Глава II. Фальсификация: этапы и направления

1. Их профессия — фальсификация истории Средней Азии

В советской историографии верно подмечено, что острая идейная борьба по вопросам истории Октябрьской социалистической революции продолжается столько лет, сколько лет самой революции[119]. То же самое можно сказать и об идейной борьбе вокруг проблем, связанных с басмачеством. Буржуазная историография басмачества не представляет собой нечто застывшее и неизменное в области проблематики, центров и кадров. В разное время, на разных этапах в связи с конкретизацией глобальных условий и задач империализма, действиями сил реакции более интенсивно изучались то одни, то другие вопросы, происходило изменение источниковой базы, менялся круг авторов, исследующих басмачество, создавались и реорганизовывались «центры» по изучению проблемы и т. д.

Великая Октябрьская социалистическая революция, индустриализация и коллективизация в СССР, решающий вклад нашего государства в разгром фашизма во второй мировой войне, распад колониальной системы, образование мирового социалистического содружества, национально-освободительные революции последних лет в Эфиопии, Анголе, Мозамбике, Афганистане влияли и влияют на буржуазную историческую науку, на концепции «советологов». Эти и некоторые другие события сказались на исследовании буржуазными авторами различных аспектов истории Великого Октября и гражданской войны в СССР, и в частности басмачества.

Рассматривая начальный период изучения басмачества в реакционной буржуазной историографии, можно сделать вывод, что для нее характерно, как и для всей «советологии» начала 20-х гг., почти полное отсутствие работ профессиональных историков и преобладание мемуарной литературы[120].

Послевоенный этап характеризуется появлением десятков исследовательских «советологических центров» в США, которые в настоящее время определяют главные направления антисоветских исследований. В 60–80-е гг. такие «центры» появляются в Италии, Японии, Израиле. В эти же годы стали регулярно проводиться международные конференции «специалистов по советским делам»[121].

С начала 1978 г., со времени Апрельской революции в Афганистане и антиимпериалистической, антишахской революции в Иране, буржуазная историография на примере среднеазиатского басмачества пытается идеологически обосновать правомерность борьбы душманов против народного строя в Афганистане, использовать лозунги ислама в контрреволюционных целях[122].

В этих условиях своевременный отпор различного рода «советологическим» концепциям, разоблачение их антикоммунистической, антисоветской направленности приобретают огромное политическое значение» Оно не только вскрывает антинаучную сущность фальсификаторских версий о басмачестве в Средней Азии, но и служит делу разоблачения истинного лица афганских душманов, других реакционных антинародных выступлений, направленных на подрыв современного революционного процесса.

Рассмотрим более подробно, как зарождались и развивались «советологические центры», формировались кадры «специалистов» по истории Советской Средней Азии.

Великая Октябрьская социалистическая революция, коренным образом изменившая ход развития мировой истории, вызвала появление новой ветви антикоммунизма — «советологии». История «советологии» — это развитие ее организационной структуры (учреждений и центров), идейно-теоретического фундамента (методологии, представлений, концепций), причем идейно-теоретические концепции создавались раньше возникновения «исследовательских центров»[123].

До 1914 г. в США, Великобритании, других странах Европы изучению русской истории уделялось мало внимания. Только в 1915 г. в Англии была создана лондонская школа славянских и восточноевропейских исследований, в 1916 и 1918 гг. — институты Восточной Европы в Кенигсберге и Бреслау, в 1920 г. — Институт славяноведения в Париже. В США в 1919 г. при Стэнфордском университете был создан ведущий в современном мире антикоммунистический «центр» — Гуверовский институт войны, революции и мира, названный так в честь его основателя, президента США в 1923–1933 гг. Г. Гувера[124].

Сильное влияние на изучение истории СССР в советское и досоветское время оказала российская контрреволюционная эмиграция, объединившая в своих рядах представителей разнородных политических течений — от ярых монархистов до представителей так называемых социалистических партий (эсеров, меньшевиков)[125].

В США обосновались М. Карпович, Д. Вернадский, А. Мазур, занявшие высокое положение в преподавании истории советского и досоветского периода в американских университетах. На их книгах выросли последующие поколения западных «советологов».

Среди эмигрантов, занявших ведущие места в «советологии» в 20-х — начале 40-х гг., были и буржуазные националисты, активные участники антисоветской борьбы в Туркестане, идеологи и вожди басмачества М. Чокаев, А. Валидов (Валиди Тоган), предатель родины Вали Каюмхан.

За десятилетия, прошедшие со времени выхода первых фальсификаций по истории советских среднеазиатских республик, изменилась их «география», авторский состав. Если среди авторов до войны преобладали бежавшие от социалистической революции буржуазные националисты, турецкие пантюркисты, то в последующий период их представляют в значительной степени профессиональные историки из США, Англии, ФРГ, Франции: В. Аспатурян, С. Зеньковский, А. Парк, Р. Пайпс, Э. Оллуорт, М. Рывкин (США); В. Коларз, Дж. Уилер (Англия); А. Беннигсен, Э. Каррер д’Анкосс, III. Лемерсье-Келькедже (Франция); В. Вурм, Б. Майснер (ФРГ)[126].

Белоэмигранты, предатели родины, в 20–40-е гг. стали авторами основного комплекса литературы по истории басмачества, носившей ярко выраженный антисоциалистический, националистический характер. Среди них М. Чокаев, А. Валидов (Валиди, Тоган), В. Каюмхан[127].

Различного рода белоэмигрантские и националистические издания способствовали утверждению антисоветских, антисоциалистических концепций по проблемам истории республик Советского Востока.

Только в 1925 г. в разных странах было зарегистрировано 364 периодических издания на русском языке. За 1918–1932 гг. вышло 1005 наименований русских эмигрантских журналов[128].

В 1920–1941 гг. в Париже выходил один из самых значительных эмигрантских общественно-политических журналов — «Современные записки», который основали эсеры Н. Д. Авксентьев, И. И. Бунаков, М. В. Вишняк, А. И. Гуковский, В. В. Руднев. В Праге в 1920–1931 гг. В. Черновым издавался центральный орган партии эсеров «Революционная Россия». Там же в 1920–1932 гг. выходил эсеровский еженедельник «Воля России»[129].

В Югославии, Чехословакии, Германии в 20–30-е гг. возникли архивы русской эмиграции. Публиковались материалы и документы, мемуары, дневники, записки белогвардейских генералов, дипломатов, руководителей и участников борьбы с Советской властью. В Праге, например, при содействии чехословацкого правительства были созданы Историческое общество, Донской казачий архив, Русский заграничный исторический архив (РЗИА)[130].

В 30-е гг. в Германии, Польше, Турции, Финляндии выходили периодические издания на тюркском, русском и европейских языках пантюркистского направления эмигрировавших из Советской России националистических лидеров азербайджанской, татарской буржуазии, бывших басмаческих главарей[131].

В Берлине с декабря 1931 по июнь 1939 г. ежемесячно выходил орган Национального совета Туркестана «Yas Türkistan» («Молодой Туркестан»), вдохновителем которого был М. Чокаев. Под его редакцией в Париже выходил в 1934–1935 гг. журнал «Туркестан. Новый журнал. Орган национальной защиты Туркестана» («Turkestan. Revue Nouvelle. Organe de defence nationale de Turkestan»)[132]. На страницах этих и других изданий печатались статьи М. Чокаева с антисоветскими измышлениями о революции в Средней Азии.

С 1927 по 1931 г. нерегулярно издавался «Yeni Türkistan» («Новый Туркестан»). Всего вышло 39 номеров[133]. Антисоветские лозунги и призывы к народам Советской Средней Азии неслись со страниц ежемесячника «Orhun. Aylik Turkin Mecmua» («Орхан. Пантюркистский ежемесячник»), выходившего нерегулярно в Стамбуле с конца 1933 по 16 июля 1934 г. и с 1 октября 1943 по 1 апреля 1944 г. Он освещал вопросы культуры, истории, литературы народов Закавказья, Поволжья, Средней Азии. В 30-х гг. его издателем был Хусейн Н. Азиз (Atsziz), проповедовавший лозунг «Туркестан для туркестанцев»[134].

Помимо эмигрантских периодических изданий тема басмачества находила отражение на страницах исторических и общественно-политических журналов Великобритании, Франции, ряда других капиталистических стран.

В исторических журналах Великобритании, таких, как «Journal of the Royal Central Asian Society» («Журнал королевского Среднеазиатского общества»), «Asiatic Review» («Азиатское обозрение»), в начале 20-х гг. были опубликованы пространные воспоминания участника шпионской миссии Бейли в Ташкенте Л. Блэккера «Войны и путешествия в Туркестан»; бывшего генерального консула в Кашгаре Дж. Маккартнея «Большевизм, каким я его видел в Туркестане в 1918 г.»; руководителя антисоветской интервенции в Закаспии У. Маллесона[135] «Британская военная миссия в Туркестане, 1918–1920», других активных участников антисоветской интервенции в Туркестане[136]. Во Франции одним из первых «советологов», обратившихся к теме басмачества, был Жорж Кастанье[137].

В 20–30-е гг. кадры «советологов» составляли преимущественно белоэмигранты, участники и свидетели антисоветской интервенции.

В годы второй мировой войны в Германии интенсивно продолжалось «изучение» истории республик Средней Азии учреждениями «Остфоршунга» — наследниками созданного в 1913 г. Германского общества по изучению Востока[138]. Главным назначением книг, издаваемых под эгидой указанного общества, было теоретическое обоснование и практическое обслуживание реваншистской политики германского империализма, идеологическая обработка населения Германии в антикоммунистическом духе. Помимо этого действовали старые и создавались новые антисоветские, националистические организации[139].

В те же годы выходил антисоветский журнал «Милли Туркестан» («Национальный Туркестан»), в котором стал активно сотрудничать Б. Хаит. Им же в 1944 г. была издана в Германии «Краткая история Туркестана»[140], содержащая явную клевету на советский строй и фальсификацию проблемы участия народов Средней Азии в социалистическом строительстве.

Вторая половина 40-х гг. — период развертывания «холодной войны» — характеризуется усилением антисоветской пропаганды, обвинениями в адрес Советского Союза в распространении «коммунистической экспансии» в связи с установлением народно-демократических режимов в ряде стран Восточной Европы.

Круг авторов из профессиональных историков, занимавшихся «советологией», пополнили в США и Англии потомки белоэмигрантов, предатели Родины, политические эмигранты из стран народной демократии[141]. В эти годы создаются новые «советологические исследовательские центры», субсидируемые государственными организациями, частными компаниями, фондами и т. п.

В 1946 г. при содействии фонда Рокфеллера был создан Русский институт при Колумбийском университете, в 1948 г. на средства корпорации Карнеги — Русский исследовательский институт при Гарвардском университете[142]. Важную роль в подготовке профессиональных историков по изучению Советской Средней Азии и поныне играет фонд корпорации Карнеги, который отпускает на это немалые средства. Так, начиная с 1947 г. он финансирует подготовку кадров «среднеазиеведов» и исследовательскую работу по Средней Азии в стенах Гарвардского университета[143].

В 40-е гг. продолжали издаваться журналы, в которых отражались материалы и по истории советских среднеазиатских республик: «Slavic Review» («Славянское обозрение»), «Russian Review» («Русское обозрение») и ряд других.

В Великобритании в эти годы продолжало функционировать «Среднеазиатское королевское общество», основанное в 1901 г. Оно издавало свой печатный орган «Journal of the Royal Central Asian Society» («Журнал королевского Среднеазиатского общества»).

Состав «советологов» в то время, как мы уже отмечали, был чрезвычайно разнообразным, в их рядах — и бывшие военные разведчики, в частности Ф. Бейли[144].

50-е годы отмечены размахом «холодной войны», неистовым антисоветизмом. Это не могло не наложить отпечаток на развитие буржуазной историографии в целом и конкретно историографии по Советской Средней Азии. В эти годы и в начале 60-х гг. появляются новые «советологические исследовательские центры» в США, Великобритании, ФРГ, Франции, увеличивается число «специалистов», занимающихся проблемами Советского Союза, Многие из «центров» в большей или меньшей степени «исследуют» и историю Советского Востока, среди них — «Среднеазиатский исследовательский центр» в Лондоне, основанный в 1950 г. Олафом Кэроу под названием «Тюркологический центр» и переименованный в 1953 г. (с 1953 по 1968 г. его возглавлял полковник Дж. Уилер), Институт советских и восточноевропейских исследований в Глазго, Федеральный институт по исследованию Востока и международных отношений в ФРГ и др.

Так называемый «Среднеазиатский научно-исследовательский центр» при Оксфордском университете был на самом деле далеко не научным учреждением, о чем свидетельствует секретный документ английской разведки[145]. В нем, в частности, указывалось:

«1. Среднеазиатский исследовательский центр является учреждением, работающим при поддержке и под контролем английской разведки. Он… функционирует как обычная научно-исследовательская организация, представляющая собой филиал колледжа «Святого Антония». Кроме директора этого центра — полковника Дж. Уилера, являющегося офицером СИС (сокращенное название английской разведки. — Авт.), и секретаря (также сотрудника СИС), ни один сотрудник этого учреждения не знает о связи Среднеазиатского исследовательского центра с английской разведкой.

2. Основной задачей Среднеазиатского исследовательского центра является изучение политического и культурного развития шести республик Советского Союза (Азербайджана, Туркмении, Узбекистана, Таджикистана, Киргизии и Казахстана), имеющих мусульманское население, а также советских публикаций в отношении соседних стран — Ирана, Афганистана и Индии. Результаты этих исследований публикуются в ежеквартальном журнале «Сентрал эйши ревью», который является изданием Среднеазиатского исследовательского центра…

4. Продукция Среднеазиатского исследовательского центра используется СПА (отделом специальных политических и идеологических акций английской разведки. — Авт.) и исследовательским управлением МИД как первичный материал для пропагандистских акций.

5. Директор Среднеазиатского исследовательского центра ответствен непосредственно перед заместителем начальника СИС, с которым поддерживает связь через СПА. Постоянный контроль за деятельностью Среднеазиатского исследовательского центра осуществляет секция СПА/4 (секция отдела специальных политических и идеологических акций английской разведки, занимающаяся идеологическими диверсиями против СССР и социалистических стран. — Авт.), которая одновременно играет роль посредника между Среднеазиатским исследовательским центром и другими подразделениями центрального аппарата СИС. Через СПА/4 проходит вся корреспонденция Среднеазиатского исследовательского центра…»[146]

Характерен и послужной список руководителей «центра» О. Кэроу и Дж. Уилера, «исследователей» истории Средней Азии. Олаф Кэроу с 1945 по 1947 г. был губернаторам Северо-Западной пограничной провинции Индии, при нем в Пенджабе в 1947 г. были спровоцированы погромы и межнациональная резня между индусами, мусульманами и сикхами. Дж. Уилер свыше 30 лет занимал различные должности в британской армии и разведке, а также в политическом аппарате английских колоний. Ему принадлежит наибольшее в Великобритании число публикаций по советским среднеазиатским республикам[147], в которых грубо фальсифицируются национальная политика КПСС, причины краха басмачества.

Остановимся более подробно на публикациях журнала «Среднеазиатское обозрение» — печатного органа «центра». Журнал выходил с 1953 по 1968 г., когда якобы из-за «финансовых трудностей» он был закрыт и объединен с журналом «Mizan» («Мизан»)[148] — печатным органом филиала колледжа «Святого Антония», занимающегося исследованием советских и китайских отношений со странами Африки.

Всего вышло 16 томов, более 60 номеров, и в каждом из них — обзоры советской литературы по истории Средней Азии, статьи по различным проблемам. Большое внимание уделялось периоду Октябрьской революции и гражданской войны в СССР, роли Красной Армии в разгроме внутренней и внешней контрреволюции, деятельности Турккомиссии, а также басмачеству[149]. Журнал в эти годы всячески обелял действия Великобритании в Туркестане в 1918–1920 гг., замалчивал ее экспансионистские планы в отношении Советской Средней Азии[150]. Большинство статей было написано анонимными авторами, и это неудивительно, ибо многие сотрудники «исследовательского центра», печатавшиеся на страницах его журнала, был сотрудниками английской разведки. Хотя в передовой статье, посвященной 15-летию деятельности «Среднеазиатского исследовательского центра», заявлялось, что работы сотрудников «центра» должны объективно освещать политическую, экономическую, культурную историю народов Средней Азии[151], демагогию этих слов раскрывают публикации в печатном органе «центра», книги отдельных его сотрудников, ибо в них грубо искажались, фальсифицировались как прошлое, так и настоящее республик Средней Азии. Публикуя обзоры советской литературы (например, книг А. Бабаходжаева «Провал английской агрессивной политики в Средней Азии», С. Н. Покровского «Разгром интервентов и внутренней контрреволюции в Казахстане, 1918–1920», коллективной монографии под редакцией академика И. И. Минца «Победа Советской власти в Средней Азии и Казахстане» и др.[152]), их авторы не давали объективного анализа трудов советских исследователей.

Одной из особенностей журнала являлось то, что при наличии пространных ссылок на советские работы 50–60-х гг. его авторы основные положения и выводы делали на базе литературы 20-х гг., особенно той, в которой содержались грубейшие методологические ошибки.

И не скупилась реакционная буржуазная историография на похвалы работ С. Зеньковского, А. Бенпигсена, других «советологов», явно фальсифицирующих национальную политику Советского правительства, ход классовой борьбы в Туркестане в послеоктябрьский период[153].

С 1953 по 1968 г. на страницах «Среднеазиатского обозрения» регулярно печатались материалы и по истории басмачества в Средней Азии, которые мы рассмотрим ниже.

В 1951 г. при университете в Глазго был учрежден Институт советских и восточноевропейских исследований. И поныне он поддерживает связи с мюнхенским Институтом по изучению СССР, радиостанцией «Свободная Европа», филиалами ЦРУ в ФРГ[154].

«Советологическую» работу в Великобритании координирует созданная в 1967 г. Британская национальная ассоциация советских и восточноевропейских исследований. Она ежегодно проводит национальные конференции. В ее составе немало и «среднеазиеведов». Старейшим членом ассоциации является профессор Лондонского университета до 1966 г., доктор экономических наук Виолетта Конолли, до 1944 г. возглавлявшая русскую секцию исследовательского отдела Министерства иностранных дел. Ее публикации начиная с 1933 г. и по настоящее время проникнуты антисоветским духом[155]. В написанных в том же духе работах другого члена ассоциации, профессора Оксфордского университета Хью Сетон-Уотсона, даются антикоммунистические фальсификации истории Советской Средней Азии, басмачества.

Активно велось в 50 –60-е гг. изучение Советской Средней Азии в Федеративной Республике Германии, где и в настоящее время насчитывается свыше 100 организаций, занимающихся изучением Советского Союза и стран Восточной Европы. Наиболее крупные из них: Федеральный институт по исследованию Востока и международных отношений, Мюнхенский институт Восточной Европы, Геттингенское исследовательское общество. На страницах периодического издания «Германского общества по изучению Восточной Европы» — «Остойропа» — публикуются антисоветские материалы[156]. С 1953 по 1964 г. в Дюссельдорфе при «Исследовательской службе Восточной Европы» под руководством профессора, доктора Герхарда фон Менде (1904–1963) функционировал туркестанский рабочий кружок. Всеми этими учреждениями издавались публикации, которые, по мнению западных специалистов, «до сих пор считаются важными источниками для исследования Туркестана»[157].

В ФРГ многие институты, занимающиеся проблемами Советского Союза, щедро субсидируются американскими компаниями и особенно ЦРУ. Только в 1952 г. американские власти представили «Остфоршунгу» 29 млн. немецких марок, а фонд Рокфеллера — 3 тыс. долларов Институту Восточной Европы при «свободном университете» в Западном Берлине. В 1961 г. фонд Рокфеллера ассигновал 42 тыс. долларов этому институту на исследовательские работы в области марксизма. Кроме того, и сами государственные органы ФРГ, а также частные лица выделяют значительные суммы на «исследовательские программы» в учреждения «Остфоршунга»[158].

С помощью В. Каюмхана и Б. Хаита после второй мировой войны были созданы националистические, антисоветские организации «Бундесфрай» («Союз свободы»), немецкая мусульманская лига народов Азии с резиденцией в Гамбурге и ее филиалы, называемые «центрами свободы». Особенно разнузданной антисоветской деятельностью отличается воссозданный «Туркестанский национальный комитет»[159].

Во Франции в 50–60-е гг. ведущими «центрами» по изучению Средней Азии были Институт славяноведения, кафедра истории и цивилизации славян в Сорбонне при VI отделе Высшей школы практических наук, открытых еще в 20-е гг., Институт славяноведения Парижского университета. Французские «центры» по «среднеазиеведению» существуют в основном за счет средств университетов и институтов, но некоторые из них, например VI отдел Высшей школы и «центр» по изучению международных отношений, финансируются государством.

В эти же годы проблемами истории Средней Азии интенсивно занимались различные академические институты и «советологические» учреждения Соединенных Штатов Америки. В конце 50-х — начале 60-х гг. в США были приняты различные программы по «изучению» России и СССР, созданы Институт славяноведения при Калифорнийском университете (Лос-Анджелес, Беркли), Институт по изучению Дальнего Востока и СССР при Вашингтонском университете, Русский исследовательский центр Йельского университета, Русский и Восточноевропейский институт Университета штата Индиана (Блумингтон), Центр по изучению Советского Союза и стран Восточной Европы при Фордхэмском университете (штат Нью-Йорк), Центр славяноведения при Маркетском университете (в городе Милуоки, штат Висконсин) и т. д.[160]

Ведущую роль в подготовке «советологических» кадров играли старейшие американские университеты — Гарвардский и Колумбийский. Члены руководства Русского института при Колумбийском университете с момента своего возникновения выступали, официально или неофициально, как консультанты госдепартамента, министерств и других правительственных учреждений США.

Выпускники Колумбийского университета Т. Уиннер (1950), А. Парк (1953), Э. Оллуорт (1959), бывший одно время ведущим специалистом в «среднеазиеведении» США, профессор факультета языков Среднего Востока и культуры, директор программы исследований советских национальных проблем при Колумбийском университете в Нью-Йорке, руководитель и организатор ряда конференций и семинаров; Гарвардского университета — Р. Пайпс; сотрудник Стетсонского университета С. Зеньковский, М. Рывкин и другие «среднеазиеведы» США[161] в своих работах на новом уровне фальсифицировали историю Советской Средней Азии, и в частности басмачества.

На средства госдепартамента США и различных концернов в 50-е гг. в Канаде были созданы славяноведческие «центры», проводилась подготовка кадров «среднеазиеведов» в институтах и университетах Монреаля, Ванкувера, Оттавы, Торонто и др.[162]

Все «советологические центры» существуют за счет финансовой поддержки госдепартамента США, Пентагона, частных лиц, промышленных корпораций, разного рода фондов. Так, в 1958–1965 гг. Государственный фонд (или фонд «Национального закона об обороне в области образования») ассигновал исследовательским «центрам» 1 млрд, долларов. Часть этих средств пошла на создание «центров» по изучению Средней Азии в Гавайском университете, в университете Мичиган (Анн Арбер), факультетов среднеазиатских языков в Русском институте Колумбийского университета[163].

Частный, «благотворительный» фонд Форда с конца 30-х гг. по 1963 г. субсидировал 5 тыс. учебных заседаний, выделив для этого почти 1 800 млн. долларов. Миллионными дотациями Форда пользовались в 60-е гг. Русский исследовательский центр при Гарвардском университете, первым разработавший региональную программу по изучению советских республик Средней Азии, и такой же центр при Мичиганском университете. Еще в 1960 г. Русский институт при Колумбийском университете в Нью-Йорке получил от фонда более 5,5 млн. долларов на «исследования неевропейских районов», из них около 3 млн. — на «изучение СССР и других районов Азии»[164].

Помимо «советологических центров» в 50–60-е гг. создается и расширяется разветвленная сеть пропагандистского аппарата, использующего в идеологической борьбе со странами социализма материалы исследовательских «центров», институтов, учреждений и организаций. Главенствующее положение в этой системе занимало и продолжает занимать в настоящее время Информационное агентство Соединенных Штатов Америки (ЮСИА), издающее около 80 журналов и 60 газет.

В пропагандистском арсенале антикоммунизма в 50–60-е гг., как и поныне, важное место занимали мощные радиоцентры «Голос Америки», Би-би-си, «Свободная Европа»[165]. С 1952 г. выходит наиболее злобный и антикоммунистический орган Информационного агентства США (ЮСИА) «Problems of communism» («Проблемы коммунизма»), рассчитанный в отличие от других изданий этого пропагандистского «центра» на более узкую, «элитарную» аудиторию. Это в первую очередь те, кто делает политику антикоммунизма и ведет антикоммунистическую пропаганду или причастен к этому По-настоящему оценить журнал можно, прежде всего уловив его основную функцию — быть наставником для непосредственных проводников антикоммунистической политики, служить пособием для подготовки кадров пропагандистских учреждений и — не в последнюю очередь для антикоммунистического совершенствования «на дому» буржуазных политиков вообще. Этим категориям потенциальных читателей журнала нужны и регулярная поставка аналитических материалов, и отобранная специалистами информация по различным аспектам антикоммунизма[166]. На его страницах в 50–60-е гг печатались такие клеветнические материалы о политическом и экономическом развитии республик Средней Азии и Казахстана

Как уже отмечалось, ряды профессиональных «советологов» после второй мировой войны пополнили предатели, изменники родины Среди них оказался ныне ведущий, как заявляют на Западе, «ученый-тюрколог» Баймирза Хаит[167]. «Ценность» его «научных» изысканий профессор Г Хидоятов определил так: ««Литературные труды» Б. Хаита показывают его как мелкого политического шулера Этот политический банкрот пытается размахивать национальным знаменем и представить себя поборником «свободы» Туркестана, хотя лишь повторяет зады буржуазных фальсификаторов и выгораживает своих хозяев-колониалистов»[168].


Современные буржуазные авторы на все лады расписывают «достоинства» исследований Б. Хаита, сознательно умалчивая о том, что еще в 1946 г. журнал «Soviet Union News», издававшийся в Англии, назвал людей, подобных Хаиту, «среднеазиатскими Квислингами», подчеркнув тем самым их преступную деятельность. В этом, как верно заметил Г. Хидоятов, проявляется «закономерность, которая заключается в том, что империалисты в идейной борьбе не гнушаются никакими средствами, даже такие, как Б. Хаит и компания,[169] являются находкой для них».

И еще несколько слов для характеристики Хаита: «…предатель, набивший руку на интригах и наушничестве, такой же грязный в жизни личной, как и в общественной, легко меняющий хозяев, как и жен, беспринципный карьерист, безграничный бахвал и лжец, Баймирза Хаит представляет собой полное воплощение морального и политического облика всей буржуазной антисоветской литературы»[170].

Концепции Б. Хаита о классовой борьбе в Средней Азии в период установления и упрочения Советской власти мы рассмотрим ниже. Отметим только, что в советской историографии 50 –70-х гг. «писания» Б. Хаита были подвергнуты серьезному критическому анализу[171].

Как уже отмечалось, в 60–80-е гг. «изучением» Советской Средней Азии «плодотворно» занимались А. Беннигсен, Э. Каррер д’Анкосс (Франция), С. Зеньковский, Р. Пайпс (С1ПА), Дж. Уилер (Великобритания) и др. В последние годы в их ряды влились М. Олкот (Великобритания) и Э. Арнольд (США).

В 70–80-е гг. «расцвели» многочисленные «советологические службы» Запада. Реакционными зарубежными мусульманскими кругами были предприняты попытки идеологически воздействовать на население республик Советского Востока. В Великобритании, ФРГ, Франции продолжали свои «научные исследования» антикоммунистические «центры», созданные в предшествующие десятилетия, возникли новые «советологические» учреждения. Возросло значение и пропагандистских служб западных стран в идеологической борьбе против СССР, мирового социалистического содружества. Так, активно проводит антикоммунистическую деятельность Лондонский институт стратегических исследовании[172].

К началу 80-х гг. в капиталистическом мире была создана многочисленная и разветвленная сеть идеологических учреждений, занятых антикоммунистическими разработками концепций по различным проблемам истории советского общества. В этот период в США существовало около 200 «советологических центров». Ежегодный бюджет крупнейшего из них — Гуверовского института войны, революции и мира — составляет более 5 млн. долларов. С 1964 по 1973 г. в США было присуждено более 2,5 тыс. степеней доктора философии за диссертации, посвященные истории и экономике СССР (в 1960–1964 гг. — 400). В 70-е гг. ежегодно в США и странах Западной Европы защищалось свыше 400 докторских диссертаций по проблемам «советологии»[173]. В настоящее время, как и ранее, «советологические центры» существуют за счет субсидий различных фондов, сотрудничают с военно-промышленными комплексами. Так, Гуверовский институт войны, мира и революции тесно связан с Пентагоном и «РЭНД корпорейшн»[174]. В конце 70-х гг. в США была создана группа планирования сравнительных исследований коммунизма со своими печатными органами. Финансирование этой группы осуществляло Информационное агентство США (ЮСИА), которое с 1978 г. вошло в состав Управления по международным, связям (УМС) и получило то же наименование, в 1982 г. вновь было переименовано в ЮСИА[175].

В ФРГ насчитывается около 100 различных «исследовательских центров». Ведущим среди них является Федеральной институт по исследованию проблем Востока и международных отношений, поддерживающий тесные связи с соответствующими институтами США, Австрии, Швеции, Италии. Финансовую поддержку институту оказывают в основном федеральное Министерство внутренних дел. Только в 1976 г. его бюджет составлял 3 391 тыс. западногерманских марок.

В 1974 г. бюджет другого «советологического центра» ФРГ, Германского общества по изучению Восточной Европы, составлял 564 тыс. западногерманских марок[176].

В Великобритании в 70–80-е гг. ведущие «советологические центры» функционировали при университетах в Глазго, Бирмингеме, Оксфорде. С июля 1970 по октябрь 1976 г. университет в Глазго осуществил серию публикаций о Советском Союзе и восточноевропейских странах для Национальной ассоциации по изучению СССР и стран Восточной Европы. В мае 1973 г. при этом же университете был создан Международный информационный центр по проблемам Советского Союза и восточноевропейских стран[177].

В настоящее время в Великобритании насчитывается более 20 «советологических центров», сочетающих «исследовательскую» работу с подготовкой кадров. Окончившие Лондонскую школу экономики и школу по изучению славянских и восточноевропейских проблем при Лондонском университете, Институт по изучению СССР при университете в Глазго составляют значительную часть всех выпускаемых в стране «специалистов» по СССР. Так, в 1977 г. на долю антисоветских «центров» при Лондонском университете пришлось 36 (из 91) диссертаций об СССР и Восточной Европе[178].

Во Франции ведущим «советологическим центром» является Национальный институт восточных языков и цивилизаций. Главным печатным органом французских «советологов» является журнал «Cahiers du Monde Russe et Soviétique» («Тетради по русскому и советскому миру»).

Группа французских «среднеазиеведов» менее малочисленна по сравнению с аналогичными группами в Великобритании, ФРГ и США. Ведущее положение в ней занимает руководитель Парижской высшей школы практических наук Александр Беннигсен, бывший русский граф, эмигрант, «специалист» по истории и современному положению ислама в СССР. Он читал лекции на эти темы в американских университетах, часто публикуется в английской, американской исторической периодике.

Активно проводит «исследовательские изыскания» по Средней Азии профессор Национального центра политических наук (Париж), профессор Сорбонны Э. Каррер д’Анкосс, являющаяся также директором высшего цикла исследований Советского Союза в парижском Институте политических исследований. В настоящее время она ведущий «советолог» не только во Франции, но и во воем капиталистическом мире. «Специалист по советским проблемам, особенно по национальным отношениям» — таково «паблисити» этого автора, что далеко не случайно. Она выдала на-гора целый цикл антисоветских книг и статей, каждая из которых в той или иной степени связана с республиками Средней Азии и Казахстана: «Взорванная империя: бунт народов России» (другой перевод — «Расколотая империя») (1966, переиздания 1978, 1982 гг.), «Конфискованная власть» (1978), «Большой брат: Советский Союз и советизированная Европа» (1983). Все они получили самую высокую оценку в ряде западных стран и переведены на английский и другие языки.

Основные идеи д’Анкосс сводятся к следующему: Октябрьская социалистическая революция не имела объективных и субъективных предпосылок в Средней Азии, и поэтому коренное население якобы в ней не участвовало. Отсюда басмачество — закономерное явление.

Что же нового в этих трудах, в той их части, которая связана с проблемами Средней Азии, профессор д’Анкосс добавила к писаниям Чокаева, Тогана? По существу ничего. Правда, антисоветизм автора носит зоологический характер. Об этом свидетельствует книга «Большой брат», о направленности которой говорит и тот факт, что крайне правый французский журнал, примыкающий к неофашистам, — «Нувель обсерватер» дал ей высокую оценку. Кощунственно звучат слова профессора Сорбонны о том, что разгром гитлеризма явился не победой, а поражением Европы, так как не произошел возврат к «нормальной» (по определению д’Анкосс) жизни времен Гитлера, Муссолини, Чемберлена, Петена. И здесь же она с прискорбием добавляет, что такого возврата «на днях не произойдет». В этом «труде» д’Анкосс воплотились все ее антикоммунистические концепции социалистической революции, роли коммунистической партии в социалистическом обществе. По существу это пасквиль, а не серьезное научное исследование по истории современной Европы, складывания и развития мировой системы социализма. Автору ненавистны послевоенные границы, и закономерно, что, начав с фальсификационных версий Великой Октябрьской социалистической революции, решения национального вопроса в Советском Союзе, в 80-е гг. д’Анкосс стала провозглашать по существу кредо неофашистов, а во внешней политике явилась верной сторонницей курса американского президента Рейгана[179].

60–80-е годы характеризуются тем, что в «советологию» привлекаются бывшие дипломатические работники и, по давнишней традиции, бывшие военные разведчики. Буржуазные авторы, специализирующиеся на истории советских среднеазиатских республик, обычно проходят стажировку в старейших «центрах советологии», некоторые из них побывали на стажировке в СССР, но и их труды большей частью проникнуты антикоммунистическими концепциями. Так, антинаучные концепции происхождения и сущности среднеазиатского басмачества проводят в своих исследованиях американский «советолог» Л. Паулейде[180] и индийский буржуазный ученый 3. Имам[181].

Антисоветские материалы по национальным отношениям в СССР публиковались в 70—80-е гг. в таких изданиях, как «Soviet Studies» («Советские исследования»), «Slavic Review» («Славянское обозрение»), других западных журналах. Наиболее преуспел в такого рода фальсификациях журнал «Problems of communism» («Проблемы коммунизма»): с первого номера (1952 г.) около 40 % общей численности всех его публикаций посвящались национальной политике [182].

Рассматриваемый период — период координированных «советологических» разработок «центрами» различных стран Западной Европы и Америки, причем лидирующее положение занимают «советологические» учреждения США, действующие под контролем ЦРУ[183]. В 1976–1980 гг. в институте им. Кеннана, в Иллинойском, Гарвардском, Калифорнийском университетах был проведен ряд установочных семинаров и симпозиумов по «межнациональным отношениям в СССР».

В это время значительно активизировалась деятельность Центра средневосточных исследований Чикагского университета по комплексному изучению «национальной проблемы», а в деле ее координации ведущая роль принадлежит «Комитету по изучению национальностей в СССР и Восточной Европе», созданному в 1970 г. Координация исследований носит международный характер: осенью 1980 г. в Гармиш-Партенкирхене (ФРГ) состоялся 2-й Международный конгресс «советологов». Главную роль в его проведении и финансировании сыграли США[184].

В июне 1980 г. в Вашингтоне проходила двухдневная конференция «Мир ислама от Марокко до Индонезии». Ее материалы вошли в книгу «Изменение и мусульманский мир», изданную Сиракузским университетом при участии Вашингтонского центра Азиатского общества, Ближневосточного института и других организаций, занимающихся изучением ислама[185]. Один из разделов этой книги — «Ислам в Советском Союзе» — написан французским «специалистом» по советским мусульманам А. Беннигсеном, который вновь утверждает, будто «исламская политика советского режима преследовала единственную цель: уничтожить в советском обществе религию»[186]. Материалы конференции проникнуты антикоммунистическим, антисоветским духом, они извращают национальную и религиозную политику Советского государства.

Конец 70-х — начало 80-х гг. характеризуется также усилением роли «советологов» в деятельности государственного аппарата ведущих капиталистических стран. В частности, это проявилось в том, что в американской администрации в начале 80-х гг. пост главного эксперта по советским делам Совета национальной безопасности занимал «ярый антикоммунист из академического мира» (по оценке американского еженедельника «Таймс»), один из самых «жестких сторонников жесткой линии в администрации Рейгана»[187] — Ричард Пайпс.

Закономерен путь Р. Пайпса в лагерь так называемых «ястребов». С 1950 г., когда он защитил докторскую диссертацию «Генезис советской национальной политики», Р. Пайпс «плодотворно исследует» различные темы по истории России и Советского Союза (национальные отношения и образование в СССР, внешнюю политику, роль интеллигенции и др.)[188]. Βсе его «сочинения» носят открыто антисоветский, антикоммунистический характер. Другой отличительной чертой публикаций Р. Пайпса является проповедь национализма, который рассматривается как некая абстрактная категория, вне конкретно-исторических условий возникновения и «действия». В свете этого закономерно, что реакционные антисоветские выступления в Средней Азии и других районах Советского Союза в первые послеоктябрьские годы представляются «национальными» и даже «справедливыми».

Уже в 50-е гг. Р. Пайпс одним из первых западных ученых стал привлекать советские публикации, но по— своему их «интерпретируя». Обращает на себя внимание и то, что даже в последних работах он использует в основном литературу 20-х гг. и крайне редко привлекает данные современной историографии.

Концепции Р. Пайпса, грубо извращающие и фальсифицирующие историю России и Советского Союза, отражают классовые интересы самых реакционных империалистических кругов США, проводящих ныне авантюристический курс, направленный на достижение социального реванша, силовое подавление прогрессивных, освободительных движений, поддержание международной напряженности и в конечном итоге на развязывание новой мировой войны. Более того, Пайпс считает даже, что Рейган «недостаточно тверд в своей политике по отношению к Советскому Союзу».

В одной упряжке с Р. Пайпсом находятся также один из руководителей Центра по стратегическим и международным исследованиям Джорджтаунского университета в Вашингтоне, бывший заместитель директора ЦРУ Р. Клайн, руководитель «Комитета по существующей опасности» П. Нитце, бывший профессор Джорджтаунского университета и бывший глава представительства США при ООН Дж. Киркпатрик (1982–1984 гг.) и др. Все они активно пропагандируют лживое утверждение о поддержке Москвой международного терроризма. Эти «политологи» внесли свою лепту в развязывание «психологической войны», муссируя тезис о «советской военной угрозе», «разоблачая» коммунизм, извращая и фальсифицируя цели и методы советской внешней политики. Их «труды» обосновывали «право» США на насильственное изменение существующего мира.

В соответствии с доктринами Рейгана раздувается миф о советской военной угрозе в Азии. Официальные лица заявляют, будто бы вся деятельность России в этом регионе мира — «история конфликтов», что СССР якобы и в настоящее время осуществляет «колониалистскую политику»[189]. Так, Д. Загориа, профессор политических наук Нью-Йоркского городского университета, в Заявлении, подготовленном им для подкомиссий по Европе и Ближнему Востоку, а также по азиатским и тихоокеанским делам, комиссии по иностранным делам палаты представителей конгресса США (1983 г.), клеветнически утверждает, что Советский Союз сегодня осуществляет свое влияние в Азии «исключительно военными мерами», пытается создать здесь «ядерное превосходство над Америкой» и посему представляет «военную угрозу» для США[190].

Американские «специалисты» в области политических наук, например «советолог» из Иллинойского университета Р. Канет, один из «компетентных специалистов» по Азии, тесно связанный с корпорацией Карнеги, С. Харрисон, профессор политических наук Иллинойского университета С. Кохен, «научно обосновывают», а в действительности грубо извращают, фальсифицируют советскую внешнюю политику, интернациональную помощь Советского Союза народу Афганистана в борьбе с внутренней и внешней реакцией[191].

Миф о «советском терроризме» используется буржуазной историографией и при «исследовании» истории басмачества в Средней Азии. Ведущий французский «советолог» А. Беннигсен, американский историк С. Уимбуш, английский «среднеазиевед» Дж. Уилер трактуют борьбу Советской власти с басмачеством как «большевистский терроризм», который в соответствии с доктриной Рейгана объявляется «главным звеном ленинской теории социалистической революции»[192].

Как уже отмечалось, книги по истории Советской Средней Азии, в которых затрагивается и проблема басмачества, выходят под эгидой различных «исследовательских программ». Так, одной из наиболее крупных работ первой половины 70-х гг. по истории этого региона явилась книга американского профессора политических наук и председателя исследовательской программы по России в колледже «Хантер» Г. Масселла «Псевдопролетариат: мусульманки и революционная стратегия в Советской Средней Азии, 1919–1929»[193]. Это объемистое, почти в 500 страниц, «исследование» вышло при содействии «центра» международных программ Принстонского университета. В конце 70-х гг. в США в серии «Программы по современным проблемам по этносу и национальности» (CSEN) Школы международных проблем Вашингтонского университета вышла монография афганца узбекского происхождения М. Шахрани «Киргизы и вакшцы Афганистана: адаптация к закрытым границам»[194].

В области изучения «межнациональных отношений» в 70–80-е гг. особую активность проявили и мусульманские «центры». Например, в Ускинге (под Лондоном) находится один из крупнейших «центров». Он связан со многими научными учреждениями и университетами мусульманских государств, чьи исследования пропитаны антикоммунистическим, антисоветским духом, финансируются в основном за счет средств Саудовской Аравии.

Лондонский журнал «Арабский и мусульманский мир», регулярно выходящий на английском языке с 1981 г., дает многочисленные публикации фальсификаторского толка о положении мусульман в СССР. Другой «советологический центр» Великобритании — Институт стратегических исследований в Лондоне выпускает с начала 80-х гг. специальную хронику событий в Советской Средней Азии, подчеркивая и выделяя в ней свидетельства, по их мнению, роста влияния ислама[195].

В 70–80-е гг. империализм вновь (в который раз) пытается делать ставку на разжигание националистических настроений в странах социализма, прежде всего в Советском Союзе, спекулируя на религиозных чувствах отдельных последователей исламского мировоззрения. С помощью империалистических спецслужб на Западе в ряде мусульманских стран (более чем в 80)[196] возникли многочисленные клерикальные «центры» и организации «исламского направления». За рубежом действуют клерикально-националистические организации, созданные на базе антисоветской эмиграции: «Туркестан либерейшн» («Свободный Туркестан», Джакарта, Индонезия), «Бундесфрай» («Свободный союз», ФРГ), «Общество культуры восточных туркестанцев» (Турция) и т. д.[197]

Ведущее место среди международных исламских клерикальных «центров» занимает Всемирная исламская лига (Мекка, Саудовская Аравия). С 1974 г., когда по решению ее съезда был учрежден Высший комитет по координации деятельности исламских организаций мира, Лига окончательно утвердила свое главенствующее положение среди других политических организаций. В 1976 г. на ее конференции была провозглашена программа «священной войны» с коммунизмом[198].

Антикоммунистическую деятельность осуществляет исследовательский Институт по делам мусульманских меньшинств (ИММ) при университете им. короля Абдул Азиза, созданный в 1978 г. (Джидда, Саудовская Аравия). В программе института сказано, что он занимается «вопросами миллионов мусульман, находящихся во враждебном окружении, в том числе в Туркестане, и его главная цель — борьба с антиисламскими течениями, и в первую очередь с коммунизмом»[199].

Уже на своем первом пленарном заседании руководители института обсудили вопрос «Положение мусульман в России». Выступил небезызвестный специалист по «туркестанским делам» Б. Хаит, призвавший все страны мира «бороться против ущемления прав мусульман в СССР», создать институт «по изучению положения мусульман, живущих в коммунистических странах», и специальную «организацию защиты исламской культуры, исламских социальных принципов и исламской политики в коммунистических странах», а также «поддержать идею освобождения Туркестана и других мусульманских районов СССР из-под ига безбожников»[200]. ИММ свою «деятельность» координирует с Всемирной исламской лигой, Всемирным мусульманским конгрессом, другими мусульманскими клерикальными центрами.

В 70-х — начале 80-х гг. проблемы ислама в СССР интенсивно изучаются на исламских факультетах различных университетов США. Ведущими центрами исламистики являются Институт Ближнего и Среднего Востока при Колумбийском университете, Центр ближневосточных исследований Гарвардского университета, аналогичные «центры» при Принстонском и Калифорнийском университетах. В Канаде с помощью фонда Рокфеллера при Макгильском университете в Монреале действует Институт исламских исследований, в штате которого в основном состоят американские востоковеды[201].

Особенностью рассматриваемого периода стало усиление пропагандистской деятельности мусульманских организаций, работающих в тесном контакте с империалистическими кругами Запада. Со второй половины 70-х гг. проводятся встречи и консультации с участием государственных деятелей, ученых и специалистов из западных и мусульманских стран в Кембридже (Англия), Берне и Париже.

Исламские пропагандистские «центры», апеллируя к Корану и сунне, как и западные идеологи, осуществляют антикоммунистическую, антисоветскую пропаганду.

В эти годы Советский Союз буквально окружается западными радиостанциями, ведущими пропагандистские передачи для районов Кавказа и Средней Азии. Так, правительство английских консерваторов, как и правительство США, значительно увеличило начиная с 1980 г. ассигнования и, следовательно, время радиопередач на русском языке, на языках народов союзных республик[202].

Советские исследователи выделяют два основных направления в западной и правомусульманской пропаганде на республики Средней Азии:

обширная по масштабам и тематике панисламистская пропаганда, основанная на апологетике ислама и его роли в жизни народов как в прошлом, так и в настоящем. Ей уделяется большое внимание в передачах радиостанций как восточных, так и западных капиталистических стран. Между ними есть различия, но они не носят принципиального характера. Если передачам радиостанций Запада свойственна большая информативность (речь, естественно, не идет о достоверной информации), то восточные больше внимания уделяют чисто религиозным программам (молитвам, проповедям и т. д.). Имеются различия и между ортодоксальносуннитской пропагандой Саудовской Аравии, Египта, Пакистана и шиитской пропагандой Ирана. Довольно активно на республики Советского Востока вещают средства массовой информации Турции, стоящие на позициях открытого пантюркизма; националистическая пропаганда, направленная на определенные национальные группы населения СССР, стремится разжечь националистические настроения, широко распространяя религиозные догмы и религиозную нетерпимость[203].

Радиопропаганда использует «советологические» концепции, с тем чтобы обособить мусульманское население СССР, противопоставить его другим нациям и народностям, разглагольствуя о «наднациональной общности» мусульман. «Радиоголоса» на все лады повторяют утверждения Р. Пайпса, А. Парка, других «советологов», будто образование республик Средней Азии нарушило национальное единство Туркестана, где формировалась якобы новая «мусульманская нация»[204].

В эти годы империализм особую ставку делает на «исламский фактор», особенно в попытках использовать его в пропаганде идей «мусульманского единства» среди населения регионов СССР с традиционным распространением ислама, с тем чтобы нейтрализовать влияние коммунистической идеологии, нарушить единство советского народа, расколоть его по религиозному признаку. Но все потуги буржуазных идеологов тщетны. Даже религиозно настроенные трудящиеся СССР, в том числе мусульмане, не приемлют другого строя. «Уважаемые отцы и братья, — говорил, выступая с проповедью в душанбинской соборной мечети «Джами», представитель Духовного управления мусульман Средней Азии и Казахстана по Таджикской ССР Абдулладжон Калонов, побывавший во многих странах земного шара. — Мы благодарим всемогущего Аллаха за то, что мы живем в такой прекрасной, свободной и благословенной стране, какой является наша Родина. В различных частях света мы наблюдаем безработицу, эксплуатацию, бедность, неграмотность. Со всем этим давно покончено в нашей стране. От года к году, от пятилетки к пятилетке наша страна становится богаче и сильнее, а вместе с этим растет жизненный уровень и культура каждого человека, каждого мусульманина. Такой заботы о простом человеке, как у нас, нет ни в одной стране мира. Чем богаче и могущественнее наша Родина, тем крепче мир на Земле, тем больше возможностей для содействия народам мусульманских стран в развитии экономики, в подготовке специалистов»[205].

Никаким западным, мусульманским и иным «советологическим центрам» не повернуть колесо истории вспять: будущее за социализмом и коммунизмом.

В конце 70-х — начале 80-х гг. особую активность в «изучении» истории социалистического строительства в Средней Азии, контрреволюционных выступлений в этом регионе проявляет преподавательница Колгейтского университета в Глазго Марта Олкот. Ряд ее статей был опубликован в одном из самых антикоммунистических журналов — «Советские исследования».

М. Олкот специализируется в области национальных отношений в СССР. В 1981 г. она прошла стажировку в Гарвардском университете, где работала под руководством Национального Совета по изучению Советского Союза и Восточной Европы над книгой по исламу и коммунизму в Советском Союзе. В 1982 г. подготовила к печати монографию «Казахи» для опубликования в Гуверовском институте в серии «Советские национальности»[206].

В начале 80-х гг. среди авторов, затронувших некоторые аспекты истории басмачества, оказался и бывший офицер американской разведки Э. Арнольд, выпустивший в 1981 г. в издательстве Гуверовского института книгу под претенциозным названием «Афганистан: Советское вторжение в перспективе»[207].

В конце 70-х — начале 80-х гг. вышли новые работы ведущих французских «советологов» А. Беннигсена, Э. Каррер д’Анкосс, Лемерсье-Келькедже, американских авторов Э. Оллуорта, С. Уимбуша, М. Рывкина, Б. Хаита (ФРГ) и других, в которых по-прежнему фальсифицировалась ленинская национальная политика КПСС, строительство социализма в Средней Азии.

* * *

Становление и развитие «советологических центров», формирование кадров «советологов» прошли долгий путь. Их возникновение, реорганизация, изменение форм и методов «научной» и пропагандистской деятельности всегда вызывались глобальными задачами империализма, его политикой антикоммунизма. Названные учреждения и специалисты ныне играют ведущую, определяющую роль не только в пропагандистской службе империалистических кругов Запада, но и в «академической», научной деятельности историков, философов, социологов капиталистических стран. Именно из недр «советологических центров» выходят антикоммунистические концепции, извращающие Великую Октябрьскую социалистическую революцию, международную значимость решения национального вопроса в СССР.

С каждым годом все более разветвленной становится сеть «советологических учреждений», все более много численными кадры «советологов», «тоньше» и «разнообразнее» антикоммунистические фальсификации. Но суть осталась одна — очернить реальный социализм, не допустить перехода все новых народов на путь некапиталистического развития.

Наша эпоха, ход современного общественного развития убедительно доказывают бесплодность и тщетность таких устремлений идеологов антикоммунизма.

2. Фальсификаторские версии 20–50-х гг

Трактовки реакционной буржуазной историографии басмачества, как уже отмечалось, зародились одновременно с развертыванием басмаческих выступлений.

В 20–40-х гг. наибольшее внимание басмачеству уделяли националисты, белоэмигранты, а также некоторые буржуазные авторы из Великобритании, США, Франции, Германии и Турции.

М. Чокаев, А. Валидов (Валиди, Тоган), Ж. Кастанье, П. Эссертон одними из первых в «советологии» попытались заложить фальсификационные версии о сущности, происхождении, социальном составе басмачества[208]. Их выводы во многом повлияли на дальнейшее развитие реакционной буржуазной историографии в последующие годы[209].

В 1928 г. в Париже вышла в свет на французском языке книга бывшего главы буржуазно-националистического «Кокандского автономного правительства» Туркестана М. Чокаева «Советы в Средней Азии». Это первая книга по истории Октябрьской революции в Туркестане, изданная за рубежом. Она была написана в связи с заявлением членов делегации Коммунистической партии Франции после их поездки в СССР и посещения Средней Азии по случаю празднования 10-й годовщины Великой Октябрьской социалистической революции: французские коммунисты отметили впечатляющие успехи народов СССР в строительстве социализма. В 1935 г. в Париже уже на русском языке вышло дополнительное издание этой книги под названием «Туркестан под властью Советов»[210]. С того времени поток публикаций, фальсифицирующих строительство социализма в советских среднеазиатских республиках, не иссякает. Уже в той своей книге М. Чокаев одним из первых стал утверждать, что басмачество представляет собой «народное выступление масс против Советской власти», носит «освободительный характер».

В 30-е гг. вышло несколько работ (статьи и книги) Чокаева, в которых повторялись его прежние взгляды, приобретшие завершенность с точки зрения их фальсификаторской направленности[211]. Об этом, в частности, свидетельствует и личный архив «советолога», находящийся ныне в библиотеке Национального института восточных языков и цивилизаций в Париже[212]. В нем имеются машинописные экземпляры статей и заметок объемом от 2 до 80 страниц («В Туркестане», «Антибольшевистская война в Туркестане в 1918–1920 гг.» и т. д.), обширная переписка с лидерами буржуазнонационалистического крыла эмиграции А. Валидовым (Тоганом) и другими, в которых взгляды авторов целиком совпадают: «басмачество — народное, освободи тельное движение».

Эта точка зрения характерна и для А. Валидова (Тотана). В 1939 г. в Стамбуле вышла его книга «Современный Туркестан и его недавнее прошлое», а в 1940 г. — памфлет «Положение Туркестана в 1929–1940 гг.», в которых автор призывает к «антисоветской борьбе», «восстановлению независимости Туркестана» путем организации нового басмачества[213].

Одним из первых во французской буржуазной историографии вопрос о басмачестве затронул Ж. Кастанье, который уже в декабре 1917 г. опубликовал в парижском «Русском журнале» корреспонденцию, извращавшую суть установления Советской власти в Туркестане[214]. В первой половине 20-х гг. он выпустил ряд статей и книг: «Туркестан после русской революции (1917–1922)», «Советская организация мусульман России», «Басмачи»[215].

В этих работах с позиций антикоммунистической концепции истории Октябрьской революции и гражданской войны в Туркестане впервые дается оценка советским исследованиям по басмачеству. Рассматривая, например, советскую литературу 20-х гг., Чокаев считает ее «главным недостатком» то, что она не «выводит» причину возникновения басмачества из проведения в жизнь национальной политики Советской власти[216].

Одновременно, оперируя данными советской историографии, он также указывал и на такую причину возникновения басмачества, как неразрешенность аграрной проблемы в Средней Азии сразу после Октябрьской революции и в первые годы Советской власти[217]. Но в дальнейшем, противореча себе, он заявлял, что «аграрная проблема не имела ничего общего к возникновению басмаческого движения»[218], хотя ясно, что феодальные элементы, составлявшие подавляющее большинство басмачей, как раз и выступали за сохранение старых аграрных порядков, против передачи земли трудящимся дехканам.

Буржуазные фальсификаторы, конечно, не указывают, что решение этой проблемы затянулось на относительно длительное время вследствие иностранной интервенции и гражданской войны, общей экономической отсталости региона. В лживом свете буржуазные авторы рассматривают (либо вообще умалчивают) осуществление земельно-водной реформы в республиках Средней Азии и в Казахстане в 1921–1922 и в 1925–1929 гг. В результате реформы было полностью ликвидировано хозяйство крупных землевладельцев, баев-полуфеодалов (скотовладельцев), часть земли была передана безземельному и малоземельному дехканству (в 1920–1921 гг. в Туркестанской АССР за счет изъятия земель у феодалов наделы получили 10 тыс. киргизских, 3 тыс. узбекских, 7 тыс. туркменских и 3 тыс. семей европейских национальностей)[219], что привело к увеличению середняцких хозяйств и в значительной степени обусловило изменение социально-классовой структуры региона. Если удельный вес помещичье— феодальных и кулацко-байских хозяйств в Узбекистане в 1913 г. составлял 11 %, то к 1928 г. первые были вообще ликвидированы, а вторые составили 5 % по отношению ко всем крестьянским хозяйствам. За это время удельный вес батрацко-бедняцкой группы (по числу хозяйств) сократился с 72 до 43 %, а середняцкой повысился с 17 до 53 %. Удельный вес бедняцких хозяйств в Казахстане уменьшился с 65 % в 1925/26 г. до 50 % к концу 1928 г., а середняцких повысился до 44 %[220].

В советской историографии указывается, что осуществление земельной реформы в различных регионах Средней Азии проходило с разной интенсивностью, что влияло на размах басмачества в том или ином регионе[221]. Так, в Туркмении социалистические преобразования происходили при наличии более значительных элементов докапиталистических общественных отношений, чем в других республиках Средней Азии. Кроме того, в земледельческих округах Туркменской республики — Чарджоуском, Ташаузском, Керкинском — не была осуществлена земельная реформа, которая в других республиках Средней Азии сыграла важную роль. В кочевых и полукочевых районах Туркмении к началу коллективизации во многом еще сохранились феодально-патриархальные отношения. Байство по-прежнему представляло собой серьезную экономическую силу. Большая часть скота (60 %) и водных источников, имевших исключительно важное значение для хозяйства туркмен, находилась у байско-родовой верхушки, кроме того, сохранялась частная собственность на колодцы. В 1929 г. в Туркменской республике в колхозы было объединено лишь 2,4 % дехканских дворов, баи составляли 6,9 % всего сельского населения, но им принадлежало 27 % средств производства, 12,5 % посевной площади и 52,7 % поголовья мелкого скота[222]. В ходе коллективизации коренным образом были перестроены аграрные отношения, ликвидированы эксплуататорские классы в сельском хозяйстве. В 1934 г. во всех среднеазиатских республиках и Казахстане перестал существовать класс сельских эксплуататоров[223], тем самым была уничтожена социальная база басмачества.

Анализ реакционной буржуазной литературы 20-х — начала 40-х гг. показывает, что именно тогда были заложены основы фальсификаторских концепций басмачества, таких его трактовок, как «народная», «освободительная война». Авторами различного рода антикоммунистических версий происхождения басмачества были в основном непосредственные участники контрреволюционной борьбы с Советской властью в Туркестане — интервенты, буржуазные националисты. Из-за своего субъективного восприятия Великой Октябрьской социалистической революции они дали искаженную картину классовой борьбы в регионе. Но, приведя многочисленные факты, буржуазные авторы независимо от своих желаний убедительно показали роль британского империализма, реакционных кругов Афганистана и Ирана в разжигании басмачества.

Характерной чертой работ 20–40-х гг., как и вообще всей реакционной буржуазной историографии Октябрьской революции, было оправдание антисоветской интервенции в Советскую Россию (и, в частности, в Туркестан) необходимостью борьбы с немецкой и турецкой угрозой для Индии и соответственно для Великобритании. При этом преувеличивалась роль военнопленных— интернационалистов (немцев, венгров) в установлении Советской власти в крае, в борьбе с «Кокандской автономией». В статьях скупо, с тем чтобы скрыть факты, разоблачающие вмешательство английского империализма во внутренние дела Советского Туркестана, освещалось басмачество, которое трактовалось как «антибольшевистское восстание».

«Советологи» начала 20-х гг. невольно раскрыли классовое содержание контрреволюционного, националистического выступления в Средней Азии в годы гражданской войны. Независимо от своего желания они нарисовали довольно впечатляющую картину действительных замыслов различных британских «дипломатических», а на самом деле шпионско-диверсионных «миссий» на территории Туркестана в 1918–1920 гг., показали, что только с военной и материальной помощью Великобритании, реакционных кругов Афганистана, Ирана могли существовать подпольные контрреволюционные организации в Ташкенте, эсеровское Ашхабадское «правительство» и басмачество.

В буржуазной историографии 40–50-х гг. резко выделяются два этапа: 1941–1945 гг., вторая половина 40-х — начало 50-х гг. Хронологически они связаны со второй мировой войной, складыванием мировой системы социализма. Если для первого этапа характерным было издание в Англии, США прогрессивных исследований по Советской России, и в частности по среднеазиатским республикам, то вторая половина 40-х гг. отличается особым, антикоммунистическим, антисоветским подходом к исследованию проблем Октябрьской революции.

1941–1945 годы оставили известный след в развитии «советологии», хотя в этот период не появилось крупных исследовательских работ. Связано это было с военной обстановкой, когда в основном велись разработки оборонно-экономического характера, и с необходимостью создания популярных работ о Советском Союзе в связи с небывалым в Англии и США ростом интереса к нашей стране. В этих условиях издание откровенно враждебных, антисоветских публикаций по истории Октября, гражданской войны значительно сократилось[224]. Знаменательно, что работы Бейли, Эссертона, Чокаева не были включены в рекомендательный список литературы о Советской России, изданный библиотекой Конгресса США в 1943 г.[225]

Откровенно антикоммунистический, антисоветский характер носили «исследования», вышедшие в годы второй мировой войны в фашистской Германии и прогитлеровски настроенной Турции. В книгах по истории Советской Средней Азии наряду с экономическими, географическими вопросами истории Туркестана, советских среднеазиатских республик рассматривались не которые аспекты борьбы за победу Октябрьской революции в регионе, в частности и басмачество[226]. Оценка этого явления не отличалась от той, которая была дана в работах Кастанье, Чокаева: также утверждался «народный», «национальный» характер басмачества, говорилось даже о «народно-социалистическом движении»[227].

В 1942–1944 гг. в Турции вышел ряд работ эмигрантов из России, и среди них книги А. Валидова (Тогана), в которых басмачество трактуется с пантюркистских позиций, как национально-освободительное движение, привлекшее к себе «в 1918–1923 годах все силы, способные к активным действиям»[228]. Характеризуя социальную базу басмачества, Валидов признал, что «басмаческие организации опирались в большей мере на «улемов» с их косными взглядами и фанатически настроенную часть узбекской буржуазии»[229]. В эти годы начала проявляться тенденция игнорирования многочисленных фактов из литературы 20–30-х гг. об иностранной помощи белогвардейским и басмаческим организациям, получившая распространение в последующие годы. Помощь империалистических государств (Англии, Франции, США, а также Германии, Турции) объявлялась «выдумкой большевиков»[230].

Во второй половине 40-х гг. басмачество рассматривалось не только в мемуарных работах[231], но и в исследованиях, посвященных общим проблемам истории Советского Союза[232]. Так, американский буржуазно-либеральный историк, профессор Ф. Шуман осветил планы Энвер-паши создать «антисоветскую исламскую империю в Средней Азии». Он подчеркнул, что «антисоветизм как ключ к национальной политике особенно проявился в Великобритании в двадцатые годы»[233].

Одной из наиболее крупных работ, изданных во второй половине 40-х гг., были мемуары бывшего английского шпиона Ф. Бейли. Его книга «Миссия в Ташкент», являвшаяся одной из первых послевоенных попыток фальсификации истории гражданской войны в Туркестане, содержит много данных, которые могут быть использованы советской историографией для разоблачения роли агрессивного английского империализма в Средней Азии.

Для Бейли характерно преувеличение значения бывших военнопленных немцев, австрийцев, венгров — бойцов Красной Армии в установлении Советской власти в Ташкенте, Коканде, других городах Средней Азии, в разгроме контрреволюционных сил, и в том числе басмаческих банд[234]. Он привел косвенные сведения о своих связях с басмачами, дал характеристику главарям басмачества: Иргашу и др.[235]

Советские историки в начале 70-х гг. опубликовали секретный документ Бейли «Отчет о Кашгарской миссии, 1918–1920 гг.», обнаруженный в индийском Национальном архиве в фонде Особого бюро расследований, созданного британскими колониальными властями для борьбы с проникновением в Индию идей Октябрьской революции[236]. Автор отчета, во многом дополняя свою книгу, более явственно подчеркнул организующую, вдохновляющую роль международного империализма, прежде всего Великобритании и США, в широком развертывании басмачества.

В 40-е гг. реакционная буржуазная историография (А. Валидов, Ф. Бейли и др.) продолжала трактовать басмачество как национально-освободительную войну, а басмаческих главарей — как «национальных героев». Исследования, в которых затрагивались проблемы басмачества, принадлежали перу как профессиональных историков (Мандель, Шуман), так и бывших националистических лидеров, участников антисоветской интервенции в Туркестане (А. Валидов (Тоган), Ф. Бейли). Это наложило отпечаток на изложенную в них оценку событий 1917–1920 гг. в Советском Туркестане: откровенно враждебная, фальсификаторская позиция ярых противников, более объективная — буржуазнолиберальных авторов.

В целом буржуазная историография 40-х гг. осталась на позициях ранее выработанных основных антикоммунистических версий басмачества. Эти концепции получили дальнейшее развитие и были наиболее полно представлены в работах таких советологов в 50-х гг., как Р. Пайпс, А. Парк, С. Зеньковский.

В 50-е гг. интерес буржуазной историографии к басмачеству определялся ростом национально-освободительного движения, началом крушения колониальной системы.

Для буржуазной историографии 50-х гг. по проблемам Средней Азии было характерно то, что преобладающим видом исследовательских работ становятся монографии. Статьи в периодических изданиях принадлежали перу профессиональных историков.

В подавляющем большинстве труды буржуазных историков этих лет носили открыто фальсификаторский, антикоммунистический характер.

В те годы несколько изменяется источниковая база исследований буржуазных авторов по истории Советской Средней Азии: помимо белогвардейских, белоэмигрантских источников привлекаются и труды советских историков. Это позволило Р. Пайпсу, А. Парку затронуть такие ранее не изученные в буржуазной историографии аспекты классовой борьбы в Средней Азии, как национально-государственное размежевание, образование советских среднеазиатских республик, создание и деятельность Турккомиссии и т. д. «Советологи» использовали в основном труды советских ученых, изданные в 20-е гг. Так, Г. Хидоятов указывает, что в работе Р. Пайпса «Образование СССР» (1954 г.) в главе, посвященной Октябрьской революции «на мусульманских территориях», по выражению американского автора, из 122 ссылок свыше 100 приходится на долю советских изданий, причем подавляющее большинство их относится к периоду 20-х гг.[237] Все это делается для того, чтобы более «научно» фальсифицировать Октябрьскую революцию, гражданскую войну, мирное строительство социализма в Средней Азии.

Аналогичным приемом пользуется и Б. Хаит. Так, в работе «Некоторые проблемы современной истории Туркестана»[238] объемом менее 100 страниц 88 сносок, более 60 из них сочинены автором или искажены[239]. В советской исторической литературе, как уже отмечалось, сделан подробный анализ этого «труда» Хаита, мы только укажем, что все в нем подчинено одной задаче — создать превратное, неправильное представление об Октябрьской революции, ее значении для народов бывших колониальных окраин царской России.

Среди изданий, вышедших в 50-е гг., наиболее крупными работами, в которых с антикоммунистических позиций впервые в буржуазной историографии освещался большой круг вопросов по истории социализма в Средней Азии, включая и басмачество, были книги О. Кэроу (Великобритания) «Советская империя»; Р. Пайпса (США) «Образование Советского Союза: Коммунизм и национализм, 1917–1923»[240]; У. Коларза (Великобритания) «Россия и ее колонии» (выходила тремя изданйями в 1953–1955 гг.); Б. Хаита (ФРГ) «Туркестан в XX веке»; В. Монтея (Франция) «Советские мусульмане»; А. Парка (США) «Большевизм в Туркестане, 1917–1927» и др.[241] Специально проблемам басмачества была посвящена статья анонимного автора в лондонском журнале «Среднеазиатское обозрение»: «Басмачи: среднеазиатское движение сопротивления, 1918–1924»[242].

В этих работах и «исследованиях» других «советологов» фальсификация истории басмачества основывалась на «толкованиях» ленинской теории социалистической революции, характера Великой Октябрьской социалистической революции.

Рассматривая басмачество как «национальную войну против Советской власти», Парк, Хаит, ряд других буржуазных авторов проповедовали тезис о том, что в местной деревне главными были не классовые противоречия между байством и беднотой, а национальные — между дехканством в целом и русским переселенческим крестьянством.

Так, Б. Хаит в своей книге «Туркестан в XX столетии» выдвинул концепцию «единого классового общества» в Туркестане накануне Октября, подхваченную американским историком А. Парком. В Туркестане до Октябрьской революции было, по утверждению Хаита, не только классовое единение, но и социальное благополучие. Изобретается даже особый термин для обозначения этого обетованного рая — «исламская демократия». Его не смущало, очевидно, то, что Среднюю Азию потрясали социальные и классовые конфликты, а ее народы в 1905 и 1916 гг. участвовали в революционной, национально-освободительной борьбе[243].

Одним из самых «сильных доводов» Б. Хаита является утверждение о том, что народы Туркестана до Октября якобы имели свой особый путь развития, отличавшийся даже от путей развития других народов Востока, и что здесь не было деления на классы. «Тюркский народ, — читаем мы в его книге, — отличался от народов других исламских стран тем, что здесь во многих областях исчезла бедность». Хаит прямо писал, что «туркестанский народ… образовывал бесклассовое общество на основе ислама»[244]. Формулировка о «без— бедности» дехканства Туркестана понадобилась автору для перехода к националистической идее о бесклассовости народов Средней Азии, выступавших якобы единым фронтом против социалистической революции. Однако данные, приведенные Б. Хаитом для подтверждения «безбедности» и «бесклассовости» народов Туркестана на примере Ферганской долины, были опровергнуты другим «туркестановедом» — американским историком Парком, приведшим ряд фактов социального расслоения Ферганы[245]. Тем не менее А. Парк вслед за Б. Хаитом утверждал, будто после победы социалистической революции коренное население Туркестана, внутри которого не было никакой классовой дифференциации и которое состояло, следовательно, из монолитного бесклассового мусульманского общества, выступило единым фронтом против большевистской партии[246]. Основной прием, которым пользовался Парк, состоял в том, что некоторые ошибки партийного и советского руководства края он выдавал за политическую линию Коммунистической партии в национальном вопросе. С этих позиций рассматривалась им и сущность «Кокандской автономии»: Парк считал ее проявлением национально-освободительного движения народов Туркестана.

Б. Хаит пытался всячески доказать, что социалистический путь развития народов Средней Азии лишил их национальной самобытности и свободы. В связи с этим им без всяких доводов проводилась мысль о том, что народы Средней Азии стремились к отделению от Советской России и созданию государственности на буржуазной основе. Однако эта мысль самим же Хаитом опровергалась. В конце концов он вынужден был признать, что Советы победили в Средней Азии и Казахстане. А раз победили, то не могли не иметь под собой объективной социально-экономической и политической основы[247]. «Открытие» этого «советолога» — «единая тюркская нация» — давно опровергнуто на основе исторических, этнографических, антропологических и других данных. Б. Хаит, как и большинство реакционных западных авторов, основываясь главным образом на советских источниках не позже середины тридцатых годов и данных белогвардейской эмиграции, пытался принизить успехи социалистического строительства и поставить под сомнение дружбу народов нашей страны. Там же, где фальсификатор ссылался на работы советских историков 50-х гг., он искажал их содержание или выдергивал отдельные места из общего контекста[248]. Безграмотность Хаита, незнание им самых элементарных исторических фактов убедительно показал советский историк А. А. Росляков на примере лишь двух страниц «труда» Хаита, относящихся к истории Закаспийской области Туркестана[249], В 50-е гг. Б. Хаит лицемерно восклицал: «Будущим историкам предстоит описать исход борьбы за национальное существование Туркестана». Исход борьбы давно предрешен. Народы Средней Азии и Казахстана — равноправные члены в братской семье народов СССР — построили социализм и ныне уверенно идут к торжеству коммунизма. Книги об этом написаны и напишутся многими историками нашей Родины.

В 50-е гг. Коларзом, Монтейем, Пайпсом, Парком, некоторыми другими буржуазными авторами вновь, уже на основе троцкистских концепций Сафарова об Октябрьской революции, был искусственно оживлен миф о якобы «колониальном характере» Советской власти в регионе и вытекающем отсюда «справедливом» характере басмачества. Отметим сразу, что этот тезис получил особенно широкое распространение в буржуазной историографии 60-х — первой половины 80-х гг. А в те же годы Вальтер Коларз, не смущаясь, писал о том, что революция во всей России «была русской революцией». Он также утверждал, что Советская власть проводила «активную русскую колонизацию в Средней Азии»[250]. Те же мысли, но выраженные в более туманной форме, мы встречаем у Олафа Кэроу.

По мнению Александра Парка, события 1917 г. породили в народах Туркестана две революции: пролетарскую революцию европейских рабочих, красногвардейцев и солдат в Ташкенте и «буржуазно-национальную революцию среднего туземного класса». При этом «первая» революция, носившая «колониальный характер», имела целью закрепление «русского господства в Туркестане», а вторая стремилась «освободить край от русского господства»[251].

Тезис Парка о «буржуазно-национальной» революции целиком разделялся Коларзом, Кэроу, Монтейем и др. Все они старательно замалчивают то, что эта «революция» на самом деле представляла собой буржуазно-националистическую контрреволюцию, которая нашла свое яркое воплощение в так называемой «Кокандской автономии». Одним из самых «сильных» доказательств Парка в пользу того, что социалистическая революция не могла быть совершена народами Туркестана и, следовательно, не могла победить здесь, является его голословный вывод: «Ясно одно, Туркестан до 1917 года представлял такую среду, которую марксисты считали совершенно невосприимчивой к социальной революции»[252].

Но все эти «идеи» — не «открытия» Парка и других, а, как мы уже писали, лишь некоторая модернизация известных домыслов Г. Сафарова «о колониальной революции», которая якобы неизбежно должна привести «ко второй революции».

Доказательства «советологов», пишущих об Октябрьской революции в Средней Азии, антинаучны в своей основе, поскольку «среднеазиеведы» не учитывают классовый состав общества, а исходят из национального принципа, т. е. берут за основу целиком угнетенные нации, не дифференцируя их на составные классовые части. Реакционная историография всеми силами и средствами пыталась и пытается исказить историю и принизить значение Октябрьской социалистической революции, означавшей для народов Средней Азии, как и для народов всего мира, начало эры крушения колониализма и утверждения коммунизма. Освещение истории Октября находится в тесной связи с вульгаризацией и фальсификацией других этапов в истории нашей Родины — гражданской войны, мирного социалистического строительства. В ложном свете представляется и история борьбы советского народа с басмачеством.

В реакционной буржуазной историографии 50-х гг. уделялось внимание не только ферганскому, но и бухарскому, хивинскому (хорезмскому) басмачеству, а также тому периоду, когда оно было наиболее распространено в этих районах: 1920 — началу 30-х гг. На все лады расписывались «военные» победы басмачей над мирным населением, кровавый террор, устанавливаемый басмаческими бандами, изображался как «либеральный порядок»[253]. Указывая на характерные моменты в развитии басмачества, некоторые авторы отмечали, что в 1918 г. «история басмаческого восстания… это не военные кампании, а местные засады, поджоги и убийства. В каждом районе форма была одной и той же, но у басмачей отсутствовала сплоченность, и они действовали независимо, иногда даже друг против друга»[254].

Наиболее всеобъемлюще с точки зрения буржуазной историографии басмачество в тесном контексте с историей Великой Октябрьской социалистической революции и гражданской войны в СССР рассматривается в «трудах» Пайпса и Парка.

Остановимся поэтому более подробно на книгах Р. Пайпса «Образование Советского Союза: коммунизм и национализм» и А. Парка «Большевизм в Туркестане», в которых наиболее «утонченно» фальсифицировались кардинальные проблемы Октября и социалистического строительства в республиках Советского Востока.

Р. Пайпс, являясь одним из типичных выразителей идей класса, которому служит, обосновал ряд положений, являющихся ныне фактически постулатами для многих буржуазных историков. В предисловии к первому изданию книги «Образование Советского Союза» автор так определял свою задачу: исследовать историю «развала старой Российской империи и утверждения на ее развалинах многонационального коммунистического государства: Союза Советских Социалистических Республик»[255]. В связи с такой постановкой вопроса, естественно, автор обратился к истории народов Советского Туркестана. Одним из главных положений Р. Пайпса является доказательство того, что Средняя Азия была вторично «завоевана» Советской Россией, что ее народы якобы стремились обрести другой путь развития, соответствующий их «национальным чаяниям», в то время как произошел процесс «насильственной советизации». Именно Пайпс широко оперирует термином «пролетарский колониализм».

В соответствии с этой теорией Пайпс рассматривал и другие вопросы, связанные с историей Туркестана в первые годы Советской власти, и в частности ее экономическую политику. Черными красками и, добавим от себя, не без литературного мастерства описывалось им имевшее якобы место в годы гражданской войны изъятие земли у представителей коренных национальностей, грабежи и насилия и т. п.

Какие же «доказательства» и «аргументы» приводились для подтверждения «насильственной советизации» и «пролетарского колониализма»?

Можно определенно сказать, что Пайпс и все другие авторы использовали единичные факты из истории первых месяцев Советской власти в Туркестане — расписываемые на разные лады ошибки (действительные и мнимые), допущенные в области национальной политики. В, связи с этим особое внимание уделялось III Краевому съезду Советов Туркестана, состоявшемуся в ноябре 1917 г.

Известно, что отдельные советские историки в 40–50-е гг. придерживались ошибочного мнения о том, что большевики Туркестана на съезде якобы допускали только ошибки по национальному вопросу. Обычно при этом ссылались на принятую «Декларацию» и упускали из виду «Наказ Совнаркому»[256], утвержденный съездом, и его другие документы. Не принималась также во внимание практическая деятельность Коммунистической партии и Советского правительства по претворению в жизнь ленинской национальной политики.

Любителям выдавать всю политику Советской власти в первые годы ее существования за ошибочную достойную отповедь дал в свое время В. И. Ленин. Он писал: «Мы не боимся наших ошибок. От того, что началась революция, люди не стали святыми. Безошибочно сделать революцию не могут те трудящиеся классы, которые веками угнетались, забивались, насильственно зажимались в тиски нищеты, невежества, одичания». В. И. Ленин подчеркивал, что «на каждую сотню наших ошибок… приходится 10 000 великих и геройских актов…»[257]

Басмачество — эту «сумму» контрреволюционных, антисоветских выступлений — Пайпс рассматривал как «народное движение». Как и другие буржуазные авторы, он связывал возникновение басмачества с падением «Кокандской автономии», а определяющим моментом его появления считал осуществление якобы проводимой Советским правительством «колонизаторской политики» в крае.

Так, Р. Пайпс писал, что «недовольство местного населения Советской властью нашло свое выражение в партизанской войне, истоки которой зародились в Ферганской долине, широко распространившейся в соседних областях и в конце концов охватившей почти весь Туркестан, включая Хивинское и Бухарское ханства»[258]. «Это народное движение, — продолжал он, — возможно наиболее упорное и успешное во всей истории Советской России, стало известно как басмачество, а его участники — как басмачи»[259].

Пайпс лицемерно заявил при этом, что коренное население Ферганской долины, «ранее (до Октябрьской революции. — Авт.) боявшееся басмачей, после установления Советской власти стало считать их защитниками и освободителями»[260]. Как мог «маститый советолог» «забыть» о разоренных кишлаках, убийствах женщин, стариков, детей, активистов народной власти? Этот вопрос мы адресуем Ричарду Пайпсу! Ради научной объективности стоит все-таки заметить, что он в конце концов вынужден был, противореча, конечно, самому себе, признать надуманность высказываний буржуазных авторов о национальном характере басмачества, ибо, как он писал, «все в целом движение сопротивления, известное как басмачество», не было воплощением «в действие какой-то позитивной политической или социальной философии». Но, продолжая эту мысль, Пайпс все-таки остался верен самому себе, заключая ее словами, вытекающими из его общей концепции: басмачество — «отчаянная реакция на злоупотребления властью», и оно исчезло, «как только эти раздражители были ликвидированы»[261].

На чем основываются эти утверждения ведущего «советолога»? Источник его выводов найти не трудно. При «изучении» природы басмачества Пайпс опирается на работы Кастанье, Чокаева и других перебежчиков из Страны Советов, в которых, как уже отмечалось, была дана антисоветская, националистическая трактовка сути рассматриваемого вопроса. Правда, он использует и некоторые работы первых советских историков (Василевского, Соловейчика и др.), содержащие, как это показано в главе о советской историографии, ряд неверных оценок этой формы классовой борьбы в Средней Азии в 1917 — начале 30-х гг. Одной из наиболее цитируемых Пайпсом работ является уже упоминавшаяся книга Г. Сафарова «Колониальная революция (Опыт Туркестана)». Литературу, в которой дана научная оценка басмачества, Пайпс в целом игнорирует.

Опора в основном на антисоветские, троцкистские источники, попытка создать на основе их использования концептуальные взгляды по истории басмачества делают книгу Р. Пайпса необъективной и по существу антиисторичной. В середине 50-х гг. французский историк-марксист Порталь в рецензии на нее писал, что взгляд на образование СССР как на «завоевание русскими национальных областей является недостаточно обоснованным» и что «Пайпс не учитывает многих факторов, толкавших народы СССР к сплочению вокруг Советской власти»[262]. В полной мере это высказывание можно отнести и к освещению Р. Пайпсом истории возникновения и краха басмачества.

В книге А. Парка[263] также рассмотрен большой круг вопросов, изложены многие позитивные мероприятия Советской власти. Автором были освещены такие аспекты истории Октябрьской революции в Средней Азии, как ход революции в регионе, политическое устройство Туркестана в первые годы Советской власти, отношение большевиков к исламу, советская национальная политика, экономическое развитие Средней Азии после гражданской войны, земельная реформа, культурная революция в среднеазиатских республиках в послеоктябрьский период, и ряд других. Значительное место было отведено истории басмачества. И здесь приходится вновь повторять, что при изучении этой проблемы для Парка, как для подавляющего большинства буржуазных историков, источниками стали работы Кастанье, Чокаева, Бейли, советских авторов 20-х — начала 30-х гг.

Нелишне заметить, что объемистый, более 400 страниц, труд А. Парка был создан по программе исследований Русского института Колумбийского университета и при финансовой поддержке фонда Рокфеллера.

Книга А. Парка оставила своеобразный след в реакционной буржуазной историографии тех лет: до него никто не фальсифицировал столь большой круг вопросов по истории Октябрьской революции и гражданской войны в Средней Азии. Не удивительно, что впоследствии, в середине 60-х — начале 80-х гг., она стала источником для других «советологов», в той или иной мере занимающихся историей советских среднеазиатских республик. К тому же А. Парк всячески пытался прикрыться личиной объективности. Для этого он, в частности, использовал довольно большой круг советской литературы, но, конечно, основательно ее препарируя.

Профессор Колумбийского университета Филипп Мосли, один из «патриархов» американской «советологии», написавший предисловие к книге, также хотел убедить читателя, что Парк якобы свободен от пропаганды различных оттенков[264]. Однако, несмотря на подобные заверения, А. Парк выступает перед нами как фальсификатор истории народов Средней Азии и истории Коммунистической партии Советского Союза[265]. Достаточно сказать, что его объединяет с Б. Хаитом, Р. Пайпсом исходная установка о «советском колониализме».

Как же американский «советолог» трактует басмачество?

Обратившись к национальной политике Советского государства, А. Парк заявляет, что оно только на словах проводило курс на самоопределение коренного населения Средней Азии[266]. Советская национальная политика посему, считает он, возродила пантюркистское движение, реализованное вначале в виде «Кокандской автономии», а затем в басмачестве[267]. В целом же А. Парк пытается представить басмачество «освободительной войной», а его главарей — «национальными героями».

К причинам возникновения басмачества Парк также отнес деление городов на две противопоставленные друг другу части: «существование различий между старым и новым городами, между мусульманской местностью и русским городом, заострилось в открытой враждебности и вылилось в вооруженное сопротивление, в народную партизанскую войну, известную как басмачество»[268]. «Суть басмачества, — довольно верно заметил Парк, — заключалась в национализме»[269]. Он констатировал тут же, что руководство басмачей состояло в основном из националистических групп, участвовавших в образовании «Кокандской автономии», и их лозунгом было «Туркестан для туркестанцев». Идеологической оболочкой движения, указывал А. Парк, была религия: басмачи якобы выступали в защиту ислама[270].

Цель всех этих утверждений одна — извратить ленинскую национальную политику, представить ее как «русификацию» и тем самым обосновать «общенародный» характер басмачества.

Исторический процесс, успешное строительство социализма народами нашей многонациональной страны убедительно опровергают и этот тезис буржуазной историографии.

Таким образом, в 20–50-е гг. происходило зарождение и становление основных антикоммунистических версий сущности среднеазиатского басмачества: фальсифицируя строительство социализма в регионе, буржуазные авторы извращали и сущность басмачества, приписывая ему «освободительный», «национальный» характер. Такая трактовка басмачества была подхвачена и углублена буржуазной историографией 60–80-х гг.

3. Поток лжи не иссякает

Современная эпоха характеризуется тем, что «исторические достижения реального социализма, рост авторитета и влияния мирового коммунистического и рабочего движения, прогрессивное развитие стран, сбросивших ярмо колониального гнета, подъем национально-освободительной борьбы, огромный размах антивоенного движения все более глубоко воздействуют на сознание народов во всем мире»[271].

Международные силы реакции во главе с правящей империалистической верхушкой США пытаются остановить поступательный ход общественного развития вынашивая бредовые планы достижения мирового господства с помощью ядерной войны. В этих условиях против Советского Союза, стран социализма была развернута беспрецедентная по своим масштабам и оголтелости психологическая война. На июньском (1983 г.) Пленуме ЦК КПСС подчеркивалось: «Не гнушаясь ложью и клеветой, буржуазная пропаганда стремится очернить социалистический строй, подорвать социально-политическое и идейное единство нашего общества. Поэтому особую важность сегодня приобретают классовая закалка трудящихся, бескомпромиссная борьба против буржуазной идеологии»[272].

60-е — начало 80-х гг. — важный период в развитии буржуазной историографии Великой Октябрьской социалистической революции и «исследования» других проблем истории СССР. В условиях обострения идеологической борьбы двух систем буржуазные апологеты, в их числе профессиональные историки, политологи, «советологи», пытались опорочить идеи марксизма-ленинизма, умалить значение Великого Октября для судеб мира. Цель этих нападок одна «отвратить людей от социализма»[273]. Этой цели служат и антикоммунистические концепции строительства социализма в национальных районах страны. Следует также учитывать, что современный антикоммунизм в значительной степени ориентирован на национализм[274].

Успешное строительство социализма в республиках Средней Азии и Казахстане все более вдохновляет народы, освободившиеся от колониального гнета, на выбор некапиталистического пути развития. Буржуазная историография извращает и фальсифицирует героический путь народов Средней Азии и Казахстана и других национальных республик Советского Союза, дело созидания нового, свободного от эксплуатации и национального угнетения общества.

В этот период небывало возросло число «советологических», пропагандистских учреждений, кадров, занимающихся «изучением» Советского Союза. Увеличилось количество публикаций по истории Советской Средней Азии.

В конце 70-х гг интерес к истории Октябрьской революции в Средней Азии особенно усилился после свершения Апрельской революции в Афганистане 1978 г., антишахской, антиимпериалистической революции в Иране. Не случайно в этот период буржуазные идеологи обратились к исламу, пытаясь использовать его наиболее реакционные доктрины в антикоммунистических целях В этом плане прозвучал призыв профессора Парижского и Чикагского университетов А. Беннигсена к западным историкам сосредоточить усилия на «тщательном изучении» антисоветской деятельности мусульманских консервативных движений в прошлом с целью выяснения их, как он выразился, «возможной роли в будущем»[275].

«Исламский фактор» нашел отражение и в «советологической» литературе 60–80-х гг. Как и ранее, «новые» версии басмачества логически исходили из концепций реакционной буржуазной историографии Bеликого Октября. В эти годы получили распространение концепции «искусственного распространения революции» и «насильственной советизации национальных окраин».

Французские авторы А. Беннигсен, Ш. Лемерсье-Келькедже, канадская исследовательница Т. Раковска-Хармстоун и другие клеветнически заявляли о «невосприимчивости» коренного населения Средней Азии к идеям социалистической революции, об индифферентном отношении народов национальных окраин «к большевикам», об установлении Советской власти в Туркестане как «логическом продолжении колониальной политики царской России» и т. д.[276]

В Отчетном докладе ЦК КПСС XXVI съезду подчеркивалось, что в религиозных, в их числе и исламских, движениях необходимо учитывать, «какие цели преследуют силы, провозглашающие те или иные лозунги. Под знаменем ислама может развертываться освободительная борьба. Об этом свидетельствует опыт истории, в том числе и самый недавний. Но он же говорит, что исламскими лозунгами оперирует и реакция, поднимающая контрреволюционные мятежи. Все дело, следовательно, в том, каково реальное содержание того или иного движения»[277].

Примером того, как в реакционных целях использовался ислам, является тот факт, что под лозунгами «защиты ислама» боролись против Советской власти в 20–30-е гг. басмачи в Средней Азии. Под этим лозунгом сегодня против народной власти при помощи и покровительстве империалистических и реакционных кругов западных и мусульманских стран выступают душманы Афганистана.

Если в двадцатые годы панисламистские лозунги использовал авантюрист Энвер-паша, мечтавший на базе советских республик Средней Азии создать мусульманскую империю, то современные идеологи панисламизма пропагандируют «всемирное исламское государство», в состав которого также включают районы традиционного распространения ислама, являющиеся неотъемлемой частью территории СССР и других социалистических стран[278].

Иллюзорность таких планов понимают некоторые «советологи». Даже Дж. Уилер, отмечая в своей статье «Ислам и Советский Союз» бесплодность заявлений двадцатипятилетней давности западных правительств о росте националистических чувств советских мусульман, подчеркивал: «Единственно, что можно сказать по этому поводу, даже если такая возможность существовала раньше, то сейчас она сошла на нет. В сложившихся обстоятельствах всякое мусульманское националистическое движение, подобное движениям многих мусульманских народов Ближнего Востока и Южной Азии, полностью лишено перспективы»[279]. Несмотря на такого рода признания, буржуазные идеологи в целом надеются, что мусульмане Советского Союза станут «диссидентами XXI века».

С 60-х гг. широко практикуется проведение конференций «советологов», на которых попутно рассматриваются и вопросы «изучения» истории Средней Азии. В первой половине 60-х гг. состоялся мусульманский международный симпозиум «Ислам в политике»[280], на котором выступил Дж. Уилер, бывший в то время директором Среднеазиатского исследовательского центра Великобритании и соредактором «Среднеазиатского обозрения». В сообщении о Советской Средней Азии он повторял свои прежние версии о басмачестве, охарактеризовав его «как неистовое вооруженное сопротивление новому режиму»[281].

Но характерно и другое. На этом же симпозиуме прозвучали слова Дж. Уилера о несомненных успехах среднеазиатских республик, достигнутых в экономической и культурной областях жизни за годы Советской власти, что позволило им обогнать в своем развитии многие «несоветские мусульманские страны»[282].

В феврале 1968 г. в Пакистане, в Равалпинди, состоялась конференция, посвященная 1400-летию Корана. В ней приняли участие делегации 18 стран, в том числе из СССР. Были здесь и представители антисоветской мусульманской эмиграции, и среди них небезызвестный бывший активный вдохновитель басмачества в Туркестане профессор Стамбульского университета Ахмед Заки Валиди Тоган (Валидов). Его доклад был особенно проникнут духом антикоммунизма и антисоветизма[283].

В современных условиях острейшей идеологической борьбы международный империализм вновь поднимает на щит мифы об «угрозе Москвы» другим странам, об «экспорте революции» и т. д. Этому служат и труды «советологов» как по общим проблемам истории СССР, так и по отдельным ее аспектам.

Особенное внимание уделяется фальсификации национальной политики Советского государства. В последнее время в связи с ростом демократических движений в странах Ближнего и Среднего Востока муссируется тезис о том, будто сближение различных мусульманских народов с русским и другими славянскими народами носит односторонний характер и нацелено на «поглощение нерусских наций и народностей славянскими народами»[284]. В 60-е — начале 80-х гг. происходит модернизация концепции происхождения басмачества: если ранее почти единодушно считалось, что решающей причиной его возникновения послужило падение Временного Кокандского правительства, а также ошибки местных органов Советской власти, то теперь буржуазные авторы присовокупляют к ним причины социально-экономического и национального характера. В некоторой степени по-новому трактуются и ошибки Советского государства в области национальной политики, их неизбежность в условиях диктатуры пролетариата.

Переходя к рассмотрению основных работ о басмачестве в 60-х гг., следует иметь в виду, что подавляющее большинство современных буржуазных историков, отрицая закономерности победы Октября в Туркестане, доказывают, что социалистическая революция якобы лишь заменила одну форму эксплуатации другой и поэтому коренное население Средней Азии не могло участвовать в революционной борьбе. Особенно четко эта мысль проводится в книге Р. Пайпса «Образование Советского Союза (коммунизм и национализм)», переиздававшейся в 1964 и 1968 гг.

В первой половине 60-х гг. американские «советологи» С. Зеньковский, бывший в то время директором русских и азиатских исследований в Стетсоновском университете, Р. Пайпс, английский историк X. Сетон-Уотсон, профессор школы славянских и восточноевропейских исследований при Лондонском университете, западногерманский «советолог» Б. Хаит по-прежнему рассматривали басмачество как «форму партизанского движения», «реакцию на колонизаторские действия советских властей в регионе»[285].

Эти и ряд других «советологов» для подкрепления своей лживой версии о сущности басмачества и о безучастном отношении местного населения к установлению Советской власти в Средней Азии и Казахстане усиленно приписывали, как это делалось в предыдущих работах реакционных буржуазных историков, зарубежным интернационалистам решающую роль «в победе красных в Средней Азии в ходе гражданской войны», в разгроме басмачества[286].

Буржуазные авторы и в 60-е гг. фальсифицировали и искажали труды советских ученых по истории Великого Октября в национальных районах нашей страны, движения зарубежных интернационалистов в Советской России в 1917–1920 гг.

В реакционной буржуазной историографии сложилась определенная тенденция. Поскольку советская научная литература настолько авторитетна, что обходить и игнорировать ее стало невозможно, советские книги и статьи используются, но искажаются и препарируются. Тем самым делается и попытка их дискредитации.

Весьма показательна в этом отношении работа Хаита «Некоторые проблемы современной туркестанской истории: анализ советских нападок на вымышленных фальсификаторов истории Туркестана»[287][288]. В ней рассмотрены такие узловые вопросы послеоктябрьской истории Средней Азии, как движущие силы социалистической революции, формы классовой борьбы в регионе в годы гражданской войны. Естественно, что анализ этих проблем дан на основе антикоммунистических концепций.

Оценки советских работ, данные Б. Хаитом, голословны, необъективны, проникнуты духом антисоветизма. Его «историографическое исследование» наглядно демонстрирует в целом фальсификаторские приемы. Чтобы придать некую «правдоподобность» своим утверждениям, автор привел много ссылок на работы М. В. Фрунзе, советских авторов 20–30-х гг., начала 60-х гг., якобы подтверждающих истинность выводов Хаита и неправомерность основных положений советской историографии.

Вот один из ярких примеров фальсификации советской историографии. Как и подавляющее большинство буржуазных авторов, Б. Хаит утверждал, что в установлении Советской власти главную роль сыграли не трудящиеся массы Туркестана, а Красная Армия. В связи с этим он ссылался на книгу среднеазиатского исследователя истории движения зарубежных интернационалистов И. Сологубова, в которой рассматривался вклад иностранных трудящихся в борьбу советского народа с внутренней и внешней контрреволюцией[289]. Хаитом вновь поднималось на щит утверждение буржуазной историографии о том, что решающая роль в разгроме интервенционистских, басмаческих, других контрреволюционных сил в Средней Азии и Казахстане принадлежит иностранным интернационалистам — бойцам Красной Армии [290].

Что же известно на самом деле об участии иностранных интернационалистов в борьбе за победу и упрочение Октября? Большинство буржуазных авторов 50–60-х гг., и в том числе Б. Хаит, старательно замалчивали тот факт, что из громадной массы иностранных трудящихся, оказавшихся к моменту свершения социалистической революции в России (более четырех миллионов)[291], лишь самые сознательные и организованные стали непосредственными участниками борьбы за власть Советов, основная масса военнопленных и других зарубежных трудящихся были поначалу лишь очевидцами революционных преобразований в Туркестане[292]. Дальнейшее развитие социалистической революции, деятельность РКП (б), зарубежных коммунистов обусловили вступление тысяч иностранных трудящихся в ряды вооруженных защитников революции.

Отметим также, что к Октябрю 1917 г. в Туркестане насчитывалось примерно 5 млн. человек населения (узбеков, туркмен, казахов, киргизов, таджиков, каракалпаков, среди них более 500 тыс. русских, украинцев, белорусов). В регионе в этот период находилось свыше 40 тыс. австро-венгерских, германских военнопленных, не менее 300 тыс. выходцев из Западного Китая, 60–100 тыс. выходцев и отходников из Ирана — персов, азербайджанцев, курдов, несколько тысяч выходцев из Афганистана, Индии. Основную массу эмигрантов и отходников из сопредельных с Туркестаном стран Востока составляли крестьяне, кочевники и чернорабочие[293].

В упомянутом Б. Хаитом исследовании И. Сологубова был дан анализ пропагандистской, военной деятельности иностранных коммунистов региона, приведены цифровые данные[294]. Указывалось также, что в июне 1919 г. в краевой коммунистической партии иностранных рабочих и крестьян насчитывалась 21 местная организация с общим количеством 2530 коммунистов [295].

Преувеличивая роль зарубежных интернационалистов-красноармейцев, буржуазные авторы тем самым пытались приписать им решающее значение в Октябрьской революции, представить Красную Армию как «наднациональную силу». В советской исторической литературе убедительно показано, что основной силой в победе Октября, в борьбе с белогвардейцами и интервентами в национальных районах страны были трудящиеся массы. Победа социалистической революции в Средней Азии явилась результатом совместной борьбы трудящихся всех национальностей под руководством русского рабочего класса и его партии, соединившей в единый поток борьбу за мир, землю, социальное обновление.

Движение солидарности, развернувшееся во всем капиталистическом мире, участие зарубежных интернационалистов в вооруженной борьбе советского народа с внутренней и внешней контрреволюцией имели, по словам В. И. Ленина, громадное моральное значение для российского рабочего, ибо он «знал, чувствовал, осязал помощь, поддержку в этой борьбе, которая была оказана ему пролетариатом всех передовых стран в Европе»[296]. В памяти советского народа останутся имена более 1000 иностранных коммунистов интернационального полка Туркестанской Красной Армии, боровшихся с басмачами в Ферганской долине. Командир интернационалистов Э. Ф. Кужелло был награжден двумя орденами Красного Знамени и золотым оружием[297], серб Г. С. Маркович за борьбу с басмачеством был награжден тремя орденами Красного Знамени[298].

Основу вооруженных сил Туркестанской республики в 1918–1920 гг. составляли русские, узбеки, казахи, туркмены, представители других коренных национальностей края. В 1920 г., когда основные бои с басмаческими бандами велись в Ферганской долине, в Красную Армию было призвано более 30 тыс. человек из коренных национальностей Средней Азии[299]. Отметим, что особенность строительства Красной Армии в Туркестане заключалась в следующем: до мая 1920 г. всеобщая воинская повинность распространялась только на европейское население. Тем показательнее факт, что во второй половине 1918 г. и первой половине 1919 г. из добровольцев коренных национальностей края были сформированы первый стрелковый батальон имени III Интернационала и туркменская рота в Самарканде, узбекский отряд Красной Армии в Андижане, несколько национальных частей в Ташкенте. Всего с января 1918 по декабрь 1919 г. в Туркестане было сформировано 20 национальных подразделений[300]. Они внесли весомый вклад в разгром контрреволюции в Средней Азии.

Многочисленные факты опровергают фальшивое по своей сути заявление Б. Хаита, что русскому пролетариату в регионе помогали только иностранцы, бывшие военнопленные, которые «организовали так называемые интернациональные бригады» и «сражались с Красной Армией в Туркестане против туркестанцев» [301]. Как показано в советской исторической литературе, части Красной Армии, в которых бок о бок воевали русские, украинцы, узбеки, туркмены, казахи, киргизы, представители других народов нашей страны, трудящиеся из зарубежных стран, сражались не с «туркестанцами», а с русскими белогвардейцами, интервентами, басмачами, националистической контрреволюцией. Число иностранных интернационалистов, защищавших с оружием в руках Советскую власть, было относительно невелико, но неоценимо морально-политическое значение факта конкретного воплощения в жизнь принципов пролетарского интернационализма.

На все лады расписывали западные «советологи» подвиги басмачей, умалчивая об их варварстве, мракобесии, звериной жестокости. В памяти же народной навсегда останутся боевые подвиги красноармейцев, пограничников, милиционеров, отважно сражавшихся с бандами басмачей. Об этом — множество свидетельств. Мы приведем одно их них — воспоминания ветерана гражданской и Великой Отечественной войн Б. Гуджалова о разгроме басмаческой банды Шалтай-батыра:

«В составе сабельного эскадрона, сформированного из кавалерийского второго туркменского полка, я выехал с этой станции (Кизил-Арват. — Авт.) в глубь Каракумов, к колодцам Орта-Кую и Кирк-Кую. Нам предстояло уничтожить банду басмачей Шалтайбатыра, лютого врага Советской власти. Самому старшему из нас, командиру эскадрона Якубу Кулиеву (впоследствии он стал генерал-майором и геройски погиб во время Великой Отечественной войны), было 29 лет, остальные — совсем еще мальчишки… Нам противостоял хорошо вооруженный, прекрасно знающий местность враг, известный своим коварством и жестокостью.

Басмачи мстили нам за то, что Советская власть отобрала у них богатства, лишила права жить за счет труда других. Затаившиеся в песках Каракумов банды совершали налеты на мирные аулы, советские учреждения. Незадолго до нашего похода басмачи разграбили обоз с продуктами для рабочих и обрекли на голод людей, трудившихся в самом сердце пустыни.

А за что воевали мы, простые туркменские парни, а вместе с нами русские и украинцы, узбеки и таджики? Мы воевали за то, чтобы отстоять власть, которая научила нас читать и писать, которая освободила народ от гнета царизма.

Я рос без отца и матери, был батраком у бая, пас его отары. И только после Октября я смог выучиться грамоте, закончил Ташкентскую военную национальную школу.

Банды Шалтай-батыра мы разгромили. Это был не первый и не последний наш бой с басмачами. Главное, что я вынес для себя из этих трудных и порой смертельно опасных походов, — побеждает всегда тот, кто борется за правое дело, кто защищает не свои личные интересы, а интересы народа. За участие в борьбе с басмачеством я был награжден боевым орденом. Есть у меня и другие награды, но к этой, полученной в юности, отношение особое»[302].

Начиная со второй половины 60-х гг., когда с особенной силой выступает современное поколение фальсификаторов, изучение проблем Советской Средней Азии характеризуется все большей интернационализацией: издаются коллективные монографии не только ведущих западных «советологов», но и буржуазных исследователей того же толка из Индии, ряда других капиталистических государств. Различные аспекты истории советских среднеазиатских республик освещаются и в работах, посвященных новейшей истории Афганистана.

Рассмотрим некоторые коллективные работы ведущих «советологов». Наиболее крупными из них, в которых принимали участие буржуазные авторы из Великобритании, США, ФРГ, Франции, были изданные в конце 60-х — начале 80-х гг. труды «Средняя Азия», «Изменение и мусульманский мир», монографии А. Беннигсена и С. Уимбуша «Мусульманский национальный коммунизм в Советском Союзе: революционная стратегия для колониального мира», Беннигсена и Ш. Лемерсье-Келькедже «Ислам в Советском Союзе» и др. [303]Казалось бы, что объединение для написания единого, в какой-то мере обобщающего труда приведет к выдвижению новых идей и положений по этому вопросу. Но этого не получилось.

Среди авторов «Средней Азии»[304] была небезызвестный французский «советолог» Э. Каррер д’Анкосс. Она проповедовала ранее выдвинутую идею о том, что образование советских республик в Средней Азии было направлено «на уничтожение единства региона и искоренение таким образом националистических тенденций, которые преобладали во времена революции». Но все— таки одна новая мысль у автора имеется. Д’Анкосс вынуждена заявить, что осуществление новой экономической политики в Средней Азии, улучшение материального положения населения региона лишили «оппозицию, в особенности басмачество, народной поддержки» [305].

Тем не менее, по ее мнению, оппозиция Советской власти существовала до 30-х гг., когда басмачество вновь развернулось «в форме сопротивления коллективизации» и продержалось в Таджикистане якобы до 1935 г.[306] Но автор «забыла» сказать о том, что это были отдельные выступления разрозненных и немногочисленных банд, засылаемых из-за рубежа.

В целом авторский коллектив монографии «Средняя Азия», в который также входили другие французские «советологи» (А. Беннигсен, Ш. Лемерсье-Келькедже) и ряд авторов из США, остался на позициях крайнего консерватизма в оценке классовой борьбы в Средней Азии в первые послеоктябрьские годы.

А. Беннигсен и С. Уимбуш в книге «Мусульманский национальный коммунизм» опять повторяли тезис «о народном движении», охватившем якобы большую часть Средней Азии[307].

Остановимся на наиболее крупных работах отдельных буржуазных авторов из Франции, США, ФРГ, Великобритании, других капиталистических государств. Заметный след не только во французской, но и во всей западной буржуазной историографии оставил «труд» А. Беннигсена и Ш. Лемерсье-Келькедже «Ислам в Советском Союзе», переведенный во второй половине 60-х гг. на английский язык[308]. Эта книга вышла при непосредственном участии Среднеазиатского исследовательского «центра». Работы Г. Сафарова, Р. Пайпса, А. Парка составили источниковую основу совместного «исследования» французских авторов. Поэтому они также повторили версии о «пассивности» коренного населения Туркестана в Октябрьской революции, о «справедливом» характере «партизанской войны», которую вело басмачество, порожденное якобы «колониалистской политикой» Советского правительства Туркестана, и т. д.[309] Фальсифицировались француз……


в скане бумажного издания отсутствуют страницы 100–101

примечания к пропущенным страницам

179 Ibid., p. 131–132, and oth.

180 Dumont P. La fascination du bolshevisme: Enver pacha et le parti des sovietiques populaires, 1919–1922. — Chaiers du Monde Kusse et Sovietique. Paris, 1975, vol. XVI, N 2, p. 141–166.

181 Carrere D’Encausse H. L’empire eclate: La revolte des nations en URSS. Paris, 1978, 1981; Reforme et revolution chez les musulmans de 1’Empire russe. 2–nd ed. Paris, 1981. См. подробный анализ концепций Э. Каррер д’Анкосс: Исмаилов X. Ответ прорицателям. — Наука и религия, 1980, № 1, с. 40–43; Цоппи В. Указ. соч.

182 Becker S. Russia’s Protectorates in Central Asia: Bukhara and Khiva, 1865–1924. Cambridge (Massachusetts), 1968, p. 273–295, 303; Mazour A. G. Russia Tsarist and Communist. Princeton — New Jersey, 1969, p. 647; Rakowska-Harmstone T. Russia and Nationalism in Central Asia. Baltimore, 1970, p. 21, 32; Rywkin M. Religion, Modern Nationalism and Political Power in Soviet Central Asia. — Canadian Slavonic papers. Ottawa, 1975, vol. 17, N 2–3, p. 282.

183 Becker S. Op. cit.; Rakowska-Harmstone T. Op. cit.

184 Dupree L. Afganistan. Princeton — New Jersey, 1973, 1978, 1980.

185 Dupree L. Op. cit., 1973, p. 448.

186 Massell G. J. The Surrogate Proletariat: Moslem Women and Revolutionary Strategies in Soviet Central Asia, 1919–1929. Princeton University Press, 1974, p. 147.

187 Ibid., p. 8–9, 24–26, 51–52, 58–59, 93, 147, 196–197, 276–277, 340, 391, and oth.

188 Ibid., p. 342. u.

189 Критика фальсификаций национальных отношений в СССР. М., 1984.

190 Иванов В. Н. Буржуазная пропаганда о межнациональных отношениях в СССР, с. 8.


……..трактовки значения Октябрьской революции для национальных районов России.

В американской «советологии» при «исследовании» решения национального вопроса в СССР в последнее время усиливается тенденция представить ленинскую национальную политику как «продолжение русификаторской политики царизма». Эту «идейку» обосновывают профессор Колумбийского университета, «специалист» в области советско-турецких проблем Э. Оллуорт, профессор истории Гарвардского университета Э. Кеннан, профессор по германским и славянским проблемам М. Рывкин, ряд других американских «советологов»[310].

Э. Оллуорт и в 80-е гг. повторяет свои давнишние утверждения о том, будто в результате образования советских среднеазиатских республик было «подорвано» «национальное», «культурное» «единство» туркестанского народа. М. Рывкин в своей книге «Московский вызов мусульманам: Советская Средняя Азия», изданной в США в начале 80-х гг., вновь доказывает «всенародный характер» контрреволюционного антисоветского, националистического выступления[311].

Освободительный характер басмачеству приписывают и более молодые авторы Э. Арнольд, М. Шахрани[312].

В ФРГ по настоящее время продолжает свои «изыскания» Б. Хаит. В начале 80-х гг. он выпустил в серии трудов Института туркестанских исследований книгу «Туркестан в сердце Евроазии»[313]. Многие страницы этого исследования посвящены установлению Советской власти в Туркестане, ходу гражданской войны во всем регионе. И здесь Б. Хаит придерживается своих концепций 50–60-х гг. о характере классовой борьбы в Туркестане в 1918–1920 гг. Он повторяет утвердившееся в предыдущие годы положение о том, что при создании национальных республик в Средней Азии не учитывались «исторические, культурные, этнографические, религиозные, языковые и бытовые связи местного населения», и это подорвало «национальное единство Туркестана» [314].

Басмачей Б. Хаит отождествляет с «борцами за освобождение»[315]. Он проводит прямую аналогию между среднеазиатским и современным афганским басмачеством, причем считает, что басмачество в Афганистане поможет возрождению басмачества в республиках Средней Азии. Надежды Хаита на создание «внутреннего движения за освобождение Туркестана», «его поддержку извне»[316] обращены в далекое прошлое, которое не может вернуться.

За годы, прошедшие с момента свершения Великой Октябрьской социалистической революции, неузнаваемо изменился мир. Социализм стал реальной силой. Советский Союз за короткий исторический срок превратился в великую державу «с высочайшим уровнем культуры и постоянно растущим благосостоянием народа»[317]. Произошли качественные изменения и в национальных отношениях. Они «свидетельствуют о том, что национальный вопрос в том виде, в каком он был оставлен нам эксплуататорским строем, успешно решен, решен окончательно и бесповоротно. Впервые в истории многонациональный состав страны превратился из источника ее слабости в источник силы и процветания»[318]. Бывшие отсталые национальные окраины превратились в экономически и культурно развитые районы, достигнуто фактическое равенство всех наций и народностей, решена в основном задача выравнивания уровней экономического и культурного развития всех советских республик. Об этом, в частности, свидетельствуют данные в области образования коренного населения Средней Азии. До революции оно фактически было полностью неграмотным, в регионе не имелось высших учебных заведений, специалистов со специальным образованием. Ныне эта картина в корне изменилась.

Так, например, уровень образования населения по республикам Средней Азии в 1983 г. был следующим[319].

В 1983/1984 учебном году число высших учебных заведений и количество студентов в них составили[320]:

Количество же специалистов с высшим и средним специальным образованием, занятых в народном хозяйстве, составило в 1983 г.[321]:

Социальный, экономический, культурный расцвет республик Советского Востока стал возможен в условиях социалистического строя, при братской помощи русского и других народов СССР.

А Хаит и еще целый ряд буржуазных авторов толкуют о «возможности свержения русского колониального господства в Туркестане». Но ни в Средней Азии, ни в Афганистане ход истории не повернуть назад.

В начале 80-х гг. в Великобритании была опубликована статья М. Олкот «Басмачи, или восстание свободолюбивых людей в Туркестане, 1918–1924»[322], ставшая своего рода итоговой работой о басмачестве не только английской буржуазной историографии, но и всей «советологии» по рассматриваемой проблеме 70-х — начала 80-х гг. в целом.

Фальсифицируя, извращая ленинскую национальную политику в Средней Азии и Казахстане, М. Олкот пытается убедить западных читателей в том, что в возникновении басмачества якобы «повинна» Советская власть. В доказательство этого она приводит следующий «новый», но тем не менее несостоятельный довод: именно политика Советской власти соединила «модернизм с консерватизмом» и этим заложила «основу их (коренного населения Туркестана. — Авт.) националистических настроении, существующих доныне»[323].

Статья М. Олкот по существу апологетика басмачества. Бандитов, насильников, убийц она объявляет носителями «развивающегося чувства национального единства», утверждает, будто «басмачи сыграли решающую роль в политической модернизации Туркестана, поскольку они объединяли различные элементы среднеазиатского общества в их попытке одержать победу над общим врагом и тем самым заложили основу для общего самосознания» [324].

М. Олкот использует работу Ю. А. Полякова, М. И. Чугунова «Конец басмачества», вышедшую во второй половине 70-х гг., некоторые исследования других советских историков, но ее концепции басмачества по сути не отличаются от традиционных, установившихся в буржуазной историографии антикоммунистических утверждений. Более того, она их во многом усугубляет, ужесточает фальсификаторские приемы, высказывая «новые» домыслы о «национальном» характере басмачества.

М. Олкот упрекает западных ученых в недостаточном внимании к периоду гражданской войны, «который включает басмачество, или движение свободолюбивых людей» [325]. Но и это не соответствует, как уже было показано, действительности.

Несостоятельность утверждений Олкот видна на примере того, что со второй половины 60-х гг. расширяется круг работ, в той или иной мере затрагивающих тему басмачества, в частности, за счет исследований по международным отношениям, вышедших в эти годы в Индии [326].

В книгах индийских буржуазных авторов по национальным отношениям высоко оцениваются международное значение идей Великого Октября для колониальных и зависимых народов, ленинская национальная политика КПСС, создание национальных республик в Средней Азии[327]. Но в то же время некоторые из них в оценке басмачества придерживаются точки зрения западной буржуазной историографии. Многие из индийских ученых получили образование в Великобритании, Канаде, в университетах других западных стран. Все это не могло не повлиять на их подход к теме освещения Октябрьской революции и гражданской войны. В работах, затрагивающих проблемы истории Средней Азии в послеоктябрьский период, во многом повторяются избитые концепции западных «советологов», в частности о характере и сущности басмачества.

История басмачества рассматривается в исследованиях, посвященных различным аспектам новейшей истории Турции, Ближнего Востока. Так, профессор университета в Иерусалиме Иаков Ландау в книге «Пантюркизм в Турции: исследование ирредентизма» значительное внимание уделил пантюркистскому движению среди народов царской России в первые послереволюционные годы [328]. Используя в основном труды буржуазных националистов Тогана, Чокаева, западных авторов Кастанье, Маллесона, Бейли, Пайпса, Парка и других, И. Ландау выражает общепринятые оценки басмачества. Он подчеркивает, что работы указанных авторов «наиболее полезны» для историков [329], довольно подробно освещает издательскую деятельность буржуазных националистов из Средней Азии в Германии, Польше, Турции в 20–40-е гг.

Ландау и другие авторы конца 70-х — начала 80-х гг. подчеркивают, что крах басмачества был предопределен якобы многократным превосходством Красной Армии, воспользовавшейся отсутствием единства среди басмаческих лидеров.

Итак, реакционная буржуазная историография 70–80-х гг., как и ранее, не смогла дать объективный анализ сущности басмачества, причин его поражения. Основные же утверждения о причинах возникновения басмачества в Средней Азии и его окончательном крахе покоятся на «достижениях» «советологии» 20–60-х гг.

Особенность фальсификаторской историографии басмачества последнего десятилетия такова: если в литературе 20-х — начала 60-х гг. превалировало измышление о якобы решающей роли интернационалистов — бойцов Красной Армии из числа бывших военнопленных — австрийцев, венгров, немцев — в установлении и упрочении Советской власти, в разгроме контрреволюционных сил (и в том числе басмачества) в Средней Азии, то в реакционной буржуазной историографии конца 70-х — начала 80-х гг. эти вымыслы используются с большей осторожностью при освещении вопросов истории гражданской войны в Средней Азии.

Еще одной особенностью 60-х — начала 80-х гг. является то, что основная часть «советологических трудов» пишется специалистами-профессорами, подготовленными в соответствующих «центрах» и университетах США, Франции, ФРГ, Великобритании. Одновременно продолжают выходить работы бывшего русского эмигранта, старейшего «советолога» Франции А. Беннигсена и предателя родины, «специалиста» по Туркестану Б. Хаита. Таким образом, определился круг авторов, занимающихся басмачеством.

Как мы уже отмечали, возросший интерес буржуазной историографии к изучению басмачества в конце 70-х — начале 80-х гг. во многом был вызван Апрельской революцией 1978 г. в Афганистане, где формы классовой борьбы оказались отчасти схожими со среднеазиатским басмачеством 30-х гг.

С 1978 г. ведется «необъявленная война» против демократического Афганистана, в которой участвуют Соединенные Штаты Америки, другие империалистические государства, ряд стран Ближнего Востока и Азии (Саудовская Аравия, Израиль, Китай, Пакистан, Иран). По признанию американской газеты «Вашингтон пост», «тайная помощь Центрального разведывательного управления мятежникам в Афганистане превратилась в самую крупную секретную операцию США после вьетнамской войны». Конгресс в 1985 г. выделил на эти цели примерно 250 млн. долларов. Кроме того, Саудовская Аравия, Израиль и Китай планировали в этом же году выделить 250 млн. долларов деньгами, оружием, снаряжением.

С помощью империалистических кругов Запада, реакционных правительств стран Ближнего Востока афганские басмачи несут разрушения и горе народу республики. К началу 1985 г. прямой ущерб от действий басмачей превысил 35 млрд, афгани (примерно 800 млн. долларов).

Совершают многочисленные преступления и акты вандализма бандитские формирования. Их центры подготовки и базы снабжения оружием действуют в основном на территории Пакистана, Ирана и Китая [330]. Но тщетны потуги врагов народной власти. Республика победит контрреволюцию!

В книгах и статьях, касающихся проблемы афганского басмачества, был сделан экскурс в прошлое Средней Азии, проводилась аналогия между басмачами Туркестана и Афганистана [331]. Как ранее реакционные буржуазные авторы объявляли басмачей «борцами за свободу», так сегодня афганских душманов изображают муджахидами [332]. Интернациональную помощь советского народа в борьбе народных масс Афганистана с внутренней контрреволюцией «советологи» А. Беннигсен, Б. Дюпань (Франция), Э. Арнольд (США) и др. представляют как «колониалистскую экспансию» [333]. Вновь буржуазные идеологи пускают в ход обветшалые концепции неприятия мусульманами идей социализма, справедливого характера уже афганского басмачества.[334]

Э. Каррер д’Анкосс в своей публикации в известном французском журнале «Внешняя политика» по поводу событий в Афганистане сочла нужным заметить, что басмачество в Афганистане, как когда-то в Средней Азии, стало традиционной для данного региона формой сопротивления коммунистическим режимам, якобы навязываемым извне[335].

Другой французский автор, Оливье Руа, побывавший в Афганистане и проведший некоторое время среди душманов, в своей пространной статье, опубликованной в начале 1981 г. в журнале «Дипломатический мир», также обращается к истории среднеазиатского басмачества. Делает он это для того, чтобы лучше понять, что происходит в Афганистане сегодня, так как басмачи Средней Азии и афганские душманы тождественны[336]. Как указывается в советской исторической литературе, для басмачества в Средней Азии 20-х гг. и в Афганистане конца 70-х — начала 80-х гг. характерны «одни и те же корни, задачи и цели, хозяева и покровители, тактика действий и их развитие» [337].

Время показывает, что «борцы за свободу» Афганистана даже с помощью империалистических кругов Запада, реакционных мусульманских, ряда других государств не смогли повернуть вспять развитие демократических преобразований в стране. Несомненно, что, каков был конец среднеазиатского басмачества, таков будет удел и афганских душманов.

Особенностью буржуазной историографии последних лет является то, что история басмачества в Средней Азии и современного — в Афганистане — облекается в религиозную оболочку. Как справедливо отмечается в советской историографии, «в связи с событиями в Иране и Афганистане империалистическая пропаганда стремится всячески подогреть пережитки ислама в сознании некоторой части населения Средней Азии, рекламирует «мусульманско-национальный коммунизм», который представляет собой не что иное, как панисламизм и пантюркизм»[338].

Этот интерес к исламу вызван несбыточными надеждами реакционных буржуазных идеологов использовать мусульманский образ жизни в качестве альтернативы социализму. Не случайно Беннигсен, Броксап, Каррер д’Анкосс, Лемерсье-Келькедже, другие буржуазные авторы поднимают на щит миф о «мусульманской угрозе Советскому Союзу» в связи с революцией в Иране, борьбой душманов против народного строя в Афганистане[339]. Они утверждают, будто в Советском Союзе наблюдается рост исламских настроений, якобы угрожающих существованию социалистического строя[340].

Эти концепции буржуазных идеологов направлены на то, чтобы обособить, по их выражению, «мусульманское население» Советского Союза, противопоставить его другим народам и народностям, подорвать дружбу и единство советского народа.

Так, М. А. Мальфрэ в своей монографии «Ислам» (Париж, 1980 г.) также проповедует теорию конфронтации между мусульманами и «неверными» в СССР. Он пишет, что чаша весов в вымышленной им борьбе склоняется в пользу мусульман, ибо численность последних постоянно возрастает не только в республиках Средней Азии, но и «в более близких к столице регионах, а это — тревожное явление для марксистской идеологии и социалистического режима»[341].

Л. Дюпри в 1980 г. в книге «Афганистан» пространно рассуждает о «вторжении» советских войск в Афганистан, о якобы антисоветских настроениях мусульман Советской Средней Азии, подхватывает мысль д’Анкосс об угрозе «поглощения» мусульманскими народами других народов Советского Союза к 2000 г., «когда 53 % населения СССР будет не русским и ⅓ будут составлять мусульмане», и т. д.[342]

В советской историографии уже дан аргументированный анализ этим фальсификациям социально-политической роли «демографического феномена в СССР»[343]. Отметим только, что «советологам» не свернуть народы Советской Средней Азии с пути совершенствования социализма, не подорвать дружбу народов СССР, ибо «для национальных отношений в нашей стране характерны как дальнейший расцвет наций и народностей, так и их неуклонное сближение…»[344].

В начале 80-х гг. за счет фондов Рокфеллера, Форда и Карнеги были изданы и переизданы работы западноевропейских, американских «советологов» по проблемам национальных отношений в СССР. В 1982 г. предполагалось издать расширенный вариант коллективной монографии «Советская национальная политика в действии», впервые опубликованной в 1967 г. под редакцией Р. Конквеста, VI том восьмитомной «Энциклопедии марксизма и коммунизма», сборник докладов, прочитанных на конференции, проведенной в 1979 г. в институте Кеннана, книгу руководителя «центра» социальных исследований в Высшей школе социальных наук Парижского университета профессора А. Беннигсена «Мусульманский национальный коммунизм в Советском Союзе», новый вариант вышедшей в 1980 и 1981 гг. и широко разрекламированной на Западе антикоммунистической, антисоветской работы Каррер д’Анкосс «Расколотая империя»[345].

На основе того же «исламского фактора» возрождаются обветшалые «теории» сущности среднеазиатского басмачества. Так, А. Беннигсен в книге «Исламская угроза Советскому государству», написанной совместно с его дочерью М. Броксап, уже в связи с Апрельской революцией в Афганистане рассуждает о якобы «колонизаторской политике» Коммунистической партии и Советской власти в отношении Средней Азии, «уничтожившей» «прошлое» народов республик Средней Азии[346].

Э. Каррер д’Анкосс и К. Дэвиш, преподавательница политических наук в Саутгемптонском университете (Англия), в совместной статье «Ислам во внешней политике Советского Союза: обоюдоострый меч?» (1983 г.)[347] вновь толкуют о «всенародном», «справедливом» характере басмачества, «жестоко подавленного русскими войсками».

Анализ буржуазной литературы конца 70-х — начала 80-х гг. показывает, что все западные «советологи» продолжают приписывать среднеазиатскому басмачеству «освободительный», «национальный» характер, вновь доказывают «незакономерность» установления Советской власти в республиках Советского Востока, утверждают «закономерный» рост «мусульманских настроений» среди коренного населения Средней Азии, обусловленный якобы «справедливой борьбой афганских душманов».

То, что современная буржуазная историография не отказалась от основных концепций националистических и белоэмигрантских фальсификаторов, обусловлено двумя причинами: «во-первых, неспособностью современной буржуазной идеологии самостоятельно выработать принципиально новые идеи для опровержения идей научного коммунизма; во-вторых, единством целей и идейным родством с идеологией свергнутых эксплуататорских классов России. Именно этим объясняется механизм методологической преемственности белоэмигрантской и современной буржуазной идеологии» [348].

Использование новейшей буржуазной историографией реакционных концепций предыдущих десятилетий еще раз доказывает несостоятельность ее методологических позиций, неспособность объективно и правдиво раскрыть сущность и природу социально-политических событий недавнего прошлого и настоящего, прежде всего процесса революционного преобразования мира.

Загрузка...