывал — что и когда появилось, как он сам бывал здесь с родителями ребёнком, и уже позже один, перед тем, как держать экзамен на магистра. Здесь тоже состоялось знакомство с выдающимся некромантом — звали его Оливье де Саваж и был он деканом соответствующего факультета академии. Я даже вспомнила, что об этом человеке рассказывал когда-то давным-давно Соколовский. Господин де Саваж был младшим братом военного министра Франкийской республики, и у них в семье тоже некромантами рождались не все, даже наоборот — редко. Но метко, подумала я, потому что этот некромант был вроде Соколовского, каким тот станет лет через тридцать — пафосный франт, знающий всё обо всём на свете. Ну, или почти всё почти обо всём. И супруга у него была приметная — вовсе не некромант, кто-то иной, ярко-рыжая госпожа Оливия. Они пригласили нас остановиться у них дома, и дети их гуляли с нами по городу, и составили компанию в путешествии по стране.